Текст книги "У каждого свой путь(СИ).Тетралогия"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 84 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]

Маринка укоризненно сказала:

– Алексей Михайлович! Я по-дружески сообщила, а вы коварные замыслы готовите!

Замполит расхохотался:

– А ты знаешь, что у меня все трое окрещены?

Степанова вытаращила глаза:

– У вас?!? Вы же сверхпартийный?

Он расхохотался еще веселее:

– У меня, Марина, у меня! Партия партией, а я ведь тоже крещеный. Кто знает, что там наверху в действительности? Сам своим детям и крестный и родной папаша, точно так же и Лидия. Все сделали шито-крыто! Возил крестить аж в Сибирь. Только не говори никому, а то попрут меня из замполитов, как пить дать! За несознательность!

Степанова рассмеялась:

– Вот это номер! Можете не волноваться, не скажу. На крестины приходите. Мне самой интересно посмотреть, что вам Собинов скажет.

– Это жук еще тот! Какой-нибудь повод найдет, весьма далекий от истины! Однажды, после твоего отъезда, Петя пропадать после обеда начал. Ни дома нет, ни в штабе. Решил проследить. Он, оказывается, на полигон, как мальчишка бегал и стрелять по новой учился. Я его застукал на месте “преступления”. Пистолет за спину спрятал и знаешь, что сказал: “Представляете, Алексей Михайлович, кто-то на полигон ходит, все мишени продырявлены. Вот пытаюсь поймать злоумышленника. Вскоре у солдат стрельбы, а мишени ни к черту, менять надо”. От самого порохом пахнет за версту! Я едва сдержался, чтоб не расхохотаться.

– И как он стреляет теперь?

– Отлично! Сам к мишени бегает, прапорщиков и близко не допускает.

– Значит, вы знали, что прапорщик дырки ковыряет?

– Конечно. А ты откуда знаешь?

– Однажды целые стрельбы наблюдала. Была всего в пятнадцати метрах за вашими спинами. Даже разговоры слышала. Смеялась потом, как сумасшедшая.

Оба улыбнулись. Варнавин вдруг спросил:

– Ты не могла бы продемонстрировать свою стрельбу для меня? Лозовой и Татарников в один голос утверждали, что ты лучший стрелок, какого им доводилось видеть.

– Покажу, если хотите. Можете солдат в окопы посадить, пусть мишени выбрасывают. Это будет еще интереснее, но тогда все догадаются, кто я в действительности. Связист не может так стрелять. – Подумала пару секунд и предложила: – Пошли завтра на охоту со мной? Утки мишень движущаяся, вот и посмотрите.

Замполит кивнул:

– Согласен. Во сколько и куда приходить?

Договорились встретиться в пять утра у дома Ушаковых. Варнавин попрощался с Ушаковыми и отправился домой.

Вскоре после его ухода Марина вышла из дома и уселась на скамейке возле стены. Смотрела на ярко-красный закат. Легкий теплый ветерок обдувал шею, отталкиваясь от стены. Иван Николаевич вышел следом за дочерью. Опустился на скамейку рядом. Достал пачку папирос. Не спеша, закурил и тихо спросил:

– Тебе нравится твоя служба?

– Нравится.

– Мне кажется, дочь, что ты от нас многое скрываешь. Ты вернулась совершенно другим человеком. У тебя в глазах постоянно стоит стена и невозможно понять, о чем ты думаешь в данный момент. Раньше такого не было. Ты дергаешься на любой резкий звук. И я заметил, в этот момент в твоих глазах мрак стоит. Кто ты, Марина?

Она улыбнулась:

– Связист. Привыкла, что рация часто пищит и надо мгновенно ответить, вот и дергаюсь. Этот писк по ушам бьет сильно. Особенно ночью.

Он вздохнул:

– Правду все равно не скажешь… Не верю я, что в Москве ты! Письма сумбурные, описываешь Москву, театры, а о себе ни гу-гу. “Все хорошо, все нормально”. Это ты матери можешь заливать, а мне-то не стоит! Где ты служишь?

– В Москве, пап, честное слово! Часть секретная, пойми ты! Не могу я говорить!

– Так бы и сказала, что в КГБ!

