Текст книги "Ода банкиру"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

«Не работаешь за ткацким станком как послушная домохозяйка?»

Это была шутка. Лиза читала столбцы цифр, пока раб, явно привыкший к этому занятию, диктовал записи. Войдя, я услышал, как бывшая жена уверенным голосом пишет сообщения о клиентах банка. Она говорила лучше, чем Вибия, хотя я догадывался, что Лиза была более скромного происхождения.

Ваш сын здесь?

«Нет».

Вероятно, она лгала, но у меня не было повода обыскивать это место. «Как он переносит потерю отца?»

«Бедный мальчик убит горем», – вздохнула его мать, всё ещё лежавшая, как мне показалось. «Но он старается быть храбрым».

«Принадлежность к богатым родителям, должно быть, помогает ему справиться».

«Ты ужасный циник, Фалько. Диомед – очень чувствительная душа». «Каковы его таланты? Что ты собираешься с ним делать?»

«Я пытаюсь помочь ему определиться, кем он хочет стать в жизни. Как только он оправится от смерти отца, я думаю, он пересмотрит свои амбиции. Женится поскорее. Займётся накоплением недвижимости. Добьётся чего-нибудь в обществе». «Общественная жизнь?» – поднял я брови.

«Хрисипп очень хотел, чтобы он продвинулся в обществе».

«Многие потомки банкиров поступали так же», – согласился я. Наш благородный император, например». Финансы были отличным входным билетом. Потомки прибыли в Рим, будучи, по крайней мере, обеспеченными деньгами; им оставалось лишь добиться общественного признания. Семья Флавиев достигла этого благодаря удачным бракам, насколько я помнил. Затем гражданские и военные должности, вплоть до самых высоких, сами собой ринулись в их гостеприимные объятия.

«На ком женится Диомед?»

«Мы ещё не определились с подходящей молодой женщиной. Но я веду переговоры.

в настоящее время в хорошей семье.

«По одному брачному шагу за раз, а?» – оскорбительно усмехнулся я.

Лиза поняла, что я добрался до сути разговора. Она уже выглядела неловко, хотя, вероятно, это было связано с тем, что я ещё не рассказал ей, в чём моё дело.

«Мне только что сообщили ошеломляющую информацию, Лиза».

Правда?» С безразличным видом она отложила записи и жестом велела своему писцу выйти из комнаты. Служанка не появилась, чтобы её сопровождать. Она была женщиной свирепой, и я ей не доверял; я бы с радостью встретил сопровождающую – для моей защиты.

«Я слышала, ты унаследовала половину трапезы». Лиза склонила голову. «Счастливица! Ты знала о своём месте в завещании, когда мы обсуждали это ранее?»

«Завещание было задумано изначально».

«Но вы скромно промолчали?»

«Всегда можно было», – сказала она с легкой иронией, – «в последнюю минуту изменить свои планы». Только смелый завещатель изменил бы свое завещание после того, как Лиза поверила, что является его главной наследницей.

«С новой женой, которая пытается улучшить своё положение?» – намекнул я. «Предполагал ли Хрисипп когда-нибудь, что он может изменить наследство?»

«Нет».

А после развода вы продолжили управлять делами трапезы?

«Женщинам не разрешено заниматься банковским делом», – поправила она меня.

О, не думаю, что это когда-либо тебя сдерживало. Ты хочешь сказать, что Лукрио всем заправляет? Полагаю, он делает то, что ты ему говоришь? «Никто никогда не принимал все решения в одиночку. Хрисипп и я...»

и Лукрио тоже – были совместным советом управления. «О, Хрисипп вмешался?» Она выглядела удивленной. «Это было его дело».

«Но ты управлял всем этим – и управляешь до сих пор. А теперь всё в ваших с Люкрио руках – но мне сказали, что ты собираешься снова жениться!»

«Да, я, наверное, так и сделаю», – ответила Лиза, не тронутая моим резким подходом. «Кто тебе сказал?»

«Лукрио».

Мне было интересно, не раздражена ли она действиями вольноотпущенника, но, по-видимому, нет.

«Он назвал имя мужчины, за которого я выхожу замуж?»

