Текст книги "Остров"

Автор книги: Линкольн Чайлд

Соавторы: Дуглас Престон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

ГЛАВА 34

Красновато-желтый мыс острова Бёрнт-Хэд торчал в море к югу от города, точно шишковатый палец великана. На его дальней оконечности крутой, поросший лесом склон спускался к заливу, прозванному бухтой Сквикерс.[71]71
  От английского squeak – пищать, взвизгивать.


[Закрыть] Здесь скопились миллионы устричных раковин, трущихся друг о друга в волнах прибоя, что и послужило поводом для такого странного именования. Лесные тропы и лощины, лежащие в тени маяка, звались долина Сквикерс. В этом названии заключался двойной смысл для старшеклассников Стормхейвена; именно сюда приходили влюбленные парочки, и многие здесь потеряли невинность.

Двадцать лет назад Малин Хэтч сам был одним из таких неумелых любовников. И вот, повинуясь неожиданному импульсу, он вновь шагал по этим лесным тропинкам. На страничках, обнаруженных в шкафу, он узнал почерк деда. Хэтч не нашел в себе мужества сразу их прочитать и решил сначала прогуляться к побережью. Однако ноги сами привели его на окраину города, он пересек луг у форта Блэклок и направился в сторону маяка и бухты Сквикерс.

Он свернул на узкую неровную тропинку, уходящую в густые заросли. Однако очень скоро Хэтч вышел на небольшую прогалину. С трех сторон ее окружали крутые склоны, покрытые мхом и ползучими растениями. С четвертой стороны густая листва скрывала море, тем не менее приглушенный шепот ракушек в полосе прибоя выдавал близость берега.

Тусклый свет, проникающий сквозь листву, ложился полосами на траву. Хэтч невольно улыбнулся, вспомнив стихи Эмили Дикинсон.[72]72
  Дикинсон, Эмили (1830–1886) – американская поэтесса.


[Закрыть]

– «У света есть один наклон, – пробормотал он. – Припав к снегам устало, он давит – словно тяжкий груз соборного хорала».[73]73
  Перевод В. Марковой и И. Лихачева.


[Закрыть]

Он оглядел укрытую от посторонних глаз прогалину, и на него нахлынули воспоминания об одном ярком майском полудне, наполненном блуждающими руками и неровным дыханием. Новизна ощущений, пьянящие чувства юноши, впервые вступившего на тропу взросления. Он попытался избавиться от нахлынувшего прошлого, удивляясь, что картинки сохранили яркость, несмотря на прошедшие годы. Это произошло за шесть месяцев до того, как они с матерью переехали в Бостон. Клэр, более чем кто-либо, понимала его настроения; она без колебаний принимала Малина Хэтча таким, каким он был – юношей, потерявшим лучшую часть своей семьи.

«Не могу поверить, что это место ничуть не изменилось, – подумал он. Его взгляд наткнулся на смятую банку из-под пива, валявшуюся под камнем. – И сюда явно приходят все с теми же целями».

Он уселся на душистую траву. Прекрасный летний день, которым он сможет насладиться в одиночестве.

Нет, не в одиночестве. Хэтч услышал шелест травы: кто-то шел по тропинке. Он резко обернулся и с удивлением увидел выходящую на прогалину Клэр.

Увидев Хэтча, она замерла, а потом густо покраснела. Клэр была в летнем ситцевом платье с глубоким вырезом, длинные золотые волосы заплетены в косу, лежащую на покрытом веснушками плече. После коротких колебаний она решительно шагнула вперед.

– Привет еще раз, – сказал Хэтч, вскакивая на ноги. – Рад встретить тебя в такой чудесный день.

Он старался, чтобы голос звучал непринужденно. Быть может, следовало пожать ей руку или поцеловать в щеку, но он слишком долго колебался, и момент был упущен.

Клэр коротко улыбнулась и кивнула.

– Как прошел обед? – спросила она.

Вопрос прозвучал довольно глупо.

– Прекрасно.

Наступила неловкая пауза.

– Извини, – сказала она. – Я нарушила твое уединение.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Подожди! – воскликнул Хэтч чуть громче, чем собирался. – Тебе вовсе не обязательно уходить. Я просто бродил без всякой цели. Кроме того, я хотел бы с тобой поговорить.

Клэр с некоторой тревогой огляделась по сторонам.

