Текст книги "Ода банкиру"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

«В данном случае рукописи важны. Мои коллеги каталогизировали свитки, найденные здесь после смерти Хрисиппа. Пассус, ты первый. Расскажи нам о большинстве из них – свитках с титульными листами…»

пожалуйста?'

Пассус повторил то, что он мне сказал: судя по всему, Хрисипп принимал маркетинговые решения, в основном негативные. Пассус выступил с докладом компетентно, хотя и нервничал перед большой аудиторией сильнее, чем я ожидал. Я предложил ему сесть рядом с Петронием.

Теперь пришла очередь Хелены. Не боясь толпы, она спокойно ждала, когда я подам сигнал. Она выглядела аккуратно в синем платье, без вычурности и украшений. Её волосы были уложены в более простой, чем обычно, при этом, в отличие от Лизы и Вибии, которые ходили с голыми руками и наглостью, у неё были рукава до локтя, а скромный палантин перекинут через одно плечо. Она могла бы стать моим секретарём по переписке, если бы не её изысканный голос и уверенность в себе.

«Елена Юстина, я просил тебя прочитать приключенческую историю». Я кивнул на места позади нас, где лежали свитки. Филомел выглядел так, будто хотел броситься туда и найти свою любимую рукопись. «Можно услышать твои комментарии?»

Я не репетировала её подробно, но Елена знала, что я хочу, чтобы она сначала рассказала о той, которую, как мы думали, называли «Зисимилла и Магароне», ужасной истории, которую она не могла дочитать. Теперь я знала, что Филомелу рассказали его историю.

Не был достаточно хорош для публикации, я подумал, что, возможно, это он написал. Заметьте, предполагалось, что, отвергнув его, Хрисипп проявил достаточно критического суждения, чтобы распознать неудачу. Турий оклеветал покровителя искусств, назвав его невеждой. Никто из остальных, включая управляющего скрипторием Эушемона, никогда не предполагал, что Турий его оклеветал.

«Надеюсь, мне дозволено говорить», – возразила Елена.

«Вы находитесь в присутствии нескольких превосходных деловых женщин», – пошутил я, указывая на Лизу и Вибию.

Елена была бы отстранена от дачи показаний в суде, но это, по сути, было частным собранием. Позади нас представители вигилей мрачно смотрели на неё, ожидая её появления здесь, но это было моё представление, поэтому они промолчали. Петроний Лонг развелся бы с женой, которая посчитала бы себя способной на такое. (Елена утверждала, что его старомодные моральные принципы могли бы объяснить, почему Аррия Сильвия с ним разводится.)

«Просто поговорите со мной, если ситуация вас беспокоит», – предложил я. В этом не было необходимости. Елена улыбнулась, оглядела комнату и твёрдо обратилась ко всем:

«Нас с Пассом попросили изучить несколько свитков, утративших титульные листы во время борьбы, когда был убит Хрисипп. Нам удалось восстановить комплекты. Одна рукопись представляла собой авторский экземпляр очень длинного приключенческого произведения в стиле греческого романа. Тема была слабо раскрыта, и автор переборщил». Филомел мрачно опустил голову. «Хочу подчеркнуть, – сказала Елена, бросив на него добрый взгляд, – что это личные мнения, хотя, боюсь, мы с Пассом были полностью согласны».

«Соответствовало ли качество стандартам публикации?» Я бы сказал, что нет, Марк Дидий.

«Близко?»

«Нигде поблизости».

«Елена Юстина просто вежлива», – пробормотал Пассус из ряда стражников. «Это просто отвратительно».

«Спасибо, Пассус. Я знаю, что вы знаток». Он выглядел довольным собой. «Елена Юстина, хотите ли вы рассказать нам что-нибудь ещё об этой рукописи?»

«Да. Это может быть важно. Там были дополнительные свитки, написанные другим почерком и в другом стиле. Кто-то явно пытался внести правки».

«Пытаетесь улучшить первоначальный черновик?»

«Пытаюсь», – сказала Елена как обычно сдержанно. «Успеваете?»

«Не бойся».

Я почувствовал перемену в настроении среди авторов. Я повернулся к ним.

