Текст книги "У каждого свой путь(СИ).Тетралогия"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 84 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]

– Баб Кать, баб Дунь, вы его кормите. Он все ест. Просто выносите на сарай миску и все. Он там живет, не гоняйте. Мне без Гришки скучно будет…

Машины отъехали. Черная птица взвилась в небо. Тень от ее крыльев несколько раз пробегала по ветровым стеклам и солдаты наклонялись к передней панели, чтобы посмотреть на ворона. Даже генерал не удержался и опустив стекло выглянул наружу. Гришка проводил машины до выезда на основную трассу. Несколько раз каркнув, вернулся в деревню.

Марина листала газеты. Читала то, что наиболее сильно бросалось в глаза. Повторяла про себя названия:

– Кандагар, Баглан, Гиндукуш, Кабул…

Они ей ни о чем не говорили, но она чувствовала нутром, что ее судьба как-то связана с этими словами. Она читала о войне в Афганистане, но это проходило мимо сознания. Так она могла бы читать и о Гражданской и о Великой Отечественной войнах. Ее душа молчала. Степанова отложила подшивку на тумбочку. Подошла к окну, зябко кутаясь в серый больничный халат: отопление в больнице еще не включили, а на улице резко похолодало. На аллее никого не было. Холодный ветер гнал по асфальту грязно-желтые листья. Ярко горели гроздья единственной среди лип и берез рябины. В голове снова произошла вспышка…

Длинная полоса желтых берез, жесткая стернь убранной ржи, высокий берег и красная рябина. Точно так же летящие листья. Она ощутила во рту горечь рябиновых ягод и поморщилась…

Вся деревня стояла “на ушах”: за Ушаковыми приехал из Москвы генерал и забрал их с собой. Витек Горев узнал об этом вечером, когда вернулся с поля, где сеял озимые. Сказал ему об этом старший брат. Витек вздрогнул, схватился за голову руками. На лице отразилась такая боль! Он со стоном выскочил на улицу. Родители были заняты хозяйством и ничего не заметили, но Николая поведение брата заинтересовало. Он прекрасно знал, что Витек не испытывает к Марине той страсти, что он. Накинув ватник на плечи, вышел следом. Нашел братишку в гараже. Тот горько плакал, уткнувшись в сиденье мотоцикла. Николай потряс Витька за плечо:

– Ты чего, Витюха?

Брат повернул к нему заплаканное лицо:

– Дай слово, что никому ничего не расскажешь!

Николай удивленно сказал:

– Даю…

– Ранена Маринка, тяжело ранена, раз генерал приехал! Ведь это она меня из плена выдернула и жизнь спасла. Маринка воюет в Афгане почти пять лет. Поисковик по кличке “Искандер”. Наших вытаскивает из плена и пацаненок этот – афганец. И мне бы она не открылась, если бы не ребенок. Подобрала она его в развалинах той крепости, где нас держали. Видел я его. Ясно?

Николай охнул. Присел на корточки, привалившись спиной к заднему колесу мотоцикла. Выдохнул с укором:

– Что же ты молчал столько времени? Мне-то мог бы сказать…

– Слово я ей дал. Не забудь, ты мне тоже слово дал!

Старший прошептал:

– Не забуду…

Майоры Лозовой и Татарников стояли перед командиром части. Полковник с минуту разглядывал обоих, а потом сообщил:

– Я ничего не понимаю, но мне предписано направить вас в командировку в Москву безо всяких объяснений. Сроки пребывания не оговариваются. Вызывают в разведуправление к генерал-майору Бредину. Вас встретят на вокзале. Я уже распорядился подготовить на обоих командировочные документы. Деньги получите в финчасти.

Оба переглянулись. Лозовой задал вопрос:

– Товарищ полковник, когда выезжать?

– Сегодня. Вас подбросят до станции. Я освобождаю вас от службы. Можете быть свободны. Собирайтесь спокойно.

Офицеры, переговариваясь, отправились в строевую часть, а затем в бухгалтерию:

– Олег, ты что-нибудь понимаешь? Я никакого генерал-майора Бредина не знаю.

