Текст книги "Смерть у порога"

Автор книги: Линвуд Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Глава двенадцатая

В предыдущий день мы с Дереком не успели закончить работу в доме Стокуэлл. Нам пришлось прерваться, когда Эллен позвонила мне по сотовому и сказала, что в доме Лэнгли что-то случилось.

Поэтому у меня появился хороший предлог вернуться. Я не стал брать прицеп – траву во дворе мы почти полностью скосили и в садовом тракторе не было необходимости. Я бросил в багажник газонокосилку. Оставалось только немного подровнять газоны.

– Куда ты едешь? – спросил Дерек. Все время, что мы разговаривали с Эллен, он оставался на улице и валял дурака – перепрыгивал с одной стороны дорожки на другую, стараясь не задеть при этом гравий.

– Присмотри за мамой, – велел я ему. – Скоро вернусь.

Мой пикап медленно потащился по дороге. Я кивком поприветствовал полицейского, который все еще дежурил у дома Лэнгли, потом свернул на шоссе и поехал в сторону Промис-Фоллс. Припарковавшись на обочине у дома Агнесс, поднялся на широкое старомодное крыльцо и тихо постучал в дверь. Было уже около полудня, но в воскресный день хозяйка могла еще спать.

Агнесс открыла дверь и улыбнулась.

– Что вы сегодня здесь делаете? – спросила она. Кошка проскользнула между ее ног, чтобы проверить, кто пришел. Без сомнения, это была самая уродливая кошка, которую я только встречал. Она выглядела так, словно всю жизнь провела в свинарнике и валялась не на мягкой кушетке, а в грязной луже.

Когда-то она, наверное, была привлекательной женщиной, но горе от утраты мужа и сына сильно состарило ее. Я даже не знаю, можно ли до конца оправиться после таких потрясений. Мне кажется, что нет. Она продолжала жить в этом доме, забота о котором стала, насколько я знаю, ее единственным занятием. Когда погода позволяла, работала в саду, но делала это в основном для себя.

– Вчера нам пришлось рано уехать, – объяснил я. – Но мы не закончили работу.

– Ой, а я и не заметила, – улыбнулась миссис Стокуэлл. На самом деле она была слишком вежливой, чтобы сказать правду. – Ваш сын сегодня с вами?

– Нет. Мне осталось совсем немного, я и один справлюсь. Пусть отдохнет немного. – Хотел добавить: «Вы же знаете этих подростков, как они любят поспать», – но вовремя осекся.

– Когда закончите, угощу вас лимонадом.

Я рассчитывал, что она предложит мне нечто подобное.

Мне понадобилось около пятнадцати минут, чтобы со всем управиться. Я надел защитные очки, достал косилку и обстриг траву по краям пешеходной и подъездной дорог, а также подровнял траву у цветочных клумб, следя за тем, чтобы к цветам не прилипли срезанные травинки. Мне нравилась эта часть работы: я редко испытывал подобное ощущение удовлетворенности от какого-нибудь дела, разве что за исключением тех моментов, когда брался за краски.

Я убирал инструменты в машину, когда услышал, как хлопнула дверь дома, и увидел Агнесс с высоким запотевшим стаканом лимонада. Я подошел к ней и взял стакан.

– Вы не возражаете, если я присяду?

Во дворе перед ее домом стояли два плетеных стула.

– Конечно, мистер Каттер.

Хотел предложить ей тоже сесть, но она оказалась на стуле прежде, чем я успел произнести хотя бы слово. Наверное, если живешь один, очень важно бывает найти собеседника, даже если это человек, который пришел подстричь твои газоны.

– Зовите меня Джим.

– Джим, – тихо повторила она.

– Спасибо за лимонад, он пришелся как нельзя кстати, – искренне поблагодарил я миссис Стокуэлл. Ее кошка подошла к нам и стала тереться о мою ногу. – А как его… ее… зовут?

– Бутс.

– Удивительно, никогда не видел таких кошек.

– Да, она страшненькая, – призналась Агнес, – но я люблю ее.