К сожалению, он забыл об этом упомянуть». Он кокетливо посоветовал мне попросить её рассказать подробности. «Итак, кто этот счастливый жених, Лиза? Тот, кого ты знаешь уже давно?»

«Можно и так сказать».

Любовник?

«Конечно, нет!» Это привело её в ярость. Доносчики к этому привыкли. Что бы она ни утверждала, я бы проверил, была ли у неё связь с новым мужем.

«Очнись. Разве ты не понимаешь, что это ставит тебя во главу моего списка подозреваемых?»

«Почему это должно быть так?

«У вас с вашим любовником был стимул убить Хрисиппа – чтобы вы могли завладеть банком».

Женщина тихо рассмеялась. «Не нужно, Фалько. Я всё равно собиралась унаследовать банк».

«Возможно, вашему новому бойфренду хотелось более прямого участия, а может, он просто нетерпелив».

«Ты не знаешь, о чем говоришь». «Тогда скажи мне».

Лиза холодно ответила: «Веками существовал обычай, когда греческие банки передавались по наследству, оставлять их совместно вдове владельца и его доверенному лицу». Так мне рассказал Лукрио. Однако он деликатно воздержался от следующей афинской шутки: «Чтобы защитить бизнес, существует обычай, что два наследника впоследствии объединяют усилия». Затем Лиза, как будто в этом не было ничего необычного, сказала: «Я выйду замуж за Лукрио».

Я сглотнул. Затем, хотя, казалось, это был брак не по любви, я пожелал будущей невесте счастья. Видимо, общее богатство пары делало формальные пожелания всего наилучшего излишними.

XXXIII

Это был опасный этап, на котором дело могло заглохнуть. Проблема была не в обычном недостатке фактов, а в их избытке, который мешал их координировать.

Работа, конечно, не была закончена. Но никаких существенных зацепок не было, несмотря на множество разрозненных нитей. Я подготовил промежуточный отчёт для Петро, подытожив тупиковые ситуации:

Управляющий скрипторием, писцы и домашние рабы исключаются из числа подозреваемых либо из-за доказанного отсутствия, либо из-за подтвержденных случаев их наблюдения вне места происшествия, либо из-за отсутствия пятен крови при первоначальном допросе.

Нам еще предстоит найти окровавленную одежду убийцы.

Жена, бывшая жена и сын, а также агент банка предоставили приемлемые алиби; некоторые из их рассказов сомнительны, но теоретически их передвижения на момент смерти вполне объяснимы.

Люди, которые получили финансовую выгоду, находились в хороших отношениях с жертвой, заранее располагали средствами и в любом случае были в очереди на наследство.

У авторов есть мотивы:

У историка Авиена огромный долг.

Туриус, идеалист, оскорбил и обидел жертву.

Сатирик Скрутатор восстал против того, чтобы его отдавали взаймы, словно раба.

Констриктус, потенциальный поэт-любовник, – пьяница, которого вот-вот бросят.

Драматург Урбанус скрывается и злится из-за слухов, принижающих его достоинство.

К сожалению, нет никаких весомых доказательств, связывающих кого-либо из них с преступлением.

«Есть большие дыры?» – спросил Петро.

«Писарх, грузоотправитель затерянных судов и грузов, поссорился с потерпевшим в день его смерти. Нам пока не удалось его опросить; он уехал из города».

В море?'

В Англии; пришвартовался в Пренесте. У него там вилла; именно туда должен был быть отправлен Скрутатор, чтобы поиграть на успокаивающей лире – возможно, чтобы компенсировать финансовые трудности грузоотправителя.

«Это вне нашей юрисдикции», – простонал Петро. Дозорные действовали только в пределах Рима. Затем он лукаво добавил: «Но я могу найти… у меня есть человек, который путешествует в ту сторону. Или мы схватим его для допроса, когда он в следующий раз приедет в город просить новый заём… Думаешь, он так и поступит?»

«Они всегда так делают. Он каким-то образом найдет себе новое надежное убежище. Как часто морской торговец, осуществляющий дальние морские перевозки, прекращает торговлю?»

Что-нибудь еще, что мне следует знать?

«Главная загадка: кто-то из посетителей покойника. Нам сказали, что Урбанус был там в тот день, но он это отрицает. Кажется, я ему верю. Его определённо пригласили, и привратник, видимо, не принял его в расчёт, так что это был кто-то другой? Режим настолько неопределённый и дезорганизованный, что никто точно не знает. Если и был ещё кто-то, мы не знаем, кто именно».

«Крысы. Только Хрисипп мог нам это сказать, да и то в своей погребальной урне. И всё?»

«Я все еще считаю, что нам следует провести расследование в отношении клиентов банка». И?

«Я не доверяю сыну».

«Ты никому не доверяешь!»

«Верно. Что же тогда тебя поражает, Петро?»

«Я считаю, что банк – это сердце всего этого». Он бы так и сделал. Он был осторожным инвестором, с подозрением относившимся к людям, управляющим чужими сбережениями. «Я перезвоню Люкрио и надавлю на него. Я скажу, что мы не просим конфиденциальной информации, но он должен дать нам несколько имен и адресов, чтобы мы могли сами побеседовать с клиентами. Мы можем сравнить список, который он нам даст, с теми именами, которые мы получили той ночью, когда получили доступ к его записям. Если он попытается скрыть от нас клиента, мы будем знать, куда действовать».

«Много усилий», – прокомментировал я.

Мой дорогой друг Луций Петроний лукаво усмехнулся. «Это как раз то, что нужно тебе!»

Именно туда я и позвал своего младшего друга, хотя Петроний отказался платить за него.

Авл Камилл Элиан, брат Елены, слонялся без дела, не имея настоящей карьеры, поэтому он решил попробовать себя в роли следователя.

Никто не думал, что он останется, но мне нужно было быть вежливым с семьёй Хелены, поэтому я тащил его с собой, пока он не решил уйти. У него не было никаких навыков, но, будучи сыном сенатора, он обладал определённой харизмой – достаточной, чтобы произвести впечатление на меркантильных людей, если повезёт.

«Что мне делать? Прятаться в переулках и шпионить за ними?» Он был полон энтузиазма –

Слишком уж он был увлечён. Он появился в яркой охряной тунике, которая была бы заметна за милю в тех переулках, которые я обычно использовал для наблюдения. Он был полон мальчишеского энтузиазма, которого хватает всего на полдня.

«Стучи в двери, сын мой. Научись стучать неделю, пока скучающие рабы настаивают, что твоя добыча уже на свободе. Когда ты встретишься со свидетелями лицом к лицу, скажи, что мы слишком благородны, чтобы вытягивать из них личную информацию».

Их банкир… но мы ведём расследование убийства, так что им лучше сотрудничать. Мягко расспросите их об их вкладах – они не будут возражать; им будет приятно похвастаться своими серебряными запасами. Когда они размягчатся, строго спросите, какие у них кредиты.

«Любой, у кого есть кредит, – плохой человек?»

«Если бы это было правдой, весь Рим был бы злодеем, особенно ваш достопочтенный папаша, у которого вся жизнь в закладе».

«Он ничего не может с этим поделать! Как только римлянин обретает хоть какой-то статус, он вынужден тратить». Я был рад услышать, как Элиан защищает Камилла-старшего, который уже потратил на него надежды и деньги. По крайней мере, сын звучал благодарно.

«То же самое касается и этих людей, если только мы не узнаем о каких-либо долгах, которые...»

«Огромный?» – с нетерпением спросил Авл.

«Нет, нет; их долги могут быть любого размера – главное, чтобы они были уверены, что смогут их вернуть. Я ищу человека, который чувствовал себя под давлением».

«Ты идешь со мной?» – его наконец охватил слабый намек на беспокойство.

«Нет». Я посмотрела на него с, как я надеялась, непроницаемым выражением...

«У нас работают два человека. Нам приходится держать одного в резерве, чтобы он мог позже подойти и извиниться, если мы кого-то обидим».

«Ты любишь шутки, Фалько».

Кто шутил? Камилл Элиан был двадцатипятилетним патрицием, которому никогда в жизни не приходилось решать деликатные социальные проблемы.

Элианус ушёл один, со списком адресов. Мне пришлось дать ему блокнот; я сказал ему, чтобы в следующий раз он принёс свой. В последнюю минуту он подумал спросить меня, не опасно ли это. Я ответил, что не знаю.

– затем посоветовал ему записаться на уроки самообороны в гимназии. Он всегда хмурился, но ещё больше помрачнел, когда я напомнил ему, что в Риме запрещено ходить с оружием.

«И что мне делать, если у меня возникнут проблемы?»

«Отойди. Если это станет неизбежным, можешь ударить человека – в идеале, непосредственно перед тем, как он ударит тебя. Но помни, что любые неприятные персонажи, которых ты встретишь, могут оказаться моими друзьями».

Он был обречён на хаос. Я был рад ему это позволить. Во-первых, он считал, что всё знает; ошибки были для него единственным способом чему-либо научиться. А во-вторых, хаос всегда полезен, когда дело заходит в тупик.

Полагаю, если возникнут проблемы, ты все равно обвинишь меня, Фалько?

Дорогой брат Елены оказался умнее, чем я опасался.

Я поручил своему ученику работу с простыми клиентами. Не зная об этом, я сам рыскал по тем именам, которые казались мне сложными.

Мы работали с должниками и кредиторами несколько недель. Тем временем Петроний официально потребовал от ответственных блюстителей порядка на Форуме

Окрестности, чтобы высматривать Писарха. Месяц изменился. Тот август был душным. Мне пришлось объяснить Элиану, что только честные люди и закоренелые преступники останавливаются здесь на отдых. В нашем сумеречном мире мы продолжали путь. В лучшем случае люди будут настолько удивлены, увидев нас, что мы застанем их врасплох. В худшем, как и грузоотправитель Писарх, они будут вдали от цивилизации и недоступны в каком-нибудь укромном уголке, затенённом папоротниками.

«Не против поездки в Пренесте», – с надеждой предложил мой сверстник. Я проигнорировал его. Он был слишком новичком, чтобы ему сказали, что эти прогулки – мои, а ученик присматривает за магазином. Нужно сделать так, чтобы молодой человек, столкнувшись с жизненными невзгодами, не терял присутствия духа.

Мы ничего не нашли. Пришлось признать, что мы понятия не имели, что искать. Я кое-как отметил Пренесте на карте, не желая отправляться в путь в жару. Я знал, что Петро не сможет узнать стоимость проезда, поскольку это место находится вне его юрисдикции. Краснуха с радостью ухватится за такое нарушение правил.

В любом случае, если бы мне пришлось ехать за город, я бы без колебаний отправился в Тибур, где у меня была ферма, и мне нужно было навестить нового арендатора. Ни за что!

У стукачей не должно быть личной жизни. Это пустая трата времени, Фалько?

«Большая часть этой работы – пустая трата времени, Авл». «Зачем же мы тогда беспокоимся?»

«За крошечную крупицу информации, которая решает всё». Если бы мы её нашли, мы бы вряд ли даже поняли, что это такое. Почти валясь с ног от жары и в глубокой депрессии, мы всё ещё ждали хоть какой-то полезной подсказки, когда моя собака начала рожать.

Нукс уже какое-то время вила странные гнезда. Она выбрала меня своим хозяином; это была её ошибка, но, как и в случае с женщинами, это заставляло меня чувствовать себя ответственной.

Я ждала родов уже несколько дней, но мы не могли быть уверены, какой из ее ужасных женихов стал отцом щенков и когда это произошло.

Как только Елена сообщила мне, что дела идут хорошо, я помчался домой и на лестнице встретил своего племянника Мариуса. После того, как Елена заметила, что я лучше справляюсь с родами у собаки, чем с рождением собственной дочери, мы с Мариусом присели рядом, пока Нукс с трудом рожала. У неё были проблемы.

«Дядя Маркус, это безнадёжно!» Мариус был в ярости. Я тоже, хотя и не мог этого подать. Ему было девять, мне тридцать три. К тому же, Елена слушала. «Засунь это в солдатики!» – проревел он. Мариус работал на складе у Па. Его речь, к сожалению, ухудшилась. «У моего отца есть друг, который держит собак; я собираюсь его найти».

Итак, Мариус ускакал и вернулся с озадаченным ветеринаром из Зелёной команды. Этот человек был типичным другом Фамии – рассеянным, сонным и зловещим.

Он проявил больше усердия, чем мой покойный зять; он хрюкал и бормотал что-то, а затем, пока мы с Мариусом прижимались друг к другу, не в силах смотреть, он в конце концов помог Наксу произвести на свет одного, совершенно огромного щенка.

«Это собака».

«Мальчик! Он мой!» – решительно закричал Мариус. Мы с ветеринаром тайком осматривали животное, стараясь не дать Мариусу осознать надвигающуюся трагедию: щенок был безжизнен. Мариусу было велено присматривать за Нуксом.

Ветеринар вздохнул. У меня сердце сжалось. Я предположил, что он имел в виду, что всё кончено.

Он повернулся к безвольному мокрому щенку, держа его обеими руками, поддерживая одним грязным большим пальцем его болтающуюся голову, а двумя другими раскрывая его бледный рот. К нашему удивлению, он вдохнул в него воздух из собственных лёгких. После мгновения пассивного сопротивления щенок больше не мог выносить чесночный запах изо рта. Он захлёбывался, хрипел и пытался вырваться. Его передали моему племяннику, которому велели завернуть его в одеяло и энергично растереть, чтобы он дышал самостоятельно. Я отдал ветеринару стоимость нескольких напитков, в основном для того, чтобы у Мариуса не болело сердце; он сполз, а когда щенок согрелся, мы положили его рядом с Нуксом.

Сначала она просто виляла хвостом. Заметив грязное создание, она обнюхала его с тем самым озадаченным видом, который появлялся у неё каждый раз, когда Елена упоминала, что Накс пукнула. Затем её отпрыск пошевелился; Накс потрогала его лапой – и решила, что пора его вымыть и позволить ему взять на себя всю её жизнь.

«Она знает, что она его мать». Я была в восторге. «Смотри, он начинает сосать грудь».

«Элена, подойди и посмотри на это!»

Мариус дернул меня за тунику. «Уйди, дядя Маркус. Нам нужно оставить её в покое. Её нельзя беспокоить, иначе она может его отвергнуть. Не должно быть никаких любопытных зевак, и, я думаю, вашему малышу лучше оставаться в другой комнате». Мариус, интеллектуал в душе, вникал в это. Я знал, что Елена одолжила ему руководство по животноводству. Преисполненный знаний и чувства собственности, он отказался доверить своего драгоценного питомца дилетантам. «Я буду кормить вас Нуксом, когда понадобится. Вы двое, – злобно сказал он нам с Еленой, – слишком возбудимы, если вы не возражаете. Кстати, Нукси, кажется, доставила вам неприятности…»

Как же он был прав. Несмотря на все мои усилия найти ей симпатичную корзинку в тёмном углу, где она могла бы уединиться со своим нелепо огромным щенком, Накс выбрала себе место: на моей тоге, посреди нашей кровати.

«Будем надеяться», – довольно мягко сказала Хелена, – «что в ближайшие несколько дней тебе не придется появляться на каких-либо официальных мероприятиях в дресс-коде, Маркус». Что ж, по крайней мере, это маловероятно; у августа есть некоторые преимущества.

XXXIV

ЧАС

В ту ночь нам с Еленой пришлось застилать постель на моем старом диване для чтения.

Надо сказать, для нас двоих это было настолько невыносимо, что мы начали вести себя как дети и, без сомнения, были, как высокопарно выразился бы Мариус, слишком возбудимы.

«Неужели из-за того, что у Накс родился щенок, тебе захочется родить еще одного ребенка?» – хихикнула я.

«Вы хотите получить приглашение что-то с этим сделать?»

Это предложение?

Именно тогда Елена сказала мне, что беременна во второй раз.

и когда мы оба затихли и стали гораздо тише.

Всё время, пока Хелена была беременна Джулией, она боялась, что роды будут тяжёлыми. Так и было. Они обе чуть не умерли. Теперь никто из нас не мог говорить о своих страхах за следующего ребёнка.

На следующий день Мариус провёл большую часть времени с нами. Вернее, сидел, скрестив ноги, рядом со своим щенком. Присутствие Хелены и меня его не волновало.

Я был дома, составлял записи для бдительности должников, которых допрашивал Элиан. Как сын сенатора, он считал, что заниматься документацией ниже своего достоинства; если он продолжит работать со мной, мне придётся научить его лучшим навыкам. Он ожидал, что я предоставлю целую группу секретарей, которые будут разбираться в его записях.

Ну, я бы дал ему совет. Если бы он его проигнорировал, то однажды, когда он будет в суде с клиентом (клиентом, который мне не нравился; таких было предостаточно), адвокат потребует письменные доказательства, и благородный Элиан, к сожалению, останется ни с чем.

Днем Мариус исчез, но вечером он вернулся снова, на этот раз неся с собой свернутое одеяло и свою личную миску для еды.

«Присоединяешься к нам в качестве жильца? Твоя мать в курсе?»

Я ей сказала. Щенку нужно дать Нукс на несколько недель.

«С Нукс и щенком всё в порядке, Мариус. Ты можешь прийти и посмотреть на них, когда захочешь. Тебе не нужно стеречь их всю ночь». «Арктос».

«Кто это?»

«Я назову его Арктос. Большой Медведь. Он не хочет дурацкого имени вроде «Нукс».

– Похоже, ты не доверяешь нам маленького Арктоса, – сказала Елена. – Нукс прекрасно о нём позаботится, Мариус.

«А, это всего лишь предлог», – небрежно ответил Мариус. Мы с Эленой были ошеломлены. «Я предпочитаю быть у тебя дома. Возвращаться домой после долгого и тяжёлого рабочего дня на складе – такая скука». От папы я знала, что Мариус выполняет только лёгкие поручения и появляется только тогда, когда ему удобно. Пока он жаловался на свою работу, я слышала в нём голос его покойного отца, каким бы разным он ни был с Фамией, – и обнаруживала, что этот Анакрит всегда рядом.

«А, да?» – спросил я, напрягаясь. «Что значит «всегда»?» «Большинство вечеров».

Мариус мрачно подтвердил: «И это всё?»

«Он не остаётся на ночь. До «Вот твой новый славный папа» ещё не дошло», – заверил меня мой племянник с поразительной самоуверенностью, которой всегда обладали дети Майи. В свои девять лет он был вполне мирским человеком. Мальчику, оставшемуся без отца, приходится быстро взрослеть, но это было страшно. «Мы с Хлоэлией сделаем всё возможное, чтобы положить этому конец».

«Я рекомендую тебе не вмешиваться», – сказал я ему, как мужчина мужчине. «Ты прав!»

Когда мы попытались, мама начала хныкать. Это было ужасно.

«Твоя мать может делать то, что ей вздумается, ты же знаешь», – сказала я, закусив губу и подумав: «Нет, если я имею на это право голоса». (Заметь, эти идиоты, которые пишут трактаты о патриархальной власти римлян, очевидно, никогда не пытались заставить женщину что-либо сделать.)

«Да, но всё пойдёт не так, дядя Маркус. Потом он уйдёт, а мы останемся с тем беспорядком, который он устроил».

Елена, казалось, спрятала улыбку; она начала готовить ужин, оставив меня справляться с ситуацией.

Я заговорщически понизил голос: «Ну и какой результат на костях, Мариус?»

«Мать говорит, что Анакрит – ее друг. Фу!»

«Зачем ей друг? Мы с тобой о ней заботимся».

«Мама говорит, что ей нравится общаться с кем-то посторонним, кто не всегда уверен, что знает, о чем она думает и чего хочет».

Мы с Мариусом сидели рядом на скамейке, размышляя о женщинах и их мужских обязанностях. «Спасибо, что рассказал мне всё это, Мариус. Посмотрю, что можно сделать».

Мариус бросил на меня взгляд, словно говорящий, чтобы я предоставил ему возможность разобраться во всем этом.

Я выросла в семье, члены которой считали величайшим испытанием в жизни первыми вмешиваться в любую проблему. Сначала я пошла к матери. Я объяснила причину своего визита, немного нервничая. Она была на удивление спокойна. «Анакрит что-то сделал?»

«Откуда мне знать?»

«Может быть, он выжидает».

«Вы злорадствуете по этому поводу!»

«Я бы никогда так не сделала», – чопорно сказала мама.

Я сердито посмотрела на неё. Мама продолжала защипывать края маленьких пирожков. Она делала это всё так же ловко. Я считала её старушкой, но она, наверное, была моложе папы, который хвастался, что ему шестьдесят, и всё ещё способен затащить официанток в постель. Заметьте, те, кто сейчас на это согласился, должны были быть немного не в себе.

Моя мать всегда была женщиной, которая могла отшлепать троих непослушных детей и одновременно помешивать краску для туники в горшке, обсуждать погоду, грызть шершавый ноготь и передавать сплетни захватывающим тоном.

И она умела игнорировать то, чего не хотела слышать.

«Надеюсь, это не его ужин ты готовишь», – пробормотал я. «Надеюсь, он не получает закуски и основные блюда от моей сестры, а потом возвращается за десертом от тебя».

«Какие прекрасные манеры», – возразила мама, очевидно, имея в виду Анакрита. Она знала, что мои манеры не заслуживают похвал. Всегда благодарна за то, что ты для него делаешь.

Держу пари, что так оно и было.

Затем я заставил себя пойти к Майе. Я боялся этого.

Он был там. Как и сказал Мариус. Они разговаривали на её террасе. Я слышал их тихие голоса, когда открывал дверь с помощью запасного подъёмника, который был у меня на случай чрезвычайной ситуации. Анакрит сидел в плетёном кресле, откинув голову назад в последних лучах солнца. Майя чувствовала себя ещё более расслабленно, вытянув ноги на подушках и сняв сандалии.

Он не пытался объясниться, хотя вскоре встал, чтобы уйти. Я всё равно испортила одно свидание. Майя просто кивнула и позволила ему уйти. Они расстались официально. Мне не пришлось быть свидетелем чего-то неловкого. Я даже не могла сказать, дошло ли дело до этого.

Если бы они были одни, поцеловал бы он ее в щеку на прощание?

Я старался вести себя так, словно Главного Шпиона здесь никогда не было. «Я просто пришёл сказать, что мы заполучили молодого Мариуса. Он беспокоится о своём щенке».

Майя посмотрела на меня взглядом, который слишком напомнил мне взгляд Ма.

«Это очень мило с вашей стороны», – прокомментировала она стереотипное замечание.

«Это не проблема».

Она ждала, что я начну с ней расспрашивать об Анакрите. Я ждал, что она объяснится – безуспешно. Когда Майя перестала быть непредсказуемой, она стала просто неловкой.

Боюсь, новая собака может вырасти довольно большой… Скоро она станет больше своей матери. «Мариус без ума от неё. Любовь к животным он, без сомнения, унаследовал от отца. Он скучает по Фамии. Знаешь, это может его утешить…»

«Я согласна, что он может оставить щенка себе», – спокойно ответила Майя. Конечно, мы

Мы не ссорились. Но я достаточно хорошо знала сестру, чтобы чувствовать, как в ней кипит раздражение.

Я ненадолго присел, но не на то кресло, которое занимал Анакрит. Теперь я встал. «Марий всё ещё боится, что ты не согласишься».

Майя всё ещё молчала. «Я приду, посмотрю и скажу ему».

«Верно. Это мило, они всегда такие… Как дела с папой?» На нейтральной территории она слегка оживилась. «Я начинаю понимать, что нужно делать».

На самом деле, мне очень нравится эта работа. Он ненавидит

«Ничего мне не говори, но меня интересует антиквариат». – «Ха! Скоро ты будешь управлять всем бизнесом». – «Посмотрим».

Когда я встал, чтобы уйти, Майя осталась на месте, мирно расположившись, как и с Анакритом. Аккуратная, стройная женщина с короной из природных кудрей и таким же природным упрямством. Предоставленная самой себе так долго, пока Фамия пила вино, в собственном доме она выработала сильный, независимый характер. Никто не указывал Майе, что делать. Она слишком привыкла принимать решения сама.

Сегодня вечером в ней тоже царила какая-то зловещая неподвижность. Но, как глава семьи, я всё же наклонился к ней и поцеловал на прощание. Она позволила мне это сделать, хотя, как и большинство моих родственниц, столкнувшихся с непривычной формальностью, она, казалось, почти не замечала этого.

XXXV

я

Утром, сразу после завтрака, меня свистнул Петроний.

Я как раз шептал Елене о Майе и Анакрите; Мариус, спавший ночью на полу в нашей гостиной, взял свою миску с нарезанными фруктами и пошел в спальню, чтобы проверить щенка.

«Шпион прямо там, преследует ее. Майя, похоже, с этим согласна».

«А как же Анакрит?» – спросила Елена, сохраняя спокойствие.

«Он играет тихо; похоже, он не уверен, что удача ему улыбнется», – горько пожаловался я.

«Оставь его, он долго не продержится». Хелена, казалось, волновалась гораздо меньше меня. «Майе нужно привыкнуть. Она никогда не останется с первым же мужчиной, который проявит к ней интерес».

Петроний отчаялся привлечь моё внимание. Он подошёл и остановился, прислушиваясь, ожидая возможности вмешаться в разговор. Что-то случилось; я уже был на ногах, застёгивая ботинок.

«Майя не будет лёгкой добычей ни для кого. Маркус, послушай», – настаивала Хелена.

«не вези ее к нему!»

Я встряхнулся, освобождаясь от тревог. «Петро, что за волнение?»

Сообщение о теле, возможно, самоубийстве. Повешен на мосту Пробуса.

«Какой-нибудь бедный семьянин, без сомнения... Интересно?» Все еще измотанный гневом на Анакрита, я лелеял надежду, что это, возможно, его повесят.

Петро кивнул. «Я плачу тебе за то, чтобы ты был полностью вовлечён, Фалько. Труп может принадлежать одному из авторов дела Хрисиппа».

Мы ровным шагом спустились к реке. Мертвецы ждут. Было раннее утро, и казалось естественным идти молча.

В противном случае я мог бы подумать, что Луций Петроний чем-то озабочен.

Любой другой мост в Риме не входил бы в компетенцию Четвёртой когорты. Нам повезло, если взглянуть на это с такой точки зрения.

Граница Тринадцатого округа проходила по Тибру чуть ниже Тройничных ворот, через которые мы проходили с Авентина; Проб находился чуть южнее. Рядом с большой пристанью, называемой Мраморной набережной, и в непосредственной близости от шумного Эмпория, это было излюбленное место самоубийц.

Через реку мы видели Транстиберину – квартал беззакония, куда отваживались заходить только храбрецы. С дальней стороны моста к нам приближались солдаты Седьмой когорты в красных мундирах, находившиеся под юрисдикцией

Который лежал. Их караульный дом стоял неподалёку от этого моста. Виднелся также Фускул, идущий им навстречу, его дородная фигура была безошибочно узнаваема.

«Конфронтация?» – спросил я Петро.

Я уверен, что Седьмой легитим будет придерживаться нашей точки зрения.

«Они ищут работу?»

«Нет, но если они поймут, что мы заинтересованы в этом, они могут спорить, просто чтобы усложнить ситуацию».

«Где проходит разделительная линия между когортами?»

«Официально мы на полпути через реку».

«Где был найден труп?»

«О, примерно на полпути», – саркастически ответил Петроний.

«Вижу, он дошёл до этой стороны!» Люди Петро столпились у Тринадцатого конца моста. «Полагаю, если бы раздувшегося прыгуна выбросило на берег в районе Эмпориума, вы бы попытались тыкать его веслом, пока оно не окажется на другой стороне, и Седьмому пришлось бы с ним разбираться?»

«Какое шокирующее предположение, Фалько». Впрочем, это правда.

Седьмому, должно быть, было скучно вылавливать поплавки, потому что ещё до того, как мы с Петронием добрались до места, они уже отвернулись. Фускул, ухмыляясь, направился к нам. Я не стал комментировать столь деликатные вопросы.

Тело теперь лежало на мостике. Вокруг него небрежно столпилась группа бдительных. Один из них всё ещё доедал свой завтрак – половину жирного на вид пирога.