Текст книги "Заговор патрициев, или Тени в бронзе"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

XXVII

Мы снова ускорили шаг, наши глаза все еще следили за кораблем, но становилось все темнее, и мы потеряли его в заливе.

– Очень умно! – усмехнулся я. – Я полагаю, что этим я обязан твоему испачканному дегтем зануде на пристани? – Ларий проигнорировал мой вопрос. Я старался сдержать гнев. – Ларий, нам следовало дать ему динарий, чтобы он не предупредил владельца о том, что мы спрашивали. – Мы шли дальше. Я предпринял попытку восстановить мир. – Я извиняюсь. Скажи, что я злая неблагодарная свинья.

– Вы свинья… Просто у него такой возраст; он из этого вырастет! – злобно заявил Ларий океану.

Я засмеялся, взъерошив ему волосы.

– Быть личным осведомителем, – признался я через двадцать шагов, – это менее роскошно, чем ты думаешь, – это не только драки и доступные женщины, а в основном плохие обеды и стаптывание ног! – Свежий воздух и физические упражнения были полезны мальчику, но у меня было мрачное настроение.

– Что мы будем делать, когда найдем ее, дядя Марк? – неожиданно спросил он. Я понятия не имею, почему между нами снова установились дружеские отношения.

– «Исиду Африканскую»? Мне придется определиться со своей тактикой, когда у меня будет возможность спокойно подумать. Но этот Крисп кажется коварным типом…

– Что в нем коварного?

– Большие планы. – Я выполнил свое домашнее задание перед тем, как уехать из Рима. – Знаменитый Луций Ауфидий Крисп – сенатор из Лация. Он владеет имениями в Фрегеллах, Фундах, Норбе, Формиях, Таррацине – плодородной землей в известных районах, – а также огромной виллой на минеральном источнике в Синуэссе, где он может сидеть на солнце и считать свои деньги. В процессе государственной службы Крисп получил работу во всех неблагополучных провинциях. Ты учился в школе: где находится Норик?

– Нужно подняться в Альпы и повернуть направо?

– Вполне может быть. В любом случае, когда умер Нерон, и Рим выставили на аукцион, никто и не слышал о Норике и Криспе. Несмотря на это, Крисп видит императорский пурпур в своем гороскопе. Что будет действительно коварно, так это если он убедит Фрегеллы, Фунды, Норбу, Формии и Таррацину тоже его увидеть.

– Местный парень, который хорошо себя ведет?

– Точно! Так что он опасен, Ларий. Твоя мама никогда меня не простит, если разрешу тебе впутаться в это дело.

Досада заставила его замолчать, но он был слишком любопытным, чтобы долго дуться.

– Дядя Марк, вы всегда называли политику игрой дураков…

– Так и есть! Но мне надоело помогать раздражительным женщинам разводиться со слабовольными продавцами из канцелярских магазинов, а работать на продавцов – и того хуже; они всегда хотели заплатить мне низкокачественным папирусом, на котором даже ругательства не нацарапать. Потом мне предложили тяжелую нудную работу на Палатине. По крайней мере, если император чтит свои обязательства, тут должна быть выгода.

– Значит, изза денег? – Ларий казался озадаченным.

– Деньги – это свобода, парень.

Если бы он не был таким нежным для драк и слишком скромным в обращении с женщинами, этот Ларий мог бы стать хорошим осведомителем; он умел очень настойчиво донимать вопросами, пока у человека, которого он допрашивал, не возникнет желания ударить ему в ухо. Также его необычайно длинные молодые ноги переносили дорогу до Оплонтиса гораздо лучше, чем мои; у меня ужасно болел палец.

– А для чего вам нужны деньги? – безжалостно допытывал он меня.

– Чтобы купить свежее мясо, туники по размеру, все книги, которые я мог бы прочитать, новую кровать со всеми четырьмя ножками одинаковой высоты, пожизненный запас фалернского вина, чтобы пить с Петро…

– Женщину? – прервал он мою счастливую речь.

– О, сомневаюсь! Мы же говорили о свободе, не так ли?

Последовало молчание с немым упреком. Потом Ларий тихо проговорил:

– Дядя Марк, вы не верите в любовь?

– Больше не верю.

– Ходят слухи, что вам недавно сделали больно.

– Та девушка бросила меня. Изза того, что у меня недостаточно денег.

