Текст книги "Парадиз–сити"
Автор книги: Лоренцо Каркатерра
Жанры:
Криминальные детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
– Почему он берет ваши деньги? – как–то раз спросил его Ло Манто. Он работал в химчистке уже почти полгода и не раз успел обменяться враждебными взглядами с молодым сборщиком податей в коричневом пиджаке.
– Потому что именно так он зарабатывает себе на жизнь – отбирая то, что другие заработали потом и кровью, – ответил Зальцман. – Я думал, в этой стране будет иначе, не так, как у меня на родине, но нет, везде одно и то же, вне зависимости от того, по какую сторону океана ты живешь. Везде есть люди, которые у тебя что–то отбирают: в Европе – твою жизнь, здесь – твои деньги.
– А если вы откажетесь платить? – спросил Ло Манто. – Что будет тогда?
– Не знаю, – печально покачал головой Зальцман, – никогда не пробовал. Но знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет – ни для меня, ни для моего заведения.
– И все же он поступает несправедливо! Эти деньги принадлежат не ему! Это ваши деньги!
Мистер Зальцман обнял мальчика за крепкие плечи.
– Пройдет совсем немного времени, мой юный друг, и ты поймешь: большая часть происходящего в мире не имеет ничего общего со справедливостью.
Через месяц банда Росси удвоила дань, которую должен был платить мистер Зальцман, доведя ее до ста долларов в неделю. Старику стало трудно сводить концы с концами: держать на плаву бизнес и платить такие деньги гангстерам оказалось ему не под силу.
– Я понимаю, что должен уйти, мистер Зальцман, – сказал ему однажды вечером Ло Манто, когда они запирали химчистку и ставили помещение на сигнализацию. – Я не хочу, чтобы из–за меня вы оказались в еще более тяжелом положении.
– Если я тебя отпущу, Джанни, кто же будет слушать мои истории? – ответил мистер Зальцман. – Ты не просто работаешь на меня. Ты – мой друг, а я друзьями не бросаюсь. У меня их и так осталось слишком мало.
Десять дней спустя Мюррея Зальцмана – веселого и в то же время полного достоинства седовласого коротышку, прошедшего через два концлагеря и видевшего, как в землю заживо закопали двух его младших сестер, – обнаружили в заднем помещении химчистки. Мертвым. Скрученный в три погибели, с перерезанным до шейных позвонков горлом, он был засунут в барабан огромной стиральной машины. За все годы работы он пропустил всего лишь одну выплату, но для молодого сборщика податей с ухмылкой подонка этого оказалось достаточно.
Ло Манто увидел молодого каморриста спустя три месяца после похорон Мюррея Зальцмана. Парень зашел в магазин Кармине Дельгардо за пачкой «Мальборо» и банкой пива «Будвайзер». Взяв сигареты и пиво, он уже направился к выходу, когда раздался мрачный голос хозяина магазина.
– Это Соединенные Штаты, жопа! – угрожающе сказал Дельгардо. – Если ты берешь что–то в магазине – плати!
Молодой подонок обернулся и посмотрел на него исподлобья.
– Тебе что, неприятностей захотелось? – спросил он.
– У меня их не будет, если ты заплатишь за товар или положишь сигареты и пиво на место.
Молодой гангстер, стоя у двери, бросил упаковку с пивом на пол и проговорил со своей обычной ухмылкой:
– Ладно, зайду как–нибудь в другой раз, когда у тебя будет настроение получше. Может, тогда мы на пару выпьем пивка и покурим. Нравится моя идея?
– Как утро в аду, – буркнул Дельгардо, поворачиваясь к негодяю спиной, а тот выскользнул на улицу и устремился в соседнюю лавку.
Ло Манто посмотрел на Дельгардо, кинул на прилавок два четвертака, показав взятую им пачку жевательной резинки, и спросил:
– У этого типа есть имя?
– Рено Сензани, – нехотя ответил мужчина, – но так его называет лишь мать и жалкие венгерские образины, с которыми он оттягивается. Все остальные зовут его Рено Головоногий.
