Текст книги "Китайцы. Моя страна и мой народ"

Автор книги: Линь Юйтан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

Роман

В прежние времена китайские писатели боялись огласки – а вдруг люди узнают, что они опустились настолько, что пишут романы. Возьмем для примера сравнительно позднее произведение – «Е соу пу янь», написанное в XVIII в. Ся Эрмином. Он писал весьма оригинальные эссе и прекрасные стихи, создал немало путевых заметок и биографических набросков, как и другие ортодоксальные литераторы, чьи произведения включены в сборник «Хуаньюй сюаньцзи». Осенью 1890 г. его почтительный правнук, желая увековечить славу рода Ся Эрмина, переиздал «Хуаньюй сюаньцзи». Однако он не посмел, а может быть, не захотел, но в любом случае не включил в сборник роман, без сомнения, лучшую работу прадеда. Только в 1917 г. Ху Ши окончательно внес ясность и установил, что, например, автором «Сна в красном тереме» является Цао Сюэцинь, один из великих, если не самый великий мастер китайской прозы на байхуа. Однако мы по-прежнему не знаем, кто автор романа «Цветы сливы в золотой вазе», и сомневаемся в том, кто написал роман «Речные заводи» – Ши Найань или Ло Гуаньчжун.

Характерны начало и конец романа «Сон в красном тереме». Даосский монах обнаруживает высеченный на огромном камне длинный текст. Гигантский камень, в 120 футов в высоту и 200 футов в ширину, лежит на одном месте с тех пор, как богиня Нюйва 36 500 камнями залатала огромную дыру в небе, возникшую при ужасной битве гигантов. Монах переписал эту историю, и, когда она попала в руки Цао Сюэциня, тот работал над ней в течение 10 лет, пять раз перечитывал рукопись, разделил ее на главы и сочинил к ней четверостишие:

 
Эти страницы рассказывают о полнейшей нелепице,
Скрывая нить печальных слез.
Все смеются над безумием автора;
Но кто мог знать его волшебную притягательность?
(Перевод Л. Н. Меньшикова)
 

В конце истории, когда, пережив подлинную трагедию, герой становится монахом, дух, который вернул ему рассудок и возможность любить и страдать, возвращается в камень, оставленный Нюйва. И тут вновь появляется даосский монах. Говорят, он заново переписал эту историю и однажды, явившись в кабинет автора, показал ему текст. Цао Сюэцинь рассмеялся и сказал: «Это всего лишь полная нелепица. Она хороша для того, чтобы убить время с несколькими хорошими друзьями, болтая при свете лампы после пирушки. Если спросишь меня, откуда я знаю героя этой истории, и тебе нужны подробности, то ты относишься к этому уж слишком серьезно». Выслушав Цао Сюэциня, монах бросил рукопись на стол и, смеясь, удалился, покачивая головой и бурча себе под нос: «И в самом деле, история эта – полная нелепица! Ни сам автор, ни читатель не знают, что скрывается за всем этим. Это написано просто ради собственного удовольствия, для приятного времяпрепровождения». Говорят, позднее некто приписал к этой странной истории такие строки:

 
Дошел рассказ до скорбного конца;
Нескладных слов звучанье все грустней,
Все миновало, все прошло, как сон, —
Умолкни смех над глупостью людей!
 

Эти печальные и трогательные слова, хотя и нескладны, восхищают потому, что создание такого рода литературы обусловлено творческим порывом, а не любовью к деньгам и славе. Поскольку роман подвергался остракизму в респектабельных литературных кругах, он избежал опошляющего влияния традиционных классических стандартов. Сочинение романов не только не приносило их авторам деньги и славу, но, напротив, было дело опасным для них лично.

