Текст книги "Парадиз–сити"

Автор книги: Лоренцо Каркатерра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Росси не обладал способностью отца найти каждому из работающих на него людей свою нишу, внутри которой тот процветал бы, делая только то, чего от него ожидают. А уж если человек ошибался в своем деле, его просто убивали. Дон Николо Росси был великим боссом преступного мира именно потому, что даже к самым сложным вопросам имел свой подход – прямой, без выкрутасов. Однако черты, благодаря которым он достиг легендарной славы в качестве крестного отца, не помогли ему стать хорошим отцом.

– Он умрет, мистер Росси, – заверил Гаспальди. – Может, ему и удавалось несколько раз сорвать банк, но то было раньше. А сейчас я готов поставить на его смерть все, что у меня есть.

– Верно говоришь, – кивнул Росси, – только это тебе и остается.

Росси повернулся спиной к воде. Было время отлива. Сзади в стенку пустого пирса слабо бились волны, а перед глазами бежал автомобильный поток по Вест–сайдскому шоссе, за которым едва виднелся южный краешек парка имени Девитта Клинтона. Сколько же раз вместе с отцом он гулял по этим улицам, мощенным брусчаткой, держа в руке большой крендель, посыпанный солью и намазанный желтой горчицей. А за ними неподалеку шли двое молчаливых телохранителей дона. В те годы причалы буквально кипели жизнью, служа лакомым куском для каморры. Основная часть доходов поступала от грузов, похищенных из трюмов пришвартованных судов, а также за счет денег, удерживаемых из зарплаты докеров. Дон Николо открыто соревновался с Крутым Тони, который контролировал причал, расположенный южнее, – кто за неделю снимет со своих владений больший навар. Отец правил здешними улочками так, будто был королем, которому эти владения перешли по наследству. Он решал, кого брать, а кого не брать на работу, кого обложить тяжелой данью, а кому оставить основную часть заработка. Росси видел лица работяг, когда те смиренно стояли в присутствии его отца. Во взгляде их читалось беспокойство, граничащее со страхом.

Такова была сторона жизни отца, которую Пит Росси хорошо знал и за которую во многом уважал своего родителя. Но, оказывается, была и другая сторона, доселе неизвестная, – та, которая доставляла ему сейчас ненужные переживания. Женщина, о которой ему рассказали всего несколько часов назад. И которая, как утверждалось, была его матерью. Даже если ей удалось обманным путем улизнуть от него, столь могущественный дон, каким был Николо Росси, не должен был допустить этого. Он должен был силой приволочь ее обратно и заставить до конца дней своих оставаться под крышей каморры. Потому что она обязана была вырастить сына. А что выходит? Все это время родная мать была жива и теперь живет в Неаполе? Вот что лишало его покоя и обескураживало.

А окончательно добивало Пита Росси то, что его кровный враг Джанкарло Ло Манто оказался еще и его кровным братом. Это подкашивало сильнее, чем самая подлая измена, заставляло страдать больше, чем любая выпущенная в тебя пуля. И, в конечном счете, этот факт мог причинить ему как действующему дону больше вреда, чем любое, самое немыслимое обвинение, выдвинутое любой из множества федеральных служб, мечтающих об одном – взять его организацию за горло.

Впервые за всю свою жизнь Пит Росси оказался в замешательстве. Что же теперь делать, какой путь избрать? План, который разработал Гаспальди, мало чем отличался от других, в разное время предложенных ему как главе мафиозной семьи. Обычная, хорошо подготовленная заказуха. Его единственный заклятый враг будет уничтожен. Убийство копа, которого Росси уважал и презирал одновременно и которого поклялся во что бы то ни стало стереть с лица земли, было гарантировано почти на сто процентов. Это станет мощным сигналом любому полицейскому по обе стороны Атлантики – а среди них нет ни одного, кто мог бы сравниться с Ло Манто по отваге и настырности, – что каждому, кто сунет нос в дела каморры, суждена злая смерть. Тогда его семья снова заживет тихо–мирно и можно будет наконец беспрепятственно заняться главным делом – борьбой за власть и влияние. Одним словом, необходим нужный шаг в нужное время, которому любой криминальный босс без колебаний дал бы «добро». Росси полностью сознавал, что сейчас не время пускаться в размышления и копаться в собственной жизни. Нужно было действовать. Назрело время реально показать врагам, на какие крайности он готов пойти ради того, чтобы сохранить свою железную хватку. Пит Росси не мог позволить себе роскоши рассуждать и поступать как обычный человек с улицы. Ему следовало быть доном и использовать самое ценное право, которое есть у человека его ранга: право заказать смерть другого человека.

