Текст книги "Заговор патрициев, или Тени в бронзе"

Автор книги: Линдсей Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

LVII

На следующее утро я отвез Елену в Оплонтис и оставил ее с Петронием и Сильвией, пока ездил в Геркуланум забирать свои вещи.

– Ты, похоже, не в духе. Надеюсь, это не моя вина! – пробурчала Эмилия Фауста с девическим сарказмом. Я всю ночь не спал, а оттого, что вздремнул часок, пока Елена завтракала, стало только хуже. Я доехал сюда на телеге с навозом и чувствовал себя слишком раздраженным, чтобы выдержать обед у Эмилии из жидких яиц с солью.

Эмилия Фауста, которая хотела, чтобы весь мир узнал о том, что прошлой ночью ее доставил домой великий Ауфидий Крисп, притворно извинялась за то, что в трудную минуту бросила меня.

– Я не смогла тебя найти, Фалько, чтобы рассказать о моих планах…

– Я знал о твоих планах; Крисп рассказал мне о своих. – Не время было отвечать на подшучивания Фаусты. – Не беспокойся, – проворчал я. – Там было полно женщин, которые бегали за мной… Ты возвращалась домой на «Исиде», да? Надеюсь, не произошло ничего скандального?

Фауста возбужденно все отрицала, но выглядело это неправдоподобно. Я не представлял, чтобы холостяк, оставшийся наедине с ней на прогулочном судне, мог позволить себе упустить такой шанс.

– Госпожа, в будущем возьмите себе за правило: просто делайте то, что кажется вполне естественным, а потом извиняйтесь перед музыкантами!

К счастью, в тот момент кухня разразилась грохотом, так что Фаусте пришлось нестись туда и играть роль хозяйки дома. Эта женщина, видимо, могла накричать на кухарку. Я нахмурился ей вслед, думая о Елене Юстине. Казалось, если она увидит, что какаято глупая девчонка не может нормально почистить цветную капусту, то сама молча возьмет нож и продемонстрирует, как это делается… Потом я подумал, может, Елена нужна была Эмилию Руфу для того, чтобы жена поучила его повара.

Испытывая отвращение к Руфу, я вытянул свою зарплату из управляющего, а потом снова нашел Фаусту, чтобы попрощаться.

– Я буду скучать по моим урокам музыки! – весело уверяла она меня. Девушка схватила кифару, которую Крисп, должно быть, тоже привез на «Исиде», и начала водить медиатором, словно муза, которой дал урок Аполлон. Ей нужно было соответствовать своим стандартам. Я спросил с раздражающей живостью:

– Значит ли это, что Ауфидий Крисп все уладил? – Я все еще надеялся, что он пытался избавиться от Фаусты, но мое сердце упало; повидимому, с женщинами он был непостоянным.

Важным тоном Фауста прошептала:

– Если Ауфидию Криспу и суждено добиться величайшей славы, то, естественно, рядом с ним найдется место для императрицы…

– О, естественно, – проскрипел я. – Для когото столь великодушного, кто не станет возражать, когда он завлекает танцовщиц своим высоким постом! Он не добьется этого – потому что меня, например, скорее разорвут фурии, чем я позволю ему это сделать. Эмилия Фауста, если тебе нужно почетное положение в обществе, то ты могла бы получить гораздо больше, выйдя замуж за когонибудь типа Капрения Марцелла, особенно если подаришь ему ребенка… – Я хотел, чтобы Фауста со своим богатым воображением сама представила, как можно добиться великой роли матери ввиду плохого здоровья и преклонных лет консула, но у нее был такой самодовольный вид, что я мстительно произнес вслух: – Заполучи его подпись на договоре, а потом найди себе возничего или массажиста, который поможет тебе сделать старика очень счастливым – и приготовься к долгому и богатому вдовству!

– Ты отвратителен!

– Я всего лишь практичен.

Поглумившись над ней по поводу Криспа, я вывел Фаусту из равновесия. На нее снова навалилась неуверенность. Она склонила голову к кифаре, а ее светлые волосы в безупречном шиньоне напоминали новый твердый лак на прочной каменной статуе.

– Так значит, ты уходишь от меня… Мой брат сказал, что ты сейчас работаешь на Елену Юстину.