На родине автора романа «Речные заводи» Ши Найаня, в местечке Цзянъинь, доныне существует легенда, повествующая о том, как автор избежал опасности, которую ему принесло его сочинение. Говорят, Ши Найань обладал даром предвидения. Завершив роман, он уединился и жил в деревне, отказавшись служить новой династии Мин. Однажды в Цзянъинь прибыли император и Лю Бовэнь – бывший одноклассник автора, а ныне правая рука императора. Лю Бовэнь, увидев на столе Ши Найаня рукопись романа, свидетельствующую о выдающемся таланте автора, тут же составил план, как его погубить. В те времена стабильность новой династии еще не была гарантирована и роман Ши Найаня, провозглашавший, что все люди – братья, в том числе и разбойники, власти сочли бы крайне опасным. И однажды Лю Бовэнь упросил императора вызвать Ши Найаня в столицу для судебного разбирательства. Когда пришел высочайший указ, Ши Найань обнаружил кражу рукописи и понял, что ему грозит смерть. Тогда он занял 500 лянов серебра, чтобы подкупить лодочника и упросить его плыть как можно медленнее. По пути в Нанкин Ши Найань быстро набросал фантастический, крайне странный роман «Фэншэнь бан» (истинный автор этого романа неизвестен), чтобы император уверился в том, что сочинитель сошел с ума. Симулируя безумие, Ши Найань спас свою жизнь.

Так таился от всех роман, подобно лесному цветку, который изредка бросает беглый взгляд на одинокого путника, желая доставить ему удовольствие. Как цветок на вершине бесплодной скалы, роман рос без всякого присмотра и сам в себе черпал мощные творческие силы. Порой такой цветок распускается раз в 25 лет, но зато как он благоухает! Само цветение подтверждает закономерность его существования. Он отдал все жизненные силы, чтобы цвести, а затем умереть. Так создавались все хорошие истории и хорошие романы. Произведения Сервантеса и Боккаччо возникли благодаря стремлению к бескорыстному наслаждению самим процессом творчества. Деньги к этому не имели никакого отношения. Даже сейчас, когда появились авторские права и гонорар, роль денег второстепенна и незначительна. Никакое количество денег не заставит нетворческую душу рассказать хорошую историю. Спокойная жизнь создала условия для творческой мысли, но сама спокойная жизнь никогда ничего не создала. Деньги помогли Диккенсу отправиться в путешествие по Америке, но деньги не могли создать «Дэвида Копперфилда». Великие рассказчики – Дефо, Филдинг, Ши Найань, Цао Сюэцинь – писали потому, что знали историю, которую они хотели рассказать, и потому, что родились рассказчиками. По прихоти случая Цао Сюэцинь появился на свет в богатом и знатном семействе, а затем случай покончил с этой беззаботной жизнью, и в старости он, обанкротившийся конфуцианец, в ветхой лачуге вспоминал былое, подобно человеку, пробудившемуся от забытья. Те грезы, которые Цао Сюэцинь не мог не перенести на бумагу, мы и называем литературой.

Я считаю роман «Сон в красном тереме» одним из выдающихся произведений мировой литературы. Глубина описываемых характеров, их несомненная человечность и совершенство стиля, да и сам сюжет дают право так говорить. Живые образы героев даже более реальны, знакомы и близки нам, чем друзья из плоти и крови. У каждого героя романа свой стиль речи, который мы легко распознаем. В романе есть все, что должно быть в великом произведении.