– Нельзя мне это говорить. И тебе, пап, не советую никому сообщать.

– Значит, я прав?

– Прав. Только маме не говори.

– Успокоила ты меня. Я ведь грешным делом думал, что ты в Афганистане воюешь… – Маринка промолчала. Иван Николаевич закурил: – Без тебя дома тихо стало. Да, совсем забыл, Толька Белов этим летом на месяц в отпуск приезжал из танкового училища. Все в форме форсил. С Надюшкой Деминой гулял каждый вечер, а сейчас, по слухам, даже и не пишет ей. Ефимовна вся исхвасталась, какой он у нее “отличник по боевой и политической подготовке”. Карточку недавно прислал, так она по всей деревне проскакала. Как был худой и нескладный, так и остался жердью! Как он в танке складывается, вот вопрос?

Маринка рассмеялась:

– Пополам, пап! Пополам!

Отец тоже улыбнулся:

– Ты в форме фотографию пришли. Интересно посмотреть, какая ты. Я вот нынче весной собирался в Москву съездить, да все не досуг. Пришли, Марин! Матери страсть как охота Ефимовне нос утереть!

– Да ведь я просто рядовой!

– Ну и что? Зато ты женщина в форме, это покруче парня будет!

– Ладно, пап, если разрешат сфотографироваться, то пришлю.

Подумала, что с начальством придется и эту тему обсуждать.

Елена Константиновна не встала, когда Марина осторожно выскользнула из дома с Сашиным «Ремингтоном» на плече. Патронташ висел на поясе. Ягдташ Степанова перекинут через плечо. Варнавин как раз подходил к калитке, когда она появилась на крыльце. За спину замполита была закинута обычная снайперская винтовка, правда в чехле, но женщина узнала знакомые очертания. Сев на ступеньку, натянула резиновые сапоги и поздоровалась:

– Здравствуйте, Алексей Михайлович! Сейчас отправимся!

Они шли по лесу около часа. Затем Марина резко повернула вправо и начала продираться сквозь кусты. Замполит ежился от часто попадавших за воротник холодных капель росы с кустов. В особенно густых зарослях втягивал голову в плечи. Женщина на такие мелочи и внимания не обращала, хотя шла первой. Ее брюки и куртка потемнели от влаги и тяжело свисали на коленках. По упавшему бревну перебрались на другую сторону заросшего тиной протока. Степанова пояснила:

– Мы на острове. Утки прячутся ближе к этому берегу. Вы стрелять собираетесь?

Варнавин кивнул:

– Собираюсь. Только стрелок из меня плохой.

– Патроны в обойме или каждый по отдельности заряжать будете?

– В обойме!

– Давайте поменяемся? Вам ведь все равно из чего палить, а мне с обоймой легче.

Замполит не стал спорить. Через полчаса на траве лежало шесть уток, а Марина одевалась за кустами. Алексей Михайлович сидел на траве и внимательно разглядывал каждую птицу, надеясь обнаружить хоть на одной заряд дроби. Все утки оказались убиты винтовочными пулями. Не оборачиваясь, спросил:

– Тебе убивать уже приходилось?

Из-за куста раздалось спокойное:

– Приходилось…

– Н-да!.. Стреляешь ты, конечно, великолепно. Я даже не задел.

Она выбралась из-за кустарника, на ходу застегивая куртку:

– Трех берите вы и три возьму я. Не спорьте, Алексей Михайлович!

– Я и не собираюсь! Мне Лидия знаешь, что сказала: “Без добычи не приходи. Хоть лягушек, но налови”. Представляешь, Щукаря нашла!

По дороге назад поискали грибов в перелесках. Их было мало в этом году, но охотникам посчастливилось. Они наломали по доброму десятку подберезовиков и штуки по три подосиновиков. Распихали добычу по карманам и направились к дому. Варнавин усмехнулся:

– С тобой выгодно на охоту ходить! Стреляешь ты, а с добычей оба идем.

– А вы не говорите в части, что ни разу не попали!

Около девяти утра замполит зашел на территорию части. Офицеры, как раз направлялись на службу. На поясе Алексея Михайловича болтались три утки, из карманов выглядывали шляпки грибов. Он был весьма доволен собой и по части мгновенно распространилась слава, какой Варнавин хороший охотник. Одна Лидия знала, кто на самом деле являлся охотником. Муж не стал ей врать, но она мудро помалкивала.

