Текст книги "Водный мир (СИ)"

Автор книги: Людмила Райот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Думаю, да.

Наверное, мне следовало бы испугаться – если не Ника, так перспективы навсегда остаться в некрополе, заснув окоченевшим трупиком посреди молчащих сфер. Но я по-прежнему чувствую себя легко и беззаботно. Обидно, конечно, что неудачи так и продолжают преследовать меня, да и усталость дает о себе знать. А так – ни капельки не страшно. Потому что рядом Ник. Новая доза искр благополучно осела во мне, насытив эмоции до предела.

– «Думаю, да», – передразнивает он меня, – а если нет? Что тогда?

– Попробую связаться с Тимериусом, – я сама невозмутимость. Подношу руку к уху, делая вид, что собираюсь просить помощи друга.

– Не надо! Я сам, – Никель замолкает и с минуту смотрит прямо перед собой, пытаясь вызвонить Тимериуса по голосовой связи. Этот ревнивец против, чтобы я просто говорила с хамелеоном? Его злость проходит, на смену ей приходит растерянность. – Черт. Здесь не ловит связь!

– Должны быть и другие выходы, кроме этого, – я дышу на замерзшие руки, пытаясь согреть их. Перчатки транс-формы, как назло, остались на корабле. – Некрополю несколько тысячелетий. Как-то ведь атланты спускались сюда, когда не было лифта.

– Разумная идея, – муж одобрительно кивает. – И запасной вход должен быть где-то поблизости… Признайся – своровала часть моего интеллекта, пока щупала?

Фыркаю. Смотрите, какой недотрога! Но доля истины в его словах все-таки есть. Каким-то образом мы будто поменялись местами в своем поведении: Ник злиться и паникует, я распускаю руку и подаю идеи, как нам выбраться.

Свежая мысль придает нам энтузиазма, и мы снова обходим часть зала около лифта, внимательно присматриваясь к стенам. Выход находится почти сразу – в десяти метрах от железных створок подъемника, полуутопленный в грубой каменной стене. Между двумя рядами стеллажей, на которых стоят миниатюрные, не больше тридцати сантиметров высотой, разноцветные сферы. Я поеживаюсь. Кто в них? Карлики, дети или домашние животные?

Восторг по поводу найденного входа на лестницу быстро идет на нет. Лестница перекрыта толстой дверью. Естественно, запертой – кто ж держит запасные выходы открытыми? В серо-бурой, изрядно проржавевшей толще металла виднеется замочная скважина. Никель наклоняется к ней, и мне слышится вздох облегчения, донесшийся из его груди.

– Ты умеешь взламывать замки? – с надеждой спрашиваю я.

– Варисса, я похож на вора? В моем мире уже пару столетий не использует замочные скважины. Было бы гораздо логичней, если бы это значилось среди твоих умений, а не моих.

Ник красноречиво смотрит на меня. В его представлении Земля – измерение, где навыки махинаций и преступных действий впитываются буквально с молоком матери. На всякий случай сверяюсь с почерпнутыми мной знаниями до переезда в Набил. Нет, тоже не умею. Жаль.

– Тогда почему ты прижимаешься ней и так томно вздыхаешь?!

Вид Никеля, припавшего лицом к узкой щели, вызывает у меня двусмысленные ассоциации, никак не связанные с могилами и подземельями, и я краснею. Хорошо хоть, при этом свете не разглядеть.

– А из нее приятно дует, землянка-грязные-мыслишки, – Ник смеется, и я отталкиваю его от двери и сама наклоняюсь к скважине.

Освежающий поток сквозняка обдает меня, на контрасте с воздухом некрополя кажущийся очень теплым и свежим. Ммм. Запах свободы!

Вдоволь надышавшись, мы снова принимаемся искать выход из ситуации.

– Что же делать?

– Придется спросить в другом месте… – Ник садится на устойчивый каменный шар, склонившись и обхватив голову руками. Какое святотатство. Если б Асти видел, точно грохнулся бы в обморок. Хорошо, что его здесь нет – я выбираю себе шар поменьше и сажусь тоже. Камень холодный, как лед, но ткань штанов тут же начинает уплотняться, вырабатывая тепло. В экстремальных условиях транс-форма творит чудеса!