Чарующе прекрасный китайский сад с теремами и беседками, огромная чиновничья семья: четыре дочери и подрастающий сын, несколько красивых молодых двоюродных сестер, живущих веселой и беззаботной жизнью, полной постоянных добродушных взаимных насмешек и подшучиваний. Еще несколько очаровательных и умных служанок, кто-то из них строит интриги, некоторые вспыльчивы, но честны, кто-то втайне влюбляется в хозяина. Жены некоторых слуг неверны и вовлечены в семейные сплетни, сцены ревности и скандалы. Глава семьи, который вечно отсутствует по делам службы, две-три невестки ведут домашнее хозяйство и держат дом в порядке, среди них самая умелая, самая талантливая, самая болтливая, но совершенно неграмотная и всеми любимая Фэнцзе. Главный герой Баоюй, вполне созревший юноша, весьма умный и любящий женское общество, посланный, как мы понимаем, высшими силами, чтобы пережить фантасмагорию любви и страданий. Единственный наследник, как это бывает в Китае, он становится баловнем бабушки, этого высшего авторитета большой семьи, его обожают все двоюродные сестры, но он ужасно боится своего отца. Несколько служанок заботятся о нем, присутствуют при его купании и даже ночью в его спальне во время сна. Он любит Дайюй – живущую у них в доме сироту, страдающую чахоткой, которую кормят ласточкиными гнездами. Ее красота и стихотворный талант затмевают все, но слишком острый ум не дает ей быть такой же счастливой, как другие, менее талантливые. Она всей душой, по-девичьи искренне влюблена в Баоюя. Ее двоюродная сестра – Баочай также любит Баоюя, но она более решительна и практична, поэтому старшие считают, что она больше подходит Баоюю в жены. И вот последний обман. Идет подготовка к свадьбе, о чем Баоюй и Дайюй узнают только в канун торжества. Она впадает в истерику, безумно хохочет и вскоре умирает. Баоюй об этом ничего не знает вплоть до назначенной на вечер свадебной церемонии, когда он обнаруживает обман со стороны родителей. Он теряет рассудок и в конце концов постригается в монахи.

Все эти события происходят во времена процветания, а затем и упадка большой семьи. В последней трети романа беды одна за другой постигают семью, обрушиваясь на домочадцев так же, как это описано в новелле Э. По «Падение дома Эшеров». Счастливое время процветания прошло, над семейством нависает неизбежный крах; вместо радостных возгласов на праздничном пиршестве под луной в день Середины Осени в опустевшем дворе слышны лишь стенания призраков. Красивые девушки повзрослели, вышли замуж, оказались в разных семьях, каждая обрела новую судьбу. Личные служанки Баоюя тоже выданы замуж, а самая любимая им Цзинвэнь умирает непорочной. Сказочный мир исчез.

Если, как говорят некоторые китайские критики, роман «Сон в красном тереме» мог разрушить страну, то давным-давно сделал бы это. Дайюй и Баоюй стали любимыми персонажами всей нации. Есть и другие: вспыльчивая Цзинвэнь, женственная Сижэнь, романтичная Сянъюнь, нежная Таньчунь, болтливая Фэнцзе, умная Мяоюй. У них разные характеры, и они представляют разные типы людей на выбор читателю. Проще всего узнать темперамент китайца, спросив, кто ему больше по душе – Дайюй или Баочай? Если Дайюй, значит, он идеалист, а если Баочай, то реалист. Если ему нравится Цзинвэнь, значит, он может стать прекрасным писателем; если Сянъюнь, значит, он поклонник поэзии Ли Бо. Лично мне нравится Таньчунь, в ней сочетаются характеры Дайюй и Баочай, и она счастливо вышла замуж, став хорошей женой. Характер Баоюя слишком слаб, его нельзя считать достойным преклонения молодым героем. Однако нравится он или нет, но большинство китайских мужчин и женщин читали роман по семь-восемь раз. Возникла даже целая наука, которая называется хунсюэ, или хунлоумэноведение, сопоставимая по своим научным достоинствам и объему написанного с комментариями к Шекспиру и Гете.

Роман «Сон в красном тереме», скорее всего, вершина китайского романа. В то же время он представляет лишь одну группу романов. Говоря коротко, жанр романа, в зависимости от сюжета произведения, разделяется на несколько видов, и каждый можно обозначить известным произведением:

Авантюрный роман: «Речные заводи»

Фантастический роман: «Путешествие на Запад»

Исторический роман: «Троецарствие»

Любовный роман: «Сон в красном тереме»

Эротический роман: «Цветок сливы в золотой вазе»

Социально-сатирический роман: «Неофициальная история конфуцианства»

Роман идей: «Цветы в зеркале»

Роман социального поведения: «Странные истории последних двадцати лет».

