Текст книги "Заговор патрициев, или Тени в бронзе"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

XXX

Вход в имение Капрения Марцелла был отмечен местом поклонения моему старому другу Меркурию, покровителю путешественников. Статуя бога увенчивала плоский пьедестал, вырезанный из мягкой помпеянской закаменевшей лавы. У этой придорожной гермы был венок из свежих диких цветов. Каждое утро раб ездил на осле, чтобы сделать новый венок; мы находились на территории богатого человека.

Я посоветовался с племянником, который, казалось, был рад, что избежал похмелья; все равно Нерон взял на себя инициативу и смело ступил на дорогу. Бывший консул Марцелл был фантастически состоятельным; подъезд к его вилле на Везувии давал посетителям достаточно времени, чтобы сделать завистливое выражение лица перед тем, как выразить свое почтение. Прохожие, которые зашли, чтобы попросить глоток воды, умерли бы от обезвоживания на пути наверх.

Мы около мили ехали через виноградники, время от времени замечая постаревшие от дождя и ветра памятники вольноотпущенникам и рабам семьи. Тропинка расширялась в более серьезную торжественную дорогу для экипажей; Нерон выразил одобрение тем, что поднял хвост и выпустил струю жидкого навоза. Мы проехали гусей в богатой оливковой роще, потом через галерею кипарисовых деревьев попали к полю для верховой езды, скрытое от солнца в тени. Два одиноких горных ручья вдоль довольно потертых камней не давали убежать стайке садовых павлинов, которые нетерпеливо выглядывали изза красивых зеленых садовых террас.

Здесь, на нижних склонах горы, где климат был наиболее приятным, находилось фермерское хозяйство, которое, должно быть, связано с двадцатью поколениями; к нему примыкала огромная, построенная намного позднее вилла в красивом стиле Кампании.

– Очень мило! – фыркнул мой племянник.

– Да, аппетитный участок! Побудь здесь; я схожу посмотрю. Свисти, если когонибудь выследишь.

Мы приехали во время полуденной сиесты. Я подмигнул Ларию, радуясь возможности осмотреть имение. Я ступал тихо, поскольку консул Капрений Марцелл когдато занимал должность верховного магистрата и после политического унижения его сына, наверное, был очень ранимым.

Я предположил, что большой дом наверняка заперт, так что сначала принялся за ту более старую загородную виллу. Я прошел во внутренний двор. Окружающие здания были построены из древнего грубо обработанного камня; белые голуби спали на солнце на красных черепичных крышах, которые хорошо выдержали несколько веков, хотя слегка провисли на рейках. Слева находились жилые помещения, где царила тишина. Все вокруг было аккуратно пострижено и цвело, так что там был, по крайней мере, один управляющий, который читал «О сельском хозяйстве» Колумеллы.

Через открытую дверь я вошел в дом, который стоял прямо напротив. Из короткого коридора выходили различные маленькие комнаты, которые когдато были частью старого жилого дома, но теперь отданные под склад. Я обнаружил внутренний дворик, где стояли дробилки и прессы для оливок; они выглядели безупречно чистыми и имели слабый пряный запах. Заглянув в дверь в конце коридора, я увидел огромный амбар с гумном спереди; худой пятнистый кот развалился на мешке с зерном. Гдето кричал осел; смутно слышалось точило. Я обернулся.

Витающий в воздухе запах, который я почувствовал, проходя через дверь, уже указал мне, что в неиспользуемых комнатах размещались бочки с вином – в существенных количествах. Двадцать переносных амфор стояли во внешнем коридоре, частично загородив мне путь; на пороге было пятно насыщенного красноватосинего цвета. Внутри в первом помещении находились прессы, ожидавшие урожая нового сезона; впереди в большей по размеру комнате стояли бочки. Я слышал там какието звуки, так что когда подошел к внутреннему помещению, то постучал в дверь, чтобы казаться вежливым.

