Текст книги "Научи меня (СИ)"
Автор книги: Людмила Молчанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
– Жалко, – заверила Катерина. – Мне тебя очень жалко. Но лечение прерывать нельзя.
– А Юля что, прямо вот так к вам домой заявилась и начала орать? – девушку разбирало любопытство. Они с Подольским синхронно кивнули. – Понятно. Ну, она мне все равно никогда не нравилась.
Они еще с часик посидели, поговорили ни о чем, Мишка, правда, какие-то детали по работе уточнял, но Катя в разговор не вмешивалась. У девушек почти одновременно телефоны зазвонили, поэтому они скомкано попрощались и поспешили по домам. Только Костик до последнего упирался. Они с Кириллом нашли-таки общий язык.
В эту ночь Миша наконец-то спал в своей большой и теплой кровати. И уснул мгновенно, стоило черноволосой голове коснуться подушки. Катя только одеяло поправила и улыбнулась в темноту. Ни на какое примирение сегодня и рассчитывать не приходилось. Зато утром Миша извинился. И так качественно и долго извинялся, что они едва Кирилла не проворонили.
Глава 19
Почти сразу после окончания маленькой и затяжной войны, Миша договорился насчет лечения Кирилла в больнице. Оставалось лишь выбрать время, желательно как можно скорее. Палата для них была уже подготовлена, и все зависело от того, сможет ли Катя уйти в отпуск, и если сможет, то когда. Откладывать разговор с начальницей смысла не было.
Этот день у Кати вышел выходным, но она все равно приехала в аптеку. Сегодня была смена Оксаны.
– Привет, Оксан, – приветливо улыбнулась Катя. Покупатели на горизонте не появлялись, и приятельница с головой погрузилась в чтение глянцевого журнала. Заметив Катерину, девушка удивленно вскинули брови, и поднялась.
– Привет. Какими судьбами? Ты разве сегодня работаешь?
– По делу, Оксан. Альбина здесь?
– Недавно приехала. А что случилось?
Все в аптеке давно заприметили видного, хорошо одетого мужчину, периодически приезжающего за Катериной, а иногда вместе с Кириллом. Толков было море, доходило даже до того, что Мишка – настоящий отец Кирилла, объявившийся на горизонте. Катя ничего не подтверждала, но и не опровергала, справедливо полагая, что все скоро об этом забудут и переключатся на что-нибудь другое. Они переключились. И теперь гадали, когда Катя зазвездится и уйдет с работы. Ну, и периодически обсуждали ее новую и дорогую одежду, украшения, да и вешний вид в целом.
– Ничего такого, просто поговорить надо. Ну я пойду?
– Давай, – Оксана с любопытством поглядела ей вслед, но Катя предусмотрительно прикрыла дверь, стараясь, чтобы разговор не достиг чужих ушей.
– Альбина Федоровна, – неуверенно окликнула Катерина.
Начальница, до этого что-то высматривающая под стулом, резко распрямилась и развернулась к ней лицом.
– Смирнова? Ты что здесь делаешь? У тебя рабочий день завтра.
– Я знаю, мне просто нужно с вами поговорить.
– Вот как? – женщина недоверчиво хмыкнула, но чинно опустилась в свое кресло и сжала руки в замок. – Ну что ж, присаживайся. Я слушаю.
Катя постаралась кратко и четко обрисовать сложившуюся ситуацию. У Альбины она не первый год работала, поэтому начальница знала, что Кирилл болеет. Для нее это открытием не было. Но отпустить Катю в отпуск, даже неоплачиваемый, она все-таки отказалась, чем повергла ее в шок.
– Ну почему?!
– Прекрати кричать! – жестко одернула ее Альбина, и нахмурила бесстрастное как маска лицо. – Поспокойнее разговаривай. Это во-первых. Во-вторых, я не могу тебя сейчас отпустить. Работы много, и Кристина тоже в отпуск собирается. Так что нет.
– Но мне очень нужно, как вы не понимаете?
– Я всех понимаю, Катя. Должна по долгу службы, – Катя чуть не фыркнула. Какая интересная служба – по магазинам кататься и их третировать. – Но отпуск я тебе не дам.