Я сделал еще одни большой глоток лимонада и допил почти весь стакан. Вытерев губы тыльной стороной ладони, посмотрел на хозяйку. Если я сейчас и выглядел как потный мужлан, то ее это совсем не смущало.

– Вы слышали про адвоката? – спросила меня она. – Которого убили? Вместе с женой и сыном?

– Да, – признался я.

– Это ведь случилось совсем недалеко от вас, не так ли?

– Они были нашими соседями. Ужасное событие.

Агнес покачала головой:

– Да, такой кошмар. Я после этого столько всего передумала. Понимаете, здесь отроду такого не случалось.

Я кивнул:

– Редкий случай. И вы правы, он заставляет задуматься. – Мы оба на мгновение замолчали. Потом я нарушил тишину: – Мой сын передает вам благодарность за компьютер.

– Ой, я была рада сделать ему приятное. Хорошо, что этот компьютер смог еще кому-нибудь пригодиться. Я думала, что он уже никому не понадобится, такая древность. И меня удивило, что ваш сын захотел его взять.

– Чем старее, тем лучше, – усмехнулся я. – Дерек собирает подобные раритеты. Ему повезло, что вы никому не отдали компьютер. Но к вам могут сбежаться все местные ребята, чтобы узнать, не завалялось ли у вас еще старых компьютеров, с которыми было бы не жаль расстаться.

– Я больше не знаю никого, кто увлекался бы подобными вещами. Но я рада, что у меня его забрали.

– Вы ведь никому не говорили, что отдали Дереку компьютер?

Похоже, этот вопрос удивил Агнесс.

– Нет. Не думаю. А что?

Ответ пришлось придумывать на ходу.

– Просто подумал, что если бы вы сообщили об этом, то вами могли заинтересоваться и другие коллекционеры старого хлама. Подумали бы, что вы можете поделиться с ними еще чем-нибудь интересным.

Она кивнула. Мои доводы показались ей убедительными.

– Нет. Меня никто не беспокоил. Может, как-нибудь попозже я и устрою небольшую распродажу старых вещей. Я каждое лето думаю об этом, но все никак не соберусь. А как, вы сказали, зовут сына?

– Дерек.

– Производит впечатление хорошего мальчика.

– Так и есть. Иногда он, конечно, выкидывает всякие фокусы, но все же парень замечательный.

– Они все иногда ведут себя странно, – согласилась Агнесс. – Так было и с Бреттом. Иногда я чувствую вину из-за того, что отдала его компьютер, но что я могу поделать? Нельзя вечно держаться за старые вещи. У него был еще один компьютер, такой маленький, складной, но я, наверное, давно от него избавилась. Даже не помню, что с ним случилось. Одежду я тоже не сохранила – раздала бедным. Думаю, именно этого он и хотел.

– Уверен, Бретт был хорошим сыном.

Стокуэлл снова грустно улыбнулась:

– Да. Не проходит и дня, чтобы…

Она сделала паузу.

– Дня, чтобы… – повторил я.

Агнесс вздохнула:

– Не проходит и дня, чтобы я не задала себе вопроса: почему он это сделал? Вы ведь знаете, что случилось с Бреттом, мистер… Джим?

– Я слышал. Он покончил с собой.

Она кивнула:

– Я теперь даже не могу ездить в центр города. Не могу приближаться к водопаду. Даже квитанцию об оплате налогов не отвожу, а высылаю по почте. Не только не могу видеть водопад, но и слышать его не хочу.

– Конечно, я вас понимаю.

– Я старалась не винить себя в случившемся. Но даже теперь мне трудно это сделать. Я должна была почувствовать неладное, но не замечала, что с ним происходит. Даже в последние дни перед тем, как Бретт убил себя, он казался совершенно нормальным, и только накануне выглядел каким-то обеспокоенным, расстроенным, но так и не захотел рассказать почему. Поэтому мне так сложно было простить себя. Я не поняла, каким он тогда был несчастным. Сын ведь стал смыслом всей моей жизни, с тех пор как умер муж. Наверняка были какие-то признаки, что с ним не все в порядке, еще за несколько недель до того, как все случилось. Но я их не заметила. Как мать может не понять, что ее сын в беде, пока не произойдет что-то ужасное?

