Текст книги "Тайна «Прекрасной Марии»"

Автор книги: Лора Эштон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Иди куда тебе заблагорассудится, – сказала Фелисия безразличным тоном.

Холлис сузила глаза.

– Это все из-за Романа, не так ли? Что за любовь? Почему бы тебе не оставить эту затею и не пойти поиграть в куклы? Ты никогда не получишь Романа!

Фелисия захлопнула крышку шкатулки.

– Почему бы тебе не бросить эту идею? Я никогда не замечала, чтобы Роман приходил увидеться с тобой. Нет ничего более патетического, чем старая вдова, ожидающая мужчину, который ее не хочет!

Холлис вспрыгнула со своего места:

– И ничего глупее, чем школьница, не замечающая того, что происходит у нее под носом. Так ты думаешь, что Роман ко мне не приходит? Роман приходить ко мне. Тогда, когда ты об этом и не догадываешься.

– Неправда. – Фелисия притопнула ногой.

– Прямо у тебя под носом, – уверила ее Холлис – Он мог бы так же приходить и к тебе. Ты должна выйти замуж девственницей, а так как он собирается жениться на мне, то это могло бы оказаться слишком потрясающим.

– Я не верю тебе! – Фелисия чувствовала, что ее глаза переполняют слезы. Она выбежала из комнаты прежде, чем Холлис смогла бы увидеть ее плачущей.

Когда Роман пришел с вечерним визитом, он обнаружил, что гостиная переполнена дамами дома, включая Холлис и Фелисию.

Он обратился к Салли:

– Могу ли я попросить вашего разрешения прогуляться с мадемуазель Фелисией?

Салли колебалась.

– Очень хорошо. Но помните, что еще слишком рано строить какие-либо… планы…

Роман предложил Фелисии руку, и она оперлась на нее, пока Холлис глазела на них, да и Салли смотрела встревоженно. Роман был хорошим другом, но он так стар. Стар для Фелисии. Не устанет ли он от Фелисии так же, как Поль устал от нее?

– Что же все-таки происходит? – поинтересовался Роман, как только они вышли на веранду.

– Н-ничего, – сказала Фелисия. Как она могла спросить его об этом?

– Дай мне догадаться самому. Холлис?

– Да. – Фелисия кивнула. – Она… она…

– Она сказала, что у меня с ней темные делишки, – предположил Роман.

Фелисия теперь уже иначе смотрела на него.

– Да, были, – честно сказал Роман. – Я не могу лгать тебе, дорогая, но я не горжусь этим.

Фелисия посмотрела на него взволнованно.

– Тогда… это правда? Она сказала… – Девушка вытерла глаза рукой. – Она сказала, что ты собираешься на ней жениться, – закончила Фелисия, почувствовав, что на этот раз она может получить еще более худший ответ. Тогда она тут же станет несчастной и перестанет лежать по ночам с открытыми глазами, думая о нем.

Роман взял Фелисию за руки и посмотрел ей в глаза.

– Никогда, – сказал он, стиснув зубы и поборов в себе злость на Холлис. – Никогда, с тех пор как я встретил тебя. Господи, помоги мне. Я люблю тебя, и если ты хочешь быть со мной после всего, что я наделал, я хочу жениться на тебе.

Тело Фелисии тут же расслабилось, и она прислонилась к его груди. Она подняла лицо, и Роман поцеловал ее.

– Я сделаю предложение после срока приличия, – сказал он. – Но ты можешь считать, что мы обручены. А Холлис предоставь мне.

– Хорошо, я так и сделаю, – ответила Фелисия. – Иначе я могу выбросить ее в окно за эту ложь.

Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его снова.

Когда они вернулись, Роман не был удивлен, увидев двигающуюся тень за колонной, после того как Фелисия прошла по веранде в дом.

– Подслушиваешь? – поинтересовался он.

– Если ты это так называешь! Мужчина, которого я жду, чтобы выйти за него замуж, предает меня с моей сестрой, – воскликнула Холлис.

– Стараюсь для тебя же, – согласился Роман. – Осмелюсь сказать, что ты переживешь это несчастье.

– Как ты смеешь! После того, что ты сделал со мной…

– Что ж, ты должна знать. Я действительно считаю, что нехорошо обошелся с тобой, – согласился он. – Но ты была настроена слишком решительно, Холлис, а я, боюсь, не слишком хорошо сопротивлялся.

