355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Любовь Воробьева » Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г. » Текст книги (страница 26)
Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.
  • Текст добавлен: 14 октября 2016, 23:35

Текст книги "Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г."


Автор книги: Любовь Воробьева


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)

VII.4. Ход революции в Эстляндии

Поначалу революция началась в городах Эстляндии. Сигналом к революционным выступлениям, как и везде, послужили события 9 января 1905 г.

Главным очагом революционной смуты стал Ревель, где из 80 тыс. жителей 15 тыс. составляли фабричные рабочие. Здесь ещё зимой 1904 г. происходили забастовки и волнения.

Член РК РСДРП А. Лурье, по-видимому, будучи в курсе о готовящейся провокации в Петербурге, 8 января выехал в северную столицу «в целях изучения российского опыта организации стачечной борьбы». 12 января 1905 г. он уже выступал на рабочем митинге на так называемом Лаусманском лугу – возле металлического завода Лаусмана, рассказывая о событиях в Петербурге.

Началась массовая стачечная борьба, сопровождавшаяся демонстрациями. Рабочие настаивали на установлении 8-часового рабочего дня, введения двойной оплаты сверхурочных работ, отмены штрафов и т.д. РК РСДРП, перенимая российский опыт, добивался перехода от экономических требований к политическим, одновременных выступлений против фабрикантов и против правительства. В листовках, распространявшихся среди рабочих, экономические требования (например, введение 8-часового рабочего дня) дополнялись политическими – свержение царского самодержавия, создание республики, окончание кровавой войны{280}.

Поскольку волнения не получили должного отпора со стороны губернатора Лопухина, который, как впоследствии констатировали его преемники, оказался не на высоте требований момента и занял выжидательную позицию, граничившую с потворством, забастовки и митинги приняли перманентный характер. В феврале и марте 1905 г. было проведено 18 забастовок, а с марта по сентябрь – 62 митинга{281}. Стачки заканчивались частичной победой рабочих: сокращением рабочего дня до 9–10 часов, повышением зарплаты на 10% и т.д. В ходе стачечной борьбы на предприятиях стали выбирать рабочих старост, из которых впоследствии был образован Ревельский совет рабочих старост.

Митинги и сходки проводились обычно за городом. Возвращение в город проходило в виде шествия и зачастую сопровождалось столкновением с полицией и войсками. Такая тактика применялась для того, чтобы держать расквартированные в Ревеле войска в состоянии постоянного напряжения и не допустить их переброски в Петербург, где ожидались важные события.

9 июля полицейские власти арестовали в Ревеле около 20 членов заводских организаций и городского комитета РСДРП, в том числе В. Сауэмяги, Ф. Леберехта, М. Полевого, А. Лурье и др. 15 июля последовал арест нескольких членов заводского комитета «Двигатель». На эти действия властей рабочие ответили требованием освобождения заключённых и организацией шествия к Вышгородской тюрьме с целью вызволения своих товарищей. В схватке с преградившими им дорогу солдатами и полицейскими многие рабочие получили ранения.

Фабрично-заводские беспорядки в Ревеле принимали всё более и более широкий размах. Под давлением рабочих власти были вынуждены освободить часть политзаключённых, среди них М. Полевого и Ф. Леберехта.

Позже движение перенеслось в Юрьев, где актовый зал университета, с разрешения ректора, стал излюбленным местом эстонских социалистических митингов и съездов.