– Ты же знаешь, что значит жить в маленьком городке. Если кто-нибудь нас увидит, они подумают…

– Никто нас здесь не найдет, – перебил он. – Это ведь долина Сквикерс, помнишь?

Он снова сел на траву и похлопал по земле рядом с собой. Клэр подошла и разгладила подол платья жестом, который Хэтч так хорошо помнил.

– Удивительно, что мы встретились с тобой именно здесь, – заметил он.

Она кивнула.

– Я помню, как ты засунул за уши дубовые листья, встал на этот камень и процитировал весь «Люсидас».[74]74
  Элегия Джона Мильтона в память университетского товарища.


[Закрыть]

Хэтчу захотелось рассказать о том, что вспомнилось ему.

– А теперь я старый костоправ и гораздо чаще пользуюсь медицинскими метафорами.

– Так сколько же прошло лет? Двадцать пять? – спросила Клэр.

– Около того. – Снова повисло неловкое молчание. – И чем ты занималась все это время?

– Ты и сам знаешь. Окончила школу, собиралась поехать в Огайо, чтобы учиться в университете, но встретила Вуди. Мы поженились. Детей нет. – Она пожала плечами, присела на стоящий неподалеку камень и обхватила руками колени. – Вот, пожалуй, и все.

– Нет детей? – спросил Хэтч.

Даже в школе Клэр говорила о своем желании иметь детей.

– Нет, – спокойно сказала она. – Низкая концентрация сперматозоидов.

Наступило молчание. Внезапно Хэтч – к собственному ужасу, по непонятным ему самому причинам – ощутил мощную волну веселья, обрушившуюся на него из-за направления, которое принял их неловкий разговор. Он фыркнул, а потом расхохотался и смеялся так долго, что у него закололо в груди, а на глазах выступили слезы. Однако он успел заметить, что Клэр хохочет вместе с ним.

– О господи, – сказала она, вытирая слезы, – какое облегчение – просто смеяться. Особенно над этим. Малин, ты себе не представляешь, под каким запретом находится тема детей у нас дома. Низкая концентрация сперматозоидов.

И они снова принялись хохотать.

Когда они немного успокоились, неловкость бесследно исчезла. Хэтч принялся потчевать Клэр историями из своей студенческой жизни, рассказал о жутковатых шутках, которые устраивали в анатомических классах, и о своих приключениях в Суринаме и Сьерра-Леоне, а она поведала ему о судьбе их общих друзей. Почти все они перебрались в Бангор, Портленд или Манчестер.[75]75
  Город на юге штата Нью-Гемпшир, США.


[Закрыть]

Наконец она замолчала.

– Я должна кое в чем тебе признаться, Малин, – сказала она. – Эта наша встреча не случайна.

Хэтч кивнул.

– Дело в том, что я видела, как ты проходил мимо форта Блэклок, и… ну, я догадалась, куда ты направляешься.

– И была права, как оказалось.

Клэр посмотрела на него.

– Должна извиниться перед тобой. Я не разделяю взглядов Вуди на то, что ты здесь делаешь. Понимаешь, я знаю, что ты участвуешь в этом не ради денег, и хотела, чтобы ты узнал об этом от меня. Пусть тебе сопутствует успех.

– Нет никакой нужды в извинениях. – Хэтч помолчал. – Расскажи мне, как получилось, что ты за него вышла?

Клэр вздохнула и отвернулась.

– А стоит ли?

– Да.

– О, Малин, я была так… Даже не знаю. Ты уехал и не написал ни одного письма. Нет-нет, – быстро проговорила она, – я тебя не виню. Я помню, что перестала с тобой встречаться еще до того, как ты уехал.

– Это правда. Ты выбрала Ричарда Мо, звезду-куотербека.[76]76
  В американском футболе – разыгрывающий, ведущий игрок команды.


[Закрыть] Как поживает старина Дик?

Понятия не имею. Я порвала с ним через три недели после того, как ты уехал из Стормхейвена. К тому же он мне никогда особенно не нравился. Я ужасно на тебя злилась. В тебе был какой-то потайной уголок, куда я никогда не могла добраться. Ты не пускал меня туда. Ты покинул Стормхейвен задолго до того, как уехал по-настоящему – если ты понимаешь, что я имею в виду. Я осознала это значительно позже. – Она пожала плечами. – Я продолжала надеяться, что ты ко мне вернешься. А потом ты и твоя мать уехали из Стормхейвена.