– Почему? – спросил Ло Манто.
– Говорят, в нем столько дерьма, что ему нужно как минимум восемь рук, чтобы повсюду таскать его с собой. Ну, как осьминогу, – пояснил Дельгардо. – И, не поверишь, тощий кретин в восторге от этого прозвища. Считает, что так его лучше запомнят.
– Он прав, – пробормотал Ло Манто.
* * *
Ло Манто начал спускаться по пожарной лестнице и остановился на первой сверху площадке. Заглянув в окно, он увидел большую ухоженную гостиную, обставленную импортной мебелью и увешанную дорогими картинами. Головоногий сидел спиной к окну с бутылкой вина в одной руке и бокалом в другой. Ло Манто отступил назад и взглянул на часы. По договоренности с Джоуи Тягачом, он должен был встретиться с Головоногим на пирсе Челси в два часа ночи. Макгроу должен был заочно представить его как наркодилера из Италии, который готов выбросить на улицы Нью—Йорка партию чистого героина на шестизначную сумму. Он якобы очень торопится и готов отдать весь товар тому, кто предложит сходную цену. Однако, не доверяя Макгроу, Ло Манто решил, что с его стороны будет гораздо предусмотрительнее навестить Головоногого примерно за час до назначенного времени и в более уютном месте.
Ло Манто снова посмотрел на часы. Четверть первого. Самое время для того, чтобы нанести визит человеку, который убил Мюррея Зальцмана.
Гудение мощного кондиционера заглушало любой шум, который Ло Манто мог произвести, находясь на тонких ступеньках пожарной лестницы. Головоногий был без пиджака. Широко раскинув ноги, он развалился на кожаном диване и, потягивая вино, щелкал телевизионным пультом дистанционного управления. На кофейном столике рядом с ним лежали два полуавтоматических пистолета. Ло Манто опустил глаза и увидел, что шпингалет на оконной раме открыт. Сунув пистолет за пояс, он наклонился и просунул два пальца между рамой и косяком. Затем он сделал глубокий вдох, еще более интенсивно заработал челюстями, плюща зубами жевательную резинку «Базука», и потянул окно вверх. Оно не поддавалось, и тогда Ло Манто, недолго думая, высадил стекло ногой.
Через две секунды он уже стоял в гостиной. Услышав посторонний звук, Головоногий вскочил на ноги. Бокал полетел на пол, красное вино выплеснулось на диван и его брюки. Глядя на гангстера с приветливой улыбкой, Ло Манто проговорил:
– Люблю встречи со старыми знакомыми. Они навевают так много воспоминаний.
– Надо было убить тебя, еще когда ты был маленьким вонючим засранцем, а не ждать так долго, – прорычал Рено.
– В те времена ты был слишком занят. Кроме того, ты, помнится, тогда предпочитал убивать стариков. Они ведь не могли постоять за себя.
Головоногий посмотрел на разбитое окно, осколки стекла, лежащие у ног Ло Манто, и сказал:
– Не помню, как там, в Неаполе, но в Нью—Йорке проникновение в чужое жилище является преступлением, и еще более серьезным в том случае, если ты – коп.
– Не думаю, что ты станешь подавать на меня жалобу, – ответил Ло Манто. – Тем более что произошло всего лишь досадное недоразумение. Я спускался по пожарной лестнице, поскользнулся на ступеньке и влетел в твое окно.
Головоногий отвернулся от Ло Манто и бросил быстрый взгляд в сторону кофейного столика, на котором лежали его пистолеты. Это не укрылось от Ло Манто, и он проговорил:
– Если ты не утратил былой реакции и быстроты, тебе понадобится десять секунд. Десять секунд на то, чтобы добраться до пистолетов, схватить их, прицелиться и открыть стрельбу.
– Ты все равно умрешь, коп, – сказал Головоногий, и его губы искривились в злобной ухмылке, которую Ло Манто так хорошо помнил. – Я долго ждал, подожду еще немного.
– Я отвлек тебя от каких–то важных дел? – спросил Ло Манто. – Ты собрался провернуть очередную сделку с наркотиками или убить какого–нибудь беззащитного старичка?