В ходе революции заявили о себе и лидеры эстонских этнонационалистов. В обзоре деятельности управления временного прибалтийского генерал-губернатора за 1905–1908 гг., посвященном, в частности, смуте в Эстляндии, указывается на неблагонадёжность Ревельского городского общественного управления. Здесь, как сообщается в обзоре, ещё в 1904 г., вследствие непредусмотрительности и попустительства губернской администрации, добилась преобладания группа «из неблагонадёжных в политическом отношении» членов эстонской национальной партии. Главари этой группы вытеснили из городского общественного управления господствовавших там прежде немцев и забрали всё в свои руки. Среди таких деятелей особо были выделены: Ревельский городской голова Гиацинтов[75]75
  По поводу действительного статского советника Гиацинтова в адрес директора Департамента полиции М.И. Трусевича поступило разъяснение эстляндского губернатора П.П. Башилова. В своем письме он сообщал, что благодаря деятельности бывшего эстляндского губернатора А.В. Бельгарда, предоставившего эстонцам возможность пользоваться своим правом на участие в общественной деятельности, стало возможным не только снятие «недоразумений» между русскими и эстонцами, но и образование русско-эстонской партии. Эта партия выбрала городским головою д.с.с. Гиацинтова, человека слишком доверчивого, мягкого и скоро поддающегося влиянию более энергичных натур. Этим воспользовались организаторы младоэстонской партии Пяте и Темант, которые сделали Гиацинтова ширмой для своих действий, истинного антиправительственного смысла которых Гиацинтов не понял и стал игрушкой в их руках. Источник: Письмо эстляндского губернатора П.Н. Башилова Директору Департамента полиции М.И. Трусевичу от 22 сентября 1907 г. // Имперская политика России в Прибалтике в начале XX в. С. 135–136.


[Закрыть]
, далее Лендер, заст. место Ревельского городского головы Пяте, секретарь городской управы Пунг (адвокат), гласные думы Темант, Штрандман и Поска. По мнению составителей обзора, в своих действиях они руководствовались отнюдь не соображениями пользы населения, а исключительно личными видами и революционными целями. В качестве подтверждения такого вывода сообщается, что Константин Пяте, бывший редактор революционной газеты «Театая», при содействии старшего фабричного инспектора Эстляндской губернии Николая Шевелёва и присяжного поверенного Андрея Булата разработал программу Эстонской конституционно-демократической партии. Прикрываясь этой партией, а равно служебным положением, Пяте вместе с Темантом, Пунгом и Штрандманом проявляли деятельность совершенно революционного характера, выражавшуюся в совместных действиях с членами РК РСДРП и в участии в тайном комитете, задавшемся целью путём восстания добиться автономных прав для Эстляндии, подобно Финляндии{282}.

По мере разрастания антиправительственного движения в Эстляндии остро ощущался недостаток войск. Гарнизон Ревеля составляли части пехотных полков (около 600 штыков) и сотня казаков, выполнявшая охранную службу. Этими силами всё же удалось обеспечить охрану Ревеля и Ревельского порта, овладение которыми входило в планы революционеров, открыто призывавших матросов и солдат к восстанию по примеру Севастополя. Восстание удалось предотвратить увольнением запасных нижних чинов из эстонцев в пехотных частях и рассылкой матросов из Ревеля в разные порты.

В некоторых городах и уездах бьии расположены команды драгун (всего один эскадрон). Кроме того, были выставлены небольшие пехотные заставы (в 15–20 человек) на путях, идущих из Ревеля в уезды, чтобы не допустить движения агитаторов в глубь губернии.

16 октября, накануне получения из Петербурга известия о готовящемся издании важного правительственного акта (Манифеста 17 октября, провозглашавшего свободу слова, собраний, организации обществ и союзов, а также объявлявшего о созыве Государственной думы с законодательными функциями), оппозиционеры организовали на Лаусманском лугу митинг, на котором среди прочих ораторов выступали и освобождённые из тюрьмы. Участники митинга настаивали на освобождении всех политзаключённых и удалении военных патрулей с улиц. От городского управления потребовали вооружить рабочих, чтобы они имели возможность осуществить охрану порядка в городе. Следует сказать, что во время революционного брожения преступность (убийства и покушение на убийство, ограбления учреждений и казённых винных лавок, ограбления частных жилищ) в Эстляндской губернии выросла более чем в три раза: с 119 преступлений в декабре 1904 г. до 375 в августе 1905 г.

