Текст книги "Vigilance (СИ)"

Автор книги: Лиза Бронштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Не болтай! – одернула ее товарка. – Закончили с этим, и слава Создателю.

– Сжечь бы эту кучу…

– Когда скажут, тогда и сожжем.

Церковницы, тяжело дыша, потащили ящик наверх. Когда они ушли, Сурана снова подошел к куче и осмотрел выкинутые ими бумаги. Одна из них оказалась коротким письмом, написанным с такой яростью, что перо во многих местах прорывало бумагу:

«Ваша Милость! То, с каким равнодушием Вы относитесь к выходкам Орсино, меня поражает! Не хотите слушать меня лично – я буду писать Вам, снова и снова! Он поощряет магию крови, я в этом совершенно точно уверена! Если не принять меры, малефикары поднимут голову! Мы должны, обязаны, наш священный долг в том, чтобы пресечь магию крови! Если Вы этого не сделаете – это сделаю я!

Рыцарь-командор Мередит»

Кроме того, от письма исходил странный аромат – вроде бы лириума, но какого-то особенного, необычного. Эльф решил от греха подальше не брать его с собой. Зато прихватил последнее послание из Хартии с датой – письмо было двухмесячной давности. Порывшись в вещах еще немного, ничего более ценного Адвен не обнаружил. Столь же бесшумно, как и прежде, он ускользнул со склада, вернулся в Клоаку, но, подумав, решил направиться не домой, а к подножью Расколотой горы. Суране страшно хотелось поделиться с кем-то своей радостью – да и просто увидеться с Элланой. Ему было неловко даже самому себе в этом признаваться, но он с каждым разом скучал по долийке все больше и больше. Вдобавок он волновался за нее, зная, что клан Маретари относится к девушке с презрением, и Создатель знает, что они еще могут выкинуть.

Выбравшись на свежий воздух в ночную тишину, Адвен вздохнул полной грудью. Эйфория от осознания того, что он сам, без чьей-либо помощи, способен находить ценные улики и вести расследование, захлестывала с головой. И слежка, и шпионские игры, и попытка установить истину – все это было в жизни Сураны и раньше, но никогда прежде он не руководил процессом. Свежая мысль осенила его.

«Вот почему я так долго сижу в Киркволле, ненавидя его всеми фибрами души. Я впервые не стою ни за чьей спиной. Я сам руковожу своими действиями, не ища ничьего одобрения. И ведь мне это нравится… Я способен принимать решения, и мне нравится их принимать… Раз уж Амелл действительно так плох в руководстве, как утверждает Нат – а у меня нет причин ему не верить, я и сам боялся того, что Феликс с ума сойдет в погоне за совершенством – то я способен его заменить. Я могу стать Командором Ферелдена. И, демоны меня раздери, я им стану. Теперь я точно знаю, что способен на это. В конце концов, Амелл сам говорил, что незаменимых людей нет».

Впрочем, эльф понимал, что не только свобода действий держит его в Киркволле. Не менее важной причиной задержаться тут была одна долийка, которую он, к своему удивлению и радости, увидел где-то невдалеке. Эллана, вооруженная луком и стрелами, тащила за собой двух убитых зайцев – очевидно, добычу. «Уже давно стемнело – вроде бы сейчас не время для охоты», – подумал Сурана, довольно смутно представляющий себе охотничий быт, но все-таки не мог не обрадоваться тому, что ему повезло столкнуться с девушкой.

«Интересно, что будет с ней, если я уеду? Ублюдочные долийцы в конце концов ее загрызут – не исключено, что в буквальном смысле. Может, получится как-то упросить ее уехать со мной в Ферелден? А она согласится? У долийцев как-то строго со всем этим – вдруг мне для этого придется руку и сердце ей предлагать… Но и на произвол судьбы бросить не могу, я же…»

Оборвав эту мысль, эльф снял с шеи амулет, возвращая себе окончательную видимость, и направился в сторону Элланы. Та увидела его издалека и, ускорив шаг, подошла к нему, не выпуская добычу из рук.

– Адвен? – Слышать в ее голосе радость было приятно. – Не ожидала тебя встретить – мы вроде бы не договаривались…

– Да, я знаю. Просто захотелось… увидеться.

