Текст книги "У каждого свой путь(СИ).Тетралогия"

Автор книги: Любовь Рябикина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 84 страниц) [доступный отрывок для чтения: 30 страниц]

Глава 11

Марина открыла глаза и увидела белый потолок. С него свисал стеклянный плафон в виде шара. Сверху на нем виднелся слой пыли. Она попыталась повернуть голову и не смогла. Силы не хватило. Сосредоточилась и аж застонала от тщетности усилий. Над ней сразу же склонилось красивое мужское лицо с серыми глазами. Виски были серебряными от седины. Мужчина улыбнулся и сказал:

– С возвращением, Марина. Долгонько мне ждать пришлось, когда ты очнешься…

Произнесенное имя ничего ей не говорило, мужчину она тоже не знала. Попыталась вспомнить хоть что-нибудь и не смогла: в голове было пусто. Она не знала кто она и откуда, как ее зовут и где находится. Испугалась и спросила:

– Кто я?

Он побледнел и поднес руки к подбородку:

– Марина!!! Ты что?

Она увидела, что под накинутым на его широкие плечи халатом находится военный китель. Снова спросила:

– Кто вы?

В его глазах сверкнула боль. Он выскочил из палаты, торопливо сказав:

– Я сейчас вернусь!

Теперь она знала, что ее зовут Марина, но это была вся известная информация. Она снова попыталась пошевелиться. На этот раз тело слушалось ее. Женщина попробовала сесть и ей это удалось. Огляделась. Безошибочно определила, что она в больнице. В памяти вдруг всплыло: она однажды лежала в больнице и в одной комнате их было шесть человек. Эта палата совсем не походила на ту из этого обрывка памяти. Здесь она была одна…

Степанова попыталась сосредоточиться, но голова заболела. Она ощупала ее руками. Пальцы уткнулись в бинты. Руки тоже были перевязаны. Только пальцы остались свободными. Женщина вдруг почувствовала, что из одежды на ней ничего нет. Посмотрела на обнаженную высокую грудь со съежившимися от прохлады сосками. Стыдливо схватила простынь и подтянула к горлу. Заметила на стене в углу зеркало и умывальник. Захотелось пить.

Она слезла с высокой кровати-каталки, обратив внимание на забинтованные ноги и руки. Завернулась в простыню, замотав ее вокруг тела наподобие туники и шатаясь направилась к зеркалу. Смотрела на собственное отражение и не узнавала. Голова оказалась забинтована. Лицо с зелеными глазами и темными дугами бровей ей ни о чем не говорило. Марина долго смотрела на себя. Ощупала лицо, пытаясь хоть что-то вспомнить. В голове не было ни единой мысли…

Наклонилась к крану и напилась воды. Затем ополоснула лицо. Смотрела в зеркало, как светлые струйки катятся по щекам, а видела перед собой деревянную раму не большого окна, покрашенную белой краской. Белую строченную занавеску и струи дождя, катящиеся по стеклу. Она ясно расслышала чей-то смутно знакомый женский голос:

– Маринка, хватит в окно смотреть, иди уроки учить…

В голове закружилось. Держась за стену, она доковыляла до широкого окна и выглянула: внизу раскинулся небольшой парк. Трава оставалась зеленой, но на ней уже лежали золотые медальки опавших листьев с берез и лип. На скамейке сидели два парня. У одного рядом лежали костыли, а у второго торчала перевязанная культя. Она вгляделась: в парке таких ребят было много. Марина подумала: “Откуда они прибыли? Разве где-то война?”. Схватилась за виски, сдавливая вдруг заболевшую голову…

На плечо легла рука. Что-то внутри сработало и дало команду “Чужой!”. Последовал резкий разворот. Чужая рука четко зафиксировалась в ее ладони. Человек с испуганным криком полетел на пол, а она мгновенно отскочила в сторону и приготовилась к отпору. Только после приема взглянула на того, кто ее напугал. Это был тот самый военный, что называл ее Мариной. Халат упал и она видела перед собой полковничьи погоны. Откуда она это знает, Степанова не могла бы сказать, но автоматически вытянулась.