Детектив прошел в глубь комнаты. Под его подошвами хрустело битое стекло. Возле телевизора, включенного на канал документальных фильмов, он увидел чемоданчик – тот самый, что был у Макгроу во время сделки, которую сорвал Ло Манто.
– Не возражаешь, если я тут осмотрюсь? – спросил он. – Я, знаешь ли, подумываю о том, чтобы купить себе квартирку неподалеку. Если получится, мы с тобой снова будем соседями.
– Вряд ли тебе тут понравится, – ответил Головоногий. – Здесь теперь все изменилось. Негров и пуэрториканцев стало больше, чем итальянцев, растет преступность, вот почему я вынужден носить оружие.
– И как только они терпят, что по соседству с ними обосновался дешевый кусок дерьма, торгующий наркотиками? – притворно удивился Ло Манто.
– Если тебя это интересует, спроси у латиносов и ниггеров. Я тут ни при чем.
Ло Манто взял чемоданчик, положил его на кофейный столик и открыл. Внутри находились четыре пакета с героином, по килограмму каждый.
– Значит, вся эта дурь – не твоя? – проговорил Ло Манто, переводя взгляд с пакетов на Головоногого. – А знаешь, если сюда по какой–то случайности – ну, примерно как случилось со мной – войдет полицейский из отдела по борьбе с наркотиками, он может не догадаться, что во всем виноваты черные и пуэрториканцы, а решит, что эту наркоту вознамерился толкнуть ты, и засадит тебя за решетку.
– Понятия не имею, как это сюда попало, – заявил Головоногий, даже не пытаясь скрыть ухмылку. – А если бы и знал, то что с того? Что ты можешь со мной сделать? Арестовать? Это тебе не Неаполь, макаронник! Здесь ты – пустое место!
– Значит, у нас обоих проблемы, – сказал Ло Манто. – Не знаю, как ты, но я не могу себе позволить в очередной раз сесть в лужу. Мой неапольский босс, инспектор Бартони, терпеть не может сотрудников, которые доставляют ему неприятности. Но если наркотиков нет, значит, мы оба чисты.
– Ты начинаешь меня утомлять, коп, а я этого терпеть не могу.
Головоногий посмотрел поверх плеча Ло Манто на узкий коридор, уходящий вправо, и на тень Джоуи Тягача Макгроу, который крался по направлению к гостиной. Обеими руками он сжимал рукоятку пистолета, а босыми ногами осторожно ступал по восточному ковру ручной работы, стараясь, чтобы не скрипнула ни одна половица. Ло Манто перехватил взгляд Головоногого, но сделал вид, что ничего не заметил. Он бросил два пистолета хозяина квартиры в открытый чемоданчик с наркотиками и отнес его на кухню. Пустив из крана холодную воду, детектив огляделся и сказал:
– А ты неплохо устроился. Я впечатлен. Видно, за преступления и впрямь щедро платят.
– Так сделай правильные выводы, – ответил Головоногий. – Переходи на нашу сторону или, по крайней мере, бери пример с большинства своих коллег: работай и на наших, и на ваших.
Ло Манто вытащил из деревянной подставки большой кухонный нож и разрезал один пакет с героином, а затем открыл его, бросил в раковину и стал смотреть, как тает белый порошок, растворяясь под сильной струей воды и стекая в сливное отверстие. Подняв глаза на противника, он увидел на его лице смесь страха, злости и растерянности.
– Расслабься, гнида, – проговорил Ло Манто. – Ты же не думаешь, что боссы обвинят в пропаже столь ценной партии первоклассного товара тебя. Скорее всего, они, как и ты, решат, что во всем виноваты черные и пуэрториканцы.
– Не могу дождаться того момента, когда я убью тебя! – От волнения голос Головоногого охрип. – Твоя смерть станет еще мучительнее, чем смерть старого еврея. Ты будешь визжать, как свинья, с которой заживо сдирают кожу.
