Текст книги "Научи меня (СИ)"

Автор книги: Людмила Молчанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Глава 15

  – Привет, солнышко.

   Кирилл подбежал к ней, привычно обнял и начал озираться по сторонам.

   – А Миша где?

   – Дядя Миша, – машинально поправила Катя и украдкой заозиралась по сторонам. – Ты чего кричишь так?

   – Дядя Миша, – послушно повторил Киря и шмыгнул носом, поглядывая на тетку исподлобья. – Он где?

   – Кирюш, он работает. И не обязан каждый день за тобой приезжать.

   – Но ведь тогда приезжал, – ребенок обиженно выпятил нижнюю губу, а маленький подбородок задрожал от едва сдерживаемой обиды.

   – Кирь...

   Кирилл отвернулся и тяжелыми шагами, сильно топая и таким образом выражая все свое негодование, пошел к своему шкафчику за вещами, а Кате оставалось только расстроенно смотреть ему вслед и корить себя за уступчивость и безвольность. Она ведь с самого начала знала, что рано или поздно случится что-то подобное, что ее ребенок тяжело прочувствует все, что так или иначе будет связано с Мишей.

   Еще больше ее пугала скорость, с которой все происходило. Невероятно, неестественно быстро, и Катя не свои отношения с Мишей имела в виду, а именно то, как Кирилл принял и предъявил права на мужчину. Хотя всегда сходился с людьми тяжело.

   Сколько Кирилл с Мишей общался? Меньше недели? А чем Подольский зацепил малыша? Если бы Катя знала. Но сейчас она стояла перед фактом – Киря считал мужчину своим, а детали, обстоятельства и причины его не волновали, как не волновало и желание Михаила быть "его". Если Миша вообще догадывался о таком отношении мальчика к себе.

   И теперь мальчик принимал как должное присутствие Подольского в своей жизни. А сейчас Миши не было, что для Кирилла было ненормально. Неправильно. И он расстраивался.

   Миша тоже...взял и спонтанно уехал. Нет, конечно, он не обязан был перед Катей отчитываться или сообщать о своих планах, но его внезапный отъезд как-то выбил их из колеи. Катя его ждала, с той самой минуты как проснулась, да и Кирилл только и делал, что рассказывал о дяде Мише.

   Она сама думала позвонить, и в течение всего дня то и дело останавливалась около телефона с зажатой в руке бумажкой с его номерами. Но так и не решилась набрать несложные цифры.

   Подольский позвонил сам. Вечером. И от разрезавшей воздух трели девушка чуть ли не подпрыгнула в воздухе и на всех порах понеслась к трубке. Кирилл семенил прямо за ее спиной.

   – Кать, привет, – мужской уверенный голос как-то не звучал радостно. И был уже без той привычной теплоты, которая стала для девушки почти родной и естественной, как дыхание. Катя подобралась, в ту минуту напоминая сжатую пружину. – Это Миша.

   – Да, Миш, я поняла, – спокойно и приветливо поздоровалась девушка, кинув взгляд вниз на Кирилла, который начал дергать ее за руку, чтобы забрать телефон. – Как дела? Все нормально?

   – Ммм...да. Да, все хорошо. Катюш, тут такое дело...я в командировку уехал.

   – Кать, Кать, это Миша? Миша, да? – заорал племянник, перекрикивая говорившего мужчину. Катя рассерженно зашипела, наградив ребенка предупреждающим взглядом, и прикрыла рукой микрофон.

   – Далеко?

   – В Калининград.

   – Ясно. А ты... – она на секунду замялась, не уверенная в том, имеет ли право что-то спрашивать и уточнять. Одной рукой приходилось по-прежнему отбиваться от Кирилла, всеми силами рвавшегося к трубке. – Ты надолго уехал?

   Послышался тяжелый вздох.

   – Я не знаю.

   – Ну, удачи тебе. Надеюсь, ничего серьезного, – принужденно выдавила девушка, расстроенно прислоняясь спиной к стене и рассматривая белый, нервно смятый листочек.

   – Нет, ничего, – заверил Подольский. – Обычная командировка. Я приеду к концу недели. Если успею.

   – Я тоже хочу поговорить, – ребенок дернул теплый махровый халат, привлекая к себе внимание.– Катя! Дай мне! Я тоже хочу.

