Текст книги "Парадиз–сити"

Автор книги: Лоренцо Каркатерра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Держи свой доллар, – сказал Мо. – А завтра приходи с двумя стаканами. Один – мне, другой – себе. Мне – побольше молока и четыре сахара. А себе – как хочешь. Но это только, если у тебя будет время и желание.

– Куплю по пути, – пообещал Ло Манто. – А собаке тоже чего–нибудь принести?

– Ничего ему не надо – он и так с утра бодренький, – проговорил Слепой Мо. – Воды из миски полакал, едой собачьей похрустел – и готов полностью. Это нам с тобой иной раз не помешает взбодриться.

На следующее утро Ло Манто вышел из дому на четверть часа раньше обычного, заскочил в «деликатеску» Дика, купил два стаканчика кофе и направился к углу, где в двух кварталах от продовольственной лавчонки торчал Слепой Мо. Стаканы немилосердно обжигали пальцы. Он остановился перед слепцом. Спущенный с поводка бульдог лакал холодную воду из большой синей миски, стоявшей справа от хозяина. Оставалось ждать, когда «король тотализатора» сам догадается о присутствии гостя.

– Прикажешь мне самому догадаться, какой кофе с сахаром? – спросил наконец Слепой Мо. – Или ты молчишь из деликатности – мол, оба стакана одинаковые?

– Вот этот – ваш, – протянул Ло Манто стаканчик, который держал в правой руке. – Я на всякий случай еще несколько пакетиков сахара прихватил, если вам вдруг захочется послаще.

Слепой Мо взял стаканчик, поднес к губам и одним долгим глотком выпил половину.

– В моем списке наслаждений большая чашка свежего сладкого кофе стоит на втором месте после красивой женщины. С минимальным отставанием, – наставительно добавил он, повернув к Ло Манто лицо, наполовину скрытое большими черными очками. – Ты еще мал, сравнивать пока не можешь. Так что придется тебе поверить мне на слово.

Ло Манто осторожно отхлебнул кофе и улыбнулся. Между Слепым Мо и темно–коричневым бульдогом на боку стоял деревянный ящик.

– Вы не возражаете, если я присяду? – вежливо осведомился он.

– Если Малыш Мо не возражает, то и я не против, – ответил Слепой Мо. – Не хочу только, чтобы мне делали выговоры, если ты начнешь опаздывать в школу. Я-то уже на месте, там, где должен быть. А вот тебя ждет класс и строгая монахиня у доски.

– Не такие уж они строгие, какими притворяются, – беззаботно отмахнулся Ло Манто, опускаясь на ящик под бдительным взглядом пса. – Говорить они могут что угодно, но по глазам–то видно, что все это не всерьез.

– В мое время в школе по–другому было, – поделился воспоминаниями Слепой Мо. – Ох, до чего же злые были эти бабенки в накрахмаленных белых робах! Знал я немало мужиков, которые долгие годы отбарабанили на зоне. Так они из тюряги выходили и то не такими озлобленными, как эти чертовы монашки.

– Так вы тоже в католическую школу ходили? – несказанно удивился Ло Манто.

– А ты думал, я прямо тут, на этом углу родился? – вопросом на вопрос ответил Слепой Мо. – Ия свой срок оттянул – как ты сейчас тянешь. Только запихали меня в специальную школу – не то что твоя теперешняя. Моя была для детишек, которые не могут нормально учиться, потому что не видят.

– И чему же вас там учили? – полюбопытствовал Ло Манто.

– Наши дамы проповедовали правду, – сказал Слепой Мо. – Вернее, вколачивали ее в башку. Они говорили мне, что из–за своей слепоты я не должен ожидать от окружающих ничего, кроме жалости, а это такая хреновина, с которой особенно не разжиреешь. Меня учили обходиться тем, что у меня есть, и не убиваться из–за того, чего у меня нет. Они не могли научить меня видеть, зато научили слышать. И урок этот пошел мне впрок – неплохой выигрыш мне в жизни принес.