Ло Манто надрезал второй пакет с наркотиком, вывалил его содержимое в раковину и переложил нож в левую руку. Правой он вытащил из–за пояса пистолет, вернулся в гостиную и остановился в двух футах от Головоногого.
– Говорят, полицейский не может применить силу против безоружного человека, – сказал он. – Слышал про это?
Головоногий кивнул, переведя взгляд с Ло Манто на Макгроу, который стоял уже на пороге гостиной.
– Да. Ну и что с того?
– А то, что это правило действует только в Нью—Йорке. Мы в Неаполе не обращаем внимания на такие глупости.
Первая пуля впилась гангстеру в ногу, заставив его сложиться пополам. Из маленького отверстия в джинсах, чуть ниже коленной чашечки, толчками хлестала кровь. Красные ручейки потекли вниз и вскоре образовали лужицу на оранжевом ковре. Головоногий был слишком потрясен, чтобы кричать, его глаза расширились, из прокушенной нижней губы тоже потекла струйка крови.
Ло Манто повернул голову и взглянул на тень, что двигалась слева от него, а затем развернулся и выпустил в сторону прихожей четыре пули, три из которых попали в Джоуи Макгроу, причем одна – точнехонько в сердце. Оба пистолета, которые Тягач держал в руках, упали на пол, а в следующий миг за ними последовал и он – уже бездыханный.
Сзади на Ло Манто налетел Головоногий, впившись обеими руками в шею детектива и упершись здоровым коленом ему в поясницу. От неожиданности Ло Манто выронил пистолет, от нехватки воздуха у него потемнело в глазах.
– Отведай–ка этого, коп! – рычал Головоногий. – Готовься к смерти!
Ло Манто присел и изо всех сил ударил локтем в раненое колено гангстера. Боль заставила Головоногого ослабить хватку, и тогда, мгновенно развернувшись на 180 градусов, Ло Манто всадил в живот противника кухонный нож, который держал в левой руке. Несколько бесконечных секунд он не шевелился, а затем рванул нож кверху, разрезая плоть и мелкие кости – так что лезвие оказалось в груди подонка. Руки Головоногого повисли вдоль тела, голова затряслась, глаза вылезли из орбит и покраснели. Из его рта пошла белая пена, а на шее вздулись тугие синие вены. Ло Манто слегка оттолкнул Головоногого, сделал шаг назад, а затем сильным ударом правой ноги вогнал нож еще глубже в грудь врага. Гангстер упал спиной на диван, его голова свесилась вниз, глаза были все еще открыты, но уже мертвы.
Ло Манто посмотрел на труп, покачал головой и негромко проговорил:
– Простите, что я так долго тянул с этим, мистер Зальцман.
Затем, переступив через тело Джоуи Тягача Макгроу, он вернулся в кухню, чтобы покончить с двумя оставшимися пакетами героина.
* * *
Дженнифер сидела на скамейке в зоопарке Бронкса, прямо напротив загона с белыми медведями. В руках она держала маленький пакетик с жареными орешками. Утреннее солнце согревало ее лицо, слабый ветерок ерошил пряди волос. Она улыбнулась, увидев процессию ребятишек, возглавляемую исполненными чувства долга родителями. И дети, и взрослые с одинаковым восторгом смотрели на обитателей Арктики, перенесенных вопреки их воле в этот жаркий, удушливый город. Некоторые животные самозабвенно плескались в холодной воде, другие нежились на мокрых камнях загона, ставшего для них новым домом. Зоопарк Бронкса всегда являлся для Дженнифер чем–то вроде святилища, местом, где она отдыхала душой в те моменты, когда груз повседневных проблем начинал казаться невыносимым. В накрахмаленном форменном платьице, она часто приходила сюда еще девочкой, когда училась в католической школе, чтобы поглазеть на тигров, похихикать над уморительными ужимками обезьян и повизжать от страха в темных закоулках серпентария. Чаще всего она приходила сюда одна, чтобы посидеть на скамейке, подумать и принять то или иное важное решение. Она приходила сюда в то утро, когда ее приняли в полицейскую академию, и в тот день, когда ей присвоили звание детектива третьего класса. Четыре долгих дня она, словно примерзнув к скамейке, просидела напротив вольера со слонами после своей первой перестрелки. А еще она приходила сюда на следующий день после похорон матери.