С Лаусманского луга митингующие направились к центру города, к Ревельскому городскому рынку. Собравшиеся решили не расходиться, пока их требования не будут приняты. Полиция была не в состоянии разогнать собравшиеся толпы народа. Тогда направленные губернатором к месту сборища две роты солдат местного гарнизона рассеяли волновавшиеся скопления людей применением оружия. 90 человек были убиты и более 200 ранены. Большевики обвинили во всём царское правительство и в своих прокламациях призвали солдат выступать вместе с рабочими за свержение самодержавия{283}.

С точки зрения губернских властей, эта решительная мера имела большое значение для будущего, предотвратив дальнейшие массовые выступления в Ревеле.

После обнародования Манифеста 17 октября Ревельская городская дума приняла воззвание в его поддержку. Она призвала народ «покончить с мятежом» и «с прежним усердием выполнять свои обязанности в обновлённом государстве».

Манифест дал зелёный свет формированию национальных партий на прибалтийской окраине. Прибалтийские немцы учредили Балтийскую конституционную партию (БКП). В её руководство вошли в основном крупные землевладельцы и промышленники, которые БКП и финансировали.

По инициативе редактора газеты «Постимээс» Я. Тыниссона была основана Эстонская народная партия прогресса. «Прогрессисты» вместе с лидерами БКП сразу же взялись за организацию «Бюргервера» (Гражданской обороны) для поддержки властей в борьбе с революционной смутой. Эту организацию большевики окрестили «чёрной сотней».

Революционное крыло эстонского национального движения, возглавляемое Пятсом и Темантом, политически оформилось как Эстонская конституционно-демократическая партия. Если «прогрессисты» удовлетворились царским манифестом, то эстонские кадеты стремились продолжить борьбу в новых условиях.

Не собирался сворачивать свои действия и РК РСДРП. В течение «дней свободы» (т.е. в период между изданием манифеста 17 октября и объявлением военного положения) местные организации РСДРП быстро росли. К концу 1905 г. число членов организаций РСДРП увеличилось почти в четыре раза; к середине декабря они объединяли свыше тысячи человек. Причём масса сочувствующих превышала это число в несколько раз{284}.

РК РСДРП сделал всё для того, чтобы похороны убитых на Ревельском городском рынке вылились в мощную политическую демонстрацию, в которой приняли участие около 40 тыс. человек. В речах выступавших звучали призывы «продолжить борьбу павших товарищей». Была принята резолюция, включавшая следующие требования: роспуск городской думы, не принявшей мер для привлечения к ответственности «виновников злодеяния» на Ревельском городском рынке, выборы новой думы на началах всеобщего, равного, прямого избирательного права с тайной подачей голосов, а также суровое наказание тех, «чьи руки обагрены кровью жертв».

26 октября по инициативе РК РСДРП было созвано собрание рабочих старост, которое потребовало от городских властей выдать создаваемой добровольческой дружине (рабочей милиции) оружие и довольствие. В принятой резолюции подчёркивалось: поскольку войска не только не препятствуют деятельности «чёрной сотни», но даже часто оказывают ей помощь, ревельские рабочие требуют от городской думы, чтобы она предприняла шаги к выводу войск из города, так как их пребывание здесь представляет постоянную опасность для жителей. В своей прокламации «К рабочим и работницам г. Ревеля» РК РСДРП призвал трудящихся всеми силами бороться против «чёрной сотни»{285}.

Ленин откликнулся на эти события статьёй «Первая победа революции». В требовании удалить войска из города как единственное средство восстановления спокойствия он усмотрел невиданное явление, ясно свидетельствующее о военном бессилии самодержавия. По его мнению, это показывало лучше всяких рассуждений, что военные власти чувствовали себя до последней степени шатко{286}.