Передо мной открылась типичная веселая картина бочек и запахов алкоголя. В прочных стенах не было окон, так что в этом затемненном помещении постоянно сохранялась прохладная температура. Почерневший огарок свечи горел в красном блюде на грубом деревянном столе среди глиняных горшочков и маленьких рюмок. Вокруг на настенных крючках висело оборудование, словно в военном госпитале. Очень высокий пожилой мужчина через воронку переливал вино последнего сезона в бутылку.

– Одна из радостей жизни! – прошептал я. – Винодел процеживает особые запасы своего имения и, кажется, получает от этого удовольствие! – Не говоря ни слова, он ждал, пока медленно стекали остатки из большой оплетенной бутыли. Я спокойно прислонился к дверному проему, надеясь, что мне дадут попробовать.

Большая бутылка вдруг наполнилась до краев. Мужчина вынул воронку, встряхнул бутыль и заткнул ее пробкой, потом выпрямился и улыбнулся мне.

В годы своего расцвета он, должно быть, был одним из самых высоких людей Кампании. Время сгорбило его и сделало неимоверно худым. Его морщинистая кожа казалась бледной, как мука, и прозрачной. На нем была надета туника с длинными рукавами, словно ему постоянно было холодно, однако в тот момент рукава были закатаны для работы. Не важно, было ли у него когданибудь красивое лицо, потому что над чертами полностью доминировал массивно выступающий вперед нос. Жалкое зрелище; с его огромного носа можно было спускать пиратскую трирему.

– Простите за беспокойство, – извинился я.

– Кто вам нужен? – вежливо спросил он. Я сделал шаг назад, чтобы сначала пропустить нос, а потом мы оба вышли во двор.

– Зависит от того, кто здесь есть.

Человек пристально посмотрел на меня.

– По делам фермы?

– Семьи. – Мы дошли до двора и прошли большую его часть. – Сенатор в Сетии? У него есть здесь представитель?

Мужчина замер, словно его скрутил болезненный спазм.

– Вы хотите встретиться с консулом?

– Ну, мне бы хотелось…

– Хотите или нет? – резко спросил высокий мужчина.

О, Юпитер; консул был дома! Последнее, чего я ожидал, хотя мне просто повезло.

Мой собеседник слегка покачнулся, с видимой болью собирая силы.

– Дайте мне руку! – властно приказал он. – Пойдемте со мной!

Было трудно отступить. Я видел, что Ларий ждет меня в повозке, но винодел крепко вцепился в мою руку. Пока он ковылял, я помогал ему нести бутылку с вином.

Мне так хотелось попробовать глоточек его жгучего везувианского напитка, а затем смотаться, прежде чем ктонибудь обнаружит, что я здесь был…

* * *

Когда мы повернули за угол к фасаду главного здания, я увидел, что это была крупная двухэтажная вилла с бельведером в центре. Естественно, она не была заперта! С верхних окон свешивалось постельное белье, которое сохло на периодически выглядывающем солнце, а в темной тени между колоннами стояли квадратные горшки с растениями, с которых еще капало в тех местах, где их совсем недавно полили. В доме было два безмерно длинных крыла, которые расходились в разные стороны от богато украшенного входа. За этим великолепным каменным произведением вился дым, возможно, из печи бани. На крыше ближнего крыла располагался сад; вытянув шею, я заметил персиковые деревья с веерообразной кроной и экзотические цветы, обвивающие балюстраду. В отличие от городских домов, украшенных только внутри, здесь изящные портики выходили прямо на залив.

Я потянул за ручку в виде кольца в бронзовой пасти ощетинившейся львиной головы, чтобы мой спутник мог пройти через центральную дверь. Он остановился в просторном атрии, чтобы восстановить свои силы. В помещении находился прямоугольной формы бассейн с мраморным бордюром и танцующими статуэтками под открытым небом. Там царила атмосфера устоявшихся традиций. Слева стоял шкаф. Справа было небольшое место поклонения богам покровителям дома; перед ними лежал букетик голубых и белых цветов.

– Скажите, как вас зовут!

– Дидий Фалько. – Появилось пять или шесть рабов, но они остановились в нерешительности, когда увидели, что мы разговариваем. Внезапно сообразив, я улыбнулся высокому человеку. – А вы, должно быть, Капрений Марцелл!