Дженнифер с хрустом разгрызла орех, бросила скорлупу в мусорное ведро, стоявшее справа от скамейки, и стала смотреть, как к ней медленно приближается Ассунта.
– Я думала, вы не придете, – сказала она, – но рада, что ошиблась.
– Автобусы шли с опозданием, – пояснила старая женщина, глядя на счастливые лица ребятишек. – Кроме того, я уже не так резва, как в молодости.
– А я слышала, что совсем недавно вы двигались с завидной быстротой, – с улыбкой проговорила Дженнифер. – Убежали от одного стрелка и прикончили другого.
– Но сейчас, когда я направлялась в зоопарк, за мной не гнались мужчины с пистолетами, – ответила Ассунта, улыбнувшись девочке с коротким «хвостиком», которая задорно помахала ей рукой. – В противном случае я оказалась бы здесь раньше вас.
– Я решила, что это вполне подходящее место, где мы могли бы побеседовать, – сказала Дженнифер. – Здесь спокойно и безопасно. А если мы проголодаемся, то без труда найдем место, где можно перекусить.
– Я ем только у себя дома и только то, что приготовила своими руками, – слегка скривилась Ассунта. – Терпеть не могу грязных кухонь и неприятных сюрпризов.
– Расскажите мне про Ло Манто, – попросила Дженнифер. – Но только не то, что я уже знаю или могу выяснить сама. Я хочу узнать то, что скрыто, о чем никогда не говорят. То, что знают и помнят лишь единицы.
Ассунта повернула голову и посмотрела на молодую женщину–полицейского. Старой итальянке нравилось ее тонко очерченное лицо, теплый взгляд, за которым таились решимость и упрямство. Она чувствовала, что Ло Манто небезразличен Дженнифер, и они во многом похожи, особенно в отношении к работе и сдержанности. Ассунта прожила на свете достаточно долго, чтобы понимать: рядом с ней сидит женщина, у которой хватает своих секретов, которая сама снедаема жаждой мщения.
– Для того, чтобы узнать все эти вещи, чтобы правильно понять их, чтобы у тебя не осталось вопросов, – Ассунта незаметно перешла на дружеский, почти материнский тон, – ты должна узнать нечто большее, чем один только Ло Манто.
– Что же это? – спросила Дженнифер, бросив пустой пакет из–под орешков в урну.
– Ты должна узнать все о каморре.
Правление каморры началось в шестнадцатом веке, после завоевания Италии испанцами. Именно тогда появилось тайное преступное общество под названием «Гардуна» – средневековый прототип неаполитанской каморры. То, что начиналось с невинных еженедельных встреч горстки местных жителей, стремившихся занять более прочное положение в своей захваченной неприятелем и разоренной стране, в течение веков и под покровом зловещего молчания превратилось в одну из самых мощных ветвей международной преступности. Испокон века всей деятельностью каморры руководила узкая группа боссов, называвших себя Великим правящим советом.
Если сицилийская мафия стремилась распространять свое влияние на маленькие провинциальные городки, то каморру интересовали в первую очередь крупные города – такие, как Неаполь и Нью—Йорк. Первым из известных каморристов в Нью—Йорк в 1916 году прибыл некто Алессандро Воллеро, который быстро организовал в городе Большого яблока бизнес рэкета. Настоящую охоту за ним устроил Джозеф Пет–рочино – американец итальянского происхождения, первый полицейский герой Америки начала прошлого века. Упрямый молодой детектив, объявивший войну хищникам, которые не давали житья простым людям, под конец отправился в Неаполь, чтобы сразиться с каморрой на ее территории, и был убит.
