Текст книги "У каждого свой путь(СИ).Тетралогия"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 84 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]

Больше трех десятков трупов валялось повсюду. Несколько тяжело раненых пытались отползти в сторону. От левого здания остались только руины: там находился склад с оружием. Он-то и рванул от прямого попадания, обрушив стену в здании, где прятались обороняющиеся. Правое здание тоже было изрядно изувечено. Множество проломов и частично рухнувшая крыша указывали на то, что в него попало не мало снарядов.

Прошла еще пара минут. Духи не выдержали атаки с воздуха и начали отходить в пустыню. Выстрелы раздавались все реже и наконец затихли. Марина только тут почувствовала, что ранена. Брюки на правой ноге набухли кровью. Она удивилась, что ничего не почувствовала раньше. Пуля прошла навылет, прошив мякоть ноги чуть выше колена. Женщина достала бинты из кармана и прямо по брюкам перевязала рану. Опираясь на автомат, встала и хромая направилась к пролому, чтобы слезть с крыши. Ее маска и одежда были седыми от пыли. Бывшие пленники выбирались через пролом наружу и оглядывались по сторонам. Связанные европейцы и Хайрулла остались лежать внутри здания.

Вертолеты заходили на посадку. Из них выскакивали солдаты. Мгновенно рассыпались в разные стороны. К хромавшей по площади Марине направился высокий чернявый майор. Вскинул руку к козырьку полевой кепки:

– Майор Васильев! Вы Искандер?

– Так точно. В среднем здании находятся пленные иностранцы и Хайрулла…

Васильев удивленно вскинул брови:

– Вы захватили самого Хайруллу?

Марина устало вздохнула и уселась на рухнувший от стены камень:

– Так получилось…

Он забеспокоился, заметив ее раненую ногу:

– Вы же ранены. Сейчас инструктор…

Степанова перебила:

– Не надо инструктора. Я сам перевяжу себя, только когда рядом никого не будет. Пусть ваш санинструктор даст мне свою сумку на пять минут.

Майор обернулся, разыскивая взглядом нужного солдата. Крикнул:

– Вязников, ко мне!

Коренастый крепыш с непокорно торчащим из-под кепки клочком чуба мгновенно подскочил:

– Звали, товарищ майор?

– Отдай свою сумку на время… – Санинструктор удивленно снял перекинутую через плечо сумку и протянул Васильеву. Тот вручил ее Марине: – Держите…

Она, хромая, направилась к среднему зданию. Зашла внутрь и прикрыла дверь в “спальню” иностранцев. Зажгла стоявшую на столе свечу. Разрезала окровавленные бинты. Стащила брюки до колен. Уселась рядом на табурет. Расстегнув сумку санинструктора, достала все, что ей было нужно: ватно-марлевую подушечку, вату, йод, перекись и стрептоцид. Смыла перекисью кровь, обработала края йодом. Засыпала стрептоцидом и, морщась от боли, перевязалась. Натянув брюки, вышла наружу и вернула сумку санинструктору:

– Спасибо.

За это время иностранных инструкторов уже забили в вертолет. Помогли подняться на борт бывшим пленным. Марина влезла последней. Васильев хотел помочь ей, но она отрицательно покачала головой. Закинула рюкзак и автомат в вертушку. Не взирая на больную ногу, подтянулась на руках и влезла на платформу. Майор встал рядом, искоса разглядывая маску и очки. Солдаты обыскивали окрестности и разрушенные здания. Привели с десяток пленных, в том числе и того духа, которого Марина оставила связанным в пустыне. Один из солдат, вытянув руки, притащил какой-то сверток и растерянно спросил:

– Товарищ майор, душманенок!.. Что делать будем? Мать убитая лежит, камнем голову размозжило. Здесь оставим? Духи вернутся, заберут. Или с собой возьмем?

Из грязного одеяла раздалось слабое попискивание. Васильев растерялся. Маринка положила автомат на пол вертолета, спустив ноги вниз села и протянула руки:

– Дай сюда ребенка.

Солдат с готовностью протянул ей сверток. Степанова осторожно откинула ткань в сторону: на нее смотрело смуглое личико с темными глазами и черными кудрявыми волосенками. Это был мальчик. Ребенку было всего несколько месяцев. Грязные ручонки потянулись к ней. Малыш заплакал. Марина прижала сверток к себе и тихо сказала:

– Я заберу его с собой. Он дите, а не душманенок и ни в чем не виноват. – Васильев и остальные молча смотрели на нее. Степанова подтянула к себе рюкзак, покопалась в нем и поставила на край высокую металлическую банку: – Майор, вы можете вскипятить на костре воды? У меня есть банка сгущенки. Ребенок голодный.