Он был всего лишь старым брюзгой в тунике из натуральной шерсти; я мог ошибаться. Но поскольку он не стал отрицать, я был прав.

Бывший консул внимательно изучал меня изпод своего выступающего носа. Интересно, слышал ли он чтонибудь обо мне; по его строгому лицу я никак не мог этого понять.

– Я личный осведомитель императора, прибыл по его поручению…

– Здесь нечем гордиться! – Теперь, когда он заговорил, я без труда заметил чистые гласные и уверенный вид образованного человека.

– Простите, что я так вторгся к вам. Есть пара вещей, которые мне нужно обсудить… – Его сопротивление росло. Рабы осторожно двигались все ближе; меня вотвот вышвырнут. Прежде, чем Марцелл успел подать им знак, я быстро проговорил: – Если это поможет, – в удачном порыве заявил я, – совсем недавно ваша невестка была моей клиенткой…

Я слышал, что он обожал Елену, но его ответ удивил меня.

– В таком случае, – холодно ответил консул, забирая у меня из рук бутылку с вином, – будьте так любезны последовать за мной…

Теперь шагая немного легче, он прошел мимо ларария, где бодрые божества домашнего хозяйства указывали пальцами на ногах в бронзовых сандалиях на вазу с цветами, которую какойто набожный член семьи принес к святыне. Через две минуты я догадался, кто мог это сделать. Мы вошли в боковую комнату. Ее двери были открыты и выходили прямо на сад во внутренний дворик, где к обеду был накрыт низкий столик. Я увидел, что среди горшков с растениями его ждали, по меньшей мере, десять рабов с салфетками, висевшими на руках. К столу меня, однако, не пригласили. В тот день бывший консул ждал гостя, но когото гораздо более высокого сословия, чем я.

У пьедестала из серого мрамора к нам спиной стояла молодая женщина, поправляя цветочную композицию быстрыми твердыми движениями, которые говорили, что когда она ставила вазу с цветами, то та стояла, как следует. У меня чуть не закрылись глаза, когда я узнал нежный изгиб ее шеи. Она нас слышала. Я научился тому, чтобы мое лицо никогда не выдавало удивления, но улыбка, от которой потрескалась сухая кожа моих губ, появилась даже раньше, чем девушка обернулась. Это была Елена Юстина.

* * *

Она была такого же роста, как и я. Я мог смотреть прямо в эти удивленные вздорные глаза, не шевеля ни одним мускулом. Хорошо, потому что в ногах у меня совсем не осталось сил.

С тех пор как я видел эту девушку в последний раз, ее чистая кожа стала более смуглой, а волосы приобрели более насыщенный рыжеватый оттенок, в чем главную роль сыграл самый естественный свежий загородный воздух. Сегодня ее волосы были завязаны лентой, мило и просто, на что потребовалось, наверное, две или три служанки, полтора часа и несколько попыток. Она была в белом. Ее легкое платье было похоже на свежую, большую лилию, которая раскрылась под утренним солнцем, а золотая девушка, которую оно украшало, привлекла все мое внимание, как необычайно соблазнительная пыльца привлекает пчелу.

– Юнона и Минерва! – в ярости сказала она консулу. – Что же это такое: твой местный крысолов или просто пробегавшая крыса?

Когда она заговорила, все краски в комнате стали ярче.

XXXI

Сейчас я понастоящему влип. Когда чувства Елены Юстины облагораживали ее, у нее было больше блеска в глазах и характера в лице, чем у многих женщин с выдающейся внешностью. Мое сердце забилось быстрее и не показывало никаких признаков того, что скоро успокоится.

– Этот нарушитель заявляет, что ты можешь поручиться за него, – предположил Марцелл, хотя его голос звучал так, словно он в этом сомневался.

– Да, она ручается, господин!

Темные карие глаза Елены с ненавистью сверлили меня. Я со счастливым видом улыбнулся, готовый броситься к ее ногам, как игривый пес, который клянчит еще угощения.

