Текст книги "Тайна «Прекрасной Марии»"
Автор книги: Лора Эштон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
Холлис в ночной рубашке умывалась над синей китайской раковиной, стоящей на подставке из вишневого дерева рядом с трюмо. Когда Мама вошла, она повесила полотенце на спинку стула.
– Где ты была? – Холлис не отличалась терпением. – Я уже обзвонилась. Ты же знаешь, что нужна мне. Ты должна подтянуть мой корсет еще на дюйм, что бы я могла надеть зеленое шелковое платье.
И она указала на него пальцем.
– Я носила завтрак вашей матери, а вам в любом случае нужно было одеваться в платье другого цвета.
– Это было год назад. И если я еще раз увижу бордовое платье, я умру. А теперь давай, затяни меня.
– Я это быстро сделаю, но сначала я хочу с вами поговорить.
Холлис подозрительно посмотрела на нее.
– О чем?
– Об Адели Скаррон и о том, что вы о ней узнали.
– Откуда ты знаешь, что я что-то знаю?
– Знаю и все.
– Я просто пошутила, – сказала Холлис, не собираясь ей ничего говорить.
– А теперь послушайте меня. Эта Адель хотела убить вашу мать сегодня утром. Она что-то сделал с тем мостиком, я это точно знаю. Я видела ее самодовольную и хитрую, как у хорька, рожицу, когда ваша мать поехала сегодня утром верхом. Но я не могу ничего доказать, а ваш отец не поверит мне без доказательств. Так что соберите все, что у вас есть и сделайте так, чтобы она никогда больше не подошла к вашей матери.
Холлис уставилась на нее.
– Ты должно быть шутишь, я никогда не слышала ничего более глупого.
– Сделайте это, – потребовала Мама. – Я не хочу общаться с этой смазливой двуличной женщиной. Думаю, что у нее хватило бы ума подстроить что-либо с мостиком. Так что не надейся, что я буду тратить на нее свое время.
Мама Рэйчел схватила со спины мокрое полотенце.
– Холлис де Монтень, ты настолько лицемерна, что не хочешь сказать, что у тебя есть против нее.
– Нет.
– Так! – Мамочка хлестнула Холлис по ногам полотенцем. – Ты дашь утопить свою мать, не желая рассказать про Адель?! Что ты знаешь об этой женщине?
– Как ты смеешь? – Холлис подпрыгнула на одной ноге. Ты животное, я прикажу тебя высечь.
Старая няня опять хлестнула Холлис, теперь уже по спине.
– Я держу тебя за ребенка, и ни один из моих детей не будет вести себя так, как ты.
Полотенце еще раз опустилось на Холлис, и она сдалась.
– Ты не дашь этой женщине причинить зло твоей матери, – повторила Рэйчел. – Ты сделаешь это, даже если ты хочешь гореть в огне с величайшими грешниками; иначе я буду лупить тебя, до тех пор, пока ты не сможешь сидеть.
Холлис метнулась за кровать, испуганно глядя на разъяренную няню. Если у Холлис и была совесть, то этой совестью была Мама Рэйчел.
Мама перекинула полотенце через руку и пошла вокруг кровати.
– Ладно, ладно, – взмолилась Холлис. – Оставь меня в покое. Я разберусь с этой Аделью.
Мама хлопнула в ладоши.
– Ну вот и хорошо, я знала, что в тебе есть совесть. Когда надо, ты всегда сделаешь то, что просят. Теперь давай я затяну твой корсет.
Холлис ухватилась за кровать, но промолчала. Мама Рэйчел завязала шнурки корсета, и Холлис с облегчением выдохнула.
– И оставь свою сестру и мистера Превеста в покое, а не то я расскажу твоему отцу, что ты собиралась сделать. Это разобьет его сердце, но я уверена, что он не возьмет тебя на бал в Вашингтон. Подумай об этом.
С этими словами Мама победоносно удалилась, оставив Холлис наедине с больной спиной и задетым самолюбием.
XXV. ПОДЗЕМНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
Холлис рассматривала Адель Скаррон, сидевшую по другую сторону обеденного стола. Когда Холлис сняла траур, Салли заказала переделать для Адели некоторые из платьев полутраурных оттенков, и сейчас она была в платье лилового цвета с глубоким декольте и полоской кружев, придающей ему определенную скромность, соответствующую данной ситуации.
