Текст книги "Тайна «Прекрасной Марии»"
Автор книги: Лора Эштон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
VII. СЕМЕЙСТВО МИШЛЕ
Роман слонялся вокруг живой изгороди неподалеку от летнего домика, чувствуя себя не то что неловко, а прямо-таки в глупом положении. Холлис исчезла в противоположном направлении. Наверняка она уже сидит где-нибудь на террасе дома, с гостями, потягивает лимонад, и ведет чинную беседу со слегка печальным видом, как и положено вдове. Роман подумал, что Холлис очень быстро придет в себя, она вообще очень скоро меняет настроение – это один из ее многочисленных талантов.
Со стороны центральной дорожки, которая вела к главному входу в «Прекрасную Марию», послышались стук копыт и скрип колес приближающейся повозки. Роман пошел приветствовать опоздавших гостей.
С подножки кареты спрыгнул маленький негритенок – помощник грума, открыл дверцу, и Роман с удивлением взглянул на девушку в голубом муслиновом платье с кремовой кружевной отделкой. Она приветливо улыбнулась Роману.
– Боже мой! Фелисия! Простите, мадемуазель Фелисия!
Роман элегантно поклонился ей. Фелисия выглядела очень довольной.
– Вы меня не узнали? Не узнали. Значит, я действительно выросла и сильно изменилась.
Она протянула ему руку.
– Как поживаете, мистер Превест?
Роман поцеловал ей руку.
– Теперь, когда вы здесь, – замечательно. И так как вы уже взрослая, я прошу вас называть меня просто Роман.
– Чудесно. Холлис умрет от досады.
– Э-э, почему? – спросил Роман, судорожно сглотнув.
– Ой, она всегда так важничает из-за того, что она старшая, – ответила Фелисия. – Холлис всех мужчин называет просто по имени, а мне приходится говорить «месье» или «мистер» такой-то.
– Понятно.
Фелисия загадочно улыбнулась.
– И это особенно приятно, потому что вы значительно старше меня.
Роман, очевидно, был испуган, и это смутило Фелисию.
– Ой, простите, я не хотела сказать, что вы старый… то есть…
Она замялась и, не зная, как выпутаться из этого неловкого положения, принялась рассматривать Романа молча. Он был другом ее отца, но она совсем не помнила его.
– Я только хотела сказать, что вы уже не мальчик, и…
Роман рассмеялся.
– Так ты еще больше запутаешься. Начни все сначала и расскажи мне, почему ты опоздала на пикник.
– Ну, Мио заболела, – начала Фелисия, польщенная тем, что общается с хозяином дома. – И она абсолютно уверена, что умрет. Пытается вылечиться дохлыми лягушками и отрезанными головами цыплят. Мама хотела, чтобы она сопровождала Адель, та ведь здесь в первый раз. Я ждала, когда придет доктор Лебо, и чтобы удостовериться, что Мио приняла лекарства, причем правильную дозу, а то она всегда пытается съесть все таблетки и порошки сразу. Ее не убедишь, что этого нельзя делать.
– Вы – молодец, Фелисия, – похвалил ее Роман, и та зарделась.
«Как это приятно! – подумала она. – И как мил Превест, и как хорошо, что у нас сегодня пикник!»
Фелисия чувствовала, что выглядит очень хорошо, что голубой муслин ей очень идет, что новые голубые туфельки оказались как раз впору. Мама Рэйчел сделала ей сегодня красивую прическу, как у взрослой дамы, и Фелисия была необыкновенно хороша. Она весело разглядывала общество, собравшееся на пикнике, как бы убеждаясь, что все здесь приятно проводят время. Фелисия увидела маму в тесной компании подруг, Дэниса, который беседовал с месье Эйли. Они отчаянно жестикулировали, обсуждая, по-видимому, новые технические средства, появившиеся недавно в штате. Люсьен выглядел скучающим и мрачным. Должно быть здесь ему было нестерпимо тоскливо после Парижа, хотя Фелисия не понимала, как можно скучать на таком чудесном пикнике. Адель Скаррон, видимо, тоже была чем-то недовольна. Она разговаривала с отцом вместо того, чтобы веселиться с молодежью.
– Проверяешь, все ли на месте? – спросил очаровательную Фелисию Роман.
– Просто хочется, чтобы всем здесь было так же хорошо, как мне.