Я покачал головой, выражая сочувствие:

– Мы не можем знать о наших детях все. Они всегда что-нибудь да скроют. Уверен, что Дерек не исключение. – Я попытался улыбнуться. – Есть вещи, которые хочется скрыть ото всех.

Агнесс молча рассматривала свой двор.

– Расскажите мне о Бретте, – попросил я. – Что его интересовало? Чем он любил заниматься?

– Он не был похож на других мальчишек. Он был… – Стокуэлл вдруг замолчала. – Хотите посмотреть на его фотографию?

– Конечно.

Агнесс извинилась, ушла, но быстро вернулась, держа в руках школьную фотографию сына в рамке.

– Выпускной класс. За четыре года до того, как он… именно таким я его и запомнила.

Бретт Стокуэлл был красивым юношей. Светлые волосы, зачесанные за уши, карие глаза, довольно чистая для парня его лет кожа. Утонченная, артистическая внешность. Такого человека никак не назовешь атлетом.

– Он был таким привлекательным, – прошептала хозяйка.

Агнесс забрала у меня фотографию и долго смотрела на нее, словно видела в первый раз.

– И так похож на своего отца. Весь в него. Борден был невысоким мужчиной, ростом, наверное, пять футов пять дюймов. И Бретт был таким же.

– Вы сказали, что ваш сын отличался от других мальчиков.

– Его мало интересовал спорт. Он никогда не играл в футбол и другие игры. Ему нравилось читать. И он любил кино. Но не такое, какое любят другие ребята. Ему нравились фильмы с подписями внизу.

– С субтитрами?

– Точно. Фильмы на иностранных языках. Он любил их смотреть. Его интересовали вещи, к которым другие ребята оставались равнодушны.

– Так это же хорошо. Нельзя, чтобы все были одинаковыми. Иначе как будет выглядеть наш мир? – Я отхлебнул лимонада.

– И он любил писать, – продолжала Агнесс Стокуэлл. – Он постоянно что-то сочинял.

– А что писал? – спросил я.

– Ой, даже не знаю, как сказать. Когда был маленький, сын придумывал истории о других планетах. О людях, путешествующих во времени. А еще писал стихи. Сотни стихотворений. Почти без рифмы. Они небыли похожи на те стихи, которые сочиняли во времена моего детства. В стихах Бретта вообще не было рифмы. Просто набор предложений.

– Я плохо разбираюсь в поэзии. А вот Эллен любит иногда почитать стихи.

– Это ваша жена?

– Да.

– Вы должны как-нибудь привести ее сюда. Я бы с удовольствием с ней познакомилась.

– Обязательно. Думаю, она тоже захочет с вами встретиться. Супруга знает вас как хозяйку дома, где нас всегда угощают лимонадом.

Агнесс улыбнулась:

– Иногда Бретт посвящал мне стихотворения надень рождения. Он старался рифмовать их, так как знал, что я не понимаю его поэзию. Но эти стихи получались у него не такими интересными и больше напоминали те глупые вирши, которые обычно пишут на поздравительных открытках.

– А сын показывал вам все, что писал?

– Иногда – да, а иногда – нет. Он предпочитал сначала все довести до ума и лишь потом давал мне почитать. Но когда подрос, то решил, что некоторые его произведения слишком личные. Вы же знаете, что мальчики не все готовы показать матерям. – Она подмигнула, и мне показалось, что ее глаза заблестели.

– Да, я понимаю, о чем вы. Думаете, этим он и хотел заниматься? Стать писателем?

– Несомненно. Бретт мечтал стать автором знаменитых романов. Он говорил со мной о писателях, которых любил, – Трумэне Капоте, Джеймсе Кирквуде и других. И я верю, что если бы он не… если бы поступил иначе, у него все получилось бы. Понимаете, он был способным. Очень талантливым. И я говорю это вовсе не потому, что я его мать… – Стокуэлл сделала паузу. – Была его матерью.