Слепой Мо слышал все на свете. Свой врожденный физический недостаток он использовал для того, чтобы развить другие чувства. Когда другие говорили, Равини слушал, и одно лишь это позволило ему с годами создать основу своего влияния и благополучия. Незнакомцы, друзья и враги – все одинаково считали, что могут безбоязненно изливать перед ним душу, доверять ему, и искали совета у человека, редко открывавшего рот. Он был ушами Восточного Бронкса, знал о зачатках любой сделки и любого жульничества, прежде чем они становились реальностью. Ему не требовались глаза, чтобы распознать главных игроков, границы зон влияния преступных сообществ, а также то, какие из уличных дельцов действуют под крышей Росси. Он собирал информацию и хранил ее в мозгу, словно в собственном банке, не упуская ни одной подробности, тщательно учитывая все входящие и исходящие. Его величайшим даром была способность делать бизнес, не вмешиваясь ни в чью жизнь, а просто молча стоя на углу в Восточном Бронксе и принимая ставки.

Ло Манто постучал в массивную деревянную дверь, повернул ручку и вошел внутрь квартиры. Дженнифер последовала за ним. В коридоре царил мрак. По половицам громко застучали когти бросившейся им навстречу большой собаки. Дженнифер инстинктивно потянулась за револьвером. Ло Манто разорвал пакетик с сухариками для собак и взял пару сухариков в правую руку. Он подпустил бульдога поближе, когда уже слышен был глухой рык, вырывающийся из собачьей груди.

– Sono io, – сказал Ло Манто собаке, зная, что Равини всех своих псов приучал слушаться только команд на итальянском. – Fa il bravo and sietate^[22].

Бульдог резко затормозил. Проехав по инерции еще некоторое расстояние на когтях, он плюхнулся на задницу. Ло Манто нащупал в темноте маленький кофейный столик и включил на нем лампу с узорным абажуром. Перед ними сидел крупный коричневый бульдог с мокрым языком, свисающим набок из огромной пасти. Собака сидела, терпеливо дожидаясь угощения. Ло Манто протянул псу раскрытую ладонь. Тот, приподнявшись, в мгновение ока слизнул с нее два сухарика и опять уселся, чтобы в полной мере насладиться приятным сюрпризом.

– Ты научился обходить глупого пса, – раздался голос Слепого Мо. – Но почему ты так уверен, что проскользнешь мимо меня?

Ло Манто подошел к Слепому Мо, который стоял в проеме между прихожей и кабинетом. Со времени их первой встречи он сильно состарился. Его короткая прическа в стиле «афро» была отмечена дорожками седины, да и борода местами побелела. На носу у него были все те же большие темные очки, но передвигался он без трости.

– Я подумал, что тебе будет приятно услышать мой голос, – произнес Ло Манто, мягко положив руку Слепому Мо на плечо. – Вот и решил заглянуть.

– Кончай трепаться, – оборвал его Слепой Мо. – И что это за женщина?

Ло Манто оглянулся на Дженнифер и подтянул ее поближе за руку.

– Коп, – сообщил он слепому. – Городское управление полиции попросило ее присматривать за мной. Чтобы я не вляпался во что–нибудь сгоряча.

– Сам догадался, – буркнул Мо. – А то можно подумать, что ты заявился ко мне, чтобы показать своей девушке берлогу слепца. Тогда бы твое свидание с ней закончилось, еще не начавшись. Ох, бабы вокруг тебя черт–те чем заняты – или от пуль уворачиваются, или сами палят. А то, что она из числа копов, вычислить нетрудно – от нее духами не пахнет.

– Знала бы – откупорила бы пузырек «Шанель», – подала голос Дженнифер. – Согласна, девушке иной раз не мешает вспомнить об этом. Да только, знаете ли, все время приходится нестись туда, куда не зовут заранее.

Слепой Мо улыбнулся.

– А в ней что–то есть, – поделился он впечатлением с Ло Манто. – Мне это нравится. И тебе не помешало бы быть чуточку таким же. Ей–богу, не помешало бы.

– У тебя найдется для меня немного времени? – спросил Ло Манто.

– Ты привел ко мне женщину, принес целый мешок собачьей еды, – рассудительно произнес Слепой Мо. – Более чем достаточно, чтобы налить вам по чашке кофе и уделить минут пятнадцать. Ну, как, хватит вам столько?

– Зависит от того, что ты подашь к кофе на сладкое, – ответил Ло Манто, следуя за Слепым Мо в его кабинет.

