Текст книги "Прибалтика на разломах международного соперничества. От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г."

Автор книги: Любовь Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)

Л.М. Воробьёва
ПРИБАЛТИКА НА РАЗЛОМАХ МЕЖДУНАРОДНОГО СОПЕРНИЧЕСТВА.
От нашествия крестоносцев до Тартуского мира 1920 г.

К читателю

Когда-то в далёкие времена Балтийское море называлось Венетским, т.е. Славянским или Славянолетским. По мере движения немцев на Восток славянские племена, селившиеся на Балтийском побережье, онемечивались. Об их прежнем существовании свидетельствуют лишь названия городов и рек современной ФРГ: Любек, Трава, Росток и т.д.

Восточное и северо-восточное побережье Балтики, где обосновались древние предки латышей и эстонцев, было исстари ареной жестоких столкновений мира германского (немцы, датчане, шведы) с миром славянским (поляки и русские). Никакими естественными границами этот Прибалтийский край не был отделён от коренных русских земель, земель полоцких, псковских, новгородских, и воспринимался на Руси как продолжение той огромной равнины, которая составляет русскую государственную область. К Балтике, к свободному выходу на простор океана, к торговым контактам с заморскими соседями были направлены вековые усилия русских князей и царей – Ярослава Мудрого, основавшего город Юрьев (теперь Тарту), Александра Невского, Иоаннов III и IV, Алексея Михайловича, Петра Великого и его преемников.

Потребовалось не одно столетие, прежде чем Россия отвоевала свою «дедину» и политически утвердилась на северо-восточных и восточных берегах Балтики. В борьбе за Балтику пролили свою кровь и усеяли своими костями балтийский берег представители многих поколений русских воинов. За это время одни соперники слабели (Дания, Ливонский орден) и покидали поле военного противоборства, другие, напротив, усиливались (Польша, Швеция), угрожая самому существованию русского государства.

Среди государей, поставивших на кон русского прорыва к Балтийскому морю все силы своей страны и своего народа, выделяются мощные фигуры первого русского царя Иоанна IV Грозного и первого русского императора Петра Великого. Первый царь фактически сложил основную территорию будущей империи, обеспечив сильной самодержавной властью её неделимость и определив Ливонской войной, несмотря на её несчастное окончание, стратегические интересы России на полтора столетия вперёд. Первый император, благоговевший перед Иоанном за его попытку взять под самодержавный скипетр балтийский берег, завершил дело своего предшественника длительной, но победоносной Северной войной и присоединением к России Эстляндии и Лифляндии, т.е. тех ливонских земель, за которые боролся Грозный, считая их искони принадлежащими русскому государству.

Но вот проходят двести лет со времени политического включения этих земель в состав Российской империи, и Россия снова теряет их. Почему это стало возможным? В чём причины? Сводятся они только к военному столкновению с германским миром в Первой мировой войне, предательству царя его генералитетом в чрезвычайной военной обстановке, к утрате Россией самодержавной власти как условия неделимости империи? Может быть, всё дело в лозунге права наций на самоопределение, который выдвинул Ленин в целях мобилизации национальных окраин на борьбу с самодержавием, или в «похабном» Брестском мире, при заключении которого большевики использовали исторические окраины России, включая Прибалтику, в качестве разменной монеты в сделке с германской военщиной? Или же роковую роль сыграло то обстоятельство, что советское правительство само первым признало независимость прибалтийских республик в надежде, что этот акт станет важным шагом к установлению дипломатических и торговых отношений с капиталистическим Западом в условиях краха иллюзий в отношении мировой революции?