У распахнутой двери, привалившись спиной к косяку, застыл еще один смуглый мужчина в белом халате, очках в черной толстой оправе и стетоскопом на груди. Он был полноват. Из-под белоснежной высокой шапки торчали черные космы вьющихся волос. Халат, застегнутый не до самого верха, открывал взору военную рубашку и галстук. Маринка подумала: “Почему вокруг одни военные? Я что, тоже военная?”. Брошенный ею на пол офицер начал вставать, охая и поглаживая ушибленные локти. Нашел на полу выпавшие из кармана очки, осмотрел и снова положил в нагрудный карман рубашки. Он смеялся:

– Она помнит!

Доктор наблюдал за Мариной сквозь толстые линзы. Обернулся и охладил его радость словами:

– Это не память, а инстинкт! Руки и ноги у нее живут своей жизнью. Взгляните в лицо – это автомат! Она сейчас и сама не знает, как это у нее получилось. Робот, если хотите.

Горчаков перестал смеяться. Внимательно взглянул на женщину и спросил:

– Как-то исправить можно?

– Медицина мало занималась такой проблемой, как потеря памяти. Случается такое нечасто и обычно память восстанавливается сама…

Маринка не слышала их. Она снова отошла к окну. По аллее шла женщина с ребенком. У малыша были темные волосы. В голове словно что-то взорвалось. Перед глазами, будто кадры из хроники, пронеслась пара видений: смуглый кудрявый мальчик, завернутый в расстриженную рубаху от нижнего мужского белья. Он же сидит в цинковом тазу с водой, шлепает ладошками и смеется. Она обернулась и громко спросила:

– У меня есть сын?

Доктор замер и пулей кинулся к окну. Увидел женщину с ребенком. Обернулся. Быстро спросил Марину:

– Почему ты так думаешь?

– Черные волосы, смуглое лицо, блестящие глаза. Я вижу это тут…

Она ткнула пальцем себе в забинтованный лоб. Доктор схватил офицера за руку и поволок за собой из палаты. Закрыв дверь сказал:

– Леонид Григорьевич, это выход! Вы поняли? Надо привезти ее родных. Срочно! Уверен – память вернется, когда она их увидит.

– Если показать фотографии?

– Может не сработать и наделаем только хуже. Она сейчас в таком состоянии, что может решить – мы ее принуждаем верить. Откровенно говоря, после того, как я видел ваше падение, мне боязно находиться рядом с этой женщиной. Это мина замедленного действия! Кто знает, что сработает у нее внутри через час или через два?

– Но ее родители до сих пор не в курсе, где она работает!

Врач вздохнул:

– Придется сообщить. Иногда память не восстанавливается годами. А у нее явно имеется шанс! Так не лишайте женщину памяти…

Дверь распахнулась. Маринка стояла на пороге, завернутая в простыню. Глядя на мужчин злыми глазами, громко спросила:

– Где мой сын? Куда вы его дели? Я хочу его видеть! Вы не имеете права лишать меня моего ребенка…

Горчаков взялся руками за ее плечи и почти силой заставил вернуться в палату, так как из других палат начали выглядывать больные:

– Тише, Марина! Твой сын жив и здоров. Ты заболела. Он в очень хорошем месте живет. Ты помнишь своих родителей?

Она удивленно заморгала:

– У меня есть родители? Как их зовут?

– Есть. Ты скоро с ними увидишься и вспомнишь все. Сейчас тебе неплохо бы отдохнуть. Ты мне веришь?

Женщина пристально смотрела ему в глаза минуты три. Горчаков видел, что она напряженно думает. У Степановой этот сероглазый полковник вызывал в душе тепло, словно он сделал для нее когда-то что-то очень хорошее. Она улыбнулась и кивнула:

– Верю! Хотя не знаю почему. Как вас зовут, товарищ полковник?

Горчаков обернулся к доктору:

– Она звания помнит! – Снова поглядел на женщину: – Я Леонид Григорьевич Горчаков. Отдыхай. Завтра я тебя снова навещу. Какие фрукты любишь?

Перед глазами Марины промелькнула картинка: старая развесистая яблоня с обомшевшим стволом, рядом мужчина с пшеничными усами и маленькая девочка с золотистыми хвостиками и неровно завязанными в них бантами. Мужчина берет девочку на руки и поднимает высоко-высоко. Она тянется к большому красному яблоку, выглядывающему из темной листвы… Видение исчезло. Она задумчиво сказала:

– Яблоки, краснобокие яблоки… Кто эта девочка и мужчина?

