Текст книги "Не отворачивайся"

Автор книги: Линвуд Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Часть третья

Глава семнадцатая

Женщина открыла глаза и вгляделась в потолок, привыкая к темноте. В комнате было жарко, и во сне она откинула одеяло. Провела ладонью по телу и с удивлением обнаружила, что спит голая. Такого не случалось уже очень давно. Да, первые несколько месяцев после замужества – конечно, но потом прошло некоторое время и ей захотелось, ложась в постель, на себя что-то надевать.

Через оконные жалюзи в комнату проникал свет уличных фонарей. Женщина прислушалась к монотонному шуму, создаваемому потоком машин на шоссе. В основном это были большие грузовики с прицепами. Она вспомнила, где находится. Вытащила ноги из-под одеяла, спустила на пол, ощутив под ступнями грубый шершавый ковер. Подалась вперед, обхватив голову руками. Ужасно болела голова. Она оглядела прикроватный столик, будто ожидая, что там волшебным образом возникнет таблетка аспирина и стакан с водой, но на столике в полумраке можно было разглядеть смятые купюры, мелочь и парик блондинки.

Часы показывали десять минут первого. Значит, она проспала примерно час. В постель легла в половине одиннадцатого, постоянно ворочалась, пока не сморил сон, который не принес отдыха.

Женщина медленно приблизилась к окну и вгляделась в щели между планками жалюзи. Смотреть там особенно было не на что. Автомобильная стоянка, почти пустая. Вывеска мотеля «Бест вестерн», прикрепленная высоко, чтобы ее было видно со скоростного шоссе. Там дальше еще вывески. Одна – бензозаправки «Мобил ойл», другая – «Макдоналдса».

Женщина шагнула к двери, проверила, заперта ли она. Затем открыла дверь ванной комнаты, нащупала выключатель, и вспыхнул свет. Она постояла несколько секунд прищурившись, после чего вгляделась в себя в зеркале и поморщилась. Губы сухие, волосы свалялись, под глазами круги. На полке стояла раскрытая матерчатая сумочка для туалетных принадлежностей. Она порылась в ней, извлекая по очереди зубную щетку, косметику, расческу, пока не нашла то, что искала: небольшой флакончик с таблетками аспирина.

Женщина свинтила колпачок, вытряхнула на ладонь две таблетки. Положила их в рот и, зачерпнув ладонью воды из-под крана, запила. Вытерла полотенцем подбородок и руки. Затем она взглянула на повязку на правой лодыжке и вздохнула. Порез заживет только через пару дней.

Неожиданно заурчало в желудке, да так громко, что ей захотелось заткнуть уши. Может, от этого разболелась голова? От голода? Ведь она не ела почти сутки. Слишком была возбуждена.

«Макдоналдс», наверное, работает и ночью. Так что биг-мак не помешал бы. Она проглотила слюну. Однако выходить из мотеля рискованно. Женщина ночью всегда привлекает внимание. Лучше пока сидеть здесь. Она выключила свет в ванной комнате и вышла. Снова направилась к окну, вгляделась, будто ожидая увидеть там синий «форд-эксплорер». Но он был давно пущен под откос далеко отсюда. Машину когда-нибудь найдут, но не докопаются, почему он там оказался. Лайал, наверное, уже позвонил в полицию. Этот придурок наконец заметил отсутствие жены. Дрянь-человек. Пьянствует до утра с дружками, никогда не помогает по дому, завел мерзкого вонючего пса. Вся машина провоняла этой тварью. Нужно отдать Лайалу должное: он время от времени пытался покончить с пьянством, – но это длилось месяц или два. На больший срок у него силенок не хватало.

На другой половине кровати пошевелился мужчина. Она отвернулась от окна. Надо попытаться заснуть. Может, аспирин подействует. Часы показывали двадцать одну минуту первого. Да плевать на все. Завтра не нужно рано вставать, ехать на работу, готовить завтрак. Она села на край кровати, подняла ноги и сунула их под одеяло. Затем, задержав дыхание, мягко опустила голову на подушку. Не хотела тревожить сон лежащего рядом мужчины.