Долийка, рассеянно кивнув, впилась взглядом в его босые ступни, и Адвен с некоторым смущением счел нужным объяснить:

– Я просто совершил очередную вылазку… и решил прислушаться к твоим советам насчет того, как лучше двигаться и одеваться.

– И как, помогло? – Кроме интереса, в голосе Элланы хорошо различалось самодовольство. Взгляда она не отводила.

– Да… спасибо, помогло. – Решив отстраниться от обсуждения своего вида и заодно отвлечь девушку, Сурана достал из-под рубашки украденный дневник и показал ей: – Смотри, что я нашел!

Долийка раскрыла тетрадь и задумчиво перелистала страницы.

– Но он пустой, – недоуменно произнесла она. – Здесь ничего не написано.

– Думаю, тут ты ошибаешься.

– Почему?

Эльф закрыл дневник и показал его с торца.

– Видишь? – спросил он. – Вторая половина страниц плотно прилегает друг к другу – их никогда не открывали. Зато вот эта половина, – он провел пальцем от начала до середины дневника, – выглядит толще, потому что между страницами есть пустые места. Листы становятся неровными после того, как на них что-то напишут. Хотя страницы выглядят пустыми, думаю, здесь не обошлось без хитрости…

Раскрыв дневник наугад, Адвен легким шепотом сотворил крохотное пламя свечи на своем указательном пальце, заметно поразив этим эльфийку. Затем он приблизил огонек к странице, и на ней начали проступать аккуратные буквы.

– Матерь галл, – изумленно выдохнула Эллана. – Это магия?

– Подозреваю, что это молоко. Тайные послания иногда пишут молоком и потом проявляют пламенем свечи…

– Но это… У тебя на пальце настоящий огонь! Неужели не больно?

– Нет. Это же магическое пламя. Ну и вдобавок, если растешь в Круге, с годами вырабатываешь небольшой иммунитет к огню, льду и молниям, потому что в тебя ими очень часто попадают.

Долийка восхищенно вздохнула.

– Ничего себе… И что там написано?

Сурана вгляделся в буквы. Почерк, к счастью, был разборчивым и довольно красивым – возможно, принадлежавшим женщине.

– Тут не сначала. «… мне стоило быть осторожнее, но что он понимает? Он думает, что наша служба продлится вечно, но Эльт…» Эльтина? О, как интересно. Это дневник какой-то церковницы? Кто этот «он»? Определенно, это будет прелюбопытное чтиво…

– Я ничего не поняла, – огорченно призналась эльфийка.

– Эльтина – Владычица Церкви. Пожилая женщина. Помнишь, мы видели ее тогда в Церкви?

– А, эта, – кивнула Эллана. – Не лучше той, которую убили. У нее глаза Фен’Харела.

– Это какой-то ваш бог, да?

Долийка разочарованно посмотрела на него, но все же объяснила:

– Да. Это обманщик, заточивший остальных наших богов на небе. Лжец и предатель. Слова его говорят об одном, глаза – о другом.

– Ясно. Не уверен, что Эльтина как-то с ним связана, но аналогия понятна.

Помолчав, эльф проговорил:

– Честно говоря, я тоже не ожидал тебя встретить здесь и сейчас. Обычно ведь охотиться принято при свете дня.

– Да, шемы и плоскоухие именно так и считают. Но зайцы вообще-то ночные животные, так что…

И все же эльфийка заметно погрустнела после его вопроса и села на землю, сняв со спины лук. Примостившись рядом, Адвен со всей возможной мягкостью поинтересовался:

– Что-то случилось? Опять они взялись за свое?

– Клан? Нет, нет… то есть, и да и нет. – Вздохнув, Эллана повернулась к нему и сказала: – Я не знаю, как объяснить это, Адвен. Может, все дело в моей гордыне, которая заставляет меня видеть то, чего на самом деле нет.

– А, может, дело в том, что эти ублюдки никого не считают равными себе?

