Текст книги "Тайна «Прекрасной Марии»"
Автор книги: Лора Эштон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
– Мимси! Что ты здесь делаешь?
Мимси с трудом выползла из-под книги, попыталась сделать Полю реверанс и одновременно затолкать книгу обратно на полку. Потом она наклонила голову и сказала раскаивающимся тоном:
– Я читала.
Поль вздохнул. Мимси учили вместе с Эмилией, в надежде на то, что занятия в компании будут полезнее для их дочери. К сожалению, результат оказался иным. Теперь Мимси рисковала и была готова принять любое наказание от Мамы Рэйчел за привилегию провести хоть пять минут за книгами в библиотеке. Поль знал, что ему следовало бы сообщить Рэйчел об очередном нарушении порядка, но он не мог заставить себя сделать этого. Такая любовь к чтению была у Мимси в крови, как и у всякого книголюба.
Поль придал лицу суровое выражение, настолько, насколько смог.
– Тебе разрешается читать, Мимси, но тебе не позволяется брать мои книги без разрешения. Пообещай мне, что больше это не повторится.
– Да, сэр! – Мимси кивнула головой, тряхнув многочисленными косичками.
– Ну, хорошо. Мисс Эмилия пошла на пристань, ты сможешь найти ее там.
– Я принесу ей шаль, – ответила Мимси. – Бабушка будет сердиться на меня, что я отпустила мисс Эмилию без шали.
И Мимси стремглав выбежала из комнаты, на ходу сделав еще один реверанс.
Поль взял книгу, которую Мимси пыталась поставить на полку, взглянул на название и удивленно приподнял брови. «Жизнь Томаса Джефферсона». Боже мой!
Снаружи, из сада, донеслись возгласы, возвещавшие о том, что пароход пришвартовался. Поль услышал, как Салли беседует с капитаном. Он уселся за письменный стол, вздохнул и подумал о том, как было бы хорошо, если бы он понимал свою жену. Затем надел очки и придвинул к себе календарь. Люсьен с бедняжкой Адель Скаррон скоро будет дома. И его семья сделает все возможное для устройства девушки. Судя по здравым, рассудительным письмам Люсьена домой и отчетам дядюшки Тьерри, Франция пошла на пользу его сыну. Люсьен истратил порядочную сумму денег, но это было необходимо, чтобы не ударить в грязь лицом перед тамошним обществом. Единственное, чего желал бы Поль, это обуздать некоторую дикость сына и его страсть к женщинам легкого поведения. Поль поощрял бы ухаживания сына за какой-нибудь образованной девушкой-мулаткой, которую с детства воспитывали для роли любовницы джентльмена. Но похождения сына…
«К сожалению, теперь все по-другому», – подумал Поль, неожиданно ощущая прилив страсти. Когда-то у него самого была любовница – очень светлая мулатка, Жюстина, которую он поселил в одном из маленьких домиков на Рампарт Стрит задолго до того, как влюбился в Салли. Было бы жестоко просто прогнать Жюстину, и, к сожалению, нашлись старые сплетницы, которые проинформировали Салли о связи Поля с Жюстиной, хотя связь эта нисколько не ослабляла его любви к Салли. Поэтому Поль тщательно и аккуратно разделил свое сердце как бы на две половинки. В одной он хранил любовь к жене и семье, а в другой – привязанность к любовнице. Когда Жюстина родила ему девочку, Поль подарил ей серебряный чайный сервиз. Так решались проблемы в те времена, и это было бы подходящим вариантом для Люсьена сейчас.
Поль подумал, что Люсьен наверняка очень изменился. Он должен стать более ответственным, более уравновешенным, так что Салли может не волноваться за сына. Она наверняка знает о дуэлях Люсьена. «В мои времена, – подумал Поль, – дрались лишь до «первой крови». А теперь юные болваны убивают друг друга. Люсьен, со своей гипертрофированной юношеской самоуверенностью, наверняка считает, что никогда не умрет. Однако Поль и Салли опасались, что его могут убить раньше, чем он успеет стать более благоразумным.
Дверь кабинета неожиданно распахнулась, и вошла Салли. Она казалась спокойной. Гроза, очевидно, миновала.