Но он все же проснулся и повернулся на бок.

– Ты что, дорогая?

– Спи, – произнесла она.

– Зачем ты вставала?

– Так. Разболелась голова. Искала аспирин.

– Нашла?

– Да.

Он протянул руку, коснулся ее груди, зажал сосок между большим и указательным пальцами.

– Перестань, Дуэйн. Я же сказала, что болит голова, а ты начинаешь меня лапать.

Он убрал руку.

– Ты просто перенервничала. Ведь потребуется время, чтобы забыть эту историю с Джан.

– А чего тут забывать? – Женщина усмехнулась. – Она умерла. Вот и все.

Глава восемнадцатая

– Так что убирайтесь отсюда ко всем чертям, – повторил Хорас Ричлер.

– Это… какой-то абсурд, – проговорил я, переводя взгляд с Хораса на его жену.

– Хватит, уходите, – буркнул он и начал закрывать дверь.

– Подождите! – крикнул я. – Объясните, в чем дело.

– Ничего себе! Человек будит нас ночью, заводит разговор о нашей покойной дочери и еще требует каких-то объяснений.

Он уже почти закрыл дверь, когда Греттен его остановила:

– Хорас! Подожди минутку. – Она взглянула на меня. – Кто вы такой?

– Дэвид Харвуд. Живу в Промис-Фоллз.

– Вашу жену зовут Джан?

– Ради Бога, Греттен, – вмешался Хорас, – этот человек сумасшедший. Зачем ты его поощряешь?

– Да, мою жену зовут Джан, – кивнул я. – Полное имя – Джанис. До замужества носила фамилию Ричлер.

– В мире, наверное, существует не одна Джан Ричлер, – заметила Греттен. – Так что вы скорее всего ошиблись адресом.

Я умоляюще посмотрел на нее.

– Но в ее свидетельстве о рождении указаны родители: Хорас и Греттен, – и место рождения: Рочестер.

Они изумленно взглянули на меня.

– Дата рождения там тоже указана? – спросил наконец Хорас.

– Да. Четырнадцатое августа семьдесят пятого года.

Мне показалось, что сейчас они оба потеряют сознание. Хорас опустил голову и отошел от двери. Греттен стояла бледная, с дрожащим подбородком.

– Прощу прощения, – проговорил я. – Для меня это такой же шок, как и для вас.

Греттен печально покачала головой.

– Для моего мужа это большой удар.

– Понимаете, – пробормотал я, – моя жена пропала сегодня – вернее, вчера, в субботу, – примерно в середине дня. Мы поехали в парк аттракционов, и она вдруг исчезла. Я ума не мог приложить, куда она девалась. И вот решил, что Джан поехала к вам.

– А как оказалось у вашей жены свидетельство о рождении нашей дочери? – спросила Греттен.

– Может, вы разрешите мне войти?

Греттен повернулась к мужу, и тот безразлично махнул рукой.

– Ну входите, – сказала она, открывая дверь шире.

Мы вошли в гостиную, обставленную мебелью, которая, похоже, досталась им от родителей. Только тускло-серый диван на вид был не старше двадцати лет. Разбросанные по дивану и креслам подушки напоминали марки на старых коричневых конвертах. На стенах, высоко, чуть ли не под потолком, висели дешевые картины с пейзажами. Я примостился в первом попавшемся кресле. Греттен села на диван, плотно запахнув халат.

– Хорас, иди сюда, дорогой, – позвала она.

На стенах было несколько фотографий в рамках. На большинстве запечатлены супруги Ричлер с мальчиком. Фотографии расположили в хронологическом порядке, так что можно было видеть сначала мальчика примерно в три года – и так далее, вплоть до молодого человека лет двадцати. На последней фотографии он был в военной форме.