Она внимательно разглядела лицо Горчакова, потом доктора и отрицательно покачала головой, словно отвечая собственным мыслям. Медленно направилась к кровати-каталке. Не снимая простыни и не обращая внимания на мужчин, забралась и легла, укрывшись одеялом с головой. Мужчины какое-то время смотрели на кровать, а затем вышли в коридор. Горчаков попросил:

– Вы ее оденьте. Если она в таком виде в коридор выйдет, мужики взбесятся. Я и сам не железный…

Доктор вздохнул:

– Просто в таком виде перевязки делать легче было. Мы не думали, что она сегодня очнется. Две недели трупом лежала. Вы же видели!

– Почему она ничего не чувствует?

– Мы ее обезболивающими колем, чтобы болевой шок не приключился. Кожа на локтях до кости обгорела. Скоро перестанем. Пройдемте в кабинет. Вы должны это знать…

Кабинет оказался маленьким и тесным, зато с огромным окном. Врач уселся за стол и стащил очки. Близоруко прищурился на устроившегося на кожаном диване Горчакова:

– Десять дней назад к госпиталю подъехала машина китайского посла. Начальнику госпиталя пришлось принять высокого гостя. После визита он вручил мне три флакончика аэрозоля от ожогов, производства Китая и сказал, что это оставил китаец для Искандера. Она спасла в Афганистане жизнь какому-то китайскому инженеру. Он рассказал своему послу о страшных ожогах. Тот нашел лекарство и привез в госпиталь в благодарность. Я решил попробовать. Раны перестали гноиться через сутки. На большей части конечностей ожоги начали заживать. Остались только самые глубокие. Бинты не снимаем, кожа еще слишком тонкая и может потрескаться от сухого воздуха.

Горчаков кивнул:

– Мы знаем о китайце. Он готов был увезти Марину в Китай и устроить на собственные деньги в очень дорогую клинику в Пекине. Парень пробыл в пещере год и месяц. В двадцать три года выглядит на пятьдесят с лишним… – Полковник помолчал. Улыбнулся и добавил: – Все же сумел отблагодарить!

В деревню въехали две черных “Волги” с московскими номерами. Медленно пробирались по раскисшей дороге, переваливаясь на многочисленных колдобинах. Выглядывающее из-за туч солнце отражалось в ветровых стеклах. Довольно холодный ветер срывал желтые листья с берез, посаженных по всей деревенской улице и гнал их по дороге. Время от времени листочки касались капота и стекол, какое-то время трепетали на гладкой поверхности, затем срывались и улетали. Деревенская баба, одетая в ватник, несла на коромысле воду в ведрах с колодца. Машины остановились рядом. Стекло на дверце поползло вниз и солдат-шофер спросил:

– Здравствуйте! Не подскажете, Ушаковы где живут?

Женщина наклонилась, с любопытством заглянула внутрь. Трое военных поздоровались с ней. Один, она заметила, был генералом. Она удивленно поклонилась, переложила коромысло на другое плечо и торопливо объяснила, обернувшись к солдату:

– Доброго здоровьица! Чуть дальше проедьте. Крашеный голубым дом с петухом на трубе и узорчатыми наличниками по правой стороне. Не ошибетесь, он один у нас такой нарядный. Хозяин-то с золотыми руками мужик…

Ответил ей сам генерал:

– Спасибо за помощь. Трогай, Олег!

Родители Марины находились дома. Сашка носился по кухне с пластмассовой саблей в руке, играя “в Чапаева”. Бабушкин фартук в цветочках играл роль бурки на его плечах. Дед “служил” у него “конем”. Елена Константиновна пекла оладьи на плите. Время от времени оборачивалась и со смехом наблюдала за мужем и внуком. Никто не слышал, как подъехали машины. Стук в дверь заставил Ивана Николаевича встать на ноги и сбросить с лица пояс от халата жены, служивший уздечкой внучонку. Он поглядел на дверь и пригласил:

– Входите!

На пороге возникла высокая крепкая фигура с генеральскими погонами. Затем еще два полковника. Ноги Елены Константиновны подкосились. Забыв об оладьях, она вцепилась руками в стол так, что пальцы посинели, побледнела с лица и крикнула:

– Маринка! Что с ней?

Бредин торопливо успокоил:

– Жива!