Да. В Бостон. Наверное, я был довольно унылым парнем.

– После того как ты уехал, все остальные ребята казались мне ужасно скучными. И я решила поступить в колледж. А потом появился молодой священник. Он был в Вудстоке, на чикагском съезде избирателей в шестьдесят восьмом, когда применили слезоточивый газ.[77]77
  В Вудстоке в 1969 году проводился знаменитый рок-фестиваль под девизом «Мир, любовь, рок-н-ролл». В Чикаго в 1968 году, во время съезда Демократической партии, прошла акция гражданского неповиновения, жестоко подавленная полицией.


[Закрыть] Он казался таким яростным и искренним. Вуди унаследовал миллионы – ты знаешь, маргарин, – и все до последнего пенни отдал бедным. Малин, как бы я хотела, чтобы ты познакомился с ним в то время. Вуди был другим. Ставил перед собой грандиозные цели, считал, что может изменить мир. Он был таким значительным и сильным. Я не могла поверить, что такой человек мог заинтересоваться мной. Знаешь, он никогда не говорил со мной о Боге. Просто пытался жить по Его заветам. Я помню, как он страдал, что я из-за него бросила учебу. Он настаивал, чтобы я отправилась в местный общинный колледж.[78]78
  Двухгодичное среднее специальное учебное заведение, обучение в котором финансируется местными властями и рассчитано на удовлетворение местных нужд в специалистах средней квалификации. По окончании присваивается степень младшего специалиста.


[Закрыть] Он единственный из всех, кого я знаю, ни разу не солгал, какой бы горькой ни была правда.

– И что же с ним произошло?

Клэр вздохнула и опустила голову.

– Я и сама толком не понимаю. С годами он как-то увял. Иногда маленькие города могут быть губительными, Малин, в особенности для таких людей, как Вуди. Ты и сам знаешь. Стормхейвен – это маленький мирок, замкнутый на себе. Никого не интересует политика, распространение атомного оружия или голодающие дети в Биафре. Я много раз предлагала Вуди перебраться в какое-нибудь другое место, но он такой упрямый. Твердил, что приехал сюда, чтобы изменить этот маленький город, и не намерен покидать его до тех пор, пока не добьется своего. Люди его терпят, с легкой насмешкой наблюдая за всеми его кампаниями по сбору средств. Никого не волнует либеральная политика. Они просто ее игнорируют. А его больше всего на свете бесит вежливое равнодушие. Он становится все более и более… – Она немного помолчала, подыскивая слова. – Не знаю, как поточнее выразиться. Он превратился в консерватора и нудного моралиста. Даже дома. Он не умеет радоваться. К тому же совершенно не понимает юмора.

– Ну, к юмору штата Мэн трудно привыкнуть, – призвав на помощь снисходительность, сказал Хэтч.

– Нет, Малин, в буквальном смысле. Вуди никогда не смеется. Его ничто не может рассмешить. Он просто не понимает. Возможно, дело в его прошлом или в генах. Мы никогда об этом не говорим. Может быть, именно по этой причине он настолько непоколебим в своих убеждениях. – Она помедлила. – А сейчас у него снова есть во что верить. Крестовый поход против охоты за сокровищами влил в него новые силы. Наконец он нашел то, что действительно может заинтересовать обитателей Стормхейвена.

– Но какое все это имеет отношение к работам на острове? – спросил Хэтч. – Или все дело в нас? Он что-нибудь о нас знает?

Она повернулась и посмотрела на Малина.

– Много лет назад он потребовал, чтобы мы были абсолютно честны друг с другом, и я обо всем ему рассказала. Впрочем, рассказ получился коротким. – Она грустно рассмеялась.

«Другого я и не заслужил», – подумал Хэтч, а вслух произнес:

– Ну, теперь ему придется искать себе повод для нового похода. Мы уже почти закончили.

– В самом деле? Как ты можешь быть уверен?

– Наш историк сделал сегодня открытие. Он обнаружил, что Макаллан, архитектор, который построил Водяную Бездну, создал ее как шпиль собора.

Клэр нахмурилась.

– Шпиль? Но на острове нет шпиля.

