Текст книги "Водный мир (СИ)"
Автор книги: Людмила Райот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
…я только-только научилась ходить. Вместо потолка жилища – бескрайний полог неба, солнце светит оттуда, словно яркая лампа, подвешенная очень высоко. Оно – одна из основных констант моей нынешней жизни. Мама, Море, Солнце. Смеясь, стоя по пояс в воде, мама роняет меня в урчащую синеву, и я плыву навстречу яркому пятну света над головой. Плыву к Солнцу. Теперь я знаю, какое Море изнутри…
… мне восемь, и я сама ныряю в воду, бросаясь с возвышения в ликующую пучину. Рядом еще с десяток детей, таких же юрких и гибких. Водоросли – наша одежда, кров и еда. Мы часами сидим на берегу, перебирая длинные стебли, срезанные взрослыми со дна острова, а когда выпадает свободная минута, резвимся в Море. Мальчики ныряют так глубоко, как только могут, уплывают от острова на сотни метров. Девочки не сильно от них отстают. Море – наш наставник, единомышленник в проказах и верный соратник…
… мне только-только исполнилось пятнадцать, и я жду, когда над поверхностью воды покажется Кайл. Ночное небо превращает гладь Моря в серебристое полотно, обращая его в чудесную субстанцию из мира до катаклизма. Некоторые говорят, раньше на нашей планете были моря из мелкой крупы. По ним можно было ходить ногами, не боясь утонуть или провалиться вглубь. «Пустыни». Я не знаю других морей. Они мне не нужны. И когда Кайл всплывает, держа в руке мирэа – самый красивый из всех цветов, растущих на глубине, раздеваюсь и иду к нему в воду. Море – сама жизнь…
Мне двадцать пять, и я стою на твердом островке чужого мира, выныривая на поверхность чужих воспоминаний. Гнева больше нет. Я в шоке. Подавлена, раздавлена и унижена. Ник прочитал меня дважды за один и тот же день. И если за первый раз я ему благодарна – своим даром он избавил меня от головной боли, то в ответ на это рука так и чешется дать по лицу. Он тронул меня, не спросив, взял разум силой и на мгновение перекроил его по своему желанию. Показал то, что я и видеть не желала. А главное, наверняка почувствовал, что мне это понравилось.
– Ну? Ты видела? – он весь аж сияет. – Жители острова добывают водоросли, растущие на подводной части платформы. Плетут из них ткани и готовят еду. Причем, самую разную.
Он так доволен своей выходкой, что не хочет замечать очевидного.
– Ник, ты понимаешь… – я тяжело дышу. Мне дико не хватает Тимериуса, умеющего отрезвлять горячие головы одним своим присутствием. – Можно было… ПРОСТО. СПРОСИТЬ!!!
Он задумывается.
– Можно. Но ведь это… ТАК. СКУЧНО! Пойдем. Осталось найти местную кудесницу, умеющую превращать склизкую траву в шедевры вегетарианской кухни, и ты забудешь о неудачном опыте с убитой рыбой!
Стону в голос. Скучно ему. Мы заработаем кучу проблем, если кто-то узнает, что он читает местных ради развлечения. Вот зачем, зачем я вообще ввязалась во все это? Мало того, что Ник – мой бывший, с остатками чувств к которому я борюсь уже долгое время, так еще он чокнутый, лишенный чувства самосохранения, авантюрист!
– Ты сделала это из-за денег, – услужливо напоминает мужчина. – У тебя их чрезвычайно мало, а у меня – до безобразия много.
– Прекрати постоянно читать чужие мысли, или я выброшу твою игрушку куда подальше! – злюсь я, срывая с руки браслет связи, открывающий доступ к моим размышлениям.
– Тише-тише! – он озабоченно оглядывается по сторонам, проверяя, не услышал ли кто моих слов, и понижает голос. – Здесь за такое могут сжечь на костре. Или утопить. Ты же видела, как живет эта девушка и другие островитяне: всю жизнь на одном и том же острове, вдали от материка и высоких технологий. Рассказы о мире до Великого Потопа кажутся им не более, чем легендами. Что до браслета, ты просто не умеешь им пользоваться. Я научу тебя, я же обещал. Сможешь иногда подглядывать и за моими мыслями тоже. Хочешь?