Старик зажег свет. Обширный офис был наполнен металлическими шкафами, на серых стенах висели – не понятно зачем – старые фотографии, а книжные полки использовались для хранения пластинок с джазом и блюзами. Все они стояли строго в алфавитном порядке. Однако самым примечательным в комнате были два огромных окна от пола до потолка, из которых открывался захватывающий вид на просторы Ленокс–авеню.

– Вообще–то, я мог вас обоих пристрелить за взлом квартиры, – проворчал Слепой Мо, направляясь в угол кабинета, где была оборудована маленькая кухонька, – и остался бы чист перед законом. А его, видишь ли, еще сладостями корми!

– Так я ж не для себя прошу, – попытался оправдаться Ло Манто, садясь на массивный стул красного дерева перед письменным столом Слепого Мо. – У нас же гостья. Вот я и подумал, что неплохо было бы побаловать ее чем–нибудь вкусненьким.

– Если ей чего–то надо, пусть сама попросит, – ответил Мо. – В жизни еще не встречал стеснительного копа. Или стеснительной женщины. А она проходит по обеим категориям.

– Мне и кофе достаточно, – сказала Дженнифер. – Больше ничего не надо.

– Вот и отлично, – удовлетворенно заключил Слепой Джо, который, стоя к ним спиной, наливал кофе в три большие кружки. – Значит, есть хотят только двое из нас.

В каждую кружку он добавил молока и насыпал сахару, не потрудившись спросить, нужно ли это кому–нибудь. Мо повернулся и поднес им две кружки. Внутри у него все чутко вздрогнуло, когда он ощутил случайное прикосновение руки Дженнифер, отметив про себя, до чего же нежна ее кожа. Вернувшись к кухоньке, Слепой Мо взял третью чашку, подошел к своему столу и сел в тяжелое кресло–качалку, обитое черной кожей. Он нажал кнопку возле старого телефона с диском, и комнату наполнили звуки музыки Джона Колтрейна^[23].

– Ладно уж, – миролюбиво проговорил Мо. – Выкладывайте, чего вам нужно.

– Мне нужно знать, не слышал ли ты чего–нибудь о подготовке важного заказного убийства, – сказал Ло Манто. – Предположительно, оно должно быть осуществлено в предстоящие несколько дней. В конце недели или, может, в начале следующей, но никак не позже.

– Подскажи, кто на мушке, – попросил Слепой Mo. – Кто этот бедный недотепа, которому хотят организовать похороны?

– Я, – произнес Ло Манто.

* * *

Фелипе откинулся на деревянную спинку скамьи переднего ряда ложи напротив первой базы бейсбольного стадиона. Он ожидал начала игры между командами «Метс» и «Филлиз». Правая рука его была крепко забинтована – на рану, которую нанес ему своим ножом Чарли Саншайн, потребовалось наложить пять швов. Фелипе обожал и сам бейсбол, и в особенности «Метс», а потому был в совершенном восторге, когда явился Ло Манто с двумя билетами, да и еще и с суммой денег, достаточной для захода в Бриллиантовый клуб^[24]. Тем не менее, вел он себя весьма сдержанно, силясь не выдать возбуждения.

– Многовато отстегиваешь, – с достоинством заявил он детективу. – Я столько не заработал.

– Не волнуйся, – успокоил его Ло Манто. – Не из своего кармана отстегиваю. Билеты – от капитана. Сам он на игру попасть не может, но ему не хочется, чтобы билеты пропадали. Я ему обещал, что отдам их в хорошие руки.

– И никаких дополнительных условий? – опасливо поинтересовался Фелипе. Ло Манто он знал всего несколько дней, но изучил уже достаточно, чтобы понять: этот человек без плана и шагу не ступит, даже на трибуну бейсбольного стадиона. – Значит, мне просто пойти туда и ни о чем не волноваться, никого не высматривать?

– Просто расслабься и получи удовольствие, – напутствовал его Ло Манто, вручая ему билеты и прилагавшийся к ним сезонный абонемент. – Лопай хотдоги и соленый арахис, только не заработай расстройство желудка. За все плати сполна – денег тебе хватит. Ни у кого по карманам тырить не надо.