Ло Манто тщательно изучил способы и приемы, которые использовал Петрочино, и приспособил их к своей тактике полицейской работы, добавив изрядную дозу весьма жестких методов. В тот день, когда Ло Манто присвоили звание детектива, инспектор Бартони подарил ему взятую в рамку фотографию Петрочино – как постоянное напоминание о войне, которую он ведет, и о жертвах, которых она может потребовать. Ло Манто поставил фотографию в своей гостиной.
Со временем каморра полностью подчинила себе Неаполь и все итальянские кварталы Нью—Йорка, решая, кто будет работать, а кто – нет, кому суждено поужинать, а кому придется остаться голодным, кто будет жить, а кто умрет. Боссы, возглавлявшие различные банды, без колебаний проливали кровь как чужих, так и своих, легенды об их жестокости преодолевали огромные расстояния, и с каждым новым убийством их могущество росло и укреплялось.
Пеллегрино Морано, бандит с Кони—Айленда, был первым среди известных крестных отцов каморры, который создал в Нью—Йорке свою преступную базу. Вскоре его примеру последовали другие, вроде Джона Эспозито по кличке Левша, Луиджи Бизарро и Тони Умбриако, получившего кличку Торпеда. Они нажили огромные состояния, наладив систему рэкета, установив контроль над портами, мясными и рыбными рынками, уборкой мусора и строительными контрактами, которые получали от продажных чиновников. Гарантируя стабильную работу и регулярную выплату зарплат, они взамен получали тридцать процентов от всех доходов тех, кто находился под их «крышей». Пять процентов этой суммы они затем передавали выборным руководителям пяти городских районов, а еще три процента делили между начальниками местных отделений полиции, также находившимися на содержании у каморры.
– Они разбогатели, обирая других, – рассказывала Ассунта. Она и Дженнифер неторопливо шли по направлению к огромному бассейну, в котором резвились тюлени. Вдоль перил выстроились восторженно визжащие дети и их уставшие родители. – Это самый короткий путь к богатству – что здесь, что в любой другой стране.
– Самый короткий путь не только к богатству, но и к тюремной камере, а то и к пуле в голову, – добавила Дженнифер. – Мало кто из бандитов живет достаточно долго, чтобы потратить награбленное.
– Это верно для большинства других банд, – возразила Ассунта, – но не для каморры.
К концу Второй мировой войны, когда рухнула мечта дуче, страна оказалась в отчаянном положении, а Неаполь был разорен больше, чем любой другой итальянский город, каморра не преминула воспользоваться открывшимися возможностями. Местные доны придумали отвратительный по своему цинизму план, нацеленный на сохранение и, более того, расширение их преступной империи. Они занялись… благотворительностью. Вскоре едва ли не каждая семья в городе пришла на поклон к каморре, считая это единственным способом выжить в условиях беспросветной нищеты и разрухи.
– Это был дьявольский план, – продолжала свой рассказ Ассунта. – Если работающий человек задолжал каморре, ему предлагалось на выбор три возможности: он мог либо заплатить долг, либо умереть, либо отдать гангстерам своего младшего сына, чтобы те воспитали его так, как считают нужным, дали ему образование по собственному усмотрению и научили своему образу жизни.
– Получается, они просто отбирали детей у их родителей? – не веря собственным ушам, спросила Дженнифер.
– Зачастую родители были настолько бедны и обездолены, что не могли собственными силами сохранить жизнь своему ребенку. Тогда они добровольно отдавали его каморре, – ответила Ассунта. – Тогда эти мальчики получали хорошую еду, их отдавали в лучшие школы и ставили на дорожку, которая со временем приводила их к большим деньгам.
– Сколько же их было, таких мальчиков, и как долго это продолжалось?
– Сотни, – качнула головой Ассунта, – и продолжалось это на протяжении многих десятилетий. У детей выявляли природные таланты и всячески поощряли их развитие. Если, скажем, у мальчика была склонность к математике, его отдавали в бизнес–школу, если он проявлял склонность к биологии, его ожидала карьера врача. Такая система позволила каморре проникнуть во все без исключения сферы общественной деятельности.
– Подобная практика существовала и здесь, в Нью—Йорке? – спросила Дженнифер.