Холлис была «очарована» тем, что в сочетании с этим цветом кожа Адели приобретала бледно-желтый оттенок. «Маленькая лгунья. Как она могла подумать, что папа будет потакать всем ее причудам?»
Мама Рэйчел утвердила Холлис в роли ангела мести, но видя ухмылки и глупые улыбки, которыми Адель одаривала сидящего с другого конца стола смущенного Поля, Холлис поняла, что ее это начинает забавлять. Она положила вилку и, обращаясь к Адели, задумчиво произнесла:
– На твоем месте я бы не торопилась снимать траур так скоро.
Адель посмотрела на нее широко открытыми, отливающими позолотой глазами, выражающими подчеркнутую абсолютную невинность.
– А почему нет? Прошел почти год, и если мадам де Монтень считает это нормальным…
– Хорошо, за исключением того момента, – сказала Холлис голосом мягкого наставника, – что лиловый – такой неприятный цвет. Особенно когда у девушки кожа с желтоватым отливом. Если ты захочешь, я бы с радостью помогла тебе выбрать что-нибудь более подходящее.
Адель смутилась. Эмилия захихикала в поднесенную к губам салфетку. Фелисия, которая давно хотела добиться временного перемирия со старшей сестрой, решила привести Адель в еще большее замешательство и добавила, придав при этом своему голосу максимум иронии:
– Боюсь, что мама так сильно хотела избавить тебя от затрат на новые платья, что забыла подумать об адекватности цвета.
Адель закипела от сознания того, что ее тщательно подготовленный план рушится, а также от сонного взгляда, который она случайно поймала на лице Поля, когда он буквально выскочил из спальни своей жены. В этот момент она почувствовала, что невыносимо устала.
– Я ни у кого из вас не прошу помощи! – бросила Адель резко и с такой силой воткнула нож в мясо, что он заскрипел по тарелке.
Люсьен ухмыльнулся, а тетя Дульсина была крайне удивлена.
– Мне кажется, они не хотели вас обидеть, душечка, – проговорила она.
Для нее – бесхитростной и глуповатой – в этих словах ничего дурного не было, и уж конечно, лиловый смотрелся отнюдь не соблазнительно на этой малышке. Но что-то в грубоватой ухмылке Холлис и в веселом настроении Люсьена и Фелисии подсказывало ей, что здесь несомненно было что-то глубокое. Тетушка Дульсина беспомощно вертела головой, смотря то на Адель, то на Поля.
– Я уверен, что Адель в состоянии сама выбирать себе туалеты, – сказал Поль, одарив Холлис уничтожающим взглядом. Он не очень понимал, за что его дочь не любит Адель, и от сознания этого чувствовал себя довольно пристыженным. Не терпящим возражений голосом он предложил сменить тему разговора.
– Дэнис, я хотел бы поговорить с тобой после ужина, да не нервничай, ты! – добавил он уже шепотом. – Твоя мать защищает тебя в суде.
Поль посмотрел на Баррета и решил, что было бы лучше убить двух зайцев сразу.
– Баррет, я хочу, чтобы ты присоединился к нам. Если Дэнис собирается платить за обучение своей Дины у мадам Беллок, ему бы неплохо было знать, как идут дела.
Адель, затаив гнев, доедала ужин, а Холлис, остановив на ней полный антипатии взгляд, ушла в себя, размышляя, как провести время.
Так как Салли отсутствовала, Холлис попросила женщин удалиться, как только Тестут начал убирать со стола. Сама же она подстерегла Адель у двери гостиной:
– Давай на время оставим в покое моих сестер и тетушку.
– Я не обязана с тобой говорить, – вспылила Адель.
– А жаль, я надеялась, что ты расскажешь мне об одной своей подруге, – сказала Холлис, – Терезе Д’Обер.
Только короткий резкий вдох указывал на то, что Адель знает, о ком идет речь.
– Я не знаю никого с таким именем, – сказала она отчетливо.
Холлис недоверчиво взглянула на нее и насильно взяла под руку.
– Почему бы нам не пойти в гостиную, я бы освежила твою память.