– Но тут два билета, – заметил Фелипе. – Сам–то ты пойдешь?

– У меня назначена встреча, пропустить которую мне никак нельзя, – с сожалением произнес Ло Манто. – А бейсбольный матч может длиться целую вечность, особенно с такой командой, как «Мете». Если у меня будет возможность, то забегу, может, успею на несколько подач.

– Так мне одному идти? – спросил Фелипе, начиная ощущать, что все обстоит не так просто, как кажется. – И ничего не делать – только болеть за любимую команду? Вперед, мол, ребята?

– Иди и болей в гордом одиночестве. Только ты плюс еще тысяч тридцать фанатов. Но будет там один человек, которому совершенно наплевать, кто выиграет, а кто проиграет. И смотреть он будет в основном за тобой. В какой–то момент, примерно на четвертой подаче, а может, и на пятой, он подойдет и сядет на пустое место рядом.

– Я так и знал, – обреченно пробормотал Фелипе. – Слишком уж хорошо ты поначалу все расписывал. Правильно люди говорят: бесплатных бутербродов не бывает.

– Просидит он не дольше часа, – продолжил Ло Манто. – Когда решит, что уже насмотрелся всяких ударов, пробежек и ошибок, то встанет, улыбнется тебе и направится к выходу. Оставит тебе спортивную куртку с эмблемой «Мете», в рукаве которой будет спрятан желтый конверт. Куртку возьмешь себе, а конверт отдашь мне.

– Слишком просто у тебя получается, – сказал Фелипе. – А что, если все пойдет совсем не так, как ты тут нарисовал?

– У тебя одна забота – поглазеть на «Метс», – поставил точку Ло Манто. – А уж обо всем остальном позабочусь я.

* * *

На четвертой подаче счет был равный – 1:1. Фелипе поставил ступни поудобнее на синюю металлическую перекладину, надвинув на нос кепку с эмблемой «Метс». Он доедал вторую пачку крекеров и уже насладился зрелищем того, как Майк Пьяцца принял навесной. У «Филлиз» подающим был Кевин Миллвуд, который во все глаза смотрел на своего принимающего в ожидании тайного знака, смекая, как бы обмануть игрока «Метс» Хосе Рейеса, уже занесшего биту. Фелипе обхватил колени руками и подался вперед в предвкушении драмы. Бросок надежд не оправдал – мяч отлетел в левый угол, в то время как весь стадион скандировал: «От–бей!» Парнишка в досаде отвернулся, и взгляд его уперся в высокого, плотного мужчину, который, медленно сойдя вниз по высоким бетонным ступеням, опустился на свободное место рядом. При втором броске Рейес резким ударом отбил мяч в центр и, едва не паря над землей, понесся к первой базе.

– Кажется, я вовремя, – удовлетворенно произнес дядька, поставив на пол большой пластмассовый стакан с пивом и звучно разодрав пакет с орешками. – Может, еще увижу несколько хороших забегов.

– Вряд ли, – поспешил разочаровать его Фелипе. – Оба подающих бросают точно в варежку. Отбить удается редко – только когда бросок не получается.

– А ты, я вижу, в игре дока. – Дядька протянул Фелипе раскрытый пакет с орешками. – За школу играешь?

– Нет, с друзьями, – признался Фелипе. – Только лига у нас не очень–то организованная. Случайные игры, когда нас достаточно набирается.

– На каком месте стоишь?

– Все зависит от того, когда прихожу, – пояснил Фелипе. – Если пораньше, то у меня есть выбор, а больше всего я люблю подавать. Если прихожу поздно, то меня обычно назначают в принимающие – и так до конца игры.

Дядька вальяжно откинулся на спинку скамейки, и пол вокруг него быстро покрылся ореховой скорлупой. Видно было, что он с головой ушел в созерцание игры. Фелипе искоса посмотрел на его руки – грубые, покрытые шрамами. На мизинец правой руки был туго насажен перстень с овальной печаткой. Это были характерные руки отбивающего. Такой и в драке чувствует себя как рыба в воде, постоянно готовый проявить свои бойцовские качества в уверенности, что все равно, мол, наша возьмет. Костюм на нем был хорошего покроя, дорогой и как–то не вязался с обликом этого типа, служившего олицетворением грубой силы. Подсветом мощных ламп в его густой шевелюре обнаруживались прожилки седины. А когда дядька повернулся к мальчику, стали видны и тонкие морщинки вокруг темных глаз.