Хочу. Еще как. С тех самых пор, как познакомилась с ним.
– Можешь подавиться ими, – вместо этого говорю я.
Ник нисколько не огорчен моей грубостью.
– А пока можешь радоваться приятным бонусам от этой связи. Например, если ты случайно сорвешься в море и начнешь тонуть, мне автоматически придет сигнал о помощи. Или, если группа враждебно настроенных местных украдет тебя, спрячет и станет просить выкуп у богатенького мужа, я смогу сам узнать твое местонахождение. Прямо, как сегодня.
То, что в случае неприятностей Ник не оставит меня погибать в море или прозябать у похитителей в подвале, чудесным образом поднимает мне настроение. Я даже готова простить ему распускание рук и ложь о непреднамеренном появлении в переулке.
– Считаешь, это возможно?
– Похищение? Вряд ли. Все-таки Атлантис – цивилизованный мир, хоть и со странностями. А вот падение в море весьма вероятно, зная некоторые, хм… особенности твоей физиологии.
Тут он абсолютно прав. Есть у меня одна врожденная, абсолютно объяснимая с физической точки зрения, черта – привлекать беды на свою голову. Дело в том, что я не очень сочетаюсь с окружающим миром. И чем в более далеком измерении мне предстоит оказаться, тем более угрожающей для жизни становится эта несочетаемость.
Вздыхаю и надеваю браслет обратно. Давно пора научиться не только говорить с осторожностью, но и думать.
Нужная Нику кудесница находится недалеко от площади. К счастью, чтобы узнать ее месторасположение, Нику не приходится никого читать – нас ведет запах. Ветер доносит отголоски тошнотворно-кислого «аромата», к которому примешиваются нотки соли, йода и специй. Полный энтузиазма, муж устремляется прямо к его источнику. У меня же запах вызывает лишь одну ассоциацию: выброшенные на морское побережье, преющие водоросли. И нет никакого желания употреблять их в пищу.
В маленьком домике с приглашающе открытыми дверьми хозяйничает пожилая атлантийка. Не могу отделаться от впечатления, что вижу местную ведьму или знахарку. Несмотря на жару, на ней много одежды – длинная юбка, жилет, открывающий жилистые старческие руки, перепачканный передник. Она колдует над несколькими закопченными чанами, над которыми поднимается удушливый пар. Я еле сдерживаюсь, чтобы не скривиться – комнату наполняет сбивающее с ног амбре морской флоры.
Держась у Ника за спиной, я прохожу в тесную кухню. Вдоль стен выложены большие, перевязанные посередине пучки высушенных водорослей. На стенах висят расценки: корзина еды за три мелких ракушки, две средние или одну крупную. Стоимость обмена еды на другие предметы просьба уточнять у хозяйки.
– Одна большая монета за две тарелки вашего лакомства! – громко заявляет Никель и лезет в нагрудный карман. Но стоит ему подойти ближе, в глазах отражается сомнение: в чанах булькает насыщенно зеленое, водянистое пюре. Я бы пожалела монету и за целую кастрюлю.
Атлантийка смотрит на нас во все глаза, особенное внимание уделяется мне. Справившись с изумлением, подает две тарелки с ложками, сплетенные из туго перекрещенных темных лоскутов. Есть водорослевую еду из водорослевой посуды – Ник, судя по виду, не был к этому готов. Его решимость отведать кулинарные изыски здешнего мира тает на глазах.
– В чем дело? – понижаю я голос. – Ты же раньше бывал в Атлантисе?
– Да, но я путешествовал с другим уровнем… комфорта.
Все ясно. Трехпалубные лайнеры, быстроходные яхты, первоклассное обслуживание и преклонение перед обеспеченными пассажирами. Не станет же къерр Никель Андо добираться до своей лаборатории с помощью плавучих островов, где жизнь стоит на месте уже сотни лет?
– Зато здесь есть ложки, – мне становится весело.
– Хочешь попробовать? – он протягивает мне одну из тарелок.
Очень трогательно. Но не впечатляюще. Пока что в соревновании «кто лучше накормит Вариссу» с значительным отрывом лидирует Тимериус.