Роман улыбнулся, тронутый тем, что эта девочка так заботится о других.
– Я рад, что тебе нравится у меня в гостях. Даже в моем «древнем» обществе.
Фелисия посмотрела на него снизу вверх:
– Мне очень приятно в вашем обществе.
Свет солнца золотил ее волосы. Голубые глаза Фелисии сверкали, на лице играл нежный румянец. У Романа неожиданно защемило сердце. Эта девочка была воплощением свежести, молодости, жизнерадостности. А ведь он запомнил ее как скромненькую, серенькую школьницу, угловатого подростка в нелепых нарядах. Что произошло с ней, какое случилось чудо?
Роман безмолвствовал. Он понял, что влюбился, влюбился по-настоящему первый раз в жизни, и испугался, что Фелисия может это заметить.
Фелисия покраснела. Она явно думала о том же, что и он. «Будь осторожен. У тебя есть Юджин. Ты женат. И Фелисия должна выйти замуж» – эти мысли гвоздем засели в голове у Романа. Фелисия не имела права влюбляться в него, и не могла выйти замуж, отчаянно желая другого мужчину.
Роман взял Фелисию за руку, не в силах противостоять этому новому чувству, и попытался намеренно добавить безразличные интонации в ставший вдруг непослушным голос.
– Хозяин должен следить за всем. Хотите, Фелисия, вы пойдете со мной и будете мне помогать?
Холлис сидела под высокими кустами магнолии на скамеечке, с которой просматривалась вся площадка для пикника. Четверо молодых людей из кожи вон лезли, чтобы услужить ей. Они боролись за право принести ей лимонад, тарелочку с пирожными, за то, чтобы заслужить благосклонный взгляд ее серо-зеленых глаз. Неожиданно Холлис напряглась и застыла неподвижно, увидев Романа Превеста, входившего в общий круг знакомых и друзей с Фелисией под руку.
Салли также заметила эту неожиданную пару. С появлением Фелисии в галереях и на верандах сразу же раздалось шушуканье и отголоски сплетен о младшей мадемуазель де Монтень.
– Салли, голубушка, она просто прелестна! Она многим может разбить сердца.
– Ее необходимо выдать замуж до того, как все молодые люди здесь перестреляют друг друга на дуэлях.
– Да она просто обязана быть счастливой! У нее будет богатый выбор, – говорили пожилые женщины.
Салли с удовольствием наблюдала за дочерью и за тем, как многие юноши провожали ее восторженными взглядами. Фелисия рассматривала свой эскорт с любопытным выражением на лице. Лицо ее раскраснелось, большие голубые глаза сияли. И тут она с восхищением, с еще не осознанным обожанием посмотрела на Превеста. Салли с ужасом перехватила этот взгляд и подумала: «О, нет! О, нет! Только не Роман!»
Люсьен от нечего делать гонял ногой возле колонны серебряный высокий стакан из-под лимонада. Ему становилось все тоскливее и тоскливее. Все его приятели танцевали с девушками, но Люсьену вовсе не нравились местные простушки. Цена за подобное развлечение может быть слишком высока. Даже Адель вполне ясно дала понять ему, чего хочет взамен на уступку со своей стороны. У Люсьена не было ни малейшего желания расплачиваться за мимолетные удовольствия обручением и свадьбой. Это единственное, что могли предложить ему местные леди, воспитанные в монастырских школах, хотя Адель Скаррон явно не относилась к последней категории. И все же Люсьен был уверен, что вовсе не желает вдруг оказаться женатым на ней.
Люсьен обернулся. Ни один член его любящей семьи, казалось, не смотрел в его сторону в это время. Он воспользовался моментом и быстро завернул за угол дома, где отвязал Файрфлая, вскочил на него и пустился в галоп.
– Люсьен, любовь моя! Тебя так долго не было! Почему ты сразу не зашел ко мне?
Медленно выговаривая эти слова, Тасси Мишле одновременно с энтузиазмом расстегивала платье.
Люсьен опрокинул оставшуюся в одной сорочке Тасси навзничь на дно лодки, и они отчалили от берега.
Вокруг росли желто-зеленые водоросли, кувшинки, их было так много, как маргариток на лугу. Люсьен сорвал целую охапку красивых водорослей и кувшинок, бросил в лодку.
Тасси была высокой, ширококостной, с большими ладонями и ступнями. У нее был пухлый чувственный рот и огромные темные глаза, которые ярко блестели под копной еще более темных волос.