– Я столько лет работала без него. Разве нельзя как-то...Мы же даже насчет больницы уже договорились, деньги заплатили, как же...
– А меня это не волнует, – она откинулась на спинку кожаного кресла. – Надо было со мной поговорить сначала, а не насчет больницы договариваться. Ты думала, я тебя по первому требованию отпущу? Кате приспичило и все, все должны расстелиться перед ней?
Катя оторопела.
– Вы о чем сейчас? Что я такого сделала?
– А в том то и дело, что ничего! – она только что слюной не брызгала от ярости. А Катя как сюрреалистическое кино смотрела. И не могла понять – откуда такая злость взялась. Что она такого сделала, что ее так с грязью смешивали?
Альбина Федоровна не на шутку разошлась, и вряд ли ее можно было бы сейчас как-то успокоить. Не такой у нее темперамент был. А Катерина начальницу почти не слушала. Голова была забита одним – что же все-таки она сделала, чем заслужила такое? Ведь никогда никого не трогала, сплетничать не любила, да и вообще, человеком была бесконфликтным.
– ...не нравится работать – вон порог. Никто тебя держать не будет! Поглядите на нее...
– Хорошо, – неожиданно согласилась Катя и расправила сгорбленные плечи.
Начальница от внезапного согласия осеклась, не понимая, к чему Катя это сказала, и вопросительно на нее уставилась.
– Что хорошо?
– Давайте тогда по-хорошему разойдемся. Как вы сами сказал, незаменимых нет.
– Увольняться надумала? – недобро сощурилась Альбина и захрустела пальцами. Катя предпочла промолчать. – Да ради бога, кто тебя держать будет? Вот, пиши. По собственному.
Ей протянули чистый лист и ручку. Катя быстро написала заявление, отдала Альбине и поднялась.
– Я могу сейчас все документы забрать?
– Нет.
– Мне две недели отрабатывать?
– Можешь себя не утруждать, – она придирчиво изучала Катин убористый подчерк.
– Когда я могу тогда документы забрать?
– Завтра.
– Отлично, – Катя поудобнее сумку перехватила и направилась к выходу. У порога остановилась, кое о чем вспомнив. – Вы их Михаилу сможете отдать? Я завтра не смогу приехать сама.
Та вообще лицом потемнела и задышала, как разъяренный бык.
– Отдам. Не переживай.
Катя кивнула и вышла.
Оксана, как оказалось, все время под дверью подслушивала. Катерина белую дверь распахнула и чуть не врезалась в бывшую коллегу. Та поспешно отскочила и сделала вид, будто изучала стеллаж с подгузниками.
– Она тебя что, уволила? – выпучила глаза Оксана. – Вот так взяла и уволила?!
Такая усталость навалилась, что истерические и какие-то визгливые эмоциональные выкрики приятельницы лишь раздражали. Хотелось уши закрыть от назойливого трещания.
– Да, вот так взяла и уволила.
– Я в шоке! А что она на тебя так наехала? Вы поцапались?
– Никто ни с кем не цапался, успокойся, Оксан, – потерев висок, заверила Катерина. – Все нормально.
Сослуживица сочувственно поджала губы и погладила по плечу.
– И что ты делать теперь будешь?
– Не знаю. Пока с Кирюшкой все решу, а потом придумаю что-нибудь.
– Если что, ты обращайся. Может, помогу чем-нибудь.
В аптеку несколько покупателей зашли, и Оксана со своей лицемерной заботой наконец-то отстала. Катя воспользовалась моментом и выскользнула из здания.
Долго в себе все держала, весь тот негатив, который на нее несправедливо вылили, и понять не могла. Это непонимание ее сильнее всего задевало и беспокоило. Что она такого сделала? Чем заслужила? Никогда ведь не выделялась, не оскорбляла никого – ни в глаза, ни за глаза. Своей жизнью жила и в чужие не лезла. А вышло так, что Катя последняя эгоистка и идиотка, всех эксплуатировала и всем мешала. Чем мешала-то?
На душе муторно было, грязно, как в дерьме вываляли, и успокоиться девушка никак не могла. При Кирилле еще как-то пыталась взять себя в руки, потому что тот всегда тонко чувствовал ее настроения, а когда Мишка поздно вечером приехал, вообще расклеилась.