Никель уходит глубоко в себя, погружается в тонны знаний, фактов и воспоминаний. Пытается найти лазейку из сложившейся ситуации, малейшую зацепку по поводу того, где могут находится другие ходы из некрополя. Ищет информацию о старом Сатитару, перерывает спектр данных, полученных от прочтенных им атлантов – Тимериуса, работника зеленого острова и даже девушки, подловленной когда-то на площади. Запрос очень конкретный и специфичный. Он сидит без движения минут пять, но данных о выходах все еще нет. Еще никогда поиск ответа не занимал столько времени, но Никель докопается до истины. Я верю.

И вдруг я снова начинаю слышать эхо его умственной деятельности, долетающей до меня сквозь нашу мысленную связь. В первый раз, у пропавшей дыры, мне некогда было задумываться об этом, но сейчас я вся замираю в трепетном восторге, боясь, что любое движение может спугнуть столь редкое явление. Я мечтала об этом годами! Слышать, чувствовать его эмоции. Мне не удается понять, о чем он думает – звук похож на низкую вибрацию или шипение ненастроенного на волну радио. В его сознании в этот момент проносится одновременно такое количество мыслей, что не-чтецу невозможно их расслышать.

Неужели Ник и правда решил делиться со мной самым сокровенным? Вряд ли. Скорее, он и сам не подозревает об утечке. Настолько погрузился в мысле-образы, что часть выстроенной им защиты своего «я» частично пала.

Дальше будет больше. А теперь главное не проболтаться. Если Ник узнает о своих слабостях, вмиг перекроет всю лафу.

Наконец я не выдерживаю и трогаю его за плечо. Он подскакивает на ноги, испугав меня до полусмерти. Его глаза пусты и безжизненны, руки сжаты в кулаки. Понятия не имею, как далеко во времени ему пришлось уйти во времени и кем стать в своих образах.

Жду, когда он придет в себя, и спрашиваю:

– Ну что?..

– Идем, – Никель берет меня за локоть и тащит вдоль стены вглубь зала. Он что-то вспомнил. Молю Вселенную, чтобы нарытый им раритет оказался действующим и сейчас.

Когда ноги уже отнимаются, а от мельтешения сфер справа и слева начинает подташнивать, мы достигаем противоположного края некрополя. Здесь пещера выглядит иначе: стены темные и грубые, среди гробниц наметился беспорядок. Вглубь скалистой породы уходят несколько гораздо более маленьких, совершенно темных тоннелей. Ник снимает с ремня маленький плоский фонарик, вделанный в пряжку ремня, и направляет свет в один из них. Там тоже находятся могилы, и судя по виду, гораздо более старые, чем в основном зале.

При виде них меня начинает трясти от волнительного, испуганного возбуждения. Вот где настоящая древность! Окажись я в некрополе в другой ситуации, точно захотела бы осмотреть еще и эти пеплосферы, но наконец включившееся чувство самосохранения удерживает от рискованного шага. Эта часть города мертвых больше напоминает катакомбы, чем цивилизованное кладбище. Потолки низкие, могильные сферы в плачевном состоянии – расколотые, полуосыпавшиеся, без каких-либо следов имен, дат или огоньков. Здесь влажно и холодно до невозможности. Стены блестят от конденсата, на полу скопились целые лужи. Вот уж куда точно не водят экскурсии.

– Над-д-деюсь, нам не туда? – зубы стучат друг о друга. Холод пробирает даже сквозь костюм, а руки и подавно превратились в две ледышки.

– Я тоже. Проход через древние тоннели есть, но он слишком длинный, опасный и, скорее всего, выходит на поверхность в ныне затопленную часть города…

Никель освещает своды пещеры. Одинокий луч мечется по черным бугристым стенам, пока не натыкается на узкую полосу, начинающуюся в паре метров от пола и теряющуюся в густой тьме наверху.

– Вон она! – восклицает он.

Ой. Вот тут-то я и понимаю, что доигралась.

При виде железной вертикальной лестницы, вкрученной в скальную породу, желудок сжимается в колючий болезненный шар. Я будто проглотила ежа. Даже не знаю, что хуже – ползти по разрушенным катакомбам или карабкаться высоко вверх по этой примитивной конструкции.