На самом же деле всё было далеко не так. Беспорядки в Ревеле всё-таки остановились под впечатлением решительного отпора властей 16 октября на Ревельском городском рынке. Рабочие, бунтовавшие под руководством революционных деятелей, больше не решались действовать в Ревеле. Тогда они при поддержке революционного крыла эстонских националистов устремились в сельскую местность. Поскольку был отдан приказ о сосредоточении войск в Ревеле с отзывом пехотных застав и драгун из уездных городов, то движению агитаторов в глубь губернии больше ничего не мешало.

Эстонские революционеры, играя на национальном сознании своих соплеменников, сумели в короткий срок возбудить большинство крестьянского населения обещаниями освобождения от немецкого господства и русской верховной власти. Напоминая об отсутствии каких-либо благоприятных последствий для крестьян по результатам ревизии Манессеина, агитаторы внушали народу, что ему следует рассчитывать лишь на себя и самому добиваться своих прав. Они убеждали крестьян, что царское правительство для них такой же враг, как и немецкие помещики, и, чтобы получить землю и облегчить себе жизнь, они должны включиться в революцию и вместе с рабочими бороться за свержение самодержавия и власти помещиков. Под влиянием событий в Финляндии, а также в латышских уездах Прибалтийского края, под впечатлением дерзких антиправительственных выступлений в прессе эстонское крестьянство поверило в слабость верховной власти и отозвалось на настойчивое убеждение и заманчивые обещания революционеров. Полицейские власти доносили: «Приехавшие из города рабочие ведут в уездах агитацию и подстрекают сельских рабочих к забастовкам, причём революционная пропаганда развивается в деревне с большим успехом»{287}.

Начавшиеся ещё летом в незначительных количествах поджоги и разгромы имений стали в ноябре 1905 г. набирать силу.

Грабёж, насилие, поджоги осуществляли в основном бедствующие категории эстонского крестьянства – батраки, малоземельные крестьяне, мелкие арендаторы. Земельные крестьяне (полные собственники и собственники, ещё не погасившие стоимость участка), а также часть арендаторов оставались безучастными зрителями такого сведения счётов с многовековыми угнетателями. В то же время они охотно присоединялись к постановлениям всевозможных митингов и незаконных волостных сходов. На митингах звучали призывы к ниспровержению правительственной власти, отказу от платежей по податям и повинностям, к уклонению от воинской повинности, отмене помещичьих привилегий (курение спирта, рубка леса, содержание корчем и винных лавок и т.д.), переводу земель в собственность крестьян, к покупке на волостные средства оружия и взятию вкладов из сберегательных касс. На волостных сходах принимались решения о выборе новых должностных лиц, формулировались требования об участии на сходах всех членов волости обоего пола, о преподавании на эстонском языке, о замене русского языка в официальной переписке эстонским.

Все эти местные постановления и требования выльются в программу действий на Всеэстонском собрании народных представителей в г. Юрьеве. Каждый город послал на собрание по два представителя от домовладельцев и торговцев и по два – от рабочих; каждая волость – одного от хозяев и одного от безземельных; каждое общество – по одному делегату. Поскольку среди участников собрания были и представители проправительственно настроенных буржуазных слоев, то сразу же произошёл раскол. Революционное большинство (500 из 800 делегатов) отделилось от сторонников сохранения порядка в Прибалтийском крае и 27–29 ноября провело своё собрание в актовом зале («ауле») Юрьевского университета. Отсюда и название съезда – Ауласский. Он сыграет серьёзную роль в деле революционизирования крестьянского населения. Помимо представителей РК РСДРП работу съезда направляли также ревельские революционные националисты во главе с Темантом.

Съезд принял резолюцию, получившую всеобщую известность и популярность среди эстонского народа.

В констатирующей части резолюции утверждалось, что в России происходит революция, в которую она вовлечена самодержавным правительственным строем. Участники съезда решили вступить в борьбу с правительством и продолжать её до тех пор, пока не будет избрано учредительное собрание путём всеобщего, равного и тайного голосования, невзирая на пол и народность.

В постановляющей части резолюции утверждались следующие методы борьбы.