– Тоже. Зачем мы понадобились? Может из-за того, что ты в плену был? Но тогда одного бы вызвали…

Лозовой разозлился:

– Ладно тебе! В Москве все скажут… Я вот думаю, как Ленке сказать? Мы с ней в эти выходные собирались в Вологду съездить, посмотреть город…

Саша часа три сидел и глядел на мелькавшие мимо деревни и лес. Устал и растянулся на заднем сиденье, положив голову на колени бабушки. Ровное гудение мотора навевало на ребенка дрему. Он быстро заснул. Горчаков оглянулся:

– Спит, атаман?

Женщина улыбнулась и погладила по кудряшкам рукой:

– Леонид Григорьевич, я еще дома заметила, что Саша вам знаком. Чей он сын?

Полковник покосился на солдата и попросил:

– Коля, то, о чем я скажу, ты не должен говорить ни единой живой душе. Понял?

Шофер кивнул:

– Можете не беспокоиться, товарищ полковник. Я прекрасно помню, где работаю.

Горчаков повернулся к женщине и тихо сообщил:

– По национальности он афганец. Родители оба погибли. Марина забрала его у солдат-десантников, а те нашли в развалинах разбомбленного дома. Меня тогда отправили уговорить ее оставить сироту на родине, но я не выполнил приказ. Сделал с точностью наоборот: помог усыновить и вывезти в Союз. Из-за этого не стал генералом, но ничуть не жалею. И вы, и Марина любите Сашу, в приюте он бы этой любви никогда не узнал. Я сегодня смотрел на его счастливую рожицу и сам был счастлив…

– Как его зовут по-настоящему? Или этого вы не знаете?

– Не знаю. День рождения определили приблизительно врачи из советского посольства в Кабуле. Когда у него настоящий день рождения, тоже не известно. Теперь вы знаете о мальчике все. Жалеете, что он не русский?

Елена Константиновна покачала головой и светло улыбнулась:

– Нет. Я за это время прикипела к нему душой. Он на бумаге сын дочери, но на самом деле он мой сын. Понимаете? Я чувствую, когда он собирается повернуться во сне. Я знаю каждую родинку на его тельце. Я довольно спокойно отнеслась к вашему приезду и сведениям о дочери, хотя в другое время наверняка заплакала бы и закричала. Материнское сердце вещун. Все эти годы я чуяла – что-то не так, но даже в самом страшном сне мне не могло присниться то, чем занимается моя дочь. Знаете, это великое счастье, если в семье двое или трое детей. Раньше не понимала. Если один из детей далеко, второй остается опорой. Для меня опорой стал вот этот человечек. Мы с мужем уже не мыслим себя без Сашки! Он наш! Он стал родным…

– В деревне как к нему относятся?

– Сейчас привыкли и внимания не обращают, а первое время каждый норовил заглянуть в его глазенки и спросить: он случайно не цыган? Вот в садике ему тяжело: дети жестоки. Мы забрали и теперь сидим с ним дома. Ваня учит его драться, чтобы мог постоять за себя. Я не возражаю. Он и Маринку когда-то, как мальчика воспитывал. Сильная выросла…

Ребенок спал, чуть посапывая. Взрослые тоже прекратили разговор…

Майор Силаев лежал в палатке на постели, пытаясь заснуть. Но сон не шел. Он лежал и курил одну сигарету за другой. Думал о Марине, вспоминал жену и чертыхался про себя. Товарищи давно спали, а он продолжал ворочаться. Душа словно разделилась на две половинки: одна кричала – возвращайся к Ларисе, она ждет, а другая плакала – что же ты наделал, парень, ведь ты любишь Марину. Он ворочался до полуночи. Усталость все же взяла свое и Костя заснул. Но и во сне видел перед собой золотистые волосы и зеленые глаза…

Машина прибыли в Москву поздно ночью. Номер для семьи Ушаковых был подготовлен. Генерал посетовал:

– Жалко, столовая уже закрыта и пообедать негде. Хотите, я вас в ресторан свожу?

Муж и жена отказались:

– Да что вы, Евгений Владиславович, мы же с собой всего набрали! Голодными не останемся. Можем и вас накормить…

Он отказался. Солдат понес наверх вещи Ушаковых. Генерал провел их на третий этаж, пожелал:

– Спокойной ночи! Завтра в десять утра я к вам заеду.