9. Страсть (2)

Никель подбегает и встает снизу, вытягивая руку и пробуя ее на прочность. Дергает, пытается расшатать. Он искренне рад своей находке, и радуется еще больше, когда лестница никак не реагирует на его манипуляции. Как по мне, это вовсе не гарантирует, что она выдержит наш суммарный вес.

– Смотри! Она дожидалась нас неизвестно сколько лет! И ведь дождалась!

Надо бы восхититься его прозорливости и порадоваться призрачному шансу спастись, но язык отчего-то прилип к небу, и изо рта вырывается лишь неразборчивое мычание.

– Эээ… ну… Да.

Ник в упор не замечает моего ступора. Обводит взглядом огромный зал, словно спрашивая поддержки у светящихся надгробий, кивает своим мыслям и быстрым шагом подлетает к одной из ближайших пеплосфер. Стоит ему уйти, оставив меня одну, хоть и с фонариком, мне впервые становится неуютно в некрополе. В этой части пещеры довольно темно, прямо под боком – заброшенные ходы, из которых может выползти кто или что угодно.

Ник тем временем опускается на колени, протягивает руку, шипит и отдергивает ее. Запрокинув голову назад и досчитав до пяти, снова просовывает ее внутрь проема. Короткий резкий жест – и горящий внутри огонек оказывается у него в ладони. Это толстая «долгоиграющая» свеча с фитилем, пропитанным особым составом. Такой хватит надолго. Оскверненная сфера укоризненно взирает на него своим враз почерневшим окошком.

Он возвращается ко мне и закрепляет свечу у основания лестницы.

– Я потом верну, – говорит он, заметив мои полные ужаса глаза, но тут же понимает, что сморозил глупость. – А если нет… Жрецы вставят новый.

Пожалуй, так. Но меня на мгновение словно окатывает ледяной водой. Некрополю вряд ли придется по душе подобное обхождение. Не хочу задерживаться тут ни на минуту более.

– Ты первая, – Ник включает мой фонарик тоже, отцепляет с пряжки ремня маленькую светящуюся пластину и налепляет ее мне на рукав около запястья – разумно, учитывая то, что мы полезем прямо в темноту. Головой указывает на лестницу. Хочу сказать ему, что это весьма сомнительная затея, но понимаю, что сейчас с ним лучше не спорить. Подхожу к стене, цепляюсь руками за нижнюю перекладину – брр, какая холодная! – и… всё. Дорога к свободе начинается слишком далеко. Ни запрыгнуть, на подтянуться на такую высоту я не смогу.

Никелю приходится принять участие в закидывании меня на стену. Вдосталь понаблюдав, как я вишу и дергаю ножками, он ворчит что-то нелицеприятное об ужасной физической форме некоторых землянок и садится на корточки.

– Залезай.

Я смотрю и не верю своим глазам. Он сам предлагает залезть себе на шею! В трезвом уме и ясной памяти, здравии, богатстве и что-то там еще. Это неимоверно радует и в то же время печалит – похоже, восхождения мне все-таки не миновать.

– Если что, ты сам согласился…

– Давай-давай. Устраивайся поудобней, – поторапливает он меня. Я немного разочарована – такой чудесный момент для шуток, а он серьезен, как никогда. Даже не смотрит в мою сторону.

Подхожу к нему сзади, аккуратно перебрасываю ноги по обе стороны от его головы и очень, очень осторожно присаживаюсь ему на плечи. И тут же хватаю его за голову, вцепившись в непослушные курчавые волосы – не дав времени привыкнуть к ощущению сильного мужского тела под собой, Ник выпрямляется, отчего я теряю равновесие и чуть не опрокидываюсь назад.

– Постой, я ошибся… С формами у тебя все в порядке… – пыхтит он и, поддерживая меня за ляжки, делает шаг к лестнице. – Перебирайся, тростинка…

Тут уж не до шуток становится мне. Хватаясь за железные поручни, отчаянно напрягая бицепсы, трицепсы и даже ягодицы, я пытаюсь закрепиться на лестнице. Цепляюсь коленками за перекладины и, когда Ник, потеряв терпение, довольно грубо пихает меня наверх, упираясь ладонями под задницу, наконец оказываюсь на месте.

