Текст книги "Научи меня (СИ)"

Автор книги: Людмила Молчанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

   Ребенок сразу погрустнел и опустил голову.

   – Тебе этот не нравится?

   – Нравится, – поспешно исправился Подольский. – Но мы такой вчера же видели, правда? Может, есть еще какой-нибудь, который ты хотел бы посмотреть?

Он сразу воспрянул духом и закивал.

   – Есть. На диске. Мне Катя купила.

   – Покажешь?

   – Покажу.

   Кирилл соскочил с дивана, отбросив пульт в сторону, и подбежал к полке, на которой аккуратной стопкой лежали диски. Из-под низа вытащил один и протянул Подольскому.

   – Вот. Ставь.

   Катя, наконец, оделась и откинула одеяло в сторону, являя всему миру свою покрасневшую от напряжения мордашку. Одернула водолазку, которая висела на ней мешком и спускалась чуть ниже середины бедра.

   – Дай мне диск, я сейчас включу.

   Кирилл послушно протянул ей коробочку и устроился на кровати, вытянувшись во весь рост.

   – А меня ты тут оставишь, да? – подал голос Миша.

   – Нет, я тебя заберу, – Катя подарила ему слабую улыбку через плечо и включила плеер. – Ты пока накройся.

   В принципе, даже говорить об этом не надо было. Мишка уже замотался в одеяло как в кокон.

   – Ты только надолго не уходи, – очевидно, ему не улыбалось счастье оставаться с Кириллом вдвоем, да еще в таком беззащитном состоянии. – И хватит смеяться.

   – Катя, ты чего смеешься? – ребенок не понимал, почему взрослые так заговорщически переглядываются, но тоже заулыбался, глядя на них. – Что такое?

   – Ничего, сладкий, это мы так, – успокоила Катя. – Смотри мультик, а я пока приберу.

   Катя поспешно собрала все раскиданные вещи, аккуратно пристроила их рядом с Мишкой, отнесла влажное полотенце в ванную и надела уже свой собственный халат. Пусть и в водолазке этого мужчины ей было очень комфортно и удобно.

   Теперь оставалось лишь выманить ребенка.

   "Ну, все равно Мишка никуда пока не денется, – с толикой злорадства довольно подумала девушка, – можно пока сделать завтрак и поставить чайник".

   Катя вошла в зал минут через двадцать – довольная, цветущая и бодрая. Миша с Кириллом лежали рядом – только Кирилл поверх одеяла – и о чем-то серьезно переговаривались. Мужчина вытянул одну руку на низкой спинке дивана, а другую положил себе на живот. Кирилл сидел в точно такой же позе – только руку так поднять как Мишка, не мог, поэтому просто вытянул ее на подушке. Деловые такие оба.

   – Ну что, как мультфильм? Посмотрели?

   Кирилл обернулся в ее сторону и широко улыбнулся.

   – Мише нравится.

   Подольский состроил умоляющую мордашку.

   – Я рада. Кирюш, пойдем умываться.

   – Ну Ка-а-атя, – сразу же недовольно заныл он, с каждым словом увеличивая громкость. – Мы мультик смотрим!

   – Ты так и будешь ходить неумытый?

   – Я попозже.

   – Тебе еще надо позавтракать и лекарство выпить. Что ты со мной споришь? – перебила Катя малыша, когда тот уже было открыл рот, чтобы запротестовать. – Миша никуда не денется. Правда, Миша? – с нажимом спросила она.

   Миша послушно закивал и взглядом нашел свои вещи.

   – Правда. Кирилл, иди. Я здесь буду.

   Кирюша подозрительно сощурился.

   – Точно?

   – Точно. Идите.

   – И мы досмотрим? – он не унимался.

   Катя не выдержала.

   – Досмотрите, досмотрите вы все. Иди уже, Кирь. Я же тебя жду.

   Он недовольно, медленно, как улитка, сполз с дивана и, шаркая ногами, потащился к выходу из комнаты. На пороге только обернулся и еще раз переспросил:

   – Ты не уйдешь?

   Катя облизнула внезапно пересохшие губы и глубоко вдохнула, пытаясь унять нервозность, зашкаливающую через край. Подольский без промедления кивнул, смотря, правда, при этом на нее.

   – Я буду здесь. Не волнуйся.

   – Миш, ты, когда оденешься, иди на кухню. Завтрак на столе.