– Это Брэдли, – сказала Греттен, проследив за моим взглядом.

В нормальной обстановке я бы сказал что-нибудь вроде: какой у вас красивый сын, – что несомненно было бы правдой, но сейчас я вел себя как контуженый и мне было не до вежливостей.

Хорас Ричлер нехотя приблизился к дивану и сел рядом с женой. Она положила руку на его колено.

– Он погиб. – Хорас указал на фотографию сына, которую я разглядывал.

– В Афганистане, – добавила Греттен. – Подорвался на мине.

– Боже мой, – прошептал я.

– С ним погибли еще двое канадцев, – продолжила Греттен. – Это случилось два года назад. В пригороде Кабула.

– В общем, теперь мы остались одни, – вздохнула Греттен.

– Но тут нет фотографии вашей дочери, – нерешительно проговорил я. Мне очень хотелось увидеть, какой она была. Если это Джан, я бы узнал ее обязательно.

– У нас нет ни одной ее фотографии.

Я молчал, ожидая объяснений.

– Понимаете, прошли годы, но нам по-прежнему очень тяжело вспоминать об этом.

В комнате снова воцарилось молчание. На сей раз его нарушил Хорас, неожиданно выпалив: «Ее убил я», и застыл, низко опустив голову.

– Хорас, не надо, – проговорила Греттен. Она крепко сжала его колено, другую руку положила ему на плечо.

– Это правда, – тихо произнес он. – Уже прошло достаточно лет, так что можно рассказать.

Греттен повернулась ко мне:

– Хорас не виноват. Это был несчастный случай. Ужасный. – Ее лицо сморщилось, она боролась со слезами. – В тот день я потеряла и дочь, и мужа. Он хороший человек. Не слушайте никого, кто скажет иначе. Просто с тех пор он сильно изменился, и это продолжается уже тридцать лет.

– А что случилось? – спросил я.

Греттен хотела объяснить, но Хорас ее опередил:

– Дай расскажу я. Теперь, когда потерян и сын, уже ничто не имеет значения. – Он напрягся, будто собирался с силами. – Это произошло в сентябре восьмидесятого. Я пришел с работы, поужинал – все как обычно. Джан играла во дворе со своей подружкой Конни.

– Они тогда о чем-то заспорили, – вмешалась Греттен. – Я наблюдала за ними в окно.

– В тот вечер я собирался поехать поиграть с приятелями в боулинг. Я тогда сильно этим увлекался. Игра была назначена на шесть, а в конце ужина часы показывали десять минут седьмого. Я опаздывал – вот в чем все дело. Побежал к машине, запрыгнул на сиденье и быстро сдал назад, чтобы выехать на дорожку. Слишком быстро.

Я почувствовал, как у меня защемило под ложечкой.

– Он не виноват, – прошептала Греттен. – Джан… толкнула эта девочка, Конни, и…

– Если бы я не торопился, все было бы нормально. Так что нечего сваливать вину на девочку.

– Но когда они заспорили, – не унималась Греттен, – Джан стояла как раз на дорожке, и Конни ее толкнула в тот момент, когда Хорас начал сдавать назад машину.

У меня перехватило дыхание.

– Я сразу почувствовал что-то неладное, – сказал Хорас. – Резко затормозил, вышел, но…

Он замолчал, сжав кулаки, но это не помогло сдержать слезы, которые потекли по щекам.

– Конни закричала, – продолжила Греттен. – Она не видела автомобиля, когда толкала Джан. Да и что возьмешь с ребенка? Дети не способны предвидеть последствия своих действий.

– Разве она сидела за рулем? – вмешался Хорас. – Машину вел я, и мне следовало смотреть внимательнее, куда еду. Мне надо было все предвидеть. А я этого не сделал. Потому что очень торопился на чертов боулинг. – Он покачал головой. – А потом, когда полиция расследовала происшествие, ко мне претензий не возникло. Мол, я не виноват, это несчастный случай, такое иногда бывает. Жаль, что меня тогда не казнили, – избавили бы от мучений.