Фуух. Делаю первые пробные «шаги», освещая стену и лестницу фонариком. Необычно, конечно, куда тяжелее, чем подниматься по обычной лестнице – помимо ног работают руки, да и все тело находится в неприятном висячем положении, – но вполне выполнимо. Я преодолеваю несколько метров, вижу, как Ник с разбега забирается вслед за мной, и смутно радуюсь. Пустить меня первой было хорошей идеей. Почти джентльменской: если я сорвусь-таки вниз, то умру не одна, а свалюсь ему на голову и утащу за собой.

Мы начинаем подъем. Поначалу все идет неплохо, и я бодро преодолеваю метр за метром, стараясь не думать о том, что проход наверху также может быть закрыт. Перекладины лестницы закругленные, покрытые мельчайшей сетью мелкого конденсата, и оттого скользкие.

Мне откровенно страшно смотреть вверх. Луча не хватает, чтобы достать до завершения лестницы, свет выхватывает неровности, провалы и острые бугры. Поэтому я предпочитаю смотреть вниз. Там мерцает свеча, освещая полукруглый участок, притягивая взгляд спасительным якорем. А еще там Никель. Мне хочется ощущать присутствие какого-то живого рядом с собой, разделять с ним одиночество маленького муравья, ползущего по высокой отвесной стене.

Иногда я нарочно останавливаюсь, вынуждая его подгонять и подталкивать меня.

– Варри! – ругается он, когда я забываюсь и направляю луч фонаря ему в лицо. – Не свети в глаза!

Я извиняюсь и снова ползу наверх, хотя, по-честному, мне все равно. Пусть ругается, пусть ворчит и критикует. Хочу слышать звук его голоса, а еще больше – смех.

Поставить ногу на ступеньку выше, перебросить на нее вес. Одновременно вытянуть вверх одну руку, зацепиться и подтянуться. И так снова и снова. Я стараюсь абстрагироваться от того, что холод перекладин все больше и больше сковывает руки, а мышцы ног начинают неприятно ныть. Просто двигаю конечностями, как заведенная. Но и пустить все на самотек тоже не могу – чем дальше, чем больше энергии уходит на отработанную цепочку движений. Страшно подумать, что случится, если автоматизм нарушится, и один единственный сбой вызовет крах и поломку всей системы. Например, я оторву обе руки одновременно. Или поставлю ногу мимо перекладины…

Не думать об этом. Просто не думать.

Теперь мне уже не нужно останавливаться нарочно – я и так постоянно зависаю. Тело сопротивляется длительной и непривычной нагрузке. С каждым метром оно становится все тяжелее, и приходится прикладывать все больше усилий, чтобы впихнуть его еще на ступеньку выше.

Хуже всего то, что у меня нет выбора, кроме как продолжать двигаться. И начало и конец лестницы находятся одинаково далеко. Я зависла по середине без возможности толком отдохнуть или отвлечься. Пожалуй, именно неизбежность пугает меня больше всего. Ощущение, что я в западне. Снаружи холодно, но внутри костюма я вся покрылась липким потом. Нога соскальзывает с влажного металла, и я на мгновение повисаю на одних руках, снова нащупывая опору. Сердце стучит, как ненормальное, заполняет собой все огромную полость пещеры, отдается эхом в темных закоулках некрополя.

Сквозь шум крови в ушах осознаю – я все еще жива. Я все еще на лестнице. Молчу, распластываясь вдоль стены и отдыхая, но Никель чувствует мой ужас и панику. Он поднимается наверх, и останавливается позади. Руки и ноги – по обе стороны от моих, грудь прижимается к спине, загораживая меня от черной пустоты пещеры.

– Чшшш, – шепчет он. – Тихо, тихо. Все хорошо.

А потом, когда я немного успокаиваюсь:

– Смотри. Осталось немного, – и показывает рукой наверх, освещая далекий, но уже вполне различимый свод с очертаниями квадратного люка над лестницей.