– Мы все в готовности, – подал голос Гаспальди. – Деньги получены и поделены. Одно только ваше слово – и все будет сделано, как надо.

Росси оторвал взгляд от шоссе и перевел его на Гаспальди.

– Тогда вперед, – глухо и отрывисто произнес он.

– Когда? – спросил Гаспальди.

– Сегодня вечером, – сказал Пит Росси. – Вечером все должно быть кончено.

Глава 22

Ло Манто и Фелипе спускались по склону Центрального парка, в сторону от Земляничной поляны^[29]. Каждый жевал хот–дог, купленный у уличного лоточника.

– На каком расстоянии отсюда его убили? – спросил Фелипе. – Нет, я, конечно, знаю, что это случилось перед его домом. Но где именно?

Л о Манто повернулся и указал на готическое здание, едва различимое за пышными ветвями деревьев.

– Леннон жил вон в том доме под названием «Дакота», – пояснил он мальчику. – Вместе с женой и сыном. А убийца подстерег и застрелил его прямо перед домом – среди бела дня, на глазах у всех.

– Надо же, просто так, ни за что, – проговорил Фелипе, сунув в рот последний кусок хот–дога. – Во всяком случае, так пишут.

– Большинство людей погибают ни за что, – заметил Ло Манто. – И знаменитых, и не очень.

– Может, обратно в Бронкс поедем? – спросил Фелипе, когда деревья вокруг стали еще гуще.

– Отчего такая спешка? – поинтересовался Ло Манто. – У тебя что, свидание, о котором ты забыл мне сказать?

– Если бы, – хмыкнул Фелипе. – Стоит мне взглянуть на какую–нибудь девчонку, как она тут же отворачивается. Видать, нет у них желания знакомиться с бездомным. Не та романтика.

– Я бы на твоем месте не переживал, – попытался успокоить его Ло Манто. – Просто твоя девчонка пока тебе не встретилась. А когда встретится, ей все равно будет, где ты живешь, сколько у тебя денег в кармане и на какой машине ты ездишь. Главное для нее – только ты. Тогда и поймешь, что вот она – твоя девчонка. Момент этот особый, ты его ни с чем не спутаешь.

– С тобой такое было? – осведомился Фелипе.

– Еще нет, – признался Ло Манто. – Ноя ведь не такой красавец, как ты. И обаяние у тебя природное – не то что у меня. Девушки меня насквозь видят. Им одного взгляда достаточно, чтобы распознать во мне копа, а с копом редко кто хочет дружить.

– Да уж, никогда не задумывался, каково девчонке встречаться с копом, – пробормотал Фелипе, посторонившись, чтобы пропустить двух девиц, пролетевших мимо на роликах.

– Да и с чего бы тебе задумываться? – бросил Ло Манто. – Чего тут вообще думать? Дело–то ясное. Полицейская доля – тяжелая. Даже в те дни, когда тебе хорошо, все равно тяжело.

– А как тебе твоя напарница? – поинтересовался Фелипе. – Ну, эта Дженнифер. По–моему, она к тебе неровно дышит. По глазам видно. Да и ты, замечаю, к ней неравнодушен. Только поговорить с ней смелости никак не наберешься.

Ло Манто остановился и посмотрел на Фелипе сверху вниз.

– Пару секунд назад ты утверждал, что совсем не понимаешь девушек, – сказал он. – А теперь – ну прямо вылитый Доктор Фил^[30]. В чем дело?

– Я всего лишь сказал, что на меня девчонки не смотрят, – возразил Фелипе. – Однако это не означает, что я в них ничего не смыслю. Не слепой – вижу, что ты и другой игрок в твоей команде не так уж безразличны друг другу. Однако, сдается мне, ей хочется, чтобы первый шаг сделал ты. Набрался смелости – и заговорил. Что тебе, как итальянцу, наверное, вполне под силу.

– Не очень–то все просто, – проговорил Ло Манто. – Скажем так. Если, конечно, у тебя нет еще каких–то глубоких мыслей по данному предмету.

– Нет, – сказал Фелипе. – Все, что хотел, я сказал. В запасе ничего не оставил. Об остальном пусть судят специалисты вроде тебя.