– Уверена, это бесподобно вкусно, – я кошусь на повариху, внимательно прислушивающуюся к нашим словам, – но вынуждена отказать.
Оставляю свою тарелку на столике у входа. Я скорее согласна попробовать сырых фиори, чем эту вонючую размазню. Ник осторожно берет в рот ложку с зеленое пюре, и его лицо застывает.
– И как?
– Эмм… неописуемо.
Видимо, на вкус также плохо, как и на запах. Сжимаю челюсти и прикусываю нижнюю губу, чтобы не расхохотаться, но уголки рта сами собой ползут в стороны. Отворачиваюсь. Не хочу показаться неблагодарной и обидеть старушку смехом, она и так смотрит на меня с большим подозрением.
– Если взять больше соли и приправ… – говорит он на набилианском, щедро посыпая месиво специями, – и забыть, из чего это сделано, становится… неплохо.
Тоже перехожу на его родной язык.
– Не ешь, – мне почти физически больно смотреть, как он пытается управиться со своей порцией, – обещаю, я не расскажу об этом Тимериусу. Да и диету можно отложить на какое-то время.
Однако Ник мужественно продолжает есть и останавливается, когда на дне чашки остается совсем немного. Такая выдержка достойна восхищения, но вызывает одно сочувствие.
– Идиот, – он переводит дух и залпом выпивает стакан воды. – Почему я не догадался взять с собой еду?
Он расплачивается с атлантийкой и мы наконец-то покидаем ужасное место. Но не успеваем отойти и на метр, как из кухни раздается грохот вперемешку с воплями, сопровождающийся ударной волной жара и вони.
По округлившимся глазам Никеля вижу – дело плохо. Одна из раскаленных кастрюль опрокинулась навзничь, вынудив повариху вскочить на стол, спасаясь от залившей комнату зеленой жижи.
Как некстати он вспомнил о моем умении притягивать неприятности! Словно напророчил.
– Варисса, – шипит он сквозь зубы, – ты снова?!
– Я ничего не делала! – верещу я. – Даже пальцем не трогала!
Вопли старухи сменяются руганью. Судя по ее шипению, она в ярости, и абсолютно точно знает, кого винить в происшествии.
– Я помогу ей прибраться. Не хватало только, чтобы она разнесла сплетни по всему острову. Уходи, – Ник кидает на меня тяжелый взгляд и направляется обратно, но в последний момент оборачивается. – Нет, лучше стой здесь, пока еще чего не натворила! О, Вселенная, как же с тобой сложно!
У дома почти сразу начинают собираться атланты, привлеченные шумом и суетой. Они смотрят на беспорядок, на меня и Никеля, вместе со старухой возящимся в водорослевом пюре и ругающемся, как сапожник.
Несмотря на наказ Ника, я все-таки ухожу. Боюсь того, что зеваки придут к неблагоприятным для меня выводам. Скрываюсь за поворотом, убыстряя шаг, не заботясь о том, куда и зачем бегу. Меня гонит разочарование, жгучая обида и готовые пролиться слезы. Взгляды местных хлещут, словно розгами, заставляя пылать щеки. Я почти достигаю противоположного края острова, когда Никель настигает меня. Хватает за предплечье, больно впиваясь пальцами, и, не обращая внимания на сопротивление, тащит в обратном направлении.
6. Атлант и Море (1)
– Почему я? Блин, ну почему всегда я? Может, она сама задела его? – голос звенит натянутой струной. Не знаю, почему случившееся так расстраивает меня, и что вызывает большую обиду – дурацкий чан, свалившийся так не вовремя, пристальный интерес атлантов или гнев Никеля.
– И трос на баркасе тоже сам оторвался? Не слишком ли много случайностей, Варри?
Я упираюсь, стараюсь вырвать руку из железной хватки, но Ник непреклонен. Мне хочется освободиться не только из-за противодействия: он весь перемазался в пюре, пока помогал собирать его, и терпеть надоевший запах, источаемый так близко, совершенно невозможно.