Адель недовольно отняла свою руку, но тем не менее прошла за Холлис в гостиную, зло шурша лиловыми юбками по дубовому полу.
– Вот почему я рекомендовала тебе не снимать траур так быстро, – намекнула Холлис. – Я думала, ты побудешь в трауре по Терезе… Ведь она же умерла во Франции.
– Ты слишком много на себя берешь, – прошипела Адель, но Холлис заметила, что ей потребовалось усилие, чтобы держать себя в руках.
Холлис удобно уселась на стуле.
– Что ты сделала с настоящей Аделью? – требовательно спросила она. – Ты убила ее так же, как хотела убить мою мать?
– Это была скарлатина.
Адель, сжав губы, взяла себя в руки.
– Тереза умерла от скарлатины, она была моей компаньонкой.
– Мне показалось, ты сказала, что не знаешь ее.
– Нельзя удержать в памяти все.
Холлис сложила руки на коленях. Ее зеленые глаза изучающе смотрели на Адель.
– С тех пор, как ты здесь появилась, я не задумывалась о тебе. Не люблю двуличных женщин. Поэтому я написала отцу Розьеру в Сент Мартин. – Холлис сделала набожное лицо. – Он был неприятно удивлен, написав, что никогда бы не подумал, что ты способна на такое. И я уверена, что папа тоже никогда бы не подумал, – добавила она, – он не переносит лгунов.
Краска гнева залила щеки Адель.
– Как ты смеешь?! Я видела, как ты бегала за Романом Превестом, да и за другими мужчинами здесь. У тебя моральные принципы, как у куницы. Как смеешь ты выдвигать против меня такие обвинения?
– Я никогда не пыталась никого убивать, – возразила Холлис. Она начинала входить во вкус. – Ты лучше присядь, а то в ногах правды нет.
– Ты – сука, – выпалила Адель.
Холлис повела элегантным плечиком.
– По крайней мере я не дальняя бедная родственница, пытающаяся казаться лучше, чем есть на самом деле. А так как ты даже не наша бедная родственница, ты лучше присядь и послушай, прежде чем обнаружишь свою задницу на дороге и свою дешевую сумочку в руках.
Адель стиснула зубы. Первая реакция была – дать Холлис пощечину, но потом страх быть разоблаченной пересилил это желание. Достичь таких высот и все разом потерять только потому, что Холлис написала этому священнику!
– Не думаю, – начала она, – что отец поверит хоть одному твоему слову.
– А я думаю, что он поверит каждому слову, как только прочтет то письмо. И, кстати, не думай, что сможешь утопить меня в канаве, так как, кроме меня, есть люди, которые знают содержание письма.
– Чего ты хочешь?
Адель была уверена, что Холлис что-то хочет от нее получить. Иначе она просто отдала бы письмо Полю.
– Твой отец скорее всего не поверит, что я могла бы причинить какое-либо зло твоей матери. Этому бы никогда не поверили. Но он может поверить этому лживому священнику, так что, если ты хочешь, мы поговорим.
«Как трогательно», – подумала Холлис. Ей нравилось ощущать власть над Аделью, особенно после недавней перепалки с Мамой Рэйчел. Холлис подошла к сути дела:
– Держись подальше от отца. Никаких больше похотливых взглядов, пожиманий рук и «доставки» газет. И тем более не вздумай больше писать за него письма, слышишь меня? Короче, держись подальше. Это во-первых. Во-вторых, если с моей матерью случится что-либо большее, чем комариный укус, я прослежу, чтобы ты провела остаток дней в доме для престарелых без малейшего пособия на содержание. Не веришь?
По выражению лица Адели Холлис поняла, что та верит. И что, если бы это было возможно, то та стояла бы и смотрела, как аллигаторы разрывают ее на части.
– Улыбнись, милочка. Заметь, я ни слова не сказала о Люсьене.
– О Люсьене?
– Я видела, как ты бегала за ним, когда впервые появилась здесь. Боже, я никогда не видела настолько отчаявшейся женщины. Ты взялась за моего отца только когда поняла, что не можешь оказаться наедине с Люсьеном. Вот тебе мой совет: возвращайся к своей первоначальной идее. Ты прихватываешь Люсьена, и я не скажу тебе ни слова. Я считаю, ты заслуживаешь его.