Они подошли к скамейке рядом с полем для игры в софтбол.

– Присядем, – предложил Ло Манто. – Поговорить бы надо. Все собирался, да времени не было.

– О женщинах? – спросил Фелипе, плюхнувшись на скамью и скрестив под ней ноги.

– Об этом как–нибудь в другой раз, – произнес Ло Манто, садясь рядом с мальчишкой.

– Если насчет воровства, то не волнуйся понапрасну, – сказал Фелипе. – Я уже над этим думал. Хочу отвыкать потихоньку. Есть у меня такая дурная привычка, каюсь. Но сразу от нее мне не избавиться. Потребуется некоторое время, чтобы стать совсем уж чистеньким. Но я над этим вопросом работаю.

Ло Манто с улыбкой покачал головой.

– Да уж, придется тебе поработать, и работа будет нелегкой, – заметил он. – Тяжеловато тебе пришлось начинать: ни родителей, ни близких, ни крыши над головой. Ведь за что берется большинство ребят в твоем положении? Принимаются грабить людей на улице и нюхать всякую дрянь, чтобы забыться. А я не хочу, чтобы ты стал одним из них.

– Сам не знаю, что со мной будет, – пробубнил Фелипе внезапно севшим голосом. – Сам я себе такой жизни не желаю, но не могу тебе поклясться, что такого ни за что не случится. Иногда ведь улица решает, а не парнишка, который на ней живет.

– Такое случается только в том случае, если ты сам не противишься этому, Фелипе, – проговорил Ло Манто. – И никто другой не может положить этому конец – только ты сам. И приходится тебе сталкиваться с этой проблемой один на один, как и со всем остальным в твоей жизни. Но решить ее тебе по силам. Потому что у тебя есть сердце и мозги. Плюс деньги, которые твой друг велел тебе сохранять в целости пару лет. Тебе под силу вылезти из ямы и прожить хорошую жизнь. Ты такой жизни достоин, достоин попробовать, что это такое. И мне будет очень жаль, если ты профукаешь свой шанс.

– Значит, тебя не будет рядом? – спросил Фелипе. – И некому будет за мной приглядеть? Ты что, прощаешься со мной?

– Надо же мне когда–то возвращаться в Италию – живым или мертвым, – невесело усмехнулся Ло Манто. – А ты останешься там, где я нашел тебя. Тебя время от времени станет проведывать Дженнифер, но это уже будет не то, что прежде. Не будет и не должно быть. И я не хочу слышать от тебя никаких предлогов, никаких оправданий. Мол, жизнь невыносимая толкнула на кривую тропку, а другого выбора будто бы не было. Пустая трепотня, и ты не хуже моего это знаешь.

– Чего это ты вдруг на меня наезжаешь? – удивился Фелипе. – Скажи, я тебя хоть раз подвел?

– Подвел не подвел, – проворчал Ло Манто, – разве в этом дело? Главное, чтоб ты самого себя не подвел. Чтобы никогда не врал себе о том, кто ты есть на самом деле. Есть лишь один человек, которому будет очень больно, если ты оступишься, Фелипе. И этот человек – ты сам. И если я останусь жив, мне будет очень неприятно услышать об этом. А если умру, то мне, конечно, будет до лампочки. До сих пор ты боролся один и в состоянии бороться дальше.

Несколько секунд они молчали, разглядывая разношерстных прохожих – от пьянчужек до молодых мамаш, озабоченно толкавших коляски по пешеходной дорожке.

– Почему ты выбрал именно меня? – спросил наконец Фелипе. – Вряд ли я был тебе так уж нужен. Я и то в своем районе столько людей не знаю, сколько знаешь ты. И не так много я делал, чтобы получать от тебя по двадцатке в день.

– Слишком много друзей никогда не бывает, – ответил Ло Манто. – А тех, кому можешь доверять, вообще мало. Вот я и решил, что ты мне с любой стороны подходишь.

– Так ты продумываешь план, как нам покончить с этой бандой? – задал Фелипе очередной вопрос. – Или будешь придумывать, когда они в тебя палить начнут?

– Никаких «нам», – строго произнес Ло Манто. – Чтобы я тебя и близко не видел, когда начнутся соревнования по стрельбе. Я уже договорился с одним моим другом насчет того, где тебе пересидеть следующие два дня. В общем, будешь сидеть у него дома. Сам он старый и слепой, и у него есть злая собака. Надеюсь, вдвоем они тебя удержат на месте. Говорит он мало, но когда говорит, лучше его слушать внимательно.