– Учреждение как в городах, так и в уездах революционных самоуправлений.

– Объявление бойкота всем представителям властей, производство впредь всех дел при помощи новых соответствующих учреждений.

– Принудительное закрытие всех пивных и винных лавок, корчем, пивоваренных и винокуренных заводов.

– Безусловное уклонение населения от исполнения воинской повинности, отказ в выдаче войскам подвод корма, продовольствия и отвода квартир, а также недопущение перевозки войск по железным дорогам.

– Изъятие из банков и государственных сберегательных касс всех сбережений и обмен бумажных денег на золото.

– Прекращение всех платежей и сборов, следуемых казне и дворянским учреждениям, раскладка волостных общественных сборов по новой системе, устанавливаемой новым самоуправлением.

– Передача руководства школами учреждениям нового самоуправления, с обязательным преподаванием всех предметов на родном языке.

– При наступлении общеимперской забастовки поддержка таковой всеми средствами{288}.

Эти методы не были каким-то особым эстонским изобретением, они обобщали практические шаги революции в России и на её национальных окраинах.

Делегаты, представлявшие слои эстонской национальной буржуазии, на своём заседании в зале «Бюргермюссе», примут решение в духе Манифеста 17 октября.

Произошедший на Юрьевском съезде раскол внутри всеэстонского народного представительства закрепит начавшийся переход революционной смуты в новую стадию: противостояние с немецкой местной властью и центральным правительством дополняется внутригражданским противостоянием. Обе стороны этого противостояния (эстонская буржузия в союзе с немецкими землевладельцами и предпринимателями против эстонских «низов») продолжат лихорадочно готовиться к вооружённому противоборству.

«Господам помещикам пришлось до того туго, – писал Ленин в конце октября 1905 г., – что они решительно взялись за организацию вооружённой охраны своих имений, не полагаясь на правительство, которое не может ничего поделать ни с крестьянами, ни с рабочими, ни со студентами. Остзейские бароны организуют гражданскую войну всерьёз: они прямо нанимают целые отряды, вооружают их хорошими магазинками и размещают по своим обширным имениям»{289}.

У «низов» же ощущался острый дефицит оружия. Призывая рабочих и крестьян готовиться к вооружённому восстанию, юрьевские революционеры давали такие рекомендации: «Оружие в руки! Вставайте на борьбу! Врывайтесь в склады оружия и оружейные магазины, добывайте себе силой оружие, коли вам его добром не дают… Да здравствует вооружённое восстание!»{290}

В конце ноября в Ревеле был организован сбор средств для покупки оружия. Рабочие собирали деньги, ходя из дома в дом, и постепенно вооружались. Сознавая малочисленность Ревельского гарнизона, они готовились вступить в открытую борьбу в единении с крестьянским бунтом.

7 декабря в Москве началась всеобщая политическая стачка, которая 10 декабря переросла в вооружённое восстание. По призыву РК РСДРП и Совета рабочих депутатов к стачке в Москве присоединился Ревель и другие промышленные и железнодорожные центры Эстляндии, в общей сложности 20 тыс. человек. Замерло железнодорожное движение.

Кульминацией этого нового фазиса смуты должен был стать Ревельский съезд депутатов всех волостей, назначенный на 11 декабря 1905 г. На нём один из лидеров революционных националистов Темант собирался вынести резолюцию об отложении Эстляндии от России и провозглашении Эстонской республики. Резолюция содержала призыв добиваться этого с оружием в руках.

10 декабря в Ревеле и Харьюском уезде было введено военное положение. В ночь на 11 декабря полиция провела в Ревеле массовые аресты. Были арестованы делегаты съезда и большинство членов РК РСДРП. Такие действия застали мятежников врасплох. По мнению эстлянского губернатора Бюнтинга, смута пошла бы на убыль, если бы бежавшие из Ревеля революционные националисты Темант, Пяте и другие, а также не арестованные члены РК РСДРП во главе с X. Пегельманом не успели направить рабочих из Ревеля в уезды и с их помощью поднять население{291}.