Мужчина сначала ее слез и истерики испугался, понять не мог, в чем дело и кто, собственно, виноват. Но выплакаться и успокоиться Кате позволил, успокаивал ее как мог, даже чай с ромашкой заварил, а потом внимательно, вникая в ее слова, выслушал, и видно было, что все не мимо ушей проходит, а действительно его волнует.
– Я одного не могу понять, Миш, – последний раз всхлипнув, выдохнула Катя. – За что она меня так? Ты бы слышал, как она орала. А что я ей такого сделала? Я же никогда ничем не задевала...
Мишка подтолкнул к ней чашку с горячим чаем и достал сигарету.
– Ты думаешь, я не знаю? Конечно, ты ее не задевала ничем. Ты не такой человек.
– Тогда зачем?
– Она просто завидует тебе, как ты понять не можешь? И она, и все эти тетки, которые с тобой работают.
Завидуют? Ей? Катя даже растерялась.
Ее жизнь всегда была обычной, среднестатической. Дом, ребенок, работа. Одинокая, тридцати лет. Да и в юности ей никогда не завидовали. У Кати все всегда было ровно, правильно, спокойно. И Митька такой же, под стать ее жизни. Чему? Чему завидовать?
Это было таким новым, диким, почти неправильным, что не укладывалось в голове.
Мишка ее внутренние терзания без слов понял. Улыбнулся легко краешком губ и утвердительно кивнул.
– Завидуют, Катюш. Сколько я тебя забирал с работы – столько раз это и видел.
– Господи, Миша, да чему завидовать? – она от волнения на стуле подпрыгнула и всплеснула руками, чуть не разлив чай, про который благополучно забыла. – Я не лучше других живу...Обычная. Таких на улицы тысячи.
– Это ты так думаешь и не видишь ничего. А они от зависти заходятся. Постоянно тебя глазами едят. И что ты носишь, и что ты ешь. И мужика нашла при деньгах, и ребенка, не своего даже, как-то пристроила. В золоте купаешься, – он на ее запястье кивнул. – А они вынуждены к своим лентяям домой идти. И дети у них от рук отбились. А ты какая хитрая оказалась – тихоня тихоней, и что вытворяешь.
Его тирада звучала настолько напыщенно и издевательски, что никаких сомнений не было – Мишка кого-то цитировал. А может быть, и всех тех, с кем она не один год проработала. Честное слово, Катя никогда к сплетням не прислушивалась, и сейчас, после такого информационного дождя, вообще поникла. Неужели о ней так думали? Что ради денег...мужика богатого...золото какое-то.
– Миш, это же металл обычный, – она запястьем тряхнула, и браслет по тонкой руке вниз до середины локтя съехал. – Стекляшки.
– Я это знаю. И знаю, что ты это знаешь. Только они не так судят. Их теперь зло берет, что у тебя все есть, а у них ничего.
– У них дети есть, – машинально сказала Катя. Она давно об этом думала, и сейчас, дезориентированная, случайно и сболтнула наболевшее. – У них семьи. Мамы, папы... А они про какие-то стекляшки.
Подольский долго молчал, смотрел куда-то в пространство и ее не трогал. Наконец, сигарету потушил, к Катя потянулся, забрал из безвольных рук чашку. Придвинул к себе девушку, подбородок на макушку положил и проникновенно так приказал:
– Забудь. Поняла меня? Тебе какая разница, что они говорят и думают? Тебе с ними никогда не встречаться. У тебя есть я, Кирюха вот. А они свое счастье просрут и не заметят. И пусть.
– Миша!
– Не перебивай. Я правду сказал. И ты тоже, Кать. Вроде самостоятельная, умная, а на дураков внимание обращаешь. Для тебя сейчас главное – не то, что они о тебе подумают. Для тебя сейчас Кирилл важнее. Правильно?
– Правильно, – подтвердила Катя, загипнотизированная успокаивающим тихим голосом.
– Вот и думай о нем. А про них забудь. Документы твои я утром завтра заберу. Не бери в голову. Хорошо?
– Хорошо.
– А теперь спать пойдем. Нам завтра рано вставать.