– Самому–то мне можно хоть слово сказать? – осведомился Фелипе.

– Ни единого, – ответил Ло Манто. – Это как раз та часть моего плана, менять которую я не намерен. Так что больше говорить не о чем.

– Когда мне туда отправляться? – спросил Фелипе.

Он сидел, упершись лопатками в жесткую спинку скамейки и уставившись на бинт, которым все еще бы–ла обмотана его поврежденная рука. Подросток, как мог, пытался скрыть обуревавшие его чувства, зная, что, возможно, больше никогда не увидит Ло Манто, во всяком случае, живым. Всю жизнь он пытался ни с кем не сближаться, понимая, что в жизни на улице подобным эмоциям нет места. Безопаснее держаться от всех подальше, а дружеские отношения сводить к минимуму. Поступать наоборот было слишком рискованно. И он изо всех сил старался не привязываться к этому копу из Неаполя, рассматривать отношения между ними как чисто деловые и ни на шаг не выходить за эти рамки. Из собственного опыта Фелипе знал: на улице выживает тот, кто способен подавить в себе все чувства. Это помогает сохранить силы, сосредоточиться на главном, не обнаружить собственную уязвимость и не поддаться отчаянию. Он знал, что быть бездомным в любом городе, особенно таком безжалостном, как Нью—Йорк, лучше всего, превратившись в невидимку. Таким образом, значительно возрастают шансы, что тебя не убьют. Ло Манто перевернул в этой системе все вверх тормашками. С момента их первой встречи Фелипе понял, что отныне ему негде прятаться.

– На другом краю парка тебя дожидается машина, – сообщил Ло Манто. – Водитель привезет тебя в дом моего друга. Тебе там будет удобно и безопасно.

– Где живет этот твой друг? – спросил Фелипе. – Я этот район знаю?

– Он живет в Гарлеме, – ответил Ло Манто, вставая и направляясь к выходу из парка на Ист–сайд. – Очень похоже на Восточный Бронкс, только музыка лучше. Но это только в том случае, если он позволит тебе ее слушать.

– Отчего бы тебе просто не запереть меня в кутузке? – недовольно проворчал Фелипе. – Там мне было бы куда веселее, чем с твоим приятелем. И собака бы меня там не загрызла.

Ло Манто вытащил из кармана куртки пачку жвачки и предложил пластинку Фелипе. Мальчишка вытащил две и сунул в передний карман штанов.

– В тюрьму любой дурак попасть может, – веско произнес Ло Манто. – В мире нет ничего проще. А мне нужно, чтобы ты туда не попал. И, надеюсь, я еще успею удостовериться, что у меня это получилось.

– Ладно уж, уживусь как–нибудь с твоим другом, – пообещал Фелипе. – У тебя и в самом деле собственных дел хватает. Так что насчет меня больше не волнуйся, не трать времени попусту.

– Ты мне друг, Фелипе, – проговорил Ло Манто. – А волноваться за друзей – это не пустая трата времени. Слушай, не сделаешь ли мне одно одолжение?

– Какое?

– Постарайся не злить собаку, – попросил Ло Манто.

Фелипе улыбнулся.

– Обещать, конечно, не могу, – сказал он, – но сделаю все от меня зависящее. А ты мне ответную любезность не окажешь?

– Какую? – спросил в свою очередь Ло Манто.

– Постарайся, чтобы тебя не убили в мое отсутствие, – попросил Фелипе.

Ло Манто кивнул.

– Обещать не могу, – ответил он в тон мальчику, – но сделаю все от меня зависящее.

* * *

Дженнифер сидела на кухне в доме своего отца, попивая горячий кофе из большой кружки. Сзади нее тихо пело радио на местной волне станции Си–би–эс. Сэл Фабини колдовал у плиты, готовя завтрак, который нравился им обоим: яичницу из двух яиц, посыпанную сверху жареным сладким перцем и свежей моцареллой^[31]. Эту яичницу предстояло положить на два толстых куска поджаренного итальянского хлеба. На другой сковородке на слабом огне шипели полдюжины ломтиков свеженарезанногб бекона. Тарелки для завтрака между тем подогревались в духовке при температуре 120 градусов по Цельсию. Поэтому на кухонной стойке, под рукой, лежала белая рукавица – прихватка для горячей утвари.