   Она не хотела портить настроение еще и малышу.

   – Ты сейчас очень занят?

   Михаил настороженно замолчал.

   – А что? – через некоторую паузу ответил он.

   – Просто спрашиваю.

   – Вообще-то да. Я сейчас кое-какие дела обсуждаю. И пока вышел покурить, тебе позвонил. А ты чего хотела? – спохватился мужчина.

   И как-то все так налегло в один момент – и обида, и разочарование, и недовольство, что Катю передернуло. Грызло что-то еще, о чем она думать и вспоминать не хотела, но старые воспоминания все равно плясали на опасной грани, грозя в любую минуту захлестнуть разум.

   Кирилл очень чутко почувствовал перемену в ее настроении, и спал с лица. Лихорадочная улыбка сползла с детского лица, задорно сверкавшие глазки потухли, а плечи расстроенно ссутулились. Это стало последней каплей.

   – Ничего, – холодней, чем нужно было, чтобы Миша ничего не заподозрил, процедила Катя. – Иди. Мы тоже пойдем.

   – Стой. Я не понял...

   – Миш. Иди...дела обсуждать, а?

   Мужчина явственно скрипнул зубами, совершенно недовольный ее раздраженным ответом и тоном.

   – Что случилось?

   – Ничего.

   – Я нормально спросил.

   – А я нормально тебе ответила...Кирюш, одевайся, мы сейчас гулять пойдем.

   – Какой гулять? Ты на часы смотрела?

   – Мы в магазин, – она продолжила упрямо гнуть свою линию. – У нас чай закончился.

   – А завтра нельзя сходить?

   – Нет.

   – На что ты обижаешься сейчас? – недовольно поинтересовался Миша, не скрывая злости. Непонятно только, на что именно злился. – Что я не приехал? У меня работа.

   – Ну а у меня ребенок, с которым надо сегодня погулять. Кирилл не может целыми днями дома сидеть.

   – А днем нельзя было?

   – А днем мы тебя ждали, – не сдержав ярость, выкрикнула Катя. – Знаешь, Миш, я все понимаю, но предупредить не так уж трудно, как мне кажется. Ты не сейчас уехал, а наверняка утром. А мы тебя ждали!

   Миша странно осекся, сначала собираясь ей как-то возразить, но, видимо, передумал. Молчал только и не собирался ни оправдываться, ни ругать ее.

   Девушка глубоко вздохнула, мысленно считая до пяти, и сдала немного назад.

   – Ладно, все нормально. Извини, я сорвалась немного. Но нам действительно нужно идти. Пока.

   И она быстро положила трубку, чтобы не засомневаться в своем решении. Чтобы не слышать голос, который наверняка начнет что-то проникновенно говорить, совершенно сбивая ее с толку. К черту. Все это к черту.

   Потом, конечно, на смену обиде и разочарованию, пришла злость на себя вкупе со стыдом. Ведь если так подумать, здраво, беспристрастно и без предвзятости, то ничего такого страшного не произошло и не случилось. Михаил не обидел их, не задел ничем и, по правде сказать, не дал повода в себе усомниться. Уехал, да, но, наверное, действительно по важным делам, сорвался так внезапно и, замотавшись, просто забыл их предупредить.

   Забыл. Это слово крутилось в голове щекочущимся, раздражающим волчком все дни с его отъезда. Забыл. Такое короткое, емкое и обидное слово. Не столько по отношению к ней, сколько к Кириллу, который даже после того злополучного звонка Мишу ждал. И спрашивал, когда тот придет. Катя отвечала, что скоро, а у самой в голове ненавязчиво крутилось слово "забыл".

   И она сама себя ругала за такие мысли. За глупости. И корила себя за то, что так несправедливо сорвалась на Мишу.

   Безусловно, потом она позвонила и извинилась, заверив, что все в порядке, а ее в запале сказанные слова – последствия плохого настроения. Подольский ничего не сказал на такое заявление, скорее, просто-напросто пропустил ее извинение мимо ушей и сделал вид, что ничего не было. Катя никогда глупой не была, поэтому довольно быстро перехватила эстафету, прекрасно притворяясь радостной и счастливой.