И уже когда в постель легли, Мишка еще раз повторил:
– Забудь о них. И не трепи себе нервы. Ясно?
– Ясно, – широко зевая, Катя у него на груди устроилась и под себя ноги поджала. – Забыла уже, Миш.
– Это хорошо.
***
На следующий день, прямо в обед, Мишка отвез их с Кириллом в больницу. Утром, пока Катя вещи собирала, Подольский съездил к Альбине. Не было его около часа – казалось бы, ведь только документы забрать.
– Ты что так долго? – с подозрением прищурилась Катя. Втягивать в бабские разборки еще и Подольского не хотелось.
– Так получилось.
– Она документы отдала?
– Да.
– А рекомендательное письмо?
– Можешь его выкинуть.
Девушка постаралась не выдать своей обиды.
– Все так плохо?
– Забей, Кать. Ты вещи собрала?
– Вроде собрала. Миш, посмотри мне в глаза.
Он с явной неохотой черные глаза на нее поднял и страдальчески вздохнул.
– Ты точно с ней не связывался?
– Точно.
– Зачем врешь? – шикнула она, не удержавшись. – Я же тебя просила!
– Ой, Кать, ну в самом деле!
Разговора не состоялось. Мишка от нее отмахнулся и на все ее провокации не обращал никакого внимания. Поэтому Кате не удалось ничего узнать, хотя она сердцем чувствовала – что-то он все-таки сделал.
Дальше как-то не до этого стало. Они в больницу приехали, а Катя все время по дороге дергалась. Ей казалось, что что-то она все-таки забыла. Кирилл наоборот, был как удав спокоен. Для него это было своего рода игрой, вызывало интерес, а волновало только одно.
– Миш, а там уколы будут делать? – на всякий случай решил узнать племянник.
И напрягся так в ожидании ответа. Мишка заулыбался, с Катей переглянулся и покачал головой.
– Не знаю.
– Как не знаешь? Ты должен. Катя!
– Я тоже не знаю, солнышко. Приедем, и врач все нам расскажет.
Кирюша откинулся на спинку и скрестил руки на груди. Веселость с него шелухой слетела, и всю дорогу мальчик непривычно молчал. Из машины выскакивать, когда остановились, не спешил, и старался держаться поближе к Кате.
Как оказалось, Мишка договорился обо всем – буквально. Их радушно встретили, поприветствовали, проводили в палату, все показали-рассказали, предупредительно поинтересовались о предпочтениях и пожеланиях. Катя даже растерялась, и переводила боязливый взгляд с Мишки на улыбающегося в тридцать два зуба доктора. И обратно.
Как-то довелось ей с Кириллом неделю пролежать в обычной больнице. Земля и небо по сравнению с этой. И таких приветливых врачей там не было.
– Нет, нам ничего не нужно, – поспешно заверила Катя и подавила желание за Мишку спрятаться. Такое внимание и обхождение ее напрягало. – Если что, я скажу.
Врач кивнул, еще раз попросил при малейшем дискомфорте обращаться к нему и наконец-то удалился.
– Кошмар какой, – жаловалась она потом Подольскому. – Этот Геннадий Семенович за нами по пятам ходит. И в затылок мне дышит. Вот как это называется?!
– Это называется сервис.
– Сервис...У меня нервы скоро не выдержат, Миш. Я уже боюсь ночью глаза открыть и его над собой увидеть. Улыбающегося.
Мишка, откинув голову, засмеялся.
– Что ты ржешь? – разобиделась она и с силой хлопнула крышкой ноутбука. – У меня нервы уже ни к черту с этим Геннадием стали.
– Зато он хороший врач.
Весомый аргумент, с которым Катя не могла не согласиться. Но это не значит, что врач ее не нервирует.
– И только то, что он хороший врач, его спасает.
Подольский хмыкнул и поерзал на кровати.
– Кирюха где?
– В соседней игровой. Позвать его?
– Не зови. Нам надо поговорить.
С детства у Кати выработалась к этой фразе стойкая неприязнь. Ничего хорошего после нее обычно не следовало. На каком-то ментальном, подсознательном уровне это высказывание соседствовало с "ты только не волнуйся", "ничего страшного не случилось" и "давай останемся друзьями", Все три фразы для нее имели исключительно негативную окраску, но Мишкины слова, да еще произнесенные таким тоном, окончательно разрушили благостный настрой.