Тасси никогда не тратила много времени на предварительные приготовления.
– Ах, ты все тот же, Люсьен, – сказала она, обнимая его за плечи.
– Ты ожидала, что я сильно изменился? – ответил Люсьен, поднимая ей юбки и пощипывая за бедра. Тасси выгнулась дугой и прижала Люсьена к себе. Тот перевернулся и положил Тасси сверху, на себя. Ее кожа пахла свежестью.
«Да уж, веселенькая картинка, если кто-нибудь посмотрит на нас сейчас со стороны», – подумал Люсьен, хотя был уверен, что вряд ли сейчас кто-нибудь появится поблизости. К тому же старому Викториену Мишле было наплевать, с кем и как занимаются любовью его дочери. Люсьен подозревал, что Викториен сам спит с кем попало.
Тасси извивалась в экстазе, чувственный рот приоткрылся, темные пышные волосы ее разметались по плечам. Она тихонько постанывала. Люсьен не был особо поэтической натурой, но подумал вдруг, что, наверное, только Афродита, богиня любви, выглядела так же, как Тасси в этот момент. Тасси, которой было невдомек, что ее только что олицетворили с богиней любви и сексуальности, перевернулась на бок, легла на дно лодки рядом с Люсьеном, зачерпнула ладонью немного воды, чтобы остудить их обоих.
– Я привез тебе подарок, – сказал ей Люсьен. Из корзины, стоящей на корме лодки, он вынул бутылку вина и коробку, обернутую золотистой бумагой.
– Это шоколад.
Тасси с жадностью разорвала обертку.
– Любовь моя, Люсьен, я уже говорила, что тебя слишком долго не было! Я так соскучилась!
И она набила рот шоколадом.
Люсьен откупорил бутылку вина, сделал глоток и передал ее Тасси.
– Как ваши домашние?
Тасси усмехнулась.
– У нас прибавление семейства. Еще раз повторяю, тебя очень долго не было.
– Ребенок? Так это твой малыш?
– Прекрасный мальчик, крепкий.
– Кто его отец?
Тасси захихикала.
– Бог его знает. Может быть, и ты.
– О, нет. Не я. Меня ведь очень долго не было.
Тасси сделала глоток из бутылки.
– Может, и не ты. Я не знаю.
Никто не мог сказать, от кого рождаются дети в семействе Мишле. На протяжении многих лет это было извечным местным скандалом. Мишле умудрялись зарабатывать себе на жизнь браконьерством. Время от времени они приторговывали лесом, если не нужно было прилагать много усилий на его вырубку. Викториен и его жена Эстель имели четверых детей: Рафа, Сьюки, Тасси и младшую Эрмадин. Помимо этого, у них было бесчисленное количество внуков самых разных возрастов. У Тасси было двое детей, Раф и его жена уже потеряли счет своим. Жена Рафа имела какие-то родственные связи с семейством Мишле, и это было неудивительно, так как никто, кроме родственников самих Мишле, не имел желания породниться с этим семейством.
Тасси облизала пальцы и запустила их Люсьену в волосы. Люсьен перехватил ее запястье и поцеловал все еще сладкие пальцы Тасси. Тасси застонала от удовольствия и вновь потянулась к Люсьену. «Интересно, – думал Люсьен, – как складываются отношения. Вот Тасси. Грязнушка, замарашка, глупенький зверек, но с ней так восхитительно просто!»
– Ложись, – прошептал ей Люсьен и стал изысканно ласкать ее, но Тасси любовные игры и ласки интересовали лишь до определенного момента, непосредственно половой акт занимал ее гораздо больше, и Люсьену нравилось дразнить ее, заставлять ждать, оттягивать самый важный момент. Такая игра возбуждала его сильнее, чем, пожалуй, сама Тасси.
Люсьен почувствовал, что кожа ее увлажнилась, казалось, Тасси вот-вот взорвется от возбуждения. Он уже был готов войти в нее, но Тасси отодвинулась и прошептала:
– Нет. Не сейчас.
Она тяжело дышала.
– Да. Сейчас, – ответил Люсьен, чувствуя, что не может больше ждать, и набросился на Тасси.
Лодка угрожающе накренилась, и в самый ответственный момент оба оказались в воде.