Конечно, четкие границы здесь провести трудно. Так, хотя роман «Цветы сливы в золотой вазе» на 4/5 состоит из эротики, это один из лучших социальных романов. В нем беспощадно и вместе с тем талантливо очерчены портреты обычных людей, а также изображены уродливые лики шэньши и местных богатеев, рассказывается о положении женщины в китайском обществе во времена династии Мин. Строго говоря, к этим романам, нужно было бы добавить различные небольшие новеллы. Они имеют длительную традицию, и лучшими из них являются новеллы «Ляо Чжая», а также «Удивительные истории древности и современности».

Я перечислил романы в определенном порядке, в зависимости от степени их популярности. Если судить по «передвижным библиотечкам», расположенным прямо на улицах, то самой популярной у читателей следует считать авантюрную прозу или, по-китайски, «рыцарскую прозу». Это, конечно, кажется странным в обществе, где учителя и родители всячески уговаривают детей не читать истории о рыцарских подвигах. Однако все легко объяснить с точки зрения психологии. В Китае дети и внуки «рыцарей» часто втягивали свои семьи в неприятности с полицией или местными чиновниками, и поэтому бедняг выгоняли из дома и они оказывались в жалких лачугах. Люди рыцарского духа, у которых высок был уровень также и гражданского сознания, непременно вмешивались в дела других людей, когда сталкивались с беззакониями, совершаемыми по отношению к бедным и беспомощным. Затем они бежали сами или их изгоняли в «зеленые леса» (термин для обозначения разбойничьих скопищ). Поэтому, если родители не ломали их натуру, они сами «ломали» их семьи. И это тоже из-за отсутствия защиты со стороны конституции и законов. Человек, который настаивает на законности в отношении бедных и угнетенных в обществе, где нет защиты со стороны конституции, должен, несомненно, быть «человеком крепкой кости». Понятно, что тех, кто остается дома и вращается в респектабельном обществе, не нужно «ломать». Эти «хорошие граждане» точно так же восхищаются «сынами зеленых лесов», как беспомощные женщины восхищаются смуглыми мужчинами с плохо выбритым подбородком и волосатой грудью. Что может быть легче и увлекательнее для больного туберкулезом, чем лежать в постели, читать «Речные заводи» и восхищаться силой и подвигами Ли Куя? Отметим, что китайские романы всегда читают лежа в постели.

Фантастические истории и истории о сверхъестественных существах, в которых сражаются оборотни с небожителями, охватывают значительную часть китайского традиционного фольклора. Эта традиция весьма близка китайской душе. В одноименной главе автор уже отметил, что в китайской душе сверхъестественное всегда сочетается с реальным. В романе «Путешествие на Запад» описываются подвиги и приключения монаха Сюаньцзана, отправившегося в паломничество в Индию в компании двух симпатичных существ-полулюдей – обезьяны Сунь Укуна и свиньи Чжу Бацзе, а также монаха Шасэна. Этот сюжет не придуман автором, он представляет собой переложение старинной легенды. Самый симпатичный и любимый персонаж романа, конечно же, Сунь Укун, в котором воплощено самое дерзновенное качество человека – постоянная нацеленность на невозможное. Сунь Укун съел запретный персик на Небе (подобно тому как Ева съела яблоко в раю), за что его в конце концов посадили на цепь под скалу на 500 лет, почти так же, как это случилось с Прометеем. Когда пришел назначенный срок, его освободил проходивший мимо монах Сюаньцзан. И теперь Сунь Укун должен был принять участие в паломничестве Сюаньцзана, сражаясь в пути с демонами и другими сверхъестественными существами, искупая тем самым свою давнюю вину. Однако его дерзкий характер все тот же, что и прежде. Сунь Укун символизирует противостояние непокорного человеческого духа и людского благочестия. На голове Сунь Укуна железный обруч, и когда он совершает проступок, своими молитвами Сюаньцзан сжимает венец Сунь Укуна, пока голова его едва не раскалывалась от боли. Свинья Чжу Бацзе представляет животные похоти человека, которые в ходе паломничества благодаря разным ритуалам постепенно подавляются и очищаются от скверны. Конфликт между долгом и плотскими желаниями и соблазнами длится в течение всего странного путешествия этих несовершенных, но таких человечных существ, и это создает бесконечную серию комических ситуаций и захватывающих сражений, в которых героям помогают волшебное оружие и магия. У Сунь Укуна в ухе спрятана маленькая волшебная палочка, которую можно увеличить до любых размеров. Более того, он может, выдернув шерстинку из ноги, превратить ее в бесчисленное количество маленьких обезьян, чтобы сразиться с врагом. А еще Сунь Укун может превратиться в ворону или воробья, в рыбку или в храм с глазами вместо окон, ртом вместо двери, языком вместо изображения Будды. Этот храм глотает переступивших его порог враждебных чудовищ. Борьба Сунь Укуна с монстрами, способными, как и он, к разным превращениям, погони в воздухе, на земле и в воде интересны любому ребенку и тем, кто не настолько стар, чтобы не увлекаться мультфильмами про Микки Мауса.