Что же случилось? У них все было хорошо вроде, все замечательно. Миша каждый день к ним приезжал, проведывал, зная, как Катя любит сладкое, тайком ее баловал, и хотя она ворчала и отнекивалась, он продолжал ее соблазнять различными вкусностями.
– Ну тут же кормят, Миш, – пыталась отшутиться и избежать очередного кремового и посыпанного пудрой соблазна. – И даже очень хорошо.
– Я знаю. Но ты же их любишь. Учти, назад не повезу.
Она вздыхала жалостливо, делала печальные глаза, но сопротивляться тому, что и так хочешь, очень и очень трудно. А Подольский о ее слабостях знал и ими умело пользовался. Манипулятор.
Зачем она о пончиках вспомнила? Да ни зачем, собственно, на ум просто пришли. В голове такой кавардак был, а внутри все сжималось в ожидании чего-то нехорошего.
Катя на кровати помялась, ноги под себя поджала и, скрестив руки на груди, постаралась невозмутимо отреагировать.
– О чем?
Мишка за мочку себя дернул, затылок почесал и опасливо на нее глаза вскинул.
– Я...черт, Кать!
От громкого, неожиданного окрика она дернулась. Больно нижнюю губу прикусила, отвернулась, рассматривая светлые обои и абстрактную картину в синей раме. Ожидание чаще всего хуже самого произошедшего. Катя это как никогда остро ощущала.
Мишка рывком поднялся и начал мерить шагами светлую палату. На нее не смотрел, думал о чем-то своем, а если и косился на Катю, то тут же испуганно, как будто мог быть пойман, отворачивался и досадливо вздыхал. О чем бы он ни хотел поговорить, хорошим это вряд ли можно назвать.
Наконец, бегать мужчина перестал. Сел на край кровати, заставив Катерину немного испуганно отодвинуться, и криво улыбнулся.
– Прости. Нервничаю.
– Я уже поняла, – она исподлобья на него посмотрела и поближе подтянула колени к груди. Жалко, что кровать у нее односпальная. – Да хватит тебе. Говори как есть.
– Кать, я тут с одним врачом разговаривал...
– Что-то с Кириллом? – испуганно прижала руку к груди Катя и затаила дыхание.
Мишка замахал на нее руками.
– Нет. Не перебивай.
Она послушно замолчала, но мысленно искала причину, зачем, если не из-за Кири, Мишка к врачу ходил? Что-то со здоровьем у него? Придирчивым взглядом его окинула. Да нет, внешне Мишка не изменился совсем, даже поправился чуток.
– В общем, я говорил с одним врачом. Мне его порекомендовали, сказали, хороший специалист.
– Что за специалист?
Почему-то Подольскому было трудно с ней разговаривать. О чем бы то ни было.
– Миш! – настойчиво окликнула его Катерина и протянула руку, коснувшись плеча. – Что все-таки случилось?
– Ничего не случилось.
– Тогда зачем врач?
– Кать, а ты про Эку слышала?
Катя замерла, неосознанно сжав пальцами тонкую ткань его рубашки. Почти ногтями впилась в кожу, а даже если и впилась, то Миша вряд ли это заметил.
– Эко, – глубоко вздохнув, так что голова закружилась, поправила она.
– Да. Слышала?
– Ну так. Тебе-то зачем?
– А почему раньше не попробовала?
– Ты себе как это представляешь? – вспылила Катя.
Как у него просто. Захотела – попробовала, не захотела – не стала. Это не на горке покататься. От его наплевательского отношения и даже пренебрежения Катерина вспыхнула, как сухая ветка на солнце, руку от теплой кожи отдернула и нахохлилась. Разговаривать стало противно и неприятно.
Подольский непонимающе моргнул.
– Я просто спросил. Почему ты кричишь?
– Я не кричу, – упрямо качнув головой, заспорила девушка.
– Что я такого сказал? Я пытаюсь понять...
– Что ты понять хочешь? Ты думаешь, это так просто? Как в магазин сходить?!