– Они не…

Сурана хотел было извиниться за резкость, но долийка его опередила:

– Я много думала о том, что произошло, и все как-то… не стыкуется. Если Маретари с самого начала знала, кто я и кто была моя мать, почему она сразу не отказала мне в гостеприимстве? Почему приняла меня в клан, и почему остальные относились ко мне… ну, лучше, чем сейчас? Да, они не любят чужаков, это правда, но почему меня вообще приняли и терпели, раз так?

– Ну… – Эльф задумался. – Может, им просто не хватало в клане народу?

– Нет. Всех было в достатке. И все же они взяли меня, и Маретари была ко мне добра… А сейчас что-то изменилось, даже я это чувствую.

– Что значит «даже ты»?

– Я чужая в клане. Я многого не понимаю, ведь у каждого клана свои традиции. Но здесь… С Маретари что-то неладно. Она была другой.

Насторожившись, Адвен сказал:

– Расскажи подробно. Она изменилась? В каком плане?

– Сложно объяснить. Она стала говорить как-то по-другому. Вроде и голос ее, но интонации уже какие-то… не те. Как будто ей стало сложно говорить, хотя она не больна – она всегда славилась крепким здоровьем, насколько я знаю, да и травница из нее хорошая. Но говорит она по-другому. И взгляд… Не то что мутный, но какой-то такой… сложно описать, но мне от него не по себе. С каждым днем все сильнее чувствую, что мне даже находиться рядом с Маретари страшновато.

– Аура? – подсказал Сурана.

– Может быть… я не разбираюсь в этих магических вещах, мне сложно сказать, что это такое. Все, что я могу сказать, – что-то неладно стало.

– А остальной клан?

Стискивая пальцы, эльфийка отозвалась:

– Они стали внимать ей будто даже больше, чем раньше. Она говорит… теперь она и говорит не то, что раньше, мне кажется. Что-то в духе… – Она заговорила, неосознанно подражая голосу Маретари: – «Чужаки приносят нам только беды, поэтому мы должны ревностно оберегать от них наше наследие. Только мы на это способны. Наш клан сможет сохранить то, что не удалось и никогда не удастся другим».

– Она так и говорит? – прищурился эльф. – Слово в слово?

Эллана пожала плечами:

– У меня хорошая память. Могу запомнить даже длинные фразы, если в память врежутся. А эта врезалась… Кое-что меняется, но Маретари так уже раза три говорила. Остальные внимают ее словам, клянутся исполнить ее повеление, а мне как-то не по себе от всего этого. Вот и охочусь круглыми сутками… Все равно, кажется, они не огорчаются моему отсутствию.

– Вообще-то это можно было бы списать на хваленые долийские традиции, но… – Внезапно Адвен подскочил, как ужаленный. – Создатель! – нервно выдохнул он. – Пещера! – Схватив долийку за руку, он взволнованно поинтересовался: – Эллана, а ты поднималась на вершину Расколотой горы?

– Да, однажды, когда только присоединилась к клану. Но Хранительница сказала, что оттуда лучше держаться подальше. Да и через горное кладбище ходить – удовольствия мало…

– Там была пещера?

Недоуменно нахмурившись, эльфийка медленно кивнула:

– Да… да, кажется, была. Но она была запечатана магическим барьером.

– И это было давно… А на месте ли он сейчас?..

Вскочив, Сурана достал амулет и обратился к эльфийке:

– Сиди и жди меня здесь. Мне нужно проверить, не случилось ли кое-что.

– Ты хочешь подняться туда? – Эллана встала вслед за ним. – Давай я лучше схожу. Я все-таки уже поднималась туда однажды, да и придется пройти через лагерь – а мне это будет легче сделать…

– Нет. Не надо. Там может быть очень опасно, мало ли что может случиться, а я не хочу, чтобы ты пострадала…

Поняв, что последнего, наверное, говорить не стоило, эльф набросил на шею амулет и скрылся во тьме. Обернувшись, он не без облегчения заметил, что долийка все же подчинилась его совету и снова уселась на землю. Хорошо, что тевинтерский амулет укрывал эльфа во тьме ночи, и Эллана бы не смогла заметить его пылающих щек.