– Что–то я тебя не припомню, – сказал он. – Давно с этим копом дружишь?

– Достаточно, чтобы сидеть вот тут с вами, – ответил Фелипе, гадая, по какую сторону баррикад находится его сосед – среди друзей Ло Манто или среди его врагов.

– Расслабься, парень, – добродушно хмыкнул тот. – Мы с тобой в одной команде. Если боишься, что тебе достанется, то уж точно не от меня. Мы с твоим легавым приятелем знакомы не пару дней, а уже несколько десятилетий.

– Я вас считаю за друга, – серьезно произнес Фелипе. – Не думаю, что он усадил бы меня рядом с вами, если бы было по–другому. Но все равно в воду входить лучше шаг за шагом, а не нырять в омут.

– Я тебя понимаю, – ответил дядька. – Осторожность никогда не помешает. А сейчас нам лучше всего отдохнуть от разговоров и посмотреть за игрой. Очень скоро я встану и уйду. Потом вернусь, принесу кое–какие вещички. Положу их на сиденье и тогда уже распрощаюсь с тобой окончательно. Вот такой занимательный у нас получится вечер. Если повезет, конечно.

Фелипе кивнул с улыбкой:

– Добавить бы ко всему этому победу «Метс», и тогда я сегодня засну совершенно счастливым.

* * *

Тони Коллинз и Рок Пуллмэн, два бойца каморры, стояли в проходе, ведущем в сектор 421А. Оба внимательно следили за Фрэнком Сильвестри, беззаботно болтавшим с каким–то подростком–латиносом. Им было велено неотступно следовать за Сильвестри, отслеживать каждый его шаг, каждое движение, а приблизиться к нему можно было лишь в том случае, если это удастся сделать абсолютно чисто и незаметно. Босс ясно сказал им, что они могут рассчитывать на особую милость дона, которого они сами в глаза не видели. Если, конечно, им удастся принести хоть какую–то информацию, дающую повод заклеймить Сильвестри как предателя. Они таскались за ним битых два дня, но до сих пор не увидели ничего, что позволило бы сделать подобное заключение.

– А ты не ослышался? – усомнился Коллинз. Этот громила лет тридцати пяти был по рождению итальянцем, которого усыновила пожилая пара. Правда, вскоре старики отказались от него, выяснив, что этот трудный ребенок им не по зубам. Таким образом, он вырос в Соединенных Штатах на иждивении у одного из бригадиров каморры, который направил склонность мальчишки к насилию в нужное для семейства русло. – Неужто этот парень стучит на бригаду?

– Н-насколько я понимаю, – ответил Пуллмэн, слегка заикаясь.

Этот мужчина был несколько моложе, сильнее и гораздо опаснее, чем его партнер. Вспыхивал как порох и опустошал обойму в мгновение ока. В бизнес он попал менее трех лет назад, после того как вытащил Коллинза из заварухи в одном из танцклубов в южной части Манхэттена, где на того была устроена засада. Результатом этого шага, предпринятого скорее по велению инстинкта, чем из благородства, стали трупы двух наркодельцов средней руки, погибших в перестрелке, а также признательность каморры, выразившаяся в предложении следовать ее указаниям. И Рок Пуллмэн с готовностью выполнял эти указания, в особенности если от него требовалось всадить в кого–нибудь пулю.

– Зачем ему тогда было тащиться на бейсбол да еще с каким–то сопливым латиносом из Бронкса? – спросил Коллинз, не обращая внимания на восторженный вопль болельщиков команды «Метc».

– Не мое дело разбираться, куда и зачем таскается этот старый хорек, – дернул плечом Пуллмэн. – А то, что он пришел сюда с парнишкой… Ну, может, в самом деле захотел провести вечерок на бейсболе. В таком случае мы потратили впустую несколько часов. Ничего страшного.