– Я уверена, что папа примет это в качестве оправдания за надругательство над его дочерью.

– Я сомневаюсь, что можно испортить несуществующую добродетель, – ответил ей на это Роман. – Судя по тому, что ты рассказывала Фелисии. Но этому сейчас же будет положен конец.

– Я обо всем расскажу папе, – бросила она ему. – Он вызовет тебя на дуэль.

– Ему придется вызывать многих мужчин, – парировал Роман. – У него не хватит времени.

Он повернулся и ушел, оставив ее на веранде. Она сжала кулаки и хлопнула ими по колонне.

XXII. ТЕТУШКА КЛЕЛИ ЗАБОЛЕЛА

Баррет повернул ключ в двери белого коттеджа на Рампарт Стрит. Это был один из целого ряда одинаковых маленьких белых домов, аккуратно выкрашенный, с огороженным садом, красивыми занавесками на окнах, через которые иногда можно было видеть отблески позолоченного зеркала или добротного буфета из красного дерева.

Клодин нервно засмеялась, когда Баррет, схватив ее в охапку, перенес, как невесту, через порог. Она прижалась к нему, и ее новая шляпка съехала набок. Неужели это и есть то, что чувствуют белые девушки, выходя замуж?

Клодин засомневалась. Их кладут на большую кровать в родительском доме, под новый полог, украшенный амурами и прочими романтическими символами, и оставляют лежать, уставившись на него, пока не придет жених. Они, наверное, до смерти пугаются.

«Но мне не страшно», – сказала себе Клодин, когда Баррет опустил ее, и еще сильнее прижалась к нему.

– Взгляни-ка, дорогая, – сказал Баррет. – Нравится?

В маленькой гостиной на полу лежал толстый китайский ковер, стояли дорогие, благородные стулья темно-голубого цвета и небольшой диван, покрытый голубым вельветом. В красивой газовой люстре тихо мерцал огонь.

– Очаровательно. Как ты подобрал именно то, что мне всегда нравилось?

– Я спросил тетушку Клели, – ответил Баррет. – Мои познания в мебели ограничиваются тем, что я знаю, что стул – это то, на чем сидят, а стол – это то, за чем едят. У моей сестры Алисы есть совсем обшарпанный комплект стульев, оставшийся еще от нашей бабушки, и она думает, что то, что устраивало ее, подойдет и нам. Я не собираюсь этого терпеть, – добавил он.

Клодин вопросительно посмотрела на него, но он положил руки ей на плечи и посмотрел на нее серьезно. Глаза ее немножко косили – она стояла очень близко к нему. Она откинулась назад и засмеялась.

– Боюсь, я нагло соврал тетушке Клели, радость моя, – признался Баррет. – Я снял этот дом только на три месяца.

Клодин растерялась.

– Как? Ты же обещал ей бывать в Новом Орлеане шесть месяцев в году и сказал, что мне нужен собственный дом. Баррет, ты не передумал?

Баррет мертвой хваткой обнял ее за талию.

– Только не насчет тебя. Никогда не передумаю насчет тебя. Но чем больше я размышляю об этой договоренности, тем больше она мне не нравится. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной весь год, а не шесть месяцев, и я не могу завести себе любовницу в Чарлстоне. Так не пойдет. Алису инфаркт хватит, когда я скажу ей, что половину своего времени буду проводить в Новом Орлеане, потому что если меня не будет так долго на плантации, сразу станет происходить черт знает что. Даже уже стало. Так что, когда я вернусь в Чарлстон, вкалывать придется до седьмого пота. Но у меня есть куда лучшая мысль, только я не хочу, чтобы ты сразу, не подумав, говорила «нет», поэтому я пока ничего говорить тебе не буду.

Он поцеловал ее в кончик носа.

– Ну а пока дом в нашем распоряжении, и мы будем умело им пользоваться. Хочешь посмотреть остальные комнаты?

«Начнем со спальни, – подумала Клодин. – А насчет остального мы подумаем». Баррета она была готова разорвать на кусочки – сначала напугал, потом создал ореол загадочности. Медленно и основательно она исследовала гостиную, затем через арку прошла в зал. Ковер вишневого цвета и круглое зеркало, исказившее их лица до смешной неузнаваемости.