– Нет, нет, я имел в виду перевернутый шпиль. Мне это тоже сначала показалось безумным. Но если подумать, то все становится на свои места. Он мне все объяснил. – Хэтч был так рад, что они снова могут говорить обо всем открыто. Он не сомневался, что может доверять Клэр. – Все дело в том, что Рыжий Нед Окхем хотел, чтобы Макаллан построил надежное хранилище, в котором он спрячет свои сокровища и откуда только он сам сможет его забрать.

– Каким образом?

– Через потайную дверь. Но у Макаллана были совсем другие намерения. Он решил отомстить за свое похищение и сконструировал Бездну так, чтобы никому не удалось добраться до сокровищ. Он позаботился о том, чтобы Рыжий Нед нашел свою смерть при попытке забрать сокровища. Конечно, пират погиб до того, как решил вернуться назад, и с тех пор Бездна успешно отражала все попытки завладеть сокровищами. Но мы сейчас пользуемся технологиями, о которых Макаллан не мог даже мечтать. И теперь, когда нам удалось осушить Бездну, мы поняли, что именно придумал Макаллан. Обычно он строил церкви. А ты знаешь, какая сложная система опор используется в церквях, верно? Ну, Макаллан перевернул привычную для себя конструкцию и использовал ее для создания Бездны. Потом, перед тем как Бездну затопили, он тайно удалил несколько важнейших опор. Никто из пиратов так и не догадался, что их обманули. Если бы Окхем вернулся, он построил бы перемычку, запечатал туннели, через которые Бездна наполнялась водой, и, если бы потребовалось, выкачал всю воду. Но стоило бы ему попытаться забрать сокровища, конструкция бы рухнула, завалив обломками всех пиратов. Однако мы получили возможность воссоздать опоры, которые он уничтожил, и теперь Бездна стабилизирована. Осталось лишь вытащить сокровища без всякого риска.

– Поразительно, – сказала Клэр.

– Да, ты права.

– Почему же ты говоришь об этом так спокойно?

Хэтч немного помедлил с ответом.

– Неужели это так очевидно? – невесело рассмеялся он. – Несмотря на все, что произошло, у меня бывают моменты, когда я ощущаю двойственные чувства. Золото, точнее, притягательная его сила делает с людьми странные вещи. И я не исключение. Я постоянно повторяю себе, что участвую в проекте для того, чтобы узнать, что случилось с Джонни. Я намеревался отдать свою долю в фонд, который будет создан в память о нем. Но я уже не раз ловил себя на мыслях о том, как распорядиться такими огромными деньгами.

– Но это же естественно, Малин.

– Может быть. Но мне от этого не легче. Ведь твой преподобный раздал все свое состояние, помнишь? – Хэтч вздохнул. – Наверное, он в чем-то прав относительно меня. В любом случае, он не особенно нам мешает.

– Тут ты ошибаешься. – Клэр посмотрела на него. – Тебе известно, что он говорил на своей последней проповеди в воскресенье?

– Что-то слышал.

– Он прочитал отрывок из «Откровений Иоанна Богослова». И это очень подействовало на рыбаков. Разве ты не слышал, что он принес в церковь проклятый камень?

Хэтч нахмурился.

– Нет.

– Он сказал, что сокровища оцениваются в два миллиарда. И что ты солгал, когда сказал ему, что оно стоит гораздо меньше. Ты действительно солгал ему, Малин?

– Я… – Хэтч замолчал, сам не зная, на кого злится больше: на Клея или на себя. – Да, пожалуй, я начал оправдываться, когда он припер меня к стенке во время праздника. Я и в самом деле занизил стоимость сокровищ. Мне не хотелось давать ему лишней информации.

– Ну, теперь он все знает. Улов в этом году заметно сократился, и он убедил рыбаков, что это вызвано работами на острове. Наконец ему удалось разделить людей на два лагеря. Он сумел найти повод, который искал в течение двадцати лет.

– Клэр, улов падает каждый год. В последние пятьдесят лет рыбу и омаров ловили без ограничений – и вот результат.

– Ты это знаешь, и я знаю. Но теперь у них появилась возможность свалить на кого-то вину. Малин, они планируют организовать протест.

Хэтч посмотрел на нее.

– Я не знаю подробностей. Но никогда прежде мне не доводилось видеть Вуди таким энергичным, во всяком случае с тех пор, как мы поженились. Он собрал рыбаков и ловцов омаров, и они планируют нечто серьезное.

– Ты могла бы узнать побольше? Клэр замолчала, опустив глаза.