   Но только если она притворялась, пусть и с трудом, но все же, то Кирилл не умел этого. И не скрывал своей обиды и разочарования. И что делать с этим – Катя не имела ни малейшего понятия.

   – Кирюш, не расстраивайся ты так, – Катя присела перед мальчиком на корточки, обхватила за плечи и заставила посмотреть себе в глаза. Племянник шмыгнул носом, трогательно посмотрел на нее исподлобья, пряча взгляд, но внимательно прислушивался к ее словам – она точно знала. – Миша обязательно приедет, просто попозже. Он в командировке, в другом городе и не может сейчас приходить.

   – А когда он приедет?

   – Скоро, родной, скоро.

   – Правда? – с надеждой спросил Киря. Ей оставалось только кивнуть. Теперь, если потребуется, она Подольского за шкирку, но приведет. Катя его предупреждала и всячески ограждала, а вот это все – не ее вина. И ее ребенок страдать из-за Миши не будет. Точка.

   – Конечно. А сейчас прекрати хлюпать. Поехали лучше домой.

   – Хорошо, домой, – смирившись, кивнул Кирилл и одел курточку. Встал рядом с ней, терпеливо ожидая, пока Катя застегнет все пуговицы и завяжет шарф. – Я сок хочу.

   – Купим. Что вы сегодня делали?

   – Английский учили, – без особого энтузиазма начал рассказывать ребенок, вяло ковыряя носком ботинка квадрат линолеума.

   – И как?

   – Хорошо.

   Поняв, что сейчас говорить с Кириллом бесполезно, девушка сдалась. Иногда ее ребенок мог быть чертовски упрямым и замкнутым. И обиженным, так что выдавить из него хоть слово в такие моменты было равносильно поиску иголки в стоге сена. Практически невозможно, только нервы друг другу мотать.

   Приказав себе не расстраиваться, Катя взяла Кирилла за руку, и они бодрым шагом потопали к остановке.

***

   Подольский еще раз посмотрел на знакомый дом и взглядом нашел нужные окна. В одном из них горел свет, а через легкую полупрозрачную газовую ткань, если присматриваться, конечно, можно было увидеть силуэт маленького ребенка, которым с какой-то палкой – Миша, правда, знал, что это светящийся меч джедая, – прыгал около телевизора. Мужчина позволил себе улыбнуться уголком губ.

   Оказывается, он соскучился. И было что-то еще, что не позволяло сосредоточиться в Калининграде. И это "что-то" мыслями возвращало его в Питер, разъедая и прожигая изнутри. Что-то пошло не так. Не так, как должно было быть.

   Физически Подольский все это время сидел в Калининграде, а мыслями здесь – в этом доме. А ведь помнится, он жил здесь когда-то. Сколько лет прошло? Двадцать или около того, наверное. Несколько лет квартира напротив Катиной была его домом. Но вот Миша ее не помнил. Возможно, Катя там тогда и не жила. Но то, что они могли оказаться рядом, так тесно друг к другу, приятно грело и будоражило.

   Он помрачнел, вспомнив недавний разговор с девушкой. Обиду, которая сквозила в каждом звуке ее голоса. Он сначала не понял, что вообще сделал не так, где ошибся и почему Катя так расстроилась. Но в ней была такая убежденность, уверенность, заставившая Подольского лихорадочно вспоминать свои проступки за последние часы. Да вроде ничего.

   И все равно эта мысль – что он чем-то обидел, сделал ей больно – не давала покоя, лишая и сна, и спокойствия, и возможности логически мыслить. Как переклинило.

   Ни о какой работе и речи идти не могло. Поэтому он сорвался и вот сейчас уже был около знакомого дома, и глядел в знакомые окна, ощущая странную приподнятость и умиротворение. Как будто был там, где и должен был быть.

   Миша стряхнул пепел с истлевшей до фильтра сигареты, выкинул окурок и зашел в подъезд. Три этажа; мельком посмотрел на квартиру Анны и постучал в соседнюю дверь.

   Раздался топот маленьких ножек, скрип открываемой двери и наконец:

   – Кто там?

   – Это Миша. Открывай.

   Подольский не успел договорить, как загремели замки и дверь распахнулась. Прямо ему навстречу ласточкой вылетел Кирилл, и Миша еле успел схватить его, чтобы тот босиком не побежал по подъездной плитке.