Иван Николаевич тоже спал с лица, но молчал. Сашка переводил испуганные глаза с бабушки на дедушку и обратно. Со сковородки валил дым, заполняя кухню. Что-то в его маленьком мозгу сработало. Он вдруг выскочил вперед, словно пытаясь закрыть своим крошечным тельцем тех, кого любил и крикнул:

– Зачем напугал? Где моя мама? Ты плохой дядя! Я тебя не люблю!

Обхватил колени деда, искоса глядя на военных. Тот взял его на руки, погладил по кудрявым волосенкам и извинился:

– Извините. Он еще малой! Проходите в комнату… – Распахнул дверь в зал и обернулся к жене: – Лена, у тебя оладьи сгорели.

Она резво обернулась к конфоркам и выключила плиту. Генерал шагнул в комнату, снял фуражку и с любопытством огляделся. Больше всего его привлекли школьные фотографии Марины: девочка с огромным бантом и серьезными глазами, а затем девушка с толстенной косой свисавшей на грудь, чуть улыбнувшаяся фотографу. Юная невеста рядом с красивым усатым капитаном. Бредин остановился напротив, разглядывая.

Полковники вошли следом. Расселись возле круглого стола, поставленного посредине комнаты. Елена Константиновна медленно опустилась на стул с высокой спинкой и молча смотрела на военных. Сашка притих на руках у деда, прижимаясь головенкой к его груди и не сводя черных глаз с офицеров. Полковник Горчаков с любопытством смотрел на мальчишку: когда-то он видел его совсем маленьким. Достал из кармана заранее купленную шоколадку и поманил к себе:

– Иди сюда, Саша! Не бойся! Я тебе гостинца купил.

Ребенок посмотрел на деда и выпалил:

– А я и не боюсь! Если ты меня тронешь, деда тебе все кости переломает! Сереге Ватеневу он уже зубы вышиб за болтовню!

Военные расхохотались. Иван Николаевич смутился, а Сашка деловито слез с его коленей и направился к полковнику. Поднял смуглое личико вверх и протянул руки:

– Давай шоколадку, раз купил! – Забрав гостинец и сказав: – Спасибо.

Он направился в спальню. Вскоре оттуда раздался грохот раскидываемых игрушек и шуршание фольги. Генерал вздохнул:

– Елена Константиновна и Иван Николаевич, не скрою, разговор будет тяжелым для вас, но попрошу отнестись спокойно. Еще раз повторяю – ваша дочь жива и почти здорова. Я прибыл рассказать вам правду о Марине. Зовут меня Евгений Владиславович Бредин. Это полковники Горчаков Леонид Григорьевич и Шергун Олег Маркович.

Елена Константиновна немного успокоилась, узнав, что дочь жива и предложила:

– Вы ведь с дороги… Давайте-ка, я вначале накормлю вас обедом, а то разговор, чую, долгим будет. Потом поговорим. У меня щи и картошка в русской печке горячие. Такого вы не едали в вашей Москве!

Генерал кивнул. Пригладил ладонью и без того аккуратную прическу:

– Согласны! Несколько проголодались в дороге. Только вот какое дело… У нас там два водителя в машинах. Не найдется ли и для них пропитания?

Женщина подскочила:

– Так что же вы их в дом не пригласили? Я сейчас! Всех накормим…

Набросив шерстяной платок на плечи, выскочила из дома. Вскоре привела солдат и усадила их обедать за стол в кухне. Сашка сразу выбрался к молодым парням и потребовал:

– Баба, я тоже обедать буду! Здесь, с солдатами! Я сам солдат!

Елена Константиновна притащила из чулана соленых огурцов, груздей и сала. Порезала хлеб. Накрыла вначале стол для водителей. Затем, вместе с мужем, принялась накрывать на стол в горнице. Иван Николаевич, к удивлению солдат, поставил огромный медный самовар на пол, надел сверху рожок трубы. Вставил ее во вьюшку у русской печки и раскочегарил угли внизу старым сапогом. Самовар запыхтел, зафыркал. Офицеры предложили хозяйке помощь, но она отказалась:

– Ой, да что вы! Мы с Ваней справимся! Сидите!