   Кирилл к тому моменту, как Катя вошла к нему в ванную, со всей силы давил на тюбик зубной пасты. Да и вообще, мельтешил, егозил и старался все сделать побыстрее.

   – Ты куда так спешишь? – со смешком поинтересовалась девушка.

   – А Миша мне сказал, что больше так уезжать не будет.

   – Это хорошо, конечно, но про зубы тоже не забывай, – она аккуратно присела на край стиральной машинки. – Чисти, чисти. И потом объясни мне, зачем ты незнакомому человеку дверь открыл?

   – Я не незнакомому, – возмущенно прошамкал с щеткой во рту ребенок. – Я Мише. И я спросил.

   – В следующий раз меня позови, хорошо? – вздохнула Катя. – И сам не открывай.

   – А если Миша?

   – Я открою.

   – А если ты будешь опять в ванной, и он придет?

   – Меня позовешь тогда.

   Кирилл недовольно шмыгнул носом, и насколько Катя знала своего племянника, вряд ли он уж так будет слушаться ее в отношении Подольского. Киря бывает слишком упрямым, когда дело касается его.

   – И Кирилл, – она предупреждающе положила руку ему на плечо и проникновенно посмотрела в глаза, стараясь показать, что говорит очень серьезно. – Я тебя очень прошу дядю Мишу не обижать. И не просить у него ничего. Хорошо?

   – Хорошо, – он опустил глазки, рассматривая свои тапки с зайцами.

   – Кирилл.

   – Чего?!

   – Я попросила.

   – Понял я.

   – Хорошо. Ты же не станешь меня обманывать?

   Катя уперла в руки в бока и изогнула бровь, но ответа так и не дождалась. Того, который ей нужен был.

   – Я есть хочу, – бойко выпалил племянник и протиснулся мимо нее, убегая на кухню. – Катя, пошли!

   На кухне их терпеливо ждал Миша, так и не притронувшийся к еде. Уже одетый, что радовало.

   – Ты чего не ешь? – Катя начала расставлять тарелки, а Кирилл взобрался на табуретку рядом с Подольским.

   – Я вас ждал.

   – А что на завтрак? – ребенок голодным взглядом обвел пустые тарелки.

   – Гречка с курицей. Миш, ты как?

   – Что я как?

   – Может, мне тебе что-то другое приготовить?

   Катя не знала, что он привык есть, но вряд ли обычную кашу с вареной курицей. В ресторанах, наверное, такую еду не подают. Сама она питалась так же, как и Кирюша, поэтому отдельно ничего не готовила. Но Миша же другой, скорее всего, он просто...

   – Зачем? – Миша поднялся из-за стола, забрал у нее столовые приборы и обхватил Катю за талию, поворачивая к плите. – Я есть хочу, Катюш. Проголодался...за ночь.

   – Тише ты, – зашипела девушка и ударила его по руке. Правда, румянец, опаливший щеки, скрыть не удалось. – Мы же не одни.

   – Я тихо, – он прихватил мочку зубами и слегка потянул. Но тут же отстранился, одарив возмущенную Катю улыбкой чеширского кота. – Я буду все, что ты дашь, Кать.

   От самого голоса, от чуть хрипловатого тембра Катю и от тяжелого взгляда со значением стало нечем дышать. Сердце давно билось уже где-то в горле, мешая дышать, и приходилось жадно глотать воздух.

   – Раз так, – взяв себя в руки, она отвернулась от Миши и открыла холодильник, – садись за стол. Сейчас все будет.

   Они поели. Катя, правда, вначале опасалась, что Мишка так себя ведет для того, чтобы ее не обидеть, не задеть, но сам он выглядел довольным. И даже добавку попросил, съев все подчистую. Кирилл, глядя на поистине богатырский аппетит Подольского, даже застыл на минуту, глазами провожая каждый кусок. Катя взгляд ребенка перехватила и напустила на себя авторитета.

   – А ты как думал? Кто как работает, тот так и ест.

   И только через пару секунд поняла, о чем вообще сказала. Глаза от ужаса расширились, а каша стала комом в горле. Подольский из-под ресниц на нее посмотрел и вопросительно изогнул бровь. А у самого такое чувственное обещание, что ее снова в жар бросило.

   – Это точно, – негромко согласился он. – Я ведь хорошо поработал?