Проскользнуть мимо долийцев Адвену удалось без особых трудностей: лагерь, к счастью, сторожили охотники, а они не отличались особенной чувствительностью к магии. Тропинка в гору тоже оказалась не такой крутой, как ожидал Сурана – но все же, энергично шевеля губами, он беззвучно ругался, вспоминая весь лексикон Огрена. Трава на горной тропе была не мягче щебня, а за острые торчащие камни было опасно хвататься даже руками, и несчастному эльфу казалось, что он должен оставлять за собой дорожку кровавых следов. Следов он, к счастью, не оставлял, но менее больно ногам от этого не становилось. Добравшись до горного кладбища, Адвен вынужден был остановиться и отдышаться. «Чтоб я еще хоть раз «забыл» надеть ботинки, куда-то отправляясь. О, Андрасте, облегчи мои страдания, пожалуйста…»

Подавив искушение плюнуть на могилу какого-нибудь долийца, Сурана двинулся дальше. Никогда прежде он так не радовался, найдя по пути куст эльфийского корня: пожевав его листья, можно было немного облегчить любую боль. Мысленно возблагодарив Андрасте, эльф поднялся на вершину, и сердце его упало.

На вершине горы действительно была пещера, но никакого магического барьера там уже не было. «Создатель, а вот это уже действительно плохо».

Осторожно зайдя внутрь, Адвен внимательно осмотрел пещеру. Завеса здесь действительно была очень тонкой, однако никаких признаков демона не было. Статуя какого-то странного божка показалась Суране подозрительной, но при ближайшем рассмотрении оказалась обыкновенной скульптурой. Внутри нее явно никто не был заточен. Слабое утешение принес только кустик феландариса, растущий прямо у подножия статуи, и эльф после нескольких неудачных попыток сорвать пару стеблей выкопал куст с корнем. «Ну, по крайней мере, одну проблему я решил. А как быть с демоном? Выходит, то, что описывала Эллана, не просто похоже на одержимость – это и есть одержимость… Ее надо забрать отсюда. И предупредить Мерриль, если она вдруг соберется сунуться сюда в поисках демона».

Спускаться обратно было существенно легче, но парой неслышных ругательств Адвен все-таки разразился. Вдобавок лагерь долийцев теперь пришлось обойти десятой дорогой – спрятать куст феландариса под рубахой никак не получалось, а действие амулета на него распространялось плоховато. И все же Сурана стоически преодолел этот путь и, дойдя до Элланы, даже удержался от страдальческого вздоха.

– Ну? – обеспокоенно поинтересовалась она. – Все хорошо? Что-нибудь удалось обнаружить?

– Только вот это, – эльф помахал кустом феландариса. – Тоже неплохо, конечно, но я ожидал найти другое…

– Что именно? И почему ты так встревожился?

Вздохнув, Адвен признался:

– Видишь ли, я знаком с Мерриль, изгнанницей клана. Она моя соседка. И она говорила, что имела дело с демоном, заточенным в пещере на Расколотой горе, но она опечатала пещеру барьером, когда уходила. Теперь барьера нет. И демона тоже нет.

– А это значит…

– Это значит, что моя догадка оказалась правдой. Похоже, Маретари одержима этим демоном.

Долийка ахнула в ужасе.

– Не может быть… Хранители искусны в магии. Неужели она могла пасть жертвой демона?

– Те, кто пал жертвой демона, обычно не выглядят, как живые люди или эльфы. А вот те, кто добровольно впустил в себя демона или духа…

– Но такого быть не может!

– Поверь мне, – вздохнул Сурана, – я видел много разных одержимых. В том числе и тех, которые не были похожи на ходячих чудищ. И Андерс, за которым я охотился… он был как раз из этого разряда. Тоже иногда начинал странно говорить. У Маретари, часом, глаза не светятся?

Эльфийка помотала головой.

«И у Винн тоже не светились. Хотя Винн – совсем другое дело…»

Кашлянув, эльф взял ее руки в свои и серьезно произнес:

– Эллана, тебе нужно отсюда уходить. Одержима Маретари или нет, но так продолжаться не может. Этот клан все равно не принесет тебе ничего, кроме горя…

– Но куда же я пойду?

– Ко мне?

Эллана с подозрением уставилась на него.

– В эльфинаж?