Близость Ника и забрезживший выход придают мне сил, и я снова ползу наверх. Но на этот раз он двигается в унисон со мной, поддерживая своим телом, заключая в кольцо из вытянутых рук. Я с удивлением отмечаю, что могу опереться на него – в буквальном смысле прижаться спиной к крепкой широкой груди и немного расслабиться.

Никель снова прикрывает меня собой. Как тогда, в падающем подъемнике. Сносит капризы, терпит неудобства ради моей безопасности, рискует жизнью и здоровьем. Стоит только это осознать, как тело прошибает благодарность вперемешку со счастьем, и одновременно накрывает такой острой тоской, что я даже всхлипываю от наплыва чувств.

Бессмысленно отрицать, глупо не замечать очевидного – я люблю его.

Снова, но не так, как раньше. Раньше я любила сильно, но по-юношески слепо и наивно. Не знала его истинного лица, или знала, но боялась принять. Оттого и ушла, как только начались сложности. Не выдержала разницы между выдуманным образом и реальным. И, конечно, ожидала чересчур многого.

В этот раз мое чувство другое: глубокое, глубже, чем пропасть под ногами, и острое, острее лезвия ножа. Познавшее горечь разочарования и яд расставания. Закаленное болью, насыщенное десятками оттенков страдания, ненависти, возрожденной надежды и воспламеняющейся из пепла страсти.

Мы поднимаемся еще на несколько пролетов, и я даю волю порыву: выгибаюсь и прижимаюсь к нему сильно-сильно. Неровно дыша, запрокидываю голову ему на плечо, и трусь о его тело, слегка ерзая вверх-вниз. По его рукам проходит дрожь, и я с довольным мурчанием отмечаю, что ему также приятна эта близость, как и мне.

Ник в ответ толкает меня и вжимает в лестницу, делая одной рукой захват вокруг перекладины, а второй шаря по моему телу везде, где достает. Я прикасаюсь лицом к перекладине, и жадно вдыхаю ее металлический запах. Теперь он всегда будет ассоциироваться у меня с пронзительным, умопомрачительным влечением и желанием.

Снизу светящейся долиной раскинулся древний город мертвых, с высоты кажущийся лугом, усаженным светлячками. Мы с Ником висим на отвесной стене, почти в полной темноте, обнявшись и прильнув к лестнице, и от смерти нас отделяет всего лишь две пары изрядно ослабших рук и ног. Это самое странное и дурацкое свидание из всех, что у нас было, и, может, оттого-то оно кажется мне лучшим. Самым чувственным и крышесносным. Ненормальным, безумным, волшебным – таким же, как мы сами.

Очень медленно, вдумчиво, Никель приближает лицо ко мне, и коротко, но необыкновенно нежно целует меня в шею. Перед глазами все плывет, руки разжимаются – если бы не подстраховка его телом, я бы точно слетела вниз.

В этот момент я принимаю решение – к черту всех! Тимериуса с его косыми обвиняющими взглядами, требовательного Асти и проницательного Циссу. Пусть катятся куда подальше со своей слежкой, подозрениями и ожиданиями. Ник пригласил меня странницей не из-за способностей, а ради примирения? Это же просто замечательно! Я – ничто без богатого деятельного мужа? Да без разницы.

Я хочу его. Сегодня. Прямо сейчас. Если выберусь отсюда – не стану больше ждать, не буду сомневаться. Сама приду к нему в каюту.

10. Возвышение хамелеона

Мне не хватает искры, чтобы сделать момент поистине фантастическим. Хочу испытать полноценное чтение помимо крох, перепадающих во время мимолетных прикосновений. Я снова тянусь к Нику лицом, желая прикоснуться к его щеке, но он накидывает мне на голову капюшон куртки, изолируя меня плотной тканью. Возмущаюсь, но он уже активно подталкивает меня под попу, вынуждая двигаться вверх. И мне приходится подчиниться. Момент и правда не самый подходящий.

Мы вместе достигаем завершения лестницы, оканчивающейся у небольшого, явно рукотворного бетонного участка в своде пещеры. Прямо над нами круглый люк с запором. Никель дергает его за рукоятку. Один раз, другой. Старый, ржавый, редко используемый замок никак не хочет поддаваться. Я опускаю голову и закрываю глаза, беззвучно молясь Вселенной, чтобы она позволила нам выбраться из подземной западни.