   Мальчик и радостным возгласом вцепился в Мишкины запястья, и мужчине ничего не оставалось, как поднять его на руки. Кирилл счастливо взвизгнул и со всех сил тонкими ручонками обхватил его за шею.

   Все так стремительно произошло, что Михаил совсем не успел ни подумать о сложившейся ситуации, ни удивиться поведению ребенку. Спокойно и правильно – вот как это было. И мужчина поспешно, все так же держа мальчика на руках, зашел в теплую квартиру и прикрыл за собой дверь.

   – Тебя Катя не учила дверь незнакомым не открывать? – усмехнулся Миша и поставил ребенка на пол.

   – Ну это же ты, – как само собой разумеющееся произнес Кирилл и с ногами забрался на маленький деревянный стульчик. – И я спросил.

   – Спросил он...Ты дверь открыл быстрее, чем спросил. Тетка твоя где?

   – А, купается, – он равнодушно махнул рукой. – А я играю. Пойдем со мной.

   Миша разулся, повесил куртку на вешалку поверх Катиного пальто и пошел следом за Кириллом, мазнув взглядом по покрашенной светлой краской двери. Оттуда раздавалось журчание воды, а сквозь щель пробивалась полоска света.

   – Смотри, я покрасил, – ребенок деловито усадил Мишу на разобранный диван и притащил смутно знакомую раскраску. Подольский отпихнул пуховое одеяло в сторону и подвинулся, освобождая место мелкому. – Нравится?

   Он склонил голову набок, пристально рассматривая ярко-зеленую машину с синими колесами.

   – Нравится.

   Кирилл перевернул страницу, теперь демонстрируя кислотно-желтый мотоцикл.

   – А этот?

   – И этот нравится.

   – А эту Катя красила, – Миша увидел аккуратно разрисованный автомобиль, выделяющийся среди творчества мальчугана. – Красиво?

   – Красиво, – послушно кивнул Подольский и закатал рукава тонкой водолазки. – Что так жарко?

   – Катя обогреватель включила. Миша?

   Ребенок из-под опущенных ресниц на него косился с неуверенность и любопытством. Под Мишкиным понимающим взглядом Кирилл заерзал и выпалил:

   – А ты далеко был?

   Мужчина на секунду замешкался.

   – Далеко.

   Ребенок непонятно чему удовлетворенно кивнул. А затем продолжил:

   – А что ты делал?

   Да уж, с этой семейкой нужно перестать удивляться. Вот и Кирилл сейчас – сидит, дышит ему в пупок, но смотрит так угрожающе, недоверчиво и допрашивает. И этому мелкому только четыре.

   – Работал.

   Кирилл широко улыбнулся и встал на диване на колени.

   – Это хорошо. Но ты не уезжай так больше. Мы тебя ждали.

   Мы тебя ждали. Подольский испытал сильнейшее чувство дежа вю. Он это уже слышал. Пару дней назад, с такими же, но немного другими интонациями, со сквозившей обидой и болью в голосе, но такое же потерянное и едва ли не безнадежное.

   Мы тебя ждали.

   От Кирилла исходило столько доверия, что Мишке стало неуютно и страшно. Страшно не оправдать ожиданий, разочаровать и обидеть чем-то. Их. Их обоих. А ведь его действительно ждали. Сильно ждали и скучали. По крайней мере, Миша надеялся, что Катя тоже скучала. А что ждала – он не сомневался.

   – Не буду, – пообещал Подольский, и протянул руку, за которую мальчик сразу же цепко ухватился. И переполз ему на колени. – Я постараюсь так больше не делать.

   Мальчик отстранился, заглядывая Мише в лицо, и пригрозил пальцем.

   – Я запомнил. Миш?

   – Чего?

   – Меня сегодня воспитательница хвалила.

   – Правда? – изумленно приподнял брови Подольский и восхищенно присвистнул, отчего Кирилл расцвел и покраснел от удовольствия. – За что?

   – Я по английскому все-все слова выучил, которые она задавала.

   – Все-все?

   – Да. Один из группы.

   – Вы и английский учите?