Младенца крестили в сорока километрах от города в маленькой церквушке, где Собинова никто не знал. Марина и Виктор Горев стояли рядышком. Женщина держала ребенка на руках и представляла, что это ее собственный сын. На душе было светло и радостно. Она осматривалась в церкви, разглядывала иконы и на душе становилось все спокойнее.

За все время крестин Саша Собинов проснулся лишь дважды: когда его окунули в купель и когда выносили из церкви. В первый раз он закатил крик, а во второй раз кряхтением, хныканьем и звучным чмоканьем потребовал еды. Настя забралась в машину и обнажив грудь, принялась кормить сына. Степанова глядела на нее и чувствовала, как ее собственная грудь тяжелеет. Словно это не Настя должна кормить ребенка, а она сама. Не выдержав, Марина отвернулась и вернулась в церковь. Долго стояла у иконы Георгия Победоносца, а затем поставила свечи за здравие и за упокой.

Крестины командир справлял дома. Мать Насти, тетя Дуся, пока они были в церкви, приготовила на стол. И теперь празднично одетая, сидела у окна и ждала. Чтоб не заглянул замполит, она заперлась в квартире. Едва машина подкатила к крыльцу, она выскочила из дома и приняла у дочери внучонка. Тихо прошептала:

– Святое дело сделали! Слава тебе Господи! Я Настёнка, все приготовила, тебе осталось на стол накрыть. Я ведь не так, как городские накрою. Тебе лучше знать, как и что!

Зять обнял ее за плечи:

– Мам, как бы накрыла, так и ладно! Пошли-ка в дом, да отметим событие…

На крыльце возник замполит и с самым непринужденным видом спросил:

– Куда это вы в такую рань ездили, Петр Леонидович?

Собинов на долю секунды растерялся от неожиданной встречи. А потом, как ни в чем не бывало, ответил:

– Да вот в город ездили, обновку для Насти и сына приглядывали. Хотел шубу хорошую купить – нету. На Сашку тоже ничего не подобрали. Зато кольцо Насте дорогое купил, вот полюбуйся!

Он спокойно вытащил из кармана маленькую бархатную коробочку и открыл ее: внутри лежало золотое кольцо с изумрудом. По ошеломленному виду Насти, Марина поняла, что та о подарке ничего не знает. Собинов преспокойно взял руку жены и надел колечко на палец. Показал замполиту:

– Красиво, верно? А теперь решили отметить покупку, чтоб долго носилась и не терялась! Присоединяйся, если хочешь!

Варнавин встретился взглядом с Маринкой и слегка моргнул:

– С радостью. Только Лидии скажу…

Едва он скрылся, тетя Дуся перекрестилась:

– Господи, прости, согрешено! Вот аспид! Откуда только нарисовался? Крестины отпраздновать и то без него нельзя!

Собинов тихонько сказал теще:

– Мама, придется потерпеть и о крестинах ни слова! Иначе я могу до офицерской пенсии не доработать!

– Знаю, Петя! Настёнка предупредила! Лешку я у соседей в деревне оставила, чтоб не проболтался.

Варнавин прибыл через пару минут, успев за это время переодеться. Спокойно подошел к колыбельке спящего младенца и деланно ахнул:

– А эт-то что такое, Петр Леонидович?

Подполковник подскочил к спящему ребенку и похолодел: на шейке сынишки висел медный крестик из церкви. Собинов закрутил головой, пытаясь быстро что-то придумать и тут увидел глаза замполита. Варнавин беззвучно хохотал. Командир развел руками и тоже рассмеялся.

На свадьбе у Павла и Кати Малых Марина побывала лишь в первый день. Поздравила молодых, просидела еще часа два и незаметно исчезла. Эта свадьба напомнила ее собственную. Степанова долго бродила за околицей. Дошла до дуба и уткнувшись в бугристую кору лицом беззвучно заплакала.

Две недели пробежали быстро. Она помогла родителям убрать картошку, морковь и свеклу. Охотилась и ходила в лес за грибами каждый день. Приносила по утке или по две. В день отъезда Петр Леонидович снова выделил ей машину. На этот раз проводы обошлись без слез. Родители, похоже, поверили в то, что она работает в Москве и успокоились.