– Так не получится. Нужна помощь, – глухой голос Ника выводит меня из транса. – Отпусти перекладину и возьмись рукой вот здесь. Не бойся, я держу тебя. Так. Теперь жми, сильно.

Я опираюсь рукой о люк и со всей дури давлю на него, вытягиваясь в струну. А-а-а-а-а… Рука отзывается яростной болью, заставляя меня проклинать дурацкое решение пойти в некрополь. Вот зараза! Как же крепко он сидит в пазах!

Никель нажимает на рычаг, рыча от напряжения, и совместными усилиями мы сдвигаем железную створку немного наверх. Вопим от восторга, залезаем на следующую ступень и толкаем еще и еще, пока крышка люка не отходит на достаточное расстояние, чтобы мы смогли пролезть.

ДА!

Никель помогает мне выбраться, затем выбирается сам. Облегчение заполняет душу мощным потоком, и в ней не остается места ни на что другое. Я не понимаю, где мы оказались, не замечаю ничего, кроме розовой пелены кайфа, накрывающего сознание теплой волной, стирающей воспоминания об опасности, заставляя забыть о боли в мышцах и до мозолей натертых ладоней. Лежу рядом с отверстием в полу, в котором все еще зияет черная пустота некрополя, и сгибаюсь от истеричного, блаженного смеха.

– Къерр? Къерра? – сквозь туман долетает изумленный голос командора. – Что вы здесь делаете? С вами все в порядке?

– С нами…ооо…, – я неуклюже поворачиваюсь на живот и пытаюсь встать на четвереньки. Тело отказывается слушаться хозяйку, став бесчувственным к любым сигналам мозга. – В порядке. Мы просто… заблудились.

Не только с телом, но и с языком происходят неприятные метаморфозы, заставляя нести полную чушь. Стоящие рядом атланты смотрят на меня, как на вконец чокнувшуюся или мертвецки пьяную. Да я и ощущаю себя именно так.

Кто-то из собравшихся помогает мне подняться, выводит из здания, где нам посчастливилось вылезти на свет божий, и под руку сопровождает вплоть до самого крешейка.

– Вы нас очень напугали, Андо, – я слышу Циссу словно издалека, – Мы два часа искали вас по всему городу – думали, вы тоже… того… Пропали, как Риндра Косса. Никто и представить не мог, что вы попретесь в это затхлое кладбище.

– Тогда почему вы ожидали нас? – судя по скачущему вверх и вниз голосу, Никель тоже навеселе после подземных приключений.

– Скажите спасибо вашему другу. По какой-то причине, которую он отказался назвать без вашего на то согласия, он совершенно точно знал, где вы появитесь.

Наши «маячки»! Я оглядываюсь и встречаюсь взглядом с Тимериусом, и меня на миг бросает в холод от выплескивающегося через край презрения в его глазах. Он смотрит на нас и понимает, что с нами случилось нечто особенно и волнующее. Чувствует наше возбуждение. А, плевать. Я снова отворачиваюсь, и противный осадок в душе улетучивается.

– Гхм. Вообще-то, нам еще о многом предстоит рассказать вам, Треор… – Никель приятно удивлен и польщен тем, что арзисы спокойно восприняли нашу прогулку по некрополю. Кажется, даже готов поделиться еще одним козырем в рукаве – наличием костюмов для межмировых перемещений.

– Начнете с этого завтрашний день, – перебивает его Асти. – На сегодня нам хватит откровений.

Атланты доводят нас до кают и желают приятного сна. «Зайти к Нику… Зайти к Нику», – стучит у меня в мозгу, пока я бреду к кровати и падаю на нее, не раздеваясь. И тут же вырубаюсь.

* * *

Я просыпаюсь от резкого толчка, чуть не свалившего меня на пол. Протираю глаза и оглядываюсь, пытаясь понять, что происходит. За окном все еще царствует глубинная тьма. Судя по дурманному состоянию, спала я долго. Должна была бы выспаться и отдохнуть, но вместо этого чувствую себя еще более измученной.

