Текст книги "Научи меня (СИ)"

Автор книги: Людмила Молчанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

   – Зачем частями? Мне всю надо.

   Поцеловал чувствительную кожу за ушком и дразняще потерся носом. Катя в его руках вздрогнула и выгнулась, касаясь попкой доказательства его желания.

   – Мы на улицу.

   – Придумай что-нибудь получше, – посоветовал Мишка и поцелуями спустился ниже до воротника курточки. – Забор высокий.

   – Холодно, – выдохнула через силу.

   – Ты горячая. Тебе не холодно.

   – Вы идете?

   Кирилл стоял на крыльце и от нетерпения постукивал ножкой. Мишка замер и досадливо выдохнул, прямо по распалившейся коже, и Катя поежилась от слишком сильного ощущения.

   – Отпускай. Дома.

   Подольский без слов ее на ноги поставил, пальто поправил и подтолкнул в сторону дома.

   Весь вечер прошел в ожидании. Казалось, напряжение между ними, обострившееся после продолжительной разлуки, было настолько сильным, что ощущалось электрическим разрядом в воздухе. Каждое движение, слово и жест был рассчитан на то, чтобы возбуждать и усиливать желание. Под конец это стало неосознанной потребностью. После того как, оставшись вдвоем на кухне, они чуть не сорвались, старались вместе не оставаться.

   И когда Кирилл отправили спать, возбуждение взорвалось, как огромный разноцветный пузырь, затопив все вокруг. Один взгляд – и они как сумасшедшие накинулись друг на друга, срывая мешающую одежду.

   Казалось немного странным – так скучать по человеку. Ну и что, что живешь с ним, что он тебе дорог. Все равно страшно чувствовать себя такой зависимой от кого-то.

   Несколько позже, когда первая, лишающая разума лихорадка отступила и они обессилено лежали на смятых простынях, Мишка ее тихо окликнул.

   Катя уже засыпала, но заставила себя открыть глаза и вопросительно к нему обернуться.

   – Что?

   – Пока тебя не было, я думал.

   В другой раз Катя непременно за него порадовалась бы, но не сейчас. Недоуменно нахмурила лоб и смахнула с лица прядку.

   – Угу. Хорошо. О чем?

   – О нашем разговоре.

   Ничто другое не могло заставить ее в один момент проснуться и прояснить разум. Она напряглась в теплых руках, перевернулась, оказываясь лицом к лицу с уверенным и решительным мужчиной, и с надеждой и страхом приготовилась ждать ответ.

   – И что ты решил?

   – Знаешь, – доверительно шепнул он. – Мне кажется, что я тоже хочу. Кого-нибудь такого...мелкого. Если ты хочешь. Я не буду на тебя давить ни в чем. Но мы можем попробовать, так ведь?

   Сколько лет она ждала именно этого. Не жалости и сочувствия, а понимания и поддержки. Вот таких – простых и уверенных, без всяких самокопаний и анализов. За что ей такое счастье? Почему ей?

   Миша ее с ответом не торопил, терпеливо ждал ее решения, изредка успокаивающе по голой спине гладил, словно говорил, что ничего страшного не случилось. А Катя даже дышала через раз. И пусть еще ничего не решено, все еще не точно, и неизвестно, получится ли у них, главное, что Мишка от нее и не думал отворачиваться. Он лучше нее с ее же страхами мог справиться, делая Катю увереннее и сильнее. Не давил, подминая под себя, как Митя со своей семьей, а снова собирал, давая веру и надежду.

   – Миш, – прерывающимся от слез и сильных эмоций голосом пробормотала Катя, пряча лицо у него на груди. – Я тебя очень люблю. Очень сильно, – у нее вырвался истерический смешок. – Мне иногда даже не верится, что ты настоящий. Спасибо тебе.

   Он ее повыше подтянул, так что их глаза на одном уровне оказались.

   – Не благодари за это. Это не одолжение. А я настоящий. Иногда это я не понимаю, как ты меня терпишь, – тоже усмехнулся Мишка, но как-то невесело, но тут же излишне серьезно добавил: – И не говори за это спасибо. Никогда.

   – Не буду, – пообещала она. – Я тебе это слово никогда больше не скажу. Доволен?

   – Доволен.