Поездом Марина вернулась в Москву. Оставив часть вещей в выделенной ей комнатке, на следующий день самолетом, она вылетела в Каунас. Родителям Саши она ни слова не сообщила о своем приезде. За все время со дня отправки сына в Афганистан, они не написали ей ни одной строчки. Не выразили соболезнования по поводу смерти внука и Степанова даже предполагала, что они забыли о ее существовании. Она решила не тревожить их своим появлением и найти могилу мужа самостоятельно. Вот для чего ей понадобилась неделя.

Заранее, с помощью полковника Бредина, забронировала себе место в гостинице “Прибалтийская”. Горчаков отвез ее на самолет и уже перед посадкой протянул карту Каунаса, где кружком было отмечено кладбище. Посмотрел женщине в глаза и кивнул:

– Я разузнал, где похоронили твоего мужа. Там сама разберешься…

– Спасибо, Леонид Григорьевич.

Чистенькое ухоженное кладбище вовсе не напоминало российское. Каждая могила находилась на равном расстоянии друг от друга. Никакой крапивы и бурьяна, все ухожено и подстрижено. Кладбищенский сторож на ломаном русском языке объяснил ей, как пройти к могиле мужа. Могила Саши ничем не отличалась от остальных. Такая же западная педантичность. Лишь на памятнике русские буквы и надпись: “Погиб при исполнении интернационального долга в республике Афганистан”. Марина достала из сумочки два пакетика с землей и аккуратно рассыпала ее по всему квадрату. Присела рядом на скамеечку и тихо заговорила, глядя на фотографию:

– Я привезла тебе землю с того места, где ты погиб. И еще землю оттуда, где мы были счастливы. Прости, что не уберегла нашего сына. Я верю, что сейчас вы вместе. Я люблю вас обоих, но видимо у каждого свой путь…

Она сидела на скамеечке больше часа, мысленно рассказывая ему о себе. Потом встала и не спеша направилась в город.

В течение пяти суток она каждый день бывала на могиле мужа. Приносила цветы и плакала. Кладбищенский сторож смотрел на юную женщину в черном и сочувственно вздыхал, еще в первый день заметив на правой руке русской обручальное кольцо. Он видел заплаканные зеленые глаза каждый день и лишь в последний день решился подойти. Старик осторожно тронул за плечо и когда она обернулась, грустно улыбнувшись, сказал со своим чудовищным акцентом:

– Не надо плакать. Наша жизнь такова, что без смерти не обойтись. Все мы когда-нибудь там будем. Он у вас погиб, но вы обязательно встретитесь на небесах и будете счастливы. Не надо плакать. От ваших слез ему там плохо. Раз вы его помните, он всегда с вами.

Маринка посмотрела в морщинистое лицо и прошептала, глотая слезы:

– Я больше не буду плакать. Спасибо вам за сочувствие.

Старик протянул руку. Помог встать со скамейки. Молча довел до ворот и повторил:

– Он всегда с вами, пока вы помните!

Развернулся. Не спеша удалился в сторожку. Марина стерла слезы с лица и вышла с территории кладбища. Вечером она вылетела в Москву, чтобы получить новое задание.

Глава 8

Маринкино фарси звучало чудовищно, но вполне понятно. Афганец обмер, когда за спиной раздался хриплый голос:

– Тронешь его и будешь иметь дело со мной! Быть может я не самый сильный противник для тебя, но самый цепкий, уверен! А я из тебя кровавый кусок мяса сделаю. Убери нож и медленно обернись. Твоя смерть глядит на тебя.

Бородатый громила в чалме послушался. Медленно опустил занесенный над солдатом нож и еле шевеля головой обернулся: рядом стоял невысокий крепыш в камуфляже со странным маленьким автоматом в руках. Таких Хафиз еще не видывал. Он решил захватить незнакомое оружие и бросился на парня, тот показался ему слабым противником. Удар в лицо прикладом в один миг швырнул его на землю. Второй удар проломил череп. Словно бревно моджахед упал на камни. Кровь впитывалась в намотанную чалму, ставшую от пыли и грязи серо-коричневой, хотя была когда-то белоснежной.