– Ах, Господи! – завопила Тасси, пытаясь удержаться на поверхности. Влажные волосы залепили ей глаза. С трудом забравшись в лодку, она протянула весло Люсьену, чтобы он смог за него схватиться.
– Ты очень изощренный любовник, – объявила она, – забирайся скорее. А то тут недавно аллигатор съел одного.
– Идешь купаться? Или уже искупалась? – спросил папаша Мишле, обозревая свою дочь и Люсьена.
– Смотри, подхватишь какую-нибудь гадость в этой воде. Эй, Раф! – позвал он.
Появился Раф Мишле. Он был голым по пояс, на груди просматривались множественные шрамы, оставшиеся от участия в разного рода поножовщинах. Лицо Рафа напоминало морду хорька с маленькими черными хищно поблескивающими глазками. Увидев Люсьена и Тасси, он рассмеялся.
– Ты хотела его утопить, защищая свою честь?
Тасси попыталась наградить своего брата оплеухой, но Раф перехватил ее руку и сам отвесил ей звонкий шлепок. Тасси скрылась в доме. Раф вытащил откуда-то грязный кувшин и, сгорбившись, присел на ступеньки.
Дом семейства Мишле уже давно угрожающе скособочился, битый дождями, ветрами, и вопиюще грязный, он требовал капитального ремонта. Кусок красной материи служил шторой на окне в гостиной. По парадной лестнице бегали охотничьи собаки, такие же неухоженные и грязные, как и сами Мишле.
Раф отхлебнул из кувшина и протянул его Люсьену. Тот осторожно сделал маленький глоток. Одному Богу известно, из чего Викториен гнал эту гадость.
Раф ухмыльнулся:
– Только не вздумай сказать, что ты потопил мою лодку, приятель.
– Что ты, Бог с тобой. Я потопил только свое достоинство.
Визгливый смех Тасси, доносившийся из глубины дома, свидетельствовал о том, что она рассказывала своим сестрам о забавном приключении.
– Сьюки тоже будет очень рада тебя видеть, – заявил Раф. – Не хочешь сходить со мной на охоту? Пока не переоделся.
– Пожалуй, можно. Ты вообще как поживаешь?
– Прекрасно. Родил шестого в этом году.
Раф опять хлебнул из кувшина.
– А может, это не мой ребенок. Охота на птиц в этом году очень успешная. Плохо только то, что все птицы гнездятся в ваших владениях. Хорошо, что ты приехал. А то твой отец не очень-то любит меня.
– Мама сказала, – раздался чистый, звонкий голосок, – что, если сегодня вечером ты не принесешь добычу, останешься без ужина.
Люсьен оглянулся и поймал на себе взгляд огромных карих глаз. У девочки было нежное лицо с тонкими чертами и роскошные золотисто-каштановые волосы длиной до самой талии. Девочка босиком прошла по комнате, и Люсьен заметил, что на ней, наверное, единственная чистая сорочка, имеющаяся в этом доме.
– Здравствуйте, Люсьен.
– Здравствуй. Ты кто?
– Эрмадин. Помните? Ну, Дина, просто Дина.
– Девочка растет, – сказал Раф, – жалко только, что она сама этого не понимает.
Дина никак не прокомментировала это заявление.
– Мама просила передать вам привет. Она плохо себя чувствует и не может выйти.
– Ничего страшного, – серьезно ответил Люсьен.
Эстель Мишле постоянно «плохо себя чувствовала», если от нее что-то требовалось.
Люсьен смотрел на Дину с всевозрастающим интересом. Наверное, ей сейчас лет пятнадцать или шестнадцать. Девочка чем-то явно отличалась от других отпрысков Викториена Мишле. У нее была стройная, подобранная фигура, изящные ступни, движения девочки были осторожными и грациозными.
– Ну-ка, подойди сюда. Давай поговорим, – позвал ее Люсьен.
Дина покачала головкой.
– Нет, мне нужно идти работать.
– Слышали? Этакая принцесса, – заявила Сьюк, заглядывая в дом через окно. – Она воображает себя Золушкой. И ждет, что в один прекрасный день появится принц и увезет ее из Руж. В следующий раз приходи ко мне, Люсьен. Уж я-то тебя не уроню в реку.
Сьюк исчезла, откуда-то снаружи послышался ее неприятный, резкий смех.
Дина не двинулась с места.
– Как Дэнис? Передай ему привет от меня, – попросила Дина.
