Текст книги "Жена светлейшего князя (СИ)"

Автор книги: Лина Деева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 29

Из замка мы выехали, как и собирались – на рассвете следующего дня. Я смотрела из открытого окошка кареты на золотые барашки облаков, на росные луга, на сопровождающих нас конных солдат, на Геллерта, ехавшего вровень с моим экипажем, и никак не могла отделаться от мысли: было. Всё это было, только вокруг вместо летней зелени лежали глубокие снега, вместо аромата трав нос щекотал запах угольков, тлевших в медной жаровенке, а поскрипывание рессор перебивали бесконечные вздохи и жалобы Жюли.

«Так я ехала из столицы».

В памяти всплыли подслушанные слова сенешаля «нападение по дороге в княжество», а вслед за ними пришло смутное воспоминание – крики, конское ржание, звон мечей. Я замотала головой: «Не хочу», – и постаралась думать только о том, что вижу сейчас. О прекрасном летнем утре, о предстоящей дороге («Надеюсь, мы не поедем через Волчий перевал»), о замке Верных и герцоге Наварре.

«Он суровый, но не злой, и Геллерт его очень уважает».

Только всё равно жаль, что Лидия не смогла поехать. Сейчас бы поговорить с ней, отвлечься.

«Забавно. Тогда, зимой, я изнывала от постоянных разговоров, а сейчас, наоборот, от тишины».

Я невесело усмехнулась и откинулась на бархатные подушки сиденья. Может, попробовать вздремнуть? Или почитать – зря я, что ли, взяла с собой томик «Легенд»? Хотя при такой тряске вряд ли получишь удовольствие от чтения.

Окошко заслонила тень, и в карету заглянул Геллерт.

– Как у вас дела? Как дорога?

– Всё хорошо, спасибо, – у меня даже получилось не сфальшивить.

Геллерт удовлетворённо кивнул и продолжил:

– Остановка будет где-то после полудня, когда минуем Вранов перевал. Пообедаем и двинемся дальше.

– Хорошо, – я вдруг пожалела, что разучилась ездить верхом. Сейчас бы пересесть в седло и хотя бы пару льё проехать бок о бок с Геллертом. Поговорить или помолчать, полюбоваться окоёмом не из окна кареты…

– Кр-ра!

Геллерт разогнулся, и я поспешила выглянуть наружу – всё ли в порядке?

– Кр-ра! – повторил сидевший на луке Геллертова коня железный ворон и покосился в мою сторону блестящим глазом.

– Ничего особенного, – расшифровал для меня послание птицы Геллерт. – Впереди небольшая роща, и Керриан заметил, что дорогу перегородило упавшее дерево.

Я невольно сжала край оконной рамы.

– Как на Волчьем перевале?

– Нет, – заверил меня Геллерт. – Просто от старости. Этой дорогой редко ездят, вот его и не убрали до сих пор. Не волнуйтесь.

Не скажу, что меня до конца успокоили его слова, однако я предпочла согласно кивнуть. А когда карета въехала под сень раскидистых буков, на всякий случай отодвинулась от окна. Однако Керриан не ошибся – никакой разбойничьей засады в роще не оказалось, и, спокойно миновав её, мы двинулись дальше.

Солнце неспешно поднималось к зениту, а наша кавалькада – по широкой, поросшей елями и пихтами седловине Граева перевала. Вместе со светилом мы перевалили через самую высокую точку, без происшествий спустились в долину и, съехав с ленты тракта, устроили привал на берегу быстрой и говорливой горной речушки.

С каким удовольствием я выбралась из кареты! Как прекрасно было наконец пройтись по мягкой траве, размять уставшие от долгого сидения мышцы, полюбоваться яркими бликами на воде, высоким, густо-синим небом, тёмной зеленью оставленного позади леса и то тут, то там прорывающими его ковёр серыми скалами.

– Можем задержаться, если хотите, – Геллерт с обычной лёгкостью считал переполнявший меня чувства.