Любовь к сверхъестественному проявляется не только в литературе о чудесах, ее можно наблюдать и в других видах китайской литературы, даже в таком первоклассном произведении, как «Е соу пу янь», романе и приключенческом, и семейном. Любовь к мистике в немалой степени обесценила такие романы, как «Дела судьи Бао», и сделала невозможным развитие детективного жанра. Причина этого также и в несклонности к научному анализу, в низкой цене человеческой жизни в Китае и во многом другом. Когда умирает китаец, обычно говорят так: умер и умер, только-то и всего. Китайский сыщик Баогун, который является также и судьей, как правило, раскрывает мистические случаи и убийства в сонных видениях, а не с помощью дедуктивного анализа, которым пользовался Шерлок Холмс.

Слабостью сюжета китайский роман похож на романы Д. Лоуренса, а длиной – на романы Толстого и Достоевского. Сходство китайской прозы и русской вполне очевидно. И та и другая используют реалистическую технику, обе предпочитают детализацию и, ведя рассказ, не склонны к популярному ныне на Западе крайнему субъективизму. В них есть прекрасные психологические портреты, однако мало места для развития автором собственных психологических наблюдений. История рассказывается просто как история. В обличении неприкрытого порока роман «Цветы сливы в золотой вазе» ничего не теряет от сравнения с «Братьями Карамазовыми». Сюжеты любовных романов в Китае обычно лучше, чем на Западе, однако, что касается романов социального характера, весьма модных в последние 30 лет, их сюжеты размыты, и такой роман зачастую представляет собой череду мало связанных между собой анекдотов и коротких рассказов, интересных сами по себе. Такой формы, как короткий рассказ, вовсе не было, пока за последнее десятилетие китайские писатели не попытались создать нечто похожее на то, что они прочли в западных оригинальных или переводных изданиях.

В целом темпы развития китайского романа очень хорошо отражают прогресс жизни на бескрайних просторах Китая, сложной, запутанной и неторопливой. Роман родился для того, чтобы человек мог коротать свободное время, это общепризнано. Когда у автора достаточно времени, чтобы распорядиться им по собственному желанию, а читатель не спешит на поезд, нет причин срочно что-либо дописывать или дочитывать. Китайскую прозу следует читать медленно и в хорошем настроении. Когда путник увидит у дороги цветы, кто запретит ему остановиться и сорвать их?