Салли запрещала Дэнису и Люсьену играть с детьми Мишле, когда они были маленькими, но, разумеется, никакие запреты их не останавливали. В детстве Дина ходила за Дэнисом по пятам как привязанная.
– Он делал тебе кукол, помнишь? – сказал Люсьен, – в следующий раз обязательно возьму его с собой.
Он улыбнулся.
– И привезу тебе подарок. Что бы тебе хотелось получить?
– Нет! Ничего не надо!
Дина отпрянула.
– Простите меня, Люсьен, но мне ничего не надо.
Люсьен пожал плечами и сделал еще один глоток из кувшина, предложенного Рафом.
Выезжая на Файрфлае из ворот поместья Мишле, он услышал голос старого Викториена:
– Послал Господь Бог дочерей, и все дуры! Ну зачем, спрашивается, ты собираешь этот мусор?
Дина метлой гоняла пыль на ступеньках и крыльце дома. Раф поднялся по лестнице с кувшином в руке. Дина внимательно посмотрела сначала на него, потом на отца.
Закончив подметать, она спрятала метлу и задумчиво взглянула на свой дом. Потом вымыла руки, разгладила юбки. Чистое крыльцо не могло улучшить общего вида дома. И ее чистое платье не могло сделать из нее нечто лучшее, чем она была на самом деле.
Дина направилась было по тропинке в лес, но тут ее окликнула жена Рафа.
– Дина! Иди помоги мне с ребенком!
Дина отрицательно покачала головой и поспешила исчезнуть в зелени деревьев.
Примерно в полумиле начиналась новая тропа, едва заметная глазу, едва различимая, которая вела к небольшой лужайке. Добравшись туда, Дина села на траву, обхватила колени руками и задумалась. Прямо перед ней кричала любопытная краснокрылая птичка, явно заинтересовавшаяся Диной. «Птичка! Тебе не нужно беспокоиться о нарядах, о доме, где ты живешь, – подумала Дина. – Как было бы хорошо быть птичкой! К тому же серенькие воробьи наверняка не влюбляются в столь красивых краснокрылых дроздов. Они живут всегда с такими же серенькими воробьями, и им это нравится».
«Я ведь даже не умею правильно говорить!» – ужаснулась Дина. Она пыталась научиться правильной речи от Превеста и де Монтеней, но мать и сестры подняли ее на смех.
«Зачем это ей надо?» – спрашивали они друг друга.
«Все равно это не принесет никакой пользы. Дэнис уже вырос, – думал Люсьен. – Дети из таких семей, как де Монтени, когда вырастают, не возвращаются к девушкам типа дочерей Мишле. Или же возвращаются, но так, как это сделал сегодня я».
Дина перекрестилась. «Пресвятая Дева, помоги мне! Позволь мне лишь время от времени видеться с Дэнисом, говорить с ним. Я не прошу больше ни о чем».
VIII. ДЕВУШКА НА РЫНКЕ
– Люсьен, как замечательно, что ты к нам присоединился! – Поль вопросительно поднял бровь, ожидая разъяснений. «Смешно», – подумал Люсьен.
Все были готовы выехать из «Алуетт». Салли уже сидела с недовольным видом в экипаже. Баррет Форбс делал вид, что не замечает этого и нарочито заинтересованно разглядывал архитектуру поместья. Эмилия спала на коленях у Салли, в то время как мама Рэйчел укладывала Холлис и Фелисию на сиденье позади. Тетушка Дульсина, которая отлучилась попрощаться с кем-то, внезапно появилась со сдвинутым набок капором и принялась ругать Люсьена.
– Ну вот, – сказала она Салли, – я же тебе говорила, что Люсьен не изменится. И уже нажил кучу неприятностей здесь, в «Алуетт». Он, конечно, мог отлучиться выкурить сигару со своими друзьями джентльменами, но…
Она замолчала, заметив Люсьена рядом верхом на лошади.
– Считается хорошей манерой, – сказал Поль, – когда один из почетных гостей задерживается на весь вечер.
Поль пристально посмотрел на сына, давая тому понять, что именно он думает о причинах, заставивших Люсьена переодеться.
Люсьен выдавил из себя улыбку.
– Извините, сэр, мне показалось, что Файрфлай захромал, и поэтому… мы упали вместе, и я решил, что мне следует переодеться.