Потрепал по голове Сашку и ушел вместе с шофером. Иван Николаевич отпер гостиничный номер. Пропустил жену с внуком, зашел сам с чемоданом и сумкой с продуктами. Вторую сумку с одеждой для внука несла жена. Огляделись вокруг и принялись обустраиваться. Елена Константиновна сразу разложила по полкам пустого шкафа привезенную с собой одежду. Муж и внук в это время распаковывали сумку с продуктами. Выкладывая на стол все, что надо было съесть в первую очередь. Затем отправились умываться. Больше всего ребенка поразила ванная. Вместо простого умывания Саша долго плескался под присмотром деда. Выгнала его оттуда бабушка. Она заглянула, удивленная долгим отсутствием “мужиков” и укоризненно сказала:

– Я вас жду ужинать, а они вон что – плавают! А ну-ка, марш из ванной!

Несмотря на сопротивление внука, обтерла смуглое тельце полотенцем и вытащив из ванной, понесла в комнату.

Генерал, как и обещал, заехал утром. Ушаковы уже ждали его в холле. Черная “Волга” сразу отъехала от гостиницы. По дороге сообщил, что полковник Горчаков уехал встречать на вокзал майоров Татарникова и Лозового. Сашка сидел на руках у бабушки и крутил головой во все стороны и говорил не умолкая ни на секунду. Высокие дома восхитили его. Он хотел что-то сказать, открыл рот, да так и замер. Бредин обернулся:

– Что это ты замолчал? – Мальчишка ткнул пальцем в сторону тротуара. Генерал проследил за его взглядом и увидел высокого чернокожего парня: – Вот тебя что заинтересовало! Он с Африки приехал, потому и черный.

Ребенок разглядывал негра все время, что машина стояла перед светофором. И даже когда тронулись, он встал на коленки на заднем сиденье и продолжал смотреть. К удивлению генерала, несколько раз перекрестил стекло. Затем выдал:

– Баба Катя говорит, что черными только черти бывают. Он черт, да?

Солдат за рулем фыркнул, а генерал откровенно рассмеялся:

– Не знаю! Надо будет поинтересоваться их происхождением…

Марина стояла у окна, скрестив забинтованные руки на груди. Серый, больничный халат почти до пола длиной, прикрывал повязки на ногах и натягивался на ее плечах при каждом движении. Она пыталась хоть что-то вспомнить, но сегодня в голове никаких видений не появлялось. Зато в виски словно гвозди забивали и страшно болел затылок. В дверь постучали и женщина обернулась. Устало промолвила:

– Входите…

Сашка с другой стороны двери услышав голос матери, опередил взрослых и распахнув дверь, кинулся с криком в палату:

– Мама-а-а!

Никто не успел опомниться, а он уже висел на шее наклонившейся удивленной Маринки. Степанова невольно прижала к себе мальчика, разглядывая его и не узнавая. Сашка целовал ее щеки и кричал не переставая:

– Мамуля! Я так соскучился. Почему ты так долго не приезжала?

В голове словно вспышка пронеслась: маленький мальчик в валенках и шубке, подпоясанный солдатским ремнем, бегущий ей навстречу между огромными снежными сугробами по сторонам тропы. Вот он падает, стоя на четвереньках поднимает облепленное снегом смуглое лицо и смеется… Степанова немного отстранила ребенка от себя, разглядывая личико и вдруг притиснула к себе:

– Саша! Сыночек мой! Сашенька!

Она плакала и целовала его рожицу. Не обращала никакого внимания на стоявших у дверей людей. Потом подняла голову. Родителей она не узнала, поздоровалась словно с чужими. Зато Бредина, который пару раз заезжал к ней, узнала и поблагодарила:

– Спасибо, что привезли сына, товарищ генерал! Я вспомнила его. Эти люди приглядывали за Сашей?

Она подошла к родителям, продолжая держать Сашу на руках. В ее глазах ничего не отразилось. Внимательно наблюдавший врач вздохнул. Она посмотрела на мать и отца, вновь поцеловала сына и поблагодарила:

– Спасибо вам большое. Теперь я сама справлюсь. Мне уже лучше.