Смуглый парень с закрытыми глазами продолжал лежать на камне, не подавая признаков жизни. На его плечах были лычки сержанта. Красивое лицо побледнело из-за ранения в левый бок. Куртка пропиталась кровью. Степанова пару секунд изучала лицо. Выдернула из сумки пару ватно-марлевых подушечек и сразу три широких бинта. Задрав одежду вверх, принялась туго перевязывать, чтобы прекратилось кровотечение. Он застонал и открыл мутные глаза. Степанова быстро прикрыла ему рот, чтоб не закричал от испуга. Прошептала:

– Тише. Я свой. – Он дернулся в сторону, стараясь сбросить ее руку, но Марина не дала. Навалилась сверху всем телом и горячо зашептала: – Не бойся! Все позади. Кричать не надо, иначе басмачи вернутся…

Он затих, позволив ей делать с его телом, что угодно. Степанова быстро перевязала рану и с трудом оттащила парня за камни от пронизывающего ветра. Она чувствовала, что и у самой сил осталось не много. Шли четвертые сутки, как она ушла из расположения танкового взвода. Парень быстро заговорил на непонятном языке. Слова вроде бы звучали на фарси, но вот диалект… Она спросила:

– Ты по-русски говори, я не понимаю.

Он прошептал, задыхаясь на каждом слове:

– Ты кто?

Марина не стала говорить правду:

– Разведчик. Рация во взводе была?

– Коля в камнях у скалы успел спрятать. Мы не успели вызвать подкрепление…

– Как тебя зовут?

– Амир Бесланов. Чеченец. Я буду жить?

Она посмотрела на рану еще раз и кивнула:

– Будешь!

– Как тебя звать и как ты здесь оказался?

– Искандер. Я спешил к вам на помощь, но не успел…

– Мусульманин?

– Нет.

– Значит вокруг только трупы?

– Да. Тебя тоже собирались зарезать, я вмешался… – Марина раскинула свой спальный мешок и приказала парню: – Забирайся внутрь, чтоб не замерзнуть, а я пока рацию поищу.

Сержант подтянул непослушное от холода тело и начал влезать в спальник. Влез до половины и упал без движения. Маринка вскоре вернулась с рацией. Парень был без сознания. Она быстро вышла на связь с “Альфой” и сообщила о вырезанном блокпосте в горах. Сказала, что остается на перевале до утра и будет его удерживать сколько сможет. Просила прислать помощь. Бредин обещал помочь и отключился.

После того, как они доложили начальству о начатом эксперименте, Бредину и Горчакову приходилось докладывать начальству о каждом выходе Искандера в эфир. Вот и на этот раз Бредин направился в кабинет генерал-майора Зосимова.

Внутри находился еще один человек в гражданском костюме. Короткая стрижка и осанка выдавала в нем военного, а цепкие не приятные глаза, что он из органов. Он не представился и не подал руки, лишь коротко кивнул. По приказу генерала, полковник начал докладывать обо всем, что узнал от женщины, при кэгэбэшнике. Тот внимательно слушал, но ни разу не спросил ни о чем.

Зосимов отдал распоряжение:

– Сделайте все возможное для спасения Искандера. Он нам пригодится.

Марина постояла над распростертым телом. Она понимала, что если парня не согреть сейчас, он замерзнет из-за потери крови. Разыгравшаяся метель была ей на руку – духи не захотели возвращаться из-за пропавшего товарища и решили, что он просто отстал и догонит их, когда снег перестанет падать.

Разыскала среди камней укромное местечко, со всех сторон укрытое от ветра и очень удобное для обороны. Из-за камней все склоны прекрасно просматривались. Перетащила неподвижное тело туда. Еще раз взглянула на раненого. Пару раз роскошно выматерилась и принялась забираться внутрь, скинув бронежилет. Автомат, винтовку, пистолеты и пару гранат положила рядом. Она чувствовала худощавое стройное мужское тело. Какое-то время вглядывалась в красивое лицо. Потом принялась яростно растирать правый бок сержанта, его плечи и руки. Прижимала, дышала в лицо, стараясь не задевать рану на левом боку. Амир открыл глаза минут через двадцать. Вздохнул, прислушался к ощущениям и тихо прошептал:

– Ты женщина?