Его спокойствие и невозмутимость, всегда Кате нравившиеся, сейчас нехило раздражали. Какое он право имеет о таких вещах говорить вот так, как будто они ничего не знают.
– Какая разница, что я думаю? – терпеть ее крик он, похоже, был не намерен. – Я тебя нормально спросил. Что ты на ровном месте завелась?
Они бы еще долго спорили и препирались, и неизвестно, что бы из этого вышло, но в палату забежал раскрасневшийся растрепанный Кирилл. Увидев Мишку, он радостно заголосил, кинулся к мужчине на шею и постарался все внимание перетянуть на себя. Катя только этого и ждала. Дерганым движением широкие штаны расправила, поднялась и поспешила покинуть палату. Ей нужно было успокоиться и взять себя в руки.
На подобные разговоры она всегда реагировала излишне остро. Глупо, наверное, но в душе по-прежнему жила острая, чуть со временем притупившаяся, но все равно сильная обида. Со времен юности, когда жила с Митькой. Это не передать словами. Тяжело жить, постоянно ощущая на себе жалость – мерзкую, снисходительную и унижающую, дающую понять, что ты не такой, что ты какой-то ущербный и неправильный. Постоянно жить с переглядывающимися взглядами, шелестевшими шепотками за спиной. Понимать, что все, сделанное для тебя – всего лишь одолжение, избежать которого невозможно. Зато можно позже, намного позже тыкать в сделанное когда-то одолжение носом, мысленно приговаривая: для тебя, для тебя все было.
И сегодняшний разговор с Мишей всколыхнул старые, только собиравшиеся зарубцеваться обиды, которые так больно жгли сердце. Может быть, она и погорячилась с такой реакцией, но ей все, касавшееся темы ее бесплодия, теперь казалось насмешкой, издевательством и одолжением. Вот и Подольский со своим развязным "а че ты раньше не попробовала?" Катю привел в ярость. Это не игрушка и не прихоть. Во всяком случае, для нее.
Она постаралась клокотавший внутри стыд и злость обуздать, успокоиться, хотя вся тряслась от напряжения. Надо в палату вернуться, поговорить как-то – живо было в памяти ее "я хотела как лучше". В этом случае лучше будет, если она Мише все объяснит, чтобы он прочувствовал всю важность и больше Катю не трогал.
Девушка глубоко задышала, вроде бы успокаиваясь, хотя бы внешне, и от большого окна отвернулась. Геннадий Семенович к ней сразу побежал, будто караулил и ждал, пока она обернется.
– Катерина Павловна, случилось что-то? – широко улыбаясь, мужчина подхватил ее за локоть и ненавязчиво повел в сторону палат. – Вы давно здесь стоите. Устали? Или вам что-то нужно?
– Нет, не нужно. Я просто решила размяться. Не могу все время в палате сидеть.
– Понимаю, – сочувствующе кивнул он, как будто действительно понимал. Хотя за те деньги, что Мишка заплатил, доктор должен был, наверное, в красках все представлять. – У нас на первом этаже тренажерный зал есть и бассейн на третьем. Если хотите...
– Не сегодня, – мягко прервала она предложения врача. Проснувшийся в мужчине делец и торгаш Кате сейчас нужен был в последнюю очередь. – Но спасибо за предложение.
Она высвободила свою руку, кивнула прощально и открыла дверь в собственную палату. Здесь был один Кирилл, смотревший что-то на ноутбуке. О том, что Мишка вообще сегодня сюда приходил, напоминал лишь белый, забитый до отказа пакет, прислоненный к стене.
– Миша где?
Кирилл поудобнее устроился на животе и замахал ногами в воздухе.
– Ушел.
– Куда? Курить?
– Нет. Домой ушел.
– Что-нибудь сказал?
Ребенок головой покачал и переставил компьютер.
Чего и следовало ожидать. Правда, Катя надеялась, что он вот так, не попрощавшись и все не выяснив до конца, не уйдет.
Ночью Катя так и не смогла уснуть. Кирилл сладко сопел в своего Боню, в палатах давно все выключили, а свет исходил только от лампы, стоявшей у дежурной медсестры в коридоре.