– Езжай домой! – рявкнул отец. – Не трепи мне нервы! Я прекрасно знаю, где ты был. И не хочу обсуждать это в присутствии твоей матери и сестер. Ты сегодня меня очень расстроил.
Улыбка Люсьена превратилась в гримасу, но он ничего не ответил, молча развернул коня и поехал вниз по дороге. Он догнал Дэниса в двуколке Фелисии и остановил его.
– Плохая примета, – сказал Дэнис. – Похоже, ты встретился с отцом?
– Он наворчал на меня при Баррете и девушках, – ответил Люсьен с негодованием. – Похоже, ему известно, где я был. Это твоя работа, братец?
– Я не знаю, где ты был, – ответил Дэнис. – Мне кажется, проблема в другом. Загулял?
– Да уж не то, что ты!
– Ладно, не будем показывать пальцем на того, кто гуляет. Мне нужно с тобой поговорить, Люсьен.
Люсьен в недоумении вскинул бровь, точь-в-точь как отец, привязал коня позади двуколки и забрался внутрь.
– Ну, что?
– Я в отчаянии, – тяжело вздохнул Дэнис и помолчал. – Лучше уж мне получить оплеуху, чем папа все узнает. Вот скажи, как может один человек отвязаться от другого?
– От кого? – спросил Люсьен.
– От самого плохого человека!
– От Юджин Превест?
– От жены Жильбера Беккереля!
– Ого! – Во взгляде Люсьена проскользнуло уважение. – Как это тебе удалось с ней сойтись?
– Это она со мной сошлась, – сказал Дэнис, – и я до сих пор не пойму, как все это произошло. Она сказала мне, что очень рада меня видеть, а в следующее мгновение мы уже оказались наверху в ее постели.
Люсьен рассмеялся.
– Ничего смешного! Я никак не могу от нее избавиться.
– Похоже, у тебя большой талант, братец!
– Откуда мне было знать? Со мной вообще ничего подобного никогда не происходило.
Люсьен снова рассмеялся.
– Заткнись, – раздраженно сказал Дэнис. – Лучше посоветуй мне что-нибудь, ты ведь поопытней меня в таких делах.
– Я не разделяю твоей страсти к зрелым женщинам. Ни одна из них никогда в меня не влюблялась.
– Черт! Она ничуть в меня не влюблена! Я думаю, она использует меня, чтобы насолить мужу. Беккерель известен своей склонностью к флиртам, он даже волосы красит. Она угрожает рассказать о нашей связи мужу, если я ее брошу! И все это делается для того, чтобы привлечь внимание к своей персоне.
– Ну и ну! – присвистнул Люсьен.
Дэнис достал из кармана письмо, адресованное ему. Оно было написано женским почерком, все в завитушках и закорючках. Дэнис молча протянул его Люсьену.
Франсуаза Беккерель приглашала его нанести ей повторный визит, текст был в совершенно сухих, безликих фразах, словно бы ничего криминального в этом не было. Однако, помня их предыдущий разговор, письмо можно было рассматривать как приказ.
– Ты понял? – мрачно сказал Дэнис. Люсьен рассмеялся и вернул ему письмо.
– Извини, ничем не могу тебе помочь. Если тебе нужен совет – у меня его нету. Действуй! Она хоть и немного полновата, но…
– Иди ты к черту! – ответил Дэнис. – Я должен был догадаться, что ты мне ничем не поможешь.
– Это все, что я могу тебе сказать. Если не хочешь – не бери в голову. По крайней мере ты можешь рассказать обо всем отцу. Это отвлечет его от раздумий обо мне.
«Я сделал ошибку, – думал Поль, глядя на удаляющуюся фигуру своего старшего сына. – Я должен был это предвидеть».
«Безрассудство – хорошая черта», – продолжал размышлять Поль и внезапно осознал, что год, проведенный Люсьеном в Париже, не изменил его привычек совсем. Поль криво усмехнулся, подумав о своей неблаговидной роли. С таким же успехом он мог послать лису привыкать к вегетарианской пище в курятнике.
Он снова бросил взгляд на удаляющуюся двуколку. Да, Люсьену многое еще предстоит узнать. Очень многое.
– Мама, почему ты позволяешь Фелисии надевать это платье? Оно ей совсем не идет!
Дамы «Прекрасной Марии» располагались в просторном экипаже. Холлис взглянула на Фелисию с неприязнью.