– О, – сказал он.

– Конечно, о!

– Как она выглядела? – Он не просто хитро на меня смотрел, он казался искренне заинтригованным.

– Изумительно. Не заставляй меня вспоминать. А сейчас, – продолжил я, чувствуя себя старше своих тридцати, – я согласился бы всего лишь на большой медный таз с очень горячей водой, куда можно погрузить мои нежные ножки!

Мы брели дальше.

– А эта девушка была… – настойчиво продолжал Ларий.

– Ларий, мне бы хотелось притвориться, что ради нее я готов стянуть свои ботинки и пройти босиком по горящим углям еще сотню миль. Но, честно говоря, когда у меня на пальце появляется мозоль, мой романтический настрой исчезает!

– Она была важна для вас? – упрямо закончил Ларий.

– Не очень, – сказал я. Из принципа.

– Так значит это не та, – настаивал Ларий, – «чью жизнь ты наполняешь сладким смыслом…»? Катулл, – добавил он, словно думал, что я этого не знал. Я хорошо знал; мне самому когдато было четырнадцать, и я был полон фантазий о сексуальных подвигах и наводящей тоску поэзии.

– Нет, – сказал я. – Но могла бы быть – и, к твоему сведению, это истинный Фалько!

Ларий пробормотал, как он сочувствует, что у меня болит палец.

XXVIII

Когда мы дошли до постоялого двора в Оплонтисе, я увидел две затаившиеся фигуры на темном берегу.

Ларию я ничего не сказал, но по тени незаметно провел его в конюшню. Мы нашли там Петро, который устраивал на ночь быка. Бедный Нерон уже почти заснул на своих раздвоенных копытах. Натаскавшись моего свинца, он так устал, что даже не мог согнуть шею, чтобы достать до корыта с кормом, так что Петроний Лонг, крутой парень из стражи, клал пучки сена в огромную пасть зверя, нашептывая ласковые ободряющие слова.

– Еще чутьчуть, дорогой… – пытался он уговорить быка таким же тоном, как грустного ребенка упрашивают съесть ложечку супа. Ларий захихикал; Петро ничуть не смутился. – Я хочу привести его домой в хорошем состоянии!

Я объяснил племяннику, что Петроний со своим братом (который был неутомимым коммерсантом) для покупки этого быка сформировали синдикат с тремя их родственниками; Петро всегда было неудобно появляться на загородной ферме его двоюродных братьев, чтобы одолжить свой вклад.

– Как тогда они будут делить Нерона? – спросил Ларий.

– О, остальные четверо сказали, что каждому из них достается по ноге, а мне – его яйца, – хмуро ответил Петроний, простак из большого города. Он скормил последний пучок сена, после чего бросил это занятие.

Ларий был довольно сообразительным парнем, но все же еще не достаточно. Он присел, чтобы проверить, потом вскочил и заявил:

– Это вол! Его кастрировали; у него нет…

Увидев наши лица, он замолк, и шутка медленно растворилась в тишине.

– Так или иначе, – сказал я, – этому быку должно быть четыре года; какой больной назвал его Нероном, пока император был еще жив?

– Я, – ответил Петроний, – когда брал его на прошлой неделе; другие зовут его Пятнышком. Не считая того, что у быка был кудрявый чуб и мощные челюсти, тот, кто отрезал его хозяйство, ошибся, так что с нашим великим покойным императором этого зверя объединяло беспорядочное распутство: вол, телка, ворота с пятью бревнами – этот дурак набрасывался на что угодно…

У Петрония Лонга были суровые взгляды на правительство. Попытки сохранить общественный порядок среди граждан, которые знали, что ими правит сумасшедший игрок на лире, разочаровали его; хотя это был единственный открытый политический жест, который я у него видел.

Пустив длинную струйку слюны, Нерон, которого с трудом можно было представить набрасывающимся на что угодно, опустил свои сероватокоричневые веки и прислонился к стойлу. Передумав, он любовно ринулся к Петронию. Петро отпрыгнул, и мы все вместе заперли ворота, стараясь сохранить невозмутимый вид.

– Есть коекакие новости, – сказал я Петро. – Наш корабль называется «Исида Африканская» – это Ларий выяснил.