Иван Николаевич предложил:

– Товарищ генерал, может…

И выразительно показал на горло. Бредин отказался:

– Пока не стоит. Попозже… – Помешал густые зеленые щи с мясом и прикусив хлеба принялся за еду. Хлебнув пару ложек, восхищенно сказал: – Н-да! Действительно, ни разу таких щей не едал! Вкус изумительный! Вот, товарищи офицеры, что значит русская печь…

После обеда пили чай из ведерного самовара. Женщина поставила на стол огромную тарелку с оладьями, печенье, разное варенье в поллитровых банках и извинилась:

– Не знаю, во что выложить. Вазочек-то всего две. Вы уж извините, у нас все по-простому, по-деревенски.

Бредин замахал руками:

– Это даже лучше, что по-простому!

Из кухни донесся звонкий голос Сашки:

– Олег, ты не переживай, бабушка тебе лицо замоет!

Следом раздался хохот солдат. Офицеры переглянулись. Горчаков удивленно сказал:

– Что там происходит?

Иван Николаевич улыбнулся:

– Сашка учит их варенье с блюдца есть. Он его слизывает. Не любит ложкой брать и все тут! Видимо и солдат соблазнил своим примером, а теперь, когда они перемазались, утешает…

Леонид Григорьевич улыбнулся:

– Ох и мальчишка! Далеко пойдет! Надо же – солдат уговорил!

Напившись чаю, генерал отставил в сторону чашку и принялся рассказывать родителям о подвигах дочери. Многое он смягчил, кое о чем вообще сообщать не стал, но и того, что сказал, оказалось достаточно, чтобы мать заплакала, а отец помрачнел. Генерал говорил долго, время от времени в рассказ вмешивались полковники. В конце сознался:

– При выполнении последнего задания Марина потеряла память. Сохранились какие-то обрывки, но она не может связать их воедино. Она не помнит нас, не помнит вас, но помнит сына. Хотя не знает его имени. Она описывает Сашу. Я приехал, чтобы попросить вас поехать с нами в госпиталь. Может быть, увидев вас, память к ней вернется. Ребенка надо брать обязательно. Она твердит о нем постоянно, обвиняет нас, что мы его прячем и требует вернуть ей сына. Боюсь, что больше тянуть мы не можем! Она напоминает заряженный автомат и никто не может сказать, в кого он выстрелит. С ее способностями можно натворить много бед. Подумайте!

Иван Николаевич без раздумий спросил:

– Когда ехать?

– Да хоть сейчас! С нами. Одна машина почти свободна.

Ушаков повернулся к жене:

– Лена, я не знаю, как ты, но я побежал к матери. Договорюсь, чтобы присмотрела за домом и скотиной. Я поеду.

Она кивнула:

– Оба поедем! Мы нужны Маринке, как никогда. Забеги и к моей маме, а я пока вещи соберу. Только им не рассказывай об Афгане. Скажи, что дочь тяжело заболела и все, но ты пока ничего не знаешь.

Когда Иван Николаевич ушел, Горчаков спросил:

– У Марины были приятели – Юрий Лозовой и Олег Татарников. Где они сейчас, вы не знаете?

Елена Константиновна задумалась:

– Мы-то нет, а вот командир с замполитом в местной части наверняка в курсе.

– Тогда вы собирайтесь, а мы в часть съездим. Как туда добраться?

Женщина подумала, а потом позвала:

– Саша! Иди-ка сюда!

Оживленный разговор в кухне смолк. Раздался грохот отодвигаемого стула, а затем топот ног. В дверях показалась перемазанная вареньем рожица:

– Чего бабуль?

– Покажи дорогу дядям к тете Лиде и тете Насте. Ладно? Они тебя на машине прокатят, а потом снова привезут.

Мальчишка радостно захлопал липкими руками, отчего шлепки были необыкновенно звонкими:

– Ура! Я кататься поеду!

Бросился было к синенькой курточке-ветровке, но бабушка остановила:

– Стой, разбойник! Руки с лицом кто умывать будет? – Взяла за руку и повела к умывальнику в углу кухни. Старательно промыла липкие щеки и пальцы, протерла полотенцем: – Вот теперь можешь одеваться!

Сашка вертелся на коленях у генерала и без умолку трещал:

– Здесь мы с дедом Гришку нашли. Он в сарае живет и даже не клюется. Я его по перьям глажу и до клюва дотрагиваюсь. Он только смотрит.

Горчаков с заднего сиденья спросил:

– Кто это такой, Гришка?