– Я и так много тебе рассказала, – проговорила она со вздохом. – Не заставляй меня шпионить за мужем.

– Извини, – ответил Хэтч. – Я ничего подобного не имел в виду. Ты же знаешь, что такое мне никогда не пришло бы в голову.

Неожиданно Клэр спрятала лицо в ладонях.

– Ты не пони… не понимаешь! – воскликнула она. – О, Малин, если бы я только могла…

Ее плечи поникли, и она разрыдалась. Хэтч мягко привлек ее к себе.

– Прости, – пробормотала она. – Я веду себя как ребенок.

– Шшш, – шепнул он, поглаживая ее плечи.

Постепенно ее рыдания стали стихать; Малин почувствовал свежий яблочный запах волос Клэр, ощутил сквозь рубашку влажное дыхание. Его губы коснулись гладкой кожи ее щеки, и она пролепетала что-то невнятное, горячая слеза скатилась с ресниц и коснулась его губ. Он слизнул ее языком. Когда Клэр повернулась к нему, он откинул голову назад, и их губы встретились. Он нежно поцеловал ее, ощутив пьянящую мягкость ее губ. И снова осторожно поцеловал Клэр, а потом уже увереннее. В следующее мгновение ее губы раскрылись, поцелуй стал страстным, руки Хэтча погрузились в ее волосы. Шум прибоя, теплый воздух, легкий ветерок – все исчезло. Мир вдруг стал ограничен лишь их телами. Сердце Малина отчаянно забилось, когда его язык проник в ее рот, и она прижалась к нему еще сильнее. Руки Клэр вцепились в его плечи. Он вдруг вспомнил, что в юности они никогда не целовались с такой страстью. Или просто не умели? Малин с жадностью приник к ней, одной рукой продолжая гладить ее чудесные волосы, а другой скользнув к талии и вниз, к дрогнувшим коленям. С ее губ слетел стон, ноги раздвинулись. Он ощутил тонкую полоску пота на внутренней поверхности бедра. Запах яблок смешался с мускусным ароматом.

Неожиданно она отпрянула в сторону.

– Нет, Малин, – хрипло сказала она, поднимаясь на ноги и расправляя платье.

– Клэр… – начал он, протягивая к ней руку, но она уже отвернулась.

Он смотрел, как она быстро зашагала по тропе и вскоре исчезла за густым кустарником. Сердце Хэтча продолжало отчаянно колотиться, странная смесь страсти, чувства вины и адреналина закипела в крови. В Стормхейвене не потерпели бы любовной интрижки с женой священника. Он только что совершил один из самых глупых поступков в своей жизни. Это была ошибка, потеря рассудка – и все же, когда он поднялся на ноги и медленно зашагал в другую сторону, в его воображении вдруг вспыхнули образы – он ясно представил себе, что произошло бы, если бы Клэр не вырвалась из его объятий.

ГЛАВА 35

Ранним утром следующего дня Хэтч по короткой тропинке направился в базовый лагерь. Он вошел в кабинет Сент-Джона и с удивлением обнаружил, что историк уже на месте. Отодвинув старую пишущую машинку, тот разложил перед собой с полдюжины книг.

– Не ждал вас так рано, – признался Хэтч. – Я хотел оставить вам записку с просьбой зайти ко мне.

Англичанин откинулся на спинку кресла и потер пухлыми пальцами глаза.

– Я и сам хотел с вами поговорить. Мне удалось сделать интересное открытие.

– Мне тоже.

Хэтч молча вытащил стопку пожелтевших бумаг, которые лежали в прозрачных папках. Освободив место на письменном столе, Сент-Джон разложил перед собой папки. Постепенно усталость на его лице сменилась интересом. Он взял один из желтых листов рукописи и посмотрел на Хэтча.

– Где вы это раздобыли? – спросил историк.

– Они были спрятаны в старом шкафу на чердаке моего дома. Здесь описаны поиски сокровищ, которыми занимался мой дед. В ряде случаев я узнал почерк. Как вы знаете, сокровища стали для него настоящей манией, и в результате он разорился. Мой отец сжег большую часть архива после смерти деда, но эти записи он просто не нашел.

Взгляд Сент-Джона вернулся к бумагам.

– Поразительно, – пробормотал он. – Некоторые из этих данных ускользнули от внимания наших коллег, работавших в архиве в Севилье.