– У тебя, по-моему, улучшилось настроение, – высказал предположение Поль.
– Ну, ты же знаешь, что я не способна злиться долго. Тем более сейчас. Я получила письмо от Баррета Форбса. Капитан «Султаны» был настолько любезен, что передал его мне. Баррет приезжает в марте по делам и пробудет здесь по меньшей мере месяц!
Баррет Форбс был другом Салли с самого детства. И он, разумеется, привезет ей все новости из дома, важные и незначительные, все сплетни и толки. Салли чуть ли не танцевала от удовольствия.
– Ну, тогда уж действительно все будут в сборе, – ответил Поль.
Ему нравился Баррет Форбс.
– Можешь устраивать столько вечеринок, сколько захочешь, но не пытайся опять женить беднягу, – предупредил он жену.
– Ах, я уже поставила на этом крест, – радостно сообщила Салли, – если только ему не приглянется Адель Скаррон. Мы просто обязаны найти ей мужа. Вот что мне действительно нужно – так это обновить гардероб к приезду Баррета.
Салли прямо-таки подпрыгивала от радости.
– И еще нужен гардероб для Фелисии, и еще нужно купить какой-нибудь ткани черного цвета для мисс Скаррон. У нее ведь нет матери, поэтому могу себе представить, во что одета бедная девочка.
И Салли упорхнула. Поль мысленно благословил приезд Баррета Форбса и юной дочери покойного Жюля Скаррона.
– И поскольку джентльмены не принимают извинений друг у друга, пожалуйста, сделайте десять шагов, остановитесь и повернитесь.
Граф Сент Джон даже не стал спрашивать у Люсьена о возможности примирения, он слишком хорошо знал его.
– Когда мой коллега, – и Сент Джон кивнул секунданту Рива, – поднимет руку, я брошу платок. Вы можете стрелять, когда он коснется земли.
Дуэлянты дали понять, что они все усвоили и готовы к поединку. Неподалеку стоял доктор, держа наготове большой черный саквояж.
– Восемь… девять… десять!
Люсьен посмотрел на противника, и в его глазах заплясали дьявольские огоньки. Рив, который к этому моменту успел протрезветь, почувствовал, как руки его вдруг вспотели от страха. Платок Сент Джона взмыл вверх и затем стал медленно, плавно опускаться на траву.
Два выстрела грянули одновременно. Рив упал. Люсьен опустил пистолет и махнул рукой груму, державшему его лошадь. Доктор и оба секунданта склонились над Ривом. Люсьен поставил ногу в стремя.
– Черт вас возьми, Люсьен, вы что, не хотите знать, жив он или мертв?
– Нет, не хочу.
И он вскочил в седло.
– Спокойно, спокойно, – говорил Сент Джон Риву, пока доктор перевязывал ему плечо. Лицо англичанина было серым и мокрым от пота.
– Ваше счастье, – добавил Сент Джон, – что де Монтень еще как следует не протрезвел.
II. СПЯЩАЯ ВОДА
Речь священника, казалось, не кончится никогда, заунывная монотонная молитва в дождливый день. Тереза Д’Обер нервно щелкала пальцами, спрятав их в муфту. До похорон старика отпевали в церкви по меньшей мере час, и Терезе казалось бесполезным и ненужным повторять те же самые молитвы здесь, на кладбище. Она нащупала краешек письма во внутреннем кармане муфты. С момента получения этого письма Тереза мучилась непонятным страхом, что оно в любой момент может исчезнуть. Чья-то рука коснулась ее плеча, и она как бы пришла в себя, обнаружив, что голос священника стих и что он стоит рядом с ней и трогает ее за плечо. Тереза усердно перекрестилась.
– Простите, отец Розьер, я не слушала. Я думала о бедняжке Адели.
– Все равно, дитя мое. Мы должны дать утешение живущим. Последние несколько недель не были самыми легкими для тебя. Как мадемуазель Скаррон? Ей не лучше?
– Думаю, что нет.
Тереза чихнула. «Вероятно, – подумала она, – я все-таки простудилась из-за этого дождя».