– В таком случае он пришел бы сюда вместе с парнем, – заметил Коллинз, – а не явился бы отдельно, когда игра уже на четвертой подаче. Не с работы, поди, спешил. Сидел в баре, потом залез в машину, поехал…

– Так, может, мальчишка – связной? Ну, передать там что–нибудь или забрать, – задумался Пуллмэн. – Или еще для чего–то?

– Короче говоря, дело здесь не чисто, – сделал вывод Коллинз. – Бейсбол, парень этот – как–то странно все это выглядит.

– Завалим этого старого пердуна прямо здесь – только слово скажи, – предложил Пуллмэн. – Другой такой возможности у нас не будет. Вот он – перед нами, как на блюдечке. И никого опасаться не надо. Все вокруг ударятся в панику – справа, слева, снизу, сверху. А мы чпокнем его и уйдем спокойненько, будто ничего не случилось. Сделаем это дело и заработаем себе очки, много очков. Может, нас заметят наконец. А то работаем–работаем…

– Если бы от нас хотели, чтобы мы его замочили, то нам прямо так и сказали бы, – возразил Коллинз.

– Нет, этого чувака точно укокошат, – настаивал на своем Пуллмэн, – иначе нас не посадили бы ему на хвост. Вопрос только, где и когда. Давай сделаем это сейчас.

– А вдруг это будет неверный ход? – спросил Коллинз. Он остановил разносчика пива и щедро заплатил за два стакана, в которых, казалось, не было жидкости – только пена. – Ив какой части города тогда прикажешь тебя похоронить?

– Этот тип стал бригадиром, когда нас с тобой еще на свете не было, – рассудительно произнес Пуллмэн, потянувшись за стаканом. – Как раз такого замочить и надо, если хочешь создать себе репутацию. Именно так карьеры делаются. И будь что будет! Главное – завалить, а разбираться потом станем. Может, конечно, и дерьма нахлебаемся, но уж лучше так, чем всю жизнь на побегушках.

Отхлебнув пива, Коллинз бросил взгляд на просторы бейсбольного поля. В ушах его стоял крик зрителей, изо всех сил болеющих за местную команду. Он обдумывал возможные действия. Конечно, самым мудрым было бы четко следовать инструкциям – идти по пятам за Сильвестри, отмечая, куда он направляется, с кем встречается, а потом аккуратно доложить о своих наблюдениях начальству. Более рискованным было сделать то, о чем тебя не просили, – завалить одного из боссов каморры, которого они своим волевым решением занесли в список видов, обреченных на исчезновение. Коллинз понимал, что такой шаг могут расценить двояко: или как мощный и блестящий, или как идиотский и опасный. И ему сейчас предстояло принять решение, по какой дороге идти. Допив пиво, он бросил пустой стакан на бетонный пол.

– Ладно, мочим.

* * *

Сильвестри стряхнул пыль от ореховой скорлупы с черной сорочки и лацканов пиджака, а затем вытер ладонью губы. Он снова взглянул на Фелипе. Парнишка не в силах был оторваться от игры, шедшей с равным счетом. В душе гангстера шевельнулась зависть – к молодости и свободе, к способности безоглядно отдаться какой–нибудь ерунде вроде бейсбола. И еще к чистоте, которой совершенно неведомы тяготы и тревоги преступной жизни. Он был достаточно наслышан о Фелипе и знал, что мальчик хорошо справляется с жизненными трудностями, закален в повседневных передрягах и умеет прятать страх. Парень выпутывался из сложных ситуаций, быстро соображал и в нужный момент принимал правильное решение. В глазах Фелипе Фрэнк Сильвестри прочел ту же яростную сосредоточенность, что гнездилась во взгляде Ло Манто, когда нынешний коп был в том же мальчишеском возрасте. В этом взгляде сквозили решимость и нежелание пасовать перед любой опасностью, какую бы ни подбросила богатая на выдумку судьба. Такую жесткость взгляду придают трудные уроки уличной жизни и боль утрат. Теперь же наступило время в полной мере применить эти уроки на практике.

– Я должен был передать тебе конверт, завернутый в куртку «Метc», – сказал Сильвестри Фелипе, когда оба, стоя, наблюдали за событиями, разворачивающимися в ходе седьмой подачи. – Обойдешься одним конвертом. Купить тебе куртку не было времени. Приходится спешить.