– Пока да, а там как повезет… Я ведь… собираюсь закончить расследование побыстрее, потому что мне нужно вернуться в Ферелден. Ты… могла бы отправиться со мной…

– И стать Серым Стражем?

– Нет, конечно.

Столь стремительно данный ответ обидел долийку. Выдернув свои ладони из адвеновых, она отвернулась и с горькой усмешкой произнесла:

– Значит, я и для Серых Стражей недостаточно хороша?..

Сурана нервно сжал губы. Что бы сказал в такой ситуации Амелл, будь он неладен? Наверное, как-нибудь отшутился бы, сказал, что «такой прекрасной деве не место среди Серых Стражей», и сменил бы тему. Хотя нет, он бы вообще не довел разговор до такого неудобного момента. Жаль, что эльф так не умел. После бесконечного вранья хагрену, Томвайзу, всем встретившимся на его пути информаторам, да даже Мерриль, у Адвена не оставалось сил врать еще и Эллане.

Он прижал эльфийку к себе и тихо заговорил:

– Будь на моем месте любой другой Серый Страж, он бы тебя взял. Наверное, ты стала бы хорошим пополнением для нас, но… я на такое пойти не могу. Видишь ли, в Стражи редко идут от хорошей жизни, и Посвящение в Серые может окончить службу в ордене еще до ее начала. Его не все переживают, какими бы сильными, ловкими или умными они ни были. Все зависит от удачи… а в данном вопросе я бы на удачу не полагался. Я… я не могу допустить даже мысли о том, чтобы пожертвовать твоей жизнью, Лана, и в то же время не могу оставить тебя одну. Этот клан тебе житья не даст. Они уже Мерриль довели, тебя почти довели… что еще они могут выкинуть, я и знать не хочу. Других аргументов у меня нет. Прости.

Дальше говорить связно было бы трудно – Сурана чувствовал, как его глаза наливаются слезами. К счастью, говорить не понадобилось. Эллана с нежностью гладила его по плечам: когда эльф встретился с ней взглядом, он понял: ему не нужно ничего объяснять.

– Это ты меня прости, – тихо сказала долийка. – Я не знала, о чем говорю.

– Ты имела право…

– Сомневаться в твоих словах? Адвен…

Сморгнув слезы, Сурана попытался улыбнуться. Все, чего ему хотелось, – это обнять эльфийку и уже больше никогда не выпускать ее из рук. Эллана, к счастью, не протестовала, прижавшись к его тощей груди.

– Ара лас мир лат*, – с нежностью произнесла она.

– Что?

– С тобой – куда угодно, хоть в эльфинаж.

Вдыхая древесный запах, исходивший от ее отросших рыжих волос, Адвен мысленно благодарил всех богов, включая эльфийских, гномов-Предков и создателя кунарийского писания. «Никогда ее не покину, никогда. Пусть хоть десяток Моров грянет. И, когда я стану Командором, никого не буду ограничивать в чувствах. Хоть мы и Серые Стражи, на которых возложен долг сражаться – у нас еще есть время до Призыва. И у нас – у каждого из нас – еще есть шанс».

========== Страшное чувство ==========

В эльфинаж Адвен вернулся вместе с Элланой. Хагрен, конечно, удивился («Что-то долийцы к нам зачастили, уже третий за десять лет»), но тем не менее довольно радушно принял эльфийку и выделил ей отдельную лачугу, ранее принадлежавшую Ниссе. Долийка отвечала ему вежливо, но немного рассеянно – слишком уж была поражена новым и непривычным зрелищем вокруг.

– Как странно, – промолвила она, с минуту поглазев на дыры в крыше ее лачуги.

– Что именно? – поинтересовался Сурана. – Дырявые крыши тут, увы, не редкость…

– Странно, что вы все спите в заколоченных ящиках и считаете это нормальным.

– Ну, не все спят в деревянных ящиках. Шемы спят в каменных гробах, если тебе от этого полегчает.

– И вы все время так живете, закрывшись от неба и свежего воздуха?

– Можно же открыть окно.

Эллана только покачала головой. Адвен же не слишком удивлялся ее словам и реакции: в его памяти еще было свежо возмущение Веланны «одержимостью шемленов стенами и потолками». Долийцы отчего-то считали всех, кто предпочитал жить под крышей, в лучшем случае слегка неполноценными.