Мы уставились друг на друга, одновременно вспоминая, как Фауста в последний раз упомянула своего брата и Елену в одном предложении.

Я осторожно произнес:

– Мне кажется, ты допустила ошибку.

– Какую?

– Твой брат, – спокойно сказал я, – не путается с твоей подругой. – Я был в этом уверен. Магистрат позволил Елене уйти с банкета, только издалека помахав ручкой. А я знал, что если у Елены Юстины был любовник, то она целовала его на прощание.

– Тогда это должен быть ктото другой! – Эмилия Фауста не растеряла ни капли своей злобы. – Может быть, – предположила она, – это человек, от которого тебя попросили ее охранять?

Эта женщина вела себя смешно. Я не собирался тратить силы на споры с ней.

Все равно к тому моменту меня осенило, что новая клиентка поехала этим утром в Оплонтис слишком уж охотно. Я без особых трудностей вернулся туда. Я оказался прав. Елена Юстина была очень своенравна. В ту минуту, когда я удалился в сторону Геркуланума, она извинилась перед Сильвией, а сама отправилась обратно в виллу Марцелла.

Не было сомнений: она надеялась встретиться с Барнабом.

Я нашел Елену в вилле, когда она лежала на кушетке в тени и притворялась спящей. Я цветком пощекотал ее ногу. Она кротко открыла глаза.

– Или делай то, что я говорю, или я бросаю свою работу.

– Я всегда делаю то, что ты говоришь, Фалько.

– Делай – и не ври! – Я не захотел спрашивать, видела ли Елена вольноотпущенника, а сама она не сказала. В любом случае вокруг было слишком много слуг, чтобы как следует поговорить. Я лег и вытянулся рядом с изгородью. Я чувствовал себя ужасно уставшим. – Мне нужно поспать. Разбуди меня, если решишь уйти отсюда.

Когда я проснулся, Елена ушла в дом, ничего мне не сказав. Ктото нелепо прикрепил цветок к ремешку моего левого ботинка.

Я пошел в дом и отыскал ее.

– Девушка, ты невыносима! – Я бросил цветок Елене на колени. – Единственное, что я ценю в этой работе, – это возможность забыть о чтении лекций о диатонических гаммах.

– Ты читаешь лекции обо всем. Тебе было бы лучше в Геркулануме учить играть на арфе?

– Нет. Мне больше нравится здесь защищать тебя – от тебя самой, как обычно!

– О, прекрати доставать меня, Фалько! – весело проворчала Елена.

Я улыбнулся ей. Это было прекрасно: моя любимая работа.

Я сел в нескольких шагах от нее, где сделал совсем другое выражение лица, чтобы соответствовать обстановке, и всем своим видом был готов прогонять мародеров, если какойнибудь из них рыскал здесь среди бела дня.

У преподавателя игры на арфе было единственное преимущество: для того, чтобы продемонстрировать игру, можно сесть прямо близко к молодой девушке, которую обучаешь, и обнять ее обеими руками. Я буду скучать по этому.

Возможно.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОГО НЕ СУЩЕСТВУЕТ
ЗАЛИВ НЕАПОЛЯ
Июль

О, Галатея, приди! Какая в волнах тебе радость?

Здесь же пестреет весна, и земля у реки рассыпает

Множество разных цветов; белый склоняется тополь

Перед пещерой, и лозы сплетаются гибким навесом.

О приходи, и оставь ударяться о берег прибою…

Вергилий

LVIII

За исключением одного недостатка, виллу Марцелла можно посоветовать как местечко для отдыха. Она была хорошо обставлена, из ее окон открывались лучшие в империи виды, а при наличии нужных проживание было бесплатным. Все, что требовалось от гостя, это забыть, что он делил это изысканное поместье с убийцей. Хотя в этом отношении вилла была не хуже, чем любая ночлежка за два асса на этом заполоненном блохами побережье, где посетители обязательно зарежут тебя, пока ты спишь.

Я не собирался позволять Барнабу оставаться на свободе. В первый день я сходил в конюшню, пока Елена с консулом в безопасности обедали, окруженные своей армией рабов. Но Брион не стал секретничать.

– Он кудато уехал.

Заглянув в богатый сеновал, я в этом убедился: убежище вольноотпущенника казалось нетронутым, вплоть до оливковых косточек, которые высохли на вчерашней тарелке. Но вот зеленый плащ с гвоздя исчез.