Васильев вздохнул и приказал солдату, принесшему малыша:

– Корза, разведи костер и вскипяти водички…

Из кабины пилота вдруг раздался голос:

– Не надо кипятить! У меня есть уже кипяченая, надо подогреть малость. Только соски с бутылкой нету…

Женщина кивнула:

– Все будет. – Одной рукой отстегнула фляжку с пояса и протянула присевшему рядом Гореву: – Витя, выплесни эту воду. Фляжку ополосни кипяченой водой, а потом налей внутрь сгущенки и немного воды. Разболтай…

Все внимательно слушали. Даже иностранные инструкторы в хвосте вертушки замерли: только что яростно убивавший афганских моджахедов парень, косвенно виновный в гибели матери этого малыша, теперь спасал его. Лишь Хайрулла молчал, только внимательно наблюдал за русскими. Марина приподняла край бронежилета и вытащила из кармана металлическую коробку. Неловко обернулась:

– Полковник, у вас есть дети?

Жигаев удивленно ответил:

– Трое. Уже взрослые почти, младшему семнадцать…

– Тогда достаньте отсюда презерватив. Сотрите смазку ватой и закрутите его в виде соски. В кончике проткните маленькую дырочку чем-то острым. Поняли?

Никто даже не улыбнулся при этих словах. Мужчина молча принялся за дело. С любопытством открыл крышку: коробочка вмещала в себя множество весьма необходимых для выживания мелочей. Полковник с завистью подумал, что подобную коробочку надо бы и самому заиметь, только вначале научиться всем пользоваться. Ребенок на руках у Марины немного похныкал и заснул. Грязные ручонки вцепились в палец Марины и не отцепились от него даже во сне. Она легонько покачивала ребенка. Солдаты начали забираться в вертушки, готовясь лететь назад. Степанову подняли под локти. Она присела на откинутое сиденье.

Когда мотор заработал, мальчик проснулся и раскричался. Женщина забрала из рук Жигаева фляжку с разведенным молоком и попыталась всунуть импровизированную соску в рот мальчишке. Тот принялся было отплевываться, но видимо почувствовал вкус сладкого молока и жадно вцепился в соску. Наевшись, он заснул. Марина молча протянула дите полковнику. Тот неловко взял крошечный сверток, а сама направилась в хвост вертолета. Присела на корточки перед Хайруллой:

– Это твой сын?

Главарь решил не скрывать правды и покачал головой:

– Нет. Муж Зубейды погиб два месяца назад. Он был в моем отряде. Она жила в оазисе вместе с нами уже больше года. Так ей было легче прокормиться. Выполняла женскую работу для меня.

– Как зовут мальчика?

– Мохаммад.

– Родственники есть?

– Есть, но зачем им ребенок? Он не нужен никому. Они сами с трудом перебиваются. Отдайте его в приют при мечети.

Марина ничего не сказала. Встала и вернулась на место. Забрала мальчика у полковника. Смотрела на смуглое личико и все больше мрачнела.

С ребенком на руках, с автоматом на шее и винтовкой на плече, в бронежилете и маске, хромающая на правую ногу, Марина вошла в палатку радиста и выгнала его. Положив малыша на стол, настроилась на нужную волну:

– Искандер вызывает Альфу!

Писк и треск стояли в эфире минут десять, затем проклюнулся голос полковника Бредина:

– Искандер, что у вас?

Она вкратце рассказала о проведенной операции, о полученном ранении. Попросила:

– Альфа, помогите усыновить найденного ребенка.

Минуты две в эфире слышались только посторонние звуки. У Бредина пропал голос от удивления. Затем он спросил:

– Он афганец?

– Да. Сирота нескольких месяцев от роду. Я увезу его к своим родителям и продолжу работу поисковика.

– Оставайтесь в отряде майора Васильева. Завтра вас и малыша заберут.

– Есть оставаться в отряде.

– Поздравляю с удачно проведенной операцией. Будете представлены к ордену Красной Звезды.

– Служу Советскому Союзу!

После разговора со Степановой полковник крепко задумался. Кустистые брови на лице сошлись на переносице. Скулы крепко сжались и старый шрам на подбородке побелел. Он несколько раз энергично провел ладонью по густым седым волосам, пышной шапкой нависавшим над широким лбом. Будучи отцом двух мальчишек, Евгений Владиславович прекрасно понимал, какую ответственность хочет взвалить на себя Маринка. Вся его жизнь, за исключением последних четырех лет, прошла в разъездах. На жену Тамару свалилось воспитание сыновей, ведение хозяйства, обустройство жилья, так как он постоянно пропадал на полигонах, в командировках, в частях. Но ведь это были их совместные дети!