– Нет-нет! – поспешила запротестовать я. – Из-за меня не нужно!

Геллерт легко улыбнулся:

– Как скажете, – и, наклонившись, сорвал маленький, нежно-сиреневый цветок. Протянул мне: – Это вероника. У нас в горах существует обычай – когда кто-то отправляется в долгое путешествие, на дорогу ему дарят букетик этих цветов. Считается, что с ними любой путь становится легче.

– Спасибо, – я не без застенчивости взяла цветок и потупилась, чувствуя себя девочкой-подростком, которой впервые оказали знак внимания.

– Прогуляемся немного? – предложил Геллерт. – Вверх по течению, пока здесь накрывают обед?

– Да, давайте, – ответила я, всё ещё не находя в себе сил поднять глаза. Послушно взяла Геллерта под руку, и мы неспешно зашагали по берегу реки.

Приготовленная на обед похлёбка была вкусна, а после отдыха в карете ехалось гораздо приятнее. Хотя, может быть, причиной этого был цветок вероники, бережно приколотый мною к платью.

«Горы – страна чудес», – шепнул мне голос прежней Кристин. А голос Крис разумно заметил, что чудеса бывают не только добрыми.

«Но ведь, – я машинально коснулась цветочных лепестков, – так хочется верить в хорошее».

***

За оставшееся до заката время мы успели миновать ещё две небольшие долины, а на ночёвку остановились в рябиновой роще на берегу мелкого озерца с прозрачной холодной водой. Место выглядело умиротворяюще, однако что-то в нём мне не нравилось. Смутная тревога зудела над ухом приставучей мошкой, а когда между трёх старых рябин установили высокий белоснежный шатёр, буквально взвизгнула предупреждающим: не ходи туда!

– Замёрзли? – почти не отходивший от меня Геллерт заметил, как я вздрогнула.

– Да, немного, – я постаралась улыбнуться как можно естественнее.

Без промедления мне на плечи лёг широкий княжеский плащ, и Геллерт предложил:

– Пройдёмте в шатёр? Я распоряжусь зажечь там жаровню, и вы быстро согреетесь.

– Нет! – даже мысль о шатре вызывала у меня необъяснимый протест. – Мне не так уж холодно, и вообще, давайте лучше погуляем.

Если мой ответ и показался Геллерту странным, настаивать на своём он не стал. Изредка перебрасываясь фразами, мы обошли озерцо, и к тому времени, как вернулись в лагерь, ужин был готов, а над восточными вершинами гор взошла бледная краюшка луны. По воде побежала серебряная дорожка, и располагаясь перед жарким костром, я постаралась сесть к ней спиной. Возможно, это было трусостью, возможно, следовало наоборот понять, отчего мне так неприятно красивое, в общем-то, зрелище. Но я чувствовала, что не готова ни к каким новым откровениям – и почти наверняка разочарованиям. Потому предпочла спокойно поужинать, выпить кружку вкусного травяного отвара, а потом просто сидеть, кутаясь в заёмный плащ, и смотреть, как взлетают к небу золотые искры – словно желая породниться с серебряными искрами звёзд.

– В шатре всё готово для отдыха, – ненадолго отходивший Геллерт вернулся к костру. – И время уже позднее, а завтра снова в дорогу с рассветом.

– Да. – Мне не хотелось уходить, но какой благовидный предлог можно было придумать? К тому же супруге светлейшего князя не пристало ночевать под открытым небом. – Уже иду.

Геллерт заботливо подал мне руку, помогая подняться. Довёл до самого шатра, будто я могла заблудиться, и гостеприимно откинул полог.

– Ложитесь, не ждите меня.

– Х-хорошо, – почему-то я только сейчас сопоставила, что шатёр один, а мы с Геллертом женаты.

«Но, может, для нас приготовлены отдельные постели?»