– Скарлатина – наказание Божие. Будем надеяться. Твоя юная кузина выздоровеет, быть может.
– Я буду молиться, – набожно сказала Тереза.
– Это просто счастье, что ты можешь за ней ухаживать постоянно.
– Да. Я должна идти. Тереза чувствовала, что у нее промокли ноги.
– Да благословит тебя Господь, – сказал ей вслед священник.
«Господь уже благословил меня и Адель, когда она заболела скарлатиной», – подумала про себя Тереза, торопливо шагая по грязной тропинке кладбища. Ее пальцы опять нащупали письмо. Это была ее награда за все годы, что она прожила в доме Жюля Скаррона «на птичьих правах», за более чем скромные платья, за подачки от Адели, за пренебрежение прислуги, за то, что вечно сидела на вечеринках одна, не замечаемая никем, со старыми девами или скучными супругами высокопоставленных лиц. А ведь ей было всего лишь двадцать шесть. Здесь, в этом письме, был ее пропуск в Америку, и если Тереза будет умной и осторожной, решила она про себя, то никогда и ни в чем не будет более нуждаться.
Дождь немного стих, когда она добралась до дома. Быстро скинув насквозь мокрые шарфик и плащ, Тереза заспешила наверх, в спальню. Там она заперла письмо в ящике своего стола. Нельзя же было все время ходить с ним по дому! Но Тереза боялась выпустить письмо из поля зрения хотя бы даже на час. Оно было адресовано Жюлю Скаррону от его богатого приятеля, живущего в Америке, и в письме Адель Скаррон приглашалась поселиться за океаном, в Новом Свете. Но Жюль Скаррон уже умер. И теперь умирает Адель.
Тереза спрятала ключ от ящика за корсаж и быстро сбежала вниз по лестнице. В спальне на первом этаже она сказала сиделке, присматривавшей за Аделью:
– Иди отдохни. А я посижу с ней.
Сиделка взяла поднос с чашкой бульона, к которому Адель так и не прикоснулась, и ушла.
– Папа! – позвала шепотом Адель. Лицо ее горело. Голова беспомощно моталась по подушке. Тереза потрогала лоб Адели.
– Отошел на Небеса, Господь с ним.
– Я должна была быть там вместо него.
– Вы еще очень слабы. Вам нужно отдыхать. Хотите попить что-нибудь?
– Да, пожалуйста.
Тереза аккуратно приподняла Адель, взбила подушки, потом посадила ее и поднесла к ее губам бокал. В дверь тихонько постучали. Вошла сиделка.
– Посетитель. Спрашивает мадемуазель Скаррон. Она протянула Терезе визитную карточку.
– Что ты ему сказала?
– Ничего, – сухо ответила сиделка. – Не мое это дело – обсуждать с посторонними здоровье мадемуазель Скаррон.
Тереза с облегчением вздохнула. Потом убрала карточку в карман.
– Я сама его встречу. Посиди здесь.
Сиделка устроилась на стуле. Она уже достаточно пережила за последний месяц, чтобы понять, что ничего больше не остается делать, кроме как молиться за бедную чистую душу, готовую переселиться в мир иной.
Тереза поспешно взбежала по лестнице наверх в свою комнату, с быстротой молнии скинула с себя одежду и натянула одно из лучших черных платьев Адели. Потом подошла к зеркалу и пригладила волосы, а затем осторожно спустилась вниз. Дом был пуст – слуг отпустили пораньше в этот день, однако некоторые из них могли вернуться домой рано. Но пока еще никого не было. Тереза немного постояла перед дверьми в гостиную, переводя дух, затем сделала шаг вперед.
– Месье де Монтень. Люсьен слегка поклонился.
– Я к вашим услугам. Адель Скаррон. Как мило с вашей стороны навестить нас.
Люсьен посмотрел на ее черное облачение и спросил:
– Ваш отец?
– Мы похоронили его сегодня утром, – прошептала Тереза. – Скарлатина.
– Дорогая мадемуазель Скаррон, – ответил Люсьен, придвигая к ней стул, – я…
– У меня была скарлатина в детстве, – перебила его Тереза, – легкая форма. Но бедный папа… И вам следует возвращаться прямо в Париж, когда вы покинете этот дом, месье де Монтень. Не оставайтесь на обед в этой деревне.