Миша сделал одну плохую вещь, заговор сегодня с ней. Он подарил ей надежду, за что Катя его почти ненавидела. И сейчас эта надежда грызла изнутри, перекрывая даже старые раны и свежую обиду. Катя вроде бы давно похоронила свои мечты, научилась находить счастье в тех вещах, которые у нее есть, а не в тех, каких лишена. Пусть она многого лишилась, но у нее было и немало ценного. Кирилл, Миша...Разве не в этом истинное счастье? Она всегда хотела семью, и она у нее появилась. Какой смысл роптать и жаловаться, что семья не такая, о какой мечталось лет десять назад? Главное, она любит и Мишу, и Кирилла. Одинаково сильно.
Но все равно. Если бы у нее появилась своя малышка – мальчик или девочка, неважно, – Катя не стала бы любить кого-нибудь меньше.
Эти мысли ее так извели, да еще и факт того, что Подольский уехал, не попрощавшись, что Катя не выдержала и вытащила из-под подушки телефон. Набрала их домашний номер и с замиранием сердца слушала длинные гудки.
На пятом Миша поднял трубку.
– Привет, – тихо сказала Катя, стараясь не разбудить ребенка.
Мишка помолчал мгновение, затем довольно напряженно спросил:
– Что-то случилось? С Кирюхой?..
– Нет, – поспешила она заверить. Волновать его, да еще посреди ночи, чтобы, не дай бог, он сорвался и приехал, в ее планы не входило. – Нет, он спит. Все хорошо, не переживай.
– Ясно.
Мужчина замолчал, и слышно было лишь его тихое дыхания. Никто из них не стремился – или не мог – продолжать разговор. Катя на секунду отстранила от уха телефон и взглянула на время. Третий час ночи. Возможно, она его разбудила, не вспомнив о времени. И хотя голос сонным не был, она все равно заботливо поинтересовалась:
– Я тебя подняла с постели?
– Что? Нет, я не спал.
– А поздно уже, – с упреком попеняла ему девушка. – У тебя круги под глазами от недосыпания.
– Неправда.
– Я же видела сегодня. Ты вообще не спишь?
– Сплю, – поспешно подтвердил Миша. Она ни капли не поверила и выразительно хмыкнула. – Я как раз собирался ложиться. Не спиться просто. А ты чего не спишь?
– Тоже. Не спится.
– Почему? – даже после того как она позорно сорвалась и накричала на него, Подольский все равно заботился о ней и интересовался. Катя почувствовала себя последней сволочью. – Болит что-то?
Да, но совсем не то, что он думает.
– Нет. Миш, я не специально так сегодня. Извини.
– Все нормально, – он попытался заверить ее в этом, но даже на расстоянии, просто слыша его голос, она понимала, что ничего не нормально. Он тоже, также как и она мучается, места себе не находит. – Забудь.
– Послушай меня, пожалуйста. Я растерялась. Ты же сам говорил, что не хочешь детей, и вообще...
– Я такого не говорил, – весомо заметил Подольский.
Катя даже растерялась.
– Ну как же? Ты же говорил, что сейчас рано.
– Рано. Но это же не прямо завтра. Это долго все. Анализы всякие, обследования, потом еще девять месяцев...
У него так выходило, будто все решено и готово. Так просто.
– Ты узнавал, что ли?
– Я с этим врачом разговаривал.
– Тогда ты должен знать, что не всегда Эко получается с первого раза. И помогает не всегда.
Она снова замолчала, мучительно подбирая нужные и нейтральные слова, чтобы объяснить ему все. Но как раскрыться, даже перед близким, дорогим человеком и показать свою ущербность? Настежь раскрыть душу, выставить напоказ свои...отклонения. Перед дорогим человеком еще страшнее, ведь его предательство пережить еще сложнее. А выдержит ли она еще раз новый ад – с сочувствием, с жалостью. Если Подольский решит быть с ней как с калекой, из сострадания, то лучше вообще никак.
– Миш, мне не нужна жалость. Ни сочувствие, ни жалость. Еще раз я их просто не вынесу, понимаешь? Это слишком больно.
Он понимал. Возможно, лучше, чем кто-либо.
– Разве я говорил что-то о жалости? Для тебя это важно.