Клодин состроила Баррету физиономию и выскочила в чулан, где в стеклянном буфете чинно располагался столовый сервиз от Лимогез. За чуланом была кухня с современной плитой и насосом, подающим воду из резервуара. Клодин сочла подобные удобства сомнительными, прикидывая, насколько близко ей придется с ними познакомиться.

– Я нанял повара и служанку, – сказал Баррет, словно читая ее мысли.

– Да? Шарман, – твердо ответила она, – потому что я могу только отваривать яйца, а с такой плитой я скорее подожгу себя, нежели…

Баррет обнял ее за талию.

– Господи, на что же ты вообще годишься? – спросил он и засмеялся.

– Может, когда-нибудь и узнаешь, – сказала Клодин, и огонек озорства зажегся в ее глазах. Отодвинувшись от него, она добавила:

– Только сначала я осмотрю весь дом.

Баррет снова потянулся к ней, но она засмеялась и побежала вверх по лестнице.

Наверху размещались две просторные спальни и гардеробная, а также была еще одна комната без мебели, видимо, детская. Баррет не пустил ее внутрь этой комнаты.

– Мои дети должны воспитываться в моем доме.

Он уже давно так решил, но в этом нужно было еще убедить Клодин. Инстинктивно он понял, что она может стать более уступчивой после того, как исчезнут нервозность и страх перед неизвестным. Ведь это первый день их пребывания вдвоем вдали от всех. Да и у него самого голова, может, будет работать лучше, – решил он с досадой.

Клодин, не замечая ничего вокруг, кроме элегантной мебели в своей новой спальне, с обожанием разглядывала ее.

Баррет обнял девушку, воодушевленный ее радостью от того, как он все обставил. У него была куча денег. Почему бы, собственно, Клодин не жить в таком гнезде, которое бы ей нравилось? Он поцеловал ее, жесткие поля шляпки упирались ему в глаза.

– Сними ты ее.

Клодин подчинилась. Она поймала себя на мысли, что испуга как не бывало. Непривычные ощущения, взбудораженные в ней Барретом, толкали к действию. Ведь человек, которого она обнимала, был по-прежнему любимым Барретом, веселым, добрым, сильным. Его руки бродили по ее спине и плечам, там, где еще никто никогда до нее не дотрагивался, и она безумно желала, чтобы именно он делал это. Он никогда бы не смог быть настоящим кавалером, необходимым атрибутом любовных романов, по которым вздыхали ее подруги. С Барретом было как-то иначе, более интимно, более наяву. Он уже давно завоевал ее сердце, и теперь она не могла дождаться момента, когда он завоюет ее тело.

Она засмеялась и прижалась к его груди, пока он, вытащив шпильки из ее волос, распустил их, словно шаль на ее плечах. Он начал расстегивать пуговицы сзади на ее платье, и ей даже не пришлось вспоминать уроки тетушки Клели о том, что мужчине очень нравится, когда женщина встречает его желание таким же сильным своим. Ее руки сами по себе потянулись к его куртке, а затем к рубашке, играя, дотрагиваясь, нащупывая с интересом. Баррет расстегнул длинную вереницу пуговиц на манжете ее королевского одеяния, развязал тесемки нижней юбки и сбросил и то, и другое на пол.

Затем он послушно ждал, пока она снимет с него рубашку. Мускулистые плечи и грудь его были для нее неожиданностью. Пока она воевала с пуговицами его брюк, он так прошелся пальцами по ее спине и позвоночнику, что она задрожала. Со всей силы потянула за непослушную пуговицу. Вдруг Баррет просунул свою руку ей между ног так, что она подскочила и рухнула ему на грудь.

– Тетушка Клели уделяла мало времени твоему образованию, – прошептал он ей на ухо.

Она затрепетала от его теплого дыхания и низкого голоса.

– Самое главное, что должна знать женщина, это как снять с мужчины штаны.

Он расстегнул пуговицы сам и сбросил брюки и ботинки. Так они стояли в нижнем белье, с удовольствием разглядывая друг друга.