– Понимаю, тут не очень-то уютно, – со вздохом согласился Сурана, оглядывая плесневеющие деревянные стены. – Только и радости, что крыша над головой да немного личного пространства…

– Мне понравился венадаль. Взглянув на него, чувствуешь надежду на то, что элвен еще сильны духом.

– А что он вообще означает?

Долийка воззрилась на него в изумлении:

– Вы и этого не знаете?

– За всех городских эльфов я не отвечаю, – буркнул Адвен. – Но я лично… не знаю.

Девушка приоткрыла дверь и жестом подозвала эльфа к себе. Сурана тоскливо воззрился на освещенный первыми лучами восходящего солнца венадаль.

– «Венадаль» означает «народное древо», – тихо произнесла долийка. – С древних времен наш народ был связан с природой, и мы привыкли относиться к ней бережно, с благодарностью принимать ее дары и быть с ней единым целым. К деревьям у нас особое отношение. Когда кто-то из нашего народа умирает, мы хороним его и сажаем на его могиле молодое деревце: одна жизнь прекращается, но на ее место приходит другая. Хранительница Дешанна рассказывала, что из таких деревьев на могилах в Долах поднялись целые леса – после того, как шемлены захватили нашу землю… Плоск… то есть городские эльфы тоже обещали хранить наши традиции, даже живя среди людей, и потому они сажали в каждом эльфинаже венадаль – народное древо, выраставшее большим и могучим, как сам Арлатан. Потом, правда, кое-где традиции забывались. Я слышала, иногда венадаль спиливали на дрова… Но здесь он все еще стоит, за ним ухаживают – значит, здешние эльфы продолжают почитать наших предков и их наследие. Даже если они делают это по привычке – это лучше, чем ничего…

То ли у нее был удивительно приятный голос, то ли Адвен уже пребывал в сладкой полудреме, но впервые истории долийцев показались ему не таким уж бредом. А, может, просто солнечные лучи, кое-как проникавшие в эльфинаж, очень красиво освещали венадаль и пробуждали в душе ненужную сентиментальность.

– Значит, это символ на…рода эльфов?

– Да.

– Интересная метафора.

– Хранительница Дешанна рассказывает ее лучше, чем я, – вздохнула Эллана. Очевидно, слово «метафора» показалось ей синонимом «истории». – Иногда мне снова хочется услышать ее голос, ее дивные рассказы…

– Может, вы еще когда-нибудь увидитесь, – предположил эльф.

– Вряд ли. Найти свой клан просто разве что во время Арлатвена. В остальное время мы скитаемся, и все, на что может надеяться брошенный эльф, – что сможет прибиться хоть к какому-нибудь клану. Найти свой почти невозможно. Мы вынуждены все время переходить на новое место – шем… люди могут прогнать нас в любой момент.

Сурана мягко обнял ее за плечи.

– Больше тебя никто не прогонит, – тихо сказал он. – Обещаю.

Долийка обернулась к нему и улыбнулась.

– Я тебе верю.

И нежно, почти неощутимо прикоснулась губами к щеке эльфа. Это был не первый поцелуй в его жизни – но, пожалуй, первый, после которого ему захотелось чего-то большего. Адвен прижал девушку к себе и поцеловал ее в губы, слегка потянувшись вверх – сейчас он с некоторым неудовольствием отметил, что Эллана чуть выше его ростом – и обнаружив, что отрываться от этого занятия ему совершенно не хочется, хотя стоило бы немного поспать перед тем, как отправляться на работу. Долийка, к счастью, первой прислушалась к голосу рассудка.

– Тебе, наверное, стоило бы поспать, – произнесла она, нехотя снимая руки с шеи Сураны.

– Да, – пробормотал он, силясь отвести взгляд от девушки. «Вовремя остановились. Долийцы же не спят друг с другом до брака, кажется. Зря они так строго к этому относятся, конечно… но ладно. Вовремя остановились».

– Я зайду к тебе вечером, – пообещал эльф. – Ты пока… устраивайся тут. Если хочешь, познакомься с соседями. Только… от Мерриль лучше держись подальше.