– А для тебя? Ты сам хочешь детей или пытаешься сделать меня не такой...
– Какой?
Сказать вслух Катя так и не решилась.
– Ты сам хочешь? – повторила она снова, в надежде услышать ответ. Ничего важнее сейчас не было.
Хочет ли он, без всякой жалости и не в виде одолжения, а действительно хочет? Своих детей? Готов ли?
– Да. Наверное.
Не то, что хотелось услышать. Забавно. Задавала вопрос и ожидала правильного ответа. Как в викторине. Но это не викторина, к сожалению или счастью. Правильных ответов просто нет.
– Да или наверное? – понизила голос, чтобы не так дрожал от сдерживаемых слез.
– У меня их не было. Я не знаю. Я с ними никогда не сталкивался. Кирюха вот только...Не хочу врать.
И на том спасибо.
– Что ж, – она поерзала на кровати и взбила подушку, – ладно. Потом поговорим, хорошо? А сейчас спать. И ты тоже, – с нажимом произнесла Катя.
– Пошел спать, – покорно согласился Миша. Что-то зашуршало. – Спокойно ночи.
– Спокойной.
Лучше не стало, но неопределенность и вина за свое поведение, по крайней мере, исчезли.
***
Выписали их примерно через неделю, как раз к выходным. И Катя, и Кирилл уже маялись в четырех стенах, не зная, чем еще заняться. Все-таки за короткое время они привыкли к просторному загородному дому и к большому заднему двору. Постоянный свежий воздух и прогулки стали просто необходимыми.
– Ого, вам там настолько надоело? – с улыбкой спросил он, когда Кирилл и Катя почти выскочили из машины на свежий воздух. В дом они идти не горели желанием. – У вас там вроде все было.
– Вот именно. Я устала от отдыха, – надув губы, жаловалась Катя, но тут же улыбалась.
– Лови меня, – крикнул Кирилл и понесся по выложенной плиткой дорожке. – Катя, лови!
– Куда помчался, проказник?
Она стояла на одном месте и бежать не собиралась. Кирилл замедлился, потом вовсе остановился и прибежал назад к ней. Начал нарезать вокруг нее круги.
– Катя, ну лови же!
Дождавшись, когда племянник окажется непозволительно близко, Катя его резво сцапала и прижала к себе. Кирилл радостно завизжал и забрыкался.
– Поймала! – заливисто рассмеялась девушка и, мгновение понаблюдав за слабыми трепыханиями, ребенка все же отпустила.
– Миша, теперь ее лови! – и ткнул в нее пальцем.
Она тонко взвизгнула и бросилась наутек, лавируя между голыми клумбами. Кирилл с воинственным кличем бросился следом. Мишка стоял в стороне и над ними громко ржал.
– Миша! Лови ее!
Катя как раз мимо пробегала и была неуловимым движением схвачена и, также как Кирилл минуту назад, прижата к мужскому телу. Миша ее даже приподнял, и ей оставалось только мотать в воздухе ногами.
– Попалась! – Кирилл в три прыжка достиг их и сцапал ее руку. – Ты снова водишь!
– Все хватит, – она попыталась отдышаться и встать на ноги. – Ты уже покраснел.
– Ну!
– Никаких ну. Я тоже устала. Пойдем в дом.
Кирилл еще побухтел, но засеменил по выложенной дорожке.
Задумчиво глядя вслед ребенку, Катя произнесла в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Хочу на твердую землю.
– Зачем тебе?
– Ножками работать хочу.
– Потом поработаешь. Вечером.
Она покраснела и энергично задергалась.
– Фу на тебя. Отпусти.
– Что мне за это будет? – прощупывал выгоду Миша, обращая внимание на ее дерганья не больше чем на ползущего муравья.
– Я тебя накормлю.
– Мало, – качнув головой, он отказался.
– Много накормлю.
– Мало.
– Что ты хочешь? – сдалась Катя.
– Тебя хочу, – после многозначительной паузы, давая возможность в красках представить его желания, Миша добавил: – Всю.
– Тебе частями или целой тушкой? – попыталась пошутить, но шутка сразу улетела в молоко. Таким хриплым и гортанным голосом шутки не рассказывают.