Холлис поднялась, чувствуя себя удовлетворенной. Она решила, что чувствует счастливое возбуждение от того, что сумела повернуть разговор в свою сторону. Письмо все еще было серьезным оружием в ее руках, если бы оно ей потребовалось. И оно тем более было бы необходимым, если Адель получит Люсьена.
– Приятно было поговорить, но тебе еще нужно кое-что сделать, – сказала она в завершение.
Она буквально выплыла из комнаты, и Адель, переборов желание швырнуть ей вслед тяжелые позолоченные часы, сжала кулачки и сильно ударила их один о другой.
Голос Поля в прихожей заставил ее содрогнуться. Неужели Холлис что-то ему рассказала? Адель попятилась ко второй двери, но было слишком поздно. В этой ситуации Холлис вполне могла рассказать. Когда Адель посмотрела на Поля, ее лицо было белым и напряженным, но ответный взгляд Поля, забывшего о недавней сцене, был слегка виноватым.
– Душечка, я должен поговорить с тобой.
Адель поняла, что он смущен, и волна облегчения захлестнула ее. В конечном итоге у нее будет выход, найдется способ обойти условия Холлис, при которых у нее не было ни единого шанса, и тем не менее остаться свинцовым грузом на совести Поля. Она улыбнулась ему:
– Конечно.
– Адель… солнышко, я совершил нечто ужасное по отношению к тебе. Должно быть, за последние пару недель я просто сошел с ума.
Адель позволила выражению отчаяния появиться на своем лице. Она с грустью посмотрела на него.
– Ты не хочешь меня, – сказала она тихим упавшим голосом.
– Моя бедная малышка, – сказал Поль. – Я нарушил свои супружеские обязательства, которые многое для меня значат, и я причинил тебе боль. Мне не следовало бы делать ни того, ни другого, и уж тем более это не должно повториться. Я надеюсь, ты не будешь судить меня слишком строго.
Он начинал подумывать, что настроение Адели очень легко нашло общий язык с ее намерениями, но после того, что он совершил, он уже не имел права судить ее.
– Если ты подумаешь об этом, – он старался быть нежным, – мне кажется, ты поймешь, что ты не хочешь меня, что ты заслуживаешь куда большего. А я женат, и со мной у тебя не будет будущего. Тебе нужен человек, который еще что-то может.
Он подошел к ней вплотную и нежно провел рукой по ее щеке.
– Это было бы ужасно, если бы мне пришлось встать у тебя на пути.
Адель хлюпнула носом. Потом посмотрела на него, делая вид, что, несмотря на боль, держит себя в руках, и улыбнулась.
– Кажется, я понимаю. Думаю, что я уже тогда знала: счастье, которое я нашла с тобой, не сможет продолжаться долго. – Ее лицо было бледным, и выражение грусти явно отражалось на нем. – Я постараюсь сделать, как ты хочешь, но боюсь, что уже ни один мужчина не овладеет мной.
Она подняла на него слегка влажные, полные страсти глаза:
– Но в сердце я всегда буду знать, что те несколько недель стоили того.
Опять хлюпнув, она подхватила юбки и выбежала из комнаты, оставляя Поля со смешанными чувствами, бурлящими в душе.
Люсьен, со злобой в глазах созерцавший окружающий его мир с веранды дома, увидел промелькнувшее лиловое платье Адели и с жестоким удовлетворением отметил хмурость лица своего отца, освещенного светом лампы в пустой комнате.
«Судя по всему они поссорились, – подумал он, – что ж, это было замечательно. Почему я должен быть единственным «козлом отпущения»?
После разговора с Дэнисом и Барретом, Поль остановил Люсьена и тоном, не терпящим ни малейших возражений, сказал, что, так как Дэнису было дано позволение жениться на Дине, Люсьен, дабы не компрометировать семью, должен был немедленно прекратить свои отношения с ее сестрой. Это была не просьба – это был приказ, и Поль ясно дал понять, что последствия непослушания могут быть крайне неприятными для Люсьена.