Елена Константиновна все это время с ужасом смотрела в ее пустые глаза. После слов дочери прижала руки к груди и заплакала:

– Марина, я твоя мать! Ты не узнаешь меня и отца? Господи, да как же это?..

Степанова удивленно посмотрела на нее, затем на генерала и спросила:

– Евгений Владиславович, это правда?

Бредин тяжело вздохнул и кивнул:

– Правда, Марина. Я надеялся, что увидев свою семью, ты все вспомнишь…

Женщина отрицательно покачала головой:

– Я ничего не помню. Хотя… – Она подошла вплотную к Ивану Николаевичу и принялась разглядывать его. Отец не отводил глаз от дочери, но не произнес ни слова. Марина сказала: – Маленькая девочка с белыми бантами. Старая яблоня и румяное яблоко в гуще листвы. Рядом вы, только моложе. Я помню это, но кто вы, я не помню…

Иван Николаевич неожиданно взял ее за руку и что-то вложил в ладонь. Степанова разжала пальцы: на ладони лежала старая гильза от ружья, а на ней нацарапано детской рукой – “зайцу будет крышка, в лес пошла Маришка”. Маринка с минуту разглядывала эту надпись. Продолжая держать сына на руках, отошла к окну, зажав гильзу в руке. Долго стояла отвернувшись от всех. Потом повернулась и сказала:

– Что-то смутно вспоминаю. Оскаленная волчья пасть на снегу, а дальше ничего не получается… – Посмотрела на доктора: – Почему я не могу вспомнить? Ведь Сашу я вспомнила. Это пройдет?

Осип Аврамович потер по привычке руки:

– Надеюсь, что да. Самое главное, не отталкивайте родителей от себя, хоть вы и не помните их. Возможно то, что они начнут вам рассказывать всколыхнет память.

Сашка на ее руках все это время сидел молча. Разглядывал напряженное лицо матери, а потом обнял ее за шею и сказал:

– Мам, даже если ты никого не помнишь, я тебя все равно люблю. И бабушку с дедушкой тоже люблю.

Молодая женщина заплакала, прижав к себе тельце сына еще крепче. В дверь заглянула медсестра и врач вышел из палаты. Снаружи вскоре раздались оживленные голоса. Затем мужской голос гаркнул:

– А я вам говорю, что пройду к ней!..

Дверь распахнулась и в палату ворвался Олег Татарников. На его плечах висели медсестра и врач. Китель сполз почти до половины, открывая взору полосатую тельняшку. Не обратив никакого внимания на генерала, он стряхнул медиков у двери и кинулся к ней:

– Маринка! Любимая! Да что этот чертов врач тут глупости городит, будто ты память потеряла? У тебя же только руки забинтованы… – Схватил Степанову в объятия и закружил вокруг кровати вместе с Сашкой: – Наконец-то я тебя вижу! Этот так называемый друг даже не сообщил тогда, что к тебе ездил! Вот сволочь! Я только что узнал! В отместку лифты угнал, они пешком поднимаются…

Женщина растерянно рассмеялась, глядя на оживленное лицо сверху вниз и спросила:

– Ты кто?

От такого вопроса Татарников резко остановился. Поставил ее на пол и заглядывая в глаза, ошеломленно спросил:

– Ты меня не узнаешь?!? Записку помнишь “Я всегда буду ждать тебя”? Это же я писал!

Перед глазами нестерпимо сверкнуло. Череп словно острой иглой пронзило. Вздыбился пол, чернея на глазах. Она начала заваливаться, роняя ребенка. Майор успел подхватить обоих. На помощь подоспели генерал и Иван Николаевич. Генерал забрал перепуганного Сашку и отдал его плачущей Елене Николаевне. Татарников, с помощью Ушакова, подхватил Марину на руки и осторожно уложил на кровать. Женщина словно бы спала. Лицо побледнело так, что видна была синенькая жилка на правом виске. Олег встал рядом, держа Степанову за руку. Врач начал торопливо выталкивать всех из палаты. Собирался нажать на кнопку вызова медсестер, но женщина открыла глаза, повернула голову и четко сказала:

– Олег! Записка вшита в мой брючный ремень…

Она смотрела осмысленно и явно знала, с кем говорит. Он бросился к ней:

– Маринка! Я же говорил, что ты в порядке! И все временно, а полковник не верил!