А что же коренные народы, Прибалтийской окраины – эстонцы и латыши? Почему они не срослись с имперским цивилизаци-онным пространством так же крепко, как мордва, удмурты, мари, чуваши, казанские татары и другие народы? Почему так случилось, что к периоду тяжких испытаний империи мировой войной и революционной смутой надёжность государственного обладания Прибалтикой все ещё не была обеспечена племенными и духовными скрепами с внутренними российскими губерниями? Что предпринимало имперское правительство для интеграции местного прибалтийского населения в единую семью народов России и что мешало ему быть последовательным в решении этой задачи? Какую роль сыграл при этом германский фактор в своём внешнем и внутрироссийском проявлении? И, наконец, какое влияние оказала на менталитет, национальное самосознание и цивилизационную ориентацию местных народов многовековое международное соперничество за обладание небольшим и малонаселённым клочком земли на Балтике, игравшим, однако, далеко не маловажную роль в истории государств акватории Балтийского моря?

Все выше поставленные вопросы имеют принципиальное значение для исторического осмысления процессов, обусловивших отрыв Прибалтийского края от России.

Осмыслению этих процессов в проблемно-хронологической динамике и посвящена эта книга.

Под Прибалтийским краем в России понимали три губернии: Эстляндскую и Лифляндскую, присоединённых к России Петром I, и Курляндскую, включённую в состав Российской империи при Екатерине II. В данной работе исторические события и процессы рассматриваются применительно к Эстляндии и Северной Лифляндии, составившим территорию современной Эстонии. Основное внимание в меняющемся проблемно-историческом контексте уделено жизни и судьбе коренного населения этих областей – эстонцам. Но поскольку в Лифляндии (в её южной части, входящей в состав современной Латвии) селились и латыши, а исторические события затрагивали Лифляндию и её народы в целом, то действующими лицами данной книги выступают частично и латыши, когда речь заходит о наиболее важных периодах в жизни России и её прибалтийской окраины.

Содержание книги охватывает более восьми веков: от нашествия крестоносцев в Прибалтику и образования на её территории немецкой колонии – Ливонии до присоединения ливонских областей к России и, наконец, до признания советским правительством независимости Эстонской республики.

Анализ событий развёртывается вокруг военного, политического, цивилизационного соперничества Руси/России с северными и центральными державами за контроль Прибалтики с последующим перерастанием этого соперничества в противостояние германского протестантского и русского православного мира на территории Прибалтийского края.

Наиболее острый характер германо-российское противостояние примет в огне Первой мировой войны, подготовившей благоприятную почву для революционной смуты в обеих странах. С этого момента анализ строится в соответствии с проблематикой и логикой революции и Гражданской войны на территории бывшей Российской империи и в откалывающемся от неё Прибалтийском крае в результате Брестского мира, немецкой оккупации и вмешательства во внутренние дела России стран Антанты.

Если раньше эстонцы и латыши не были активными вершителями своей судьбы, за исключением волнений против господства прибалтийско-немецких баронов, движения в православие и наметившегося национального и гражданского самосознания под влиянием реформ Александра II, то теперь они решительно выходят на политическую сцену, становясь материальной силой двух противостоящих друг другу идейно-политических направлений: этнонационализма с программой собственного национального государства и социализма, предусматривающего выбор народов (в ходе реализации права на самоопределение) в пользу автономного вхождения в состав Советской России. Этим двум направлениям на балтийской окраине противостоит Белое движение в лице Северо-Западной армии под командованием генерала Н.Н. Юденича, безуспешно пытающееся воссоздать Единую и Неделимую Россию, несмотря на выбитый из-под неё в Феврале 1917 г. фундамент легитимной самодержавной власти. Эпилогом очередной исторической драмы, разыгравшейся на балтийском берегу при столкновении этих трёх сил, станет сделка советского правительства с представителями прагматичного эстонского этнонационализма: признание независимости Эстонии в границах, проходящих по линии фронта, в обмен на ликвидацию Северо-Западной армии, потерявшей в результате такого соглашения собственную территорию со штабом в Нарве.