С тех пор, как Адель пустилась в «погоню» за Полем, она мало времени уделяла Люсьену, но в свете виденного им через окно веранды, он не был удивлен, когда тремя днями позже она мило улыбнулась ему с террасы второго этажа и попросила помочь достать носовой платочек, который холодный зимний ветер повесил на голые ветви дуба напротив окна. Люсьен всегда был осторожен в разговорах, хоть как-то касающихся замужества, а именно этого так страстно хотела Адель в первые дни их знакомства, но с тех пор, как она прихлестнула за его отцом, Люсьен, естественно, отошел в тень и сейчас был счастлив вновь сократить расстояние между ними. Он был все еще сердит на отца за его решение относительно Тасси Мишле. И он был вполне удовлетворен сознанием того, что может увести у него любовницу. Он ухмыльнулся в ее сторону и начал взбираться по ступенькам, неся с собой свою трость, чтобы достать этот маленький кусочек кружев.
Адель спрятала платок в карман.
– Вы восхитительны, – Ее лучащиеся глаза внимательно изучали его, а губы расплылись в манящей улыбке.
– Счастлив быть хоть чем-то полезным.
– Вы не часто бываете дома, – сказала Адель задумчиво и снова посмотрела ему в глаза.
После того, как Поль убрал его с тростниковых плантаций, Люсьен большую часть своего времени проводил в Новом Орлеане, предоставив Дэнису самому наблюдать за процессом переработки этого продукта.
– Я… я… вы сегодня были неотразимы, и я не мог оторвать от вас глаз, – произнес Люсьен с несколько дразнящей галантностью.
– Благодарю, – парировала Адель, – надеюсь, вы не собираетесь показать мне сахароперерабатывающий завод, я уже видела его.
– Я тоже. Я имел в виду нечто более любопытное. Например, пикник с шампанским, устрицами, эклерами и прочим. На двоих, так как, боюсь, все остальные очень заняты.
Адель посмотрела на него вопрошающе, делая вид, что пытается понять, каковы могут быть его намерения. Очевидно, она сочла их адекватными своим и кивнула головой.
– А не боитесь, что пойдет дождь. – Она посмотрела на небо.
– В этих краях это всегда возможно, – весело возразил Люсьен.
Как он успел заметить, Адель терпеть не могла воду, как, впрочем, и все кошки.
«Чтобы тебя соблазнить, придется изрядно попотеть», – подумал Люсьен, а вслух сказал:
– Мы возьмем крытый экипаж. – он протянул ей руку. – Ну как?
Они вместе сошли по ступенькам, и Адель подумала, что они составляют прекрасную пару. Холлис на веранде читала книгу. Она слегка приподняла свою золотоволосую голову, и Адель заметила выражение удовольствия на ее лице. Она продефилировала мимо Холлис не проронив ни слова, все еще боясь, как бы Холлис не извлекла пользу из ее ухаживания за Люсьеном.
– Вы с Холлис опять повздорили? – полюбопытствовал Люсьен, когда, захватив все необходимое для их поездки, садился в экипаж. – Она выглядела уж больно самоуверенной.
– Нет, – твердо ответила Адель. – Мы вообще сегодня не разговаривали.
Она улыбнулась ему, когда он накрыл ее ноги.
– Мне куда интереснее говорить с тобой, чем с твоей сестрой, когда она в плохом настроении.
– Куда мы направляемся на пикник?
Он отметил, что Адель перешла на «ты».
– Я знаю одну бухту. Дорога подходит прямо к ней. Если пойдет дождь, мы сможем спрятаться от него там. Говорят, женщины в восторге от тамошнего пейзажа.
Как он и предполагал, дождь все-таки пошел. Люсьен отослал мальчика-возницу за одеялами на случай, если вдруг мадемуазель станет холодно, и открыл бутылку шампанского.
Адель, видя все происходящее, возразила, что ей кажется неправильным, что он отправил мальчика. Глаза Люсьена блеснули.
– Мы ведь одна семья, не так ли, прекрасная кузина? – Он протянул ей бокал шампанского и его пальцы пробежали по ее руке.
– Конечно же, да.
Адель взяла бокал и отпила из него. Она с интересом наблюдала, как Люсьен раскладывает продукты для пикника. Казалось, он не торопился, но она не сомневалась, что мальчика он отослал нарочно.