Для приза дочери сенатора я находился не в лучшем виде. Продавая свинец с Ларием, я был одет в рабочую красную тунику с одним рукавом, а на поясе у меня висела сильно помятая грязная кожаная сумка, где я хранил письмо Веспасиана Криспу и свой обед; сегодня Сильвия положила нам с собой яблок, которые на уровне паха производили впечатляющий эффект. При каждом движении складная металлическая линейка и угольник, привязанный к моему ремню, глупо бренчали друг о друга. Мой торс демонстрировал широкие красные полосы недавнего загара, и я не мог вспомнить, когда последний раз брился.

– Его зовут Марк Дидий Фалько. – Она произнесла это так, словно потерпевшая вдова обвиняет вора: вдова, которая отлично могла за себя постоять. – Он наплетет тебе больше басен, чем Кумская Сивилла; не бери его на работу, если только тебе не придется это сделать, и не верь ему, если все же возьмешь!

Никто из всех, кого я когдалибо знал, никогда не был так груб со мной; я беспомощно улыбнулся Елене и проглотил ее оскорбления. Консул снисходительно засмеялся.

Марцелл пытался подойти к длинному стулу, похожему на инвалидный. Рабы последовали за нами в дом – десять или двенадцать неуклюжих деревенских болванов, которые все казались такими вежливыми, что мне становилось плохо. Когда консул попытался сесть, круг плотно сжался; но именно Елена двинулась к нему. Она поставила стул поближе и крепко поддерживала старика, давая ему спокойно усесться на него.

Любой мужчина мог бы с нетерпением ждать старости, если за ним будет ухаживать Елена Юстина: появится много возможностей наслаждаться написанием мемуаров, в то время как она будет заставлять вас правильно питаться и следить за тишиной в доме, пока вы спите после обеда… Отказываясь смотреть на меня, девушка взяла бутылку с вином и унесла ее.

– Удивительное создание! – прохрипел я, обращаясь к старику.

Он самодовольно улыбнулся. Нахальный полураздетый ремесленник мог только издалека любоваться волевыми девушками; было ясно, что наши с ней жизни никогда не пересекутся.

– Мы тоже так думаем. – Казалось, ему было приятно слышать похвалу в ее адрес. – Я знаю Елену Юстину с того времени, как она была еще ребенком. Когда она вышла замуж за моего сына, это был знаменательный день для ее семьи…

Поскольку она развелась с Пертинаксом, который сейчас все равно уже был мертв, то мне трудно было чтото ответить. К счастью, Елена вернулась – с танцующими малиновыми ленточками и сладким резким благоуханием какогото дорогого аромата с Малабарского побережья.

– Значит, негодяя зовут Фалько! – объявил консул. – Осведомитель… он хорошо работает?

– Очень, – сказала она.

Тогда на одно мгновение наши глаза встретились.

Я ждал, пытаясь оценить происходящее. Я чувствовал легкую обстановку; ничего общего с малабарским парфюмом. Ее светлость направилась к другому стулу немного подальше, не вмешиваясь в наши дела, как благовоспитанная молодая женщина. Это ерунда; Елена Юстина вмешивалась во все, если могла.

– Что ты хотел обсудить? – спросил меня Марцелл. Я извинился за то, что не пришел к нему в строгой одежде, и принес свои соболезнования по поводу смерти его приемного наследника. Он был к этому готов; на его лице я не заметил никаких изменений.

Дальше я тем же нейтральным тоном рассказал, как меня назначили душеприказчиком имущества Пертинакса от лица империи.

– Оскорбление привело к несправедливости, господин! Сначала какойто нерадивый тюремщик находит вашего сына задушенным; потом пятерых приятелейсенаторов, которые стучали своими инталиями по его завещанию в качестве свидетелей, устраняют представители Веспасиана, возомнившие себя палачами – хорошее расточительство сургуча и тройной веревки!

У консула попрежнему было непроницаемое выражение лица. Он не пытался отречься от Пертинакса:

– Ты знал моего сына?

Хороший вопрос; он мог означать все, что угодно.