– Мой испанский далек от совершенства, поэтому я не сумел перевести все. Но вот что меня заинтересовало.

Хэтч показал на папку с надписью «Archivos de la Ciudad de Cadiz». Внутри находилась темная расплывчатая фотография подлинной рукописи.

– Давайте посмотрим, – начал Сент-Джон. – «Архивы суда Кадиса с тысяча шестьсот шестьдесят первого по тысяча семисотый годы». Хм-м-м. «Во время правления Святого римского императора Каролуса Второго, – иными словами Карла Второго, – нам ужасно досаждали пираты. Только в тысяча шестьсот девяностом году Королевский серебряный флот…» – впрочем, тогда перевозилось и золото…

– Продолжайте.

– «…Был захвачен и разграблен невежественным пиратом Эдвардом Окхемом, что обошлось короне в девяносто миллионов реалов. Он стал для нас настоящим проклятием, бедствием, посланным самим дьяволом. Наконец, после долгих сомнений, наш Тайный совет позволил нам получить в свое распоряжение меч святого Михаила, наше величайшее, тайное и ужасное сокровище. In nomine patre,[79]79
  Во имя Отца (лат.).


[Закрыть] пусть Господь дарует нашим душам прощение за это деяние».

Сент-Джон отложил папку и нахмурился.

– Что это может означать: «наше величайшее, тайное и ужасное сокровище»?

– Не знаю. Возможно, они полагали, что меч обладает магическими свойствами. И что он напугает Окхема. Что-то вроде испанского Экскалибура.

– Сомнительно. Не забывайте, наступил век Просвещения, а Испания была одной из самых цивилизованных стран Европы. Не мог тайный совет императора верить в средневековые суеверия, не говоря уже о том, чтобы решать на их основании государственные проблемы.

– Если только меч действительно не носил в себе печати проклятия, – шутливо пробормотал Хэтч, для большего эффекта широко раскрыв глаза.

Однако Сент-Джон даже не улыбнулся.

– Вы уже показывали эти документы капитану Нейдельману?

– Нет. Честно говоря, я подумываю о том, чтобы послать их по электронной почте старому другу, живущему в Кадисе. Маркизе Гермионе Конча де Гогенцоллерн.

– Маркизе? – уточнил Сент-Джон. Хэтч улыбнулся.

– Вы бы никогда не догадались, глядя на нее. Но она любит рассказывать о своей длинной и славной родословной. Я познакомился с ней, когда работал с «Врачами без границ». Она весьма эксцентрична, ей уже почти восемьдесят, однако она превосходный исследователь, читает на всех европейских языках и знает многие древние диалекты.

– Наверное, вы правы, лучше попросить помощи, если есть у кого, – сказал Сент-Джон. – Капитан настолько погружен в проблемы Водяной Бездны, что у него просто не будет времени в этом разбираться. Вы знаете, вчера, после отъезда страхового агента, он пришел ко мне и попросил сравнить длину и ширину Бездны с данными шпилей различных соборов. Затем он хотел нарисовать опоры, которые используются в соборах, чтобы воссоздать нагрузки исходного шпиля. По существу, сделать Бездну безопасной.

– Так я и понял. Непростая задачка.

– Ну, с технической точки зрения это не так уж сложно, – заметил Сент-Джон. – Самым трудным оказалось провести соответствующие исследования. – Он указал на разложенные на столе книги. – Я потратил остаток дня и всю ночь только для того, чтобы сделать наброски.

– В таком случае вам необходимо немного поспать. Я иду на склад, чтобы взять вторую часть дневника Макаллана. Спасибо за помощь с переводом.

Хэтч забрал папки с архивом и собрался уходить.

– Одну минуту! – остановил его Сент-Джон.

Хэтч остановился, англичанин встал и обошел письменный стол.

– Я уже упоминал о том, что мне удалось сделать открытие.

– Да, вы говорили.

– Оно связано с Макалланом. – Сент-Джон машинально поправил узел галстука. – Косвенно. Взгляните сюда.

Он взял со стола лист бумаги и протянул его Хэтчу. Малин посмотрел на сплошную строку заглавных букв:

ETAONISRHLDCUFPMWYBGKQXYZ

– Бессмыслица какая-то, – сказал Хэтч.

– Посмотрите более внимательно на первые семь букв.