– Ах, еще и трос? Любое происшествие валить на меня, как это удобно! Не криворукая старуха, не трухлявый канат на проржавевшей лодке, не происки судьбы и бездарная организация главы экспедиции – а я! Всё – я! Замечательно. Просто потрясающе! – меня несет. Я почти кричу, ничуть не заботясь о том, что поблизости может оказаться множество лишних ушей.
– Не любое. В такие моменты от тебя исходит сила, направленная не на созидание, а на разрушение. Ты не замечаешь, потому что находишься в эпицентре возмущений эфира, но окружающие чувствуют выброс. Это словно неуловимая угроза, предостережение держаться подальше, которая отталкивает и вместе с тем возб… – он запинается и останавливается.
– Да, я возбуждаю всё и вся, мы это уже обсуждали когда-то. Но мне-то что делать?! Возвращаться обратно в Набил, прямиком в объятия Магарони?
– Ты все еще не поняла, что я тебя никуда не отпущу? – Он смотрит на меня, тяжело дыша, стоя почти вплотную, и меня окатывает холодом. Адреналин разбегается по телу, будоража, как ударная доза кофеина. – Созидание или разрушение – неважно. Ты должна быть со мной.
Я вспоминаю, как он поцеловал меня (неужели это было вчера?) и внезапно накатывает понимание: он может и сейчас сделать это. Запросто.
– Отойди, – прошу я, и он, противореча своим словам, отпускает мою руку, чувствуя повеявшую от меня растерянную, почти жалобную, покорность. Я больше не буду сопротивляться и бежать, куда глаза глядят. Я пойду за ним.
– Мы пришли, – он отводит глаза и подходит к двери невзрачного скособоченного домика, мало чем отличающегося от других домов на улице. – Сразу не врывайся, дай охранному устройству просканировать тебя.
Спустя десять минут в дом влетает взволнованный Тимериус.
– Что случилось? Я общался с членами собрания острова. Пришел, как только смог.
– Маленькая неприятность. Варисса перенервничала и устроила потоп в лавке, торгующей бурдой из водорослей.
Не хочу спорить и отпираться. К чему, если даже хамелеон, находящийся далеко от меня, смог почувствовать выброс чего-то там «отталкивающего и возбуждающего».
Парень хмурится.
– Так быстро? Плохо. Расставь подавляющие помехи установки.
Никель сидит, со всех сторон обложившись приборами. Загадка тяжелых рюкзаков, в том числе моего – ооо, да, моего в особенности! – разрешилась. Что может быть нужнее килограммов техники в путешествии? По мнению Никеля – ничего. Тем более, если они могут уберечь от агрессивного воздействия негостеприимного мира.
– А я чем занимаюсь, по-твоему? – ворчит он. – Попробую создать безопасную область хотя бы в радиусе десяти метров от дома.
Следующие два дня я пытаюсь привыкнуть к скучной островной жизни, которая отныне проходит мимо меня, и скромным бытовым реалиям нашего дома. Две комнатки да крохотный туалет (представляющий из себя дырку в полу, омываемую накачивающейся насосом морской водой), становятся нашим пристанищем на ближайшее время. Мужчины, после короткого словесного боя, отдают в мое распоряжение гостиную со старым диванчиком, а сами ютятся в спальне на одной кровати.
Настроение неумолимо падает. Куча приборов, охранное устройство на двери – столь серьезный подход к делу вынуждает бояться саму себя. Редкие выходы «в люди» сопровождаются косыми взглядами со стороны местных, и я перестаю гулять в одиночестве. Лишь атлантийские дети, полные настороженного энтузиазма, косяками проходят мимо нашего дома, заглядывая внутрь окон, и с веселыми криками убегают, стоит кому-то из нас уличить их в слежке. Может, Ник прав, и я бомба замедленного действия, готовая рвануть в любой момент?
Сам он проводит уйму времени, возясь с оборудованием: пытается установить связь с лабораторией в Море Памяти. Безрезультатно: подозреваю, приборы отказываются адекватно работать, реагируя на витающее в воздухе напряжение. Мое отношение к нему меняется диаметрально, от пронзительной нежности к дикому желанию прибить. В такие моменты кажется – слетевшая с плиты кастрюля и оторвавшийся трос сущие пустяки. Я могла бы поднять в воздух целый остров.