– Ворон. Огромный! У него одно крыло было сломано. Деда сказал, что он о провода ударился. Сейчас ручной стал, а вначале дедуле досталось от него! Бабе на плечо садится и платок с нее стаскивает. Она ругается, а он каркает в ответ. Дразнится. Мы смеемся. – Неожиданно для военных ткнул пальцем в сторону кустов и закричал: – Белка! Мама любит белок и никогда по ним не стреляет! – По кустам действительно стремглав неслась белка. Мальчонка повернулся к солдату-шоферу и деловито приказал: – Скоро поворот будет. Ты поворачивай туда смело, Олег! В аккурат в ворота въедешь!

Солдат еле сдержался, чтоб не расхохотаться и хмыкнул. Офицеры улыбнулись. Бредин спросил мальчика:

– А кто это “тетя Лида и тетя Настя”?

– Жены дяди Леши и дяди Пети. С ними мама дружит.

Горчаков усмехнулся:

– Исчерпывающий ответ!

Солдат повернул, как приказал “проводник” и действительно, едва не въехал в ворота. Резко ударил по тормозам, отчего офицеров тряхнуло. Машина уперлась бампером в решетку. Генерал успел прижать к себе ребенка и не дал ему удариться в стекло, хотя сам пребольно стукнулся локтем о дверцу. Часовой, увидев выбиравшегося из “Волги” генерала с ребенком на руках, остолбенел. Его напарник оказался более сообразительным и со всех ног рванул в штаб. Через пару минут оттуда выскочил полковник Собинов в одном кителе и бегом припустил к воротам. Вытянулся в калитке:

– Товарищ генерал-майор, полковник Собинов, командир этой части. Меня никто не предупредил о вашем приезде.

Бредин поставил Сашу на землю и вскинул руку к козырьку:

– Генерал-майор Бредин. Вольно, полковник. Пройдемте в ваш штаб.

Командир части пропустил генерала вперед и обернулся к Сашке:

– Ты что здесь делаешь, постреленок? Мама приехала?

Мальчик улыбнулся во весь рот:

– Я на машине катаюсь, дядя Петя!

Полковник Горчаков взял ребенка за руку и пояснил:

– Он нам дорогу сюда показал. Марина Ивановна в Москве.

В кабинете генерал, даже не присев на диван, сразу перешел к делу:

– Я не инспектор, можете не волноваться. Мне нужны адреса двух ваших бывших офицеров. Я мог бы выяснить по своим каналам, но думаю, это займет больше времени.

Собинов успокоился после его слов:

– О ком вы говорите?

– Юрий Лозовой и Олег Татарников.

– Тогда лучше бы вам встретиться с замполитом Варнавиным Алексеем Михайловичем. Он приболел. У него, я знаю точно, есть их адреса. Я вас провожу, тут рядом.

Генерал улыбнулся и посмотрел на ребенка:

– Да у нас есть провожатый. Вы не беспокойтесь. Занимайтесь делами. Саша, проводишь нас к “дяде Леше”?

Мальчишка важно кивнул и направился к двери, на ходу попрощавшись:

– До свиданья, дядя Петя!

Бредин за руку попрощался с полковником и вышел следом за ребенком. Горчаков и Шергун замешкались в дверях и Собинов подловил момент, чтобы спросить:

– Вы из-за Марины приехали? Она что-то натворила?

Ответил Шергун:

– Нет. Все нормально. Марина Ивановна прекрасно справляется со службой. Мы ею очень довольны.

Варнавин лежал на диване вниз лицом с банками на спине. Лидия ругала старшего сына Вовку за разбросанные по столу учебники. Младший Димка сидел в углу и складывал из кубиков пирамиду. Средний собирался идти гулять, когда в дверь постучали. Лидия усмехнулась:

– Входи, Петя!

Но вместо Собинова на пороге возникла фигура в генеральских погонах. Полковников Бредин оставил в машине вместе с Сашей. Варнавин хотел встать. Евгений Владиславович, заметив прикрытые детским одеяльцем банки на спине замполита, торопливо остановил:

– Лежите-лежите, Алексей Михайлович! Я к вам, так сказать, неофициально прибыл, так что церемониться не будем…

Подошел к лежавшему мужчине и протянул руку. Варнавин неловко пожал ее и посетовал:

– Что-то простыл я нынче! Вы уж извините, товарищ генерал-майор…

Генерал представился:

– Бредин Евгений Владиславович. Перейду сразу к делу: мне нужны адреса Юрия Лозового и Олега Татарникова. Командир части сказал, что они у вас имеются.