– Куда он направлялся?

– Понятия не имею. Но он вернется. Что ему еще остается делать?

– Чтонибудь опасное! – воскликнул я, громче, чем сам того хотел.

* * *

Вторую ночь я провел на балконе перед комнатой Елены. Я не предупредил ее, но служанка принесла мне подушку; Елена все знала.

Мы вместе позавтракали на балконе, как родственники, приехавшие за город; очень странное чувство. Потом я снова проверил конюшню.

На этот раз я встретился с Брионом во дворе. У него был обеспокоенный вид.

– Он не приходил, Фалько; такого обычно не бывало.

Я выругался.

– Тогда он удрал!

Дрессировщик покачал головой.

– Это на него не похоже. Послушайте, я не дурак. Сначала он приехал сюда, но никто не должен был об этом знать. Потом приезжаете вы; я думаю, теперь он отчаялся…

– О, да! Мне нужна правда, Брион…

– Тогда дождитесь ее. Он вернется.

– Он заплатил тебе, чтобы ты это сказал? Ты его защищаешь?

– Зачем мне это? Я родился здесь; я считал себя членом семьи. Это моя ошибка! Неожиданно меня продали. Потом они выкупили меня обратно, но только чтобы ухаживать за лошадьми. Для меня это было двойным потрясением, и они никогда не говорили со мной об этом. О, у нас с ним всегда были хорошие отношения, – заявил Брион. – Но больше никогда не будет попрежнему. Так что поверьте мне. Он покажется.

– Потому что ему нужен старик?

Брион мрачно улыбнулся.

– Нет. Изза того, как сильно он нужен старику!

Он не объяснил.

* * *

Он действительно вернулся. И я нашел его. Но до этого много всего произошло.

Этим утром Елена Юстина дышала свежим воздухом в компании парня, который менял цветы в венке на герме на границе поместья. Я сопровождал их. Потом в поле зрения появилось два осла, которые везли Петрония Лонга, Аррию Сильвию и корзину, заполненную, насколько я разглядел, вещами для пикника: запланированная встреча.

Петроний жаждал вытащить меня выпить с того момента, как мы приехали. Это был его шанс. Он, должно быть, подумал, что праздничный карнавал както мне поможет.

Я был раздражен.

– Не смеши меня! Я ищу убийцу; он может появиться в любое время. Как же я пойду в горы…

– Не будь занудой! – подшучивала Елена. – Я еду, значит и тебе тоже придется. – Прежде, чем я успел возразить, она отправила парня домой, уговорила меня сесть на осла и забралась сзади меня. Елена взяла меня за пояс. Я взялся за свое самообладание.

Это был тихий туманный день с безобидной дымкой, которая на побережье Кампании означала, что позднее будет сильная жара. Наш маршрут выбрал Петроний. Мой осел оказался ужасно неуклюжим, что добавляло веселья.

Мы ехали вдоль темночерной пашни на низких склонах, потом через цветущие виноградники, которые тогда покрывали гору почти до самой вершины, естественным образом делая Вакха своим богомпокровителем. Пока наш путь вился все выше и выше к разреженному воздуху, дикий ракитник все еще продолжал цвести. В то время Везувий был гораздо более величественным, чем сейчас. Вопервых, он был в два раза больше – спокойная, роскошная, богато возделанная гора, хотя на вершине существовали древние тайные места, куда ходили только охотники.

Петроний Лонг остановился на дегустацию у придорожного виноторговца. Я не хотел пить. Я сказал, что всегда мечтал подняться наверх и посмотреть ущелья на самой вершине горы, где Спартак, восставший раб, победил войско консула и почти разгромил государство; я тоже пребывал в том старом добром настроении разгромить государство.

* * *

Елена отправилась со мной.

Пока ослы могли идти нормально, мы ехали на них, двигаясь наверх через спутанные кусты, где, насколько я знал, часто встречались кабаны. Мы оба слезли с осла, привязали Неда, а потом отправились исследовать последний отрезок дороги до вершины. Идти было трудно, Елена остановилась.

– Тебе тяжело?

– Я устала… Ты иди дальше; я подожду с ослом.

Она вернулась. Я пошел дальше. Я думал, что хочу побыть один, но как только Елена ушла, почувствовал себя одиноко.