– Мама…
– Да, Холлис. Платье Фелисии тебя не касается.
– По-моему, оно ей великовато в груди. Не смотрится.
– Ты так полагаешь, дорогая? Возможно, в плечах… – вмешалась тетушка Дульсина.
– Нет, – ответила Фелисия, – мама, оно не больше, чем платье Холлис!
– Мне лучше знать.
– Ты вдова, и тебе приходится носить траур, но это не моя вина.
– Это было ужасно, все так смотрели на тебя, Фелисия.
– Они так смотрели бы и на тебя, если было бы на что смотреть, – парировала Фелисия, радуясь, что одета лучше, чем сестра.
– Немедленно прекратите обе! – раздраженно воскликнула Салли.
Холлис и Фелисия выразительно поглядели друг на друга и замолчали.
«Ну вот, – подумала Салли. – Холлис ведь никогда не проявляла такой агрессивности по отношению к младшей сестре. Ей срочно нужно чем-нибудь заняться, – думала Салли, – и поскольку она не проявляет ни малейшего интереса к поместью, ей нужно выйти замуж, и как можно скорее».
Салли взглянула на Фелисию, задумчиво глядевшую в окно. Только бы она не влюбилась в кого-нибудь типа Романа Превеста!
Взгляд Адели остановился на Холлис. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что Холлис ее терпеть не может, и догадывалась, почему та ссорится со своей сестрой. Адель понимала, что каждая из них хотела женатого мужчину, и не могла представить себе, как любая из них смогла бы избавиться от Юджин Превест. Маленькая Фелисия была слишком невинна для этого, а у Холлис не хватило бы духу. И чем дольше Холлис занимается воспитанием своей сестры, тем меньше она думает об Адели.
– Я считаю, это платье просто великолепно. И так гармонирует с твоими голубыми глазами, – сказала Адель Фелисии, беря ее за руку.
– Я никогда еще не встречала такой «милашки»! – Холлис кинула ядовитый взгляд на дверь. Мама Рэйчел расшнуровывала ей ботинки. – Эта Адель говорит так слащаво, будто у нее во рту кусок сахара. Не люблю лицемерок.
– Уж кто-кто, а ты бы помалкивала! – бормотала Рэйчел. – Похоже, ты хочешь выглядеть безгрешной как святоша, но постоянно суешь свой нос куда не следует.
– Ты о чем? – поинтересовалась Холлис, рассматривая себя в зеркале.
Няня в раздумье взяла серебряную расческу.
– Возможно, твоя мама и не подозревает, на что ты способна, и я не собираюсь ей ничего говорить, чтобы она не переживала, но неужели ты думаешь, что я ничего не вижу? Я знаю, почему ты настроена против сестры.
Холлис искоса взглянула на маму Рэйчел.
– Мне хотелось бы, чтобы ты пришила рюшечки с изнанки горловины.
– Ни за что! Ничего подобного никогда не слышала! – воскликнула Рэйчел и выхватила платье из рук Холлис.
Та взглянула на нее, и выражение лица Мамы Рэйчел смягчилось.
– Холлис, дорогуша. Ты ничем не хуже Фелисии. И тебе не к лицу сердиться из-за того, что женатый мужчина говорил с ней, а не с тобой.
– Мне уже девятнадцать. И я вправе делать то, что я хочу. Читай свои нравоучения Фелисии. Я еще никогда не слышала, чтобы ты ее ругала.
Няня пожала плечами.
– Но она ведь еще ребенок! А ты уже нет. Она еще ничего не понимает!
– Адель мне тоже не нравится! – раздался писклявый голосок из двери. Холлис и Мама Рэйчел разом обернулись.
– Ты давно здесь?
– Мисс Эмилия, немедленно идите спать!
– Клянусь, что, если вы присыплете ее солью, она вспыхнет пламенем.
Эмили босиком вошла в комнату и села на кровать Холлис. Ее глаза с интересом смотрели из-под шелкового ночного чепчика.
– Она – оборотень.
– Кем бы она ни была, но только не оборотень! – сказала негритянка, подумав при этом, что Эмилия больше интересуется дьявольским происхождением Адели, нежели беспечностью старшей сестры.
Холлис ухмыльнулась.
– Посмотрим, что будет, когда мы посыпем ее солью.
Она ни словом не обмолвилась о своем собственном расследовании. Холлис до сих пор не получила ответа на письмо, отправленное во Францию. И эту информацию в любом случае нужно было держать в тайне.