Баррет сел на кровать и зазывающе постучал по ней. Клодин опустилась рядом с ним, пряди длинных волос спадали ей на колени и на кружевные манжеты ее сорочки. Баррет взял ее ноги и поставил их на кровать, затем снял с нее носки, наклонился и поцеловал ее в лодыжки.

– Я хочу тебя больше, чем кого бы то ни было в мире, – сказал он и улыбнулся, как будто эта идея понравилась ему самому.

Клодин потянулась к нему и через мгновение оказалась у него на коленях.

– Все говорят, что любовь имеет какое-то гипнотическое влияние, но никто еще не сказал мне, что это просто здорово, – обронила она.

Баррет усадил ее поудобнее.

– Да, здорово и весело, – уверил он.

Она обвила руками его шею, увлекая его в глубокий, долгий поцелуй; ее сердце взволнованно застучало, и тело наполнилось новым желанием, когда его руки отправились в страстное путешествие по ее телу. Он расстегнул ей лиф, затем развязал ленточки на трусиках, нежно опустил все на серебристо-голубой, с узорами лилий, ковер. Она вновь, уже голая, оказалась у него на коленях; он дотронулся до ее груди, живота и очень осторожно, помогая руками, раздвинул ей ноги. Кровь застучала в висках, его передернуло от желания, но он заставил себя действовать постепенно, работая кончиками пальцев, пока наконец не был одарен блаженным вздохом Клодин, откинувшейся назад, открывшей себя для него, для любых его действий. Он положил ее на воздушное шелковое покрывало и, снимая трусы, прижался к ее груди.

Клодин вздохнула и посмотрела на него темными глазами, когда он, оперевшись на руки, возвысился над ней. Щеки ее горели, губы пылали краской. Его обнаженное тело вызывало в ней любопытство и желание. Страха не было и в помине. Теперь он мог осмелиться войти в нее и был бы впущен – это принадлежало ему.

Он вновь обратился к помощи пальцев, возбуждаемый нежной влагой ее желания. Застонав, он вошел в это манящее пространство медленно, но едва сдерживаясь от извержения – это и заставляло ее задыхаться. Он раскачивался вперед-назад, с каждым разом дыша все чаще и чаще, зарывшись лицом в ее волосы.

Странное чувство росло и созревало в ней, но пару минут спустя, когда он, иссякнув, вышел из нее, от этого не осталось и следа. То, чего она так самозабвенно возжелала совсем недавно, казалось, задело ее за живое, но не больше.

Баррет успокоительно поцеловал ее.

– Обычно друг к другу быстро привыкают. А потом все будет намного лучше. Уж это я обещаю.

Клодин положила голову ему на плечо.

– Не могу себе этого представить. – Ей было все равно, даже если это звучало злобно. – Ты, наверное, подумаешь, что я абсолютно фригидна, если я скажу, что мне никогда не было так хорошо, как сегодня?

Баррет торжественно покачал головой.

– Абсолютно фригидна. Самое худшее, что может быть. А я думал, ты такая женственная. – Он усмехнулся. – Но ничего, ты только подожди.

– Может, нам попробовать еще? – предложила Клодин, – и я быстрее привыкну?

Баррет откинул назад голову и засмеялся.

– Ха! Теперь ты в моих руках. – Он с любовью посмотрел на нее. – Девочка моя дорогая, мы будем пробовать и пробовать, пока тебе не надоест.

Клодин вздохнула.

– В течение шести месяцев в году, Баррет, ты будешь писать мне из Чарлстона? Ты просто обязан, иначе я не выдержу. Конечно, это прекрасно, когда все обустроено, но мне нужен ты, а не хороший пустой дом.

Она не смотрела ему в глаза. Об этом не надо было просить, это не входило в правила игры, но она не смогла удержаться.

– Я думаю, – сказал Баррет, – пришло время сказать тебе, о чем я думал.

Он перевернулся и облокотился на кровать.

– Ты должна выслушать меня до конца и не перебивать, пока я не закончу. Обещаешь?

Она испуганно кивнула, он выглядел очень официально.

– Я хочу жениться на тебе, – сказал Баррет.

Клодин уставилась на него как на сумасшедшего.

– Это ведь даже незаконно, – сказала она.

– В некоторых местах вполне законно, – сказал Баррет. – Клодин, если бы мы могли это сделать, ты вышла бы за меня замуж?