В голове беспрестанно крутится мысль, что я что-то забыла сделать. Ах, да. Вчера, находясь в шаге от смерти, я твердо вознамерилась соблазнить Никеля. Но, как видно по одежде, все еще болтающейся на теле, и вообще отсутствию каких-либо проблесков разумной деятельности за прошедшие несколько часов, его репутация не пострадала. Медленно встаю с кровати, и подхожу к зеркалу. Ну и видок! Правильно сделала, что уснула.

Я долго стою под душем, надеясь, что вода сможет смыть с меня не только пот, но и боль в натруженных конечностях. Жаль, от воспоминаний таким образом не избавиться. Хотя… приятного было больше, чем опасного. Гораздо больше.

Возможно, оно даже того стоило.

Посвежев и приведя себя в порядок, я иду в сторону обеденного зала. Крешейк чуть заметно вибрирует – готовится отплыть из подводного города. В просторном холле с некогда панорамными, а сейчас задраенными окнами на удивление пусто. Быстро завтракаю остатками пышного завтрака, и иду к капитанскому мостику. Знаю, что мое место сейчас именно там.

Двери распахиваются раньше, чем я успеваю занести руку для стука, и статный атлант в белой форме впускает меня внутрь.

– Варисса! – радостно восклицает Цисса и бросается ко мне, усаживая в последнее свободное место за круглым столом. – Как вы выспались? Вчерашняя прогулка не сказалась на вашем самочувствии?

Я отрицательно мотаю головой. Чувствую разбитость во всем теле, но от такого внимания и обхождения мне лучше с каждой минутой. Взгляд падает на Никеля. Он сидит в кресле, вольготно откинувшись на спинку и положив ногу на ногу, и покачивается вместе с ним. Туда-сюда. Сюда-туда. Он расслаблен и напоминает довольного кота, наблюдающего за мной из-под полуприкрытых век. Один его вид вмиг лишает меня душевного покоя, в груди сладко ёкает. Жаль только, поиграть в гляделки не получится. Помимо него за столом восседает Треор Асти и еще парочка смутно знакомых атлантов. На мостике светло, душевно и даже уютно. Но чего-то не хватает. Или кого-то?

Снаружи, в доке, кипит бурная деятельность. Группа арзисов следит за тем, чтобы последняя партия из предназначенной Сатитару древесины и пищи благополучно перекочевала за внутренний купол. Сам крешейк уже завел двигатели, ожидая момента, когда можно будет отдать приказ на заполнение дока водой и отчалить.

– Во-первых, хочу принести вам извинения за случившееся, – деловито начинает Треор. – Поломки в столице случаются постоянно – город переживает не лучшие времена в техническом плане… Мы не знали, что вы пойдете в некрополь, а у служителей есть ключи на случай, если лифт выйдет из строя.

– Я тоже хочу извиниться, – внезапная доброта командора вызывает у меня порыв покаяться в ответ. – Пойти туда было целиком и полностью моей идеей. Надеюсь, мы не осквернили вашу святыню своим появлением?

– Не волнуйтесь об этом, – смеется Цисса. – В таком случае вы бы с нами здесь не сидели.

– ???

Асти недовольно смотрит на Циссу, хмурится и, отвечая, тщательно подбирает слова.

– Некрополь сам решает, кого впускать и кого выпускать. Были разные случаи… Из-за них мы и перестали приглашать туда туристов, тем более – иномирцев. Намоленное место, знаете ли…

На миг помрачневший под строгим взглядом начальника Цисса снова смелеет.

– Да брось, Треор! Это все страшилки для наивных чужаков. А если и нет – спасение стало еще одним доказательством вашего особого дара, – он хитро улыбается и прищуривается сквозь цветные стекла очков. – Вселенная любит вас, поверьте.

Что ж, поверю на слово. Меня гораздо больше интересует другое – где наш третий напарник? Да, мы в последнее время не очень-то ладим, но он имеет такое же право присутствовать за этим столом.

– Где Тимериус Кальведросси? – я решаю озвучить свое недовольство вслух.

Секунду мне кажется, что командор не понимает, о ком идет речь.