Он не отказывался даже от самых сложных и опасных заданий, так как считал – “кто, если не я, ведь я офицер”. Только терпение и мудрость жены не дали семье развалиться. Бредин был очень благодарен Тамаре за понимание и поддержку. За двадцать шесть лет совместной жизни его ни разу не посетила мысль “сходить налево”, хотя командировки бывали очень длительными. Обоюдная любовь помогала переносить все. Каждый вечер он спешил домой, к жене и внучонку, родившемуся у старшего сына. С удовольствием таскал Димку по квартире и даже научился менять пеленки.

В случае с Мариной, больше всего полковника смущал факт, что ребенок афганец. Он знал о бездетности молодой женщины и теперь испугался, что малыш свяжет ей руки и она станет не пригодной для заданий. К словам Степановой насчет продолжения службы, он отнесся скептически и не поверил. Еще пару минут подумав, Бредин вызвал к себе Горчакова.

Пока ждал, вскипятил чайник и заварил чай. Так он всегда делал, когда вопрос оказывался сложным. Разлил чай по стаканам и сел рядом с низеньким журнальным столиком в кресло. Леонид Григорьевич, едва вошел, понял, что разговор будет серьезный. Устроился в кресле напротив и взял стакан с чаем в руки. Бредин, немного отхлебнув из стакана, рассказал о “причуде” Искандера и спросил:

– Что делать будем?

Горчаков покачал головой в раздумье:

– Сложно сказать… Такого я не ожидал. Хотя ее понять по-человечески можно…

Евгений Владиславович вздохнул:

– Если разрешить забрать ребенка, международный скандал выйдет. Законно вывезти – столько волокиты будет и Маринку придется рассекретить. Надо ее отговорить от этого плохо обдуманного шага. Уж если так хочется иметь дите, поможем здесь в детдоме взять.

Еще немного поперебирав возможные варианты, они остановились на том, чтобы отговорить Степанову от этого, как им казалось, опрометчивого шага.

Альфа отключилась. Марина сбила настройку, забрала кряхтевшего мальчишку со стола и вышла из палатки под яркое афганское солнышко. Тихо шепнула улыбавшемуся ребенку:

– Я дам тебе имя Александр.

По категоричному требованию ей с малышом предоставили отдельную палатку. Перво наперво она попросила повара согреть ведро воды. Забрала с его разрешения цинковый тазик. Разделась в палатке до тенниски и тщательно вымыла ребенка. Он сначала заревел, потом затих и сидел в тазу, уцепившись крошечными пальчиками за края, улыбаясь и весело гукая. Марина расчесала кудрявые волосы и закутала малыша в сооруженную из байкового одеяла пеленку. Чтоб нежное тельце не кололо, прежде завернула его в свою расстриженную рубаху от нижнего белья.

Стащила тенниску и натянув на голое тело куртку, маску и бронежилет, вышла с ребенком из палатки. Направилась к повару, держа в одной руке пакетик картофельного концентрата. Попросила заварить кипятком и добавить каплю растительного масла, если есть. Парень кивнул, исподтишка разглядывая ребенка на руках странного парня. Степанова издали заметила приятеля детства. Витек смотрел в ее сторону. Она вдруг вспомнила, что они из одной деревни и Витька может выдать ее тайну, увидев у родителей этого малыша. Решительно направилась к нему:

– Ефрейтор Горев, мне надо поговорить с вами. Зайдите в мою палатку через пять минут. Обернулась к повару, забирая котелок с пюре: – Спасибо. К вечеру оставь кипяточку. Мне его кормить надо…

Витек удивленно козырнул и отошел в сторону. Повар сказал:

– Вы говорите, что требуется. Я все сделаю. У меня тут фланель есть, возьмете?

– Если не жалко.

Парень скрылся в одной из палаток и вскоре вернулся со свернутой тканью в руках:

– Держите. Ребята сейчас вам еще принесут тряпок. У нас здесь портной есть, хотите, он пацану одежку сошьет? Коля говорит, что это просто.

– Неплохо бы хоть пару распашонок иметь со штанишками и чепчик.

– Тогда я ему скажу, он к вам заглянет и обмеряет клиента.