Запах приготавливаемой еды смешивался с ароматом кофе и приглушенными голосами группы «Фор топс»^[32], создавая атмосферу прошлого. Дженнифер словно вновь погружалась в те времена, самые счастливые из всех, что она провела со своим отцом. Это было время, когда он становился просто ее любимым папой, а не знаменитым полицейским, корпевшим над каким–то трудным делом, или горе–мужем, являвшимся домой после очередной пьянки, чтобы не на шутку сцепиться с ее матерью. В такие редкие минуты счастья он садился напротив и улыбался, глядя, как правильно и умело его дочка ломает хлеб пополам, кладя одну половинку поверх яичницы, а потом протыкает всю эту конструкцию вилкой, чтобы получше растекся желток. Они молчали, пока не наступала очередь десерта. Утреннюю трапезу завершала датская сдоба от «Энтенмана», под которую кофе шел особенно хорошо. Эти счастливые утренние моменты, когда мать еще спала или уже убегала куда–то по делам, Сэл Фабини использовал для того, чтобы наверстать упущенное и узнать наконец, как вдут дела у дочери. Она подробно отчитывалась ему о школе и друзьях, из которых он мало кого видел. Дженнифер рассказывала о том, какие у них были спортивные соревнования после уроков, о пьесах, в которых играла или которые сочинила сама. И которые у Сэла никак не хватало времени посетить. Рассказывала об учителях, о том, как они постоянно расспрашивают ее о знаменитом отце–детективе. А еще пересказывала ему соседские сплетни, опуская моменты, касающиеся его романов с местными замужними дамами.

– Отличный коп из тебя когда–нибудь получится, – полушутливо–полусерьезно поддразнивал ее отец, когда они вставали бок о бок у кухонной стойки. Сэл мыл тарелки, а Дженнифер вытирала их полотенцем и ставила в шкаф. – Все детали помнишь. Даже те, которые люди в большинстве не замечают, считая несущественными. А ведь именно такие детали зачастую и становятся ключевыми в истории – хоть в криминальной, хоть в житейской.

– Не хочу быть копом, папа, – протестовала обычно Дженнифер. – И одного в семье более чем достаточно.

– Поменьше мать слушай, – презрительно взмахивал рукой Сэл. – Ей никогда не нравились ни полицейская бляха, ни тот, кто ее носит. Но голос крови не заглушишь. А полицейская служба – уж как ни крути – у тебя в крови.

– У меня английский язык хорошо идет, и учителя говорят, что я хорошо пишу, – не сдавалась Дженнифер. – Вот вырасту и сама в учителя пойду. Очень хорошая работа.

– В три часа дня – свободна, и целое лето делать нечего, – морщился Сэл. – Разве это жизнь? Да и на свою двоюродную сестру Терезу, что учительствует в Бронксе, посмотри. За четыре года ее два раза бритвой полоснули. За то, что пытается вдолбить свою математику в головы банды малолеток, которым цифры нужны только для того, чтобы подсчитать ежедневную выручку от продажи наркоты.

– Но, папа, ведь я не только преподавать могу, – горячилась она. – Есть еще куча всяких занятий. На полицейской службе свет клином не сошелся – ты же сам понимаешь.

– Есть много чего другого, чем ты могла бы заняться, – говорил Сэл Фабини. – Десятки самых разных профессий, в которых ты могла бы себя попробовать. Но ни в одной из них ты не достигнешь успеха. А полицейский – единственная работа, с которой ты справишься на «отлично». И грех тебе такую возможность упускать.

– Ну, посмотрим, посмотрим, – говорила Дженнифер, оставляя отца одного на кухне, чтобы встретиться через несколько минут с друзьями.

– Это точно, – кричал Сэл ей вслед, причем в голосе его звучала твердая уверенность. – Сама увидишь!

* * *

Сэл пристроился за столом и подал дочери одну из двух горячих тарелок, наполненную яичницей, хлебом и жареным беконом. Потом повернулся назад, взял два больших бокала с апельсиновым соком и поставил один на ее край стола. Несколько минут они ели в молчании. Теплая еда и прохладный напиток ласкали желудок.

– Кофе свежий, – сообщил Сэл, доедая яичницу. – Сварился за две минуты до того, как поспела еда.