– Есть и другие доказательства его таланта? – поинтересовался я.

Она кивнула:

– Учителя говорили, что мальчик был очень способным. Некоторые даже называли его талантливым.

– Правда?

– В старших классах у него был учитель. Как же его звали? – Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить фамилию. – Мистер Бюргесс. Да, точно. Я помню, что он написал по поводу одного из рассказов Бретта. «Джон Ирвинг, берегись!» Что вы на это скажете?

– Здорово.

– Вы знаете, кто такой Джон Ирвинг?

– Да, знаю.

– Однажды в старших классах у него возникли неприятности. Он написал нечто, что расстроило преподавателей. Тема оказалась немного… взрослой. Вы понимаете, о чем я? И язык был явно неподходящим для ученика школы.

– О чем был этот рассказ?

– О других школьниках. Даже не о школьниках, а о мальчиках и девочках его возраста и о том, чем они занимаются втайне от родителей. Что-то вроде истории о пробуждении сексуальности. – Стокуэлл произнесла эти слова так, словно они были чьей-то цитатой. – Для средней школы нашего городка это было слишком смелым поступком.

– У Бретта появились проблемы?

– Были бы, если бы не мистер Бюргесс. Он вступился за Бретта перед администрацией школы, заявив, что пусть рассказ и содержит спорные моменты, но весьма достоверно показывает действительность. Мистер Бюргесс сказал, что Бретта не нужно отчислять из школы или наказывать, поскольку все прекрасно знают, что происходит в стенах школы, просто никто не может набраться смелости рассказать об этом.

– Да, похоже, у него был действительно хороший учитель.

– Бретт так и не дал мне почитать рассказ. Он прекрасно знал, что я попыталась бы отговорить его показывать подобное творчество кому бы то ни было.

– Довольно редкое качество в наши дни, – заметил я. – А когда Бретт поступил в колледж Теккерей, у него там были наставники? Или профессора, которые поощряли его увлечение писательским ремеслом?

– О да. Хотя в колледже у него было уже меньше времени для свободного творчества, которое так любил Бретт. А все эти академические дисциплины, похоже, не особенно интересовали его. Но он писал хорошие эссе и очень много читал. У него было столько книг. Я до сих пор не решила, что с ними делать. Как вы думаете, библиотека захочет их взять?

– Возможно. Значит, после поступления в колледж он перестал писать стихи и рассказы?

– Нет, он продолжал писать и постоянно этим занимался. И показывал свои рассказы профессорам колледжа. Одним это было интересно, другим – нет.

– Это понятно.

– Особенно преподавателям по английскому языку и литературе – кажется, так их называют в колледже. Профессора, которые вели политологию или историю, вряд ли стали бы читать его творчество. Вы же знаете, какие они все занятые: у них просто нет времени читать то, что не относится к работе. Но находились преподаватели, которые даже готовы были засчитать его стихотворение или рассказ вместо реферата.

– Я терпеть не мог писать рефераты, особенно составлять библиографию, – заметил я, вспоминая студенческое прошлое. – Иногда я ее просто сочинял.

Агнесс снисходительно похлопала меня по плечу:

– Не думаю, что вам удавалось одурачить профессоров.

– Нет, – признался я.

– Некоторые преподаватели, – продолжала хозяйка, – сами были писателями, они были готовы пойти на уступки и немного изменить правила. Им Бретт и отдавал свои рассказы, вместо того чтобы просиживать штаны в библиотеке и писать очередной реферат.

– Вы помните их имена?

Агнесс покачала головой:

– Это было давно. Сейчас я вряд ли смогла бы их узнать при встрече. Хотя нет, одного я запомнила – он теперь возглавляет колледж. Увидела его фамилию в «Стандарте» и узнала ее.

Я почувствовал легкую дрожь внутри.