   Для Мишки рассказы Кирилла были такими фантастическими, что он внимательно слушал и не перебивал. Во времена его детства они в садиках английский не учили. Да даже и в школе. Лишь в старших классах ввели, да и то все посредственно и как-то вяло. Это уже потом Подольский, приехав в Питер и столкнувшись с проблемой нехватки знаний, начал посещать специальные курсы быстрого изучения языка, книги начал читать, а потом мотаться по загранице.

   Миша хотел добиться многого, хотел стать самостоятельным, самодостаточным человек, а не жалким подобием личности, как его опустившийся на самое дно отец. Подольский всеми силами, хватаясь почти за любую работу – а иногда и за несколько сразу – покорял нужные вершины. И покорил. И имел право гордиться собой. Он сам всего добился, потом, кровью и своими силами, без чьей-либо помощи.

   – Учим, – но Кирилл тут же помрачнел. – А еще нас теперь танцам учат. Фу!

   В его голосе столько отвращения было, что Миша не выдержал и рассмеялся.

   – Чем тебе танцы не угодили?

   – Мне не нравится!

   – Зато полезно.

   – А ты танцевал? – полюбопытствовал Кирилл.

   Миша чуть не подавился.

   – Нет. Да я и сейчас не умею.

   – Вот и я не буду, – мальчик воинственно скрестил руки на груди и вздернул острый подбородок. – Я буду чем-нибудь другим заниматься.

   – Чем?

   – А ты что в детстве делал?

   Подольский нахмурил лоб, пытаясь вспомнить правильные и приличествующие для ушей ребенка занятия.

   – Ну...я спортом занимался, – удачно выкрутился мужчина.

   – Каким?

   – Да я уже и не помню.

   – Я тоже хочу спортом, – решительно заявил Кирилл, но сразу поник. – Но Катя не разрешит. Она всегда говорит, что это опасно.

   – А каким ты хочешь спортом заниматься?

   Ребенок, пожевывая губу, всерьез задумался, морща лоб от напряжения.

   – Не знаю... – медленно произнес он. – Каким-нибудь...ну таким...чтобы прям ух!

   – Я так понимаю, шахматы – это не твой вариант, – белозубо и ярко усмехнулся Миша, заставив мальчика недоуменно застыть и вопросительно на него поглядеть. – Забудь.

   – Я хочу быть сильным-сильным. Чтобы стукнуть и все.

   – Смотри, при Кате этого не скажи.

   – А я вот стану сильным и буду ее защищать. Вот. И танцы мне все равно не нужны.

   – Ладно, придумаем что-нибудь, – сдался Миша, предчувствуя намечающееся недовольство Кати по этому поводу. А Кирилл сразу посветлел лицом и довольно заулыбался. – Но на танцы все равно ходи. Потом пригодится.

   – Зачем?! – возопил он.

   – Девчонкам нравиться будешь, – быстро нашелся Подольский.

   Мальчик пренебрежительно фыркнул и дернул плечом.

   – Нужны эти девчонки. От них только неприятности. Меня из-за Лизки-подлизки постоянно наказывают. А я не виноват, да? Но все равно в угол.

   Он так расстроился от несправедливости этого мира, что Миша даже постеснялся без зазрения совести смеяться. Хотя очень хотелось. Проглотил смешок, кашлянул в кулак и как можно серьезнее спросил:

   – За что тебя так?

   – Лизка все время жалуется. А я ее не трогал, понимаешь? Подлиза!

   Они еще немного поговорили, Кирилл с упоением рассказывал о своих делах в садике, о том, чем они с Катей занимались. Рассказывал о каких-то мультиках, даже показал один – про какую-то желтую губку. Тупой до ужаса, но мальчику вроде нравилось. И довольно скоро начал зевать, хотя изо всех сил старался своей усталости Мишке не показывать.

   – Иди-ка ты спать, – решил Миша и потянул малыша с дивана, мельком глянув на часы. Когда Кирилл ложился, он не имел ни малейшего понятия, но на улице давно стемнело, а стрелка часов перевалила за девять вечера.

   Ребенок беспрекословно потопал в комнату, правда, Мишкину руку так и не отпустил. А Подольский замер, не зная, что и как правильно делать. Может, надо его одеть или еще что-то.