Единственная отдушина этих дней – Тимериус. Его аура хамелеона действует успокаивающе, отрезвляя в моменты ярости и гася проявление привязанности. Помимо эмоциональной пользы он несет еще и практическую: сглаживает любые помехи среды, создавая вокруг себя защитную область. Когда он рядом, все встает на свои места. Моя неловкая «особенность» перестает иметь значение. Я снова могу ходить там, где хочу, и когда захочу.
К сожалению, атланта я вижу не так уж и часто. Почти все его время занимают переговоры с гереро и встречи с собранием острова. Он видоизменил свой костюм – укоротил штаны, сменил цвет с ярко-белого на грязно-бежевый, чтобы не выделяться белой вороной среди тусклых нарядов местных жителей, майку превратил в обтягивающую безрукавку. Дорогущие ботинки, чудо инженерной мысли, большую часть дня сиротливо стоят в углу комнаты: к другим атлантам он ходит босиком. «Держу руку на пульсе» – так он сам называет эти бесконечные встречи и переговоры. Но я подозреваю, что ему просто нравится проводить время с людьми из родного мира.
Его деятельность приносит плоды – ему удается договориться, чтобы остров не только дрейфовал, но и шел в нужном нам направлении. И по вечерам, когда солнце тонет в океане, а накопленная за день энергия солнечных батарей преобразуется в механическую, турбины внутри острова набирают ход, двигая лопасти, несущие плавучий поселок в сторону континента.
На второй день моего затворничества он возвращается поздно, после захода, и зовет меня прогуляться. Я с радостью соглашаюсь. Жители острова уже начинают готовиться ко сну, так что их настырное внимание не будет досаждать нам. Никель, прежде чем отпустить нас, долго раздумывает, и наконец берет с Тима обещание быть рядом со мной. Такая забота трогает. Вот только вопрос: о ком он больше переживает: обо мне или об экспедиции, которую я могу поставить под угрозу срыва?
Я безумно рада выйти из дома, и даже традиционное хмурое атлантийское небо не портит мне настроения. Цикличность погоды повторяется изо дня в день: чем ниже опускается солнце, готовясь обмакнуться в темнеющее море, тем плотнее встают набрякшие дождем тучи. Ночью они проливаются дождем, и поутру остров сияет, умытый небесной влагой. Встающее солнце задорно отражается в лужах и блестящих поверхностях, влажность к обеду сменяется зноем, зной сменяется облачностью и дождем… И так по кругу.
– Что означают ваши татуировки? – я невольно засматриваюсь на узоры, окольцовывающие его плечи.
– Принадлежность к роду и региону проживания. У каждого острова и клана есть свое обозначение. Можешь считать, что это послание, в котором зашифрованы данные о человеке. Информация о его корнях.
– Но это же просто рисунки… Как из них можно что-то понять?
– В этом нет ничего сложного. Смотри, – он показывает на завитушку в форме волны, упирающуюся основанием в вытянутую восьмерку на левой руке. – Волна на земле. Символ Озрелья (1) – города, выстроенного частично на воде, частично на берегу.
– Так ты у нас столичная штучка?
– Можно сказать, да, – он улыбается и обводит пальцем сложный геометрический рисунок, начинающийся около локтя и прячущийся за безрукавкой. – А это знак Сильных. Круглые кляксы на спине – титул при рождении.
Сильные? Кляксы?
«Сильные – один из влиятельнейших кланов на континенте. Закругленные завитки в родовой татуировке означают лордство», тренькнуло в голове.
– Оооо… Так ты еще и лорд?
– Был, – на лицо Тима набегает тень, и я понимаю, что в эту тему лучше не углубляться.
Вот это удар! А ведь мы только-только нашли общий язык c Тимериусом. Точнее, с Тимериусом-просто-атлантом. Я даже стала считать его другом. Но кем мне считать Тимериуса-важную-шишку?
Мы молча выходим на голую, обдуваемую со всех сторон набережную, вдали от причала и отсеков для рыбной ловли.