   Она еще долго лежала без сна, улыбаясь дрожащей улыбкой, а сама мыслями была далеко. В своих мыслях Катя – хоть и знала, то загадывать нельзя – держала на руках ребенка. Девочку. Или мальчика. Это даже не важно. Но в глубине души хотелось девочку – Кирюша же уже был. Старший брат и младшая сестренка. А вот когда эта девочка (ну хочется девочку все-таки!) родится, на кого она будет похожа? На Мишку или на нее? У Миши, конечно, и волосы, и глаза черные – гены доминантные. Наверное, на него будет похожа.

   А если мальчик...мальчик точно будет копией папочки. Только ему характер попроще, посговорчивее, а то с Мишей совершенно невозможно спорить. Да и вообще, какая, в сущности, разница, кто у них будет? Главное, что это чудо возможно...это их чудо. И у их чуда будут чудесные, самые лучшие родители, которые будут сильно-сильно его любить и никогда не бросят. Всегда будут поддерживать и понимать. Выслушивать и давать советы. Их чудо наверняка станет папочкиным ребенком, Катя даже не сомневалась в этом ни секунды. Может, у Миши до них с Кирей никогда не было семьи и тех, о которых он мог заботиться, но это ничего не значит. Мишка очень заботливый оказался. И понимающий. И Кирилла, несмотря на то, что тот неродной ему ребенок, чужой совсем, он все-таки любит и волнуется за него. Сам, а не по ее указке. И...

   – Кать?

   Катя вынырнула из построенного в мыслях сказочного домика, где у нее уже появились внуки.

   – Что?

   – Я тоже тебя люблю.

Глава 20

 Они никому не стали говорить о своем решении. Причем воспротивилась именно Катя, став неожиданно суеверной. Ни к чему рассказывать всем. Это только их семейное дело, о котором даже Кириллу пока не сказали. Катя боялась. Вдруг не выйдет. Вдруг не получится. Эко – не панацея, в конце концов. Существует вероятность...Не всегда все с первого раза получается.

   Об этом она старалась не думать и всеми силами гнала вертевшуюся в голове табличку с процентами прочь.

   Зачем заранее обнадеживать себя и других? Вот и Катерина думала, что незачем.

   Но не говорили никому. Даже Наташе Катя не сказала ничего, хотя та была ей если не подругой, то самым близким человеком из знакомых.

   В доме повисла атмосфера ожидания, неотвратимо приближающегося изменения.

   Девушка даже порадовалась, что ее уволили. Иначе она ничего бы не успела. Нужно было сдать много анализов, пройти обследования – и ей, и Мише. Это требовало много времени, и, насколько она знала, у Подольского в офисе стали роптать и сплетничать по поводу частого отсутствия начальника.

   Подольский бросил курить, на время, конечно. Пачка сигарет медленно перекочевала на дальнюю полку кухонного шкафа.

   – Кать, а почему ты раньше этой процедурой не воспользовалась?

   Они сидели в просторном светлом холле и ждали появления врача, который должен был проинструктировать их дальше и направить в другой кабинет.

   Катя пожала плечами и меланхолично замотала ногой в воздухе.

   – Не знаю. Раньше ее как-то не было. Нет, была, но не так популярна. Я о своем бесплодии очень рано узнала, больше десяти лет назад. Какое раньше Эко? Да если и было, то не в России. Раньше этот диагноз был окончательным.

   – Ну а потом? Ты разве не хотела детей?

   – Хотела.

   – И что помешало?

   – Много чего.

   Миша заерзал, поглядел мельком на часы, висящие на противоположной стене, и спиной прислонился к стене.

   – Например?

   Она уже давно перестала от него что-то скрывать, правда, о прошлой жизни оба старались не разговаривать. Нет, не специально избегали разговоров на эту тему, просто так получалось. Их настоящее было настолько полным и ярким, что места для прошлого не оставалось.

   – Это дорого, – загибая пальцы, начала перечислять Катя. – Я одна бы не потянула. Это требует времени и сил, которых у меня тоже не было. И как ты себе все представляешь? Я много работала, у меня на руках был маленький Кирилл, а в сад мы его не оформили. В один год умерли мама и брат. Да и раньше...

   Девушка запнулась на мыслях о Митьке. Мише она никогда не рассказывала о нем, да и зачем? Бывшие на то и бывшие, что остаются в прошлом. Но все-таки ее бывший сыграл в ее жизни не последнюю роль. Благодаря ему Катя стала такой, какой стала. Хорошо это или плохо – другой вопрос, но отрицать сей факт бессмысленно.