– Е,Т, А, О… – начал читать вслух Хэтч. – Ой, подождите, Эта Онис! Именно ей посвятил свою книгу об архитектуре Макаллан.

Он помолчал, глядя на лист бумаги.

– Это таблица частоты употребления букв английского языка, – объяснил Сент-Джон. – Какие буквы чаще всего используются. Дешифровщики постоянно пользуются этими таблицами в своей работе.

Хэтч присвистнул.

– И когда вы это заметили?

Сент-Джон заметно смутился.

– На следующий день после смерти Керри. Но ничего никому не сказал. Я чувствовал себя ужасно глупым. Подумать только – эта строка была у меня перед глазами с самого начала. И чем больше я думал, тем больше мне открывалось. Я понял, что Макаллан был не просто архитектором. Если он знал о таблицах частоты, то был связан с английской разведкой или принадлежал к какому-то тайному обществу. Поэтому я произвел кое-какие расследования. И столкнулся с обрывками информации, слишком интригующими, чтобы оказаться случайными совпадениями. Теперь я убежден, что в те годы жизни Макаллана, о которых не сохранилось никакой информации, он работал на Черную палату.

– Как вы сказали?

– Это действительно завораживает. Дело в том…

Неожиданно Сент-Джон замолчал и посмотрел через его плечо.

Хэтч вдруг понял, что Сент-Джон смотрит в направлении комнаты Уопнера, ожидая ядовитого замечания программиста, и посочувствовал англичанину.

– Пойдемте со мной, – предложил Хэтч. – Вы можете рассказать мне по дороге на склад.

– Черная палата, – продолжал Сент-Джон, когда они вышли в утренний туман, – была тайным отделением английской почты. Они перехватывали подозрительные письма, описывали их содержание, а затем вновь запечатывали при помощи фальшивых печатей. Если они сталкивались с шифрами, то обращались в отдел дешифровки. Раскодированный текст обычно отправляли королю или высокопоставленным министрам.

– Неужели в Англии Стюартов кипели такие шпионские страсти?

– Не только в Англии. Во всех европейских странах имелись похожие службы. Более того, считалось, что это весьма подходящее место работы для самых способных молодых аристократов. Если им удавалось расшифровывать сложные послания, они получали денежные премии и выгодные должности при дворе.

Хэтч покачал головой.

– Я об этом даже не слышал.

– Мало того, изучая королевские архивы, я пришел к выводу, что Макаллан мог быть двойным агентом, работавшим на Испанию из-за своих ирландских симпатий. Однако его раскрыли. Он покинул Англию, чтобы спасти свою жизнь. Возможно, его отправили в Америку не только для того, чтобы он построил собор для Новой Испании, но и по другим тайным причинам.

– И Окхем положил конец этим планам.

– Да. Но Макаллан дал пирату больше, чем тот рассчитывал.

Хэтч кивнул.

– Все это объясняет, почему Макаллан так хорошо владел разными шифрами и умел пользоваться невидимыми чернилами.

– И почему его второй шифр был таким дьявольски сложным. Немногим хватило бы мужества сохранить выдержку и решиться создать такую хитрую ловушку, как Водяная Бездна. – Сент-Джон немного помолчал. – Я упомянул об этом Нейдельману во время нашего вчерашнего разговора.

– И?

– Он сказал, что все это очень интересно и что он обязательно вникнет во все детали позднее, но сейчас ему необходимо укрепить Бездну и забрать золото. – Бледная улыбка промелькнула по усталому лицу Сент-Джона. – Поэтому нет смысла показывать ему документы, которые вам удалось обнаружить. Он слишком занят работами в шахте, чтобы думать о том, что не имеет к ним непосредственного отношения.

Они подошли к складу. После первых находок в лагере пиратов простой ангар приобрел более приличный вид. Два маленьких окошка были закрыты решетками, у входа стоял охранник, который внимательно следил за всем, что вносили и выносили со склада.

– Прошу меня извинить, – с гримасой сказал Сент-Джон, когда Хэтч попросил расшифровку дневника Макаллана и вручил записку Нейдельмана охраннику. – Я бы с радостью распечатал для вас экземпляр, но несколько дней назад пришел Стритер и потребовал, чтобы все материалы, связанные с расшифровкой, были перегружены на диски. В том числе и дневник. Затем все материалы стерли с серверов, в том числе и резервные копии. Если бы я побольше знал о компьютерах, то мог бы…

Его прервало восклицание, донесшееся из темных глубин ангара. Через мгновение появилась Бонтер, с планшетом в одной руке и необычным круглым предметом в другой.