Марина вздрогнула и попыталась отстраниться, но в тесном мешке сделать это оказалось невозможно. Она зло прошипела:

– Меня зовут Искандер!

Он упрямо повторил:

– Ты женщина! Я чувствую твою грудь. Покажи мне свое лицо и я обещаю, что никто не узнает твоей тайны.

Маринка поняла, что ее “приперли” к стенке и сдернула маску:

– Смотри!

Сержант минуты три пристально вглядывался в ее лицо темными глазами:

– Красивая! Мне бы жену такую! Пойдешь?

– Нет. Я такой же боец, как и ты.

Хотела одеть маску снова, но он попросил:

– Подожди, ведь никого нет…

Его руки неожиданно крепко обняли ее и прижали к себе. Поцеловать себя Марина не дала и отвернулась в сторону. В ней ничего не дрогнуло при этом проявлении ласки, но драться с раненым не хотелось. К тому же его руки так и застыли на одном месте, не стараясь пробраться дальше. Он погладил ее по лицу кончиками пальцев и прошептал:

– Когда война кончится, я тебя найду, Искандер! И все равно возьму в жены!

Снова потерял сознание, исчерпав на объятия последние силы. Степанова натянула маску. Прижала к себе Бесланова и согревала до утра собственным телом, пока не прилетел вертолет. Выбралась, когда вертушка начала опускаться, одела бронежилет. Повесила на шею автомат, закинула за плечо винтовку. С платформы спрыгивали солдаты, прилетевшие заменить убитых. Марина коротко рассказала командиру вновь прибывших ребят о том, что видела издали. Трупы погрузили в вертолет, раненого парня разместили на носилках внутри. Степанова запрыгнула на платформу последней. Вертолет летел в Герат. Она решила лететь с ним и отдохнуть в расположении советских войск. Метель не прекращалась. Искать в такую погоду отряд басмачей не имело смысла.

Прошло еще полтора года. Марина успела за это время вызволить из плена с десяток пленных. Участвовала в боях в составе разных родов войск. Дважды была ранена. Каждый раз добиралась до ближайшего поста советских войск. Прежде чем сдаться на милость медиков, по рации связывалась с начальством и докладывала о ранении. Тут же следовал приказ начальнику госпиталя. Через сутки прибывали двое неразговорчивых мужчин в штатском. Брали с докторов подписку о неразглашении тайны Искандера и забирали молодую женщину с собой. Далее она проходила лечение в московском или подмосковном госпитале, ездила домой на неделю. Отдыхала, выслушивала новости и снова отправлялась в Афганистан.

В Пакистане в 1983 году был открыт Исламский фонд спасения. Под маркой благотворительной организации – накормить голодного и приютить бездомного – в Афганистан полным ходом шли потоки оружия, денег и наркотиков. Фонд был зарегистрирован на имя Усамы бен Ладена, не смотря на возражения шефов из ЦРУ…

Страшная жара, пыль и сушь выматывали сильнее, чем многочасовой переход. Воды во фляжке оставалось не более стакана, а до ближайшего источника километров около тридцати. Марина давно стащила маску и шла обвязав нижнюю часть лица двойным слоем марли. Сверху были неизменные очки. Светлые волосы спрятаны под кусок марли и широкополую шляпу цвета хаки. Ее слегка покачивало. Перед глазами колебалось знойное марево, но она упрямо шла вперед. Перчатки она стащила еще раньше: кожа на руках давно огрубела и ничуть не отличалась от мужской, только тоненькие кисти и маленькая ладошка могли выдать в ней женщину. Степанова получила задание разыскать в пустыне Регистан крошечный оазис, где держали нескольких советских военнослужащих.

Ее предупредили, что в лагере моджахедов находятся шесть европейцев, рядящихся под афганцев. И отряд насчитывает более сотни человек. Отправлять в пустыню отряд, означало отправить его на погибель – укрытий не было никаких, кроме барханов. Для русских такие места были внове, а для афганца они были родиной. Засаду они могли устроить в любом месте. Полковник Бредин, говоря с ней по рации три дня назад, очень просил “подумать, прежде чем соглашаться”. Марина ответила сразу и твердо:

– Я иду.