   – Что раньше? – мужчина, как всегда тонко, чувствовал ее малейшую неуверенность или колебания. Вот и сейчас едва заметную паузу не оставил без внимания. Придвинулся ближе, наклонился вперед и пытливо вгляделся в ее лицо. – Что было раньше?

   – Мой бывший не так спокойно относился к моему бесплодию как ты.

   Подольский заскрипел зубами.

   – Муж?

   Катя в ужасе округлила глаза.

   – Ты что?! Нет, слава богу. Хватило ума вовремя уйти. Но мы прожили вместе много лет в гражданском браке, и свадьба была лишь вопросом времени. Митя и его семья были...консервативными людьми, скажем так. И его маму расстраивал тот факт, что я не смогу подарить ее сыну детей, а ей – внуков.

   Правильно говорят – что ни делается, все к лучшему. Сейчас она со страхом думала о том, что когда-то всерьез планировала связать свою жизнь с Митей. Он со своей многочисленной, перешептывающейся за ее спиной семьей просто-напросто сжег бы ее дотла, превратив в бесчувственный манекен.

   – Он тебя бросил из-за того что ты не могла забеременеть?

   – Нет, Митька об этом давно узнал. Я почти сразу рассказала. Он, конечно, заверил меня, что все нормально, люди и так живут, но чуть что – попрекал сразу. Мне после универа предлагали в аспирантуру пойти. Ты представляешь, да? – она горько рассмеялась, вспомнив их тогдашний разговор. – Я и аспирантура. Была бы сейчас преподавателем. В общем...Митька сам не поступил в аспирантуру, хотя собирался, а тут я. Он тогда первый раз мне в вину поставил, что ради меня жертвует многим. Так и сказал. В итоге я даже документы подавать не стала. Потом в мелочах каких-то задевал, да еще мама его...

   – Ты сама ушла?

   Если можно так сказать...

   – Нет. Но на улице оказалась сама. Когда брат умер, Кирилл стал со мной жить. А Митьке чужой ребенок, мешающийся под ногами и требующий внимания, на фиг не нужен был. Там все так закрутилось, что в итоге я сама ушла.

   Подольский, слава богу, требовать подробностей не стал, да и Катя не горела желанием вспоминать свое собственное поведение. И унижение, если на то пошло. Правда, мама тогда еще была жива. Было куда пойти. Помнится, та даже спрашивать ни о чем не стала, увидев ее в мятой, порванной одежде с всхлипывающим ребенком в одной руке и сумкой в другой. Молча посторонилась и пропустила в дом. Митькино имя в их доме никогда больше не произносилось.

   – И какое мне Эко, Миш, тогда? Я о нем и не думала толком, пока ты не предложил.

   К ним подошел врач, приветственно кивнув, и начал их инструктировать. Стало не до ностальгии и воспоминаний. Правда, дома Мишка весь вечер ходил странно задумчивый и молчаливый. Отстраненный даже, и все его действия производились на автомате. Девушка не стала его трогать, обходила десятой дорогой и давала время подумать.

   Мысленно зареклась о Мите больше не вспоминать и не говорить. Он прошлое, а Мишка – настоящее, родное и любимое.

   Через несколько дней Подольский предложил расписаться. Совсем неромантично, без цветов и вставания на колени. Подошел и проникновенно так заявил:

   – Через три дня поедем в ЗАГС.

   Стоит сказать, что через четыре – наступал день-Х, решающий день в ее жизни.

   – Миша, ты такой романтичный, – сдерживая рвущийся наружу смех, Катя картинно прижала руки к груди и закатила глаза. – Столько нежности, романтики, такта, в конце концов!

   Он угрюмо насупился и навис над ней темной скалой.

   – Издеваешься?

   – Что ты, дорогой! Это так мило.

   – Ну извини! – широко развел руками Подольский. – Как-то опыта не было. Но если ты хочешь, я могу пойти потренироваться. Лет через пять, натренировавшись, вернусь. И уж тогда...

   Катя сразу улыбаться перестала, посерьезнела и за рукав мужчину поближе к себе дернула.

   – Петросян Задорнович Жванецкий! Не смешно, между прочим!

   А у самой внутри все дрожало от радости, неожиданности и возбуждения. Не каждый день тебя замуж зовут, пусть так коряво, криво, но главное, от чистого сердца и с любовью. А ее истеричный смех – следствие испуга и стресса. Ведь предложение – это стресс, а Катя на стресс всегда неадекватно реагирует.