Она смущенно улыбнулась и добавила:
– Боюсь, что я даже не смогу предложить вам поесть. Лучше вам ехать голодным, чем заразиться здесь. Моя бедная кузина тоже больна, она наверху.
Тереза опустила глаза, чувствуя, что Люсьен изучает ее.
«Достаточно симпатичная девушка», – подумал он.
Ее темные волосы были аккуратно убраны в узел на затылке, а карие, с золотистыми точками, глаза говорили о том, что она вовсе не была так наивна, как ожидал Люсьен от встречи с провинциальной дочкой деревенского педанта. Черты лица девушки были тонкими, изящными, и выглядела она чуть старше двадцати, но Люсьен подумал, что это, пожалуй, из-за траура, который был ей не слишком лицу.
– Ваш отец говорил с вами о письме, которое прислал ему мой отец?
Тереза кивнула.
– Он говорил мне, что я должна ехать в Америку.
– Очень хорошо. Значит, мне не придется объяснять вам все сначала, – с облегчением сказал Люсьен.
– Я очень благодарна вашему батюшке за его доброту, – ответила Тереза. – Видите ли, месье де Монтень, наследства, которое я получу, далеко не достаточно, чтобы жить в нормальных условиях. К тому же я осталась совсем одна. – Тут голос ее задрожал.
– Ну, теперь-то, мадемуазель Скаррон, вам не стоит плакать. Ваш отец, упокой его душу Господи, увидит, что о вас позаботятся. И, если вы будете жить в «Прекрасной Марии», то ни в коем случае не будете одинокой. Можете быть уверенной в этом.
Дьявол, девчонка определенно собиралась разрыдаться. Люсьен беспомощно оглянулся, пытаясь найти что-нибудь более подходящее, чем кусочек черного кружева, который Тереза сжимала в руках, и неохотно отдал ей свой носовой платок.
– Я еще не успел заказать вам билет, но мы отплывем сразу же, как только вы закончите сборы.
Тереза промокнула глаза платочком.
– Вы очень добры. И ваш папенька не мог лучше утешить меня.
Вдруг она опустила платок и посмотрела на Люсьена суровым взглядом.
– Но я не могу оставить Терезу.
– Кто это?
– Моя кузина, я уже говорила вам о ней, месье де Монтень. Она умирает.
– Я думал, у вас нет других родственников.
Откуда, черт побери, взялась эта кузина? Люсьен начал раздражаться.
– Тереза Д’Обер. Очень дальняя родственница с материнской стороны. Моя компаньонка. Она заразилась скарлатиной, ухаживая за отцом. Я не могу бросить ее.
– Очень похвально.
Тереза вдруг сама почувствовала, как это благородно с ее стороны. Ведь бедняжка Адель в своем завещании даже не вспомнила о Терезе. Все свои деньги она оставила церкви, на нужды сиротских приютов. «Они нуждаются в этом, Тереза, – сказала она ей тогда, – а ты всегда сможешь худо-бедно устроить свою жизнь».
– Это не продлится долго, – сказала Тереза Люсьену, – возвращайтесь в Париж, месье де Монтень, а я смогу присоединиться к вам, вероятно, через неделю.
Когда Люсьен ушел, Тереза от радости захлопала в ладоши и уселась перед камином. Она подумала, что в конце концов все это не так уж сложно, и самый трудный момент позади – вряд ли Люсьен де Монтень еще раз приедет сюда. Ведь в деревне эпидемия скарлатины.
– И да простит тебе Боже наш всемогущий и милосердный грехи, тобой совершенные.
– Аминь, – еле слышно прошептала Адель.
Тереза, сиделка и все домашние перебирали четки, пока святой отец исповедовал и причащал Адель. Терезе вдруг стало холодно. Мурашки побежали по ее телу, когда она подумала, что это ведь как бы ее смерть, ее самой. Завтра она похоронит Терезу, хороня тело Адели Скаррон.