Она ползком взбиралась на барханы и осматривала местность в бинокль. Вскарабкавшись на очередную песчаную волну заметила, как что-то блеснуло с правой стороны. Навела линзы туда: в полукилометре от нее на бархане, повернувшись спиной к ней, лежал человек в широких белых одеждах и смотрел вдаль. Сверкал приклад его винтовки, отделанный серебром. Украшенное оружие сослужило плохую службу. Марина принялась наблюдать за незнакомцем и перевела взгляд в ту же сторону, что и он: по песку медленно брел оборванный человек. Усталость от жары пропала. Она вгляделась – это был русский солдат.

Афганец явно не собирался его убивать. Зато начал красться следом. Степанова не долго думая направилась за ним короткими перебежками. Расстояние неуклонно сокращалось. Под руку, провалившуюся в песок, неожиданно попался довольно крупный камень. Женщина вытащила его и ухмыльнулась пересохшими губами: вспомнилось детство и как она метала на спор такие булыжники по цели. Несколько раз сжала и разжала кисть, проверяя ее подвижность. Сделала еще один рывок и очутилась всего в десятке метров от объекта. Афганец не оглядывался. На всякий случай она положила перед собой метательный нож. Булыжник взвился в воздух и точнехонько приземлился на затылок мужика. Он тут же распластался на песке, уткнувшись в него носом. На чалме проступила кровь.

Степанова в два прыжка очутилась рядом и принялась связывать руки человека за спиной припасенным ремешком. Разоружила. Кроме винтовки у него были еще несколько гранат и автомат Калашникова с запасными рожками. Больше всего ее обрадовал кожаный мех, полный воды. Она мгновенно вытащила пробку и напилась. Перевернула и увидела перед собой бородатое лицо. Заткнула рот краем его же чалмы и еле слышно свистнула. Солдат оглянулся. Она махнула рукой, стараясь не подниматься.

Беглец быстро сообразил, что позвавший его не афганец и направился к Марине. Ей в срочном порядке пришлось прятать руки под перчатки. Он был безоружен, истощен и обожжен солнцем. Старые следы побоев виднелись на лице и сквозь прорехи одежды на теле. Только когда парень приблизился, она поняла что перед ней офицер. Заметив замотанное лицо он хотел что-то спросить, но она молча протянула ему бурдюк с водой и мужчина прильнул к воде. Напившись, собрался присесть в редкой тени саксаула, но она не дала:

– Там змея лежит. Вообще, держитесь от кустов подальше. Вы бежали из оазиса?

– Да. Еще вчера вечером.

– Этого типа знаете?

Она ткнула пальцем в сторону начавшего приходить в себя афганца. Тот подергивал головой и приоткрыл глаза. Мужчина кивнул:

– Один из охранников. Я сбежал, когда он стоял.

– Что было бы, если б он вас схватил?

– Придумали бы что-то ужасное: распялили на солнце, подвесили вниз головой на жаре, да мало ли у этих дикарей способов…

– Вы кто?

– Майор Идрисов. В плену уже полтора месяца. Там осталось еще пятеро ребят. Это они попросили меня бежать. Бьют их, требуют, чтоб в мусульманство перешли и по радио выступили. Было семеро, позавчера одного забили до смерти на наших глазах. А кто вы?

– Искандер.

Это имя, как оказалось, ему было хорошо знакомо. Он радостно воскликнул:

– Искандер! Вас послали нас выручить? – Сразу сник: – В одиночку там делать нечего…

– А если мы вдвоем будем? Не хотите им отплатить за все и помочь мне?

– Хотелось бы, но что мы можем?

– Нарисуйте план оазиса для начала. Начинайте рисовать, а я пока с этим духом поговорю… – Крепко тряханула пленника за плечо и усадила на песке. Предупредила на фарси: – Кричать будешь, убью! – Вытащила ткань изо рта: – Жить хочешь? – Афганец хмуро кивнул. Тогда она продолжила: – Тогда расскажи мне все об отряде, вооружении, командире и американцах. Будешь врать, приколю, как барана.