– Я виделся с ним, – осторожно подтвердил я. Казалось, проще будет не упоминать, что этот несдержанный молодой выродок однажды сильно меня избил. – Это визит вежливости, господин; вам возвращают судно под названием «Цирцея». Оно стоит в доке на реке Сарно в Помпеях, готовое к тому, чтобы вы потребовали его.

Океанский торговый корабль: человеку победнее он мог бы спасти жизнь. Для обладателя миллионного состояния, как Марцелл, это было просто быстроходное судно, о существовании которого время от времени напоминал ему главный счетовод. Однако он сразу же воскликнул:

– Я думал, вы держите его в Остии!

Я забеспокоился изза того, что он так детально знал имущество Пертинакса. Иногда в моем деле самый простой разговор может дать полезную подсказку, хотя впечатлительный тип мог легко просчитаться и принять за подсказку то, что на самом деле ею не являлось…

Когда консул заметил, что я задумался, я спокойно заверил его:

– Я привез его вам сюда.

– Понятно! Мне понадобятся документы о повторном вступлении во владение?

– Если вы дадите мне письменные принадлежности, господин, я выдам вам свидетельство. – Он кивнул, и секретарь принес папирус и чернила.

Я воспользовался своим тростниковым пером. Его прислуга зашевелилась, удивляясь, что такой грязнуля, как я, умел писать. Это был приятный момент. Даже Елена поглядывала на их замешательство.

Я подписал свое имя с завитушкой, потом обмакнул печатку в шарик воска, который неохотно капнул мне секретарь. От этого штампа мало что зависело, потому что к тому времени моя печатка настолько стерлась, что можно было различить лишь худого одноногого персонажа с половиной головы.

– Чтонибудь еще, Фалько?

– Я пытаюсь связаться с одним из членов семьи вашего сына, который получил личное наследство. Это вольноотпущенник, который родился в имении своего настоящего отца, – парень по имени Барнаб. Вы можете помочь?

– Барнаб… – слабо произнес он дрожащим голосом.

– О, ты знаешь Барнаба! – воодушевилась Елена Юстина с противоположного конца комнаты.

Я задумчиво замолчал, убирая перо в карман своей сумки.

– Насколько я понимаю, Атий Пертинакс и его вольноотпущенник были чрезвычайно близки. Именно Барнаб потребовал тело вашего сына и устроил похороны. Так вы говорите, – уклончиво спросил я, – что после этого его так и не удалось найти?

– Он не имеет к нам никакого отношения, – холодно настаивал Марцелл. Я знал правила: консулы подобны халдеям, которые читают твой гороскоп, и очень хорошеньким девушкам; они никогда не лгут. – Как ты сказал, он из Калабрии; предлагаю поспрашивать там! – Я намеревался спросить о пропавшем Криспе; чтото заставило меня подождать. – Это все, Фалько?

Я покачал головой, не став спорить.

* * *

Этот разговор породил больше вопросов, чем дал ответов. Но спорить с консулом не было смысла; казалось, лучше уйти. Капрений Марцелл уже забыл про меня. Он начал болезненные попытки поднять со стула свои длинные ноги. Стало ясно, что этот инвалид любил создавать шум; проведя с ним всего полчаса, я больше не верил, что его боль появлялась и уходила в такое подходящее время.

Его окружили слуги. Елена Юстина тоже занялась стариком; я кивнул один раз, на случай, если она вдруг соизволила заметить, и ушел.

Прежде, чем я дошел до атрия, меня догнали быстрые и легкие шаги, которые я так хорошо знал.

– У меня есть сообщение от моего отца, Фалько; я провожу тебя до дверей!

Почемуто я не удивился. Оскорбленные женщины опасны при моей работе. Не в первый раз одна из них бросилась за мной, намереваясь затащить меня в угол для ужасной тирады.

Также не в первый раз я спрятал хитрую улыбку, радуясь перспективе такого бесплатного развлечения.