– Я есть воскрешение и жизнь, и всякий, кто истинно поверит в меня, не умрет, но будет жить вечно…
Все еще шел дождь. Возле могилы Жюля Скаррона была вырыта еще одна, и свежая земля, намокая, становилась черной. Цветы на могиле Скаррона уже начали блекнуть от сырости.
– Упокой, Господи, ее душу…
Гроб опустили в могилу. По его крышке застучали мягкие комья мокрой земли. Тереза в который раз ощупывала пальцами письмо. Ее письмо. Она постояла немного возле могилы. К Терезе повернулся адвокат и душеприказчик Адели и взглянул на нее с сочувствием и симпатией.
– Вам не следует так сильно горевать.
– О, уверяю вас, я не стану этого делать.
Адвокат вздохнул.
– И вам не стоит сердиться. Она поступила так, как велела ей совесть.
Тереза спокойно посмотрела на него.
– Она сказала, что я всегда смогу найти место в жизни. И я надеюсь, что уже нашла его. Всего доброго.
И она направилась к дому вниз по холму в сопровождении слуг Скарронов.
– И куда вы теперь поедете? – спросила Терезу экономка, даже не потрудившись прибавить «мадемуазель».
– Меня ждут. Я нашла место, – кратко ответила Тереза.
Экономка фыркнула.
– Прошу меня извинить, – заявила Тереза, которой не терпелось отвязаться от экономки, – но я должна собирать вещи. Завтра придет адвокат и даст распоряжения по имуществу.
Когда собрав свой скарб, слуги разошлись, Тереза прошла наверх. В комнате Адели она взломала замок верхнего ящичка бюро. Там лежало несколько монет, и Тереза забрала их себе. Коробка с драгоценностями была заперта, но у нее имелся ключ, который она спрятала от адвоката. Тереза некоторое время размышляла. Если она возьмет что-нибудь очень ценное, поднимется шум, и у нее могут возникнуть проблемы, но оставались еще разные мелочи и безделушки, не названные в завещании: маленькое кольцо с рубином, медальон с топазами, несколько дешевеньких золотых браслетов. Тереза собрала все это и сунула в карман. Из гостиной она прихватила маленькую вазочку и серебряную табакерку, позолоченную рамку для картины, где раньше был портрет Жюля Скаррона, позолоченный нож для разрезания бумаги. В секретере библиотеки тоже было немного денег, и Тереза забрала большую их часть, оставив лишь несколько франков. Все деньги забирать было нельзя, чтобы не вызвать подозрения адвоката.
Вернувшись в свою комнату, она засунула все это в свой чемодан, аккуратно упакованный преимущественно платьями Адели. Адвокат сам заставил ее взять их, так как знал, что сиротским приютам они ни к чему.
Тереза вытащила чемодан, коробки и другую ручную кладь в прихожую и в ожидании заказанного фаэтона стала надевать шляпку. Шляпку Адели. Завязав черные ленты бантом под подбородком, она внимательно посмотрела на себя в зеркало. Потом кокетливо улыбнулась, покивала головой. Вполне сойдет за двадцатилетнюю…
Послышался стук колес по каменному тротуару. Фаэтон прибыл. Тереза Д’Обер села в фаэтон, а в Париже из него вышла Адель Скаррон.
– Посев закончен, – довольно сказал Дэнис. – В этом году мы сделали его как раз вовремя.
Февральское солнце пробивалось сквозь низко стелющийся туман и золотило свежевспаханную землю. Сеятели, чернокожие рабы, следовавшие за плугом, работали быстро, бросая семена в борозды уверенными движениями. Это было самое легкое и приятное время года, после утомительной вырубки старого тростника и круглосуточной изнурительной помолки и выпаривания прошлогодних стеблей.
Дэнис наблюдал за посевом, поглаживая холку своей лошади.
– Если нам удастся задобрить Андре Перо, у нас будет отличный год.
По традиции управляющие-посредники из Нового Орлеана давали деньги своим клиентам-землевладельцам вперед, исходя из расчета процентного содержания предполагаемой прибыли от продажи тростника в следующем году.
Дэнис усмехнулся.
– Не забыть бы мне напомнить Люсьену, какой сорт виски любит Андре.
Поль засмеялся:
– У тебя определенно есть задатки бизнесмена.