Она заметила родителей, застывших у двери и прошептала:

– Мама, папа, Сашенька… Как вы здесь оказались?

Елена Константиновна и Иван Николаевич подошли к кровати. В дверь заглянули запоздавшие Юрий Лозовой и полковник Горчаков:

– Что тут происходит? Мы крики с лестницы услышали. Майор Татарников угнал оба лифта наверх, вот и поднимались пешком, чтоб не ждать.

Марина с помощью врача и медсестры села на кровати. Потерла виски:

– Голова болит…

Доктор с надеждой спросил:

– Вы вспомнили?

Она кивнула. Доктор задал вопрос, указав на Лозового:

– Кто это? Его имя здесь никто не называл.

– Друг моего мужа, Юрий Лозовой.

Врач поглядел на Горчакова и тот кивнул, подтверждая слова женщины. Врач и медсестра вышли из палаты, решив дать военным поговорить с пациенткой. К тому же их ждали другие больные. Марина смотрела на генерала:

– Значит, вы все рассказали моим…

Бредин вздохнул:

– Выхода не было, Марина. Ты вот-вот могла в госпитале боевые действия начать по поискам сына. С твоими способностями это могло привести к жертвам.

Степанова повернулась к родителям и виновато потупилась:

– Мам, пап, простите меня! Не хотела я вам говорить…

Елена Константиновна молчала, прижав к себе внука и глядя дочери в лицо. Иван Николаевич спросил:

– Надеюсь, теперь ты навоевалась?

Дочь склонила голову, раздумывая над вопросом. Отрицательно покачала головой:

– Нет. Слишком много наших ребят все еще у них… Я нужна в Афганистане. Я поисковик и меня тренировали для этого.

В палате установилась мертвая тишина. Люди стояли не шелохнувшись. Отец тихо спросил:

– Если убьют? Как же сын?

– Вы молодые у меня. Сашку воспитаете. Он вам меня заменит.

Слова прозвучали спокойно и обыденно. Словно речь шла не о игре со смертью, а о прогулке по парку. Маленький Сашка переводил взгляд с лица на лицо. Он не понимал о чем говорят взрослые, но чувствовал их тревогу. Беспокойство коснулось и его маленького сердечка, но он не заплакал, продолжая молча смотреть на мать и остальных. Татарников подошел вплотную и встряхнул Марину за плечи:

– Ты уже немало сделала! Почему ты рвешься на эту ненужную тебе войну?

Степанова поглядела майору в глаза и сняла его руки со своих плеч. Вздохнула:

– У каждого свой путь. Я эту войну пройду до конца. Я хочу доказать себе, что Саша погиб не зря. В последний год я в этом разуверилась… – Маринка опустила голову на мгновение. Резко подняла лицо и с вызовом сказала генералу: – Да, Евгений Владиславович, в последнее время мне все больше кажется, что война затеяна зря и Афган не нужен! Но я останусь, хотя бы ради того, чтоб кому-то помочь! Чтобы чьи-то родители обняли свое дитя.

Бредин вздохнул и положив ей руку на плечо, оглянулся на полковника:

– Быть может, Марина, ты и права. При нас ты можешь так говорить, но при других я бы тебе советовал воздерживаться от подобных высказываний.

Она положила маленькую ладошку на его руку и слегка пожала:

– Я знаю… – Улыбнулась и протянула руки к Саше: – Иди ко мне, мой хороший! Мама тебя любит!

Мальчик дернулся к ней из рук бабушки и обвил ручонками за шею:

– Мамочка! Дядя Женя нас на своей машине привез. Так здорово! Дядя Леня мне машинку подарил. Я спасибо сказал! Дядя Олег почему-то не захотел жениться на тете Зое…

Все расхохотались от последней фразы. Маринка удивленно смотрела на смеющееся лицо генерала:

– В чем дело, Евгений Владиславович?

Бредин рассмеялся еще веселее. Ответил Горчаков:

– Саша попытку сделал женить “вечного холостяка” Шергуна у вас в деревне на одной твоей знакомой…

Степанова улыбнулась и поцеловала сынишку в черные кудри.