– Я сама налью, – встала со стула Дженнифер и направилась с кружкой к массивной кофеварке, стеклянная чаша которой была полна чуть ли не до краев. Выплеснув остатки старого кофе в раковину, Дженнифер налила себе новую порцию черной ароматной жидкости. Ей была известна привычка отца добавлять туда чуть–чуть итальянского бренди «Сток-84».

– Хочешь чашечку? – спросила она Сэла,

– Попозже, – ответил он. – Кофе я обычно оставляю на потом – читаю под него утренние газеты.

Дженнифер вернулась к своему стулу.

– Спасибо за завтрак, – поблагодарила она отца, зная, насколько он любит комплименты по поводу его кулинарных способностей. – До чего же вкусно сегодня у тебя все получилось! Ты прямо самого себя превзошел.

– Я немножко изменил рецептуру, с тех пор как ты была маленькой, – кивнул он с явным удовлетворением. – Теперь я добавляю туда еще базилик и майоран.

– Что бы ты ни делал, у тебя выходит просто отлично, – слегка улыбнулась Дженнифер. – Не останавливайся на достигнутом. Еще чуть–чуть, и ты заткнешь за пояс самого Эмерила^[33].

– Не слишком–то часто ты навещаешь меня в будни, – заметил он, глядя на нее поверх бокала с соком. – А если постараться хорошенько вспомнить, то этот раз вообще первый получается. Правду я говорю?

– Ну, папа, будет уж тебе свою полицейскую проницательность показывать, – усмехнулась Дженнифер. – Нет тут никакой тайны, никакого заговора. Зашла просто тебя проведать, а заодно и перекусить.

– Как там этот итальянский коп, к которому тебя приставили? – осведомился Сэл. – Сработались?

Дженнифер посмотрела на отца чуть искоса. Нетрудно было догадаться, что Сэл уже вытряс всю информацию, какую только можно, из своих источников в полицейском управлении. А источники у него были надежные. Таким образом, запираться и отнекиваться не имело смысла.

– Он самый лучший напарник из всех, какие мне попадались, – сказала она. – На улице держится уверенно, а когда нас припирают к стене, отбивается, как лев. Правда, гнет свою линию чуть сильнее, чем надо. Но такова уж его натура, и я тут делаю для него послабление.

– Слыхал я, что ты ему больше нужна, чем он тебе, когда требуется прикрыть друг другу задницу, – заметил Сэл, и в голосе его прозвучали до боли знакомые полицейские нотки. – Как думаешь, справитесь вы вдвоем, когда для вас по–настоящему жареным запахнет?

– А что ты сам думаешь? – спросила Дженнифер, вместо того чтобы ответить самой.

– Я этого парня не знаю, – пожал плечами Сэл. – То, что о нем говорят, в основном совпадает с твоими отзывами. Полицейский он крепкий, дело свое знает, пыль в глаза не пускает. Да только всех его прекрасных достоинств может оказаться недостаточно, учитывая то, с какой штуковиной ему предстоит столкнуться. То же самое и тебя касается.

– У него на этот счет имеется план, – сообщила Дженнифер. – Только я не знаю, в чем именно он состоит и какая там мне отведена роль.

– Наверное, этот итальянец еще не выучил толком английский и не знает, что означает слово «напарник», – проворчал Сэл.

Он смерил единственную дочь тяжелым взглядом. Это был взгляд скорее детектива, нежели отца. Потому что ему нужно было точно знать, готова ли она вступить в игру с высокими ставками. Сэл был достаточно наслышан о дочери и знал, что Дженнифер хороший патрульный с отличными полицейскими инстинктами. Ему тем не менее было неизвестно, хватит ли у нее при необходимости духа пристрелить человека на месте. Сможет ли она уничтожить киллера и при этом не сломаться внутренне, остаться самой собой – уверенным в себе полицейским?

– А может, он просто не хочет втягивать тебя в дело, к которому готовится, – завершил Сэл свою мысль.

– Трудно сказать, – задумчиво произнесла Дженнифер. – Он не из тех, кто любит делиться своими мыслями. Почти как ты, папа.

Сэл Фабини улыбнулся и отставил стул назад. Созрел для первой чашки кофе.

– Слышал я, и рожа у него смазливая, – проговорил он, стоя спиной к дочери.

– Какое это имеет отношение к делу? – спросила Дженнифер.

– Никакого, – обернулся Сэл, чтобы внимательно посмотреть на нее. – Во всяком случае, для меня. А вот как ты к этому относишься – это уже совсем другое дело.