   Кирилл оказался на редкость самостоятельным, чем безумно мужчину обрадовал. Сам стащил со спинки кресла свою пижаму, одел ее, а тапочки задвинул под кровать. Мишке оставалось лишь покрывало стянуть и укрыть ребенка.

   – Ты только спи, – попросил Миша. – Чтобы это...сразу, ясно?

   – Хорошо, – ребенок кивнул и жестом показал куда-то Подольскому за спину. – Только дай мне Боню.

   – Какую Боню? – он опешил и всерьез задумался над непонятным созданием. – Это что?

   – Это мой кот. Бонифаций.

   Миша оглянулся, увидел свисающего с подлокотника кресла мягкого длинного кота. И покачал головой, послушно передавая игрушку ребенку. Бонифаций. Как еще Леопольдом не назвали.

   – Кто ж имя придумывал то? – пробормотал мужчина себе под нос, но Кирилл все равно услышал.

   С гордостью выпалил:

   – Мы с Катей. Тебе нравится?

   – Нравится. Да уж, – Миша посмотрел на долговязое недоразумении. – Боня, блин. Ладно, спи.

   Ребенок трогательно завозился, поглубже зарываясь в одеяло, прижал к груди Бонифация и положил крохотную ладошку под щеку.

   – Спокойной ночи и добрых снов.

   Миша улыбнулся, вышел из комнаты и только на пороге обернулся и тихо произнес.

   – Спокойной ночи. И добрых снов.

   Такого он никогда в своей жизни не говорил.

   Через пару минут Кирилл уже крепко спал, и только на губах играла легкая довольная улыбка, никак не желая покидать ребенка. Миша вернулся. И обещал так больше не уезжать.

***

   – Кирюш, я в ванную. Если что, зови, хорошо? – окликнула она племянника, с головой погрузившегося в новую раскраску, которую принес Миша. – Кирь!

   – Угу.

   – Угу, – передразнила Катя и покачала головой. – Никакой вежливости.

   Еще раз предупредив ребенка о том, что направляется в душ, Катя вышла из зала. Последние пару дней выдались суматошными и бешеными, так что сил оставалось лишь доползти до дивана и рухнуть на него без задних ног. Единственное, что могло ей сейчас помочь с хронической и въевшейся в кожу усталостью – горячая ванна с пеной и ароматическими солями, которые девушка просто обожала.

   Горячая вода уже наполнила белую фаянсовую ванну почти до краев, и Катя поспешно закрутила кран. Небольшое закрытое помещение было наполнено паром и пробирающим до костей теплом. То, что нужно.

   Девушка открыло белый ящичек, вытаскивая пену, лосьоны, соли и крема.

   Такая роскошь, как продолжительная горячая ванна, была ей недоступна года два. Все время надо было куда-то бежать, что-то делать и за чем-то следить. Конечно, сейчас ничего не изменилось. Скорее, изменилось ее отношение к окружающей действительности. Поэтому до дрожи в коленках хотелось побаловать себя и расслабиться.

   Кинула махровый халатик на корзину с бельем, подготовила воду, взбивая ароматную пену, и попробовала температуру рукой. Не сдержала блаженного стона. Восхитительно.

   Следующие несколько минут, а может быть и часов, Катя провела в нирване. Она не могла дать своим ощущениям точного названия, но уровень умиротворения и удовольствия зашкаливал за все известные и неизвестные пределы. Теплая ароматная вода легкими мягкими волнами ласкала холмики грудей, задевая соски, гладила шелк живота и погружала разум в эйфорическую негу.

   Когда вода начала остывать и охлаждаться, а бледная кожа подушечек пальцев съеживаться, девушка неохотно пошевелилась и вылезла, протягивая руку за полотенцем. Поспешно обернула вокруг своего тела и протерла запотевшее зеркало, разглядывая собственное покрасневшее от пара лицо. Прислушалась к мерно работающему телевизору, одновременно высушивая темные волосы полотенцем. Краска постепенно смывалась, делая цвет более теплым и не таким насыщенным, как в первые дни, но по-прежнему Катя была собой довольна. И подумывала сходить в салон, чтобы уже мастера профессионально поработали с ее прической.