Историческую судьбу Прибалтийского края и его населения автор пытался проследить не только в фактах и событиях, но и в лицах, сыгравших позитивную роль в многовековой общей истории России и её балтийской окраины. Это, конечно, Иоанн Грозный, способствовавший ликвидации Ливонского ордена и тем самым спасший эстонцев и латышей от повторения судьбы пруссов, попавших под власть немцев и от которых кроме их названия ничего не осталось. Это Пётр I, принесший мир и стабильность на балтийский берег. Это Екатерина Великая, своей унификаторской политикой расшатывавшая устои «особого остзейского порядка», так ненавидимого эстонцами и латышами. Это – Александр III, последовательно и решительно проводивший политику духовно-нравственного единения России с населением Прибалтики. Хотя политика русских государей на балтийском направлении была нередко противоречивой (ведь немцы входили в состав российской элиты), но имперская власть, следуя национальным интересам и требованиям времени, шаг за шагом стремилась ограничить корпоративные привилегии немецких баронов и улучшить положение коренного населения. В этой своей задаче она могла рассчитывать на поддержку и содействие (нередко работающие на опережение) своих подданных, принимавших близко к сердцу судьбу эстонцев и латышей, а также перспективы русского дела в Прибалтике. Среди них выделяются: эстляндский и лифляндский губернатор времён Екатерины II, ирландец по происхождению граф Юрий Юрьевич Броун, выдающийся мыслитель и один из идеологов русского славянофильства Юрий Фёдорович Самарин, предводитель лифляндского дворянства, ландрат Фридрих (или Фёдор Фёдорович) Сивере, председатель Рижской ревизионной комиссии, действительный статский советник Александр Иванович Арсеньев, преподаватели-публицисты Гартлиб Гельвиг Меркель и Иоганн Христоф Петри, прибалтийский генерал-губернатор Евгений Александрович Головин, эстляндский губернатор Сергей Владимирович Шаховской, православные епископы Иринарх и Филарет. Все они и их единомышленники появятся на страницах книги и заговорят в своих всеподданнейших донесениях, воспоминаниях, письмах, статьях и книгах.

Информационную базу книги составили исторические документы и материалы, а также монографии, сборники научных трудов, научные издания, научная и общественно-политическая периодика.

Особенно полезным и плодотворным было обращение к Сборнику материалов и статей по истории Прибалтийского края (Прибалтийский сборник) в четырех томах. Это издание появилось в 1876-1882 гг., в период реформ Александра II, и должно было, в восприятии общественности, способствовать решению остзейского вопроса в интересах русского дела на прибалтийской окраине и с учётом упований коренного населения. Сборник представляет собой богатое собрание важных исторических памятников и ценных исторических документов (немецких и русских), снабжённых переводчиками и комментаторами обстоятельными примечаниями и дополнениями на основании русских источников. Среди источников, столь же масштабных и уникальных, следует назвать фундаментальный труд Патриарха Алексия II «Православие в Эстонии», сборник документов и материалов «Имперская политика России в Прибалтике в начале XX в.», выпущенный в свет в 2000 г. Национальным архивом Эстонии и Институтом истории (составитель Тоомас Карьяхярм), и сборник «Революция и гражданская война в описаниях белогвардейцев» в пяти томах (М.; Л., 1926,1927).

В процессе толкования фактов, оценок, подходов, представленных в документах, а также в работах российских и зарубежных учёных (преимущественно немецких) автор опирался на опыт научных исследований, накопленный в Российском институте стратегических исследований и нашедший, в частности, отражение в книжной серии РИСИ, журнале РИСИ «Проблемы национальной стратегии», научных конференциях и «круглых столах», проводимых в РИСИ.

Если читатель расширит свой исторический кругозор и станет более критично относиться к несправедливым наветам на исторический облик России и если эта книга поможет осмыслить сегодняшние тревожные процессы в Российской Федерации, то автор будет считать свою задачу выполненной.

* * *

Автор благодарит за помощь и поддержку в реализации этого проекта:

директора РИСИ Леонида Петровича Решетникова,

руководителя Центра гуманитарных исследований РИСИ Михаила Борисовича Смолина,

эксперта Отдела информационного обеспечения РИСИ Ольгу Сергеевну Ванькову.