Влияние западной литературы

Когда встречаются две культуры, то вполне естественно и логично ожидать, что более богатая должна отдавать, а менее богатая – принимать. На деле, и в это порой трудно поверить, отдавать приятнее, чем принимать. Китай за последние 30 лет явно много прибавил в литературе и научной мысли, что целиком следует отнести на счет влияния Запада. Признание содержания западной литературы более богатым, признание ее превосходства в целом стало неким шоком для «литературной нации», каковой себя всегда считал Китай. Примерно 50 лет назад на китайцев производили глубокое впечатление только европейские военные корабли. Примерно 30 лет назад их впечатляла западная политическая система; 20 лет назад они обнаружили, что на Западе также есть хорошая литература, а ныне многие стали понимать, что на Западе более развитое общественное сознание, более цивилизованное поведение людей в обществе.

Нашей древней и гордой стране сей факт довольно трудно принять, но Китай достаточно велик, чтобы все же его признать. Как бы то ни было, перемены в литературе наступили. В области стиля и содержания изменения, происшедшие в китайской литературе, намного превосходят любые изменения, которые имели в ней место в течение 2000 лет. Под иностранным влиянием китайский разговорный язык стал новым литературным средством выражения; эмансипации языка способствовали люди, заразившиеся западным духом. Значительное увеличение объема лексики обусловлено появлением огромного числа новых понятий – научных, философских, литературных, художественных. Эти понятия оказались более совершенными и точными, чем понятия, существовавшие до сих пор и соответствовавшие реалиям прошлого. Увеличение числа новых понятий привело к изменению стиля, модернизированного настолько, что старые литераторы едва в состоянии следовать новым формам и совсем бы растерялись, попроси их написать журнальную статью, приемлемую и по стилю, и по содержанию. Появились новые литературные формы, такие как верлибр, поэмы в прозе, короткий рассказ и современная драма, да и техника написания романов значительно изменилась. Важнее то, что наконец отброшены старые стандарты критики, в целом близкие французской неоклассической школе, которая в течение полувека не позволяла наслаждаться Шекспиром. Их заменили более новые, содержательные и свободные литературные понятия, приведшие к гармонии литературу и жизнь, сделавшие наше мышление более точным, а жизнь более открытой.

Конечно, гораздо приятнее отдавать, чем брать. Ведь восприятие изменений извне привело и к хаосу. Прогресс интересен и в то же время болезнен. Более того, прогресс всегда уродлив. Вместе с глубоким интеллектуальным переворотом, который происходит в сознании молодого Китая, мы потеряли точку опоры в мышлении и утратили наш неунывающий здравый смысл. Согласование нового и старого – задача, которая не по силам обычному человеку, а мышление современного китайца крайне незрелое, не отличается глубиной анализа, настроения его переменчивы. Осознать старое трудно, понять новое тоже непросто. Немного романтизма, чуть вольнодумства, отсутствие способности критически мыслить и твердости духа, сильное раздражение по отношению ко всему старому и китайскому, крайняя доверчивость к меняющимся из года в год «новым моделям», поиски самых модных поэтов в Югославии, новых прозаиков в Болгарии, чрезмерная чувствительность к тому, что иностранцы рассказывают Западу о Китае, – вот что характеризует современную китайскую литературу. По-видимому, все это свидетельствует о неуверенности в себе, о приверженности архаичному рационализму XVIII в., о сменяющих друг друга приступах меланхолии и сверхэнтузиазма, о погоне – из года в год – за новыми лозунгами, подобно собаке, кусающей себя за хвост.

Мы утратили способность спокойно воспринимать жизнь во всей ее полноте. Сегодня литературу затянули политические облака, и писатели разделились на два больших лагеря: одни предлагают фашизм, другие коммунизм как панацею от социальных болезней. Способности рассуждать по-настоящему независимо стало не намного больше, чем во времена старого Китая. И хотя внешне мысль свободна, прежний инквизиторский психоз сохраняется под покровом новых понятий. В конце концов, все китайцы любят свободу, как они любят иностранную кокотку, к которой не испытывают настоящих чувств. Все это – уродливые особенности переходного периода, которые со временем исчезнут, но это произойдет, когда Китай станет страной с совершенной политической системой, а в душах людей затянутся старые раны.