– Вы говорите о Конраде Чейзе?

– Верно. О нем. Когда он был профессором, его очень интересовало творчество Бретта. Они много общались. Наверное, это был его самый любимый профессор за время недолгого обучения в Теккерее. Чейз даже приходил ко мне пару раз после того, как Бретт умер. Первый раз принес цветы. А однажды прислал билеты на концерт. Он был очень заботливым.

Неожиданно Агнес расплакалась. Вытащила платок из рукава и вытерла глаза.

– Простите. Это было так давно, но я до сих пор не могу говорить о мальчике спокойно.

– Все в порядке, – успокоил ее я. – Такое никогда не забывается. – И, подождав немного, чтобы она успокоилась, спросил: – Значит, ваш сын показывал свои работы профессору Чейзу?

– Я в этом уверена. Профессор всегда поддерживал его. Бретт даже приглашал Чейза пару раз домой. Это было еще до того, как он прославился, а потом встретил ту актрису и женился. Думаю, мальчику было бы приятно увидеть, каким знаменитым стал профессор Чейз после того, как вышла та книга. Вы только представьте: если бы его жизнь не оборвалась так быстро и он по-прежнему собирался бы стать писателем, это было бы просто замечательно – дружить с таким человеком, как Конрад Чейз. Уверена, это открыло бы перед Бреттом многие двери.

– Думаю, так и было бы.

Она пожала плечами и снова вытерла слезы.

– А вы когда-нибудь читали ту книгу? – спросил я.

– Какую? – спросила хозяйка, не понимая, о чем я спрашиваю.

– «Недостающую деталь», – уточнил я.

Агнесс Стокуэлл покачала головой так, словно я спросил, не занимается ли она в свободное время стриптизом.

– Нет. То есть пыталась. Прочитала страниц пятьдесят или около того… но подобная литература не для меня. Не хочу сказать, что это плохая книга, просто я такое не читаю. Английский язык так богат, в нем столько прекрасных слов, и на свете столько замечательных вещей, о которых стоит писать, а некоторые романисты словно специально игнорируют это. Я бы с удовольствием почитала новый роман Даниэлы Стил, но читать о том, как мужские половые органы превратились в женские? Нет уж, увольте. Как бы высоко ни ценили этот роман критики, такое чтиво не для меня.

Я улыбнулся:

– Понимаю.

– Но я вам вот что скажу, – немного смягчив тон, добавила Агнесс. – Бретт гораздо лояльнее меня относился к подобным вещам. Он, как бы это сказать, любил творческие эксперименты и не боялся их. Думаю, ему понравилась бы книга профессора Чейза.

Глава тринадцатая

Перед уходом я попросил у Агнесс позволения заглянуть в ее телефонную книгу. Она ушла за ней, оставив меня наедине с Бутс. Кошка терлась уродливой курносой мордой о мои брюки.

Она вернулась, неся с собой не только телефонную книгу, но и блокнот с карандашом.

– А что вы ищете? – спросила она, а потом быстро добавила: – Простите. Это, конечно, не мое дело.

– Все в порядке. Просто мне нужно сейчас заехать еще в одно место, и хотелось бы уточнить адрес.

Я нашел три фамилии Бюргесс в окрестностях Промис-Фоллс и переписал адрес и номер телефона каждого.

– Благодарю вас. – Я вернул книгу Агнесс. – И спасибо за лимонад. – Потом обратился к кошке: – Пока, Бутс.

Распрощавшись с миссис Стокуэлл, я направился к машине, на ходу доставая из кармана сотовый телефон. Подумал, что стоит позвонить Барри и рассказать ему о том, что узнал от Дерека, когда вернулся из дома Лэнгли. Прежде всего об исчезновении системного блока. Не важно, имело ли это какое-то отношения к убийствам или нет, но детектив должен был знать эту информацию.

Но оказалось, что я не включил телефон, когда уезжал из дому, и пришлось спешно возвращать его к жизни. Ожидая, пока телефон включится, я посмотрел на другую сторону улицы и заметил стоявший неподалеку черный автомобиль. Когда я приблизился к своей машине, «гранд-маркиз» тронулся с места. Я решил не садиться пока за руль и проверить, едет ли он ко мне.