Глава I.
Как немцы и датчане покоряли Прибалтику

I.1. Древние эстонцы и их соседи до нашествия крестоносцев

Глубок колодец прошлого^{1}. Сколько бы ни обращался пытливый взор исследователя в тьму утонувшего в нём времени, он никогда не достигнет дна колодца, а только выйдет на новые глубины, за которыми снова и снова будут открываться новые уровни неизведанного. Поэтому при изучении страны и её народа обычно начинают с какой-то доступной отправной точки, когда можно опереться на археологические данные, дошедшие до нас предания, летописи, хроники.

Обращение к истории Прибалтики и её населения, в частности к прошлому эстонского народа, если начать с незапамятных времён, неизбежно приведёт в район бассейна Волги и Камы, а также в Приуралье. Согласно данным языковедов, археологов и антропологов, именно здесь изначально обитали предки современных финноугорских народов (финны, эстонцы, карелы, вепсы, марийцы, мордва, коми, удмурты, ханты, манси, венгры). Отсюда они расселились на более обширные территории и проникли также в Прибалтику, где поглотили крайне редкое туземное население.

До нашествия крестоносцев (XII в.) ни одно из племён, населявших территорию современных Эстонии и Латвии, не соединялось в государственное целое. В то же время о наметившемся процессе сложения единой эстонской территории свидетельствуют письменные источники XII – XIII вв. Так, в «Хронике Ливонии» Генриха Латышского население Эстонии фигурирует под собирательным именем «эсты», а в древнерусских летописях носит название «чудь»[1]1
  Такое название древнеэстонских племён происходит от озера – Чудского. Так именовалась его русская часть, эстонская же часть озера называлась Пейпси (Пейпус).


[Закрыть]. Соответственно в западных источниках земли, заселённые древними эстонцами, всё чаще объединяются под одним общим названием «Эстония», а в древнерусских – «Чудская земля».

Такой обобщающий взгляд соседей на заселённую предками эстонцев часть Прибалтики, конечно, не отменяет существовавших в реальности различий среди эстонских племён, которые хотя к началу XIII в. и достигли, по приблизительным подсчётам, 150 – 200 тыс. человек, но ещё не стали единым этносом и не обрели единой территории. «Эстония», или «Чудская земля», представляла собой рыхлую совокупность восьми отдельных маакондов (или земель). Они назывались: Уганда, Сакала, Ярвамаа, Вирумаа, Рявала, Харьюмаа, Ляэнемааа и Сааремаа. Мааконды распадались на более мелкие территориальные единицы – кихельконды. Территориальное размежевание определяло и особенности этнической дифференциации среди эстонцев. Они смотрели на себя и друг на друга прежде всего как на угандийцев, ярвамасцев, харьюмасцев, сааремаасцев и т.д. Во главе кихелькондов и маакондов стояли старшины, осуществлявшие управленческую функцию. Они же были предводителями на войне. Постоянного войска не было. Его заменяло народное ополчение, или «малеве». Ополчение состояло из пехоты и всадников и иногда делилось на три отряда: на главный корпус и два крыла. Конница обладала лучшим и более ценным вооружением и получала значительную часть военной добычи.

В отсутствие законов и сформировавшегося образа правления выбор старшин был очень произволен. Наследственного права у них не было. Скорее мужество и ум определяли выбор. Для решения важных дел собирались народные сходы.

Национальный характер древних эстонцев русские летописцы определяли в сравнении с другим прибалтийским племенем – латышами[2]2
  Название «латыши» носит здесь обобщённый характер, поскольку в древности на территории, занимаемой современной Латвией, селились ливы, земгалы, курши, латгалы, селы. Обобщенное название «латышский народ» происходит от племени латгалов.