Кто-нибудь из вас знает об этом «гострайтинге»? Никто не ответил. «Они могут называть это редактированием», – предположила Хелена. Я знал её сухой тон;

Она вела себя очень грубо. Люди хихикали.

«Я хотел бы знать, кто провел эту предварительную ревизию», – волновался я.

«Судя по стилю», – решительно сказала Елена, – «я бы подумала, что это Пакувий».

«Привет! Перейдём к прозе, Скрутатор?» Мы дали здоровяку возможность ответить, но он пожал плечами и выглядел равнодушным. «С чего вы взяли его?» – спросил я Хелену. «Вы, без сомнения, знакомы с его работами. Была ли в них скрупулезная социальная сатира, злободневность, едкие остроты и красноречивая поэзия?»

«Нет», – сказала она. «Ну, раз никто не признаётся в правках, могу быть откровенна. Новая версия получилась затянутой, посредственной и неуклюжей. Персонажи – безжизненными, повествование – нудным, попытки юмора – неуместными, а общее впечатление – ещё более запутанным, чем в первом черновике».

«О, тише!» – взревел Пакувий, наконец, уязвленный и признавший, что был в этом замешан. «Ты не можешь меня винить – я лепил кучу дерьма!»

Поднявшийся шум в конце концов несколько утих. Чтобы успокоить его, я заверил, что Елена лишь пыталась спровоцировать его на признание. Елена сохраняла спокойствие. Пакувий, вероятно, понял, что её яростная критика была искренней.

Я попросил его объяснить свою роль.

«Послушайте, это не настоящий секрет», – разразился он. «Хрисипп иногда поручал мне привести в порядок рваную работу дилетантов. Одно время он почему-то был этим проектом увлечен. Я всё время говорил ему, что это безнадёжно. Он показал его другим, но они отказались к нему прикасаться». Остальные ухмылялись, радуясь, что не несут никакой ответственности. «Сюжет был бесформенным; в нём, к тому же, не хватало достойной предпосылки. Елена Юстина довольно проницательна в отношении недостатков».

Пакувий вел себя покровительственно, но Елена не обратила на это внимания.

«Часто ли рукописи переписываются подробно перед формальным копированием?» – спросил я, выглядя потрясенным.

Большинство авторов рассмеялись. Эушемон беспомощно кашлянул. Через мгновение он объяснил: «Есть произведения, Фалько, иногда написанные очень известными людьми, которые подверглись многочисленным переписываниям. Некоторые же, в опубликованном виде, почти полностью написаны кем-то другим». «Юпитер!

Вы одобряете?

«Лично я – нет».

А ваш покойный хозяин?

«Хрисипп считал, что если готовый набор можно читать и продавать, то какая разница, кто на самом деле написал слова?»

«Что ты думаешь, Эушемон?»

«Поскольку одной из причин, по которой автор публикует свои произведения, является укрепление своей репутации, я считаю, что существенная переработка произведений другими людьми – это лицемерие».

«У вас с Хрисиппом были разногласия?»

«Не жестокие», – улыбнулся Эушемон, понимая мои доводы. «Есть

«Более тяжкие преступления», – решил я, хотя и согласился с ним. «Общественность могла бы почувствовать себя обманутой, если бы узнала».

«Иногда они, возможно, и ошибаются», – сказал Эушемон. «Но мы не можем обвинять разочарованную читающую публику в том, что она убивает издателя из-за этого».

Я почувствовал, что шутка неуместна. «Пока ты мне помогаешь, Эушемон, можешь сказать мне: копировальное издательство получает большие объёмы неиздаваемой работы?»

Эушемон развел руками: «Много телег. Из нашей кучи грязи мы могли бы построить новую гору для Ганнибала – вместе с несколькими фигурками слонов».

«Ваша «кипа ненужных статей» в основном состоит из отказов. Как авторы обычно к этому относятся?»

«Они либо молча ускользают, либо начинают долго протестовать. «В этом, наверное, нет смысла?»

«Решения редко отменяются».

«Что может изменить отношение издателя?»

На лице Эушемона отразилось сатирическое выражение: «Услышав, что конкурирующая компания проявляет интерес, он быстро передумает».

Я так же сухо улыбнулся. Òr?'

«Я полагаю, что для подходящего автора признание можно купить».