– Какой умный мальчик! – похвалил Петро, теребя его за щеку, зная, что Ларий это ненавидел. – И у меня для тебя коечто есть, Фалько. Я остановился у поворота на одну из тех деревень на горе…

– Зачем вы остановились? – перебил Ларий.

– Не будь таким любопытным. Собрать цветов. Фалько, я спросил одного местного, кто тут у них важная шишка. Ты помнишь того старого бывшего консула, которого мы искали в связи с заговором Пертинакса?

– Капрения Марцелла? Его отца? Инвалида?

Сам я никогда не встречал этого человека, но, конечно, помнил Марцелла – пожилого римского сенатора, в чьей славной родословной значилось семь консулов. У него было огромное состояние и ни одного наследника, пока Пертинакс не привлек внимание этого человека и не стал его приемным сыном. Или он был очень близоруким, или происхождение от консулов не делает сенаторов умными.

– Я видел этого стреляного воробья в Сетии, – вспоминал Петро. – В этом местечке хорошее вино! Он был таким же богатым, как Красс. Марцелл владеет виноградниками по всей Кампании – один на вершине Везувия.

– Официально, – размышлял я, – Марцелла оправдали от заговора. Даже если ему принадлежал склад, где заговорщики хранили свои слитки, хорошая родословная и огромное состояние послужили отличной защитой; мы навели о нем справки, а потом с уважением отступили. Его считают слишком больным для политики – а если так, то его здесь не будет. Если вся эта история правдива, то он не смог бы путешествовать. Хотя его дом, возможно, стоит посетить…

Мне пришло в голову, что в этой загородной вилле может скрываться Барнаб. На самом деле вилла на горе Везувий, чей владелец гдето лежал больным, могла стать отличным укрытием. Я был уверен, что Петроний думал так же, но с его осторожностью он ничего не сказал.

Сменив тему, я упомянул две загадочные фигуры, которых заметил раньше на берегу. Прикрывая Лария спинами, мы с Петро вооружились фонарем и вышли на улицу посмотреть.

Они все еще были там. Если эти люди лежали в засаде, то уж точно не были профессионалами: до наших ушей донесся приглушенный шепот их голосов. Когда их побеспокоили наши шаги, тень поменьше поднялась и с шумом забежала в постоялый двор. Я поморщился, когда почуял запах прогорклой второсортной розовой воды, потом заметил знакомую большую грудь и взволнованное круглое лицо. Я хихикнул.

– Оллия быстро справилась! Она нашла себе рыбака! Она тоже хихикнула. Рыбак медленно прошел мимо нас с самоуверенным любопытным взглядом, который обычно бывает у этих красавчиков. Мечта глупой девчонки! У него были мило уложенные волосы, короткие крепкие ноги и мускулистые загорелые плечи, созданные специально для того, чтобы красоваться перед городскими девчонками, когда он забрасывал сети.

– Спокойной ночи! – твердо сказал Петро голосом начальника полиции, который умел себя сдерживать. Молодой ловец омаров смотался, ничего не ответив. Его черты не очень соответствовали авентинским стандартам, и я подумал, что для ученика лодочника он был довольно неряшлив.

Мы оставили Петрония во внутреннем дворике: прежде чем ложиться спать, этот человек, который серьезно относился к жизни, обошел и проверил, все ли в порядке.

* * *

Когда Ларий шел передо мной в нашу комнату, он обернулся и задумчиво прошептал:

– У него не может быть подружки, пока тут его семья. Так для кого он рвал цветы?

– Для Аррии Сильвии? – предположил я, стараясь говорить нейтральным тоном. Потом мой племянник (который с каждым днем становился все изощреннее) так на меня покосился, что всю дорогу наверх я беспомощно смеялся.

Аррия Сильвия спала. Сквозь спутанные волосы, рассыпавшиеся по подушке, было видно ее румяное лицо. Она дышала с глубокой удовлетворенностью женщины, которую напоили и накормили, потом летним вечером отвели домой, после чего ее согрел муж, известный своим основательным подходом ко всему. Рядом с ее кроватью стоял большой букет роз в кувшине для засолки рыбы.

Когда чуть позже Петроний поднялся наверх, мы слышали, как он чтото напевал себе под нос.