– Здесь это появилось значительно позже, но к тому времени, когда Ло Манто стал подростком, да, это уже было.
Николо Росси стал первым крестным отцом каморры, который установил в Нью—Йорке порядки, царившие до этого только в Неаполе. Он понял, что юные умы, обладающие острым чутьем в области бизнеса, необходимо поощрять, дабы они завоевывали лидирующие позиции в крупных брокерских домах и финансовых институтах. Его план, рассчитанный на многие годы вперед, предполагал, что Нью—Йорк станет поставлять организации «мозги», а Неаполю отводилась роль поставщика «мускулов». Подобная форма союза между городами станет неуязвима и обеспечит процветание каморры как в Нью—Йорке, так и в Неаполе.
Отец Ло Манто был человек хороший, но слабый, – продолжала Ассунта. Теперь женщины сидели за маленьким столиком кафе под открытым небом и потягивали капучино со льдом. – Заядлый игрок, он однако не имел средств, чтобы удовлетворять эту пагубную страсть, и постоянно сидел по уши в долгах у ростовщиков дона Николо. Обычно у них с женой получалось заработать денег, чтобы расплатиться с долгами, но однажды случилось так, что ему это не удалось.
– И из–за этого они его убили? – спросила Дженнифер.
Ассунта посмотрела на молодую женщину, улыбнулась и покачала головой:
– Нет, это только Ло Манто так думает. Ему сказали, что отец взбунтовался против каморры, устав отдавать большую часть своего заработка преступникам и выплачивать долги с бешеными процентами. Такова была легенда, которую ему преподнесли в детстве и в которую он верит до сих пор.
– Он хороший полицейский, – проговорила Дженнифер, – просто великолепный и смог бы докопаться до истины, если бы захотел.
– Мы ищем только те ответы, которые хотим найти, – философски заметила Ассунта. – Но даже в этих случаях нам не всегда хочется верить в то, что мы узнали.
– Так что же случилось на самом деле?
Ассунта сделала большой глоток кофе и посмотрела на молодую женщину пристальным взглядом. Она собиралась раскрыть ей секрет, известный лишь горстке людей, секрет, который – стань он достоянием гласности – мог привести к еще более беспощадному кровопролитию и новым смертям. Затем старая итальянка сделала глубокий вдох, откинулась на спинку железного стула и подставила свое морщинистое лицо солнечным лучам.
– Они собирались убить его. Приказ уже был отдан. Дон Николо знал, что денег назад он не получит, поэтому каморре оставалось только убить его.
– Ло Манто знал о том, как все это происходило?
– Отец может многое утаить от сына, каким бы умным ни был мальчик, – ответила Ассунта. – А соседи – то ли от страха, то ли из уважения – хранили молчание.
– Но все же отца Ло Манто убила каморра? – задала вопрос Дженнифер. – Хотя бы это – правда?
– Это было и всегда останется правдой, – кивнула Ассунта. – Вот только от мальчика скрыли истинную причину убийства его отца.
Женщины встали и снова пошли по асфальтовой дорожке, направляясь к выходу из зоопарка. Старая держала молодую под руку, и со стороны они выглядели как мать и дочь, в кои–то веки вышедшие погулять вдвоем.
– Мать Ло Манто отправилась к дону Николо. – Теперь в голосе Ассунты зазвучали низкие загробные нотки. Так обычно дети, собравшись вокруг костра, рассказывают друг другу страшные истории. – Она была гораздо храбрее своего мужа и решила попробовать найти выход из того тупика, в который он их завел. Она попросила крестного отца сохранить мужу жизнь и простить долг, а взамен пообещала отдать ему своего сына. Но не того, которого она родила от мужа, Джанни. Она сказала, что отдаст дону Николо сына, которого родит от него и в жилах которого будет течь кровь семьи Росси.
Дженнифер остановилась и повернулась к своей спутнице. Чудовищность услышанного обрушилась на нее тяжестью девятого вала.
– И он согласился? – спросила она охрипшим шепотом.