Не без внутреннего сопротивления я шагнула под полог. Остановилась у входа, давая глазам привыкнуть к царившему полумраку и одновременно пытаясь рассмотреть обстановку. Жаровня, походный столик с кувшином и тазиком для умывания, сундук и – у меня упало сердце – широкая, расстеленная постель. Одна на двоих.

Глава 30

От угольков в жаровне я зажгла свечу, чтобы было посветлее. Умылась тёплой водой, сняла дорожное платье и в одной сорочке неуверенно подошла к постели.

«Госпожа Кристин, не буду скрывать очевидное: предстоящая свадьба – принуждение для нас обоих. Для вас – со стороны родителей, для меня – политики и блага моей страны. И я прошу поверить, что ни в коем случае не хочу увеличивать степень этого принуждения».

Проникновенный, бархатный голос Геллерта прозвучал как будто рядом со мной – вздрогнув, я даже обернулась. Но нет, то было лишь очередное воспоминание – и напоминание, что бояться нечего.

«Какой бы пылью в глаза ни были фокусы Ремесленников, моя клятва – настоящая от первого до последнего слова. Я приложу все силы, чтобы беречь и защищать вас, и чтобы ваша жизнь в замке Источника стала счастливее, чем в замке родителей. Вы мне верите?»

Когда он это сказал? Кажется, сразу после свадьбы, когда празднично украшенный экипаж вёз нас в старую королевскую резиденцию, любезно предоставленную дядей для торжественного пира.

– Верю, – прошептала я, повторяя свой давний ответ. И, не слушая тихое «Глупышка. Тот тоже клялся», забралась в постель. Не без радости обнаружила, что одеял нам положили два, и закуталась в своё с головой, как гусеница в кокон.

«Может, надо было задуть свечу?»

Но вставать больше не хотелось, и я решила, пусть горит, пока Геллерт не придёт.

«Надо всё-таки его дождаться, не спать. Ну, на всякий случай».

Я была уверена, что это не составит труда – внутренне напряжение никак не хотело проходить. И действительно, долго лежала, просто слушая шумы и шорохи за полотняными стенами шатра и наблюдая за огоньком стоявшей на столике свечи. Однако время утекало расплавленным воском, Геллерта всё не было, веки наливались тяжестью. В какой-то момент глаза мои закрылись, и я задремала – чутким сном на грани яви.

И, может, поэтому мне опять привиделось прошлое.

Я никак не могла уснуть. То ли из-за того, что и так проспала почти полдня – в паланкине по дороге и перед праздником. То ли из-за ворочавшегося в душе раздражения на Сиарру Кератри с её медовыми речами, за которыми пряталась едкость змеиного яда. Зачем она только приехала на праздник? «Гостила неподалёку» – да можно подумать! И Геллерт – почему он ни разу не пресёк её попытки флиртовать с ним? Не заметил? Он, знаток людей?

«Нет, так нельзя. Надо немного развеяться, иначе я точно не усну до утра».

Поднявшись с ложа, я на ощупь натянула нижнее платье. Вслепую поискала плащ – не зря же Жюли говорила, что доставала его – и, нащупав, надела поверх. Затем обулась, накинула капюшон, пряча заметные в темноте волосы, и выскользнула наружу.

За то время, что я проворочалась в постели, в лагерь успели вернуться люди. Возле телег горел небольшой костёр, и в его золотистом круге то и дело возникали человеческие силуэты. Вот один из них направился к княжескому шатру, и я поспешила исчезнуть в мешанине отбрасываемых деревьями теней. Не хотелось ни разговаривать с кем-то, ни брать кого-то в спутники – а иначе меня просто не отпустили бы бродить по ночному берегу.

«Побег» прошёл успешно – ни окликов, ни шума за спиной. И всё-таки я порядочно отошла от лагеря по кромке рощи, прежде чем осмелилась выйти на открытое пространство.