   Девушка закашлялась и отвернулась. Хорошо еще, что Кирилл из их разговора ничего не понял.

   – Я тоже так могу, – из чувства противоречия буркнул Киря.

   – Ты только по тарелке размазываешь, – выдавила она сквозь кашель.

   Племянник хотел еще поспорить, даже решительно рот открыл и возмущенно взмахнул вилкой, но тут же заметно сдулся и потускнел, поймав выразительный Мишкин взгляд. Кирилл тяжело сглотнул, опустил вилку и уткнулся в тарелку. Через двадцать минут все было съедено до последней крошки.

   – Надо твой портрет на кухне повесить, – смеясь, предложила Катя. – Чтобы Кирилл разок на него взглянул и сразу как шелковый стал.

   – Портрет такого эффекта не даст, – Подольский самодовольно задрал нос, потягивая кофе. – Так сказать, эффект присутствия должен быть.

   – Портрет с такой почетной миссией не справится?

   – Ну я же лучше. Разве нет?

   – Дай подумать, – Катя притворно наморщила лоб, делая вид, что силится ответить на этот сложный и трудный вопрос. – Как тебе сказать, Миша...

   – Ах так. Ты попала.

   Девушка не выдержала и громко взвизгнула, когда он сделал вид, что собирается ее схватить. И наказать. Причем наказание, судя по всему, занимает главное место в его злостных и коварных планах.

   Она успокаивающе подняла руки и попятилась назад.

   – Я пошутила.

   Подольский понятливо кивнул, не переставая неотвратимо приближаться.

   – Вместе посмеемся.

   – Миш, честное слово. Ты что задумал?

   – Нет уж, тебе так и расскажи.

   – Здесь дети, не забывай.

   В принципе, после сегодняшнего экстремального утра забыть об этом почти невозможно.

   – Я помню, поэтому все пройдет аккуратно.

   – Не надо.

   – Катя, я слегка, – Миша все надвигался и надвигался, медленно и вальяжно, как ленивый дикий кот, только что наевшийся до отвала. А в глазах горел проказливый огонек, который ясно давал понять – одним наказанием она не обойдется. Девушка уперлась спиной в стенку и настороженно замерла. – Попалась.

   – Миша, только не...

   Подольский в следующую секунду оказался рядом с ней, сжал ее ноги своими, обездвиживая, и прошелся пальцами по ребрам, едва касаясь, но тем не менее...

   – ...не щекочи! – заверещала Катерина, выгибаясь под его прикосновениями и дразнящими пальцами. – Ааа!

   Она до жути боялась щекотки, а мужчина каким-то шестым чувством нашел ее едва ли не единственное слабое место, заставляя приподниматься на носочках и задыхаться от смеха.

   – Хватит, Миш, хва...ааа! Хватит! – Катя сжалась в комочек и вцепилась в его руку, стараясь оттолкнуть ее от себя. – Пожалуйста!

   На шум резво прискакал Кирилл, блестящими от перевозбуждения глазами рассматривая прижатую к стене тетку, которую нещадно щекотали. С криком "Я тоже хочу!" на нее накинулся Кирилл, вклиниваясь между взрослыми и оттесняя Мишку на задний план. Хоть какая-то польза от этого маленького предателя – Катя даже смогла перевести дух и приготовиться к новой диверсии.

   Так продолжалось минут пять, пока она едва не начала икать от смеха. Лицо наверняка покраснело, глаза воинственно сверкали, а прическа, не особо аккуратная с утра, совсем растрепалась – благо, волосы теперь были короткими.

   Кирилл совсем разошелся и планировал продолжить "атаковать Катю", но Мишка, сам слегка раскрасневшийся и взбудораженный, его осадил, налил стакан воды и отправил в комнату. Собираться. Гулять.

   Она уже перестала чему-либо удивляться, а противиться и выяснять отношения – сил не было.

Глава 17

 Если в первые дни знакомства с Подольским Катя всерьез считала, что ее жизнь стала напоминать американские горки, сейчас девушка осознала, насколько сильно ошибалась тогда. Тогда – были не американские горки, тогда был мерно стучащий детский неспешный паровозик. А вот то, что началось сейчас, похоже, скорее, на гонки с космической скоростью.

   Мишка так быстро и полно влился в их жизнь, буквально за пару дней. И через пару дней оказалось, что он занял в их – ее – жизни самое главное место.