XXIX

Каждому, кто снимал квартиру, это знакомо; у дверей мужчина или мальчик продает то, что тебе не нужно. Если не проявишь силу, эти надоедливые люди обязательно чтонибудь подсунут: от фальшивых гороскопов или разваливающихся железных кастрюль до подержанных колесниц с украшениями под серебро и очень маленькой нарисованной сбоку Медузой. Как потом выясняется, ее покрасили в темнокрасный цвет, а конструкцию кареты переделали после того, как она вдребезги разбилась при столкновении…

Мы с Ларием стали такими мужчиной и мальчиком. Наш груз с черного рынка давал полную свободу входить в частные имения. Никто не посылал за стражниками. Мы ехали по берегу, поднимались с Нероном по покрытым застывшей лавой дорожкам для повозок и иногда снова спускались уже через пять минут; хотя, к нашему удивлению, зачастую визиты оказывались дольше, и когда мы уходили, наш список заказов становился длиннее. Во многих красивых виллах вокруг Неаполитанского залива сейчас стояли британские водопроводные трубы, и большинство жителей не покупало товары, которые официально являлись бывшими государственными запасами. Некоторые люди воспользовались нашими низкими ценами, чтобы полностью обновить оборудование.

Я не удивлялся; мы стучали в коринфские ворота богачей. Их прапрадеды, возможно, наполнили фамильные сундуки за счет честного труда в своих оливковых рощах или наградами за политическую службу – я имею в виду иностранные трофеи. Но последующие поколения зарабатывали тем, что осуществляли нелегальные сделки с товаром, который контрабандой провозили в Италию, не уплачивая портовые сборы. В плане беззакония их хорошо дополняли управляющие имениями. Этим надменным жуликам новые трубы доставались по цене фундука, но, расплачиваясь, они все еще пытались подсунуть нам старые железные монеты и смешную македонскую мелочь.

Через несколько дней полного косноязычия Ларий обрел дар речи и разработал стратегию сбыта, которая говорила, будто он родился в коробке под прилавком на рынке; более того, я мог доверить ему арифметику. Вскоре нам уже вполне нравилось продавать трубы. Погода стояла потрясающая, Нерон вел себя хорошо, и иногда нам удавалось оказываться у дверей дружеской кухни как раз в тот момент, когда там накрывали к обеду.

Казалось, информацию достать сложнее, чем лепешки из кукурузной муки. Мы обошли почти все прибрежные виллы между Байями и Стабиями. Даже те, кто был готов помочь, утверждали, что не знают Криспа и его корабль. Я потратил несколько часов, выслушивая, как больные артритом привратники предавались воспоминаниям о тех временах, когда они шли через Паннонию с какимто низкосортным легионом, возглавляемым сифилитическим легатом, которого потом выгнали со службы. В это время Ларий прогуливался вдоль причала в поисках «Исиды Африканской»; сейчас в любой день какойнибудь парень с рыболовной леской заподозрил бы его в аморальном поведении и заставил бы выпить с ним.

На фоне такой безрезультатной деятельности торговля свинцом начала нам уже надоедать. Такова скучная сторона работы осведомителя: задавать одни и те же вопросы, которые так и не дают никакого результата; изнурять себя настойчивыми мыслями, что упустил чтото важное. Мое дело двигалось очень медленно. Изза этого я не мог расслабиться и насладиться компанией своих друзей. У меня болел живот. Все комары Флегрейских болот узнали о моем присутствии и слетелись на свое сезонное лакомство. Я скучал по Риму. Мне нужна была новая женщина, но хотя здесь их было доступно огромное множество, мне не понравилась ни одна из тех, что я видел.

* * *

Перед Ларием я старался быть веселым, хотя его неизменное добродушие начинало напрягать. Один день шел дождь. Даже когда небо прояснялось, казалось, что влажный воздух пропитал нашу одежду. Нерон стал раздражительным; им было так тяжело управлять, что вскоре мы разрешили ему идти туда, куда он хотел.

Так мы оказались уже на другой пыльной дороге Кампании, которая проходила между пышными виноградниками и участками с овощами. Нашему вниманию предстали кочаны здоровой капусты, вокруг которых были вырыты небольшие ямки, чтобы задерживать влагу. Вдалеке работники втыкали в черную землю мотыги с длинными ручками. Рядом находилась решетчатая арка над входом в имение, под которой носились коричневые куры, а через забор перелезала невероятно хорошенькая девушка, так что нам были видны ее ноги и большая часть того, что шло выше.

Нерон остановился поговорить с курами, пока Ларий глазел на девушку. Проходя мимо, она ему улыбнулась.