В этот день долго разговаривать им не разрешил врач. Выпроводил всех посетителей из палаты. Провел тщательный осмотр и обследование пациентки. Засуетившиеся медсестры тут же взяли многочисленные анализы и сделали снимок мозга.

Вечером, “подкупив” дежурную медсестру коробкой конфет, к Марине проник Олег Татарников. Женщина сидела на стуле у окна в темной палате. Свет включать ей не хотелось. Смотрела на струи дождя, катившиеся по стеклу и подсвеченные светом фонаря снизу. Она не слышала, как открылась дверь, полностью углубившись в собственные мысли. Олег замер у двери, глядя на узкие плечи и отросшие ниже лопаток светлые волосы. Степанова сидела в профиль к нему. На лице, даже в темноте это было видно, застыла печаль. Он тихо позвал:

– Марина…

Женщина вздрогнула и резко обернулась. Сразу же встала: в сумраке она не видела, кто ее позвал. Но голос напомнил ей Силаева. Вырвалось невольно:

– Костя?.. – Татарников вздрогнул от неожиданности и включил свет. Она немного смутилась: – Это ты, Олег… Извини, не узнала.

Он ревниво спросил и сам испугался своего вопроса:

– Кто такой этот “Костя”?

Марина отвернулась к окну, чтобы не выдать той бури чувств, что испытала только что, просто произнеся имя майора. Подавив вздох, ответила:

– Познакомились в Афгане…

Татарников шестым чувством понял, что продолжать допрос не стоит и замолчал. Подошел к ней. Попытался обнять за плечи, но она легко выскользнула из его рук. Отошла к тумбочке и остановилась там, привалившись к ней и глядя в пол. Он остался стоять у окна, не сводя с нее глаз:

– Марина, я хотел сказать, что по-прежнему люблю тебя. Ничего не изменилось. Это Лозовой тебя предал и женился, а я до сих пор один. Юрка плел что-то, якобы ты не выйдешь за нас замуж, чтоб не напоминать себе о муже. Но ведь я не Саша. Выходи за меня замуж. Можешь продолжать воевать, если хочешь, только я должен знать, что ты моя и вернешься ко мне после задания.

Женщина вздохнула. Подняла голову и со вздохом сказала:

– Юрий сказал тебе правду и он молодец, что женился. Он не предавал меня, Лозовой все понял правильно. А вот ты… Ты, действительно, не Саша и никогда не сможешь заменить мужа. Ты не хочешь ничего понимать. Я не выйду за тебя, Олег. Прости.

Он шагнул к ней. Схватил за плечи. Севшим от волнения голосом, прохрипел:

– Маринка, я люблю тебя!!! Ты одна нужна мне!

Она спокойно глядела ему в глаза, не сделав ни одной попытки вырваться:

– Но я нет. Ты мой друг и все.

Олег потерял голову и попытался поцеловать ее. Его сильные руки крепко притиснули женщину к груди. Степанова провела прием автоматически, хотя не дала мужчине сильно удариться о пол, слегка придержав. Он, как бывший десантник, отметил этот автоматизм уже в полете, не в силах ничего изменить и застопорить падение. Глядя ему в лицо, Марина тихо сказала:

– Не надо так делать, Олег! Я другая…

Он вскочил, с отчаянием взглянул на нее еще раз и выскочил из палаты. Схватив шинель с кушетки в коридоре, он бегом пронесся по лестнице и выскочил на улицу. Пока шел к выходу с территории больницы, застегнулся.

Добравшись до гостиницы, собрал чемодан и уехал на вокзал. Он ни слова не сказал спокойно спавшему в комнате гостиницы Лозовому. Ближайшим поездом вернулся в часть, забыв отметить в документе день убытия из Москвы.

Уже на следующий день он написал рапорт с просьбой направить его в Афганистан в десантный полк. Это были его родные войска. Из-за травмы, случившейся несколько лет назад во время прыжка, его перевели служить в войска связи и вот теперь он требовал восстановления. Несколько раз получил отказ, но продолжал настаивать. Через месяц, связавшись со своим бывшим командиром Меркуловым, он улетел в Ташкент, попрощавшись с Лозовым и попросив Юрия ничего не сообщать об этом Маринке…