– Почему? Она враждебно относится к эльфам из ее бывшего клана?

– Да нет… Просто она может заболтать до смерти. Так что… лучше не надо.

– Хорошо.

– Ну… я пойду. Если что, ты знаешь, где я живу…

Придя домой, Адвен силился взять себя в руки и подумать о чем-то более насущном. Не выходило. «Давай, Сур, приди в себя… ну хотя бы постарайся. Тебе еще есть чем заняться, кроме Ланы… вот хотя бы тот дневник прочесть… Создатель, когда я обращался к тебе с просьбой взбодрить меня, я не это имел в виду! Нужно заняться расследованием. Ближе к делу, как говорила Сигрун…»

Стоило Суране вспомнить о гномке, как его обожгло чувство горького стыда. Он и думать забыл о ней, хотя еще недавно был убит горем… Эльф подошел к ящику возле стены и достал оттуда коричневый кожаный пояс. Смотреть на него оказалось по-прежнему больно.

«Я так легко забыл о Сигрун? Неужели она для меня ничего и не значила? Быть такого не может… Пусть даже у нас с ней ничего не было – да, наверное, и не могло быть – но почему я даже не вспоминал о ней? Мертвым-то, конечно, все равно, но это же не значит, что живые не должны о них скорбеть…»

Положив пояс обратно, Адвен сел на пол и запустил пальцы в отросшие волосы. Мозг лихорадочно перескакивал с одной мысли на другую – и каждая оказывалась еще хуже предыдущей.

«А если… а если, не приведи Создатель, что-то случится с Ланой, я тоже о ней забуду?» От этой мысли Сурана вздрогнул. Ни того, ни другого никак нельзя было допустить. Никогда. Потому что…

«Создатель. Я ее люблю. Не просто привязался, не просто испытываю влечение, а действительно люблю. Страшное чувство. Никогда раньше такого не испытывал – никогда и ни к кому…»

Наверное, Амелл бы сейчас долго смеялся, покровительственно хлопал его по плечу и говорил что-то вроде: «Ничего, это дело наживное». Хотя вряд ли. Судя по рассказам Натаниэля и последнему разговору с Феликсом, он вообще утратил чувство юмора. Вместе с чувством меры.

«Все пошло совсем не так, как я планировал. Вообще не так. Я всего-то и должен был, что найти Андерса и доставить его обратно – а вместо этого начал расследование, чуть не умер, упустил возможность спасти двух лучших друзей, потратил все деньги и влюбился. Я не только Сигрун забыл, я и свой долг Серого Стража умудрился забыть. Дух хоть и зануден, а все-таки прав. Дурак я. Безответственный и безвольный дурак».

Заснуть Суране, конечно, не удалось. Мысли об Эллане приутихли, зато другие, куда как менее радостные, заполонили его мозг.

Оставалось надеяться, что Лелиана не врала и что круги под глазами действительно придают эльфу особый шарм.

========== Тайное становится явным ==========

Читая найденный дневник, Сурана мысленно благодарил его бывшую обладательницу. Довольно скоро он выяснил, кому принадлежит дневник – из многочисленных намеков следовало, что это преподобная мать Петрис. Записи она, конечно, вела не с целью помочь неизвестной ищейке: изложенные факты изрядно дополнялись подозрениями и самооправданиями. Впрочем, чтиво оказалось довольно захватывающим: Петрис могла бы составить серьезную конкуренцию какому-нибудь орлесианскому автору, дающему разного рода советы по проникновению в высшее общество или преступный мир – что, по сути, для Орлея не так уж сильно различалось.