   – Ты сама не ерничай! – он попытался поставить ее на место. – Я, между прочим, тоже волнуюсь. Это ответственный шаг.

   – Иди сюда, ответственный мой шаг, – Катя пальцами зарылась в темные волосы и потянулась к резко очерченным губам. – Ты хорошо подумал?

   Мишка со смешком выдохнул ей в губы.

   – Вообще-то по всем законам жанра должна думать ты.

   – Да?

   – Это ответ? – вопросом на вопрос ответил мужчина и дразняще изогнул бровь.

   – Я думаю, – весомо заметила Катя. – Это ответственный шаг.

   Он не дал ей продолжить мысль. Скользнул по пересохшим губам, очерчивая их языком, и проник в рот, обжигая собственной решимостью и присущим только ему огнем.

   Через минуту она отстранилась, тяжело дыша.

   – Убедил.

   По его лицу ясно читалось, что в своей "победе" он ни секунды не сомневался. Впрочем, как и Катя.

   Опять же, никого приглашать не стали, если честно, вообще обошлись без празднества и гостей. У Кати из родственников никого не было, друзей как таковых тоже. Она, конечно, поинтересовалась у Мишки о его родителях и друзьях, на что получила лаконичный ответ:

   – Никого не будет.

   – Почему?

   Конечно, ее не могло это не удивить. У Мишки было много друзей, она точно знала. Некоторые по работе, некоторые просто знакомые, с которыми он сохранил хорошие, доверительные отношения. Только насчет его семьи она ничего не знала. В доме никаких фотографий и фоторамок, когда Катя въехала, не было. Сейчас появились, конечно, но на них они с Кириллом, а не Мишкины родители. Напрямую ей как-то неудобно было спрашивать. Захочет – сам расскажет. Но сейчас это было очень важно и актуально.

   – Потому что, – так же кратко.

   – Друзья?

   – Если хочешь, можем потом устроить отдельный банкет.

   – Хорошо. А родители?

Подольский странно замялся и отвел глаза, словно чего-то стесняясь. Она почти ощутила, как он закрывается и отдаляется от нее. Но Катя не собиралась ему позволять себя отталкивать. В конце концов, она ему все рассказывала.

   – Миш, – скользящей походкой подошла к его столу. На столешницу оперлась, отодвинув бумаги, и придвинулась ближе. Мужчина неохотно поднял на нее глаза. – Я просто спросила. Что такого страшного?

   – Ничего. Их нет.

   – Совсем? Ой, прости. Я имела в виду...

   – Я понял, – он досадливо нахмурился и щелчком ногтя оттолкнул ручку. – Их совсем нет. Я в детдоме рос, так что...

   Невооруженным глазом видно, что говорить о своем детстве ему было неудобно и даже стыдно. Особенно стыдно, хотя здесь всего лишь одна она, и Мишке нечего стыдиться. Разве он виноват в чем-то? Но насиловать и мучить Катя его не стала. На коленях у него устроилась, и подбородок на плечо положила, мазнув по щетинистой щеке отросшими прядями.

   – Ну и ладно. У тебя мы есть. Я, Кирилл. Скоро еще кто-нибудь появится, – неудача в их доме не обсуждалась. И возможности такой не допускалось. – Это много.

   Он ей в волосы выдохнул.

   – Много.

   – А я о чем?

   Хоть Миша их и впустил в свою жизнь, сам раскрывался крайне неохотно, как будто через силу, себя превозмогая. Катерина особо на него не давила. У него все так быстро поменялось, такая карусель, не хуже, чем у нее. Но главное, Мишка ей верил и понемногу, медленно, но подпускал к себе, давая понять и мотивы, и поступки.

   В четверг они без шума расписались и довольные вернулись домой. Относительно довольные.

   Катя на документы смотрела, на свою новую фамилию, и внутри себя выискивала хоть что-то....что изменилось. Все так носятся с этой свадьбой. И она когда-то носилась. Загадывала и белое платье, и трехъярусный торт, и то, как букет кидать будет. От одних разговоров об "этом дне" внутренне загоралась и испытывала эмоциональный подъем.

   Перевела взгляд на правую руку, на которой поблескивало колечко. Разницы только – кольцо да фамилия.

   – Миш?

   – У? – подал он голос, не поворачивая голову.

   – Ты что-нибудь чувствуешь?

   – Что ты имеешь в виду?