Она выглядит так, словно создана, чтобы быть преддверием океана. Два ряда высоких фонарей высятся по бокам широкой лестницы, спускающейся прямиком в воду. Нет ни ограждений, ни забора: остров плавно перетекает в море, а море – в небо, сливается в сплошное темное полотно.
– Зачем мы здесь? – я оглядываюсь по сторонам, представляя, как во время шторма волны перекатываются по набережной, почти достигая жилых домов. Меня одолевают смешанные чувства. Умиротворение, внушаемое Тимериусом, благоговение перед мощью морской стихии и смутная тень беспокойства. Впереди раскинулась черная пустота, наполненная лишь шумом прибоя, разбивающегося о зеленые скользкие ступени, хлюпаньем, всхлипами. Шаг – и окажешься внутри нее. Мы с Тимом словно два космонавта, замершие на пороге бесконечно одинокого мира.
– Чтобы искупаться, – Тимериус стягивает безрукавку и тянется в штанам. – Сегодня ночью остров дрейфует: дожидается плавучего города, догоняющего нас с запада. Лучшего момента для купания не найти.
С сомнением смотрю вперед. Колышущаяся бездна совсем не вызывает желания в нее окунуться. Стоит ступеням закончится, и открытое море откроет чудовищный зев. Какие древние чудища поджидают внизу, в надежде словить неопытную чужачку?
– Ты пойдешь? – он разувается и снимает последнюю одежду.
– Гырхммм… – вырывается у меня. Абсолютно голый, белый, как снег, Тимериус ярким пятном выделяется на фоне черной воды… Происходящее похоже на психоделический сон с вкраплениями эротики. В голову само собой лезет украденное Ником воспоминание: возлюбленный, ныряющий в море, чтобы достать цветок и таким образом признаться в любви. Отгоняю его, выравниваю дыхание и стараюсь думать очень осторожно, чтобы не привлечь Никеля громкими мыслями.
Что-то подсказывает – он будет в ярости, если узнает, зачем Тим позвал меня.
1) Озрелье – столица Атлантиса, выстроенная на южном берегу последнего материка.
6. Атлант и Море (2)
Атлант тем временем спускается вниз, ни капли не стесняясь наготы, словно всю жизнь только и делает, что дефилирует голышом перед малознакомыми девушками. Становится на ступень ниже, и дошедшая волна обнимает его за ноги, закручиваясь ворохом брызг. Мне чудятся сверкающие искры, загорающиеся и тут же гаснущие в белой пене. Что это? Древняя магия водного мира? Образы, вызванные шоком?
Вода скрывает его до пояса (фух, можно выдохнуть!). Каждое движение порождает серебристый вихрь, закручивающийся вокруг тела. Окунается полностью, отталкиваясь ногами от кромки острова, делая сильный гребок, и вода вокруг вспыхивает серебром.
Забыв о присутствии кого-то еще, Тимериус смеется, плещется, заводя танец с искрами, все дальше отдаляясь от берега. Ныряет и выныривает – голова то показывается, то снова скрывается между горбами водных холмов. Свежий бриз, дующий с моря, чередуется горячими волнами счастья и покоя, генерируемыми атлантом. Он с упоением окунается в воду, желая слиться с жидкой, напоминающей расплавленную ртуть, субстанцией. И море принимает его, как родного, встречая авациями прибоя, рассыпаясь холодным фейерверком белых искр.
Уплыв от берега метров на двадцать, Тим больше не показывается. Я напрасно напрягаю зрение, всматриваясь в колышущуюся воду, еле освещаемую тусклыми фонарями.
Исчезают искры. Счастье и тепло отдаляется, стихая, тушатся ночной пронизывающей свежестью. Минуты бегут одна за другой, и каждая по капле вливает тревогу. Я понятия не имею, как далеко Тим умеет уплывать, и сколько способен находиться под водой.
Мнусь на берегу, не решаясь войти в воду. Пытаюсь вызвать атланта по мысленной связи, но в ответ в висках стучит гулкая тишина. Да и стоит ли его торопить? Имею ли я на это право? Ох. Никелю это не понравится…
– Не понравиться ЧТО?