Я быстро добрался до вершины, огляделся вокруг, решил, что исторические исследования не стоили таких усилий, и стал пробираться обратно вниз к Елене.

Она расстелила плащ, села, расстегнула сандалии и задумалась. Когда девушка оглянулась, я намеренно дал ей понять, что заметил это. На ней было надето бледнозеленое платье, которое показывало, что ей было, что показать. Волосы, разделенные на пробор и заплетенные так, как мне сразу понравилось, лежали над простыми золотыми серьгами. Если Елена и красилась, то это было совсем незаметно. К сожалению, я не мог убедить себя, что она сознательно планировала произвести на меня столь яркое впечатление.

– Ты дошел до вершины? Как там?

– О, пик в форме конуса с огромной каменистой впадиной и гигантские расщелины, в которых полно дикого виноградника. Должно быть, именно так восставшему войску удалось уйти, когда Красс преследовал их…

– Спартак – твой герой?

– Любой, кто борется с правящими кругами, – мой герой. – Ничто из этого меня тогда не интересовало, так что я был немногословен. – Ну, а к чему эта веселая прогулка?

– Возможность поговорить с тобой наедине…

– О Барнабе?

– И да и нет. Я видела его вчера, – призналась Елена. Ее сдержанность предотвратила мою грубость. – Все было совершенно цивилизованно; мы посидели в саду, и я ела медовые пирожные. Он хотел встретиться со мной. Вопервых, у него нет денег…

Это меня разозлило.

– Ты развелась с его хозяином. Он не имеет права выжимать из тебя деньги!

– Нет, – сказала она после странной паузы.

– Ты не давала ему денег? – придирался я.

– Нет. – Я ждал. – Ситуация очень сложная, – сказала Елена все тем же усталым голосом; я продолжал смотреть на нее. – Но у меня самой, возможно, не так много средств…

Я не мог представить, чтобы у Елены Юстины были финансовые затруднения. По женской линии она унаследовала землю, потом после развода с Пертинаксом ее отец отдал ей часть приданого, возвращенного ее мужем. И сам Пертинакс завещал ей маленькое состояние в виде дорогих пряностей. Так что она считалась богаче большинства женщин, и Елена Юстина была не из тех, кто мог растратить все на диадемы или раздавать тысячи на какиенибудь сомнительные религиозные секты.

– Я не вижу, чтобы тебе не хватало денег, если только ты не собираешься флиртовать с танцором с очень большими запросами!

– Ну ладно… – Она упорно закрывала эту тему. – Теперь ты скажи мне коечто. Что такого произошло в вилле, что тебя так сильно расстроило?

– Ничего особенного.

– Чтото связанное со мной? – настаивала она.

Я никогда не мог противиться серьезности Елены; я резко выдал:

– Ты спишь с Эмилием Руфом?

– Нет, – сказала она.

Она могла бы ответить: «Конечно, нет; не будь дураком». Это звучало бы гораздо сильнее, хотя меньше убедило бы меня.

Я поверил Елене.

– Забудь, что я спрашивал. Слушай, в следующий раз, когда ты будешь есть медовые пирожные с Барнабом, я буду прятаться за беседкой. – Ее молчание мне не понравилось. – Милая девушка, он беглец…

– Сейчас уже нет. Позволь мне разобраться с ним. Ктото должен вернуть его к реальности…

Меня поражала ее любовь к упрямству во всем.

– Елена Юстина, ты не можешь взять на себя все проблемы империи!

– Я чувствую свою ответственность… – Когда она спорила со мной, выражение ее лица оставалось странно отстраненным. – Не приставай ко мне, у меня куча других проблем…

– Каких проблем?

– Никаких. Сделай свою работу для императора, а потом мы сможем уделить внимание Барнабу.

– Моя работа может подождать; я забочусь о тебе…

– Я сама могу о себе позаботиться! – внезапно взорвалась Елена, удивляя меня. – Всегда. Мне придется – и я это хорошо понимаю!

Я почувствовал, как сжались мои челюсти.

– Ты говоришь ерунду.

– Нет, я говорю правду! Ты ничего обо мне не знаешь; и никогда не хотел узнать. Живи, как тебе хочется, – но как ты мог сказать такое про Руфа? Как ты мог такое подумать?