   Он постоянно их развлекал, возил куда-то, все показывал и рассказывал, жутко балуя Кирилла и приводя того в неописуемый восторг. Особенно Кате запомнилась их поездка в океанариум.

   Во-первых, Мишка, во что бы то ни стало, решил отвезти их именно туда. Почему туда – лично для нее осталось тайной за семью печатями, но мужчина был неумолим, а Кате было все равно, куда они поедут, тем более Кирилл радовался и прыгал дома до потолка.

   По пути в океанариум Катя вспомнила, что они забыли фотоаппарат. Снова. Мишка повздыхал, помялся, попробовал отмазаться тем, что на телефоне все есть, но тут уже она уперлась рогом и заявила, что ей нужны фотографии в альбом и исключительно хорошего качества. Нашли компромисс – возвращаться не стали, зато купили новый, массивный и огромный. На оставшемся пути Катерина разбиралась в чуде техники и читала инструкцию.

   Четыре с лишним часа в океанариуме, потом Подольский завел их в ресторан, где они все вместе немного перекусили, а после Кирилл изъявил желание сбегать на батут. Батутом, понятное дело, все не ограничилось, и ребенок успокоился только тогда, когда обошел все аттракционы.

   Но убило Катю только одно – как Мишка и Кирилл азартно рубились на игровых автоматах в гоночки. Причем мужчина выглядел едва ли не довольнее ребенка, который от внезапно свалившегося счастья сам выглядел ошалевшим и чуть слюну от восторга не пускал.

   Девушка еще долго стояла и смотрела на этих двух азартно обгоняющих друг друга оболтусов. Ей оставалось только тихонько похихикивать и ловить взгляды случайных прохожих, оборачивающимся из-за громких взрывов смеха. И почти у каждого, стоило им увидеть высокого, хорошо одетого Мишку, удивленно открывался рот.

   – Дети, вы не наигрались? – через пятнадцать минут серьезно поинтересовалась Катя и пропустила темные жесткие пряди между пальцами. Миша дернулся, но отвлекаться не стал. – Эй!

   – Катя, мы заняты!

   Кирилл в знак согласия закивал, прикусив от сосредоточенности язык.

   – Да, Катя! Мы заняты!

   Она закатывала глаза, нарочито громко вздыхала, но оторвать мужчин от игрушки так и не смогла. Пока им самим не надоело.

   И так каждый день. Подольский обязательно что-нибудь придумывал, загадывал, строил какие-то планы, ставившие Катю в тупик.

   – Надо на юг съездить, – ни с того ни с сего заявил Мишка, успевший устроиться и обжиться в ее доме как в своем. Катя, в это время поднимавшая с плиты горячий чайник, чуть не брызнула на себя кипятком от такого бескомпромиссного и уверенного заявления.

   – На какой юг, Миш?

   – На какой-нибудь. В Грецию, например. Хочешь в Грецию?

   – Не хочу.

   – Почему? – удивился Подольский.

   – Там неспокойно.

   На всякий случай поставила чайник на место и села на стул, чтобы не упасть от новых его предложений. А судя по горящим глазам, у Мишки они были, и даже не одно.

   – Хорошо, не в Грецию тогда...а в Италию. Хочешь в Италию? На острова? Какие там острова...Кириллу точно понравится, – она помрачнела и отвернулась. – А еще в Венецию заедем. Давай, Катюш.

   – Я работаю.

   – Отпуск?

   – Мне его не дадут сейчас.

   – Да ладно, – недоверчиво фыркнул мужчина и потянулся, разминая шею. – Сколько ты не отдыхала? Они не имеют права.

   – У меня...даже загранки нет, – она решила попробовать по-другому. И вообще, эта тема ей активно не нравилась. Кате хотелось скукожиться и стать незаметной, как будто Миша не к ней сейчас обращается и не ей расписывает райские места Европы. Не она это. – У Кирилла тоже. А это столько мороки.

   – Если это единственное, что мешает, то все легко решается. У меня знакомый есть, он быстро все оформит, буквально за пару дней. И паспорт мы сразу на десять лет тебе сделаем, чтобы бумажки не собирать постоянно.

   Катя забарабанила пальцами по столу, всеми силами стараясь смотреть только в окно и никуда больше. Ни на кого больше.