– Не знаю, – прошептала она. – Я думала, что это как раз то, что мне нужно, – быть как белые леди. Но сейчас – ты же ничего не продумал! Это погубит тебя!

Баррет взял ее за руку, стащил с кровати и подвел к зеркалу в углу комнаты.

– Посмотри на себя, – воскликнул он.

Кожа Клодин была такой же светлой, как и его собственная, без бросающихся в глаза переходов цвета от тыльной стороны руки к ладони. Правильные черты лица ее обрамлялись мягкими и пышными вьющимися рыжими волосами.

– Ты и так белая. На девяносто процентов, – сказал он.

– Так все дело в недостающих десяти, – с горечью произнесла Клодин.

– Нет, – сказал Баррет. – Очень трудно это заметить, можешь мне поверить.

– Ты хочешь сказать, все уже прошло? – испуганно спросила Клодин, посмотрев на него через плечо.

– Конечно, – сухо ответил Баррет. – Один прапрапредок мог и быть черным, зато девять других с таким же успехом были белыми.

В комнате было прохладно, а они стояли голыми. Он обнял ее и потащил прочь от зеркала, обратно в постель.

– Дорогая моя, я очень тщательно все обдумал. Мне нужна не служанка, мне нужна жена, нужна ты. Я люблю тебя. Разве я могу позволить нашим детям пройти через все то, что прошла ты? А что будет с тобой, когда я умру? Я больше чем на двадцать лет старше тебя. Каково тебе было бы жить в Чарлстоне одной?

– Баррет, ты хочешь сказать, мы переедем к тебе в Чарлстон?

– А куда же еще? Ты думала, мы будем прятаться на границе до конца жизни? Ничего подобного! – Он крепко обнял ее и притянул к себе. – Ты боишься?

– Да, – сказала она ему в грудь. – Я боюсь покалечить твою жизнь.

– Ерунда, – возразил Баррет. – Все всегда боятся сделать что-нибудь неправильно, а на самом деле это не так страшно, как ты думаешь. Тем более я знал одних таких, как мы, вот они так и не узнали: было ли бы лучше, если бы они поступили по-другому.

– Ты уверен в этом?

– Да, потому ты можешь доверять мне.

Он отодвинул ее от себя и взглянул на нее.

– Ну-ну, ты плачешь? Всю грудь мне намочила.

Клодин шмыгнула носом и вытерла лицо тыльной стороной руки – жест явно не понравился Баррету.

– Ты действительно будешь счастлив, если я выйду за тебя?

Баррет ткнул в нее пальцем.

– Ничто на свете не сделает меня более счастливым.

– А ты не боишься?

Баррет ухмыльнулся. Теперь, когда он уже решился на это, страха не было.

– Я боюсь только тетушку Клели, – сказал он.

Повалив ее на кровать, он начал целовать ее шею и плечи.

– Я снова хочу любить тебя, – прошептал он. – А на мое предложение ответишь, когда у тебя будет готов ответ.

Руки Клодин сцепились за его спиной. Баррет предложил ей то, чего она всегда хотела, но боялась, что этого никогда не произойдет.

Теперь эта мысль ужасала ее. Если она выйдет за него замуж, она когда-нибудь погубит ему жизнь. Если она откажет ему, он никогда не будет счастлив. Она впустила его в себя. Нет, она не могла сказать «нет». Лучше быть счастливым и в опасности, чем несчастным и в безопасности.

– Счастливый? – Тетушка Клели с ужасом уставилась на них. – Только дурак может быть абсолютно счастливым, и вы, месье Форбс, кажетесь мне самым большим дураком, которого я когда-либо встречала.

– Вполне вероятно, – сказал Баррет.

Ему было все равно – он был слегка пьян. Клодин сидела перед ним – бледная и серьезная.

– А ты, Клодин! Конечно, можно иметь любую жизненную позицию, но совершать такой поступок! Месье Форбс, ей же только семнадцать лет, она ничего не понимает в жизни, но вы…

– Я тоже ничего в ней не понимаю, и придется с этим смириться. Но Клодин сказала, что согласна быть со мной и я хочу увезти ее в Чарлстон.

– И впихнуть ее в тамошнее высшее общество! – Тетушка Клели закрыла глаза. – А они, конечно, вас разоблачат. Или если даже не разоблачат, Клодин будет всю жизнь бояться, что это рано или поздно случится.