Фелипе посмотрел на Сильвестри, а затем на лица окружающих. Это были или люди в костюмах и галстуках, примчавшиеся на бейсбол после сумасшедшего дня, проведенного за столом в офисе, или папаши с сыновьями. Те, как на подбор, были в бейсбольных кепках и с перчаткой на руке, лелея мечту поймать мяч, случайно залетевший на трибуны. Остальной частью зрителей были старики, благодарные судьбе за вечер, когда их в пустой квартире не преследуют шорохи одиночества. Ни один не был похож на изготовившегося киллера.

– Мне пойти с вами? – спросил Фелипе. – Может, помогу чем?

Сильвестри покачал головой и выдавил смешок.

– Ло Манто говорил мне, что ты парнишка крепкий и смелый. Спасибо за предложение, но позволь уж мне самому разобраться. А если не одолею двух начинающих бандитов, значит, они заслужили почетное право меня прикончить.

– Они шли за вами? Прямо досюда? – ахнул Фелипе.

– Поначалу я их не заметил, – признался Сильвестри, – но потом засек – в тот момент, когда коротышка выбил мяч на трибуны. Они слева от меня – в проходе стоят.

– Что же мне делать? – осведомился Фелипе. Он следил за желтым конвертом, который Сильвестри вынул из–за пазухи и протянул ему.

– Нужно, чтобы Ло Манто прочел это письмо, – сказал Сильвестри мальчику. – Сделай все, чтобы он непременно прочел его.

– А как же вы? – спросил Фелипе, глядя, как тот застегивает пиджак и поворачивается, чтобы уйти вверх по бетонным ступенькам. – Что вы будете делать?

Фрэнк Сильвестри обернулся, улыбнулся и подмигнул мальчишке.

– То, для чего родился, – проговорил он.

* * *

Сильвестри аккуратно обошел молодую парочку, сидевшую, взявшись за руки. Девушка склонила голову своему дружку на плечо, в руке у каждого – по пиву. Полное уединение – только она и он в тридцатитысячной толпе. Сильвестри сделал шаг вправо – на площадку лестницы. Необходимо было выбраться на парковку, где его союзниками были темнота и длинные ряды машин. Оборачиваться не было нужды – он и так знал, что за ним неотступно следуют две тени, мучительно раздумывая, когда же нанести решающий удар. Даже если они сейчас завалят его, почтенного ветерана каморры, можно было не сомневаться, что и их черная жизнь не будет слишком долгой.

Выйдя на пандус, усеянный мусором, Сильвестри направился к выходу А. Он шел медленно, пытаясь предугадать последующее развитие событий и взвешивая возможные варианты действий, чтобы найти оптимальный. Хотя за долгие годы ему приходилось исполнять этот танец не раз, адреналин придавал ощущениям прежнюю свежесть, тело было напружинено, но в то же время раскрепощено, готовое в любой момент совершить рывок в любую сторону, а рассудок – свободен от всякой чепухи и подчинен лишь мысли об убийстве. Сильвестри сбился бы со счета, если бы начал прикидывать, сколько лет ходит в боссах мафии. Однако в сердце он оставался солдатом улицы, и душе его была ближе безлюдная парковка, где вот–вот грянет бой, чем стены конференц–залов с их безликостью и стерильностью.

Сильвестри шел по центральному проходу парковочной зоны А2, когда первая пуля, взвизгнув у его уха, разнесла в осколки лобовое стекло массивного черного «Форда Эксплорер». Выхватив из кобуры на бедре пистолет 38-го калибра, Сильвестри упал на асфальт и перекатился с быстротой, которая сделала бы честь человеку вдвое моложе. Потом встал на одно колено и положил руку с пистолетом на капот «Хонды Аккорд» стального цвета, вглядываясь в подсвеченную неоном темноту и прислушиваясь к малейшему шороху, способному выдать преследователей. Он затаил дыхание, шум стадиона тоже стих. Нужно было дождаться маленькой ошибочки со стороны противника, которая и определит направление полета его первой пули.