– Двое моих любимых мужчин! – с лучезарной улыбкой провозгласила она.

Сент-Джон смутился и замолчал.

– Как дела в Пиратвилле? – осведомился Хэтч.

– Подготовительные работы практически закончены, – ответила Бонтер. – Сегодня утром мы завершим работу над координатной сеткой. Но, как и в занятиях любовью, самое лучшее всегда происходит в конце. Вот, взгляните, что вчера обнаружил один из моих рабочих во время раскопок. – Она протянула им круглый предмет.

Хэтч сразу же обратил внимание на искусную работу – на бронзовом предмете были вырезаны какие-то цифры. Два заостренных металлических прута, напоминающих стрелки часов, выходили из центра.

– Что это такое? – спросил Хэтч.

– Астролябия. Используется для определения широты и долготы по солнцу. Во времена Рыжего Неда стоила в десять раз дороже своего веса в золоте. – Бонтер с любовью провела пальцем вдоль края. – Чем больше я нахожу, тем меньше понимаю.

Неожиданно рядом прозвучал громкий крик.

– Что это было? – нервно спросил Сент-Джон.

– Кажется, что-то случилось, – сказал Хэтч.

– Похоже, это кто-то из геологов, – заметила Бонтер. Все трое побежали к кабинету Рэнкина. К удивлению Хэтча, светловолосый великан не корчился от боли, а сидел за компьютером и переводил взгляд с монитора на распечатку, а его губы беззвучно шевелились, словно он что-то подсчитывал. Наконец он отложил распечатку в сторону.

– Проверено с обеих сторон, – сказал он. – Это не может быть случайным сбоем.

– Он что, fou?[80]80
  Чокнутый (фр.).


[Закрыть] – спросила Бонтер.

Рэнкин повернулся к ним.

– Совершенно верно, – возбужденно заговорил он. – Так и есть. Нейдельман все время просил меня определить, что находится на дне Водяной Бездны. Когда ее наконец удалось осушить, я предположил, что приборы перестанут давать странные показания. Но ничего не менялось. Сколько я ни пытался, всякий раз получал другие результаты. До настоящего момента. Взгляните.

Он протянул им распечатку, непонятный узор из черных пятнышек и линий, а также нечеткий темный прямоугольник.

– Что это такое? – спросил Хэтч. – Копия с Мазеруэлла?[81]81
  Мазеруэлл, Роберт (1915–1991) – художник, один из лидеров и теоретиков абстрактного экспрессионизма. Для его живописной манеры характерны сдержанные цвета и крупные фигуры неопределенной формы.


[Закрыть]

– Вовсе нет. Это железная камера, примерно в десяти футах в стороне и пятьюдесятью футами ниже очищенной части Бездны. Похоже, вода в нее не попадает. Только что мне удалось уточнить содержимое камеры. Среди прочего там сосредоточена масса от пятнадцати до двадцати тонн плотного цветного металла с удельным весом девятнадцать.

– Подождите минутку, – сказал Хэтч. – Существует только один металл с таким удельным весом.

Улыбка Рэнкина стала еще более широкой.

– Точно. И это не свинец.

Наступило короткое напряженное молчание. Затем Бонтер завопила от восторга и обняла Хэтча. Рэнкин вновь закричал и стукнул Сент-Джона по спине. Все четверо с громкими воплями выбежали на свежий воздух.

Вокруг тут же собралась небольшая толпа, и новость моментально распространилась по лагерю. Дюжина с лишним служащих «Талассы» устроили импровизированное празднование. Тягостное настроение, царившее в лагере после трагической гибели Уопнера, многочисленные неудачи, тяжелая работа – все было моментально забыто. Скопатти радостно прыгал и скакал, сорвал с ног туфли и принялся подбрасывать их в воздух, зажав нож ныряльщика между зубами. Бонтер бросилась на склад и появилась оттуда с абордажной саблей, найденной при раскопках пиратского лагеря. Потом она отхватила полоску ткани от своих шорт и сделала себе повязку для глаза, да еще вывернула карманы шорт наизнанку и разорвала блузку, частично обнажив грудь. Размахивая саблей, она оглушительно вопила, как настоящий пират.