[Закрыть]. Так, эстонцы, по словам летописцев, были свирепее, но вместе с тем сильнее и мужественнее, чем латыши, и более способны к сопротивлению. Исследователи более позднего времени (XIX в.) находили, что эстонцы лукавы, коварны и злопамятны. У латышей же выделялись такие качества, как большее миролюбие, добродушие и кротость. В то же время если латыш, как отмечалось, менее постоянен и менее обязателен, то эстонец обычно верен своему слову, а также раз возникшим симпатиям и антипатиям. В XIX в. эстонцев, как и латышей, упрекали в лености и сонливости (мнение немецких помещиков), обращали внимание на их ограниченность и недостаток живости ума^{2}. Конечно, эти качества были следствием национального порабощения этих этносов и имели преходящий характер.

Что касается внешнего вида, то латыши, как и родственные им литовцы и древние пруссы, были среднего роста, отличались свежим цветом лица, у них были светлые глаза и светлые волосы. Эстонцы, как и другие угрофинские народы, имели более смуглый оттенок кожи, носили длинные волосы, которые были обычно льняного цвета. У многих эстонцев глаза были светлые, но тёмные считались более красивыми.

Латыши жили отдельными дворами. Эстонцы – в больших многолюдных деревнях, что облегчало им защиту от неприятеля. Их построенные из дерева дома были без печей и окон, так как ни эстонцы, ни латыши не знали стекла. Защитой от неприятеля служили так называемые замки. Они строились в местах, где сама природа обеспечивала относительную безопасность: возвышенность, болотистые окрестности и т.д. Замки были окружены сначала глубоким рвом, а затем земляным валом или дощатой стеной, или валом, сооружённым из земли и дерева. В Эстонии было много камня, и потому валы часто строились из булыжника. Во время осад замков неприятель стремился подкопать валы или поджечь деревянные укрепления.

Своей железной руды в Эстонии не было. Железо получали из Новгорода и выделывали из него плуги, топоры, косы, ножи, оружие и т.д.

Основным оружием эстонцев были мечи и копья. В бою копья бросали с такой силой, что не выдерживали щиты. Жители острова Сааремаа и прибрежные эстонцы занимались мореплаванием и потому знали кораблестроение и владели мастерством изготовления канатов. За считаные дни они могли составить флот из нескольких сот разбойничьих судов. Благодаря обширным и глухим лесам недостатка в строительном материале не было.

Эстонцы и латыши занимались охотой, рыбной ловлей, скотоводством, земледелием. Хлеба для местного потребления хватало, за исключением неурожайных лет, когда требовался привоз из других мест. Оба народа занимались пчеловодством и пили мёд.

Занятия ремёслами сводились к изготовлению одежды, оружия и утвари для собственного потребления. Одежду шили из овечьих и звериных шкур и грубой шерстяной материи, светлого цвета у латышей и тёмного у эстонцев. Несколько веков спустя на эти различия в цветовых пристрастиях обратил внимание Н.М. Карамзин в письме из Риги от 31 мая 1789 г.: эстляндцы носили чёрные кафтаны, а лифляндцы – серые^{3}.

В рассматриваемый период нравы туземного населения Прибалтики были очень грубы. Племена, населявшие Прибалтику (ливы, земгалы, латгалы, курши, литовцы, эстонцы), постоянно враждовали, совершали друг на друга внезапные и непрерывные набеги с целью грабежа. На войне мужчин убивали, а женщин и детей брали в плен. Широко было распространено многоженство. Это станет препятствием быстрому утверждению христианства. Невест или покупали, или похищали с оружием в руках. Если жених подходил, за ним охотно следовали, и тогда похищение носило ритуальный, мнимый характер. Привоз жены отмечался возлияниями (обычно пили пиво) и угощением. Если жених не нравился, родственники и друзья девушки, узнав о предстоящем похищении, готовились к сопротивлению, и тогда завязывались серьёзные схватки.

У всех народов Прибалтики мёртвых сжигали со всем оружием (нередко с конём) при громком оплакивании покойника и последующей попойке. В отличие от славян и германцев пепел в урны не собирали. Поздней осенью по покойникам совершалась тризна. Этот обычай сохранялся ещё многие столетия после введения христианства.