О! Неужели издатели продают произведения, в которые не верят?

«Ха! Всё время, Фалько. Плохая книга известного автора или, например, книга моего личного друга».

«А бывает ли наоборот? Отпугивает хорошего автора, который в противном случае мог бы стать конкурентом какому-нибудь неудачнику, которому он сам же и покровительствует?»

Эушемон криво усмехнулся.

Я снова взялся за Пакувия. «Возвращаясь к этим свиткам – когда вы пришли сюда в тот роковой день, обсуждали ли вы с Хрисиппом переработанный вариант?»

«Да. Сначала у меня была обычная грязная ссора из-за того, заплатит ли он гонорар за мой напрасный труд. Он хотел, чтобы я продолжил переписывание; я настаивал, что и пытаться не стоит. В конце концов мы согласились, что я сделал всё, что мог, с материалом, который он собирался использовать как топливо для печи. Ему следовало сжечь его, прежде чем привлекать меня. Он был темпераментным идиотом. Безвкусным, как всегда говорил Турий. Я просто не мог понять, почему Хрисипп так упорно пытался что-то сделать из этой байки».

«Знаете ли вы, кто это написал?»

Скрутатор выглядел обеспокоенным. Мне никогда не говорили об этом напрямую.

«Но у тебя была своя идея? Последний вопрос. Пакувий, почему ты так не хотел, чтобы тебя отправили на виллу Писарха в качестве поэта? Неужели ты только потому возмущался жестокостью, с которой тебе было приказано это сделать?»

Я знал, что сын Писарха писал приключения. Он упомянул об этом на попине. У меня было предчувствие, что эта печальная история могла быть написана им. – Скрутатор виновато посмотрел на грузоотправителя и Филомела. Я подумал, что Хрисипп

«Он отправил меня в Пренесте, чтобы заставить меня больше заниматься редактированием. Боюсь, я не смогу этого вынести».

«Спасибо», – сказал я. Затем я обратился к Элиану, стоявшему у разделительных дверей: «Приведи, пожалуйста, свидетеля из храма Минервы, Авла».

LVII

ЕСЛИ КТО-ТО и был удивлен, увидев моего свидетеля, никто не подал виду.

«Спасибо за присутствие. Приношу извинения за долгое ожидание. Мы находимся на завершающей стадии расследования убийства, но, пожалуйста, не волнуйтесь».

Я хотел бы, чтобы вы отвечали только на те вопросы, которые я задаю. Вы являетесь членом Гильдии писцов и актёров?

«Да», – ответил Блитис, мой вчерашний связной. «Вы узнаёте здесь ещё кого-нибудь?» «Да, и...»

«Спасибо!» – быстро вмешался я. «Просто ответьте на вопросы, пожалуйста. Насколько я знаю, группа писателей регулярно встречается в Храме Минервы, чтобы обсудить свою работу. Тот участник, которого вы здесь знаете, этим занимался?»

«Да». Часто? «Да».

«Обсуждала ли группа когда-нибудь приключенческую историю под названием «Зисимилла и Магароне»?»

«Э-э… да», – Блитис выглядел слегка смущенным.

«Расслабься», – усмехнулся я. – «Я не буду просить о беспрепятственном рассмотрении». Он выглядел облегчённым. «Мы это уже проходили». Он снова смутился. «Это делает кто-то из присутствующих в этой комнате, я прав?»

«Да, Фалько».

Техническая деталь: когда вы слушали, как в Храме читали эту жалкую работу, вы видели свитки? Мне интересно, был ли у неё титульный лист?

«Кажется, я помню, что так оно и было».

«Спасибо. Просто посиди на скамейке сзади, ладно?» Рядом с вигилами было место. Все мои свидетели теперь будут там в безопасности.

Я ходил взад-вперед по полу, пересекая мозаичный ковер в центре, словно адвокат, обдумывающий свои заключительные слова, когда истек последний час воды и истекло время разговора.

В любом расследовании убийства нам нужны фактические доказательства. Одна из первых проблем в этом деле заключалась в том, что никто, похоже, не видел убийцу сразу после преступления. Мы знаем, что он был сильно запятнан кровью, но так и не нашли его одежду. Пропали и другие предметы с места преступления: часть стержня для свитка, который был орудием убийства, и, конечно же, титульный лист рукописи, которую читал Хрисипп.