Все эти изменения возникли благодаря влиянию европейской литературы. Конечно, это влияние было не только со стороны литературы, так как Китай за один раз собрал урожай многих достижений западных наук, включая философию, психологию, технологию, экономику. Ныне в Китае знакомы даже с иностранными детскими играми, песнями и танцами. В ходе дискуссий вокруг литературной революции мы обобщили позитивную роль, которую сыграла зарубежная культура в поступательном движении китайской словесности. Это влияние непосредственно исходит от переводов на китайский язык произведений европейской литературы. Объем и содержание этих переводов подчеркивают степень и типы этого влияния.

В «Ежегоднике публикаций за 1934 г.» есть библиографическая справка о переводах стихов, коротких рассказов и романов из 26 стран за последние 23 года. Список этот неполный, но может сослужить хорошую службу. Порядок стран зависит от числа переведенных авторов: Англия – 47, Франция – 38, Россия – 36, Германия – 30, Япония– 30, Соединенные Штаты – 18, Италия – 7, Норвегия – 6, Польша – 5, Испания – 4, Венгрия – 3, Греция – 3, Палестина – 2, Швейцария, Бельгия, Финляндия, Чехословакия, Австрия, Латвия, Болгария, Югославия, Сирия, Персия, Индия и Таиланд представлены каждая одним автором.

Обзор переводов английских авторов показывает, что это Джордж Эллиот, Филдинг, Дефо (включая «Молль Флендерс»), Кингсли, Свифт, Голдсмит, сестры Бронте («Грозовой перевал» и «Виллетт»), В. Скотт, Дж. Конрад, Гейтскелл и Диккенс («Лавка древностей», «Дэвид Копперфилд», «Оливер Твист», «Домби и сын», «Николас Никклби», «История двух городов», «Рождественские колокола», «Трудные времена»). Хаггард, благодаря переводам Лу Синя, получил популярность еще большую, чем в Англии. Если говорить о поэтах, переведены Спенсер, Браунинг, Бернс, Байрон, Шелли, Уордсуорт, Даусон. Пять пьес Шекспира («Венецианский купец», «Как вам это понравится?», «Двенадцатая ночь», «Генрих VI», «Ромео и Джульетта») переведены разными переводчиками. Этот перечень свидетельствует, что выбор книг для перевода нередко был случайным. Драма представлена Голсуорси (семь пьес), Пинеро, Джонсом, Шериданом («Школа злословия») и Шоу («Профессия миссис Уоррен», «Дома вдовца», «Сердцеед», «Оружие и человек», «Человек и Сверхчеловек», «Пигмалион»). Ирландскую поэзию представляют Синг и Дансэни. Переведены эссеисты – Лэмб, Беннет и Бирбом. Благосклонное внимание привлекали Барри и Уайльд. Есть два перевода «Веера леди Уиндермир» и три перевода «Саломеи». Переведены также «Портрет Дориана Грея» и «De Profundis». Уэллс известен по переводам романов «Машина времени», «Мистер Бритлинг видит насквозь», «Первый человек на Луне» и особенно «Краткого очерка всемирной истории». Т. Харди известен только благодаря своим коротким рассказам и поэмам, хотя его имя хорошо знакомо. К. Мэнсфилд весьма известна в переводе Сюй Чжимо. Этот список ограничен переводами отдельных изданий в виде книг и, конечно, не включает писателей-философов, например Рассела, чье влияние в Китае очень велико.