– Хорас пытался покончить с собой, – проговорила Греттен. – Два раза.

Он отвернулся, смущенный откровением жены.

– В тот день разрушилась жизнь и той девочки, которая толкнула Джан, – добавила Греттен. – Ее тоже нужно было бы пожалеть. И ее родителей. Но у меня на это не было сил. Они правильно сделали, что вскоре уехали отсюда. Наверное, и нам следовало поступить так же.

– С тех пор, садясь в машину, я всегда вспоминаю об этом, – задумчиво произнес Хорас. – За все годы не было ни одного случая, чтобы я забыл.

Это была самая печальная история, какую мне только приходилось слышать. Я был совершенно сбит с толку: ведь речь шла о моей жене Джан, если верить свидетельству о рождении, – но Джан, дочь Хораса, умерла свыше тридцати лет назад, а моя Джан жива. Она носила имя погибшего ребенка Хораса и Греттен Ричлер. Имела ее свидетельство о рождении. Разумеется, это не мог быть один и тот же человек.

– Мистер Харвуд, – прервала мои размышления Греттен, – вам нехорошо?

– Извините, просто я…

– Вы плохо выглядите. У вас синяки под глазами, вам надо поспать.

– Я не знаю, как это все понимать.

– Да, – кивнул Хорас, – нам тоже непонятно.

Я попытался успокоиться.

– Вы не могли бы показать мне фотографию Джан?

Греттен с мужем переглянулись, затем она встала и подошла к старому бюро с выдвижной крышкой. Села, открыла дверцу и стала в нем копаться. Видимо, Греттен иногда доставала эту фотографию, потому что поиски много времени у нее не заняли. Ясно, почему они ее прятали: смотреть каждый день на фотографию погибшей по его вине дочери было бы для Хораса невыносимой пыткой.

Это был черно-белый портретный снимок, девять на двенадцать, сделанный скорее всего в будке универмага «Сирс». Слегка выцветший, на углах помятый. Она протянула его мне.

– Мы ее сфотографировали примерно за два месяца до…

Джан Ричлер была красивым ребенком. Ангельское личико, ямочки на щеках, выразительные глаза, кудрявые белокурые волосы. Я искал на снимке хоть какое-то сходство с моей женой. Что-нибудь в глазах, в линии рта, носа. Попытался представить, что фотография лежит на столе рядом со снимками других детей. Я искал в ней признаки, которые заставили бы меня выбрать ее и сказать: «Да, это моя жена в детстве». Но там ничего такого не было.

– Спасибо, – тихо проговорил я, возвращая фотографию.

– Что? – спросила Греттен.

– Разумеется, вы и не ожидали от меня, что я начну утверждать, будто это моя жена. Но это не она.

Хорас вздохнул.

– Сейчас покажу вам ее фотографию, – сказал я, доставая из кармана одну из тех, что напечатал для детектива Дакуэрта.

Хорас взял фотографию, взглянул на нее и передал Греттен. Она рассматривала фото очень внимательно, что было неудивительно, если учесть, что на нем была изображена женщина, носившая имя ее дочери, и не только имя. Греттен изучала снимок вначале на расстоянии вытянутой руки, затем поднесла ближе к глазам, тщательно высматривая что-то, и положила на стол.

– Ну как? – спросил я.

– Да, ваша жена красивая, – произнесла она с оттенком мечтательности в голосе. – Хотелось бы надеяться, что, будь наша Джан жива, она тоже выросла бы красавицей. – Греттен взяла фото, намереваясь протянуть мне, однако передумала. – Если ваша жена носит имя нашей дочери, не знаю, как это получилось, но можно предположить, что она как-то связана с нашим городом. Вероятно, я ее где-то видела. Позвольте мне оставить фотографию у себя?