– Мне хотелось бы поговорить с тобой, отец. Если ты хочешь выиграть кампанию, тебе придется потратить на это массу времени. А это значит, что нам нужно нанять нового надсмотрщика.
– Я полагаю, ты прав. Я уже думал об этом. Говоря откровенно, мне нравилось все делать самому.
Надсмотрщик, который работал на Поля много лет, умер несколько месяцев назад.
Поль задумчиво наблюдал за посевом. Земля в этих краях была очень плодородной. Единственную опасность для урожаев представляла река, которая в бурную погоду выходила из берегов и заливала поля.
– Ты прав, Дэнис, – повторил Поль. – Скажи Андре, пусть поищет кого-нибудь. Эй, Дэниел!
Одна из фигур, склоненных над бороздами, выпрямилась. Дэниел, увидев Поля, положил мешок с семенами на землю и подбежал к хозяину.
– Да, сэр, мистер Поль?
– Дэниел, я собираюсь поискать нового надсмотрщика. С сегодняшнего дня я не могу выезжать каждый день, но чтобы найти подходящего человека, потребуется некоторое время. Поэтому пока что я рассчитываю только на тебя. Присмотри, чтобы все было в порядке.
– Да, сэр, конечно.
Дэниел был высоким, широкоплечим, сильным мужчиной с самым спокойным характером среди всех работающих на плантации, и он очень хорошо знал свое место.
– Эти негры будут слушаться меня некоторое время, мистер Поль, но все же кое-кто будет создавать проблемы, если здесь не будет белого человека, надзирателя.
– Вот увидишь, Дэниел, все будет в порядке. Если потребуется, можешь кому-нибудь укоротить руки. Мистер Люсьен скоро возвращается домой, так что здесь останется один из мужчин нашей семьи, который будет отдавать приказания.
– Да, сэр. А как же мистер Дэнис?
Дэниел выглядел озабоченным. Поль покачал головой.
– Люсьену нужно будет помочь освоиться. А мистер Дэнис понадобится мне в Новом Орлеане. Ты справишься, Дэниел.
– Да, сэр, мистер Поль, спасибо, сэр, – ответил Дэниел и нахмурился.
Мистер Люсьен не будет целыми днями сидеть на лошади под палящим солнцем. Мистер Люсьен будет валяться где-нибудь в тени деревьев с бутылкой в руке, или будет гоняться за женщинами, которым следует работать в это время. Если, конечно, мистер Люсьен не слишком сильно изменился после поездки во Францию.
– Давай поедем в объезд, – предложил Дэнис отцу. Поль кивнул, соглашаясь. Не скоро у него появится возможность вот так свободно объезжать свои владения. Они повернули лошадей и направились к тропинке, которая вела через холмы к Бэй Руж. По берегам реки росли кустики хлопка, низкие ивовые деревья и высокие стройные кипарисы.
Многочисленные притоки Миссисипи – места обитания разной дивной живности – извивались причудливым узором через прилегающие болотистые земли, меняя направление и русло после каждого сезона паводков. Если долго-долго сидеть здесь неподвижно и наблюдать, то можно увидеть опоссумов, кроликов, оленей, енотов и даже водяную крысу – нутрию. Иногда на поверхности воды показывались аллигаторы. даже в это время года воздух звенел от множества насекомых. По воде скользили водомерки и речные пауки в поисках добычи, и то тут, то там появлялось облачко стрекоз.
Этот участок земли был как бы нейтральной полосой между рекой и сушей. Течение здесь было непредсказуемым. Вода могла целый день неторопливо течь на восток к Лэк Фидель, а вечером загадочным образом повернуть к океану, подталкиваемая мощными потоками дельты Миссисипи.
Деревья еще не выпустили листву, и ландшафт был голым и неприглядным, но Полю и Дэнису он очень нравился. Листва обычно скрывала общий вид местности, но в это время года она просматривалась до горизонта и открывалось как бы самое сердце земельного поместья. Склоны были покрыты серо-зеленым «испанским мхом», а посередине болота одиноко стояла белая цапля, и на темной поверхности воды дрожало ее отражение.