– А как же! – пожала плечами Ассунта. – Получить единокровного ребенка от прекрасной женщины, ребенка, которого никто и никогда даже пальцем тронуть не осмелится! Может ли быть что–либо более упоительное, нежели власть, достигшая таких пределов?
– И у них родился сын? – вновь спросила Дженнифер, боясь услышать ответ, который уже был ей известен.
– Да, – кивнула Ассунта, – у них родился сын. Он появился на свет в местной больнице, за два месяца до того, как Джанни исполнилось шесть лет. Роды принимала я.
– Пит Росси… – прошептала Дженнифер.
– Преступный дон, которого с такой силой ненавидит Джанкарло Ло Манто, против которого на протяжении последних пятнадцати лет он ведет непримиримую войну, мстя за смерть отца, на самом деле является его младшим братом.
– Значит, отца Ло Манто убили не из–за долгов, – протянула Дженнифер. – Он погиб, потому что каким–то образом узнал обо всей этой истории и отправился к дону выяснять отношения.
– Он ничего не подозревал до той самой ночи, когда ребенок появился на свет, – подтвердила догадку Дженнифер Ассунта, горестно качая головой. – Он шел по коридору больницы с букетиком цветов в руке и вдруг увидел, как из палаты его жены выходит дон Николо со своей свитой. Он отступил в темный угол и слышал, как гангстеры поздравляют своего босса с рождением такого сильного и красивого сына.
– Он все же повидался с женой? – спросила Дженнифер. – Попытался выяснить, как такое стало возможным?
– Как любой другой мужчина, он был слишком горд и не умел признавать собственные ошибки. Он ушел из клиники и отправился неизвестно куда в поисках бутылки вина и пистолета.
– Ло Манто был уже достаточно взрослым, чтобы понять, что у его мамы вскоре родится второй ребенок, – проговорила Дженнифер, – он, наверное, спрашивал, что произошло.
– Спрашивал, конечно, но разве ему рассказали бы правду?
– Но они еще долго жили по соседству, и мать Ло Манто покинула Америку, только когда мальчику исполнилось семнадцать, – сказала Дженнифер, остановившись возле машины и распахнув переднюю дверь для старой женщины. – Зачем было так долго ждать?
– Она втайне ухаживала за маленьким Питом – до тех пор, пока ему не исполнилось шесть лет. Ей было позволено посещать ребенка три раза в неделю и иногда брать его на воскресные прогулки. Затем мальчика забрали и отправили учиться. Для Пита Росси началось долгое путешествие, которое со временем привело его туда, где он находится сегодня. Несколько месяцев Анджела оплакивала своего потерянного сына и потом уехала в Неаполь.
– Бедная женщина! – вздохнула Дженнифер. – Столько лет жить с такой болью в сердце и даже не иметь возможности ни с кем поделиться ею!
– Хуже того, жить, зная о том, что изо дня в день двое твоих сыновей ведут войну друг против друга, войну, которая в итоге неизбежно унесет жизнь либо одного из них, либо их обоих.
– Я полагаю, что если ничего этого не знает Ло Манто, то Пит Росси – тем более?
– Пит – один из них и является таковым с тех пор, как сделал свой первый вдох, – ответила старуха. – Он – Росси. Он – крестный отец каморры. Надеяться на то, что в этой груди бьется человеческое сердце, равносильно ожиданию чуда.
Дженнифер открыла водительскую дверь и села за руль, а затем вставила ключ в замок зажигания и завела двигатель, однако ехать не торопилась. Повернув голову вправо, она посмотрела на пожилую итальянку и сказала:
– Я понимаю, вам было непросто рассказать мне все это, и я не знаю, почему вы так поступили, но, как бы то ни было, я рада, что вы сделали это.
– Видишь ли, детка, – невесело усмехнулась Ассунта, – ответы на наши вопросы очень часто ведут к появлению новых вопросов. Я взвалила на тебя тяжкий груз. Узнав все, ты можешь либо молчать, либо начать действовать, но что именно выбрать, решать только тебе.
– Я что–нибудь придумаю, – сказала Дженнифер, – и мне лишь остается надеяться на то, что я найду правильное решение.