– Конечно!

Она положила фотографию вместе со снимком дочери.

– Эта женщина утверждает, что мы ее родители? – спросил Хорас.

– Она никогда не называла вашу фамилию, но так сказано в свидетельстве о рождении. Моя жена не знает, что я видел его.

– Вам не показалось странным, что она не познакомила вас со своими родителями? – спросила Греттен.

– Жена это объясняла. Говорила, что давно порвала с ними. Поэтому я и приехал сюда. Думал, может, она попыталась восстановить отношения. Объясниться. Последние две недели она находилась в депрессии.

– Извините, но мне нужно на минутку выйти, – произнесла Греттен дрожащим голосом.

Мы сидели с Хорасом и молчали. Затем он сказал:

– Только все вроде улеглось, и тут является человек, чтобы разбередить старую рану.

– Извините, – пробормотал я.

Он кивнул.

Я попытался встать и покачнулся.

– Надеюсь, вы не намерены садиться в таком состоянии за руль автомобиля? – спросил Хорас.

– Все в порядке, – заверил я. – Остановлюсь где-нибудь по пути, выпью кофе, перекушу.

– Вы выглядите очень усталым, и кофе вам не поможет.

– Мне нужно домой, там полно дел.

– Сколько вашему мальчику: года три? – спросила Греттен, спускаясь по лестнице.

– Четыре, – ответил я. – Его зовут Итан.

– Вы давно женаты?

– Пять лет.

– И как это отразится на вашем сыне, если вы заснете за рулем и разобьетесь?

Я знал, что она права.

– Надеюсь, здесь можно найти место, где переночевать.

Греттен показала на диван, на котором сидел Хорас:

– Можете спать здесь.

– Я не хочу вас стеснять.

– Вы нас не стесняете.

Я кивнул.

– Большое спасибо. Утром я сразу же уеду.

Хорас посмотрел на меня, наморщив лоб.

– Если ваша жена заявляет, что она Джан Ричлер, но таковой не является, то кто она, черт возьми, такая?

Вопрос давно уже вертелся у меня в голове.

– И зачем ей было цепляться к нашей девочке? – продолжил Хорас. – Присваивать ее имя? Разве она не достаточно пострадала?

Глава девятнадцатая

Утром в воскресенье радиочасы Дакуэрта включились, как обычно, в шесть тридцать. Детектив не пошевелился. Он не слышал, как диктор сообщил, что сегодня будет облачно с прояснениями, температура воздуха около двадцати двух градусов, а в понедельник возможен дождь. А вот Морин Дакуэрт все слышала, потому что уже проснулась. Всему виной был сон, очередной кошмар с участием их девятнадцатилетнего сына Трэвора, который отправился путешествовать по Европе со своей подружкой Триш и уже два дня не звонил и не посылал им электронных писем, потому что ему было плевать на тревогу родителей. Ей приснилось, будто на сей раз сын решил спрыгнуть с Эйфелевой башни на веревке, на манер Тарзана, а у самой земли его атаковала стая обезьян.

Разумеется, много чего может случиться с твоим чадом, путешествующим вдали от дома, но Морин Дакуэрт понимала, что подобный вариант все же маловероятен. Пытаясь вытеснить из головы дурацкий сон, она встала с постели, осмотрела одежду мужа, которую он в спешке сбросил, вернувшись вчера поздно вечером с работы. День выдался у него трудный, они безуспешно искали женщину, пропавшую в парке аттракционов. Брюки чем-то заляпаны – похоже, мороженым. Она повернулась к кровати.

– Барри. – Он не пошевелился. – Барри, – произнесла громче и коснулась его плеча.

Он что-то пробормотал и, открыв глаза, посмотрел на часы.

– Да-да, пора вставать.

– Ты что, и сегодня пойдешь? – спросила жена.

Он кивнул:

– Придется.