Люсьен протянул ей тарелочку устриц, салата и кусочек хлеба из тыквенной муки, внимательно наблюдая, как она ест. Он подумал, что сегодня она подпустила его к себе ближе всего, с тех пор как он дал понять, что не из тех, кто женится. Казалось, ее это больше не волнует.
– Ты насладилась видом? Мне он кажется ужасно скучным, – сказал он и опустил занавески на окнах экипажа не дожидаясь ее ответа, но она не стала протестовать.
– Надеюсь, ты уже кончила есть?
– Да. Это был великолепный обед. Как я могу отблагодарить тебя?
Она отдала Люсьену свою тарелку и негромко рассмеялась, откинувшись на вельветовую обивку экипажа.
Люсьен развязал ленточки ее шляпки. Потом встал на колени на пол экипажа и положил руки ей на талию.
– Сегодня вы выглядите наиболее привлекательной, мисс Скаррон. Моя сестра была безусловно права. Черный смотрится на вас куда лучше, чем лиловый. Надеюсь, вы не хотите, чтобы я противился подобному искушению?
Адель облизала губы. Казалось, темные глаза Люсьена засветились в полумраке закрытого экипажа еще ярче.
– Это зависит от того, в чем ты видишь это искушение, – прошептала она.
Она начала слегка побаиваться. Нет, не их положения, а скорее напора страсти Люсьена. То, что она испытала с Полем, не было для нее ничем сногсшибательным.
– Хм, но я еще не знаю, – улыбнулся Люсьен, – я люблю… импровизировать. Он положил руки на пуговички ее кофточки и одним рывком расстегнул их. Адель издала вздох удивления.
– Не говори мне, что ты не хотела того же, – проговорил Люсьен. Он не вынимал рук из-под ее одежды, а она еще раз резко вздохнула, когда он одним движением сдернул вниз корсет и то, что его закрывало, и вынул одну грудь поверх него.
Адель была пурпурной от смущения.
– Никто тебя не увидит, кроме меня, моя милая. Он накрыл ее грудь рукой и начал слегка надавливать на нее.
– Мальчик-возница, – пробормотала напуганная Адель, – он же вернется.
– Не вернется, если знает, чего хочет.
Он поиграл соском, отнюдь не нежно, и затем вытащил вторую грудь. Ее гнев, казалось, только забавлял его. Он наклонился и взял сосок второй груди зубами. По сравнению с огромными грудями Тасси, ее грудь казалась маленькой. Он не очень любил маленькую грудь, но его возбуждало ее сопротивление тому, что он делает. Он подумал: «Что она здесь делает?» Возможно, она согласилась, чтобы насолить его отцу.
Адель сжала губы, когда почувствовала его руки у себя под юбкой. Его пальцы тыкались в ее промежность, причиняя боль, пока она случайно не раздвинула ноги, стараясь избавиться от них.
– Так-то лучше, – невнятно произнес Люсьен, все еще не отрывая рта от соска. Он гладил ее бедра и одновременно все сильнее сжимал в зубах сосок, пока она не вскрикнула. Люсьен засмеялся и откинулся назад.
– Встань и повернись кругом, – буквально скомандовал он.
Она повернулась, глядя на него взором, полным неприязни, что не ускользнуло от Люсьена. Он расстегнул застежки и развязал завязки на ее юбке. Адель с ужасом почувствовала, как юбки с шумом упали на пол. Она понимала, что теперь уже бесполезно противиться. Его властная рука опустилась с попки и оказалась между ног, притягивая ее к себе. Она чувствовала, что он сильно возбужден. Другой рукой он нагнул ее и стянул остатки того, что еще находилось на ней.
Адель посмотрела на него через плечо. Его глаза были полузакрыты. Он улыбался. Она осознавала, что он был еще одет, в то время как на ней были лишь чулочки да тонкая перевязь чуть ниже груди. Люсьен сел на сиденье напротив и притянул ее к себе, таким образом, что ее голова оказалась у него между колен.
– Что ты делаешь? – Адель попыталась брыкаться, но он прочно держал ее рукой.
Он оказался неожиданно сильным. Свободной рукой он начал медленно стягивать с нее черные шелковистые чулочки.
– Пытаюсь тебя раздеть, – ответил он на ее вопрос, – но если ты думаешь, что чулки придают тебе хоть немного скромности, я могу оставить их на месте.