Я никогда не видел Елену такой обиженной. Я так привык нападать на нее, что не заметил, как неожиданно закончилось ее терпение.

– Слушай, это было совсем не мое дело…

– Все, что касается меня, не твое дело! Уходи, Фалько!

– Ну, похоже, такой приказ можно понять! – Я чувствовал себя настолько беспомощным, что тоже вышел из себя. Я грубо прогремел: – Ты наняла меня, потому что я хорош – слишком хорош, чтобы тратить свое время на клиента, который никогда в меня не поверит. – Елена не ответила. Я пошел к ослу. – Я возвращаюсь. И забираю осла. Ты будешь разумной и пойдешь со мной, или останешься одна на этой горе? – Опять тишина.

Я отвязал животное и забрался на него.

– Не бойся, – грубо сказал я. – Если из леса выйдет кабан, просто зарычи на него так же, как ты рычишь на меня.

Елена Юстина не пошевелилась и не ответила, так что я, не оглядываясь, отправился вниз.

LIX

Три минуты я спускался с одной скоростью. Как только тропинка расширилась, я остановил осла и повернул его обратно.

Елена Юстина сидела на том же самом месте, где я ее оставил. Ее лица я не видел. Никто не напал на нее: только я.

Когда сердце успокоилось, я подошел, потом наклонился и нежно погладил пальцем по ее макушке.

– Я думала, ты меня бросил, – сдавленно сказала Елена.

– А что, похоже?

– Откуда мне знать?

– Я тоже думал, что бросил тебя, – признался я. – Я такой дурак, что мог так подумать. Если ты будешь на том же самом месте, и я смогу найти тебя, то всегда вернусь. – Она задыхалась от рыданий.

Я опустился на землю и обнял ее обеими руками. Я крепко прижал ее, но после того, как несколько горячих слезинок капнули под воротник моей туники, девушка успокоилась. Мы сидели в полнейшей тишине, пока я отдавал ей свою силу, и мне показалось, что напряжение, которое я так долго испытывал, тоже совершенно естественным образом уходило.

Наконец Елена справилась со своим страданием и посмотрела на меня. Я подцепил двумя пальцами ее цепочку и вытащил свое старое серебряное кольцо. Она немного покраснела.

– Я привыкла носить его… – Смутившись, она замолчала. Двумя руками я расстегнул цепочку; Елена открыла рот, а маленькое колечко из серебра упало ей на колени. Я взглянул на надпись: anima mea, «моя душа». Я взял ее левую руку и сам надел кольцо.

– Носи его! Я дал его тебе, чтобы ты носила!

Казалось, Елена колебалась.

– Марк, когда ты отдал мне свое кольцо – ты был влюблен в меня?

Тогда я понял, как все было серьезно.

– Однажды я взял себе за правило, – сказал я, – никогда не влюбляться в клиента… – Она в отчаянии набросилась на меня, но потом увидела мое лицо. – Дорогая, я устанавливал много правил и большинство из них нарушил! Разве ты меня не знаешь? Я боюсь, что ты будешь презирать меня, и ужасаюсь, если другие люди это увидят – но без тебя я потерян. Как мне это доказать? Сразиться со львом? Вернуть все долги? Переплыть Геллеспонт, как какойнибудь сумасшедший?

– Ты не умеешь плавать.

– Научиться – это самая сложная часть испытания.

– Я научу тебя, – проговорила Елена. – Если ты упадешь в какуюнибудь глубокую воду, я хочу, чтобы ты держался!

Здесь вода была довольно глубока. Я смотрел на Елену. Она смотрела на землю. Потом призналась:

– В тот день, когда ты уехал в Кротон, я так сильно скучала, что ходила к тебе домой, чтобы найти тебя; должно быть, мы разминулись на улице…

Переполненная чувствами, она снова склонила голову к коленям. Я печально захохотал.

– Ты должна была мне рассказать.

– Ты хотел бросить меня.

– Нет, – сказал я. Правой рукой я поддерживал ее затылок ощупывая ямку, которая, казалось, была сделана специально под размер подушечки моего большого пальца. – Нет, моя дорогая. Я никогда этого не хотел.

– Ты сказал, что хотел.

– Я осведомитель. Много говорю. В основном не то, что надо.