XXXII

Между большими дорическими колоннами в портике с белыми ступеньками висели декоративные тарелки с музыкальными подвесками. Этот дрожащий колокольный звон только усугублял мое чувство нереальности происходящего.

Ларий, который никогда не позволял огромным особнякам наводить на него страх, только что остановил нашего быка на изысканной остановке для повозки Марцелла. Мой племянник сидел и ковырял свои прыщики, пока Нерон, который принес целый рой жужжащих мух, щипал траву на краешке аккуратного газона.

За ними простирался поразительный голубой полукруг залива. Посередине группа садоводов вытаскивала кусок дерна, такой большой, что можно занять работой целый легион; когда Нерон замычал на меня, они все подняли головы. Ларий лишь мрачно взглянул на нас.

Мы с ее светлостью вместе стояли на крыльце. Ее знакомые духи так же сильно били по моим чувствам, как металлический молоток по бронзе. Я ужасно боялся еще одного упоминания о похоронах ее дяди. Но эта тема не всплывала, хотя в разговоре я чувствовал, что злость Елены ощущалась во всем ее теле.

– Ты здесь отдыхаешь? – хрипло спросил я.

– Просто пыталась убежать от тебя! – невозмутимо уверяла меня Елена.

Ладно; если таково ее отношение…

– Хорошо! Спасибо, что проводила меня до быка…

– Не будь таким чувствительным! Я приехала, чтобы утешить своего свекра.

Обо мне она ничего не спросила, но я все равно рассказал.

– А я пытаюсь выследить Ауфидия Криспа – по поручению императора.

– Тебе это нравится?

– Нет.

Нахмурившись, ее светлость опустила голову.

– Тяжело?

– Это не обсуждается, – грубо сказал я, но потом тут же смягчился, поскольку это была Елена. – Это безнадежное дело. Император любит меня ничуть не больше, чем я его. Мне дают лишь всякие пустяковые поручения…

– Ты бросишь это занятие?

– Нет. – Поскольку я взялся за него ради Елены, я стоял и смотрел на нее. – Послушай, ты не могла бы не обсуждать с Марцеллом мой интерес к его сыну?

– О, я понимаю! – ответила Елена Юстина с намеком на возмущение. – Консул – слабый старик, который с трудом ходит…

– Успокойся; я не побеспокою этого несчастного старого воробья… – я замолчал. Большой слуга вышел из дома и заговорил с Еленой; он утверждал, что Марцелл отправил его принести ей зонтик, чтобы защититься от палящего солнца.

Я холодно заметил, что мы стояли в тени. Раб был озадачен.

Мои руки начали сжиматься в кулаки. Слуга казался крупным, но его тело было таким слабым, что он носил повязки на запястьях, как у гладиаторов, чтобы убедить себя, что он крутой. Чтобы убедить меня, требовалось больше, чем несколько ремней с пряжками. Здесь в имении консула он находился в безопасности. Но гденибудь подальше от его дома я мог бы скрутить его в бараний рог и повесить на дерево.

Мое терпение достигло предела.

– Девушка, возможно, у меня манеры таракана в трещине на стене, но тебе не нужен телохранитель, когда ты со мной разговариваешь! – Ее лицо замерло.

– Пожалуйста, подожди там! – попросила Елена Юстина; у слуги был свирепый вид, но он все же ушел из зоны слышимости.

– Прекрати разговаривать так резко! – приказала мне Елена с таким взглядом, который мог бы вырезать на стекле камею.

Я взял себя в руки.

– Чего хочет твой отец?

– Поблагодарить тебя за статую. – Я пожал плечами. Елена нахмурилась. – Фалько, я знаю, где она находилась; скажи мне, как ты ее нашел!

– Со статуей все в порядке. – Ее вмешательство начинало меня раздражать. – Это хорошее произведение искусства, и мне показалось, что твой отец лучше всех его оценит. – Отцу Елены трудно было следить за дочерью, но он очень любил ее. У этого человека хороший вкус. – Ему понравилось?

– Именно отец ее и заказал. В подарок моему мужу… – Елена сложила руки, слегка краснея.