Неожиданно цапля резко опустила клюв в воду, а когда выпрямилась, в клюве ее билась маленькая голубая рыбка. Цапля быстро проглотила ее и вдруг взлетела, сразу взмыв высоко в небо, так как где-то поблизости раздался выстрел.
– Черт возьми! – Поль резко развернул лошадь, высматривая стрелка, но плотные заросли дикого винограда заслоняли его.
– Я не допущу браконьерства на своей земле! Пристрелить цаплю, чтобы какая-нибудь дамочка нацепила ее перья себе на шляпку! Кто это был, Дэнис, как ты думаешь?
– Вероятно, Раф Мишле, – ответил Дэнис, – но он слишком хитер, чтобы попадаться.
– Преступный клан, – раздраженно проворчал Поль.
Мишле были большой, но постоянно разваливающейся семьей, во главе которой стоял старый Викториен Мишле. У него была неряха-жена и четверо детей, ленивых и безалаберных, как и сам Викториен. Помимо этого, у него был целый выводок внуков, причем некоторые из них появились на свет явно в результате инцеста. Мишле жили в Бэй Руж столько же, сколько де Монтени жили в «Прекрасной Марии».
– Скажи, пожалуйста, Рафу Мишле, чтобы он впредь выбирал место для браконьерства подальше от моих владений, а то по ошибке могут пристрелить его, – заявил Поль.
– Если кто-нибудь пристрелит Рафа Мишле, то это вовсе не будет ошибкой, а пойдет лишь на пользу всем остальным. Но я передам ему, – ответил Дэнис.
Хотя он сомневался, что это было нужно делать. Наверняка Раф был где-нибудь поблизости, в густых зарослях дикого винограда, и все слышал.
Через полмили они свернули на другую тропинку, которая вела вверх по холму. Показались золотисто-желтые участки, на которых все еще росли стебли прошлогодней кукурузы. После посева сахарного тростника рабы придут сюда и будут сажать кукурузу, чтобы накормить себя и свой скот, сделать запасы на зиму.
Поль и Дэнис проехали вдоль кукурузных полей и свернули в дубовую аллею, которая вела к «Прекрасной Марии». Дорожка шла прямо к летней веранде. Перед фасадом дома располагался сад, разбитый дедом Поля, и за которым заботливо ухаживал его отец, а потом и сам Поль вместе с Салли. В теплицах росли манго, папайя, банановые и апельсиновые деревья. В саду были посажены азалии и розовые кусты. У Эмилии был свой любимый уголок в саду – в зарослях папоротника, где стоял маленький столик со стульчиками. Там Эмилия обычно играла в куклы.
Поль краем глаза заметил, что Эмилия и сейчас была там, судя по мелькающему белоснежному фартучку и штанишкам. Поль подумал, что она наверняка прячется там от Салли с ее уроками.
Дэнис вдруг тихонько запел:
«В саду моего отца
Цветут лавровые деревья,
И птицы слетаются со всего света,
Чтобы построить здесь гнезда…»
– Ты ведь всегда любил «Прекрасную Марию», правда? – спросил Поль.
Дэнис резко оборвал песню.
– Мы все любим наш дом.
– Тебе трудно сознавать, что Люсьен унаследует его?
«Очень трудно. Он не любит дом так, как люблю его я», – подумал Дэнис, но сказать этого вслух не мог, поэтому ответил:
– Мне не повезло – я позже родился.
Отец прямо-таки читал его мысли.
– Плохо, когда поместье и землю разделяют на части, – сказал Поль, – но ты получишь свою часть. Ты и девочки. Всем хватит.
Но деньги – это не «Прекрасная Мария». На земле не было другого места, которое Дэнис так же любил.
– Вообще-то я это не имел в виду, если тебя это волнует, отец, – сказал он.
Однако Поль не был уверен в том, что Дэнис говорит правду. Дэнис в отличие от своего брата был из тех людей, что «пускают корни» в родном доме и остаются там на всю жизнь. Если его лишить «Прекрасной Марии», это все равно, что лишить растение корней.
Дэнис спрыгнул с лошади.
– Я рад, что Люсьен возвращается.