Она открыла глаза и испепеляюще уставилась на племянницу.

– Разве не так?

– Может и так, тетя, – ответила Клодин, сжав руками коленки. – Но я все равно сделаю это, раз Баррет этого хочет.

– Тебе нечего бояться, – твердо сказал Баррет. – Поскольку ты мыслишь как белая, ведешь себя как белая, я думаю, никому и в голову не придет, что ты на самом деле не совсем белая. А учитывая то, что все мы грешны, я думаю – ты белее нас всех вместе взятых.

Тетушка Клели фыркнула.

– Возможность скандала вокруг своего имени не исключает возникновения чужих трудностей. Наоборот.

– Не ради хвастовства хочу сказать, что я происхожу из очень древней семьи. И моя сестра, Алиса, очень важная женщина, ее не стоит раздражать. Общество Чарлстона будет достаточно благоразумно, чтобы найти какие-нибудь другие источники для сплетен, пока мы не подкинем нечто новенькое. А этого мы бы делать не хотели.

– Ох уж эта сестра. А, кстати, месье Форбс, что она скажет, когда вы приведете в дом жену без родословной?

– Серьезная проблема, конечно, – ответил Баррет. – Клодин говорит, что постарается терпеть сестру ради меня. А Алиса на самом деле не может сильно влиять на меня, так как ее благополучие в моих руках, пока она не женится – что, как вы понимаете, для нее крайне нежелательно. Так что Алису я беру на себя.

Алиса отличалась способностью руководить, и Баррет подготовил ей сюрприз – его возлюбленная обладала тем же даром едва ли в меньшей, если не в большей степени.

Тетушка Клели запрокинула голову, смотря вверх и как бы обращаясь к Всевышнему. Она просила его наделить племянницу здравым смыслом, который у нее напрочь отсутствовал, как, впрочем, и у жениха тоже.

– А что насчет отца Клодин?

Все это время Клодин молча наблюдала за происходящим, но сейчас бросила на тетю взгляд, явно не обещающий ничего хорошего.

– Он обещал навестить меня завтра. Он знает, что кто-то просит моей руки, но не знает кто именно. Поэтому мне так или иначе нужно будет говорить о Баррете и я расскажу ему все.

– Я буду с тобой, – сказал Баррет.

– Нет. Это должна сделать я. И, если я не смогу, где я возьму мужество для Чарлстона?

Баррет одобрительно кивнул.

– Ты смелая девочка. Я в любом случае поговорю с Полем, но право первого выстрела подарю тебе.

Раз уж Клодин взвалила на себя бремя быть камнем преткновения, вряд ли она подведет его.

Тетушка Клели с мученическим видом оглядела их.

– Предлагаю попить чай, – объявила она. – Все идет к тому, что нас когда-нибудь просто выкинут на улицу.

Поль вручил Томасу шляпу и трость и разрешил проводить его в гостиную тетушки Клели. Ему показалось, что Томас смотрел на него лукаво, что было необычно для вышколенного дворецкого.

– Мисс Клодин уже ожидает вас. – Томас многозначительно кивнул и удалился.

– Добрый вечер, Клодин.

Поль, как обычно, ощущал по отношению к своей цветной дочери смесь любви и смущения одновременно. Она умела очень хорошо владеть собой, и он не мог себе представить, что из нее в конце концов получится.

– Добрый вечер, папа. – Клодин поднялась и предложила ему сесть. – Хочешь чаю?

Поль заметил, что у нее тоже в глазах светился какой-то лукавый огонек. Заметил и то, что почему-то не было в гостиной тетушки Клели.

– Спасибо, – сказал он, наблюдая, как она наливает чай. – Твоя тетя не присоединится к нам?

– Нет, – ответила Клодин.

Она бросила в чашку кусок сахара и налила молоко.

– Тетушка Клели легла спать с жуткой головной болью и не стала портить нам встречу своим больным видом.

Поль взял чай и с воодушевлением посмотрел на дочь.

– Звучит угрожающе, – заметил он и улыбнулся. – Как насчет твоего предложения? Ты отказала ему? Тетя сказала мне, что вариант очень неплохой, но я не могу позволить тебе жить с мужчиной, который не может нравиться тебе.