– А, это ваш атлантийский друг, – хлопает он себя по лбу. – Кальведросси вызвался помогать при отплытии крешейка. Вон он, видите?

Асти показывает мне за спину, и я оборачиваюсь к панорамного окну.

– Да, кстати… Еще один вопрос, который мы хотели бы обсудить с вами, как раз его и касается. Он не может находиться среди нас. И, тем более, рассчитывать оказаться среди участников экспедиции в другой мир – если таковая вообще случится.

Я в шоке. Никель резко распрямляется, сдергивая с себя благодушный настрой и показывая свою обычную сущность – требовательную, жесткую, властную.

– Что вы имеете в виду? – негромко и ласково спрашивает он, буравя командора взглядом. О, я знаю этот голос. Я бы обязательно посочувствовала Асти, если бы сама не возмутилась до глубины души.

Никель не делает никаких угрожающих жестов, но Треор чувствует, что набилианец находиться на пределе – он ведь далеко не глуп, наш усталый командор. И отвечает ему так же терпеливо, но твердо.

– Именно то, что я и сказал, къерр Андо. Мы высадим Тимериуса на ближайшем плавучем острове. Думаю, он не заблудится в родном мире, хотя всякое может быть после такого долгого отсутствия…

И тут мне становится ясно, откуда растут ноги у напряженных отношений между Тимом и арзисами. Почему он старается избегать их, будто чувствуя вину, и, даже совершая шаги навстречу, натыкается на невидимую стену отчуждения и непонимания. Завуалированного презрения.

Тимериус покинул Атлантис ради диковинных чудес Набила. Более того, несколько лет учился, жил и в конце конце предпочел соседа-зазнайку родному миру. Отрезал косы, которыми принято гордиться. Такого не прощают, тем более аристократам.

В этот момент я вижу Тимериуса. Он идет вместе с двумя парнями из команды, направляясь в нашу сторону. Хамелеон улыбается, кажется, даже смеется, впервые за последнее время выглядя счастливым, перебрасывается короткими фразами с попутчиками. Они отвечают ему и тоже посмеиваются. Видимо, простых атлантов ничуть не смущает его "измена" родине. И я взрываюсь. Незаметно, тихо, но оттого не менее впечатляюще. Меня затапливает гнев за друга и ядовитая обида на Асти с Циссой. Грудь сковывает обручами, мешая свободно дышать, руки дрожат от еле сдерживаемой ярости.

Он не заслуживает такого. Тем более от лица земляков, которых так боготворит.

– Ошибаетесь, командор, – Никель наклоняется ближе к столу и говорит еще вкрадчивее, отчего впечатление нависшей над арзисом угрозы лишь усиливается. – Вы не могли подразумевать именно это. Потому что в противном случае можете высаживать и всех нас. Экспедиции не будет, и, могу вас уверить, я сделаю все, чтобы вы никогда не узнали место и время появления новой дыры в неизвестную Вселенную.

– Вы сказали «место и время появления новой дыры»? – Цисса весь превращается в слух, но ни Никель, на Асти не обращают на него внимания, продолжая поединок взглядами.

И первым сдается Асти. Конечно. Другого и быть не могло.

– Но почему он так необходим вам? – в его голосе звучит искреннее недоумение. – Что ему делать в экспедиции? Он ведь просто человек.

Командор идет на попятную, но меня уже не остановить. Чудовищный ком гнева растет во мне, не давая отдышаться и успокоиться. Он пугает даже меня саму. Никель бросает на меня нахмуренный взгляд, в котором мелькает тень испуга. "Что ты творишь?!", будто спрашивает он, но я ничего не могу поделать.

Сгусток гнева выплескивается из меня, брызжет, течет из всех щелей. Сбегает наружу, чтобы сделать что-то ужасное и, возможно, непоправимое. Я чувствую этот процесс, и мне становится по-настоящему страшно. Даже в некрополе, вися на вытянутых руках над пропастью, я не боялась так сильно. Отчаянно и безнадежно. Я страшусь не только того, что может произойти, мне страшно потому, что Никель в который раз оказался прав: неприятности в Атлантисе происходят по моей вине. Я опасна не только для себя, но и для окружающих.