   Она проворонила тот момент, когда рокот телевизора прекратился, и в квартире наступила абсолютная тишина, разбавленная лишь шумом льющейся воды из-под крана. И одновременно с осознанием этого факта хлипкая дверь распахнулась, чуть не ударившись об стенку, явив перед глазами возвышающегося в дверном проеме Мишу.

   Она не знала, чего испытывает больше – ужаса, удивления или нарастающего предвкушения. Черные глаза горели, челюсти были крепко сжаты, и, глядя на потемневшее от страсти лицо, не оставалось никаких сомнений – сегодня он не уйдет.

   – Миша! Ты приехал! – полувопросительно прохрипела Катя, бросая непонимающие взгляды на темный проем спальни Кирилла. – А где?..

   Последовал краткий, рваный ответ:

   – Я его уложил.

   – Он спит? – дерганый кивок. Мужчина сглотнул, так что дернулся кадык, и опустился взглядом вниз, наблюдая за капельками влаги, скользившими по ключицам и ниже по ложбинке грудей. Распаренная, покрасневшая кожа наэлектризовалась, делая любое, даже самое легкое касание махровой ткани полотенца мучительным. Соски болезненно затвердели и набухли. Катя еле сдержалась, чтобы не потереть ноющую грудь. – Как ты сюда попал?

   Дверь в ванную она никогда не закрывала на всякий случай, а если что, то Кирилл всегда громко кричал, давая время привести себя в порядок, или мялся около двери. Но входная дверь была закрыта, Катя точно знала.

   – Кирилл открыл, – хрипло протянул Миша, поедая ее глазами. Катя не глядя нащупала вентиль и перекрыла воду. Та им вряд ли понадобится. – Иди сюда.

   От властного тембра голоса, заставившего тонкие волоски на затылке встать дыбом, девушка вздрогнула и сипло вздохнула.

   – Миш, я не думаю, что...

   – Иди. Сюда.

   Требование. Пока мягкое, но под ним скрывается невероятная сила.

   Никто никогда с ней так не обращался. Никто и никогда. И ей это нравится.

   – Я мокрая... – запинаясь, пробормотала девушка, против воли делая шаг назад. – В смысле...твоя одежда намокнет.

   Михаил явственно скрипнул зубами и вошел в наполненное паром помещение, неотвратимо наступая на нее.

   – Иди. Сюда.

   Требование. И ни следа мягкости.

   На подгибающихся ногах Катя сделала крохотный шажок вперед...и оказалась в тесных, крепких и сильных объятиях, руками упираясь в широкую грудь. Его язык скользнул между ее губами и сплелся с ее, захватывая без объявления войны и заставляя девушку вцепиться в каменно-напряженные плечи, чтобы не упасть на холодный кафельный пол.

   Тонкая кремовая водолазка насквозь промокла, соблазнительно обрисовывая контуры мышц. Но как только горячий язык коснулся ее жаждущего рта, все потеряло смысл. Глупо отрицать – она хочет его до безумия.

   Ее руки жадно заскользили по его животу и ниже, но Миша, стоило ей коснуться внушительной выпуклости, с шипением вздрогнул, жестко перехватывая ее за запястье и уводя руку в сторону.

   – Не надо, – пылающий диким неуправляемым огнем взгляд околдовал ее и напрочь лишил последних крупиц здравого смысла. И это темное чувственное обещание в голосе... – Лучше не трогай, если не хочешь остаться прямо здесь.

   Как они добрались до ее комнаты, оставалось загадкой. Катя еле переставляла ноги, подгибавшиеся от желания почувствовать мужчину глубоко внутри нее, и каждый шаг казался изысканной болезненной пыткой, от которой хотелось убежать. При каждом крохотном шажке между ног сладкая пульсация становилась все сильнее, так же как и нарастающая пустота.

   Он сдернул с нее мокрое полотенце и откинул его в сторону. Катя неуклюже потянула прилипшую к телу ткань, но она не поддавалась лихорадочным движениям, и тогда она просто закатала ее, открывая рукам и взору рельефный живот. Провела сверху вниз, раздразнивая кожу слабыми поглаживаниями, изредка усиливая нажатие ноготками. Миша одобрительно заворчал.