«Я рад, что это происходит сейчас, а не позже. Еще чуть-чуть, и я не смог бы с этим смириться», – подумал он, и отец понял все невысказанное вслух.
– Завтра я скажу Андре, чтобы он подготовил все бумаги для него.
Дэнис отдал поводья своей лошади маленькому негритенку и пошел по направлению к дому. Он опять запел, но в голосе его не слышалось больше радости, беззаботных ноток.
– Мадемуазель Скаррон, вам лучше?
– Да. Простите, что побеспокоила.
«Я не Тереза Д’Обер, я Адель Скаррон и имею право надоедать, если мне этого хочется. Она постаралась изменить свои привычки, перестать чувствовать себя постоянно униженной или отодвинутой на задний план.
Адель улыбнулась Люсьену.
– Бокал вина – и со мной будет все в порядке.
Она откинулась на подушки сиденья кареты, приняв позу, которая наиболее выгодно подчеркивала все достоинства ее фигуры. Она думала о Люсьене де Монтень. Он был красив, как-то даже дерзко и бесстыдно красив, но самое главное, у его отца было столько денег, что Адель даже не могла как следует представить себе такое богатство. Люсьен открыл бутылку вина и налил немного в бокал. Адель подвинулась, давая ему возможность поставить бокал на маленький столик, и одновременно поменяла позу так, чтобы Люсьен смог оценить форму ее бюста и тонкость талии.
Адель похлопала по сиденью рядом с собой:
– Садитесь сюда, месье де Монтень. В этом нет ничего такого, не правда ли? В конце концов мы с вами будем теперь вроде родственников. Так ведь?
– Конечно.
Люсьен налил себе вина.
– На пароходе многие вещи еще более позволительны.
Мисс Скаррон определенно заигрывала с ним, а Люсьену очень хотелось развеять скуку. Другими пассажирами в фаэтоне были епископ и две старые девы, страдающие желудком и беспрерывно жующие мятные лепешки. На этом фоне стройная фигура миссис Скаррон и ее призывная улыбка выглядели очень соблазнительно.
– А чем вы займетесь, когда вернетесь домой, месье де Монтень?
– Думаю, что буду брошен на растерзание диким зверям, – ответил Люсьен, – в обличье посредника моего отца и в окружении нескольких скучных бухгалтерских книг.
– Но человеку, который станет крупным землевладельцем, просто необходимо знать эти вещи, – ответила Адель, дразняще улыбаясь ему, – нужно только придумать себе отдых от этой скуки, развлечение.
Люсьен хмыкнул.
– Мой папочка не одобряет моих развлечений.
– Тогда вам нужно найти такое развлечение, к которому папочка не смог бы придраться.
– Если вы имеете в виду женщин, мадемуазель Скаррон, то единственное, к чему он не станет придираться, так это обручальное кольцо, а какое же это развлечение? Еще большая скука.
– Ай-яй-яй, месье де Монтень, – засмеялась Адель и опустила ресницы.
Люсьен поцеловал ей руку.
– Но я убежден, что никогда бы не заскучал с такой очаровательной… родственницей, как вы.
Она мягко отняла руку.
– Я уверена, что мне будет очень хорошо и покойно жить в вашей семье, месье де Монтень, если все члены ее такие же доброжелательные, как вы, – сказала Адель, намеренно делая вид, что не понимает истинного смысла его слов – А теперь, боюсь, вам придется меня покинуть. Я устала и хотела бы отдохнуть.
Разговор получился вовсе не таким, каким ей хотелось бы, но он еще не был закончен.
Люсьен поклонился и взял шляпу. После того, как он отошел, Адель устроилась поудобнее на подушках и задумалась. Теперь, когда тошнота наконец прекратилась, она могла подумать о том, как лучше преподнести себя де Монтеню. Но нужно быть осторожной. Он достаточно ясно выразился, что не собирается обременять себя женитьбой. Однако в ее планы не входило становиться его любовницей. «Прекрасная Мария» – вот что хотела заполучить Адель. Люсьен никогда не был бедняком, ему этого не понять.
Пусть поскучает немного с епископом и старухами. А потом она попробует еще раз. Свободные, развязные натуры, каким был Люсьен, в особенности не выносят скуки.