Подпрыгиваю на метр от неожиданности – дернул же черт подумать! Таких людей не стоит поминать на ночь глядя. Раз, и мой невозможный супруг уже тут, легок на помине. Стоит позади, засунув руки в карманы, и смотрит, склонив голову набок. Словно личный демон, возникающий на одном из плеч в моменты сомнений.
– Тим уплыл, – я кивком показываю на море, стараясь не выдать своего волнения, хотя именно оно и привело мужа сюда. – Нырнул, скорее всего. Или утонул. Или нырнул, а потом утонул.
– Ого, сколько предположений одно другого невероятней, – Никель садится на верхнюю ступень, – "Нырнул! Утонул!". Ты из-за этого так переполошилась? Правда считаешь, что АТЛАНТ может утонуть?
– Он под водой уже минут десять! – шиплю я. Хочу пнуть его, но сдерживаюсь. Во мне просыпается раздражение – оттого, что Тимериус пропал в страшной воде, и его миротворческая способность не распространяется так далеко. Но еще больше потому, что язвительность Ника имеет под собой веские основания.
– Да хоть двадцать (1)! Определенно, ты самая несносная из всех моих учениц. Неужели, так ничего и не усвоила?
Колеблюсь, но все же сажусь рядом. Быть может, я и не хочу ничего учить или усваивать. Варисса Максимова больше не та наивная студентка, без памяти погрузившаяся в иллюзорный мир, сотканный преподавателем-чтецом. Она хочет думать своей головой, а не навязанными знаниями, жаждет сама совершать ошибки и набивать необходимые для познания мира шишки, привязываясь к людям, а потом теряя их.
– Ты знал, что он лорд?
– Он лорд только у себя на планете. Да и то уже бывший.
– А что произошло? Ты знаешь? – я подаюсь к Нику. Умом понимаю, что сплетничать в такой момент невежливо, но ничего не могу поделать со жгучим любопытством.
Тот меряет меня долгим взглядом и отодвигается.
– Вот сама и спроси у него. Он всплывет, как только наиграется.
– А Борк? – в который раз за эти дни спрашиваю я. – Когда придет Борк?
Никель хмурится, смотрит вперед и лохматит волосы рукой. Он уже несколько раз уходил от ответа. Он мог бы сделать это снова: сменить тему, виртуозно заговорить зубы, отделаться общими фразами. Но в этот раз он молчит, будто сама обстановка – не выносящий двуличности океан и бескрайнее небо располагают к честности. Он до самого края искренен в своем молчании, и я ценю это. Но сейчас эта искренность отдает беспощадностью, выдавливая слезы из моих глаз.
Становится промозгло. Порывы ветра требовательно хватают меня за волосы – еще немного, и ливанет. Я ощущаю, что нагретые за день ступени окончательно теряют тепло, забирая его у меня. Плотнее закутываюсь в куртку: холод пробирает до мозга костей, заставляя сердце болезненно сжиматься
– Не знаю, – наконец говорит он.
В этих двух коротких словах столько растерянности, что мне хочется кричать.
Мне кажется, это я во всем виновата. Если бы я ненароком не выдала срок начала экспедиции, Борку не пришлось бы прикрывать наши с Ником задницы от ловцов Центра Разума. Кажется, он сделал это не по долгу службы, а по зову сердца. Будто, даже зная его пару дней от силы, я нашла в нем настоящего друга. Возможно, я ошибаюсь. Мне свойственно разочаровываться в людях, раньше времени наделяя их качествами, которых у них нет. Я погружаюсь в них сразу и без остатка, привязываюсь, как умеют делать только безнадежные одиночки.
– Рано или поздно он объявится, – Ник дотрагивается до моего локтя, не желая прикасаться к голой коже рук. Этот жест смахивает на ободрение, но что-то подсказывает – он говорит еще и о многом другом.
Никель тоже привязался к своему молчаливому, предельно вежливому и надежному помощнику, и тоже чувствует вину за случившееся. Если бы он играл по правилам, не рисковал впустую и не тешил свое самолюбие, Магарони с ловцами даже не обратил бы на нас внимания.
Странное ощущение, будто бы я тоже научилась читать Никеля. Убедилась в наличии сентиментальных чувств у железного къерра, поняла их и с удивлением обнаружила – мы в чем-то похожи.