Повар засмеялся, потрепал мальчишку за щечку и исчез. Ребенок весело рассмеялся и замахал ручонками. Марина вернулась в свою палатку и принялась кормить Сашку. Тот вначале пытался выплевывать, а потом, войдя во вкус, с аппетитом принялся уминать картошку. Постучавшийся в тент незнакомый парень влез в палатку и улыбнулся:

– Я портной. Серега сказал, что вы хотели бы приодеть мальчишку. Мне надо взглянуть на него, чтоб в размере не ошибиться…

Она развернула приемыша на постели:

– Пусть лучше велико будет, чем мало.

Парень, за неимением портновской ленты, измерил “клиента” четвертями, отчего малыш весело смеялся и барабулил ногами. Улыбаясь малышу, посетовал:

– Машинки у меня здесь нет, но часика через три кое-что смогу принести.

– Вот и ладно!

Портной ушел. Снова раздался стук в тент. Марина ответила:

– Войдите.

Внутрь зашел Витек Горев. Она попросила:

– Подождите немного, я его докормлю и спать уложу. Присаживайтесь на кровать…

Ребенок поел и действительно заснул. Марина уложила его на кровать, предварительно расстелив прорезиненную ткань, выпрошенную у санинструктора. Обернулась к Гореву:

– Вы считаете себя человеком с твердыми нервами?

Он в удивлении пожал широкими плечами:

– Не жалуюсь…

– Тогда не вздумай вскрикнуть…

И стащила с себя маску. Горев вскочил:

– Марина…

Она приблизилась вплотную, положив руки ему на плечи, заставила сесть:

– Тише, Витек. Для всех я Искандер. И открылась я только потому, что ты меня выдать можешь. Этого маленького афганца я усыновить собираюсь. Жить он будет у моих родителей, а я продолжу путь Искандера.

– Маринка, сколько ты уже здесь?

– Третий год.

– И сколько осталось?

– Для меня такого понятия не существует. Я поисковик. Родители ничего узнать не должны: ни твои, ни мои. Вообще, никто не должен узнать, что под маской скрывается женщина. Ясно?

Он покачал головой, не сводя с нее глаз:

– Да куда уж яснее…

– Как ты в плен попал? Я не думала встретить тебя. Даже не знала, что ты в Афгане.

– Служу восемь месяцев. Осенью прошлого года забрали. Попал по глупости. Решил возле горной речушки умыться. Сама знаешь, какая тут пыль въедливая. Отстал от всех и прикладом по голове получил. Вот и вся история. Папка с мамкой наверное с ума сходят…

– Они знают, что ты здесь?

– Знают. Майор здешний уже с моим командиром связался. Послезавтра в Союз отправят, лечиться. Потом отпуск обещали дать, домой съезжу.

– Весьма возможно, что и я могу появиться. Держись и не болтай, даже если напьешься в стельку. О Николае что слышно?

– В последнем письме было, что вроде бы его досрочно могут освободить. Какая-то амнистия и вел себя хорошо.

– Вот и ладно… Ты иди, а то заинтересуются, зачем звал. Если спросят, скажешь, попросил с ребенком посидеть, пока раненую ногу перевязывал.

– Хорошо. Тяжело тебя?

– Да нет, только болит очень.

Он направился к двери и вдруг обернулся:

– Пацана Сашкой назовешь?

Она уже готовая натянуть маску на лицо, кивнула и улыбнулась:

– Точно!

– Спасибо, Марин!

Маленький афганец оказался спокойным ребенком. Ночью проснулся лишь раз. Марина перепеленала его, сунула фляжку с молоком и он вновь заснул. К вечеру на следующий день прилетел вертолет, привезя груз для отряда майора Васильева: боеприпасы, продукты питания и разные мелочи для хозяйства. Одним из прилетевших был полковник Горчаков. Без стука зашел в палатку, где разместилась женщина. Степанова лишь посмотрела на него, да поздоровалась. Она как раз кормила Сашу и что-то тихонько приговаривала.

Леонид Григорьевич посмотрел на спокойное лицо подчиненной, на заляпанное кашей личико ребенка, гукавшего и булькающего что-то радостное и тяжело вздохнул. Его прислали отговорить Марину от усыновления, а он уже понял, что она ни за что не откажется и решил не начинать пустой и тяжелый разговор. Подумал еще немного и решил помочь ей вывезти младенца из Афганистана. Оформить документы.

К сорока девяти годам Горчаков, несмотря на суровую профессию разведчика, умудрился сохранить в себе юношескую романтику. Даже вечно что-то требующая жена не сумела вытравить в нем эту черточку. В свободное время он позволял себе мечтать. Любил побродить осенью по парку, специально поддевая носками туфель шуршащие желтые листья. Леонид Григорьевич никогда не жаловался на семейную жизнь, считая, что сам взвалил на себя этот крест, не разглядев мещанку под хорошеньким личиком с голубыми глазками. Даже друг и начальник Бредин мало что знал о его муках.