– Да, – задумчиво согласилась Елена Юстина, снова поднимая голову. – Дидий Фалько, ты действительно говоришь, глупости!

Я улыбнулся, потом сказал ей еще парочку.

* * *

Над заливом солнце выбилось из своего туманного облачного покрывала, и пучок света, словно шелковый, быстро пробежал по прибрежной равнине и забрался на гору, где сидели мы. Тепло окутало нас. Изящный овал береговой линии стал ярче; на ее открытой оконечности, как темное пятнышко, показался остров Капри, дополняя изгибы цепи Лактарий. Под нами вдоль берега рассыпались маленькие, белые, с красными крышами домики Геркуланума, Оплонтиса и Помпеев, а на склонах более далеких холмов притягивали взгляд деревни и фермы, расположившиеся среди гор…

– Хм! Это один из тех впечатляющих пейзажей, куда обычно привозишь красивую женщину, а сам ни разу не взглянешь на природу…

Когда солнце стало светить прямо на нас, я уложил Елену на спину и вытянулся рядом, улыбаясь ей. Она начала гладить мое ухо, словно оно было чемто чудесным. Моему уху досталось больше всего; я повернул голову, чтобы оно оказалось ближе к Елене, пока сам наслаждался ее внимательным взглядом.

– На что ты смотришь?

– О, на эти черные жесткие кудряшки, которые, кажется, никогда не расчесывали – Я узнал, что Елене нравились мои кудряшки – На один из тех длинных, прямых, высоких носов с рисунков на этрусских гробницах… Глаза, которые всегда подвижны, на лице, которое никогда не выдает, что они видели. Ямочки! – засмеялась она, переводя пальчик к одной из них.

Я дернул головой, схватив палец зубами, потом притворился, что ем его.

– Прекрасные зубы! – сердито добавила она чуть позже.

– Какой чудесный день! – Мне всегда нравилась теплая погода. Также мне всегда нравилась Елена. Тяжело было вспоминать, что когдато мне приходилось притворяться, что это не так. – Мой лучший друг счастлив, напиваясь со своей женой, так что я могу забыть о нем. Я лежу здесь на солнышке, когда ты вся принадлежишь мне, и через мгновение я буду целовать тебя… – Елена улыбнулась мне. У меня по шее пробежала дрожь. Сейчас наедине со мной у нее был совершенно спокойный вид. Я тоже расслабился до того места, где расслабление уходило… Елена наклонилась ко мне, как раз когда я притянул ее ближе и, наконец, поцеловал.

* * *

Много секунд спустя я серьезно посмотрел на небо.

– Спасибо тебе, Юпитер!

Елена засмеялась.

Зеленое платье на Елене было достаточно легким, чтобы показать, что на ней больше ничего не было. Оно держалось на пяти или шести пуговицах из мозаичного стекла, продетых в петли, нашитые на обоих рукавах длиной до локтя. Я расстегнул одну, чтобы посмотреть, что произойдет; Елена, улыбаясь, пальцами расчесала мои кудри.

– Я могу помочь?

Я отрицательно покачал головой. Пуговицы были застегнуты туго, но к тому моменту упорство и другие факторы взяли верх, так что я справился с тремя, двигаясь к плечу; потом я ласкал ее руку, и поскольку казалось, что ей это нравилось, я продолжил расстегивать пуговицы до конца рукава.

Моя рука скользила от запястья к плечу, а потом опять вниз, уже не по руке. Ее прохладная нежная кожа, которая никогда не видела солнца, сжалась, но потом, когда девушка вдохнула, снова ответила на мое прикосновение; мне пришлось силой воли справляться с дрожью в пальцах.

– Это к чемуто ведет, Марк?

– Надеюсь! Не думай, что я могу привезти тебя на вершину горы и не воспользоваться таким шансом.

– О, я так и не думала! – тихо заверила меня Елена. – Почему же, потвоему, я хотела, чтобы ты пошел?

Потом, будучи женщиной практичной, она сама расстегнула все пуговицы на другом рукаве.

Долгое время спустя, когда я был крайне беззащитен, из леса вышел кабан.

– Ррр! – приветливо произнесла дочь сенатора через мое голое плечо.

Кабан засопел, потом развернулся и с осуждающим фырканьем ушел прочь.