Машина затормозила рядом с моим пикапом. Автомобиль еще толком не успел остановиться, а стекло задней двери начало опускаться.

– Привет, Рэндалл. – Я спрятал телефон в карман.

Мэр Финли осклабился, демонстрируя все тридцать два зуба:

– Каттер, сукин ты сын, неужели тебе так сложно сказать: «Привет, ваша милость»?

– Сложно, – признался я.

– Слушай, Джим, у тебя найдется свободная минутка? Мне нужно с тобой поговорить.

– Я вообще-то работаю. А как ты меня нашел?

– Спросил у Эллен. Она пыталась дозвониться до тебя.

– Мой телефон был выключен.

– Я убедил ее, что это очень важно, а когда она не смогла до тебя дозвониться, рассказала, где тебя можно найти, – объяснил Финли. – Да ладно тебе. Это всего лишь минутка. Иди сюда, спрячься от жары. – Он распахнул дверь автомобиля, что можно принять за официальное приглашение.

– Рэнди, я…

– Прошу тебя, Каттер. Здесь действительно хорошо.

Я открыл заднюю дверцу пошире, чтобы сесть в машину. Финли передвинулся на другую сторону сиденья. Внутри было удобно и прохладно. Когда я закрыл дверь, Лэнс Гэррик повернулся ко мне с водительского места и усмехнулся:

– Привет, Каттер! Как успехи с прополкой чужих огородов?

Я сделал вид, что не расслышал его.

– Лэнс, чем сидеть тут и без толку тратить бензин, почему бы тебе не покатать нас немного? Ты не обиделся? – спросил меня Финли.

– Все в порядке, – отмахнулся я. – Просто сижу тут и наслаждаюсь прохладой.

– Косить траву в такую жару, да еще в воскресенье! – Лэнс, качая головой, поцокал языком, как будто я своим поведением нарушал устои Промис-Фоллс. Он посмотрел вперед, крутанул руль и добавил: – Зато у нас здесь всегда прохладно.

– Тебе везет, – ответил я, не в силах больше игнорировать его.

– Да я ни за какие коврижки не стал бы стричь траву, когда на улице такая жарища!

– Я уже понял тебя, Лэнс, – бросил я.

– Нет, если бы мне было лет четырнадцать, это еще куда ни шло…

– Лэнс, – не выдержал Финли, – ты когда-нибудь заткнешься или нет? – Потом обратился ко мне: – Надо проверить, найдутся ли в городском бюджете на следующий год средства, чтобы установить стекло между мной и водителем. – Лэнс поморщился. – У меня тут серьезный разговор, Лэнс. Так что вруби свой айпод, или что там у тебя, и не мешай нам.

– Я не взял его с собой, – пожаловался водитель.

– Тогда следи за дорогой. Я должен решить одно важное дело.

«Не такое уж оно и важное», – подумал я, глядя в окно и наслаждаясь поездкой. Мне стало интересно, скажет ли Рэндалл Лэнсу, чтобы тот вытер мой пот с серого кожаного сиденья, после того как я покину автомобиль.

– Джим, – начал мэр, – хорошо выглядишь. Я серьезно.

Я не ответил.

– Как ты себя чувствуешь после той истории с Лэнгли? Наверное, для вас это стало большим потрясением? Как твои жена и сын?

– Чем я могу тебе помочь, Рэнди?

– Вот он – тот самый Джим Каттер, которого я так хорошо знаю. Всегда сразу переходит к делу безо всякой болтовни. Мне всегда нравилось это в тебе. Ты знаешь, что Лэнгли помогал мне одно время? Правда, не Альберт лично, а его контора, они даже улаживали дела, когда я разводился с моей первой женой. – Он помолчал минуту. – Или со второй? А может, и с обеими.

Я потрогал рукой кожаное сиденье между нами. Интересно, сколько раз Финли здесь трахался?