   – Давай потом подумаем над поездкой, хорошо? Ты меня очень озадачил. Надо подумать, а на это нужно время.

   Подольского ее нерешительность и мнительная осторожность раздражали, и свое раздражение он скрывать не стремился.

   – Какое время, Кать? Едем или не едем – вот и все. Зачем на это время? Не хочешь в Италию, давай еще куда-нибудь поедем, куда хочешь. Кириллу тоже будет полезно. И наверняка понравится – я даже не сомневаюсь. В чем проблема?

   – Ты не можешь просто так придти и поставить нас перед фактом.

   – Почему нет? Что такого я предложил?

   – Ничего хорошего, – буркнула Катя и хотела уже добавить еще, но тут на шум забежал Кирилл и с разбегу плюхнулся Подольскому на колени, крепко обхватив того за шею.

   – Вы чего кричите? – недовольно нахмурив бровки, поинтересовался Кирилл и посмотрел на Катю, как будто та была в чем-то виновата.

   Миша поспешил ответить за нее, не дав сказать ни слова.

   – Мы не кричали, Кирюх. Мы разговаривали.

   – Громко, – пожаловался Киря капризным тоном.

   – Больше не будем, – пообещал Миша, снова кидая на нее взгляды исподтишка. Она молчала. – Мы тут с Катей кое о чем думали.

   На горизонте у племянника мелькнула такая пленительная и соблазнительная "взрослая тайна". Это как помахать перед носом у кота валерьянкой. Сшибает все волнения и посторонние мысли напрочь. Так и Кирилл – сразу же забыл обо все на свете.

   – О чем? – Миша загадочно закатил глаза, и племянник сразу его затеребил за рукав. – Миша, о чем? Я тоже хочу!

   – Колбаса деловая.

   – Я не колбаса! Ну Ми-и-и-ша! Расскажи!

   – Да вот я думаю, может, мы съездим куда. Ты как, Кирюх?

   – Давайте, давайте, давайте! – радостно захлопал в ладоши ребенок. И его не интересовали ни куда, ни когда, главное, что они куда-то все вместе собрались и доверили ему "тайну". Советовались с ним как с равным. – Катя, мы поедем?

   – Не загадывай, – скрипя сердцем одернула Катерина бурно повизгивающего Кирю. – Еще неизвестно ничего.

   Оба мужчины одновременно скуксились и недовольно засопели. Начали ее взглядами сверлить, отнюдь не радостными и довольными, поэтому Катя поспешила ретироваться.

   Такие ситуации редко случались, почти никогда, и так у них все было прекрасно. И даже очень.

   Если Катя начинала задумываться, серьезно задумываться над тем, как сейчас живет, то на ум приходила сказка. Ей не верилось, что Мишка реальный, настоящий. Что она его не выдумала, а он действительно есть, в ее жизни. Сильный, добрый и едва ли не идеальный.

   Теперь ее жизнь превращалась в прекрасную сказку, настолько прекрасную, что становилось действительно жутко, и до самых костей пробирал холодный, липкий ужас, цепляясь и оседая на коже противной паутиной. И чем идеальнее становился Подольский в ее глазах, тем сильнее она боялась. Начинала отдаляться от него, старалась держаться на расстоянии. Закрывалась от него, чтобы не сумел проникнуть глубоко под кожу, забраться в самое сердце. А Мишка все-все понимал, и свои сомнения спрятать от него она не могла.

   Зато Кирилл не мучился и не терзался сомнениями, как Катя. Ребенок просто радовался тому, что в его жизни появился "дядя Миша". Он не задумывался над тем, уйдет тот или не уйдет, забудет или не забудет – племянник жил и радовался жизни как никогда.

   Одно Катя понимала точно – так дальше продолжаться не может. Она и себя изведет, и Мишку доконает. У нее нет никаких прав от него ничего требовать. Он ни ей, ни Кириллу ничего не должен. Но что будет с ними, когда Миша успокоится и наиграется? Об этом она не могла не думать. Каждую минуту своей жизни.

***

   – Ты ничего не хочешь мне сказать?

   К моменту этого разговора они с Подольским жили вместе почти месяц. Он окончательно перебрался к ним, обустроился, и сейчас его бритвенные принадлежности занимали законное место в ванной, а черные новые тапки, которые Катя сама купила, стояли в коридоре под вешалкой.