   – Я хочу тебя, – тяжело прошептал он и обхватил губами отвердевший сосок, начиная его сосать и перекатывать его между губами. Дыхание сбилось с ритма, и девушка запустила руку в черные волосы, притягивая его голову ближе. Она задыхалась и от его слов, и от его прикосновений. Осталось только одно – ей нужно больше. Иначе она умрет. – Знала бы ты, как я сильно соскучился. Катя...Так тебя хочу...С самого начала.

   Быстрыми кусающими поцелуями он проследовал по ключицам и выше, лаская и покусывая чувствительную кожу шеи, тут же обдавая влажные следы поцелуев горячим дыханием, вызывающим волны мурашек по всему телу. Она нашла в себе силы недоверчиво хихикнуть, но ее смех больше походил на страдальческий стон.

   – Не ври. Ты волком смотрел.

   Миша на мгновение, казавшееся ей вечностью, отстранился, испытующе разглядывая ее лицо.

   – Глупая, – выдохнул он ей в рот, снова привлекая к себе и бережно укладывая на разобранный диван. Лег сверху, обхватив ее лицо ладонями, и провел кончиками пальцев по приоткрывшимся губам. – Я вообще не мог с тобой рядом находиться, чтобы не...

   Теперь уже Катя заставила его замолчать, прижимаясь и почти опрокидывая на себя. С разговорами можно и подождать. Проникла в его рот долгим глубоким движением, сама шалея от собственной храбрости и раскованности. И еще раз, и еще, и вот уже Мишка с остервенением перехватывает инициативу, сжимая подушку так, что тонкая ткань лишь жалобно трещит.

   Приехал. Она так скучала. И места себе не находила. А теперь Миша приехал. С ней рядом он теперь. Ее.

   Незаметно для Кати он стянул наконец-то свою одежду, безумно ее раздражавшую, и снова накрыл ее тело своим, согревая и заставляя плавиться от жара их сплетенных тел.

   Девушка лихорадочно держалась за его руки, цепляясь ногтями за бицепсы, пока Миша прокладывал влажную горячую дорогу поцелуев по ее телу. Лизнул бешено бьющуюся точку пульса на шее, а рукой тем времен обхватил жаждущую ласк грудь, и Катя слабо застонала, стараясь контролировать себя.

   – Нравится, да? – дразняще усмехнулся он, повторяя движение, и на сей раз большим пальцем гладя болезненно-твердый сосок. Катерина напряглась, прикусила губу и ногами сильно сжала его бедра. – Нравится, – ответил он сам себе и склонил черноволосую голову, втягиваю напряженную вершинку.

   Она выгнулась дугой от первого же движения и судорожно вздохнула, со всхлипом втягивая в себя воздух. Не то слово нравится.

   – Не уверена, что долго смогу терпеть, – прошептала Катя, опуская руку вниз, и обхватила его твердую плоть.

   Медленно провела рукой сверху вниз, погладила бархатистую головку, чувствуя, как от этого движения сокращаются мышцы его живота, и поймала каплю, собравшуюся на кончике члена.

   Миша окончательно сорвался. Его руки скользнули ниже, погладили бедро и двинулись к жаркому местечку между ног, которое изнывало без его прикосновений. Хотя бы без прикосновений.

   Их тела находились в постоянном движении, волнообразно извивались и имитировали жаркий ритм приближающего и нетерпеливо маячащего на горизонте секса. Это была пытка, утонченная, но тем не менее болезненная, и у Кати просто не было сил терпеть, о чем она не преминула сообщить Мише, потершись влажными складками о твердый и напряженный член.

   У обоих перехватило дыхание.

   – Миш, пожалуйста...давай быстрее. Очень тебя... – он без труда ввел в ее влажное лоно два пальца и надавил на переднюю стенку лона, заставив Катю конвульсивно выгнуться и смять в руках белую простынь. И закончив стоном, она прошептала: – прошу...

   От точных, рассчитанных и невыносимо возбуждающих движений, и языка, обводящего круговыми движениями твердые соски, и пальцев, обжигающих ее собственный жар изнутри, закружилась голова.

   На самом пике наслаждения Миша оторвался от нее. Он тяжело дышал, в полумраке его тело поблескивало от испарины, а широкие ладони сильно сжимали ее тугие ягодицы.

   – Ты готова? – неестественно хриплым голосом спросил Миша и, не дожидаясь ответа, притянул ее тело ближе к себе.