– Да, – кивнул я. – Альберт оказывал услуги многим шишкам из Промис-Фоллс. Если, конечно, Промис-Фоллс достаточно большой город, чтобы иметь своих шишек.

Финли засмеялся:

– Верно. Мы не в Олбани. Здесь лужа поменьше. Но даже в ней плавает несколько крупных рыбешек, верно я говорю?

Я промолчал, ожидая, что он наконец-то скажет что-то по делу.

– Видишь ли, – начал Рэндалл, понижая голос, – я решил сделать важный шаг.

– Важный шаг? Неужели Джей все-таки собралась и выгнала тебя из дома? – Его третья жена и так прожила с ним дольше, чем ожидала общественность. Вероятно, она надеялась извлечь из брака с Финли какую-то выгоду для себя или просто обладала большей способностью к прощению, чем предыдущие две жены мэра.

– Очень смешно, – улыбнулся он. – Вообще-то я собираюсь баллотироваться в конгресс.

Я никак не отреагировал.

– Что? – спросил Финли. – Ни одного едкого замечания?

– Покажи себя, Рэнди! Пролезь в конгресс! Стань президентом! Мне все равно. Я не буду голосовать за тебя.

И снова он рассмеялся:

– Какой же ты прямолинейный, малыш Джимми! Не рассчитываю на твой голос, но меня интересует другое, а именно – смогу ли я рассчитывать на твое благоразумие.

– Благоразумие?

– Если ты мэр заштатного городишки, тебе еще простительны отдельные глупые выходки. Поверь мне, это так. Но на государственном уровне, особенно если ты представляешь штат вроде Нью-Йорка, а не какой-нибудь занюханный штат, о котором никто никогда не слышал, вроде Северной Дакоты…

– Моя мать была из Северной Дакоты, – перебил я. На самом деле солгал, но какая разница?

– Ты понимаешь, о чем я. – Финли даже не попытался извиниться. – Я считаю, что на национальном уровне все обстоит иначе. – Он посмотрел на меня, проверяя реакцию, но я сохранял бесстрастное выражение лица. – Как только ты заявляешь о намерении баллотироваться в конгресс, люди тут же начинают копаться в твоем прошлом, задавать вопросы. Обсуждать, насколько у тебя подходящая репутация.

– Вот здесь волноваться нечего, Рэнди. У тебя прекрасная репутация. Спроси у любого. Спроси утех матерей-одиночек, которым ты заблевал ковер в холле. Уверен, они многое смогут рассказать.

– Ладно. – Финли слегка покраснел. – Признаю, я там немного сплоховал. Надо будет в ближайшее время заехать туда и проведать Джиллиан. Оказать им материальную поддержку, будь они неладны. Может, я и не смогу заткнуть глотку вечно ревущим младенцам, но их мамашек точно заставлю замолчать.

– Не сомневайся, Рэнди, ты будешь вознагражден за свои добрые дела.

– Собственно, я хотел лишь узнать, достаточно ли ты благоразумен, чтобы держать язык за зубами, если кто-нибудь начнет разведывать обо мне информацию.

– И в чем должно выразиться мое благоразумие?

Финли удивленно выпучил глаза:

– Слушай, было же время, когда ты на меня работал. Иногда я вел себя не лучшим образом. Но это было в прошлом. Я изменился. Тот человек, на которого ты работал… его больше не существует.

– Рад это слышать.

– И я просто хотел сказать, что, если вдруг кто-то начнет интересоваться, каким человеком был твой бывший работодатель, могу ли я рассчитывать, что ты не сболтнешь лишнего? – Когда я не ответил, он продолжил: – Мы ведь в расчете, верно? Ты хранишь молчание, а я не заявляю на тебя за побои. Другой на моем месте посадил бы тебя в кутузку за подобное.

– Вы вообще не должны были вызывать его той ночью, босс, – вмешался Лэнс. – Лучше бы позвонили мне. Тогда ничего не случилось бы.