– А теперь скажи, что это такое? – Морин показала пятна на брюках.

Барри вгляделся.

– Ну где-то запачкался. Что поделаешь, работа у меня такая.

– Работа, значит, виновата. Но ведь это мороженое.

– Наверное.

– И где же ты его ел?

– В доме у босса пропавшей женщины. Заезжал к нему поговорить. Ты видела фургончики с надписями «Нагревательные приборы и кондиционеры»? Это его. А хозяйка угостила меня пирогом.

– С мороженым?

– Да.

– И что за пирог?

– Яблочный.

– Зачем ты его ел? Тебе же вредно! Посмотри на свой живот.

– Неудобно было отказаться. – Барри Дакуэрт вопросительно посмотрел на жену. – А что у нас сегодня на завтрак?

– Как обычно, фрукты и немного мюсли.

– А тебе известно, что в нашей стране пытки запрещены законом?

Зазвонил телефон. Морин не удивилась. В их доме телефон мог зазвонить в любое время суток.

– Я подойду, – сказала она. – Алло… нет, не беспокойтесь, мы уже встали… я как раз подкатываю лебедку, чтобы поднять его с постели. Передаю трубку.

– Слушаю, – проговорил Дакуэрт.

– Привет. У вас есть ручка? Записывайте.

Барри схватил ручку и бумагу, которые всегда лежали рядом с телефоном. Записал фамилию и номер, сделал пару заметок.

– Большое спасибо. – Он положил трубку.

Морин выжидающе взглянула на мужа.

– Кое-что появилось, – произнес он.

* * *

Барри Дакуэрт принял душ, оделся, позавтракал (банан, немного клубники и мюсли) и с чашкой кофе в руке набрал номер телефона. На другом конце линии трубку сняли после двух гудков.

– Слушаю.

– Это Тед Брайл? – спросил детектив.

– Да.

– Я правильно произнес вашу фамилию?

– Да. Она почти такая же, как у изобретателя азбуки для слепых.

– Я Барри Дакуэрт, детектив. Это по поводу вашего звонка полчаса назад.

– Вчера вечером передали сообщение о пропаже женщины, и я решил позвонить. Может, вам пригодится.

– А где находится ваш магазин?

– В Лейк-Джордже. Дом восемьдесят семь.

– Я знаю этот район. Часто бывал там.

– Я видел ту женщину.

– Джан Харвуд?

– Да, она заходила в мой магазин.

– Когда?

– В пятницу, около пяти часов. Купила воду и холодный чай.

– Она была одна?

– В магазине одна. Но ее ждал в машине мужчина. – Описание автомобиля соответствовало тому, на котором ездил Дэвид Харвуд.

– А потом? Они сразу уехали?

– Нет, посидели какое-то время, разговаривали. Я запомнил: тронулись они примерно в пять тридцать.

– Вы уверены, что это была та самая женщина?

– Да, – без колебаний ответил Тед Брайл. – Забыть такую трудно. Она красивая. К тому же затеяла со мной разговор.

– Вот как? О чем же?

– Сказала, что в этих местах еще не бывала. Я спросил, куда они едут; она ответила, что не знает.

– Как?

– Заявила, что муж везет ее погулять в лес. Это вроде как с его стороны сюрприз.

Дакуэрт удивленно хмыкнул.

– Что еще она сказала?

– Пожалуй, все.

– В каком она была настроении? Я имею в виду: веселая, унылая, озабоченная?

– Мне показалось, что эта женщина находилась в прекрасном расположении духа.

– Понятно, – проговорил детектив. – Спасибо, что позвонили. Вероятно, я к вам заеду.

– Хорошо. Рад, если чем-то помог.

Дакуэрт положил трубку и посмотрел на жену.

– Уже прошло два дня, а от него ни звука, – скорбно проговорила она.

Речь шла об их сыне Трэворе.

Барри Дакуэрт подошел к жене и взял за руку.