– Пора ее позвать, – решил Ларий с бесстрастным выражением лица. Для меня девушка была слишком низкой, слишком молодой и слишком румяной, но все равно от ее вида замирало сердце.

– Такова ваша оценка, трибун?

– Абсолютно верно, легат! – воскликнул Ларий. Девушка прошла мимо нас; казалось, что она уже привыкла к тому, что ее восхищенно оценивали взглядами мошенники в повозках.

– Если она зайдет, – тихо решил я.

Она зашла.

* * *

Ларий сказал мне идти; он страдал от кишечного расстройства, что делало пребывание вдали от дома таким веселым. Я отправился обрабатывать его подружку, пока парень собирался с мыслями. Когда я проходил под аркой, слабое солнце снова забежало за грозную тучу.

Чтото говорило мне, что этому дому, возможно, чегото не хватало. Это был обветшалый, полуразрушенный участок, полный грязи и болезней. Казалось, он состоял из отдельно стоящих зданий, наспех сколоченных из сломанных дверей и досок. Когда я проходил мимо них, меня встретил запах козлиной мочи и капустные листья. Во всех комнатах слышалось жужжание жирных энергичных мух. Курятники казались разрушенными, а хлева на целый фут были заполнены грязью. У плетеного забора стояло три разбитых улья; там не стала бы жужжать ни одна чистоплотная пчела.

Девушка исчезла. Не считая внешней убогости, этот полуразрушенный дом с фермой, чей вечно отсутствующий хозяин, вероятно, купил его в качестве инвестиций и даже никогда не видел, постепенно умирал изза отсутствия управления.

Я так и не добрался до дома. Здравый смысл взял верх: к каменному столбу цепью был привязан страшный пес со свалявшейся шерстью на хвосте, поднявший страшную панику. Гвозди у него на ошейнике по размеру были с индийские изумруды. Звенья цепи длиной в двенадцать футов весили, должно быть, по два фунта каждое, но, бегая из стороны в сторону, Фидон швырял этот металл так легко, словно венок из бутонов роз во время пира, повидимому, думая, что следующим его пиром могу стать я. На шум изза угла показался бородатый мужик с палкой. Он шел прямо к собаке, у которой намерения вцепиться мне в глотку еще удвоились.

Не дожидаясь, пока мне скажут, что собачка только хотела быть дружелюбной, я развернулся, выдернув ботинок из коровьей лепешки, и направился обратно к дороге. Мужчина оставил своего пса в покое, но сам заорал на меня. Он быстро бросился за мной следом, пока я выбегал через арку, во всю глотку крича Ларию, потом увидел, что парень уже развернул Нерона, чтобы мы могли быстро удрать. Я заскочил в повозку. Нерон беспокойно замычал и рванул вперед. Ларий, расположившийся в задней части телеги, неистово махал из стороны в сторону обрезками от квинария. Фермер мог легко схватиться за конец свинцовой трубы и стащить Лария на землю, но он скоро сдался.

– Повезло! – улыбнулся я, когда племянник залезал, чтобы присоединиться ко мне в передней части повозки.

– Меня осенило, что у нее может быть муж, – скромно ответил Ларий, отдышавшись.

– Не было возможности спросить… Извини!

– Все в порядке. Я думал о вас.

– Хороший парень! – сказал я всей деревне в целом. Хотя питающиеся ячменем девушки с красными щечками и соломой в волосах никогда не принадлежали к моему типу. Мне стало грустно от воспоминаний о женщинах, которые к нему принадлежали.

Ларий вздохнул.

– Дядя Марк, это плохие знаки; мы закончим на сегодня?

Я обдумывал этот вариант, оглядываясь вокруг, чтобы сориентироваться.

– Чертов Крисп! Давай поднимемся на гору, найдем какогонибудь веселого виноторговца с Везувия и сильно напьемся!

Я направил Нерона с прибрежной дороги на гору над Помпеями. Согласно тому, что нам сказал Петроний, если мы раньше не найдем винный погреб, то будем проезжать участок, который принадлежит Капрению Марцеллу, тому богатому старому консулу, который однажды совершил ошибку, усыновив Атия Пертинакса.

Был примерно полдень, но я уже понял, что вилла Марцелла – это не то место, где нам с Ларием предложат бесплатно пообедать.