Покойная церковница была родом из именитой дворянской семьи Киркволла, что многократно упоминалось и намеками, и прямым текстом. Некоторые обороты и выражения до боли напоминали речь Амелла, такого же незадачливого отпрыска знатного рода, которому так и не довелось самому побыть знатным человеком. Петрис еще на первых страницах дневника признавалась, что хотела найти в Церкви утешение – но киркволльская Церковь была для этого неподходящим местом. Зато молодой церковнице, обладавшей холодным и цепким умом, подвернулась возможность «проявить себя». Владычица Церкви Эльтина посвятила ее в кое-какие свои дела, которые никак нельзя было назвать благочестивыми: женщина, подмявшая под себя весь юг Вольной Марки, ничем не брезговала ради получения лишнего дохода, имела (анонимно, разумеется) связи с гномьей Хартией и помогала поставлять на черный рынок некоторые запрещенные товары, в том числе лириум. На «своих» храмовниках и магах Эльтина экономила, снабжая их куда меньшим количеством волшебного минерала, чем следовало бы, и вынуждая обитателей Казематов покупать полагающийся им лириум, да еще и по завышенной цене. Петрис быстро освоилась в этих делах, став едва ли не правой рукой Владычицы Церкви, но ее не мог не интересовать вопрос, зачем Эльтине нужны такие деньги. Ее Преподобие никогда не говорила об этом, да и каких-то особенно дорогих покупок вроде поместий или, чем демоны не шутят, тевинтерских рабов Петрис за ней не припоминала. Молодая церковница подозревала, что Эльтина подкупает наместника, но, опять же, все деньги на это уходить не могли. Мередит и Орсино и без того были подчинены Церкви и ее Владычице лично: вспоминая о них, Эльтина недобро усмехалась и говорила: «У каждого из них есть кое-что, о чем они были бы рады умолчать». Наместник Думар лишь номинально стоял во главе вольного города: подлинная власть принадлежала Церкви – и в некоторой степени ордену храмовников, ее цепному псу. Петрис, с одной стороны, была рада участвовать в этих интригах, наслаждалась ими и не без удовольствия выполняла скользкие поручения Владычицы, но ее не мог не беспокоить вопрос: чего ради все это затевается, если деньги, по-видимому, остаются в руках Эльтины?

Эльф не мог удержаться от улыбки, когда на страницах дневника Петрис проскальзывали мысли, очень похожие на его собственные. Пытливый ум молодой церковницы не мог остановиться на достигнутом: ему требовалось найти ответ на вопрос, пусть даже для этого пришлось бы приложить немалые усилия. Доверившись Варнеллу – храмовнику, с которым, судя по всему, ее связывали очень близкие отношения, Петрис начала осторожно прощупывать почву, аккуратно опрашивая вовлеченных в махинации Эльтины церковниц и внимательно следя за всем, что происходило в Церкви. Владычица Церкви однажды поймала ее на этом и неодобрительно заметила, что преподобная мать (Петрис к тому времени посвятили в сан) проявляет чересчур большое рвение. Однако молодая женщина была очень упряма – и Адвен мысленно благодарил ее за это. Потому что ей-таки удалось докопаться до правды, пусть и не без сопутствовавших этому потерь: в действительно запланированном конфликте с кунари погиб Варнелл, а самой Петрис полагалось «вызвать огонь на себя» и предстать перед судом. Молодая церковница допустила лишь одну ошибку – она потребовала себе денег за молчание. Поскольку вскоре после этого записи обрывались, нетрудно было предположить, что смерть преподобной матери в Церкви была отнюдь не случайна.

В дневнике Петрис всплывало много интересных подробностей, касавшихся кунари, наместника, храмовников и всего прочего – церковница, как и Сурана, была жадна до знаний. Однако ценнее всего, конечно, было самое главное ее открытие, ничуть не противоречившее наблюдениям и подозрениям эльфа. То самое открытие, которого он ждал…

– Леталлин!

Адвен резко повернул голову к двери, услышав знакомый голос. Мерриль еле держалась на ногах и привалилась бы к дверному косяку, если бы ее не поддерживала Эллана: она-то, собственно, и окликнула его. При виде сразу двух долиек Сурана чуть вздрогнул, но все же поспешил вскочить и подбежать к вошедшим.

– Что случилось?

«Зачем я спросил? Ничего хорошего, это и так видно». Лицо Мерриль опухло от слез, руки и губы дрожали.

– Хоть для чего-то пригодятся эти двери и стены, – пробормотала Эллана, осторожно заводя соседку внутрь. Магесса не сопротивлялась и спокойно позволила усадить себя на кровать. Адвен строгим шепотом поинтересовался у подруги: