Текст книги "Китайцы. Моя страна и мой народ"

Автор книги: Линь Юйтан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Предисловие автора

В этой книге я просто выразил свою точку зрения. Это итог длительных и мучительных раздумий, прочитанных книг и рефлексий. Я не ставил своей целью вступать с кем-либо в полемику и не прилагал усилий, чтобы доказывать, чем моя позиция отличается от других точек зрения. Однако я приветствую тех, кто выступает в мою защиту, и готов принять в свой адрес критические замечания, подобно Конфуцию, автору летописи «Чунь цю» («Вёсны и Осени»). Китай – такое великое государство, где жизнь граждан настолько сложна, что в отношении него существуют самого разного рода – и порой весьма противоречивые – толкования. И это вполне естественно. Если кто-нибудь думает иначе, я готов в любой момент поддержать его и предоставить ему еще больше материала, чтобы он утвердился в своей правоте. Тем не менее истина есть истина, и она может одолеть все самые умные соображения частного порядка. Моментов, когда люди могут обрести истину, понять ее, не так уж много. Только эти моменты и существуют вечно, а личные мнения улетучиваются очень быстро. Поэтому результаты, которые приносит тяжелейшая работа по сбору доказательств той или иной точки зрения, как правило, могут стать всего лишь наукообразным пустословием. Люди нуждаются в более простой, более деликатной форме изложения разных представлений, так как истина никогда не может быть доказана – ее можно только воспринять.

Теперь еще один вопрос – его трудно избежать. Я могу вызвать гнев у немалого числа авторов, пишущих о Китае, в особенности у моих соотечественников и великих патриотов. Эти великие патриоты – у меня нет ничего общего с ними: их бог – не мой бог, их патриотизм – не мой патриотизм. Возможно, я тоже люблю свою страну, но не выношу это на всеобщее обозрение, в то время как иной, в клочья истрепав свой маскарадный костюм патриота, будет до самой своей смерти демонстрировать эти лохмотья на улицах Китая или в любой другой части света.

Я могу совершенно искренне об этом говорить, поскольку отличаюсь от этих патриотов. Я вовсе не испытываю стыда за свою страну и могу все ее беды поведать миру, потому что не потерял надежды. Китай намного более велик, чем эти мелкие патриоты, и не нуждается в их приукрашивании. Он сможет еще раз восстановить равновесие и покой, и он все делает для этого.

Я написал свою книгу и не для западных патриотов, которых боюсь больше, чем моих соотечественников. Боюсь, что они начнут выборочно меня цитировать, оказывая мне тем самым медвежью услугу. Я писал лишь для простых обывателей. Древний Китай вырос на таких обывательских представлениях, но ныне подобные взгляды не очень-то распространены. Мою книгу следует воспринимать только с таких простых позиций. Для тех, кто еще не растерял высоких человеческих ценностей, – только для них я и писал, ибо только они смогут меня понять.

Июнь 1935 г. Шанхай

Часть 1
ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

ПРОЛОГ

I

Каждый, кто посещает Китай, невольно задумывается о нем – всегда с состраданием, порой с разочарованием и очень редко – с глубоким пониманием. Ибо Китай или любишь, или ненавидишь. А некоторые, даже не побывав в Китае, возможно, представляют его себе древним, великим, огромным государством, которое, как некогда, чуждается остального мира и в известной мере совершенно не принадлежит ему. Такое ощущение придает Китаю некую притягательность. Но если вы приедете в Китай, он настолько поглотит вас, что для размышлений не останется места. Останется лишь сознание того, что Китай существует, существует эта громадина, которую человеческая душа не в состоянии объять; здесь на первый взгляд господствует хаос, ничто ни с чем вроде бы не связано, и жизнь здесь течет по особым законам, подобно величественному театральному действу – то печальному, то радостному, но всегда очень напряженному, преисполненному высоких чувств и искренности. Через некоторое время вы пытаетесь анализировать увиденное, но все вам кажется странным, вы ошеломлены и растеряны и вообще перестаете что-либо понимать.

Впечатления разных людей от посещения Китая соотносятся с их характером. Человек либо романтик-интернационалист, либо самый что ни на есть самодовольный и ограниченный господин. Любит он Китай или нет, он все равно многословно рассуждает о нем. В этом нет ничего удивительного. Люди всегда высказывают в отношении Китая те или иные суждения, занимают определенную позицию; в противном случае как им доказать, что они существа с интеллектом. Они всячески стремятся найти повод, чтобы обменяться интересными новостями, всякими пустяками, рассказать о том, кто что сказал в ходе беседы, просто поболтать, заодно и о серьезных вещах. И они начинают чувствовать себя этакими философами, холодными и бесстрастными критиками китайских проблем, считая, что страна эта лишена каких-либо достоинств. Или, наоборот, становятся горячими, романтически настроенными почитателями Китая. Конечно, их выводы и обобщения порой выглядят ужасно глупо. Тем не менее именно так рождается точка зрения, и это происходит всюду в мире, и этого не избежать. И вот люди начинают друг с другом спорить. Одни считают, что их понимание Китая и китайцев единственно верное. Это счастливые люди, которые заняты торговыми делами, снуют по всему миру и правят им. Они уверены, что всегда правы. Другие преисполнены всяческих сомнений, теряются в догадках, пребывают в постоянном беспокойстве. Они испытывают по отношению к Китаю смешанное чувство страха и почтения. Возможно, страх и ощущение чего-то неразгаданного побуждают их вернуться к исходной точке зрения. Однако все понимают, что Китай существует и что в этом существовании есть нечто великое и загадочное...

В современном мире Китай – это величайшее явление, таинственное и удивительное, и не только из-за его необъятных просторов и древности китайской нации. Китай – самая древняя страна, в которой культурная традиция никогда не прерывалась. Его население самое многочисленное в мире. Некогда Китай был могущественнейшей и воинственной империей. В Китае сделаны многие важнейшие изобретения. Китай обладал уникальной литературой, философией и жизненной мудростью. Когда империя, распростерши крыла, парила в сфере искусства, многие другие страны еще только учились летать. Однако сегодняшний Китай, без сомнения, самое хаотичное, самое трагическое, слабое, страдающее от тирании государство, которое не способно объединиться и уверенно двигаться вперед. Господь, если Он существует, намеревался сделать так, чтобы Китай на фоне других наций мира оказался на первом плане. А сам Китай в Лиге Наций выбрал себе место в задних рядах и сидит там рядом с Гватемалой. Вся Лига Наций при всех ее самых добрых намерениях не может помочь Китаю навести хоть какой-то порядок в стране, помочь ему прекратить гражданскую войну и освободиться из объятий собственных ученых, милитаристов, революционеров, шэньши[1]1
  Шэньши – местные влиятельные помещики и отставные чиновники (Примеч. пер.).


[Закрыть]-политиканов.

Удивляет тот факт, что сама страна совершенно безучастна к делу собственного спасения. Потеряв территорию, равную площади Германии, она, подобно азартному игроку, даже глазом не моргнула. Когда генерал Тан Юйлинь отступал со скоростью, побившей мировой рекорд, и в течение восьми дней потерял территорию в полмиллиона квадратных миль, два генерала – дядюшка и племянник – в провинции Сычуань в это время соревновались в военном искусстве. Мы начинаем гадать, может ли Господь Бог действовать по Своей воле, может ли Он против желания самих китайцев помочь Китаю стать первоклассной страной.

Другой вопрос, вызывающий озабоченность, – какова судьба Китая? Сможет ли он, как прежде, с успехом существовать, как до сих пор не способно было ни одно древнее государство мира? Действительно ли Всевышний намеревался сделать его первоклассной страной? Или же это всего лишь выкидыш у матушки-Земли?

Некогда перед Китаем открывались прекрасные перспективы. Он был завоевателем. Теперь же Провидение предоставляет Китаю возможность просто выживать, и нельзя не верить, что он способен на это. Особенно когда учитываешь, что он существовал века спустя после того, как прекрасная Греция и славный Рим давно исчезли, когда учитываешь, что он усваивал основы чужих истин, переделывая их на свой лад, и ассимилировал другие народы. Китай выжил и дожил до глубокой старости – этот факт заставляет вас задуматься. Древнюю нацию положено уважать за седую старину, и это уважение надлежит оказывать и всей нации, и отдельным людям. Да, уважение лишь за старость, лишь за выживание.

Все это потому, что Китай обладает особым инстинктом самосохранения, некой удивительной, сверхъестественной живучестью. Другие вопросы пока оставим в стороне. Его существование есть победа инстинкта живучести. Он приспособился к разнообразному экономическому, политическому и социальному окружению, и если бы подобные условия жизни предоставить другой нации, не обладающей столь мощным потенциалом выживания, это могло бы привести к большим бедам. Китай воспринял мудрость, дарованную ему природой. Эта мудрость тесно связана с цветами, птицами, известными горами и реками – всем тем, что китайцы сделали источником вдохновения и морали. Одно только это в полной мере гарантирует здоровье и чистоту их души и тела, уберегая всю нацию от городского общества, деградации и упадка. Китай предпочитал жить на широких просторах, греться на солнце, любоваться закатами, ступать по утренней росе, вдыхать аромат сена и влажной земли. Благодаря поэзии – поэзии жизненных привычек и поэзии слов – он научился взбадривать свою, увы, столь часто страдающую от ран душу. Иными словами, Китай изыскивал всевозможные способы дожить до глубокой старости благодаря близости к природе, солнечным лучам и свежему воздуху. Однако он прошел сквозь суровые испытания временем – сотни лет бесконечных войн, эпидемий, природных катаклизмов и тирании жестоких правителей. Все это он вынес благодаря своему сардоническому юмору и крепким нервам. Китаю всегда удавалось приноровиться ко всему. Чего стоит одно только долголетие Китая!

Теперь, когда Китай дожил до глубокой старости, страдания тела и души для него не столь уж важны. Китай, вероятно, давно не питает никаких надежд, считая, что панацеи для него нет. Кто-то, возможно, думает так же. Люди недоумевают: такой возраст – это сила или слабость? Он некогда бросал вызов всему миру, а теперь стал бесстрастным, и право на это ему дает его возраст. Что бы ни произошло, жизнь Китая течет, как и прежде, спокойно, как ни в чем не бывало. Он не чувствует ни печали, ни горя, ни унижения, он не лелеет чрезмерных надежд, которые постоянно волнуют молодежь. Его не испугала даже угроза уничтожения, нависавшая над ним в течение последних двух веков. Он больше не задумывается о каких-либо победах и поражениях, любые бедствия и сама смерть теперь не пугают его, потеряла смысл и зловещая тень, затмевавшая жизнь нации в течение нескольких сот лет. Китай подобен морю из афоризма Ницше, которое больше всех рыб, моллюсков и медуз, в нем обитающих, и больше всей грязи и отходов, в него сливаемых. Величие Китая позволяет преодолеть всю напыщенную болтовню, раздражительность и капризы студентов, обучавшихся за границей. Он выше лицемерия, лживости, бесстыдства и казнокрадства мелких чиновников, генералов-дезертиров и революционеров-двурушников, выше всех войн, эпидемий, всякой скверны, бедности и голода. И именно потому, что он возвысился над всем этим, Китай и выжил. Старый добрый Китай вопреки всему – войнам, эпидемиям, нищете детей и внуков – спокойно попивает чай и улыбается, и в этой улыбке я вижу его истинную силу. В его улыбке я порой замечаю леность, нежелание перемен и другие проявления консерватизма и даже высокомерия. Леность? Высокомерие? Что же все-таки? Я и сам не знаю. Но где-то в глубине китайской души таится хитрость старого пса, и это оставляет странное ощущение. Какая странная древняя душа! Какая великая древняя душа!

II

Однако какова цена величия? Английский историк Т. Карлайл (1795—1881) как-то сказал, что первое впечатление от действительно великого произведения искусства – это ощущение беспокойства, даже боли. Великим судьбой предначертано быть неправильно понятыми. Такова же участь и Китая. В прошлом он многими был понят крайне неверно. Когда мы чего-либо не понимаем или от чего-то хотим избавиться, мы называем великим это «что-то». Выбирая между стремлением быть понятым и провозглашением его «великим», Китай предпочитает первое, и это лучше для окружающих. Но как понять Китай? Кто будет его истолкователем? У него долгая история, бесчисленное множество императоров и князей, мудрецов, поэтов и ученых, храбрых матерей и талантливых женщин. У него богатая литература и философия, живопись и театр, и все это давало представление о морали, что позволяло простому люду отличать добро от зла. Китай также располагает огромной сокровищницей фольклора. Его язык представляет собой почти непреодолимое препятствие. Можно ли понять иностранцу Китай с помощью пиджин-инглиш[2]2
  Англо-китайский гибридный язык (Примеч. пер.).


[Закрыть]. Должен ли «старый знаток Китая» (old China hand) пытаться понять душу страны, общаясь лишь с поваром и старой няней? Или – с «самым надежным китайцем-слугой»? Или со своим компрадором[3]3
  Посредник между иностранным капиталом и местным рынком в старом Китае (Примеч. пер.).


[Закрыть]-счетоводом? Или читая газету «North China daily news»? Все это, разумеется, неосуществимо.

В самом деле, не каждому дано понять иную страну с иной культурой, особенно такую, как Китай, который разительно отличается от других стран. Чтобы понять, необходимо проникнуться чувством всеобщего братства, исходя из того, что человечество – это единое целое, и испытывать радость от этого. Все это человек должен не только ощущать биением своего сердца, но и видеть своим внутренним взором. Вместе с тем ему не следует подпадать под влияние своего подсознания, под влияние полученных с детских лет представлений, тем более под влияние навязчивых мыслей, присущих взрослому человеку, под влияние таких пишущихся с прописной буквы слов, как Демократия, Процветание, Капитал, Успех, Религия и Дивиденды. Он должен на время все это отбросить и смотреть на вещи так же просто, как просто мыслил Р. Бернс – один из самых что ни на есть шотландских поэтов и в то же время поэт мирового значения, который обнажил наши души, раскрыл общность устремлений, любовь и печаль, свойственные всему человечеству. Лишь избавившись от всего наносного и научившись мыслить просто, можно по-настоящему понять чужую страну.

Кто же все-таки станет истолкователем Китая? Эту проблему почти невозможно разрешить. Конечно же, этого не смогут сделать живущие за границей китаеведы и библиотечные работники, которые видят Китай только сквозь призму конфуцианской классики. Настоящие европейцы, проживающие в Китае, не говорят по-китайски, а настоящие китайцы, в свою очередь, не говорят по-английски. Хорошо говорящие по-китайски европейцы, научившиеся даже думать по-китайски, – диковинка для своих же соотечественников. Китайцы, хорошо говорящие на английском, научившиеся думать как европейцы и «ассимилировавшиеся» таким образом, либо вообще перестали говорить по-китайски, либо говорят на нем с английским акцентом. В результате получается, что истолкователями все же должны быть «старые знатоки Китая». А нам придется познавать Китай в значительной мере так же, как они его познают с помощью пиджин-инглиш.

Напишем портрет этого «старого знатока Китая», поскольку он важен для нас как единственный авторитетный источник. А. Рэнсом в книге «Китайская загадка» («The Chinese puzzle»), особенно в главе «Менталитет шанхайцев»[4]4
  Артур Рэнсом (1884—1967) – английский журналист, писатель, разведчик. В 1920-е годы был корреспондентом английской газеты «Манчестер гардиан» и в этом качестве в 1922 г. посетил Советскую Россию, чтобы получить интервью у Ленина. В 1927—1928 гг. ездил в Китай; был другом вдовы Сунь Ятсена (Примеч. ред.).


[Закрыть], описал этот менталитет весьма красочно, и мы считаем, что это живой портрет и каждый может его себе представить. Это либо сын миссионера, либо капитан судна или лоцман, или секретарь консульства, а может быть, и торговец, для которого Китай лишь рынок, на котором он сбывает сардины или апельсины. Это не всегда малообразованный человек, возможно, он известный журналист, который одним глазом следит за своими политическими консультантами, а другим – за комитетом по кредитам. С трудом выговаривая три китайских слова подряд, он, возможно, хорошо осведомленный человек – в известных пределах, – так как информацию он получает от говорящих по-английски китайских друзей. Он не бросает свое рискованное занятие и играет в гольф, чтобы поддерживать здоровье. Он пьет чай «Липтон», читает «North China daily news» и всей душой восстает против утренних сообщений о бандитизме, похищении детей, разгорающейся гражданской войне, которые портят ему завтрак. Он чисто выбрит и одет опрятнее, чем его китайский помощник, а его ботинки начищены лучше, чем в Англии. Правда, это не его заслуга: китайские мальчишки – превосходные чистильщики обуви. Каждый день утром он проезжает три-четыре мили от дома до офиса, чтобы отведать чаю, который ему готовит мисс Смит. В его жилах, возможно, не течет аристократическая кровь, а в его гостиной не висят портреты предков, однако он всегда может обратиться к историческому прошлому и обнаружить, что в древнейшие времена у его предков, которые жили в лесу, текла здоровая кровь. Его это успокаивает, он освобождается от всех забот, чтобы с головой уйти в изучение Китая. Но всякий раз, когда по делам службы приходится идти по китайским улицам, на него таращат глаза, отчего ему становится не по себе. Он достает платок, громко сморкается и смело идет дальше. И все-таки чувство страха трудно сдержать: находясь в потоке людей, одетых во все синее, он едва заметно озирается по сторонам. Глаза китайцев не столь уж узкие и прищуренные, как их изображают на обложках дешевых журналов. Могут ли эти люди вонзить нож в спину? В такой солнечный день – вряд ли. Впрочем, кто может дать гарантию? Вся его храбрость и спортивное мастерство, полученное во время игры в крикет, рассеиваются как дым. Он готов получить по голове удар битой, лишь бы не оказаться еще раз в этих кривых закоулках. Да, это и есть страх, первобытный страх перед Неизведанным.

Но это далеко не все. Это еще и его гуманность: он не может выносить страдания человека и нищету в его понимании. Он просто не может спокойно видеть рикшу, который, как вьючное животное, везет его в коляске, – ему нужен автомобиль. А его автомобиль – это не просто автомобиль, а крытый движущийся коридор от дома до офиса, который защищает его от китайцев. Он не расстанется со своим автомобилем и своей цивилизацией. Он скажет мисс Смит за чаем, что автомобиль в Китае не роскошь, а необходимость. Человек, закрытый по характеру, он, сидя в металлической коробке, каждый день проделывает три мили от дома до офиса, и так все 25 лет пребывания в Китае. Он не говорит об этом, когда приезжает домой в Англию, а просто, посылая корреспонденцию в лондонскую «Times», подписывается: «Старожил: 25 лет в Китае». Это производит впечатление. Такой человек, конечно, должен знать, о чем говорит.

Между тем его передвижения редко выходят за рамки трехмильного пути, за исключением поездок за город, где порой устраивают верховую езду по полям китайцев, с ориентированием по бумажным вешкам. Но и здесь, на открытом пространстве, он сумеет себя защитить. Хотя вообще-то он не нуждается в охране, и он это знает, но просто любит об этом поговорить. Его никогда не приглашают в гости в китайскую семью, он всячески избегает китайские рестораны и никогда не читает китайских газет. По вечерам он отправляется в бар – тот, что работает дольше других, потягивает там коктейль, слушая обрывки рассказанных португальскими моряками всевозможных историй, которые случались у китайских берегов. Ему жаль, что Шанхай это не Сассекс, но он живет, в общем, так же, как и в Англии[5]5
  Один писатель, подписывающийся инициалами J.D., опубликовал в лондонском журнале «New statesman» статью «Англичане в Китае». Он пишет: «Жизнь англичан протекает между офисом и клубом. В офисе вокруг него иностранцы – его коллеги и начальство, есть и китайцы – его подчиненные на уровне клерков и т.п. В клубе он видит только иностранцев, за исключением, разумеется, слуг. Здесь он каждый день слышит жалобы на то, что китайцы не честны и глупы, и это перемежается со всякими историями из повседневной жизни или спортивными новостями. Эти новости только и спасают англичанина в Китае, и только в них не поносят китайцев» (Примеч. авт.).


[Закрыть]. Когда он слышит, что китайцы тоже стали отмечать Рождество и прогрессируют, он радуется и бывает крайне удивлен, когда его не понимают, если он говорит по-английски. Он никого не замечает, идя по улице, а если наступит кому-нибудь на ногу, то не извинится даже по-английски. Да ему просто лень выучить по-китайски такие простые слова, как «спасибо», «пожалуйста», «извините», – слова, которые учит просто из вежливости любой турист. Он против ксенофобии, он разочарован, что китайцы не извлекли урока из страшных бедствий в Пекине после восстания ихэтуаней (1899—1900). Вот он, «старый знаток Китая»! Как жаль, что именно такие люди играют связующую роль в единении человечества!

Все это ясно каждому, и не стоило бы говорить об этом, если бы не тесная связь всего изложенного с формированием мнений европейцев о китайцах. А ведь нужно еще учитывать такие факторы, как сложности в изучении языка, написании китайских иероглифов, хаос в политической и культурной жизни сегодняшнего Китая, огромные различия в обычаях и привычках китайцев и европейцев. В сущности, хотелось бы всестороннего понимания Китая на более интеллектуальном уровне. Из одного факта, что «старые знатоки Китая» не умеют читать китайские газеты, нельзя делать вывод, что они не имеют права писать о Китае. Хотя их книги и статьи неизбежно остаются на уровне сплетен.

Разумеется, существуют и исключения. Такие люди, как сэр Роберт Харт (1835—1908/1909?; английский колониальный политик и китайский сановник. – Примеч. ред.) и философ Бертран Рассел, способны увидеть особый смысл в образе жизни, который отличается от их собственного, но на одного сэра Роберта Харта приходится десять тысяч Родни Гилбертов, а на одного Рассела – десять тысяч Вудхедов (Р. Гилберт и Г. Вудхед – английские журналисты начала XX в., авторы антикитайских книг и памфлетов. – Примеч. ред.). В результате возник хорошо известный европейцам стереотип китайца, к которому они к тому же постоянно добавляют всякие несуразные детали, скажем «ребяческую лживость». Это все те же россказни португальских моряков, только выражения стали более обтекаемыми. А умственные способности тех, кто рассказывает подобные сказки, остались, в сущности, на том же уровне, что и у моряков стародавних времен.

Китайцы порой удивляются, почему их страна притягивает к себе только авантюристов. Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо почитать Морса[6]6
  О.Б. Морс (Н.В. Morse, 1855—1934) – американский авторитет по вопросам Китая. Длительное время служил в Китае, занимал высокие административные должности. Автор монографий: «Торговля и управление Цинской империи» («The trade and administration of the Chinese Empire»), «История внешних сношений Китайской империи» («The international relations of the Chinese Empire», в 3 томах), «Деятельность Ост-Индской компании в Китае» («The chronicles of the East India Company, trading to China», в 5 томах) (Примеч. пер.).


[Закрыть] и проследить, каким образом возникла в древнейшие времена эта традиция, существующая и по сей день, а также проанализировать, что общего в мировоззрении португальских моряков прошлых веков и современных «старых знатоков Китая», каковы их интересы. Сила каких именно обстоятельств выбросила их на чужой берег на другом конце Земли? Что заставляло их в прошлом, да и сейчас заставляет постоянно прибывать в эти дальние края? Золото или любовь к приключениям? Золото и любовь к приключениям побудили Колумба, великого мореплавателя и искателя приключений, отправиться на поиски пути в Китай.

Постепенно начинаешь понимать корни этой преемственности, начинаешь понимать, почему получила развитие традиция Колумба-мореплавателя. И тогда возникает нечто похожее на чувство сострадания к Китаю, чувство сожаления, связанное с тем, что не наша человеческая природа, а наше золото и мы сами как существа, имеющие покупательную способность, притягивали европейцев к берегам Дальнего Востока. Золото и успех! Это, по словам английского писателя Генри Джеймса (1843—1916), «золотой телец», который связал европейцев и китайцев, бросив их в водоворот непристойностей, не создав между ними никаких человеческих и духовных связей. Ни китайцы, ни англичане сами этого не признают. Поэтому китайцы спрашивают англичан: раз вы так ненавидите китайцев, почему бы вам не вернуться в свою страну? Англичане же, в свою очередь, спрашивают китайцев с ехидцей: почему вы не хотите уезжать с территории иностранных концессий? И ни те ни другие не знают, что отвечать. Ситуация такова: англичане не обеспокоены тем, понимают ли их китайцы; настоящие же китайцы еще меньше беспокоятся о том, поймут ли их англичане.