– Нет, я приняла предложение, – ответила она и налила себе чай.

Руки ее дрожали, и она поставила чашку на стол. Во что бы то ни стало нужно было добиться разрешения отца.

– Я приняла предложение и намерена выйти замуж. Самое худшее сказать тебе сейчас, или ты сначала выпьешь чай и возьмешь себя в руки?

Поль опустил чашку на стол.

– Не представляю, как можно пить чай после такого вступления.

– Да, это трудно, – сказала Клодин. – Тетушка Клели тоже сказала, что больше никогда в жизни не сможет есть.

Поль усмехнулся.

– Полагаю, тетя думала, что вы останетесь близкими друзьями, но нет ничего предосудительного в браке между цветными. Если ты считаешь, что в браке тебе будет лучше, я могу поговорить с твоей тетей.

– Он не цветной, папа, он белый.

– Но это же невозможно, Клодин! – Поль был в шоке.

– Вполне возможно, если набраться смелости. – На глаза ее навернулись слезы. Она посмотрела на отца. – Это возможно, если не будет никакого влияния с твоей стороны.

– Девочка моя любимая, – начал было Поль.

Это же его дочь. Как он может сказать ей, что она не подходит ни к кому вообще?

– Нет никакой необходимости влиять на тебя, – произнес он вежливо. – А ведь об этом узнает весь город.

– Это не самое худшее, папа, – ответила Клодин. – Он не из Нового Орлеана, папа. И к тому же, он – твой друг.

– Господи Боже, Баррет! – Вдруг он понял, почему Баррет все время торчал в Новом Орлеане.

Поль представил себе реакцию Салли и ужаснулся. Но, взглянув на строгую Клодин, решил, что Салли совсем не обязательно знать об этом. Останется ли происхождение Клодин секретом, который они смогли бы хранить всю жизнь, или все-таки кто-то проболтается и тогда разразится скандал?

– Он… Он собирается увезти тебя в Чарлстон? – спросил Поль, испугавшийся своей собственной мысли. – И еще, прости, что я спрашиваю тебя об этом, но мне необходимо это знать: – ты хочешь выйти за него замуж, потому что он белый, или правда любишь его?

– Я, конечно, хотела бы стать белой, – с горечью произнесла она, – если бы я могла ею стать. На самом деле, это все время будет угнетать меня. Но я люблю его, и если он хочет жениться на мне, я выйду за него замуж. Тогда моим детям не придется переживать того, что пережила их мать.

– Если никто ничего не узнает. – Поль вздохнул. – А если узнает, то само замужество станет недействительным.

– Нет, – твердо ответила Клодин. – Мы распишемся там, где это будет считаться законным. И если все остальное пропадет, это останется. Причем даже моим детям.

– Да…

Поль начинал понимать, почему у тетушки Клели заболела голова и она отправилась спать. Он посмотрел на Клодин. Она была совсем молодой, легко ранимой, но что-то в ее лице говорило, что она не отступит ни перед какими трудностями. И если она все-таки собиралась рисковать, где он возьмет силы сказать ей, что у нее никогда не будет того, что его остальные – законные – дети получили одновременно с рождением?

«А ведь ее мать любила меня, – подумал он с грустью. – И что хорошего я сделал для нее?» Да, это о многом говорит. Салли тоже любила его… однажды.

Он встал, подошел к Клодин и сел перед нею. Она с надеждой посмотрела на отца.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Я знаю, – ответила она. – Я очень долго этого не понимала, пока не осознала, что здесь было невозможно… С мамой… Вообще, к чему вспоминать… Но я знаю, ты любишь меня. Ведь ты желаешь мне счастья, правда?

– Конечно. Я все время беспокоюсь о тебе.

Клодин улыбнулась.

– А не семейного ли скандала ты боишься?

– И его тоже, конечно, – признался Поль. – У моей жены сейчас тоже море проблем, но все равно, я больше волнуюсь за тебя. Тебе нужно быть как можно осторожней. – Он беспомощно замолчал, ответ давался ему нелегко.

Наконец он сказал:

– Если это действительно то, что ты хочешь получить в жизни, я не буду против.

Глаза их встретились. Вдруг она улыбнулась, лицо ее засияло счастьем.