Над озером по-прежнему светила луна, однако бродяга-ветер успел пригнать лёгкие облака, и теперь она кокетливо куталась в них, как в газовые накидки. Было зябко, подол платья промок от росы, но возвращаться не хотелось. Я медленно шла вдоль кромки чёрной воды, глубоко дыша запахами травы и влаги и чутко прислушиваясь к звукам ночи. Вот плеснула рыба в камышах, вот ветер зашуршал берёзовыми листьями, вот откуда-то издалека донёсся весёлый смех. Мне не было страшно, наоборот, самовольная прогулка напомнила наши детские вылазки с Сержем. Улыбаясь воспоминаниям, я дошла до заросшего лесом мыска и остановилась полюбоваться ночным пейзажем. Можно было рискнуть и углубиться в лес, однако голос благоразумия заметил, что в моём положении такие походы не приветствуются. Тем более под плащ стала пробираться озёрная сырость, а ноги в промокших туфлях уже откровенно мёрзли. Так что я двинулась в обратный путь, не боясь заплутать – меня уверенно вела тёплая звёздочка далёкого костра.

Вот и лагерь, где между берёз белел островерхий силуэт шатра. Никем не замеченная, я проскользнула к входу, откинула полог и…

…и из сумрака ночи очутилась в ярком дне. Не было ни лагеря на берегу горного озера, ни шатра, но была элитная двухуровневая квартира в центре и неплотно закрытая палисандровая дверь спальни, за которой…

Я толкнула створку – самыми кончиками пальцев, – и дверь легко открылась, не издав ни звука хорошо смазанными петлями.

Впрочем, она могла бы и душераздирающе заскрипеть – вряд ли это заметили бы. Тем двоим, что сплелись в страстном объятии на кровати в стиле барокко (я потратила несколько месяцев, выбирая её), были совершенно безразличны любые скрипы.

Им вполне хватало стонов и шумного дыхания.

«Нет!»

Неверие, острое желание зажмуриться, не поверить собственным глазам и ушам, собственному носу, в который так настойчиво лез запах чужой страсти. Это не мой муж накрывает обнажённым телом какую-то рыжую девицу. Это ошибка, галлюцинация, это…

Желудок скрутило в тугой узел, и я зажала ладонью рот – чтобы не закричать? Чтобы меня не стошнило? Попятилась, неловко подвернула ногу и…

– Кристин! Кристин, проснитесь!

Глава 31

Я распахнула глаза. Увидела над собой встревоженное лицо Георга… Геллерта и, плохо соображая, сон это или явь, шарахнулась назад.

– Кристин!

Я бы точно свалилась с ложа, если бы Геллерт не успел поймать меня за предплечье. Однако вместо благодарности получил хлёсткую пощёчину, а я, соскочив на пол и сжимая кулаки, в гневе крикнула:

– Не трогайте меня! Не смейте! Ненавижу вас!

И всё замерло. Замерла я, тяжело дыша и готовясь защищаться. Замер опиравшийся коленом на постель Геллерт, и тёмный взгляд его был непроницаем, как воды ночного озера. Замер, кажется, даже огонёк почти до конца прогоревшей свечи.

– Вы вспомнили. – Как каменная плита упала. – Но что именно вы вспомнили, Кристин?

Он хочет подробностей? Я открыла рот, собираясь выплюнуть ответ, и подавилась внезапным осознанием.

Теперь я знала, что увидела Крис, открыв дверь. Но что увидела Кристин, откинув полог?

«Наверняка то же самое!»

А если нет? Если здесь ошибка, и ответив, я выдам своё самозванство?

Однако Геллерт ждал, поэтому мне оставалось лишь расправить плечи и рискнуть:

– Я вспомнила вас с Сиаррой Кератри. В шатре, в ночь Бельтайна.

Взгляд Геллерта ощутимо потяжелел.

– А если подробнее?

Зачем ему? Чего он хочет добиться? Неужели всё и впрямь не так просто, как в истории Крис?

– Я не хочу об этом говорить. – Потому что мне нечего сказать.