   Миша зашел на кухню, прикрыл дверь, чтобы не разбудить мирно спящего малыша, и сел на стул. По всей позе, по напряжению и решимости во взгляде ей сразу стало понятно, что сегодня увильнуть не удастся, хотя потому что в этот раз мужчина отступать не намерен. И ей не предоставит такой возможности.

   – Ничего. Все хорошо, – она повернулась к нему спиной и засуетилась у плиты. – С чего ты взял?

   Она попыталась выйти с кухни, но Подольский ухватил ее за локоть и притянул назад, усаживая к себе на колени. Сил дергаться или протестовать не осталось. Девушка устало прислонилась спиной к его груди и обмякла. Миша ее держал, не давая пошевелиться или сдвинуться, но объятия были крепкими, надежными и нежными. И теплыми. Такими, что Кате не хотелось его отпускать. Никуда.

   – Я не экстрасенс, Катюш, – устало выдохнул Миша, носом утыкаясь ей в шею и опаляя горячим дыханием, – мысли я еще читать не научился. Давай начистоту.

   – Не бери в голову. Это мои...заморочки.

   – Ты...случайно не...Мы тогда не предохранялись. Появились...последствия?

   Вот что значит мужская логика. К чему он это – непонятно. Но спиной чувствовала, как он напрягся в ожидании ответа.

   – Случайно нет, – съязвила она в ответ.

   – Ты... – он сглотнул и взглядом заметался по тесной слабоосвещенной кухне. – Никаких...эээ...ну, последствий не будет? Точно?

   Забавно. Услышь она такой вопрос от кого-то другого, от того же Митьки, наверняка бы обиделась. Или почувствовала бы сожаление и стыд за свою...незавершенность. Или как Митькина мать однажды сказала – "неполноценность".

   – Не будет, расслабься.

   – Тогда что? Я не силен в этих заморочках, Катюш, – теплые широкие ладони легли ей на живот. – Я же вижу, что тебя что-то беспокоит, но понять до конца не могу. Из-за Кирилла? – наугад предположил Подольский и сразу же попал в цель, о чем понял по набежавшей тени на симпатичное лицо. – Ты из-за него так волнуешься?

   – Как я могу за него не волноваться? – она попробовала увильнуть в сторону. – Это мой ребенок, Миш, и я всегда буду за него переживать.

   – А я здесь причем?

   – Ты действительно не понимаешь?

   Он покачал головой.

   – Объясни.

   – Миш...

   – Что? Я же ничего такого не сделал. У тебя умный ребенок, он меня не боится...

   – Вот именно, – тихо буркнула Катя и дрожащей рукой потерла лоб. – Вот в этом вся проблема. Он тебя не боится, ни капли. Он к тебе...привязался. Не знаю как, почему, но Кирилл...У тебя дети есть? – даже ей собственный резкий, со злыми от бессилия нотками голос бил по барабанным перепонкам, заставляя едва ли не морщиться.

   Подольский снова забегал глазами по кухне, смотря куда угодно – на обои, плитку, холодильник или столешницу – но не на нее.

   – Ну нет. И что теперь?

   – А то. Он к тебе привязался. Он даже копирует за тобой все, как обезьянка. Кирилл не выдержит, если что-то пойдет не так.

   – Что пойдет не так?

   Да что угодно. Что будет, когда Подольский уйдет? Ладно Катя, она переживет, не маленькая уже. А Кирилл? И ведь не объяснишь Мишке так все с бухты-барахты. Не объяснишь всего того, что случилось с Кириллом, когда Надя так и не вернулась. И не позвонила.

   – Все, Миш, – признание получилось особенно проникновенным, едва ли не великой тайной. – Ты можешь понять, что он тебя уже...полюбил, наверное? И просто так не отпустит. Не поймет, почему Миша в один прекрасный день не появится. Для тебя это все игрушки, что-то новое, как ты сам сказал, а для него?

   Катя лучше многих знала, что забегает вперед, что безбожно торопится и вообще, ее признание в лоб сделает все только хуже. И Подольского она, конечно, понимала. В самом деле. Он не обязан ничего такого делать для нее или Кирилла, совсем нет, но если бы все так стремительно не развивалось, если бы Кирюша так бурно не реагировал, то она бы еще не скоро начала этот разговор, если вообще начала бы.

   Мишка сразу же выпрямился – и спина была неестественно прямой, такой, что становилось почти страшно.