– Спасибо! – Клодин протянула к отцу обе руки, и впервые за всю жизнь Поль прижал ее к самому сердцу.

Поль никогда специально не искал встречи с Барретом Форбсом, по крайней мере до сегодняшнего вечера, когда домашние собрались после ужина в гостиной. Он подумал, что Баррет, наверное, тоже ждет этой встречи – ждет тихую получасовую беседу тет-а-тет.

Дэнис все еще отдыхал наверху, и Люсьен пошел играть с ним в шахматы. Поль подозревал, что все это не просто родственная забота по отношению к выздоравливающему брату, а делается для того, чтобы смягчить их сложные взаимоотношения.

Гостиная была полна женщин, Поль и Баррет сели напротив друг друга и решили переждать время. Тетушка Дульсина читала «А бейли», французское издание «Пчелы» и всякую социальную статью комментировала колкими остротами.

Поль послал Тестута за виски. Судя по всему, тот пропал надолго, и Баррет думал, чем бы занять эту паузу. Выходить куда-либо из гостиной они не хотели, опасаясь возбудить ненужное в данной ситуации нездоровое любопытство.

– Ах, Агнес Коуре выходит замуж, – тетушка Дульсина с нескрываемым интересом уставилась в газету, – за месье Дуплесиса из Парижа. Дуплесис… ну-ка, ну-ка, по-моему, их брат женился на ком-то из Риле?

– Так же, как и Евгений Дуплесис, – подсказала Салли, не отрываясь от вышивания. – Даже двое, если говорить точнее. Еще некто Коуре. Он уже третий раз женится. Если бы я была Агнесой Коуре, я бы все-таки смотрела в будущее.

– Бедняжка, я думаю, она так и делала, – пропела Холлис. – У нее такой расчетливый взгляд, вообще девушки такого плана всегда выбирают мужчин, которые им в отцы годятся.

Она многозначительно посмотрела на Фелисию.

Фелисия доброжелательно улыбнулась в ответ.

– Сдается мне, настоящему мужчине нужна женщина, у которой в голове, кроме тряпок, вечеринок и самодовольства, ничего нет. Удивительно, как такие тщеславные дамы выделяются из толпы – их сразу видно по глупым глазам.

– Фелисия! – сказала Салли. – Ну, это уж слишком грубо.

Она посмотрела на Холлис.

– Надо все-таки выбирать выражения.

– Хорошо, но не надо думать, что вам будут позволять делать из нас идиоток, выходящих за стариков, – выпалила Холлис. – Не выйдет, потому что мы не выйдем!

– Мама!

– Холлис, свадьба Фелисии, если таковая случится, не твое дело!

– Зато мое дело выслушивать, как все только и говорят, что моей сестре приходится выходить замуж за мужчину вдвое старше нее, потому что она умирала на виноградной лозе! Мне бы такую смерть!

– Может, ты ревнуешь? – предположила Салли.

– Ревную? К малышке, у которой молоко на губах…

Фелисия встала.

– Холлис, ты просто злорадная кошка!

Поль встал.

– Пойду-ка я подышу свежим воздухом. Баррет, ты не хочешь составить мне компанию? – ловко придумал он.

– Конечно, – с наигранной готовностью ответил тот.

Поль захватил с собой виски и бокалы. Он точно не знал, принял ли он ссору дочерей как повод уединиться с Барретом, или необходимость беседы с ним как вескую причину, чтобы покинуть девчонок.

Баррет подозревал последнее.

– Все-таки надо было остаться, – прокомментировал он, когда они уселись на веранде, куда не доносились пререкания из гостиной.

– Салли справится с ними лучше, чем я, – ничуть не смутившись сказал Поль, затем наполнил себе бокал.

– Истинные дьяволята, эти мои девчонки, вот уж точно.

Баррет ухмыльнулся.

– Если я вас правильно понял, вы хотите знать, почему я выбрал вашу дочь и какие у меня намерения.

– Ты необычайно проницателен, – заметил Поль. – Выпей, Баррет, тебе сейчас это просто необходимо.

– Я в этом не сомневаюсь, – ответил Баррет.

– Господи, мужчина, тебе же сорок лет! О чем ты вообще думаешь, рискуя своим положением, всем, что ты имеешь в Чарлстоне, ради семнадцатилетней цветной девочки?