   – Не знаю. Например, что в твоей жизни начался новый важный этап, – пафосно и торжественно произнесла Катя, но почти сразу сбилась на обычный тон. – Ну что, чувствуешь?

   Мишка к себе старательно прислушивался.

   – Чувствую, – наконец, кивнул он. – Есть охота. Мы с утра так и не поели.

   Самое интересное – ей тоже хотелось есть. А "новый важный этап жизни" так и не появлялся.

   Кате аж взгрустнулось.

   – Кать, расслабься ты, – посоветовал Миша, выруливая к дому. – Что может измениться из-за жалкого штампа? Я тебя как любил, так и люблю. Штамп на это не влияет.

   – Да? – на всякий случай недоверчиво склонила голову набок.

   – Да, – он утвердительно кивнул. – Не забивай себе голову всякой ерундой.

   Как ни странно, такие нехитрые слова ее успокоили. Вернули душевное равновесие, которое после свадьбы никак не хотело возвращаться назад. И наверное, не сами слова ее успокоили, а то ощущение понимания и единства, которое возникало после разговора с Мишкой. Он ее понимал и чувствовал, как никто. Все ее страхи и сомнения. Поэтому всегда точно знал, что и как сказать, чтобы ее успокоить.

   На следующий день должна была состояться...всё. Брачную ночь пришлось отложить. Да и не до нее было как-то. Все хорошо вроде и замечательно, но от волнения и назойливого страха Катя никак не могла отвертеться и убежать. Даже вот тарелку разбила.

   – К счастью, – прокомментировал Миша и отодвинул ее в сторону, осторожно убирая мелкие осколки.

   – Вторую тогда разбить, что ли? – чуть нервно предложила девушка.

   – Это уже умышленно получится. Поэтому не считается.

   – Я не могу, Миш, – призналась, наконец, Катя, не в силах держать все в себе. Ноги стали ватными, да еще и затошнило от волнения, неприятно скручивая живот в узел. Она поспешила на стул опуститься. – Я боюсь. А вдруг не выйдет ничего? Что тогда будет? Я не знаю.

   Он тяжело вздохнул, рядом присел и ее маленькие горячие ладони сжал своими.

   – Прекрати так думать. Слышала, что мысли материальны?

   – Слова, – поправила она его.

   – Нет. Мысли. Ты не думай о плохом, о том, что не получится. Не накручивай себя еще сильнее. Если будешь так волноваться, то только хуже станет. Так?

   Она пожала плечами.

   – Я не могу не бояться, – Катя понизила голос, словно боялась, что ее слова кто-то подслушает. – Я не вынесу, если ничего не выйдет. Миш, я не выдержу снова все терять. Еще одна неоправданная надежда меня просто убьет. Я не хочу.

   У нее была надежда когда-то. В первые годы после того как объявили о ее бесплодии. Врачи ошибаются, природа ошибается. Есть же чудеса. И та женщина, о которой рассказывала ей гинеколог. Та, которая сама смогла забеременеть с таким диагнозом. И пусть это было неприкрытое вранье, оно возродило в ней надежду, которую приходилось вырывать с болью и кровью из сердца, чтобы жить дальше.

   Сейчас у Кати снова появилась надежда – из-за одного неосторожного слова. Вопроса, к которому она оказалась неготовой, и не стала бы готовой никогда. И если завтра в ней снова убьют въедавшуюся, проникающую внутрь как опасный яд надежду, то она умрет.

   Не физически. Нет. Сколько по улицам ходит тел – живых снаружи и мертвых, сгнивших внутри? Вот и Катя станет такой же. Гнилой, мертвой, пахнущей трупом. Телом.

   Тогда, несколько лет назад, ее спас Кирилл. Действительно спас, перетянув на себя всю ее нерастраченную любовь и нежность, которые рвались из нее, хотели быть растраченными. Она затопила маленького ребенка своей любовью, и пусть, возможно, это было неправильно и неверно, Кате нужно было любить. Физически необходимо.

   А сейчас у нее был ребенок. Жил в ее сердце, в голове, занимая все мысли. Пусть пока он не родился, его пока еще нет внутри нее, но он был. А если завтра ничего не получится, ее ребенок умрет. Тихо, спокойно и ни для кого не заметно. Никому, кроме нее. Ее ребенок умрет. Сколько матерей может вынести смерть своего малыша?

   Подольский резко дернул ее, заставив повернуться и посмотреть ему в глаза. От него волнами исходило напряжение, которое кололо кожу, но сейчас было не до этого.