Я повернулся к Елене, которая терпеливо стояла рядом. «А как насчёт той рукописи? Елена Юстина, хотя она тебе и не понравилась, ты прочла большую её часть. Не могла бы ты дать нам представление о том, кто её написал?»

Хелена задумалась, а затем медленно произнесла: «Читатель. Тот, кто проглотил множество подобных романов, не усвоив как следует то, что делает их захватывающими. Книга слишком вторична; ингредиенты довольно банальны, и ей не хватает оригинальности. Её написал человек неопытный, но с большим количеством времени для написания. Полагаю, этот проект очень много значил для автора».

Я снова повернулся к Блитису. «Когда в вашем писательском кружке обсуждали «Зисимиллу и Магароне», были нелестные отзывы. Какова была реакция автора?»

«Он отказался слушать. Наши замечания были предметом обсуждения, и мы делали это с добрыми намерениями. Он устроил истерику и выбежал».

Это обычно?

«Это произошло», – признал Блитис.

«С той же степенью насилия?»

По моему опыту, нет.

Я спросил Хелену: «Соответствует ли это вашей оценке?»

Она кивнула. «Марк Дидий, я могу представить себе сцену, где к Хрисиппу обратился автор «Зисимиллы и Магароне», явно жаждавший публикации. Хрисипп объяснил:

Возможно, не тактично – что работа была неприемлема, хотя и были предприняты попытки улучшить её с помощью известного и успешного редактора. Автор потерял самообладание и, вероятно, впал в истерику; страсти накалились, в ход пошла стержень, и Аврелий Хрисипп был жестоко убит.

«Мы знаем, что убийца затем продолжил впадать в ярость, разбрасывая по комнате чернила, масло и различные свитки».

«Представляю себе, как он вырвал титульные листы из свитков», – сказала Елена.

«Более чем от одного?»

«Да», – мягко ответила она. Елена сделала паузу для выразительности. «Есть и второй рассказ, Марк Дидий. Он очень хорош. Нам с Пассом он очень понравился. Думаю, если бы Хрисипп прочитал второй, он бы понял, что ему стоит его прочитать».

Эушемон резко выпрямился. Несомненно, ему хотелось расспросить Елену о столь заманчивой перспективе продажи.

Полагаю, Хрисипп мог сказать разочарованному автору, что его кто-то другой опередил?

«Если бы Хрисипп был недобрым», – сказала Елена.

«И это усилит разочарование отвергнутого?»

«Его горе и разочарование, должно быть, были глубоки».

«Спасибо».

Елена села, закрывая рукой стопку свитков рядом с собой. Теперь мы знали, что среди них был и один, вероятнее всего, бестселлер.

Я привёл Блитиса и подвёл его к Филомелу. Я встал

осторожно, чтобы вмешаться, если возникнут проблемы. «Вы знаете этого молодого человека?»

«Я встречался с ним», – сказал Блитис.

Среди вашей группы в Храме?

Я видел его там однажды.

«Спасибо. Пожалуйста, посидите там ещё раз с вигилами». Я сам отвёл Блитиса обратно. Я не ожидал неприятностей, но сейчас нужно было быть осторожнее.

«Филомел», – Филомел был суров. «Ты приятный молодой человек, усердно работающий ради своей мечты. Ты из хорошей семьи, у тебя любящий, заботливый отец. Он верит в тебя, несмотря на то, что ты оставил семейное ремесло и выбрал самую шаткую карьеру. Без твоего ведома твой отец даже пытался склонить Хрисиппа на свою сторону. Писарх, возможно, даже заплатил бы за публикацию твоего труда, однако он знал, что ты сочтёшь это несостоятельным. Твой отец считает тебя честным человеком, тогда как я сейчас столкнулся с противоположным мнением. Ты – начинающий писатель-приключенец, посетивший Хрисиппа незадолго до его смерти. Ты признаёшь, что разозлился и угрожал ему. Похоже, у меня нет другого выбора, кроме как арестовать тебя за его убийство».

Филомел встал. Я дал ему место и оставался настороже. Его взгляд встретился с моим, и он был суровее, чем я видел. Его отец хотел вскочить рядом с ним, но я жестом показал Писарху, чтобы он сам справился. Подбородок отца вздернулся, словно он упрямо цеплялся за веру в сына.

Филомел был так зол, что едва мог вымолвить хоть слово. Но гнев он сдержал. «Да, я пришёл сюда. Отчасти всё произошло так, как ты говоришь».

Хрисипп действительно сказал мне, что моя история – ерунда, и что её не стоит переписывать. Но я ему не поверил! – Теперь его глаза сверкали. Я позволил ему продолжить. – Я знал, что это хорошо. Я чувствовал, что происходит что-то странное. Теперь я начинаю понимать, Фалько – меня обманывали. Он не терял мою рукопись; этот человек намеревался украсть её и сказать, что она написана кем-то другим…

Я поднял руку. «Это что, бред окончательного сумасшедшего? Или вы хотите сказать что-то важное в своё оправдание?»

«Да!» – взревел Филомел. – «Мне нужно кое-что рассказать тебе, Фалько: моя история – не «Зисимилла и Магароне» – я бы никогда не назвал персонажа Зисимиллой; это слово почти непроизносимо. «Магароне» тоже звучит как порошок для желудка. Мой роман называется «Гондомон, король Траксимены»!

Я повернулся к скамейкам позади меня и увидел Елену Юстину, сияющую от восторга. Я подтолкнул Филомела к сиденью, положив руку ему на плечо.

«Перестань кричать», – мягко сказал я. Я взглянул на Елену. «Каков вердикт?»

Она была в восторге от молодого человека. Яркий новый талант. Захватывающая история, написанная с мистической силой. Автор, который будет продавать и продавать.

Я коротко усмехнулся, глядя на грузоотправителя и его испуганного сына. «Сидите спокойно и размышляйте о вашем таланте и вашей удаче: Филомел, мои оценщики

«Я считаю, что ты хорош».

LXIII

Наблюдалось некоторое количество посторонних шумов. Комната гудела от шума, словно на пиру, когда впустили обнажённых танцовщиц. Когда я вернулся в центр комнаты, Эушемон прошмыгнул мимо меня. Он устроился рядом с Филомелом, и они начали тихонько перешептываться. Затем Елена собрала часть своей коллекции свитков и прошмыгнула вдоль ряда, чтобы вернуть потерянную рукопись взволнованному молодому автору. Она села рядом с ним, Эушемоном, и я видел, как она грозит пальцем. Если я её знал, она советовала Филомелу найти надёжного делового консультанта, прежде чем он подпишет контрактные права.

В дверном проёме появился Фускул, довольный собой. Он кивнул мне, словно вигил. Я перевёл его как мог. С вигилами это могло означать лишь, что прибыл ланч-бокс на вынос. Я изобразил, что он должен привести старушку, которая бродит по Публициевому спуску. Фускул поморщился. Должно быть, она обошлась с ним как с корзиной.

Лиза сражалась с Диомедом лицом к лицу. Пора прекратить её маленькие игры.

«Внимание, пожалуйста, и тишина!» – крикнул я командным тоном.

Фускулус привёл бабушку, осторожно ведя её за руку. Он медленно провёл её по комнате. Я попросил её указать на кого-нибудь, кого она помнит, кого видела в день убийства.

Наслаждаясь своей ролью в центре событий, пожилая дама брезгливо разглядывала всех, а они, в свою очередь, нервно напряжённо оглядывались – даже те, кому, как я был уверен, нечего было бояться. Мой звёздный свидетель затем указал на всех авторов, кроме Урбана (хороший тест на надёжность), за ним по очереди – Филомела, и даже Фускула, Пасса, Петрония и меня. Действительно тщательно –

и бесполезно для моих целей.

Взяв ее за свободную руку, я поставил ее перед Диомедом. «Ты что, забыл одну?»

О, я видел его так много раз... Извини, Фалько, я действительно не могу сказать.

Диомед рассмеялся; смех был резким и самоуверенным. Фускул перехватил мой взгляд над головой старухи, и я почувствовал его враждебность. Вся его антипатия к грекам теперь сосредоточилась на ней. Он злобно ухмыльнулся Диомеду и Лизе, а затем подвёл любопытную старуху к месту среди стражников, чтобы она могла понаблюдать за весельем.

«Стоит попробовать», – с сожалением сказал я. «Тебе повезло!» – сказал я Диомеду.

Я действительно был убеждён, что ты лжёшь. Я думал, ты был здесь. Насколько я понимаю, ты убил своего отца, Вибия нашла тебя на месте преступления, покрытого кровью, а потом помогла тебе замести следы – буквально в случае с некоторыми

Кровавые следы. Возможно, это была та самая женщина, которая решила отправить вас в путь, небрежно жуя крапивный флан. Как только вы привели себя в порядок и вышли из дома, она с криками выбежала на улицу, словно только что обнаружила тело.

Люди слушали меня в гробовой тишине. Они видели, насколько точно эта история соответствует фактам. Вибия Мерулла сохраняла бесстрастное выражение лица.

В ответ на молчание Вибии о твоей вине, – думал я, – твоя мать отдала ей этот дом. Сама Вибия была так напугана, обнаружив тебя на месте преступления, Диомед, что стала избегать тебя… И именно поэтому ей не нравилась мысль о том, что ты женишься на одном из её родственников. «И всё же!» – воскликнул я радостно. «Как же я могу ошибаться?»

Я повернулся к решительной вдове.

«Нечего сказать, Вибия? Если ты прячешь убийцу своего мужа, чтобы заполучить его, то ты действительно жаждешь завладеть этим домом! Всё же коринфский Оэкус – редкость. И, конечно же, дом был полностью меблирован – мебель великолепна, правда? Такая роскошь. Каждая подушка набита до отказа».

Я столкнулся с Диомедом.

Я не собираюсь вызывать этого твоего жреца в качестве свидетеля. Полагаю, он лгал, что ты весь день приносишь жертвы. Ты ездишь в храм Минервы, но не молишься. Есть и другие причины регулярно там торчать – прежде всего, писательская группа. Скажи нам: ты пишешь, Диомед?

Он выглядел подозрительно, но сидел напряжённо и пристально смотрел на меня. Лицо его матери тоже было пустым.

«Блитис!» – крикнул я. «Диомед пишет?»

«Да», – сказал Блитис. «Он написал «Зисимиллу» и «Магароне».

«В самом деле! Тайный писака?» – неумолимо продолжал я. «Ты что, сидишь у себя в комнате, выдумывая и оттачивая свой творческий шедевр, молодой человек? И, Диомед, ты упорствуешь в своём творчестве, даже когда все вокруг говорят, что оно никуда не годится?»

Я повернулся обратно к вигилам. Я быстро спросил Петрония: «Он взял флан?»

«Да», – тут же ответил Петро, не заглядывая в свои записи. «Он схватил последний кусок, когда я пытался его схватить». Я видел, как Елена с трудом сдерживала смешок, а вигилы ухмылялись друг другу.

Я подошёл и наклонился к старушке. «Могу ли я высказать предположение? Кажется, Диомед пришёл сюда около обеда, а потом вернулся и направился к храму Минервы, выглядя при этом слишком уж невинно?»

О, теперь я вспомнила. Она тоже ухмыльнулась сквозь беззубые десны. Она была старой девчонкой, и ей это очень нравилось. Я видела, как он вошел, когда я шла за чечевицей к ужину. Позже, когда я доставала немного лука, я…

Я видел, как он снова вышел. Мне показалось это странным, потому что он был одет по-другому.

«Ага! Почему это было?» – спросил я Диомеда. «А на первом сете была кровь?»

«Она ошибается», – нахмурился он.

Я подал знак Элиану. Он пересадил тех, кто сидел на дальней скамье; Фускул помог ему отодвинуть сиденья, распахнуть двери и вкатить большую тележку с имуществом Диомеда.

Я пересёк комнату, направляясь к нагромождённому багажу. Сначала я вытащил свиток из чеканного серебряного футляра. «Елена, взгляни на это, пожалуйста. Скажи, узнаёшь ли ты почерк из той истории, которую вы с Пассусом так ненавидели?» Она почти сразу кивнула. Фускул подошёл ко мне сзади, вероятно, намереваясь намекнуть, где мне следует поискать в повозке, но я справился без его помощи. «Диомед, ты согласен, что всё это твоя личная собственность?»

Грубо засунутый в высокий сапог, я увидел папирус. «Что у нас тут? Интересная фигурка для сапог. Два очень мятых листа, которые якобы – дай-ка посмотрим: титульные листы к «Зисимилле» и «Магароне», а также к «Гондомону, царю Траксимены». Что это такое, Диомед?» Я поднял его на ноги. «Похоже, это доказательство того, кто написал «Гондомон» – этот титульный лист написан на обороте использованного счёта за выпивку в «Попине».

«Моё!» – безрассудно воскликнул Диомед. – «Я часто там пью...»

«Ùrbanus», – говорится там.

Урбанус невозмутимо посмотрел на меня, а затем сказал: «Оставь счета здесь».

Филомел кладёт их в свою сумку. У него нет денег на оборудование, и я рад, что он снова использует их для письма.

Лиза, сияющая в материнском гневе, бросилась к сыну. «Глупый мальчишка!»

Она упрекнула сына. «А теперь говори правду!» – повернулась она ко мне. «Это ничего не доказывает!» – фыркнула она. «Виноват Хрисипп. Он хотел подменить титульный лист на свитках, которые украл у сына грузоотправителя. Он собирался опубликовать историю под именем нашего сына. Диомед был слишком чувствителен и честен, чтобы согласиться… На самом деле, Диомед забрал и сохранил оригинал, чтобы доказать, что произошло, если его отец продолжит…»

О, она была хороша!

«Очень щедро!» Среди богатых парчовых занавесок, подушек и ковров лежала одна подушка, которая выглядела ужасно комковатой, плохо набитой и совершенно нетипичной для этого дома. Она была совсем не похожа на те гладкие, пухлые вещи, которые я тогда бросил на пол с дивана Вибии. Я вытащил её из кучи.

«Это тоже из твоей комнаты?» – Глубоко встревоженный, Диомед коротко кивнул.

Разорвав неаккуратную, неумело вышитую нить, которая кое-как разошлась по одному из швов футляра, я швырнула внутренности на пол к его ногам. Все ахнули.

Одна туника, сильно запятнанная кровью. Пара окровавленных ботинок. Стержень для свитка.

навершие с дельфином, восседающим на позолоченном постаменте, в точности повторяет навершие на стержне, которое ты так грубо воткнул в нос своего отца».

Диомед наклонился ко мне и выхватил копьё из кучи своих вещей. Елена вскрикнула.

«Юпитер!» – пробормотал я, хватаясь за древко. Парой быстрых движений я поднялся по нему, перекладывая руки, пока не уперся в грудь Диомеда. «Куда именно ты собирался это засунуть?» – саркастически спросил я.

Мы были всего в нескольких дюймах друг от друга, но он продолжал держать копье.

Петроний добрался до нас. Он и Фускулус схватили Диомеда. Я вырвал у него копьё. Они скрутили ему руки за спиной.

Я схватил его за вычурную тунику, за обе стороны его несчастной шеи. «Я хочу услышать твоё признание».

«Хорошо», – холодно признал он. Лиза разразилась неконтролируемыми истерическими воплями.

«Спасибо», – вежливо сказал я. Мне это стоило премии.

«Подробности были бы полезны».

«Он отказался взять мою работу, хотя я был его единственным сыном. Моя была ничуть не хуже, чем у всех остальных, но он сказал, что нашёл нечто замечательное. Он собирался сделать вид, что история Филомела ничего не стоит, чтобы не платить за неё. Он даже заставил бы Писарха оплатить расходы на производство, а затем забрал бы всю прибыль. Он был вне себя от восторга. Затем он сказал, что, как издатель высококлассного произведения, он не может позволить себе очернить своё имя, продавая мою книгу вместе с ней».

«Итак, ты его убил?»

«Я никогда этого не хотел. Как только мы начали ссориться, это просто произошло».

Его истеричная мать теперь избивала меня, пытаясь защитить сына. Я отпустил его и оттащил её прочь.

«Оставь это, Лиза. Ты не сможешь ему помочь. Всё кончено».

Это было верно и для неё. Она упала в обморок, рыдая. «Я не могу этого вынести. Я потеряла всё...»

«Хрисипп, банк, этот дом, скрипторий и твой сумасшедший сын —

то, конечно, без банка вы, вероятно, видели последний раз Люкрио...'

Я пытался его подбодрить: «Признайся нам, что ты приказал убить Авиенуса, и мы сможем посадить и тебя».

Некоторые женщины борются до конца. «Никогда!» – выплюнула она. Вот вам и моя безумная надежда получить не одну, а сразу две премии за признание.

Пока бдители регистрировали улики и готовились увести пленника, Диомед сохранял удивительное спокойствие. Как и многим, кто сознался в ужасных преступлениях, прекращение молчания, казалось, принесло ему облегчение. Он был очень бледен. «Что же теперь будет?»

Фускулус коротко напомнил ему: «Точно так же, как и твои улики». Он пнул пустую наволочку. «Тебе конец в Тибре. Тебя зашьют в отцеубийцу».

мешок!'

Фускул воздержался от добавления, что несчастный разделит свою тёмную смерть от утопления с собакой, петухом, гадюкой и обезьяной. Впрочем, я сказал ему вчера. По его испуганным глазам Диомед прекрасно понимал, что его ожидает.

ЛИКС

Казалось, что формальности заняли несколько часов. Бдительные суровы, но даже им не нравится принимать отцеубийц. Страшное наказание вселяет ужас во всех участников.

Петроний вышел из караульного дома вместе со мной. Мы вернулись домой через дом моей матери, куда Елена пошла за Юлией. Я передал маме слова Лукрио о том, что её деньги в безопасности. Мама, естественно, ответила, что прекрасно об этом знала. Если это вообще моё дело, сообщила она, она уже забрала свои деньги. Я упомянул, что Нотоклептес показался мне хорошим банкиром, и мама заявила, что её распоряжения драгоценными мешками с деньгами – личное дело. Я сдался.

Когда она спросила, знаю ли я что-нибудь о рассказах о том, что мой отец недавно поссорился с Анакритом, я схватил Джулию, и мы все пошли домой.

Случайно, когда мы переходили улицу неподалеку от места, где жила моя сестра, кого же мы увидели, как не самого Анакрита?

Петроний первым заметил его и схватил меня за руку. Мы наблюдали за ним. Он неожиданно вышел из дома Майи. Он шёл, засунув обе руки за пояс, сгорбившись и опустив голову. Если он нас и видел, то делал вид, что не замечает. На самом деле, я думаю, он нас не замечал. Он был в своём собственном мире. Похоже, это было не самое радостное место.

Елена пригласила Петрония поужинать с нами в тот вечер, но он сказал, что хочет привести свою квартиру в порядок после ссоры с Босом. После того, как мы с ней поели, я немного посидел на крыльце, расслабляясь. Я слышал, как Петро громыхает напротив. Время от времени он выбрасывал мусор с балкона в традиционном авентинском стиле: обязательно выкрикивая предупреждения, а иногда даже давая пешеходам достаточно времени, чтобы убежать от опасности на улицу внизу.

В конце концов, с одобрения Елены, я пошёл один и пошёл к Майе.

Она впустила меня, и мы вышли на её солнечную террасу. Она пила что-то и угостила меня этим напитком; напиток оказался не крепче козьего молока, которое она обычно приберегала для детей. «Чего тебе, Маркус?» Она всегда была резка.

Мы были слишком близки слишком долго, чтобы я могла позволить себе проявлять деликатность.

«Пришёл проверить, всё ли у тебя в порядке. Я увидел Анакрита, он выглядел мрачным. Я думал, у вас с ним были планы?»

«У него были планы. Слишком много».

И слишком рано? Ты не был готов?

«В любом случае я была готова его бросить».

Возможно, она плакала раньше; сказать было невозможно. Если так, то она уже прошла через необходимость излить свои горести и теперь была спокойна. Она выглядела грустной, но не раскаивалась. Никаких видимых сомнений. Мне было интересно, когда она приняла такое решение. Почему-то я не думал, что Майя когда-либо слышала слухи об Анакрите и нашей матери. Но она могла знать, что он дал Ма_