– Давай лучше о работе, – предложила она. – А уж какой он из себя – красавчик или нет, – вряд ли повлияет на то, удастся ли ему разгромить бригаду, на которую он пошел войной.

Сэл опустился на стул. Большая чашка кофе, дымясь, стояла на салфетке между его локтями, а на лице блуждала улыбка.

– Вот мы и получили ответ на интересующий нас вопрос, – заключил он. – Иными словами, ты уже приняла решение, как вести себя в складывающейся ситуации. Причем приняла еще до того, как сегодня утром вошла в эту дверь.

– Ну, пойми же, папа, я не могу отпустить его одного, – с жаром сказала Дженнифер. – Он уверен, что справится, и никого не попросит о помощи. Но я хочу быть рядом, когда это произойдет. Для меня это очень важно.

– Ты превращаешь полицейское дело в свое личное, – произнес Сэл Фабини. – А для полицейского это самый верный путь в ловушку.

– Так ведь и для тебя каждое дело, над которым ты работал, становилось личным, – напомнила Дженнифер, подавшись вперед так, что даже слегка толкнула пластиковый стол. – Потому ты был никудышным мужем для мамы и неважным отцом для меня. Зато ты был лучшим копом во всей округе и никогда не попадал в ловушку именно потому, что каждое дело воспринимал близко к сердцу.

– Ведь ты не просто так пришла ко мне, Дженни, – мягко проговорил Сэл. – Уж во всяком случае, не ради яичницы с беконом. Ну, давай выкладывай, зачем пожаловала?

– За дополнительным стволом, – выпалила Дженнифер. – И за человеком, который, взяв этот ствол, не подведет.

– Так ты просишь прикрыть тебя? – пробормотал Сэл. Он выпрямился на стуле, его черные глаза вспыхнули огнем, дряблые мышцы предплечий вдруг налились силой. – Выйти на улицу, как в былые времена?

– Стрелков будет много, в одиночку ему их не одолеть, – объяснила Дженнифер. – Ничего наверняка не знаю, но чувствую. Не знаю, когда и как произойдет нападение. Знаю только, что в этот момент он не должен оказаться один.

– А почему я? – спросил Сэл. – Работаешь ты давно, у тебя должно быть достаточно друзей, которые не откажут тебе в помощи, даже в ситуации, когда придется побывать под пулями. И пользы от них наверняка будет больше, чем от меня, потому что они молодые, а я старый.

– Ты мой отец, – отрезала Дженнифер. Потянувшись через стол, она положила ладонь ему на правую руку. – И самый лучший коп из всех, кого я когда–либо знала.

– Даже лучше, чем твой итальянский приятель? – недоверчиво осведомился он.

Дженнифер улыбнулась.

– Да, папа, – ответила она. – Даже лучше, чем Ло Манто. Ну, помоги мне, а?

– Я и сам знаю, что лучше, – Сэл снова завел речь о своем. – Только никогда не говори ему, что сказала мне об этом. Не волнуйся. Это останется между нами, как бы ни сложилась ситуация.

– Так ты согласен? – настойчиво спросила Дженнифер, в то время как отец, отодвинув стул, направился к вешалке рядом с входом на кухню. – Поможешь?

– Скажи только, где и когда, – отрывисто бросил Сэл. Он надел синий блейзер, выдвинул верхний ящик комода и вытащил оттуда два пистолета 38-го калибра в подвесных кобурах. – Если меня здесь не застанешь, звони по сотовому. На автоответчике никаких посланий не оставляй. Если не буду отвечать, все равно звони, пока не отвечу.

– Куда это ты собрался? – удивилась Дженнифер, наблюдая, как отец шествует к двери–ширме, отделяющей кухню от гаража.

– В тир, – пояснил он. – Давненько с этими стволами не упражнялся. Так что надо бы посмотреть, по–прежнему ли я способен попасть в цель. Для начала хотя бы в бумажную.

Дженнифер встала из–за стола и оперлась на кухонную стойку. Она внимательно смотрела на отца, возившегося на другом конце кухни.

– Спасибо, папа, – взволнованно вырвалось из ее груди. – Я буду тебе должна.

– Вот и хорошо. Вымой посуду, – ворчливо произнес Сэл Фабини, отодвигая дверь, за которой стоял его «Крайслер», – и будем квиты.