Потому что несмотря на шумность, болтливость и неуемную энергию, Никель тоже одиночка. Дар проникать во внутренний мир других людей проложил глубокую пропасть между ним и остальными. И даже я не смогла приблизиться к ее дну хотя бы на йоту.
Тимериус не такой. Я вспоминаю его поведение во время охоты на фиори, уверенность среди себе подобных, направленные на него взгляды местных. От него всегда идет свет, а в душе нет места пропасти. Может, поэтому я стараюсь максимально отстраниться от друга-атланта, не принимать близко к сердцу его заботу и внимание. Чтобы не провалиться еще и в него.
В черноте моря мелькает проблеск белого. Один, затем еще один, гребок левой рукой, гребок правой. Лицо, на мгновенье приподнявшееся над водой, чтобы глотнуть воздуха – это он! Сердце совершает радостный кульбит. Тимериус возвращается!
– Всплыл… – константирует Ник и замолкает, уставившись на выходящего из воды парня.
Вместе с Тимом возвращается тепло и свет. Мне кажется, или стихает ветер, замирают волны и даже фонари разгораются ярче? Окружающее претерпевает метаморфозы, словно пропущенное через радужный фильтр.
Но не все разделают мой восторг. Тепло атланта растворяется в холодном гневе, повеявшим от Ника, стоило ему как следует разглядеть своего компаньона. Он смотрит на нагого парня чуть ли не с ужасом, только сейчас осознавая масштаб катастрофы: Тимериус красив, как Аполлон: строен, высок, в меру накачан и ухожен. У него широкие плечи, идеально плоский живот, длинный ноги, также как и… И остальное все в полном порядке, в общем.
– Подбери слюни, – бросает Ник мне и, собрав в охапку одежду Тимера, кидает ее тому в грудь, – прикройся, ненормальный!
Агрессивная встреча застает юношу врасплох, он не успевает выставить руки, и майка со штанами падают к его ногам, прямиком в набежавшую волну.
– Ты обещал. Быть. Рядом с ней, – слова рождаются на свет медленно, с большими паузами, перемежающимися тяжелым дыханием. На всякий случай отодвигаюсь подальше: Ник тщетно пытается взять себя в руки, явно проигрывая схватку с собственными эмоциями. – Чем ты. Твою мать. Занимаешься?!
– Я и был. Чего взвился? – атлант поднимает одежду, с которой стекает вода.
– Нет, НЕ БЫЛ! – кричит Ник, вскакивая на ноги и пиная обувь Тимериуса, стоящую неподалеку в ожидании хозяина. – Обязанность хамелеона – обеспечивать безопасность членов команды в негостеприимном мире! Она прописана в нашем с тобой договоре! Не пропадать, по полдня обмениваясь любезностями с родичами, не купаться под луной и не болтаться в океане бесполезным куском биомассы, ожидая неизвестно чего! Это не каникулы на родине, Кальведросси!
– Благодаря мне остров движемся в направлении материка.
– Брось, такими темпами мы будем там не раньше, чем через месяц, – Ник берется за голову, трясет ею и проводит руками по волосам. Несколько раз глубоко вздыхает и продолжает куда спокойнее. – Ох. Прошу прощения за временное помутнение рассудка, вызванное сменой часовых поясов. Это – мое, – он показывает на отлетевший ботинок, чуть двигая его ногой в сторону атланта, словно извиняясь и напоминая, на чьи деньги было сделано обмундирование. – Не вздумайте повторить это. Пинать транс-формы разрешено только мне.
– Я в хорошем настроении сейчас, и потому не буду спорить. Сам защищай ее где хочешь, и как захочешь. Но задерживаться не советую. Подьем ожидается ранний, – Тимер холодно смотрит на меня, не спеша натягивает штаны на мокрое тело и уходит.
Мне ужасно неловко. Подозреваю, вина Тимериуса вовсе не в том, что оставил меня одну, а в том, что пошел купаться голышем. И меня с собою звал.
– О чем это он? – спрашиваю я. Мне ужасно неловко. Вряд ли Ник вызверился так просто из-за того, что атлант бросил меня одну. Скорее уж дело в оголенности его идеального тела.