Повисло молчание – невыносимое, как пытка. Остатками воли я заставляла себя смотреть Геллерту в лицо, хотя чувствовала, что ещё немного, и потеряю сознание от безумного нервного напряжения.

– Хорошо, – наконец проронил Геллерт. – Оставим этот разговор до утра.

С грацией дикого зверя он поднялся на ноги и взял брошенный на край постели сюртук.

– Отдыхайте, Кристин. – Ни по его лицу, ни по голосу невозможно было прочесть даже намёка на эмоции. – И ничего не бойтесь – шатёр полностью в вашем распоряжении.

С этими словами он вышел, и полог мягко опустился, скрыв его высокую, прямую фигуру. А я, простояв ещё несколько ударов сердца, кулём осела на пол. Закрыла лицо ладонями: что же теперь будет? Что мне отвечать утром? Ах, если бы я увидела продолжение сна о Кристин! Каким бы мерзким оно ни было.

«Тогда бы я твёрдо знала, что Геллерт – предатель, как и Георг. И смогла бы высказать ему в лицо всё, что думаю. Как Крис в своём мире».

До крови закусив губу, я посмотрела на разворошённую постель. Лечь и попытаться уснуть в надежде на новое воспоминание? А может, попробовать вспомнить самой? Пусть будет больно, пусть меня стошнит, но я наконец-то узнаю правду до конца.

В сердце закрался страх, и часть меня бурно воспротивилась: нет уж, хватит пока откровений! Надо свыкнуться с теми, что я уже получила, и лишь потом…

«Нет времени. Да и выбора, если разобраться».

Я обхватила себя за плечи. Нужно действовать, пока решимость не растеряна окончательно. Нужно вспоминать. И я закрыла глаза.

Ночь. Луна спряталась за облако, помогая мне вернуться незамеченной. Таинственно белеющий полог шатра, я берусь за край, откидываю, а там…

Стена. Глухая чернота. Без предупреждающего укола головной боли, без подкатывающей к горлу дурноты. Просто стена, не пускающая дальше.

«Да что же это такое?!»

Мысленно я изо всех сил навалилась на преграду, однако та и не подумала поддаваться.

«Что за несправедливость! Почему когда я не хочу вспоминать, оно приходит само, а когда хочу – ничего не получается?»

От бессилия на глаза навернулись слёзы, и я заставила себя дышать глубже.

«Спокойно. Не паникуй, попробуй снова».

Но ни на второй, ни на десятый раз стена не поддалась. Память отказывалась пропускать меня дальше, и что с этим было поделать?

«Оставлю до утра, – сдалась я. – Может, тогда получится. Или ещё какой-нибудь сон приснится».

Со вздохом поднялась с пола, кое-как расправила постель и, улёгшись, попробовала отпустить все мысли и задремать.

Я не помнила, как заснула – просто в какой-то момент открыла глаза и обнаружила, что свеча превратилась в застывшую восковую лужицу, а в шатре серо из-за вступающего в свои права нового дня.

«Надо попробовать снова».

Мысль, которая всего сутки назад вызвала бы приступ дурного самочувствия, сейчас подумалась совершенно свободно.

«Получается, стена осталась на месте?»

Я напряглась всем телом в попытке вспомнить хотя бы малость, но увы.

«И что теперь говорить Геллерту?»

Как же я жалела, что вчера мне не хватило выдержки! Что обида и злость хлынули носом, что не успела сообразить, кто я и чьим именно было последнее воспоминание!

С коротким глухим стоном я уткнулась лицом в подушку, но тут за пологом шатра раздалось вежливое покашливание и юношеский голос неуверенно спросил:

– Ваш-светлость, вы проснулись? Разрешите войти?

Я подскочила на постели и, спешно кутаясь в одеяло, отозвалась:

– Да, конечно, входи.