   – Кто сказал, что я собрался уходить? Что для меня это игрушки? – он даже разозлился и потемнел лицом, сильнее сжав руки, но тут же сам заставил себя ослабить хватку. Катя глубоко вздохнула. – Зачем ты это придумываешь? У нас же все хорошо. Разве я неправ?

   – Ты прав, ты очень прав. Это-то и плохо.

   – Нет, погоди. Кто тебе сказал, что я играю чем-то? Или кем-то?

   – Ты сам сказал. Для тебя это все новое. Твои слова, а не мои! Только потом вот это все, – Катя нервным жестом обвела кухню, – новым для тебя быть перестанет. Давай сейчас поговорим, Миш, я очень тебя прошу. Пока не стало только хуже.

   Подольский почти спихнул ее со своих колен и рывком поднялся. Побелевшие кулаки сжаты, и без того хищные глаза как-то жутко сверкают, а его злость Катя и так каждой клеточкой тела чувствовала. А где спрятаться – не знала.

   – А зачем тебе со мной разговаривать? – язвительно искривил рот в ухмылке Миша. – Ты прекрасно все решила сама. И надумала, и решила. Давно решила, верно? Я тебе вообще зачем?

   – Пойми меня! И выслушай, пожалуйста, – она устало прикрыла глаза, которые почти болели. – Да, наверное, я не так сказала, но...Миш, тебе сорок лет.

   – И что?

   – Тебе семья нужна, понимаешь? Своя жена, свои дети, у тебя период такой.

   – Да что ты говоришь! – он всплеснул руками.

   – А мы просто...под руку попались, – она была уверена в своих суждениях. Столько времени размышлял, облекала мысли в слова – обидные, ранящие ее слова, но свято верила и надеялась, что так лучше будет. – Сам подумай. Тебе семья нужна. Своя, настоящая. Ты своих детей хочешь. И они у тебя будут, ты созрел для этого. А Кирилл чужой, и я тоже...

   Неожиданно Мишка налетел на нее, почти сбивая с ног, впечатал в стену, больно выбив весь воздух из легких, и навис, касаясь ее носа своим.

   – Не смей! – тихо, но от этого не менее пугающе рыкнул Подольский. – Никогда! Не смей! Решать за меня и говорить мне, что делать. И как себя вести. Тебе ясно?

   – Что ты делаешь?

   Он не стал ее слушать. Вдавил сильнее в стену, наваливаясь сверху, и продолжил:

   – Я хоть раз вас обидел чем-то? Задел?

   Катя часто заморгала.

   – Нет. Миш, отпусти, пожалуйста.

   – Позволь мне самому решать, как себя вести и с кем. И уж я точно разберусь сам, что мне в жизни нужно, а что нет. Ты думаешь, я дурак такой? Ничего не вижу и не понимаю? Почему, Катюш?

   Мягкий вопрос тихим голосом и угрожающая поза, не скрывающая всей силы и мощи, способных обрушиться на нее в одну секунду. Наверное, лучше было, если бы он накричал на нее, наорал, психанул, хлопнув дверью. А вот такое мнимое спокойствие, почти нежность, под которой скрывается неукротимая волна ярости, пугала до чертиков.

   – Почему ты так плохо обо мне думаешь, расскажи? – она полузадушено всхлипнула, почувствовав подступающие слезы, и зажмурилась, стараясь сдержать обжигающие соленые капельки. – Я повод такой дал? Считать меня последним уродом?

   – Н-нет.

   – Не слышу.

   – Нет.

   – Тогда почему? Почему, Катюш? Почему ты себя и меня накручиваешь всегда? – он обхватил ее за щеки и заставил поднять голову. – Зачем это все? Тебе плохо со мной?

   – Нет.

   – И? Чего ты добиваешься? Чтобы я плюнул и ушел? Ты этого хочешь?

   Она отчаянно замотала головой, судорожно цепляясь за его рубашку. Хотя сама противоречила собственным словам. Сама просила его уйти, но когда услышала такое из его уст – внутри все перевернулось.

   – Нет.

   – Когда ты поймешь, что я не маленький мальчик? Я не Кирилл, которого надо опекать и учить. Я сам решаю. Я сам выбираю, что мне нужно, а что нет. И уж точно я сам знаю, когда и для чего созрел.