Пленник оказался словоохотливым. Марина едва успевала понимать о чем идет речь. Иногда переспрашивала и по смыслу догадывалась о сказанном. Майор давно закончил рисовать и теперь с интересом прислушивался к разговору. Женщина обернулась и заметила его удивленный взгляд:

– Интересные сведения! Это правда, что бандой командует Хайрулла и у него более сотни бойцов? Имеется огромное количество оружия и взрывчатки? В оазисе создана настоящая крепость?

– Правда. Еще там шесть белых инструкторов: трое американцев, два немца и англичанин. Он вам это сказал?

– Значит, не соврал. Это уже хорошо. Теперь посмотрим вашу схему. Кстати, а как мне вас звать?

– Анатолий Толгатович, можно просто Толя. Вот это северная сторона…

– Пока я разглядываю, вот держите и перекусите… – Марина всучила ему в руки пачку галет, сухой рисовый концентрат и свою фляжку: – В воде сок растворен. Запивайте. Далеко отсюда до этого оазиса?

– Километра четыре по прямой. Я заблудился ночью и не туда забрел. Пришлось возвращаться, а сейчас выдохся уже…

Марина внимательно поглядела на него и бодро спросила, хотя этой бодрости не испытывала:

– Так что, майор, отобьем наших ребят?

– У вас есть план?

– Конечно!

– Что с этим духом делать будем?

– С нами пойдет! Он нам пригодится. Отдохните еще немного и тронемся. Ночью мы должны быть у стен “оазиса”. Как вы думаете, успеем?

Майор задумался, прикинул свои силы. Посмотрел на спускавшееся к горизонту солнце и честно ответил:

– Со мной вы не успеете…

Марина поняла, что он прав и предложила:

– Давайте сделаем так. Я оставлю вас с эти духом, дам оружие и немного еды. Вы будете идти следом за мной. Если услышите звуки боя, затаитесь и не выглядывайте. Запомните, вы не имеете права вновь попасть в плен, иначе я буду обречен. Покажите еще раз в каком помещении расположены пленники и живут европейцы, где лежит боезапас…

Оставила майору часть своего сухпайка, отлила полфляжки воды из бурдюка, остальное (около двух литров) оставила офицеру. Отдала автомат и винтовку духа, посоветовав:

– Сдерите с нее все серебро, если сможете или закопайте винтарь в песок. Оно этого дурака выдало сверканием.

Оставила запасной рожок с патронами, гранату и нож. Махнула рукой и быстро пошла на юго-восток. Идрисов немного отдохнул и направился следом, подталкивая пленного афганца стволом автомата. Винтовку он закопал на склоне, решив не таскать тяжесть. Дух с тоской посмотрел на это место. Оружие для афганца – это святое. Оно передается по наследству от отца к сыну. Идрисов нагрузил на пленника сумку с припасами. Выбравшись на вершину бархана, он не увидел Искандера. Остались только его следы.

Марина шла быстро, но не забывала смотреть по сторонам. Часто подносила бинокль к глазам. Прежде чем встать на очередном бархане, оглядывала пространство впереди, по сторонам и даже сзади. Только после этого перекатывалась на другую сторону, вставала на ноги и шла дальше. Теперь, когда она знала, где точно находится оазис, ее, казалось, даже жара перестала мучить.

Солнце почти полностью скрылось за горизонтом. Его край чуть виднелся из-за песка, окрасив все вокруг в красный цвет. От застывших барханов падали огромные черные тени. Жара начала спадать. Выглянув из-за очередного песчаного бугра, Степанова увидела впереди настоящий оазис: зеленые вершины деревьев вздымались к небу. В купе зелени находилось три, поставленных буквой “П”, длинных приземистых строения. Посреди торчало кольцо колодца-кяриза. По оазису спокойно двигались люди. Никакой тревоги из-за сбежавшего пленника в лагере не было. Кое-где, укрываясь за деревьями и глиняными стенами, стояли часовые. Она сразу определила места, где находились пленники и жили американцы.

До самой темноты наблюдала за лагерем. Ей даже удалось увидеть гладко выбритые лица двух белых мужчин. Пленников на улицу не выводили. Время от времени Марина оборачивалась назад, хотя и знала, что майор ослабел за время плена и навряд ли поспеет за ней. Приходилось рассчитывать только на себя.