Полог откинули, впустив золотые лучи восходящего солнца, и в шатёр вошёл самый молодой из нашего отряда – восемнадцатилетний новобранец Андре. Насколько я слышала, Геллерт взял его с собой в награду за старания в обучении солдатскому ремеслу. Но была ли обязанность служить госпоже княгине ещё одной милостью или, наоборот, повинностью, сказать не могла.

– Завтрак готов, ваш-светлость, – парень так старательно рассматривал носки своих сапог, что было очевидно: он смущён ещё сильнее, чем я. – Вам принести, или выйдете сами?

Выйти означало встретиться с Геллертом, поэтому выбирать мне не пришлось.

– Принеси сюда, только чуть попозже – мне надо одеться.

Андре кивнул, вскинул на меня глаза и потупился вновь.

– Слушаюсь, ваша-светлость. Прикажете что-то ещё?

Можно было бы попросить согреть воды для умывания, однако мне стало неловко. Всё-таки солдат – это не слуга.

– Нет, благодарю, Андре.

Услышав своё имя, парень вспыхнул и, невпопад выдав:

– Так точно, ваш-светлость! – почти выскочил из шатра.

А я, на всякий случай немного подождав, выпуталась из одеяла и пошла умываться и одеваться.

Неприятный разговор вроде бы откладывался, но как надолго?

Глава 32

Я не запомнила, что принёс на завтрак Андре, – слишком много невесёлых мыслей теснилось в голове. А покончив с едой, вкуса которой так и не почувствовала, ещё какое-то время сидела, тупо пялясь на поднос с пустой посудой.

«Надо выходить наружу».

Подталкиваемая необходимостью, я поднялась на ноги и обречённо приблизилась к выходу из шатра. Будь моя воля, я просидела бы под защитой полотняных стен до самого вечера, но увы. Путь предстоял неблизкий, и лагерь пора было сворачивать.

«Может, Геллерт будет чем-нибудь занят, и разговор снова отложится? Может, эта тема вообще как-нибудь замнётся? Ох, как я была бы рада!»

С этой мыслью я не без внутреннего содрогания откинула полог и шагнула в чистые краски летнего утра. С рассеянной улыбкой кивнула на вопрос Андре «Разрешите собирать шатёр, ваш-светлость?» и, неосознанно стараясь быть как можно незаметнее, направилась к озерцу.

– Доброе утро, Кристин. Отдохнули?

Геллерт. Я слышала его шаги, но всё равно вздрогнула. Бросила косой взгляд – лицо, как каменная маска, – и снова невидяще уставилась перед собой.

– Доброе. Да, спасибо.

Пустой тон, пустые фразы.

«А что, если теперь мы будем так разговаривать всегда?»

Казалось бы, чем плохо? Но у меня по спине всё равно побежали неприятные мурашки.

– Пройдёмся немного?

«А с другой стороны, оно и к лучшему. Сразу всё прояснить, и дело с концом».

От фальшивости этой утешительной мысли у меня заныли зубы, однако отвечая я сумела сохранить прежние интонации:

– Конечно.

И мы неспешно двинулись вдоль берега.

– Простите, что возвращаюсь к этой теме. Но всё-таки, Кристин, что именно вы вчера вспомнили?

– Ночь Бельтайна.

Утро напряжённых раздумий прошло не зря – я сумела придумать, что говорить, пускай и осознавала, какой дурой и истеричкой покажу себя в глазах Геллерта. Но уж лучше так, чем выглядеть самозванкой или безумицей.

Собеседник выжидательно молчал, и я через силу продолжила.

– Я вышла погулять перед сном. А когда вернулась и откинула полог шатра, то увидела…

Повисла пауза. Я подбирала слова, Геллерт меня не торопил.

– Я не знаю, что там было в точности, – наконец созналась я. – Это… как чёрная глухая стена в памяти. – И поспешила выпалить: – Но насчёт вас и Сиарры я уверена, слышите!

– Глухая стена, – задумчиво повторил Геллерт. Мою последнюю фразу он благополучно проигнорировал. – Непонятно.