   – Я не понимаю, Миш! Вот именно что не понимаю! Объясни мне, ради бога объясни – зачем тебе это все? В двух словах, а? – она вытащила одну руку из его мертвой хватки и вытерла мокрые щеки. – Я, Кирилл...Я смотрю на тебя и...и...Зачем?

   Катя, правда, думала, что Миша сейчас не выдержит и ее ударит. Или накричит.

   – Что ты хочешь от меня услышать?

   – Я не знаю, – убитым голосом выдохнула девушка и всхлипнула. – Вот именно, что я ничего не знаю. Я боюсь, что в один прекрасный момент ты просто развернешься и уйдешь. Тебе надоест, тебе станет неинтересно, скучно, и ты уйдешь. А Кирилл тебя любит.

   – А ты?

   – Что я?

   – Ты боишься, что я уйду, из-за Кирилла? Тебя только это волнует? Твой ребенок? А что ты сама хочешь? Я тебе вообще нужен? Вот такой я, как есть? Или же ты меня просто терпишь?

   – Зачем ты так?

   Миша покрутил запястьем.

   – А ты не так? Ты меня попрекаешь постоянно непонятно чем. Смотришь вечно с подозрением, и вообще, вот честно, Кать, я уже думаю, что я для тебя вынужденная мера.

   А он ведь тоже боялся. Чего только?

   – Не говори глупости.

   Хватка неожиданно усилилась. Теперь Мишу и ее разделяли считанные миллиметры, что не могло не пугать. Внутри все замерло, и только сердце билось как заведенное.

   – Глупости тут только ты говоришь. Я тебя прямо спрашиваю – я тебе нужен? Или мне можно уйти, чтобы тебе жизнь не портить? Ты думаешь, я слепой? Не вижу, как ты мечешься? Так как, Кать? Давай я уйду, и ты успокоишься сразу? Как тебе идейка? А?

   Подступающие слезы жалости к самой себе мешали говорить. А открыто плакать Катя не могла себе позволить. Не перед Мишей, который ей дорог. Не перед ним. Она покачала головой и вцепилась в каменно-твердые плечи.

   – Я не идеальный, Катюш. Я такой, какой есть. Возможно, я не могу дать то, что тебе нужно, – он криво усмехнулся, но от его принужденной улыбки веяло отнюдь не радостью. И даже не цинизмом. – Я не умею с детьми общаться, с тобой вот тоже...не умею. А как тебе что-то доказать – не знаю. Что мне сделать, чтобы ты поверила? Сказать, что я не уйду? Тебя не брошу? Ты не поверишь, Кать. Ты никому не веришь.

   Он весь стал каким-то решительным, отбросил что-то, и теперь говорил с ней отстраненно, разглядывая стену над ее головой. Она испуганно сжалась.

   – Миша, не надо, – он, казалось, только ее этих слов, произнесенных дрожащим голосом, только и ждал. Оттолкнулся от стены, рубашку одернул и вышел в коридор. В полнейшей тишине.

   Она на несколько секунд застыла, переваривая происходящее. Уходит. Вот так вот молча. Не сказав ей ни слова, просто разворачивается и уходит. От нее.

   Настежь открыв дверь, Катя бросилась следом. Мишка к ней спиной стоял, обувался, и даже не обернулся.

   – Миша, стой! Миш, погоди, – она ему руку на плечо положила и к себе потянула, но Подольский неожиданно резко ее конечность сбросил, выпрямился и потянулся к висевшей на вешалке куртке. – Куда ты на ночь глядя? Миш! Миша, я очень тебя прошу. Ну куда?..

   – Домой, – отрывисто кинул он.

   Чиркнул молнией, и звук получился особенно громким в тишине, почти зловещим. И так и не обернулся.

   Доигралась. Все делала, для того чтобы он ушел, чтобы не выдержал, думала, ей легче станет, и та сумятица, творившаяся в ее душе, уляжется, успокоится. Не успокоилась – сейчас еще хуже стало, потому что она...теряла. Физически ощущала, как от нее отрывают что-то.

   – Ты придешь? – робко спросила Катя, не надеясь на ответ.

   Подольский молча вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь.

   Добилась того, чего хотела. Он ушел. Надоело, устал, она довела. Сказка рухнула. Жизнь перестала даже казаться идеальной, и все вернулось на свои места. Только ли стало ли ей от этого легче?