– А вот если бы ты, – обратился я к Лэнсу, – не подсунул Рэнди малолетку, точно ничего не случилось бы. – Я повернулся к Финли: – Что до тебя, то ты серьезно думаешь, что сделал мне одолжение, не заявив на меня? Ты подумал о свидетелях, которых пришлось бы пригласить? Сколько лет было той девочке? А ее подруге, которая ждала вас в коридоре? Чтобы дать показания в суде, им пришлось бы отпрашиваться со школьных занятий.

– Послушай, – развел руками Финли. – Я могу найти тебе работу, Каттер. Хочешь, иди работать в мой предвыборный штаб.

– Эй, – возмутился Лэнс, – вы же не собираетесь отдать ему старое место?

– Ради Бога, Лэнс, следи за дорогой!

– Что, мне притвориться, что я оглох?

– Джим, не обращай на него внимания. Я хочу предложить тебе должность в моем предвыборном штабе. Там много работы. И за нее будут хорошо платить, намного больше, чем ты зарабатываешь, подстригая чужие газоны. Да что с тобой такое? Неужели ты потерял свою гордость?

Хотелось ответить, что, если бы у меня не было гордости, я до сих пор продолжал бы работать на него. Но я не собирался оправдываться ни перед ним, ни перед кем-либо еще.

А он все не унимался.

– Ты ездишь на своем идиотском тракторе и выполняешь работу, которая ниже твоего достоинства, Каттер. Ты же способный человек и многое умеешь. Отлично ладишь с людьми. У тебя прекрасная интуиция. Тебя непросто сбить с толку. Мне это нравится. А тот случай, когда ты меня стукнул по носу, это давняя история. Считай, что ее и не было.

– Ты не можешь подвезти меня обратно к моему пикапу? – попросил я Лэнса, а потом обратился к Финли: – Слушай, мне все равно, что ты делаешь. И куда собираешься баллотироваться. Я ничего никому не скажу.

– Какой же ты правильный, Джим!

– Просто если я расскажу людям о случае, свидетелем которому стал, мне придется также объяснять, почему я так долго на тебя работал. А я не смогу ответить на этот вопрос. Так что тебе не о чем беспокоиться. Что касается твоего предложения, меня это не интересует. Мне нравится то, чем я сейчас занимаюсь. Я люблю работать с сыном. И могу без страха смотреть на себя в зеркало в конце рабочего дня.

Финли понимающе кивнул:

– Мне больше не о чем тебя просить. Понимаю, что ты не хочешь на меня работать. Но я признателен тебе за твое благоразумие.

– А та девушка? – спросил я. – Из номера? Что с ней случилось?

– Не знаю, – пожал плечами Рэндалл. – Я больше никогда ее не видел. Слава Богу, с тех пор я взялся за ум.

Я увидел пикап, припаркованный на обочине дороги. Лимузин сбавил ход и остановился.

Финли протянул руку. Пожать ее было проще, чем отказаться от рукопожатия, поэтому я протянул руку, пытаясь убедить себя, что это всего лишь формальность и этим легким рукопожатием мне не пришлось идти на компромисс со своими принципами.

– Выйди и открой дверь мистеру Каттеру, – приказал Финли Лэнсу, продолжая трясти мою руку.

– Что? – спросил Гэррик. – Вы шутите?

– Ты слышал, что я сказал?

Лэнс вышел и обогнул машину. На мгновение подумалось: «Черт с ним, я и сам смогу открыть эту дурацкую дверь», – но потом все же решил, пусть водитель выполняет свою работу.

Дверь распахнулась, и я вышел на улицу. Лэнс приблизился ко мне сзади, положил подбородок мне на плечо и тихо прошептал на ухо:

– Это было в первый и последний раз. Ты ведь не думаешь, что я открываю двери перед уборщиками газонов?

Я с силой ткнул его локтем. Он охнул и согнулся пополам.

– Прости. Не могу контролировать руку. Она весь день держала газонокосилку, вот и дергается. Что-то нервное, наверное.