– Что? – Неужели здесь что-то нечисто? Неужели воспоминания оказались заперты не просто так?

Геллерт приподнял уголки губ в вежливой улыбке – так могла бы улыбаться статуя.

– Вы обязательно всё узнаете в своё время. Сейчас же я могу лишь попросить вас не делать поспешных выводов. Пока память не вернётся полностью.

«Он не собирается оправдываться».

Я отвернулась, закусив губу. Потому что не признаёт за собой вину? Или не видит смысла в оправданиях? Нам ведь в любом случае никуда друг от друга не деться.

«Крис жила в странном мире, но то, что в нём была возможность разойтись с супругом-предателем, поистине бесценно».

– Что касается ночёвок, – после недлинной паузы продолжил Геллерт, – здесь вам не о чем волноваться. С сегодняшнего дня шатёр полностью в вашем распоряжении.

Против желания меня кольнуло виной: а где же будет спать он? Но я тут же поспешила оправдаться: светлейшему князю наверняка найдётся достойное место для ночлега. Спать на земле у костра он точно не будет. Однако обязательное «Спасибо» всё равно неприятно царапнуло горло.

– Не за что, Кристин, – суховато отозвался Геллерт. Коротко оглянулся и заметил: – Пожалуй, нам пора возвращаться – лагерь уже почти собран.

И я покорно повернула вместе с ним в обратный путь.

***

Я отколола от платья цветок вероники, но выбросить не смогла, и теперь он ехал между страниц «Легенд». Дорога бежала по плоскогорьям, через долины и перевалы и, наверное, казалась моим спутникам лёгкой и приятной. По крайней мере, так слышалось мне по долетавшим до кареты весёлым голосам. Я же, наоборот, с каждым днём чувствовала себя всё измотанее. То ли оттого что лишилась волшебной поддержки цветка-талисмана, то ли из-за постоянной тряски, то ли из-за отчуждения, возникшего между мной и Геллертом с памятной ночи. Нет, он по-прежнему вёл себя безупречно вежливо и доброжелательно, но теперь за этим пряталась отстранённость. Словно я вдруг стала для него посторонним человеком, малознакомой девушкой, которую он вынужден сопровождать. Все наши немногочисленные разговоры сводились к вежливому интересу, не нуждаюсь ли я в чём-либо, и оставляли за собой нелепое чувство обделённости.

«Это глупо, – внушала я себе. – Зачем мне разговоры с предателем? И потом, мы и раньше не вели задушевных бесед, а без очередной красивой легенды вполне можно обойтись. Если бы со мной ехала Лидия, я бы вообще не заметила, будто что-то изменилось – и без Геллерта находила бы с кем и о чём поговорить».

Однако в карете я сидела не с камеристкой, а с ворохом собственных мыслей, и от постоянного пережёвывания одного и того же к вечеру у меня начинала болеть голова.

«Может, Геллерт потому так спокойно относится к возвращению моей памяти, что знает – самые неудобные воспоминания не вернутся. Виконт ведь не просто так говорил о могуществе владеющих Искусством. Хотя Геллерт говорил, будто силу Источника нельзя использовать во вред… Но разве есть вред в чёрной стене, отгораживающей меня от боли – и от правды?»

Снова и снова я прокручивала в уме всё, что произошло со мной с момента пробуждения. Но вместо ясности это приносило лишь новые и новые сомнения и подозрения. И чем дольше я оставалась наедине с ними, тем более правдоподобными они мне казались – даже самые нелепые. И ни захватывающие виды, ни яркое солнце и звонкие птичьи трели в лазурной вышине не могли меня отвлечь. Так что когда мы миновали последний перевал и начали спускаться во Вранову долину, страх перед новым и неизвестным полностью перекрыло облегчение – наконец-то. Наконец-то я вырвусь из тюрьмы своей головы, и уже совсем неважно, какая участь ждёт меня на свободе.