Слева от него слегка шаркнула кроссовка – это было за покосившимся фонарным столбом, между синим микроавтобусом и потрепанным универсалом. Переместив руку и глядя прямо перед собой, Сильвестри выстрелил два раза. Сейчас кто–то натужно хрюкнет. Долго ждать не пришлось. Сильвестри прильнул боком к «Хонде». Прислонив голову к металлической двери, он закрыл глаза и максимально расслабился – так, словно был на семейном пикнике. Ему нужно было устроиться поудобнее. Только в таком положении он готов был встретить смерть. По его расчетам, второй стрелок должен был находиться где–то рядом – сидеть на корточках, отчаянно гадая, каким будет следующий шаг. Извечное преимущество старости над неопытностью. И Фрэнк Сильвестри намеревался использовать это преимущество на всю катушку.

Он открыл глаза, когда ощутил, как в правый висок ему уперлось дуло 9-миллиметрового пистолета.

– Ты бы уж дождался, когда мы оба сдохнем, – тогда и отдыхал бы, – процедил сквозь зубы Рок Пуллмэн, низко нагнувшись над ним. От него разило потом и пивным перегаром. Дыхание было тяжелым, правая нога неудержимо дергалась. – Что ж, видать, случаются промашки и у тех, у кого в бороде седины полно, как у тебя.

– Ну и на что вы надеетесь – ты и дружок твой продырявленный? – спросил Сильвестри. – Чего добьетесь? Мне, в общем–то, плевать. Просто так, из любопытства спрашиваю.

– Так ведь ты правила знаешь, – протянул Пуллмэн. – Мы убираем крупного игрока вроде тебя – получаем несколько очков. Набираешь очки – продолжаешь игру. А там, глядишь, уже на самом верху сидишь – приказы раздаешь.

Сильвестри засмеялся, положив на колено левую ладонь.

– Можешь убить меня, – сказал он, – а потом еще десять таких, как я. Да хоть двадцать убей – все равно ни хрена у тебя не выйдет. Такую дешевую вонючку, как ты, к боссу на пушечный выстрел не подпустят. Разве что он к тебе сам подойдет – отдать последние почести, когда в гробу. лежать будешь. Скорее папа римский боссом станет, чем ты.

– Может, оно и так, – проговорил Пуллмэн. – Скоро сам выясню. Зато в расход тебя пушу именно я.

– Не ты, так кто–нибудь другой, – проговорил Фрэнк Сильвестри.

Он поднял глаза на темно–синее, как океан, небо, усеянное звездами. Со стадиона донесся дружный рев. Отразившись от пустых машин, он унесся в ночную темноту Куинса.

– Вроде выигрывают, – заметил Сильвестри. – Хорошо, когда уходишь победителем.

Рок Пуллмэн расставил пошире ноги и трижды выстрелил Фрэнку Сильвестри в голову. Отступив на шаг, Пуллмэн понаблюдал, как тело старика завалилось вправо, а лицо уткнулось в переднее колесо. Киллер перешагнул через труп, на ходу засунув горячий пистолет за пояс грязных коричневых джинсов, и побежал через парковку. Он нашел Тони Коллинза опирающимся на капот новенького седана. Одна нога сбоку была залита кровью.

– До машины дойдешь? – спросил Пуллмэн, рассматривая рану. – Дай–ка я тебе помогу.

– А далеко до машины? – спросил Коллинз, лицо которого было покрыто капельками пота.

– Чуть больше мили, – сообщил Пуллмэн. – Если выйти через ворота с этой стороны и перелезть через бетонный разделитель, а потом рвануть прямиком к бульвару, то можно сэкономить время. И тебе опять–таки меньше мучиться.

– Тогда пошли, – согласился Коллинз. – Чем скорее отсюда смоемся, тем скорее я смогу показать кому–нибудь ногу. Может, даже найти врача, который согласится вытащить пулю.

– Знаю я одного такого – у него клиника в Джамайке^[25], – сказал Пуллмэн. – Где–то у меня его визитка есть. Позвоню ему. Глядишь, выручит.

– А он настоящий доктор? – засомневался Коллинз, захромав рядом с Пуллмэном по направлению к открытым воротам, выходящим на Большое Центральное шоссе. – Или из индусов, у которых дипломы нарисованные?

– А тебе–то не один хрен, где он учился? – прорычал Пуллмэн, в голосе которого зазвучал неподдельный гнев. – Главное, чтоб эту пулю долбаную вытащил.