Его рука тут же прошлась по ее ногам и оказалась в промежности. Адель извивалась у него на коленях, пытаясь вырваться. Но его тяжелая рука сильно надавила ей на попку, после чего продолжила свое первоначальное занятие.
– Не делай так больше, – сказал он.
– Отпусти меня.
– Нет. Мне это нравится. Перестань смущаться и тебе это тоже понравится.
– Вот уж не думала, – гневно бросила Адель, – что это способ, коим джентльмены занимаются любовью.
– Что ж, я не часто занимался любовью, – съехидничал Люсьен, – так что у меня не было большой практики.
– Ты предпочитаешь потаскух типа той Мишле. – Голос Адели приглушался коленями Люсьена и обивкой экипажа.
– Скажем так, я не люблю стандарт. Мне не интересно делать вещи обычным путем.
Он определенно хотел, чтобы она сопротивлялась и дальше. Если она рассчитывала, что получит нечто вроде плюгавенького секса, который дал ей его отец, то она глубоко заблуждалась. Ее ждал сюрприз. Он сильно сжал ее бедра, наслаждаясь тем, как она заерзала у него на коленях. Его сильные пальцы оказались между двумя половинками ее белой попочки и заскользили вниз, пока не попали во влажное, теплое откровение ее тела, которое, собственно, и искали. Она вскрикнула в гневе, но он ввел ей сначала один, а затем и второй палец и, держа ее другой рукой, начал производить незамысловатые ритмичные движения.
– Говорил же я тебе, что, если ты забудешь, что лежишь голой у меня на коленях, тебе это может начать нравиться.
«Когда мы будем женаты, – промелькнула мысль в голове у Адели, – я никогда близко не подпущу тебя к моей спальне».
Он провернул пальцы внутри нее, пытаясь проникнуть еще глубже, и внезапно ее охватило иное чувство. Она застонала, не испытывая больше ни малейшего желания бороться.
Внезапно он вынул из нее свои пальцы. Адель издала крик, полный разочарования, и увидела, что Люсьен смеется над ней. Лишенная удовольствия, она гневно посмотрела на него, в то время, как он снял ее с колен и опустил на пол так, что она обнаружила себя стоящей на коленях. Он уверенно начал расстегивать свои брюки.
– Теперь я хочу поучить тебя кое-чему еще.
Одной рукой он взял ее за подбородок, другой достал свой инструмент: упругий и пугающе большой. В следующее мгновение он подтянул к нему ее голову.
Глаза Адели с ужасом раскрылись. Он ухватил ее двумя руками сзади за шею, так что она и не могла двинуть головой, и начал тереться о ее губы. Его собственные губы были слегка приоткрыты.
– Ну, открой ротик.
– Нет, – ответила Адель сквозь зубы.
– Ты мне, я тебе. Если ты хочешь получить от меня что-нибудь еще, делай, что я тебе говорю.
Адель закрыла глаза. «Когда мы будем женаты, – подумала она, – я прослежу, чтобы у него была любовница, но один раз я могу и потерпеть». Она открыла рот.
Пока Адель пыталась перебороть отвращение, Люсьен начал ритмично двигаться взад-вперед, но когда его дыхание участилось, она в испуге отдернула голову. «Нет! Он не должен! Он должен сделать несколько иную вещь, собственно, то, за чем она пришла сюда, он должен войти в нее».
Люсьен развеял ее страхи. Он не хотел, чтобы с ней случилась истерика.
– Ложись на сиденье, – сказал он.
Адель повиновалась, тем не менее испуганно посматривая на него. Но он только стянул с себя рубаху и штаны, и начал поигрывать ее грудями.
– Это сиденье слишком узкое, – сказал он после минутного молчания, – ложись на пол.
Адель очень болезненно восприняла эти команды, задевающие ее достоинство и уже совсем не подходящие для любви, но покорно улеглась на пол. Она не протестовала, когда он грубо раздвинул ее ноги. Пальцами он начал массировать ей клитор, что доставило ей удовольствие, и она расслабилась. Одновременно она была на верху блаженства, несмотря на собственное нежелание, и боялась представить, что он может еще выкинуть.