Среди французских писателей переведены Бальзак, Мольер, Мопассан (все сочинения), А. Франс (девять произведений; два перевода «Тайс»), А. Жид, Вольтер («Кандид»), Руссо («Исповедь» и «Эмиль»), Золя (представлен плохо), Готье, Флобер («Госпожа Бовари», три перевода «Саламбо» и «Простое сердце»). Книги Дюма-отца и Дюма-сына давно популярны в Китае, особенно «Дама с камелиями». Довольно хорошо представлен Гюго: «Труженики моря», «Отверженные», «Собор Парижской Богоматери», «Девяносто третий год», «Рюи Блаз», «Эрнани», «Лукреция Борджиа». Ранние романтики представлены Шатобрианом («Атала» и «Рене») и Бернарден де Сен-Пьером. «Сафо» Доде и «Манон Леско» аббата Прево, конечно же, являются любимыми произведениями. Хорошо известен Бодлер, имеет поклонников и «Сирано» Ростана. Переведены два романа Барбюса – «Огонь» и «Ясность». Даже длиннющий «Жан-Кристоф» Роллана теперь доступен в Китае, наряду с его «Монтеспаном», «Пьер и Люс» и «Играми любви и смерти».

Классическая немецкая литература, конечно же, представлена Гете и Шиллером. Среди переводов Гете – «Фауст», «Вертер» (два перевода), «Эгмонт», «Клавиго», «Стелла» и часть «Годов учения Вильгельма Мейстера». У Шиллера переведены «Орлеанская дева», «Вильгельм Телль», «Валленштейн» и «Разбойники». Представлены также Лессинг («Минна фон Барнхельм»), Фрейтаг («Журналисты»), Гейне («Книга песен», «Избранное» и «Путешествие по Гарцу»). Особенно популярны переводы де ла Мотт-Фуке («Ундина») и Шторма («Иммензее», три перевода). Гауптман известен по «Ткачам», «Красному петуху», «Бобровой шубе», «Одиноким» и его недавно вышедшему в свет «Еретику из Соаны», а название его романа «Потонувший колокол» было одно время названием китайского журнала. Среди других заметны переводы Зудермана («Фрау Зорге»), а также более современных произведений – Ведекинда («Весна возвращается на землю») и Франка («Карл и Анна»).

Помимо переводов Готорна, Бичер-Стоу, Ирвинга, Марка Твена и Джека Лондона интерес к американской литературе концентрируется также вокруг более современных произведений. Хорошо известен Э. Синклер, чья популярность пришла вместе с наплывом русской коммунистической литературы. Переведены 13 его произведений; среди книг данного направления можно также упомянуть короткие рассказы и роман Голда «Евреи без денег». С. Льюис представлен только «Главной улицей», а Драйзер – томом коротких рассказов, тем не менее оба они хорошо известны в Китае. Переведены две пьесы О’Нила («За горизонтом» и «Луна на Карибах»). Роман П. Бак «Земля» переведен на китайский язык дважды, переведены также ее «Сыновья» и короткие рассказы.

Наплыв переводов русской литературы произошел примерно в 1927 г., одновременно с учреждением нанкинского Национального правительства и подавлением коммунистического восстания. Так же как якобинская литература в Англии развивалась одновременно с поражением политического якобинства, большевизм в литературе наводнил Китай после победы национальной революции. Огромный энтузиазм молодежи дал толчок национальной революции 1926—1927 гг., сделав ее реальностью. Однако подавление молодежного движения гоминьдановским правительством остудило этот энтузиазм, лишив молодежь возможности действовать. Недовольство ушло вглубь, и получилось то, что есть сейчас.

Итак, наступило время отлива. Раздался звук горна, воспевающего «революционную литературу» (синоним «пролетарской литературы»), и он немедленно нашел отклик в массах. Лидеры литературного ренессанса 1917 г. за одну ночь стали старомодными, и на них навесили ярлык «стариков». Молодому Китаю они были не по душе, против «стариков» восстали. Наиболее умные лидеры научились молчать и начали коллекционировать антиквариат. Ху Ши продолжал метать громы и молнии, но читающая публика встречала его слова всеобщим безразличием, она желала чего-то намного более радикального. Чжоу Цзожэнь, Юй Дафу и писатели школы «Нити слов» были слишком большими индивидуалистами, чтобы присоединиться к массам. Лу Синь целый год пытался идти против течения, но и он изменил свою позицию.