Свыше 600 рабочих разошлись из города по разным направлениям. Их путь был отмечен новым подъёмом мятежных выступлений крестьян, которые охватывали уезд за уездом. На этот раз к рабочим присоединилось значительно большее число крестьян. Многие шли, убеждённые в полной победе революции. Под руководством рабочих крестьяне конфисковывали оружие, взрывали железнодорожные мосты, обрывали телефонные провода, громили полицейские и другие учреждения местной власти, предавали огню и разрушению помещичьи гнёзда. Бароны и пасторы в панике бежали в города и даже за границу.

В эстонских уездах Лифляндии было уничтожено 47 замков и имений, в Эстляндии – 144.{292} Впечатление от таких массовых разгромов и поджогов было ошеломляющим. Древние здания замков, хозяйственные усовершенствования, дорогая мебель, библиотеки и картинные галереи, коллекции оружия и изящных искусств – всё это грабилось и предавалось огню.

Прибытие войск остановило мятежные выступления. Усмирение волнений проходило с особой суровостью. Лиц, оказывавших сопротивление, пытавшихся бежать, хранивших прокламации и оружие, убивали на месте. Их запрещалось хоронить на кладбищах. В качестве меры устрашения сжигались усадьбы крестьян, если они участвовали в незаконных органах самоуправления, отказывались выдавать зачинщиков, прятали оружие или же вызывали у помещиков подозрение в неблагонадёжности.

Участников беспорядков судили по законам военного времени. Всего по Прибалтийскому краю с декабря 1905 г. по 1 мая 1908 г. временными военно-окружными судами был осужден 1491 человек. Из них казнено 595 человек (всего же в крае по судебным приговорам было казнено 690 человек), в том числе: по Лифляндской губернии – 315, по Курляндской – 112 и по Эстляндской – 168 человек. Для остальных смертная казнь была заменена каторгой, ссылкой в Сибирь на поселение, тюремным заключением. Примечательно, что военные суды выносили и оправдательные приговоры. Так, в целом по Прибалтийскому краю 183 человека оправдано{293}.

В отношении участников беспорядков, которых нельзя было привлечь к суду за недостатком улик[76]76
  Свидетели преступлений под действием угроз от обвиняемых и их близких, а также из опасений мести нередко отказывались от показаний на следствии и в суде под предлогом якобы полного незнания обстоятельств дела.


[Закрыть]
, применялась административная высылка или же вводился запрет на пребывание в крае.

Так, высылке (в Архангельскую, Вятскую, Пермскую, Астраханскую губернии) было подвергнуто по Лифляндской губернии 160 человек, по Эстляндской 101 человек. Воспрещено пребывание в крае на срок действия военного положения в Лифляндской губернии – 457, в Эстляндской губернии – 80 лицам. В ходе очистки городов от неблагонадёжных элементов воспрещение пребывания затронуло главным образом рабочих{294}.

Больше всех пострадали крестьяне, поскольку карательные меры верховной власти были дополнены репрессиями со стороны помещиков, которые спешили свести с крестьянами личные счёты.