Люсьен знал это. Он дотянулся до корзинки, которую они привезли с собой, и вытащил оттуда нож с большой полукруглой рукояткой с набалдашником. Она с испугом посмотрела на него, но он перевернул нож и начал водить им ей по груди, животу и промежности.
– Ты ведь не много знаешь? – спросил он, – пора бы тебе чему-нибудь научиться.
Он убрал нож и склонился над ней. Он взялся за щиколотки ее ножек, обтянутых в черные чулочки, и раскинул их на противоположные сиденья. Он больно схватил ее за груди и объявил:
– Теперь пора, – в то время как она пыталась вздохнуть, все еще затянутая в корсет, который он спустил лишь настолько, чтобы освободить ее грудь.
Он вошел в нее. Она застонала. Вопреки унижениям теперь она желала лишь одного, чтобы он утолил разыгравшийся в ней аппетит. Возрастающие ощущения участили ее дыхание. Люсьен буквально вонзался в нее. Она цеплялась руками ему за спину. Его глаза остановились на ней. Она уставилась в них, ненавидя его за то последнее унижение, которое заставило ее захотеть его, даже теперь, когда наслаждение переполняло ее.
Эти глаза не отпускали ее, даже когда он кончил. В них был какой-то демонический блеск, когда он сильнее прижал ее к полу и в оргазме рухнул на нее.
Но уже минутой позже он поднялся с нее и надел штаны. Адель села и посмотрела на его спину, на которой уже снова была рубашка. Она попыталась найти в своем теле какие-либо ощущения, помимо смеси унижения и удовольствия, которые он породил. «В любом случае теперь у меня должен быть ребенок, – подумала она, – даже если придется делать это с Люсьеном до тех пор, пока Поля не будет. У Люсьена не будет по этому поводу угрызений совести, но зато будут у Поля. И совесть Поля приведет Люсьена к алтарю». Без помощи Люсьена Адель принялась одеваться, пока он уселся на место возницы и закурил сигару. У нее все болело и она начала побаиваться Люсьена. «Когда мы будем женаты, на двери моей комнаты будет висеть большой замок».
Шел ноябрь. Также полным ходом шли приготовления к выборам и праздникам. И если хозяин и хозяйка проводили много времени вместе, то слуги, которые обычно знают все, думали, что мистер Поль и мисс Салли снова были счастливы вместе, благодаря Богу, а мисс Адель получила то, что текло ей в руки.
Но Салли и Поля связывало нечто большее, чем дружба или партнерство. Однажды ночью, ближе к концу месяца, задняя калитка поместья «Прекрасной Марии» скрипнула, когда Поль распахнул ее. Он придержал ее для Салли, чтобы она снова не скрипнула. Если бы Тестут услышал, он посчитал бы нужным проверить, будучи уверенным, что поймает какого-нибудь воришку. Поль и сам чувствовал себя вором. Он был одет в охотничью куртку, в кармане которой был пистолет, а Салли – в темное платье, которое свисало ей до щиколоток. Осенний ветер шелестел листьями возле ее ног, и сова аукнула где-то в деревьях.
– Ты уверена, что справишься с Молласом? – спросил Поль.
– Не беспокойся, я встречу тебя на старой дороге.
Эта старая дорога проходила к северу от «Прекрасной Марии» мимо озера и далее в болота, заканчивалась она у развилки, у дома, который построил дед Поля Ле Клерк на просторах Луизианы, многие земли которой теперь сокрыты водой.
Салли исчезла в лунной темноте, а Поль пошел к старой каменной кухне. Крепкая деревянная дверь была закрыта на тяжелый замок. Воровато озираясь, Поль вытащил из кармана ключ. Он отослал Уилла, который всегда спал на кухне, в «Алуетт» с кобылой, которую надо было оплодотворить, и приказанием остаться на ночь. Остальным обитателям запрещалось выходить в такое время суток на улицу, но всегда была вероятность того, что кто-нибудь – особенно из детей – мог решить прогуляться при луне. То, что Поль намеревался сделать, было секретом, с которым он не хотел бы делиться ни с кем другим. То, что Салли была с ним, было иное. Салли придумала все это, и он нуждался в ней. Пока он мучился с замком, он подумал, что он начал смотреть на свою жену другими глазами.