Я решил не представлять себе любезную семью Камиллов, которые так почитали Атия Пертинакса, когда обручили с ним свою молодую дочь. Елена все еще выглядела взволнованной. Наконец, я понял, почему: она боялась, что я украл эту вещь!

– Мне жаль тебя разубеждать, но мне довелось побывать в доме твоего бывшего мужа на законных основаниях!

Я спустился по ступенькам, горя желанием поскорее уехать. Елена последовала за мной. Когда я дошел до повозки, она проговорила:

– Зачем тебе вольноотпущенник Барнаб? Действительно изза его наследства?

– Нет.

– Он сделал чтонибудь не то, Фалько?

– Возможно.

– Серьезно?

– Если убийство – это чтонибудь не то.

Елена закусила губу.

– Давай я для тебя здесь чтонибудь разузнаю?

– Лучше держись подальше от всего этого. – Я заставил себя взглянуть на нее. – Госпожа, будьте осторожны! Барнаб причастен, по крайней мере, к одной смерти – и, возможно, планирует еще одну. – Мою, например, но я об этом промолчал. Это могло расстроить ее. Или, что еще хуже, не расстроить.

Теперь мы стояли полностью на солнце, что давало тому дубине с зонтиком повод спуститься к нам. Притворившись, что я отвернулся, я признался:

– Если ты знаешь Барнаба, то мне нужно с тобой поговорить…

– Подожди в оливковой роще, – быстро шепотом произнесла Елена. – Я приду после обеда…

Я сильно забеспокоился. Ларий уставился на море так внимательно, что я поежился. Любопытный здоровяк Нерон бесстыдно вынюхивал, что тут у нас происходит, капая на рукав моей туники. Потом охранник встал рядом с девушкой, держа над ней зонтик от солнца. Это была огромная желтая шелковая штуковина со свисающей бахромой, словно чудовищная медуза; в цирке она могла бы заслонить зрителей как минимум шести рядов.

Сама Елена Юстина стояла в блестящем белом платье с лентами, словно светлая, яркая, прекрасно украшенная Грация на вазе. Я залез в повозку. Оглянулся. Чтото подтолкнуло меня заявить:

– Кстати, я понимал, что рано или поздно ты дашь мне от ворот поворот, но я думал, что ты достаточно воспитанная, чтобы сказать мне об этом!

– Дам тебе что? – Эта женщина прекрасно знала, что я имел в виду.

– Ты могла бы написать. Не нужно произносить целую речь; «Спасибо и отвали, сопляк» вполне точно выразило бы твою мысль. У тебя не отвалилась бы рука от фразы «Прощай»!

Елена Юстина остановилась.

– Не важно, Фалько! К тому времени, как я это решила, ты уже уехал в Кротон, не сказав ни слова!

Она с очевидным отвращением посмотрела на меня, вышла изпод зонтика, взлетела по ступенькам и забежала в дом.

Я доверил Ларию управлять повозкой. Я подумал, что если попытаюсь сам, то у меня будут дрожать руки.

Елена выбила меня из колеи. Я хотел увидеть ее, но теперь, когда это случилось, я ерзал на сидении, вспоминая все, что связано с этой встречей.

Нерон рванул прямо к оливковой роще, энергично демонстрируя, как хорошо он знал дорогу. Ларий сидел, положив одну руку на колено, бессознательно копируя Петрония. Он повернулся, чтобы посмотреть на меня.

– У вас такой вид, словно вам ударили в ухо метлой.

– Ничего такого извращенного! – сказал я.

– Простите, – безжалостно подстегивал Ларий. – Но кто это был?

– Это? А, та с ленточками? Достопочтенная Елена Юстина. Отец в сенате и два брата на заграничной службе. Один раз была замужем, один раз разведена. Приличное образование, удовлетворительная внешность, а также имущество в собственности стоимостью четверть миллиона…

– Кажется, очень приятный тип женщины!

– Она назвала меня крысой.

– О да, я догадался, что вы с ней были очень близки! – заявил мой племянник с откровенным легкомысленным сарказмом, который он в настоящее время оттачивал до совершенства.