   – Ты мне веришь? – серьезно поинтересовался Миша.

   – Да.

   – У тебя все получится. Все будет хорошо.

   – Ты не бог, чтобы точно знать.

   – Ты мне веришь? – еще раз повторил он с нажимом.

   – Миш, причем тут...

   Руки мертвой хваткой сжались на ее плечах.

   – Ты. Мне. Веришь?

   Она сдалась. Внутренне сдулась, оставив все на волю случая. Почти перегорела. Такое бывает, когда эмоций становится слишком много. И если так происходит, организм отключается, чтобы выполнить перезагрузку. Система не выдерживает. Ее система тоже не выдержала.

   – Верю.

   – Значит завтра все получится. По-другому и быть не может. Ясно?

   – Ясно, – вздохнула Катя и позволила себе прижаться к Мишке.

   Он ни разу ее не осудил за слабость или за то, что его изводит. А ведь изводила, наверное. Да и как иначе? Но Мишка терпеливо сносил ее поведение. Возможно, понимал, что ее мучает и не дает покоя.

   – А теперь спать. Перед завтрашним днем надо выспаться, – приказал Миша тоном, не терпящим возражений. Поднял ее со стула и подтолкнул в сторону спальни, идя следом. – Тяжелый день, как-никак.

   Да, тяжелый. Но сейчас Катя ничего не чувствовала. Может быть, только усталость. Совсем чуть-чуть. Но стоило тяжелой голове коснуться мягкой подушки, и девушка в секунду уснула тяжелым и беспокойным сном.

   ***

   Как ни странно, она еле проснулась. Чуть не проспала, хотя искренне предполагала, что перед таким ответственным шагом уснуть не получится. Ан нет. Мишке пришлось ее с боем поднимать.

   Весь путь до репродуктивного центра прошел как в тумане. Она молчала, не говорила почти, Миша ее не трогал, только косился подозрительно. Это уже, когда приехали туда и зашли в кабинет гинеколога, Катю страшно затрясло, и она со всей силы вцепилась в локоть мужа, не в состоянии разжать пальцы.

   – Все нормально, Катюш, – шептал Мишка в ее волосы и гладил по голове. – Я здесь. Все будет хорошо.

   Наверное то, что Мишка был рядом, ее в какой-то степени сдерживало. Ведь если ничего не получится, то Катя не останется одна, ее муж вот он, сидит в несколько сантиметрах от нее. И в конце концов, он Подольский. А значит, у него все под контролем. Он вон какой спокойный. Он всегда все знает. Если что-то не так пойдет, Подольский что-нибудь придумает. А как же. Это же Подольский.

   – Ну что, мамочка, вставайте, – пышная ухоженная женщина потрепала ее по плечу и ободряюще улыбнулась. – Все.

   – Все? – недоверчиво переспросила Катя и вопросительно поглядела на Мишку.

   Тот кивнул, сам как-то неверяще, неуверенно улыбался, но был доволен. Девушка разжала онемевшие пальцы, мельком окинула оставленный на руке мужа след от ее хватки и неуверенно встала.

   – С первого раза все получилось? Да?

   – Да, девушка, все с первого раза удалось. Поздравляю.

   Катя старательно к себе прислушивалась и не могла поверить. Она мама. Внутри нее растет – или будет расти – маленький ребенок. Их с Мишей. Она положила обе руки на плоский живот и слегка растопырила пальцы. Конечно, сейчас ничего такого не будет, но в ней...маленькая жизнь.

   Она медленно подняла глаза на мужа и подарила ему дрожащую улыбку. Еле сдерживаясь, чтобы позорно не разреветься прямо здесь.

   Михаил попрощался за них двоих с врачом, вывел Катю в коридор и почти сразу же полетел к машине. Катя за ним шла как на буксире, иногда приходилось даже переходить на бег.

   Домой тоже ехали быстро и молча. Она не знала, о чем думал Подольский, сама же Катя развела полы легкого тонкого кардигана и положила руки на живот.

   Это не сказка. И не выдумка. Это чудо.

   Уже у дома, припарковав машину, они повернулись друг к другу, и Катя с коротким смешком сказала:

   – А ты скоро станешь папой, Миш.

   – Да ты что?

   – Да. А я мамой.

   – Ты уже мама.

   Она изумленно распахнула глаза на такое заявление, но спросить ничего не успела – муж вышел из машины, обошел ее и открыл дверь.