– Она заигрывала с Люсьеном, – протараторила Эмили, – но, похоже, у нее ничего не вышло, поскольку теперь она кокетничает с папой.
– Видно, она знает, что делает, – пробормотала няня. Похоже, она догадывалась, что, как и бедняжка мисс Дульсина, Адель Скаррон не имела собственных денег. Однако она вряд ли была так же бессильна в этой ситуации, как тетя Дульсина. Если бы она вышла замуж. Поль назначил бы ей содержание, что было вполне в его духе.
– Мне противно смотреть, как она строит из себя бедную сиротку и просто тает на глазах каждый раз, когда папа смотрит на нее, – сказала Холлис.
– Может быть, вашей матери следует выдать ее поскорее замуж, – высказалась няня и протянула Холлис ночную рубашку.
– Мисс Эмили, я думаю, вам следует прекратить распускать слухи о ней. Не пристало леди обсуждать чужие проблемы!
– А я пока еще не леди! – возразила Эмили.
– Так станьте ею!
Эмили удалилась в свою спальню, чтобы поговорить с Мимси о том, как можно было бы незаметно посыпать Адель Скаррон солью. Она решила последовать совету своей няни, что не следует показывать оборотню, что ты знаешь, кто он есть на самом деле.
Повлиять на Холлис было труднее. Нападки с двух сторон на любимицу семьи несомненно вызвали бы ее раздражение. Она с завистью наблюдала, как Фелисия, одетая в элегантное ярко-красное платье и бархатную черную жокейскую шапочку с вуалью, отправилась на верховую прогулку с отцом и Романом Превестом. И ее отнюдь не успокаивало то, что Адель Скаррон боялась лошадей и чувствовала себя неуверенно. Поль присоединился к ней, оставив Фелисию в компании с Превестом. Холлис, устроившись в саду под зонтиком с книгой, с интересом наблюдала прогулку двух парочек.
Ее мать и няня были слишком заняты первым выходом Фелисии в свет, чтобы обращать внимание на плохое настроение Холлис. А она, в свою очередь, постоянно подтрунивала над Фелисией, в то время как последняя, потеряв всякое терпение, отвечала ей тем же. В присутствии обеих сестер лицо Адель Скаррон мгновенно принимало невинное выражение, которое очень раздражало Холлис, но тем не менее заставляло сестер относиться друг к другу с терпением и не показывать своей неприязни публично. Но в присутствии Холлис Адель была менее разговорчива, глаза ее были холодны и подчеркивали скрытую недоброжелательность.
В конце мая, как и предполагал Люсьен, конфликт вылился наружу.
Баррет Форбс, приученный своей сестрой Алисой выслушивать ежедневные женские жалобы, понял однажды за завтраком, что атмосфера накалилась до предела.
Салли разливала кофе с подчеркнутой вежливостью, а тетя Дульсина как всегда была в полной прострации. «Благослови ее, Господи, – думал Баррет, – Даже если бы ей довелось быть свидетельницей последнего дня Помпеи, единственное, о чем бы она беспокоилась, так это о влиянии серы на свое столовое серебро».
Когда Дэнис сказал, что Андре Пейро нашел им управляющего, Баррет поспешно объявил, что перед своим отбытием в Чарлстон снова хочет побывать в Новом Орлеане.
– Ну что ж, Баррет, – сказала Салли, многозначительно взглянув на своих дочерей, – не могу тебе препятствовать, но не забывай, что ты обещал присутствовать на выборах Поля.
– Естественно, я буду там, – заверил ее Баррет.
Выборы в Луизиане вызывали всеобщий интерес.
– Я думаю, мне следовало бы уехать, прежде чем разразится скандал, – сказал Баррет Дэнису, когда они встретились на борту «Маленькой Марии».
– За обедом мне все время казалось, что вместо закуски нам подадут пистолеты. Что происходит с девушками?
– Если бы я знал! – ответил Дэнис.
Эта проблема его не особенно волновала, но он был благодарен Баррету за то, что он к нему присоединился. Вряд ли Франсуаза Беккерель будет рада, если узнает, что Дэнис приедет к ней с Барретом. Он не сообщил ей о своем приезде в Новый Орлеан, но с недавних пор Франсуаза стала ему мерещиться повсюду. Это потихоньку превращалось у него в манию преследования.