Замполит позвал:

– Лида, найди мою записную книжку, там адреса мужиков записаны. Спиши на бумажку.

Посмотрел на генерала:

– Что-то случилось?

Генерал покосился на мальчишек, подвинул табуретку и сел рядышком с больным. Наклонился к самому уху:

– Марина Степанова во время выполнения задания память потеряла. Ударило ее сильно о камни. Думаем, возможно увидев знакомые лица, она что-то вспомнит. Никто больше знать не должен. Я сказал вам потому, что вы нам ее рекомендовали. Ваша фамилия мне знакома. Марина Ивановна оказалась для нас настоящим открытием. Если бы не этот случай…

Варнавин простонал:

– Господи…

– Тише, полковник, тише…

Лидия внесла бумажку с адресами и предложила:

– Товарищ генерал, может, чайку?

Бредин улыбнулся:

– Спасибо, нет! Нас в доме Ушаковых так накормили и напоили, до завтра ничего в горло не полезет.

Женщина обрадовалась:

– Марина приехала?

Он отрицательно покачал головой:

– Не приехала. Осталась в Москве. Вы позднее все узнаете.

За руку попрощался с Варнавиным:

– До свидания! Выздоравливайте!

Попрощался отдельно с Лидией и мальчишками. Вышел на улицу. Из машины доносился хохот Горчакова и восклицания Шергуна. Полковник старательно от чего-то отказывался. Звонкий голос Сашки настаивал. Генерал удивленно заглянул через стекло на полковников, посмотрел на листок с адресом и сел в машину. Солдат-шофер посмотрел на начальника, но тот молчал. Между сиденьями пассажира и шофера лежала черная трубка телефона. Бредин поднял ее, продиктовал адрес ответившему дежурному и приказал:

– Отправить запрос. Пусть командиры частей откомандируют этих офицеров в Москву немедленно. Сроки пребывания не ограничены. Забронируйте два двухместных номера в нашей гостинице. В одном поставьте дополнительную кровать и предупредите дежурных – будет ребенок. Создайте условия.

Мужской голос бесстрастно ответил:

– Есть!

Генерал положил трубку и обернулся к замолчавшим на время его беседы полковникам и ребенку. Улыбнулся:

– О чем это вы так громко разговаривали?

Горчаков и Шергун, как показалось генералу, смущенно переглянулись. Сашка внимательно посмотрел на обоих и со свойственной только детству прямотой ответил:

– Дядя Олег не женат и детей нет, а у нас в деревне есть тетя Зоя. Мама говорит, что она очень хорошая, только несчастная. Вот я и сказал, чтоб он на ней женился, а они смеяться начали…

Генерал с трудом сдержал улыбку под его пристальным взглядом. Обернулся к Шергуну, глядя на него блестевшими от усмешки глазами:

– А что, Олег Маркович, парень дело говорит! Может, взглянем на невесту?

Полковник хмыкнул:

– Как-нибудь в другой раз, Евгений Владиславович!

Генерал еще раз посмотрел на “свата” и отвернулся. Улыбаясь смотрел вперед, невольно прислушиваясь к разговору за спиной. Мальчишка рассказывал о том, как они с дедом наткнулись на огромного ужа:

– Деда не испугался, поймал его и уж его не укусил. Я тоже дотронулся один раз – холодный и скользкий. Страшно было! Мама не боится совсем: за пазуху их кладет и они спят там. Однажды забыла выбросить и принесла домой, бабушка на печку залезла от страха, когда он на пол выпал. Вообще бабуля храбрая, но змей боится.

Марина лежала на кровати и смотрела в потолок, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Перед глазами маячила какая-то рыжая пустыня, колонна на дороге, клубившаяся густая пыль, из-за которой последние машины были не видны и взрывы. Она отчетливо слышала в голове грохот и крики. К остановившейся колонне бежали люди в широких одеждах и стреляли, стреляли. Черное, словно прокопченное над костром лицо, распяленный в крике рот:

– Алла-а-а!