Древние эстонцы, как и другие прибалтийские племена, до нашествия крестоносцев были язычниками. Они боготворили солнце, луну, звёзды, море, лес, змей, животных (особенно медведя), птиц, камни, чурбаны. Значительно распространены были гадания и вера в колдовство. Существовало и своего рода уголовное право, по которому наказывали колдунов, если считалось, что они приносят слишком много вреда. Распознавали колдунов, обвиняемых в злодеяниях, следующим образом: им связывали крестообразно руки и ноги у большого пальца и затем бросали их в воду; кто сразу шёл ко дну, считался невиновным, кто плавал на воде, как солома, был виноват. Это испытание долго сохранялось у эстонцев, так что летописец Франц Ниенштедт, живший в XVI в., имел возможность наблюдать, как одни при таких испытаниях действительно тонули, а другие плавали. Если же возникал спор о границах земельных владений, он разрешался в пользу того, кто считался старшинами вправе владеть землёй по совести. При испытании чистой совести владелец должен был взять обеими руками раскалённое докрасна железо и пронести его на семь шагов через границу, на которой он настаивал.

Таким образом он подтверждал свою границу и ставил на ней пограничный камень^{4}.

По сравнению со своими соседями эстонцы и латыши были более молодыми этносами и потому отставали от своего внешнего окружения в политическом, экономическом, военном и культурном отношении. Занимая важное стратегическое положение на Балтике, они неминуемо становились объектом контроля и поглощения более сильными народами, стремившимися к территориальным приращениям и обогащению.

В X в. важным соседом эстонцев было Древнерусское государство с центром в Киеве – самое крупное в Европе по своим размерам и важный культурно-политический центр. Древнерусская начальная летопись упоминает среди народов, плативших дань Руси, на первом месте чудь – эстонцев. В то время дань была основной формой феодальной повинности на Руси. Русские князья ограничивались требованиями дани и не вмешивались в местные дела эстонцев, не навязывали им своего уклада жизни и своей религии, как это впоследствии делали западные феодалы.

Через Эстонию пролегал важный торговый путь из древнерусских земель к Балтийскому морю. Поэтому судьба этой транзитной территории не была безразлична для русских князей. В ходе укрепления своей власти на окраинах (конец X – начало XI в.) они, естественно, обратили свои взоры к Чудской земле. В 1030 г. Ярослав Мудрый предпринял поход на эту землю и заложил на месте Тартуского городища крепость, назвав её по своему христианскому имени – Юрьевом. Здесь был оставлен военный отряд для обеспечения власти Древнерусского государства над окрестными землями.

К востоку от территории Эстонии простиралась Новгородская земля, в том числе владения Пскова, зависимого от Новгорода. Начиная с X в. эстонцы поддерживали с Новгородом и Псковом тесные политические и экономические связи.

С моря на восточное побережье Балтийского моря наседали скандинавы (в древних русских источниках их называли варягами) с целью подчинения местного населения и обложения его данью. Их пиратские набеги, впервые упоминавшиеся в VII в., особенно участились с IX в., но в X в. по мере укрепления Древней Руси стали ослабевать. Однако, начиная с XII в., когда Русь вступила в период феодальной раздробленности и стала утрачивать завоёванные позиции на окраинах, этот геополитический вакуум подвергается очередному натиску скандинавов, объединивших к этому времени свои земли в крупные государства. На этот раз скандинавы не только стремятся к сбору дани, но и преследуют цель феодальных захватов. Дания, сильнейшее из скандинавских государств, предпринимает попытки покорить эстонцев военной силой. Но они терпят провал. Тем не менее в XII в. датские короли принимают титул герцогов эстляндских. А их военные акции выступают прологом той жестокой агрессии, которая обрушилась с запада и северо-запада на прибалтийские народы в XIII в.