Елизавета Корнеевна Горчакова вся состояла из трех слов – деньги, шмотки, парикмахерская. Она любила “выглядеть” и с нетерпением ждала, когда муж станет генералом. Это звание давало не мало привилегий и она уже мысленно видела себя разъезжающей в “Волге”, а не в “задрипанном” “Москвиче”. Окружила себя “нужными” людьми, которые могли достать “по блату” все, что угодно. Горчаков их терпеть не мог и как только в семье намечалась очередная вечеринка, он ссылался на дела и оставался на работе допоздна.

Сына и дочь Горчакова воспитала точными своими копиями. Веру и Никиту интересовало только одно – удобно устроиться в жизни. А это значило для них – деньги, деньги и еще раз деньги! Они стремились к этому всеми доступными средствами и путями. В семнадцать лет Никита вовсю “толкал” модные заграничные джинсы, косметику и сервизы “Мадонна”. Вера ни в чем не уступала брату. Обзаведясь кооперативными квартирами, дети приезжали к родителям лишь в день зарплаты, чтобы урвать для себя деньжат еще и от них.

Леонид Григорьевич с удивлением видел в них жадность и расчетливость. Он понимал, что и сам где-то виноват в том, что упустил момент воспитания. Пытался оправдать себя: “Служба такая, некогда было воспитывать”. И чувствовал, насколько слабо это утешение.

Юная женщина привлекла его внимание уже после первого выполненного задания. Она была и беззащитной и сильной одновременно. Горчаков сразу подметил, что деньги ее не интересуют. Марина попросила отправлять зарплату родителям, даже не поинтересовавшись, сколько будет получать. В Степановой тоже не угасла романтика. Однажды он увидел, как она стояла у окна в коридоре и с мягкой, какой-то потусторонней улыбкой, смотрела на заходящее за дома солнце.

Иностранных инструкторов посадили в вертолет под охраной полувзвода десантников. Рядом разместились их бывшие пленники. Марина с Сашкой на руках влезала последней. Горев забрал из ее рук ребенка, дав возможность попрощаться с отрядом. Васильев только тут назвал себя:

– Меня Игорем зовут. Может, встретимся когда. Вы нас выручили с этим младенцем. Умеете вы с ним обращаться. Даже не орал ни разу. До свидания, Искандер!

– Прощайте, майор!

Степанова забралась внутрь и вертушка взмыла вверх. Мальчишка за все время пути даже не пискнул. Жигаев, выбираясь из вертолета в Кабуле, засмеялся:

– Пацаненок привыкать начал к полетам!

Горчаков наклонился и тихонько шепнул:

– Прячься за моей спиной и галопом в УАЗик, пока афганцы не рассмотрели, что у тебя в руках!

Стиснув зубы от боли в ноге, женщина бежала к машине. Уже оттуда, Степанова помахала рукой освобожденным ею пленникам. Горев запоздало махнул в ответ, но она не видела. Машина мчалась в советское посольство в Кабуле. Посольский врач определил, что младенцу около восьми месяцев и он вполне здоров, хотя в весе отстает от сверстников.

Поздно вечером Марина держала в руках свидетельство о рождении Степанова Александра Александровича. Днем рождения мальчика значилась дата 27 декабря 1982 года. Степанова мысленно вздрогнула: в этот день три с половиной года назад они с Сашей Степановым стали мужем и женой. Полковник заметил ее исказившееся на мгновение лицо, но не стал спрашивать. На следующий день, вместе с Горчаковым, они вылетели самолетом в Москву. Одетая в голубой брючный костюм, Марина с трудом шла, держа ребенка на руках и стараясь не хромать. Полковник нес две сумки с вещами и стараясь не отходить от нее ни на шаг. Он знал о ранении и понимал, каких усилий требует каждый шаг.

Документы гласили, что Марина Степанова переводчик с фарси при советском посольстве, а мальчик ее сын. Проблем с афганской таможней не возникло, хотя офицер долго разглядывал смуглое личико ребенка. Маленький афганец, переодетый в ярко-голубой костюмчик и аккуратно подстриженный, сидел у нее на руках и что-то лепетал, теребя новую маму за пуговицы. Она время от времени целовала его в макушку и улыбалась. Это успокоило подозрения афганца и им поставили штамп, разрешающий вылет.