Зачинщики революционной смуты ушли в подполье, эмигрировали или перебрались в Финляндию. Обосновавшиеся в Финляндии многие участники Декабрьского восстания 1905 года и других революционных выступлений в Российской империи занялись антиправительственной агитацией в войсках и на флоте. Эсеры и большевики планировали подготовить и начать восстание одновременно в Свеаборге, Кронштадте, Ревеле и на Балтийском флоте, корабли которого затем должны были направиться в Петербург, чтобы поднять восстание в столице. Этот план в полном объёме реализовать не удалось. В июле 1906 г. восстал только гарнизон крепости Свеаборг. Этот мятеж, поддержанный финскими рабочими отрядами общей численностью 20 тыс. человек (или финской Красной гвардией), был подавлен правительственными войсками. Ни Кронштадт, ни Ревель, ни Балтфлот к свеаборжцам не присоединились. Однако вплоть до 1917 г. Финляндия продолжала оставаться «красным тылом» российской революции{295} или «очагом измены» с точки зрения русских государственников[77]77
  В статье из газеты «Окраины России» от 18–25 сентября 1910 г. читаем: «Одна прибалтийская окраина должна была в прошлом году праздновать свой столетний юбилей присоединения к России. Мы имеем в виду Финляндию. Именно этой окраине было оказано больше всего доверия, – именно она более всего была облагодетельствована Россией, но зато именно она постаралась всего более обособить себя от русского государства, именно она стала очагом измены в трудное недавнее время жизни России, именно в ней и теперь раздаётся учение о разложении единой России на государствьица и области. И вот, в дни, когда в Лифляндии и Эстляндии празднуются воспоминания о петровских временах присоединения их к России, финляндский сейм осмеливается отрицать право России самой определять общегосударственные законы для самое себя и отказывается признать для себя обязательным закон, данный всей Россией финляндской окраине. Не пора ли на первый раз приступить к отделению Выборгской губернии из состава финляндской губернии, ибо Выборгская область была завоёвана Петром Великим, конечно, не для того, чтобы быть финскою? Пусть бы это было первым шагом к восстановлению неотъемлемых прав России, дерзко попираемых какими-то Мехелиными и Свинхувудами. Цит. по: Имперская политика России в Прибалтике в начале XX века. С. 351–352.


[Закрыть]
.

Революция, как того и хотели японские, английские и американские стратеги, заставила Николая II преждевременно выйти из войны с Японией, хотя ни правительство, ни рядовые солдаты не считали Россию побеждённой и были уверены, что японцы, в случае продолжения военных действий, долго бы не продержались (особенно зимой) и под напором русского оружия не смогли бы закрепить первоначальный успех. Но такое развитие событий не входило в планы англосаксонских геостратегов, которые не хотели усиления ни одной из воюющих сторон. Поэтому российские революционеры получили поддержку извне, а Японии было отказано в экономической помощи для продолжения войны.

Кто-то из великих сказал, что революции пробуждают в людях не только звериную сущность, но и глупость. Недовольство народа поражениями в русско-японской войне позволило деструктивным силам (от революционных либералов до большевиков) в условиях военного времени поднять «низы» против правительства и с их помощью сделать то, чего «низы» не хотели: оформить поражения в отдельных сражениях как поражение всей военной кампании. Хотя Портсмутский мир с Японией не стал унизительным для России, однако последствия не проигранной, но незаконченной войны обернулись для России утратой геостратегической инициативы на Востоке, и это можно считать поражением. Ведь Николаю II пришлось отказаться от того, что он считал главной задачей своего царствования: в наступательном порыве через Манчжурию обеспечить для России свободный выход от «тёплой реки» Амура к «тёплому» Жёлтому морю, а из него к «тёплым морям» и к югу Азии как естественному дополнению севера. Кроме того, согласно оценкам министерства иностранных дел, безопасность России к 1906 г. оказалась под угрозой на всём протяжении её восточных границ{296}. Пострадал и международный авторитет империи. С поражением в войне наступил «звёздный час» для внешних и внутренних организаторов информационно-пропагандистской кампании против самодержавной России и её самодержца. Отзвуки этой кампании найдут отражение в учебниках истории советского периода, в которых говорилось о прогнившем царском режиме, о слабой боеспособности русской армии, бездарности командования, огромных, неоправданных жертвах и, конечно, о неизбежности победы социалистической революции в России как наиболее слабом звене империализма.

Ситуация повторится в 1917 г. Революции заставят Россию преждевременно выйти из войны с почти обессилевшей Германией, пережить трагедию крушения империи и потери исторических территорий, собиравшихся в течение веков кровью, трудами и лишениями прежних поколений.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю