Текст книги "Не отворачивайся"
Автор книги: Линвуд Баркли
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Глава тридцать первая
Странно, но она пока не могла привыкнуть к своему новому имени – Кейт. Это с ее-то способностями к мимикрии. Наверное, надо подождать еще несколько дней, пожить с ним, тогда получится. Забавно, но и свое собственное имя теперь казалось ей чужим. Если бы кто-нибудь окликнул ее: «Конни!» – она бы вряд ли обернулась. Такого не случалось уже многие годы. Ее больше беспокоило сейчас, как бы кто-нибудь не окликнул ее: «Джан», – а она инстинктивно обернулась бы, даже не подумав.
Это имя, с которым Джан прожила шесть лет, и весьма комфортно, она по-прежнему считала своим. На него ей приходилось постоянно откликаться. На него и на «маму».
Сказав Дуэйну, что Джан умерла, она убеждала в этом больше себя, чем его. Да, ей хотелось поскорее вырваться из этой жизни, похожей на тюрьму, оставить ее позади. Похоронить Джан. Отдать последние почести. Но Джан по-прежнему была жива. Просто изменилась, что вполне естественно. Так было всегда. Она теперь переходила в новое состояние, и на это требовалось время.
Она подняла руку и поправила парик. Скоро должны показаться пригороды Бостона. В этом самом парике Джан вошла в парк «Пять вершин», а потом направилась в туалет, сняла парик, спрятала и вскоре встретилась с Дэвидом и Итаном. Парик и другая одежда лежали в рюкзачке. Когда Дэвид побежал искать Итана, она двинулась к главному входу, как было договорено, но по пути свернула в ближайший женский туалет, заняла кабинку и переоделась.
Вместо шортов надела джинсы, топик сменила на блузку с длинными рукавами. Кроссовки – на сандалии. К общему знаменателю все привел парик блондинки. Прежнюю одежду она засунула в рюкзачок – не оставлять же ее в туалете – и спокойно вышла. И ей не было никакого дела до сына, которого только что похитили вместе с коляской. Затем она вышла за ворота, вернулась на автостоянку, где ее ждал Дуэйн, села в его машину. Он все порывался снять фальшивую бороду, говорил, что от нее лицо чешется, но она уговорила его побыть бородатым, пока они не покинут территорию парка.
Об Итане она не беспокоилась: знала, что Дэвид обязательно найдет его и с ним все будет в порядке. Это похищение было придумано как отвлекающий маневр. И чтобы рассказ Дэвида, когда с ним станут разговаривать копы, казался еще более запутанным.
Она надеялась, что пакетик с соком займет сына на время. А там… Конечно, будут слезы, он начнет спрашивать, где мама. Пройдет много времени, пока ребенок привыкнет. Но тут уж ничего не поделаешь.
Она вовсе не собиралась заводить ребенка, становиться матерью. Это в ее планы не входило. Да и замуж она вышла совершенно случайно, как случайно был выбран для жительства Промис-Фоллз. Увидела его на карте, прочитала кое-что в Интернете. Симпатичный городок в северной части штата Нью-Йорк. В общем, довольно бесцветный, немного старомодный. Зато есть колледж. Ну кому придет в голову здесь прятаться? Другое дело – Нью-Йорк, Буффало, Лос-Анджелес, Майами. В них можно раствориться, смешаться с толпой, исчезнуть. Но там тебя будут искать. А здесь, в Промис-Фоллз, – никогда.
Ее ничего не связывало, у нее не было корней. Ей было все равно, где прятаться от курьера. Подошел Промис-Фоллз, а мог бы любой другой заштатный городок. Теперь надо было найти жилье, работу и ждать, когда Дуэйн отбудет срок. А потом они вернутся в Бостон, обменяются ключами, откроют банковские сейфы и завершат дело. Ждать придется долго, но это того стоило. Ведь речь шла об огромных деньгах, имея которые можно потом вечно проводить время на фешенебельном пляже, и единственным беспокойством будет, чтобы песок не попал в шорты. Ждать и жить мечтой, как Мэтти Уокер, героиня фильма «Жар тела».
С этими мыслями она приехала в Промис-Фоллз, нашла жилье над бильярдной в неблагополучном районе города и отправилась в департамент городского совета по занятости искать работу, где случайно столкнулась с Дэвидом Харвудом, сравнительно молодым репортером местной газеты.
Он ей понравился, чего греха таить: симпатичный, обходительный, – но она умела контролировать свои эмоции. Они поболтали немного, затем он куда-то ушел, а вскоре увидел ее на автобусной остановке и предложил подвезти. Ну и пусть, подумала она. Ничего особенного. Когда Дэвид увидел, где она живет, с ним чуть не случился припадок. «Да вы что! – воскликнул он. – В этом районе почти каждый связан с криминалом».
Джан его успокоила, сказав, что она уже вполне взрослая и никакой криминал ей не страшен. Да и вообще ей тогда выбирать было не из чего. А потом он явился к ней со списком квартир. Она пыталась возражать: говорила, что ей и здесь хорошо, – но Дэвид настаивал и она согласилась. Он помог ей переехать и пригласил поужинать.
Вскоре после этого они оказались в одной постели.
Прошло несколько месяцев, и Дэвид начал намекать, что неплохо бы им соединить свои жизни. Джан пришло в голову, что это хороший вариант, и она обнадежила Дэвида. В самом деле, замужняя женщина в таком городке, как Промис-Фоллз, – надежное прикрытие, лучше не придумаешь. Она станет похожей на Джун Кливер из сериала «Проделки Бивера», и никто ее здесь никогда не найдет. Она будет прекрасной женой Дэвиду, устроится на какую-нибудь скучную работу.
Все так и получилось. Первый год, однако, был тревожным. При каждом звонке в дверь Джан вздрагивала – боялась, что это Дуэйн, – но приходили другие: снять показания счетчика, попросить пожертвовать какую-то сумму на борьбу с раком или просто по-соседски сказать, что они забыли закрыть дверь гаража.
Через год она начала расслабляться. Конни Таттингер отошла на задний план, слиняла. Ее место заняла Джан Харвуд. По крайней мере до тех пор, пока не выйдет на свободу Дуэйн. Это было ей по силам. Сыграть роль. Ведь именно этим она и занималась с малых лет. Выходила из одного образа и входила в другой. Воображала себя кем угодно, вначале только для себя самой.
Да, в детстве так оно и было. Это была единственная возможность как-то его пережить. При таком отце, который не переставал изводить ее упреками, при алкоголичке матери.
Многие дети баловались этим. Создавали себе воображаемого друга. Но она поступила иначе – придумывала образы и входила в них. Так она стала Эстелл Уинтерс, не по годам развитой дочерью Малкома и Эдуины Уинтерс, звезд бродвейской сцены. Ее дом находился в Нью-Йорке. И в самом деле, как могло случиться, что она дочь злобного желчного человечка и его пьяной стервы жены? Разумеется, это ошибка, и она ребенок совсем других родителей.
Вот такой уход от правды, пребывание в образе Эстелл помогли ей дождаться того дня, когда она вышла за дверь родительского дома, чтобы больше никогда туда не вернуться.
Прошло время, много времени, и Эстелл Уинтерс было позволено наконец умереть.
И она стала Конни Таттингер. Но и сейчас постоянно меняла роли в зависимости от обстоятельств. То была хорошей девочкой, то плохой. На улице плохую девочку изображать было несложно. Так было легче выжить, жить с кем придется, заниматься чем придется, чтобы добыть денег на пропитание. Но если появлялся шанс устроиться куда-нибудь в офис, Джан мгновенно перевоплощалась в «приличную девушку».
С Дэвидом она легко вошла в роль жены. Это было нетрудно при ее профессионализме. К тому же ей доставляло удовольствие играть. А заводить ребенка Джан не собиралась. Это получилось помимо ее воли.
Вскоре после замужества Джан показалось, что она беременна. На следующее утро, как только Дэвид ушел на работу, она сделала тест на беременность, который оказался положительным. А тут неожиданно Дэвид вернулся за документами, поднялся наверх и застал ее в ванной комнате. В другое время ей бы ничего не стоило задурить ему голову, но на полу валялась упаковка от теста на беременность. Пришлось признаться.
Известие о ребенке Дэвид принял с восторгом, и Джан согласилась. В этом была, конечно, доля расчета. Имея ребенка, ей вообще не надо было опасаться разоблачения. И Дэвид хотел его. Очень.
Играть роль любящей матери оказалось приятно. Никогда еще Джан не испытывала от своего лицедейства такого удовольствия. Да и лицедейством это можно было назвать с большой натяжкой. Тут ей практически не надо было прикидываться.
Она и сама хотела ребенка, мечтала пережить материнство, узнать, что это такое. Джан тогда не думала о будущем, жила настоящим моментом, в первый раз не заглядывала далеко вперед. Впрочем, так поступали все великие героини на сцене.
Но вот Дуэйн освободился и настала пора действовать. Получить причитающееся ей богатство, ради которого все затевалось. Готовиться к своей последней роли. Роли независимой женщины, которой никто больше не нужен. Она перестанет притворяться, будет просто существовать как ей нравится.
И никакого Дэвида. Никакого Дуэйна. Мешал ей лишь Итан. Уж слишком глубоко она вошла в образ матери. Джан не предвидела, как тяжело ей будет из него выйти.
* * *
После долгих размышлений она выбрала исходным пунктом для бегства парк «Пять вершин». Он недавно открылся, там всегда было многолюдно, особенно в уик-энды. Джан побывала в парке несколько раз в свободные дни, изучила, где поставлены камеры наблюдения. Да, конечно, она могла там столкнуться с кем-нибудь из знакомых. Но в образе Джан Харвуд она должна пробыть в парке совсем недолго, а потом в камуфляже ее вряд ли кто узнает.
И все прошло хорошо. Даже замечательно.
О том, что она может встретить знакомого, когда они отъедут от Промис-Фоллз на много миль, она вообще не думала. И надо же было такому случиться! Дуэйн вдруг решил заправиться. Горючего оставалось еще четверть бака, можно было проехать миль шестьдесят или семьдесят, но он хотел начать путь с полным баком. Так ему было спокойнее.
В Олбани он съехал с шоссе вблизи нескольких больших торговых центров. И кто же начал заправляться рядом с ними?
– Джан! – окликнула ее Лианн Ковальски. – Джан, это ты?
Идиотка. Пришлось разбираться, тут уж никуда не денешься. Иначе весь план рухнул бы.
И вот они наконец мчатся в Бостон. Скоро будут там. Чем ближе они подъезжали, тем более возбужденной становилась Джан. Говорила себе, что для опасений нет причин, Бостон большой город, и она не была там свыше пяти лет. Кто ее там узнает? К тому же они с Дуэйном не собирались в Бостоне задерживаться.
– Ты переживаешь из-за него? – спросил Дуэйн.
– А как ты думаешь? – отозвалась она. – Бросить сына не так-то легко.
– Да я не о ребенке, а о твоем муже. Этот несчастный придурок не понимает, откуда на него такие напасти.
– Неужели было бы лучше, если бы копы искали меня по всей стране? Нет уж, пусть считают, что я мертвая.
– Ты все придумала правильно. Лучше не бывает. Я вообще обалдел от твоей хитрости. Это же надо – изображать депрессию для него одного, делать подставы одну за другой! Это классно! Но ты ведь прожила с этим парнем некоторое время. И как ты рассчитывала? Значит, сойтись с ним, пожить, пока он тебе нужен? Прикидываться, будто любишь его, хотя он тебе по фигу?
Джан повернулась к нему:
– Вот именно так все и было. – И она подставила лицо теплому ветру из окна.
– Ну ты все клево оформила, – восхитился Дуэйн. – Правильно, что ты на него плюнула. Зачем начинать новую жизнь и мучиться виной? Но я представляю его рожу, когда он узнает, что ты говорила этому придурку в магазине. Мол, ты не ходила к доктору, тебя никто не видел в парке.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом!
– О чем, например?
– Когда ты общался с покупателем нашего товара?
– На следующий день как вышел, – ответил Дуэйн. – Я позвонил ему и сказал: «Догадайся, кто говорит». Он не сразу вспомнил. Звонить из тюрьмы у меня возможности не было, вот он и забыл. Ведь пять лет прошло. Но я ему напомнил. Заявил, что теперь мы готовы к встрече. Он обалдел. Сказал, что о пропаже бриллиантов ничего в газетах не писали. Он читал что-то о парне, у которого отсекли руку, но насчет бриллиантов ни слова.
– Неудивительно, – сказала Джан.
– Почему ты так думаешь?
– Так ведь бриллианты эти теневые. Они вроде как не существовали. Как в том кино, «Кровавый алмаз». Ты его не видел, сидел в тюрьме, там играет Леонардо ди Каприо, а действие происходит в Сьерра-Леоне.
– Это в пустыне Сьерра?
– Нет, в Сахаре.
– Ясно.
– Несмотря на все строгости, в мире существует огромный рынок криминальных бриллиантов, и никто не станет привлекать копов, если какие-то похитят. Я слышала, «Аль-Каида» наживает миллионы на продаже подобных бриллиантов.
– Правда?
– Да. – Джан высунула руку в окно, подставляя ветру. – Так кто этот парень?
– Его фамилия Банура, – ответил Дуэйн. – Круто, да? Он черный. Настоящий. В том смысле, что из Африки. Может, из этой самой Сьерры, о которой ты говорила.
– Как с ним связаться?
– У меня есть номер его телефона. Он живет в Брейнтри, это южный район Бостона.
– Он знает, что мы намерены встретиться с ним завтра?
– Я ему точный день не назвал, но вроде как намекнул.
– Надо позвонить еще, пусть готовит наличные, – сказала Джан.
– И то верно, – отозвался Дуэйн.
Джан не хотела задерживаться в Бостоне дольше, чем нужно. Забрать товар, обменять на деньги и отвалить.
Они съехали с шоссе, и Дуэйн начал искать заправку. Пока он заполнял бак, Джан надела темные очки и пошла в магазин. Рядом заметила полную женщину, у которой с плеча свисала сумочка. Женщина наклонилась к дочери, требовала, чтобы девочка перестала хныкать, а Джан заглянула в сумочку. Благо та была не застегнута.
Кошелек Джан не интересовал: у нее достаточно денег, чтобы добраться до Бостона, а там они реализуют бриллианты и денег будет девать некуда, – а вот мобильный телефон оказался весьма кстати. Джан вытащила его одним движением, чисто и аккуратно. Потянулась вроде как достать что-то с полки, одна рука двинулась к упаковке с кексами, другая скользнула в сумочку, ухватила тонкий телефон и опустила в карман джинсов. Кексы любил Итан. Ему нравилось объедать белые загогулины, а шоколадную глазурь оставлять на потом.
Джан вернулась в машину, когда Дуэйн закончил заправляться. Бросила кексы на сиденье и протянула ему телефон:
– Давай звони своему приятелю.
Когда они вспомнили о кексах, глазурь растаяла и прилипла к целлофановой обертке. Джан осторожно сняла ее и, сумев освободить кекс с незначительными повреждениями, протянула его Дуэйну. А тот сразу сунул кекс целиком в рот. Со вторым пришлось повозиться. Слизывать глазурь с обертки.
Этому она научилась у сына.
– Смотри, мама.
Итан на своем сиденье в машине, Джан впереди. Они едут домой из магазина. Она оглядывается и видит, что он уже не только слизал всю глазурь с обертки, но и объел белые загогулины, пользуясь указательным пальцем. Он смотрит на нее и улыбается.
– Видишь, как все просто.
Дуэйн вернул ей телефон.
– Все в порядке. Завтра. Я сказал ему, что мы приедем примерно к полудню. Может, даже раньше. Во сколько открываются банки – в девять тридцать или в десять? Мы заберем мое, твое, и если повезет, сделаем это быстро. – Он взглянул на нее. – Как?
Джан отвернулась.
– Нормально.
– Что с тобой? Разболелась голова?
– Со мной все прекрасно. А ты смотри на дорогу.
Глава тридцать вторая
Оскар Файн выбрал удобное место, где поставить свой автомобиль, черный «ауди». А в этом районе везде было удобно. Бикон-Хилл ему нравился. Мощенные булыжником узкие улицы, от которых веяло стариной, кирпичные дома все в зелени, неровные тротуары. И вот сейчас работа опять привела его сюда.
Вон тот дом, на противоположной стороне улицы. Вечер только начинался, скоро Майлз Купер должен был вернуться с работы. Его жена Патрисия работала медсестрой в Массачусетской центральной больнице. Сегодня у нее вечерняя смена. Она ушла примерно час назад. Иногда супруга Майлза часть пути проезжала на автобусе, порой даже брала такси, но обычно добиралась до больницы пешком. Обратно чаще всего ее подвозила приятельница – они работали вместе. Приятельница жила на Телеграф-Хилл, а это по пути.
Оскар наблюдал за этой семьей уже несколько дней, соблюдая осторожность, даже чрезмерную, и хорошо знал распорядок Майлза Купера. Тот любил проводить уик-энды на своем катере, тратился на лошадей, был слабым игроком в покер. В последнем Оскар убедился лично. Играл с ним, и не раз.
Было и кое-что еще известно о Майлзе. Тот наблюдается у врача по поводу неприятностей с желудочно-кишечным трактом, выпивает каждый день бутылку сока. За городом у него есть гараж, где по просьбе младшего брата он держит три ворованных мотоцикла «харлей-дэвидсон». Каждый второй понедельник Майлз отправляется в Норт-Энд заплатить три сотни долларов девушке, живущей на Салем-стрит в квартире над итальянской булочной, за то, чтобы она очень медленно перед ним разделась, а потом угостила оральным сексом.
Оскар также знал, что Майлз нечист на руку и прикарманивает денежки у человека, на которого работал, и сейчас это стало известно. Оскар тоже работал на этого человека.
– Разберись с ним, – приказал тот.
– Нет проблем, – ответил Оскар.
И он проделал работу, как всегда, чисто, комар носа не подточит. Не хотел разбираться с Майлзом при жене или при дочери. Ей было за двадцать, она жила в Провиденсе, но часто приезжала к родителям на уик-энды. Но сегодня был будний день.
А вот и он. Лет пятидесяти, грузный, лысый, густые седые усы. Старый костюм, белая рубашка, без галстука. Майлз Купер остановился у дома, достал из кармана ключ, преодолел пять бетонных ступенек, отпер дверь, вошел. Оскар Файн вылез из своего «ауди». Пересек улицу по диагонали и позвонил в дверь. В прихожей раздались шаги, дверь отворилась.
– Привет, Оскар, – сказал Майлз.
– Привет.
– Как ты здесь оказался?
– Я могу войти? – спросил Оскар.
В глазах Майлза мелькнуло что-то похожее на страх. Последние пять лет Оскар стал наблюдательным. Это раньше он был самоуверенный, пока не прокололся. Да еще как. Оскар знал, что Майлз не посмеет закрыть перед ним дверь, не было для этого причин.
– Конечно, входи, – произнес Майлз. – Рад тебя видеть. Ты по делу?
Оскар вошел, закрыл за собой дверь.
– Патрисия дома?
– На работе. Сегодня у нее вечерняя смена. Что-нибудь выпьешь?
– Пожалуй, нет.
– Ну как хочешь. А я как раз собрался выпить пива.
– Пей, а я не буду, – сказал Оскар, следуя за Майлзом в кухню. Этот тип, кажется, забыл, что он пьет.
Майлз наклонился, чтобы достать из холодильника бутылку, а когда выпрямился, увидел, что Оскар наставил на него пистолет. К стволу пистолета была прикреплена длинная трубчатая штуковина. Глушитель.
– Боже, Оскар, ты напугал меня до смерти!
– Он знает, – произнес Оскар.
– Кто знает? И что? Ради Бога, убери это. Я боюсь.
– Он знает, – повторил Оскар.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь? – Майлз свернул с бутылки крышку и бросил на стойку. Его рот скривился.
– Майлз, пожалуйста, не распускай нюни и не изображай дурака, – произнес Оскар. – Он знает.
Майлз надолго приложился к бутылке, затем сел за кухонный стол.
– Вот дерьмо. – Ему пришлось поставить бутылку на стол – так дрожала рука.
Оскар кивнул.
– Я мог бы тебя пристрелить сразу, но решил все же объяснить почему. Чтобы ты знал.
– Оскар, мы ведь знакомы не первый день. Уходи. А я все верну.
– Нет.
– Но я все восполню с лихвой. Продам катер. Прямо завтра. И у меня отложены деньги. Правда, не так много, но ему не придется ждать. Он получит все сразу, обещаю. И еще у меня есть мотоциклы. Они моего брата, но я их продам. К черту брата. Сам-то он за них не платил.
Пистолет выстрелил, и две пули вонзились в голову Майлза Купера. Он качнулся вперед, затем повалился на пол.
Оскар вышел, сел в свой «ауди» и уехал.
* * *
Оскару Файну не нужно было останавливаться – охранник в будке хорошо знал его машину и сразу нажал кнопку. Ворота медленно сдвинулись вправо, и Оскар въехал во двор, заставленный грузовыми контейнерами. Они были разноцветные и, поставленные друг на друга, образовывали сооружение, похожее на составленное из конструктора «Лего». Оранжевые, коричневые, зеленые, синие, серебристые с названиями компаний-перевозчиков. Высота сооружения составляла до двух метров, и Оскар двигался по узкому стальному ущелью в дальний конец, где поставил автомобиль у трехметрового забора, обнесенного колючей проволокой. Он вышел, захватив с собой бутылку молока, которую купил на обратном пути, отпер ключом дверь в торце контейнера с надписью «Эвергрин» и сразу за ней другим ключом еще одну дверь.
Во мраке нащупал на стене выключатель, и комнату озарили дюжина небольших потолочных светильников. Аккуратно заштукатуренные стены были выкрашены в мягкий темно-зеленый цвет. На них висели большие картины. Деревянный пол. У двери кожаный диван, рядом – кресло с изменяющимся наклоном спинки, на стене плоский телевизор с диагональю сорок шесть дюймов. Там дальше неширокий кухонный уголок, поблескивающий алюминиевой стойкой. За ним великолепная ванная комната и спальня.
О его ноги потерлось что-то мягкое. Оскар Файн погладил рыжего кота. Тот мягко замурлыкал.
– Я купил тебе молока.
Оскар поставил бутылку на стойку, охватил ее левой рукой, а правой снял крышку и налил молока в мисочку на полу. Кот бесшумно приблизился к ней и наклонил голову. Оскар вынул из пиджака пистолет, положил на стойку и распахнул дверцу большого кухонного шкафа, за которой обнаружился холодильник. Он поставил туда молоко и вынул банку колы. Сорвал указательным пальцем крышку, налил себе в бокал с тяжелым дном. Сел на кожаный табурет у стойки. Посмотрел на кота.
– Ну, как прошел день?
Не дождавшись ответа, Оскар включил ноутбук и, чтобы не скучать, пока он загружается, включил еще и телевизор, настроенный на канал Си-эн-эн. Вначале занялся ноутбуком, проверил почтовый ящик. Ничего, кроме спама. Заглянул на пару букмекерских сайтов, бросая взгляды на экран телевизора. Неожиданно ведущий программы новостей сказал что-то любопытное, Оскар прислушался.
– …журналист, репортер отдела новостей газеты «Стандард» города Промис-Фоллз, что севернее Олбани, теперь сам стал объектом интереса прессы. Пока в полиции отказываются это комментировать, но есть основания полагать, что Дэвид Харвуд, репортер, о котором идет речь, подозревается в убийстве своей жены Джан. С пятницы, когда она сопровождала мужа в поездке в Лейк-Джордж, ее больше никто не видел.
Оскар Файн оторвался от ноутбука и вгляделся в экран телевизора, где показали фотографию пропавшей женщины. Появился дом, где жили Дэвид и Джан, затем дом его родителей. Пожилая женщина – видимо, его мать – выглядывает из двери и просит журналистов уйти.
Оскар ждал, когда снова покажут фотографию женщины, но там уже шел другой сюжет. Он вернулся к ноутбуку, набрал в поисковой строке «Гугла»: «Джан Харвуд из Промис-Фоллза» – и получил ссылку на два сайта, один из которых был газеты «Стандард». Там он нашел подробный рассказ об исчезновении Джан Харвуд в изложении Саманты Генри с приложением фотографии пропавшей женщины.
Оскар увеличил фотографию и долго рассматривал. Волосы у нее теперь стали другие. Он помнил ее рыжую, а теперь она брюнетка. Макияж, накладные ресницы. На фотографии она выглядела паинькой, ни дать ни взять добропорядочная домашняя хозяйка. «Но меня не проведешь. Я узнал тебя, красотка!» – мысленно прокричал он. Оскар увеличил фотографию. Вот он. Небольшой шрам на щеке в форме буквы L. Она, наверное, надеялась, что замаскировала его, но он этот шрамик увидел. Какие еще нужны доказательства?
В левой руке, в том месте, где раньше была кисть, начало подергивать.
Оскар Файн потянулся к телефону.