И расползающееся кровавое пятно на белой рубахе… Подумала: “Неужели я была там? Как страшно”. Оглядела белые стены, села и нажала на кнопку вызова. Явилась пожилая медсестра:

– Что вы хотели?

– Принесите мне газеты, пожалуйста.

– Доктор не велел. Давайте я вам книжку принесу?

Степанова твердо произнесла:

– Нет. Газеты! Иначе я отсюда выйду и сама их возьму!

Медсестра помчалась к доктору словно молоденькая. Влетела в кабинет без стука, испуганно затараторила:

– Осип Аврамович, Осип Аврамович, Степанова требует газеты! Грозится выйти из палаты, если не дадим и забрать силой.

Врач оторвался от медицинской карты, которую заполнял. Подумал и кивнул:

– Дайте ей газеты. Всю подшивку “Красной звезды”. Посмотрим, что будет…

В доме Ушаковых, пока военные отсутствовали, происходило настоящее столпотворение. Елена Константиновна собирала вещи на себя, мужа и внука, одновременно наказывая прибежавшим собственной матери и свекрови, что делать в доме. Объясняла, где и что лежит. Те пытались расспрашивать ее о Марине, но женщина развела руками:

– Мамы, мы и сами еще толком ничего не знаем! Приедем и расскажем.

Уже не молодым женщинам пришлось смириться с этим ответом, хотя ни та, ни другая не поверили объяснениям Елены. Пока она паковала чемодан и сумку, они приготовили еды “на дорогу”. Здоровенную сумку набили разными деревенскими деликатесами: от сала до банки груздей. Иван Николаевич вспомнил и притащил копченую утку:

– Марина любит!

Упаковали и ее. К калитке подъехали две черных “Волги” и все моментально высыпали на крыльцо. Елена Константиновна увела в дом Сашу, чтобы переодеть перед дорогой. Возле машин начали скапливаться деревенские жители. Разглядывали погоны офицеров и перешептывались. Обе бабушки подошли к выбравшемуся из машины генералу и пытались “выудить” у него правду о внучке, но Бредин, заметив упреждающий жест Ивана Николаевича, произнес:

– Марина заболела и попросила привезти родителей. Вот и все. Ничего особо страшного я в этом не нахожу… – Сам почувствовал фальшь, прозвучавшую в словах. Чертыхнулся про себя и добавил: – Я же не доктор!

На крыльцо вышла Елена Константиновна, держа внука за руку. Саша был переодет в чистенький костюмчик и искренне радовался длительной поездке. Он украдкой показал язык своему давнему недругу Гошке Ватеневу. Тот нахмурился и переступил с ноги на ногу. С завистью посмотрел на блестящие машины и отвернулся. Елена Константиновна и Иван Николаевич расцеловались с матерями. Солдаты, по приказу генерала, загрузили вещи в багажники машин. Обе прабабки накинулись на правнука, целуя смуглые щечки и приговаривая:

– Маму привози домой!

Иван Николаевич, по приглашению Бредина, сел вместе с генералом и полковником Шергуном в первую машину. Елена Константиновна с внуком и полковником Горчаковым во вторую. Леонид Григорьевич придержал дверцу, усаживая женщину и мальчика на заднее сиденье. Искренне посетовал:

– Эх, Саша, так и не видел я твоего Гришки!

Мальчишка вырвался из рук бабушки и крикнул:

– Гриша!!!

Из сарая на зов вылетела здоровенная черная птица. Покружилась немного над машинами и уселась на землю рядом с мальчиком. Поглядывая на незнакомцев то одним глазом, то другим, в два прыжка оказалась рядом с малышом. Ворон вытянул шею и хрипло каркнул. Сашка рассмеялся, погладил его по перьям на голове и пригласил Горчакова:

– Дядя Леня, вы не бойтесь, Гришка смирный! Хотите погладить? Я его подержу…

Схватил птицу на руки, прижав спиной к груди. Ворон возмущенно каркнул. Завертел головой и задергал большими когтистыми лапами, но не сделал ни одной попытки клюнуть мальчишку. Рука полковника с опаской приблизилась и дотронулась до гладкого пера. Ворон смотрел на него черным глазом, в котором отражались блестящие погоны и от этого внимательного, почти человеческого взгляда, полковнику стало почему-то не по себе… Саша посадил Гришку на землю и попросил прабабушек: