Текст книги "Заговор патрициев, или Тени в бронзе"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

XXXIII

Мой мозг хотел выйти изпод контроля, а я старался это предотвратить. Всю дорогу в оливковую рощу я с хмурым видом молчал. Ларий беспечно посвистывал сквозь зубы.

Вместо того чтобы думать о Елене, я размышлял о Капрении Марцелле. Сейчас он, возможно, и не участвовал в политике, но все еще был очень бдителен. Должно быть, консул все знал о заговоре его сына, пока Пертинакс был жив – и, возможно, поощрял его. Я также был готов поспорить, что он знал, где Ауфидий Крисп.

Интересно, Марцелл пригласил к себе Елену только для того, чтобы узнать, что творилось в среде государственных служащих после смерти своего сына?

Между тем я не сомневался, что Елена бросила меня. Я с трудом в это верил. Шесть месяцев назад все было совсем подругому. От таких воспоминаний по всему моему телу медленно разливалось тепло, приковывая меня к месту… И о чем сейчас могла думать эта умная молодая девушка? Чего же взять на обед: пару фунтов луканской колбасы или кусочек жирного овечьего сыра с горы Лактарий. У Елены был прекрасный аппетит; возможно, ей потребуется и то, и другое.

Мы с Ларием в оливковой роще ели свои яблоки.

Я приготовился к продолжительному ожиданию, пока консул закончит свою трехчасовую закуску и запьет ее; его честь запасся внушительной бутылкой вина для одного старика и девушки, которая, насколько мне удалось узнать, довольно сдержанна в выпивке. Марцелл был похож на больного, который уже почти выздоровел.

Чтобы занять время, пока Елене удастся ускользнуть из виллы, я начал еще один разговор с Ларием.

Он разбирался в жизни лучше, чем я в четырнадцать лет. Современное образование, должно быть, более продвинуто; все, чему я научился в школе, это семь принципов ораторского искусства, плохой греческий и простая арифметика.

– Лучше я расскажу тебе коечто о том, как обращаться с женщинами, Ларий… – Я посвятил себя женщинам, однако цинично относился к своим успехам.

Наконец, мы дошли до того момента, когда я давал конкретную практическую информацию, хотя старался сохранять высоко нравственный тон. У Лария был хитрый вид, и он, казалось, остался при своем мнении.

– Ты найдешь девушку! Или скорее девушка найдет тебя. – Он определенно думал, что это безнадежно, так что я потратил некоторое время, пытаясь возродить его уверенность в себе. У этого парня было благородное сердце; он терпеливо выслушал меня. – Все, о чем я прошу, это быть разумным. Как у главы семьи, у меня было достаточно слезливых сирот, просящих овсяной каши… Есть способы этого избежать: мужественно сдерживать себя в моменты страсти или есть чеснок, чтобы женщины держались от тебя подальше. По крайней мере, говорят, что чеснок полезен! Некоторые люди рекомендуют обмакнуть губку в уксус…

– Зачем? – казалось, Ларий был озадачен.

Я объяснил. Он состроил такое лицо, словно этот способ показался ему ненадежным. Действительно, трудно найти молодую девушку, которая согласится по твоей просьбе пройти через эту процедуру.

– Мой брат Фест однажды сказал мне, что если знаешь, куда пойти, и готов себе это позволить, то можно купить чехол, сшитый из отличной телячьей кожи, чтобы защитить от болезни интимные части твоего тела; он клялся, что у него был один такой, хотя мне никогда не показывал. По его словам, это позволяло предотвратить появление маленьких кудрявых случайностей…

– Это правда?

– Существование молодой Марсии это опровергает; но, возможно, в тот день его приспособление из телячьей кожи было в стирке…

Ларий покраснел.

– Какие еще есть варианты?

– Сильно напиться. Жить в пустыне. Найти совестливую девушку, у которой часто болит голова…

– Специалистыпрактики, – заявил легкий язвительный женский голос, – идите к дочерям сенаторов! Они оказывают бесплатные услуги, и при «кудрявой случайности» девушка обязана знать когонибудь, кто умеет делать аборт, – а если она богата, то сама может за него заплатить!

Должно быть, Елена Юстина жевала свой обед, прячась за деревом и подслушивая нас. Вот она и пришла: высокая женщина, острая, как испанская горчица, и любой мудрый осведомитель легко прожил бы без ее презрения. Лицо Елены было белым, как жемчуг, а на нем – суровое, независимое выражение, которое я запомнил еще с первой нашей встречи, когда она была подавлена и несчастна после развода.

– Пожалуйста, не вставайте! – Мы с Ларием сделали нерешительную попытку подняться, но потом снова плюхнулись на землю. Елена села с нами на сухую траву, и ей удавалось казаться одновременно общительной и далекой. – Кто это, Фалько?

– Сын моей сестры, Ларий. Его мать считает, что его нужно развеселить.

Елена улыбнулась моему племяннику так мило, как отказывалась улыбаться мне.

– Привет, Ларий. – Она моментально находила общий язык с молодыми людьми, что, как я видел, его привлекало. – Ктото должен тебя предупредить, что твой дядя – лицемер!

Ларий вскочил. Девушка одарила меня раздражающей улыбкой.

– Ну, естественно, у Фалько опасная жизнь. На самом деле в один прекрасный день он умрет от опухоли мозга, когда какаянибудь разъяренная женщина ударит ему по голове каменным горшком…

Теперь Ларий казался действительно взволнованным. Я покачал головой, и он исчез.

Не стоило дочери сенатора вмешиваться в наш разговор, когда я пытался исполнять свои обязанности, заменяя мальчику отца.

– Девушка, это было жестоко! – сказал я, когда Елена рвала вокруг себя травку и снова сердито дышала.

– Правда? – Она прекратила пытать траву и переключилась на меня. – Личные осведомители родом из какогонибудь варварского племени, чьи боги разрешают прелюбодействовать без всякого риска?

Шокированный ее выражениями, я попытался заговорить.

– Твой совет парню, – с некоторой злобой перебила она меня, – это полный фарс!

– О, это нечестно…

– Нет, Фалько!

Губка в уксусе, Фалько? Чехол из телячьей кожи? Мужественно сдерживаться?

Я ощутил прилив воспоминаний, который выразился физически и смутил меня…

– Елена Юстина, то, что произошло между нами…

– Огромная ошибка, Фалько!

– Ну, немного неожиданно…

– Один раз! – усмехнулась Елена. – И вряд ли повторится.

Верно.

– Мне жаль… – Она выслушала мои извинения, так поднимая свои густые брови, что меня это бесило. Я заставил себя спросить: – Чтонибудь не так?

– Забудь то, что я говорила, – резко ответила девушка. – Положись на меня!

Мне больше нечего было ей сказать, но спустя один отчаянный момент я все же попробовал.

– Я думал, ты понимаешь, что это ты можешь на меня положиться!

– О, ради бога, Фалько… – В своей обычной легкомысленной манере Елена сменила тему. – И что ты хотел мне сказать, зачем сюда вытащил?

Я облокотился на нарост на оливковом дереве позади меня. Я чувствовал себя так, словно был пьян; наверное, от голода.

– Как пообедала? Мы с Ларием съели по яблоку, причем самое вкусное в моем раньше меня съел червяк. – Елена нахмурилась, но, вероятно, не изза того, что хотела принести нам корзинку с остатками еды. Глядя на женщину, которая беспокоилась изза моего аппетита, я, в общемто, смягчился. – Не волнуйся за нас… Расскажи мне про Барнаба!

Тут же напряжение между нами ослабло.

– Конечно, я его знала, – сразу же сказала Елена. Наверняка, она размышляла об этом за обедом. Ее лицо выражало интерес. Эта девушка любила тайны. И я всегда радовался, когда она могла мне помочь. – Он легко может быть здесь. Барнаб с Гнеем часто приезжали сюда летом; они держали скаковых лошадей… – Ко мне это не имело никакого отношения, однако всегда было неприятно, когда Елена называла своего мерзкого бывшего мужа по имени. – Что натворил этот дурак, Фалько? Ведь не убийство же на самом деле?

– Плохо организованная месть, как считают во дворце, хотя у меня на этот счет более строгое мнение! Никогда не приближайся к нему; Барнаб гораздо опаснее. – Елена кивнула: неожиданное поведение. Я редко мог повлиять на эту девушку, хотя этот факт никогда не мешал мне давать ей советы. – Когда ты его знала, каким он был?

– О, я ненавидела, когда Барнаб околачивался у нас дома; помоему, он меня презирал, и это сказывалось на отношении моего мужа. Он ужасно повлиял на наш брак. Даже дома мы никогда не обедали наедине; там всегда был Барнаб. Они с моим мужем обсуждали своих лошадей и довольно откровенно меня игнорировали. Везде ездили вместе – ты понял, почему они были так близки?

– Потому что росли вместе?

– Не только.

– Тогда я не знаю.

Елена так печально смотрела на меня, что я ей улыбнулся. Когда девушка кажется тебе привлекательной, трудно об этом забыть. Она отвернулась. Я почувствовал, как улыбка исчезала.

– Барнаб родился у рабыни в поместье Пертинакса; мой муж был законнорожденным сыном в семье. У них один отец, – спокойно сообщила мне Елена.

Ну, довольно обычное дело. Мужчина держит рабов, чтобы удовлетворять свои физические потребности – любые. Возможно, в отличие от Лария, у Пертинаксастаршего не было взрослого родственника, который мог бы его воспитывать. Наиболее вероятное объяснение: зачем беспокоиться, когда спишь с рабыней? Рождение ребенка означало всего лишь еще одну запись в столбце приходов в его счетах.

– Это важно? – спросила меня Елена.

– Ну, факты не изменились – но теперь они кажутся определенно разумнее.

– Да. Больше детей не было; эти двое росли вместе с самого младенчества. Мать моего мужа умерла, когда ему было пять лет; я подозреваю, что после этого больше никто не уделял ему много внимания.

– Они соперничали?

– Не сильно. Барнаб, будучи постарше, стал защитником, а Гней всегда был ужасно предан ему… – Елена излила мне свою историю; сама она могла часами размышлять над ней, но ей хотелось поделиться со мной.

Девушка замолчала. Я тоже ничего не говорил. Она начала снова.

– Они были близки, словно близнецы. Кастор и Поллукс. Для других почти не оставалось места.

От нахлынувшей старой печали Елена сделалась мрачной, сожалея о потраченных годах. Четырех; не так много по сравнению с человеческой жизнью. Но Елена Юстина вступила в этот брак, будучи ответственной молодой девушкой; она хотела, чтобы все получилось. Хотя Елена, в конце концов, выбрала развод, я знал, что это чувство разочарования навсегда оставило шрамы на ее сердце.

– Пертинакс был способен любить, Фалько; Барнаб и консул – это два человека, которых он любил.

– Тогда он был дураком, – возмутился я, не успев подумать. – Их должно было быть три!

XXXIV

На платье Елены приземлилась божья коровка, оправдывая девушку за то, что она посадила букашку на палец и смотрела на нее вместо меня. В любом случае божья коровка была красивее.

– Я прошу у тебя прощения.

– Не нужно, – сказала она; я видел, что всетаки было нужно.

После короткого молчания Елена спросила меня, что делать, если она найдет какойнибудь след Барнаба. Поэтому я рассказал ей, что остановился в Оплонтисе и легче всего застать меня вечером во время ужина.

– Это недалеко; можно послать раба с сообщением…

– Ты один остановился в Оплонтисе?

– О, нет! У нас с Ларием неугомонное женское окружение… – Елена посмотрела на меня. – Здесь Петроний Лонг. У него целая куча маленьких девочек. – Она видела Петро; возможно, он показался ей приличным человеком – каким в присутствии своей жены и детей он вообщето и был.

– О, ты с семьей! Значит, ты не чувствуешь себя одиноким?

– Это не моя семья, – резко ответил я.

На это Елена нахмурилась, потом продолжила.

– Разве тебе не нравится твоя пляжная компания?

Побежденный ее настойчивостью, я, наконец, вздохнул.

– Ты знаешь, какие у меня отношения с морем. Плавание вызывает у меня морскую болезнь; даже находясь рядом с водой, я переживаю, что ктонибудь из моих веселых спутников предложит покататься по волнам… Я здесь работаю.

– Что насчет Ауфидия Криспа? Как далеко ты продвинулся?

– Я продал многим хорошим людям новые водопроводные трубы; отсюда этот ужасный наряд. – Она ничего не сказала. – Слушай, как думаешь, когда ты сможешь сообщить мне чтонибудь насчет Барнаба?

– Сегодня пусть утрясется эта суматоха, которую ты вызвал; завтра я планировала поехать в Нолу со свекром. – Казалось, Елена колебалась, но потом продолжила: – Возможно, я смогу помочь тебе с Криспом. Наверное, я знаю людей, с которыми он встречается, когда выходит на берег.

– Например, твой свекор?

– Нет, Фалько! – строго ответила она, отвергая мои подозрения о политической афере на территории их виллы.

– О, простите! – Я повертелся у своего оливкового дерева и одарил Елену кривой ухмылкой. – В конце концов, я его найду, – заверил я.

Елена задумалась.

– Слушай, попробуй встретиться с магистратом из Геркуланума. Его зовут Эмилий Руф, я знаю его много лет. Его сестра както была помолвлена с Криспом. Из этого ничего не вышло. Она очень им увлеклась, но он потерял интерес…

– Вот и верь мужчине, – любезно вставил я.

– Точно! – согласилась Елена.

Я слабо вздохнул. Мне было грустно.

– Кажется, так давно…

– Так и есть! – сердито бросила она. – А в чем дело?

– Думаю.

– О чем?

– О тебе… О той, кого, казалось, я так хорошо знал, однако вообще никогда не узнаю.

Теперь наступила тишина, которая намекала, что если я начну спорить, то наш разговор окончен.

– Ты собирался прийти ко мне, Фалько.

– Я знаю, когда меня не хотят видеть.

На лице Елены появилось уставшее выражение.

– Ты удивился, увидев меня здесь?

– Никакие женские поступки меня не удивляют!

– О, не будь таким консервативным!

– Извини! – улыбнулся я. – Принцесса, если бы у меня было хоть малейшее представление, что ты сегодня фигурируешь в списке моих заданий, я бы как следует принарядился, прежде чем идти торговать. Я предпочитаю выглядеть как мужчина, о расставании с которым женщина может пожалеть!

– Да, я поняла, что ты хотел меня бросить, – вдруг заявила Елена.

Божья коровка улетела, но скоро Елена нашла другого шестиногого друга, которого посадила себе на руку и стала рассматривать. Чтобы не побеспокоить жука, она почти не шевелилась.

Я думал обо всем, о чем должен был поговорить; ничего из этого так и не озвучил. Мне удалось спросить:

– А что ты думаешь?

– О… все отлично.

Я поднял подбородок и рассматривал пустоту у себя перед носом. Какимто образом тот факт, что Елена не создавала никаких трудностей, наоборот лишь добавлял проблем.

– Людям часто причиняют боль, – настаивал я. – Двое из них – это те, о ком я особо беспокоюсь: я и ты.

– Не переживай по этому поводу, Фалько. Это всего лишь промежуточный этап.

– Особенный этап, – благородно сказал я, закашлявшись.

– Правда? – спросила она тоненьким слабым голоском.

– Я так думал… Мы все еще друзья?

– Конечно.

Я печально улыбнулся.

– Вот что мне нравится в дочерях сенаторов – они всегда такие благородные!

Елена Юстина быстро стряхнула с руки представителя живой природы.

За нами послышался шум, и в роще показался мой племянник.

– Простите, дядя Марк! – Его скромность была бессмысленна, потому что ничего не происходило. – Мне кажется, идет тот зануда с зонтиком!

Я быстро вскочил на ноги.

– Твой новый охранник, похоже, настойчивый тип! – Когда Елена тоже вставала, я протянул руку, но она ее проигнорировала.

– Он не мой, – коротко сказала девушка.

На меня нахлынула волна беспокойства, словно пьяный в кабаке поднялся на ноги и смотрел прямо на меня.

Мы все направились обратно к дороге. У повозки с быком Елена посоветовала нам:

– Езжайте под деревьями и не попадайтесь никому на глаза…

Я кивнул Ларию, чтобы он ехал незаметно. Ее няньки все еще не было видно. Я внезапно схватил Елену за плечи и недовольно проворчал:

– Послушай, девушка, когда я работал твоим охранником, у нас не было никаких конфликтов. Я получал от тебя приказы и, когда ты хотела уединения, уходил!

Между кипарисами появилось яркое пятно. Я бросил в ту сторону предупреждающий взгляд, потом опустил кулаки, давая Елене уйти. Ее левая рука скользнула по моей – но не сделала никакой попытки ответить на мое пожатие и выскользнула.

Чтото меня взволновало; я понял, что именно.

На пальце, где люди обычно носили обручальное кольцо, у Елены было надето до боли знакомое металлическое колечко, пробежавшее по моей ладони. Оно было сделано из британского серебра, и я сам подарил его Елене.

Скорее всего, она забыла про кольцо. Я ничего не сказал, чтобы девушка не смутилась и не почувствовала, что должна снять его, поскольку считалось, что наши отношения уже заканчивались.

Я стал уходить, но вернулся.

– Если ты едешь в Нолу… Хотя нет, ничего.

– Не серди меня! Что?

Нола славилась своей бронзой. Моя мама ждала подарка из Кампании, так что тактично намекнула, что привезти. Я сказал Елене. Грациозная дочь сенатора подарила мне спокойный взгляд.

– Посмотрю, что можно сделать. Прощай, Фалько!

Мы с Ларием сидели под оливковыми деревьями, пока я отсчитывал время, когда эта высокая девушка решительно пронесется мимо террасы и пастбища и вернется в дом.

– Вы снова с ней встречаетесь? – допытывался мой племянник.

– Типа того.

– Назначили свидание?

– Я попросил ее купить коечто.

– Что? – Его романтическую душу уже затмевало нехорошее подозрение, когда он вдруг понял, что я сделал нечто возмутительное.

– Бронзовое ведро, – признался я.

XXXV

Как раз перед выездом на дорогу мы встретили паланкин какогото аристократа, который несли полдюжины рабов, неспешным величавым шагом направляясь в сторону дома. Того, кто сидел внутри, скрывали непроницаемые стекла, но золотая кайма на одежде носильщиков и большая карета темнокрасного цвета говорили сами за себя. К счастью, подъездная дорога Марцелла оказалась достаточно широкой для нас обоих, поскольку мой племянник считал вопросом чести никогда не уступать дорогу человеку из высшего сословия.

Весь обратный путь до Оплонтиса Ларий был так раздражен моим отношением к Елене, что отказывался со мной разговаривать. Чертов романтик!

Все еще молча, мы устроили Нерона на ночлег.

Мы зашли в дом, чтобы снять грязную одежду. Хозяйка постоялого двора красила свой шкаф в угольно черный цвет, так что по всему помещению распространилась отвратительная вонь экстракта чернильного ореха.

– Вы никогда больше с ней не встретитесь! – взорвался Ларий, когда его отвращение, наконец, вырвалось наружу.

– Нет, встречусь.

Елена купит мне ведро; а потом, возможно, он прав.

* * *

Отпрыски Петрония все были во дворе. Они сидели на пыльной земле, прислонившись головами друг к другу, и играли в умные игры с веточками мирта и грязью. Дети повернулись спинами в знак того, что нам не следовало мешать их напряженной игре. Вокруг бегали котята. Казалось, за ними никто не присматривал.

Мы вышли на улицу. Няня Оллия лежала на берегу, в то время как ее рыбак ходил неподалеку, демонстрируя свою гладкую грудь. Он чтото рассказывал; Оллия вглядывалась в море, увлеченно слушая. У нее был задумчивый взгляд.

Я мрачно кивнул девушке.

– Где Петроний?

– Пошел прогуляться.

Ее рыбак был не старше моего племянника; он носил усики, которые я ужасно ненавидел – над его невыразительным ртом вырисовывался худой черный червяк.

Ларий затаился вместе со мной.

– Мы должны спасти Оллию.

– Дай ей развлечься!

Мой племянник нахмурился, а потом, к моему удивлению, покинул меня. Вспомнив о своем возрасте, я наблюдал, как он подбежал к парочке и тоже присел на песок. Парни глядели друг на друга, а юная Оллия продолжала смотреть на горизонт – полненькая, чересчур эмоциональная дурочка, парализованная своим первым успехом в обществе.

Я оставил эту нелепую картину и побрел вдоль берега. Я думал о Пертинаксе и Барнабе. Я думал о Криспе. Любопытно, но я начинал чувствовать, что Крисп и Барнаб допускали меня к правде только по касательной.

После этого я задумался о вещах, не связанных с работой.

Раздраженный, я брел по кромке воды, играя с высохшей скорлупой от черепашьих яиц, пока постепенно не стал чувствовать себя как Одиссей в пещере Полифема: за мной злобно наблюдал огромный единственный глаз.

Он был нарисован на корабле. Алочерного цвета, с бесстыдным продолжением нарисованного египетского бога. Предположительно на другой стороне гордого носа этого судна находился второй такой же, но оно стояло боком к берегу, так что, не имея дрессированного дельфина, который отвез бы меня туда, у меня не было возможности проверить. Корабль стоял на якоре, на безопасном расстоянии от любопытных отдыхающих. Его внешний вид ярко демонстрировал огромное богатство владельца, который, якобы наслаждаясь уединением, с таким удовольствием позволял широким слоям общества любоваться его морским красавцем. Однако это судно не было похоже на дорогую игрушку, которую покупали и привязывали к жалким кучам соломы, из которой наспех сделаны перила на причале Оплонтиса.

Кто бы ни создал эту морскую красоту, он хотел сделать заявление. По всему кораблю было написано «деньги». Он представлял собой сорок футов истинного искусства. У судна был единственный короткий ряд покрытых красной охрой весел, идеально ровных в неподвижном состоянии, гротмачта с квадратным темным парусом, фокмачта и до боли мягкие очертания. Строителю этого корабля какимто образом удалось объединить стройный киль, как у военного судна, с достаточным пространством в трюме и на палубе, чтобы сделать жизнь на борту удовольствием для богача, обладавшего огромными средствами, благодаря которым и было создано это чудо.

На корме в форме утиного хвоста и на богине на топе мачты от малейшего дуновения вечернего бриза с моря постоянно сверкала позолота. Следом плыл ботик с провизией, по убранству идеально схожий с главным кораблем – такие же весла, такой же игрушечный парус и такой же нарисованный глаз. Пока я таращился на корабль, лодку подтянули ближе, и после какихто неразличимых издалека действий я увидел, как она быстро и изящно поплыла к берегу.

Радуясь такому счастливому событию, я пошел на причал и стал ждать возможности представиться человеку, который, как я был уверен, окажется приказчиком Криспа.

На борту находилось два грубияна: худой настороженный матрос, стоящий на корме, чтобы грести, и здоровый кусок свиного брюха, расслабляющийся на носу судна. Я ждал на пристани, готовый помочь и поймать швартов. Гребец причалил. Я схватил нос лодки, пассажир сошел, после чего матрос на палубе тут же отплыл. Я старался избавиться от чувства, что я здесь лишний.

Человек, который вышел на берег, был в мягких туфлях из оленьей кожи со звенящими на ремешках медными полумесяцами. Я слышал, как матрос назвал его Басс. Очевидно, Басс был о себе очень высокого мнения. Он напоминал огромную бочку, которая, катясь по жизни, оставляла за собой широкую полосу примятой травы. А почему бы и нет? Слишком уж много нытиков со всеми последствиями их слабохарактерности затаились на краешке своего существования в надежде, что их не заметят.

Мы направились к песчаному берегу. Я оценивал своего спутника. Наверное, Басс держал денежные ящики во всех крупных портах от Александрии до Карфагена и от Массилии до Антиоха. Однако, будучи осторожным моряком, каждый раз, сходя на берег, он всегда имел с собой достаточное количество хорошего золота для взяток на тот случай, если его схватят пираты или произойдет конфликт с должностными лицами из провинций. У него были серьги в ушах и носу и столько амулетов, что хватило бы защититься от великой чумы в Афинах. Под весом его медальона бога солнца человек поменьше вообще склонился бы к земле.

Басс даже не был капитаном. Плеть, висевшая у него на поясе, говорила мне, что он всего лишь боцман – надсмотрщик, который спустит шкуру с любого гребца на «Исиде», нарушившего ее спокойное движение пойманным крабом. Он обладал внутренней уверенностью в себе, как человек, чье огромное тело в таверне сразу будет возвышаться над всеми посетителями, но который знал, что старшему помощнику на таком блестящем судне, как «Исида», вовсе не нужно создавать лишнего шума. Если таким был простой боцман, то владелец Ауфидий Крисп, вероятно, считал себя братом богов.

– Ты приехал с «Исиды»! – сказал я, восторженно посмотрев на корабль, но стараясь не раздражать своего спутника очевидными комментариями по поводу потрясающей оснастки судна. Басс соизволил мельком взглянуть на меня. – Мне нужно поговорить с Криспом. Это возможно?

– Его нет на борту. – Коротко и ясно.

– Я не так глуп, чтобы поверить в это!

– Верь, чему хочешь, – он безразлично отвернулся.

По берегу мы дошли до дороги. Я снова обратился к боцману.

– Я привез Криспу письмо…

Басс пожал плечами и протянул руку.

– Если хочешь, давай его мне.

– Это слишком просто, чтобы быть правдой! – Кроме того, я оставил письмо императора наверху в постоялом дворе, когда переодевался.

Боцман, который пока был довольно пассивным, наконец, составил мнение обо мне. Оно было неутешительным. Басс этого не сказал. Просто он предложил мне убираться с его дороги, что, будучи человеком неконфликтным, я и сделал.

Пока Басс исчезал за горизонтом, я подошел к Ларию и попросил его как можно быстрее найти Петрония. Не дожидаясь, по своим следам я вернулся к самому морю, где снова стал глазеть на корабль Ауфидия Криспа.

Должен признаться, это был единственный раз, когда я захотел уметь плавать.