Текст книги "Катастрофа или последний треугольник в Атлантиде (СИ)"

Автор книги: Лилия Хайлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Хайлис Лилия Мойшевна
Катастрофа или последний треугольник в Атлантиде

Пролог

Полюбив Троянскую царевну Кассандру, Аполлон наделил её даром пророчества. Но девушка отвергла любовь Бога, и в наказание он сделал так, что никто никогда не верил её

предсказаниям.

Из мифов Древней Греции

Звуки накладывались друг на друга, распадались, соединялись в причудливые комбинации и разбивались вдрызг, как стекляшки калейдоскопа, чтобы быстро перелиться и незаметно склеиться в новый рисунок. Рисунки все были разными, но тема их перетекала из одного в другой и оставалась неизменной.

Каждый крик взрывался у Лона в мозгу коротким треском перегоревшей электронки.

Один из аэробилей стремительно завертелся вокруг своей оси. Потом, уже, вроде нехотя, стал падать, падать долго и неуклонно, как в замедленной визо-съемке. Аэробиль неторопливо и плавно опускался в черную воду, уже заполненную обломками зданий и наземных дорог, но ещё способную вобрать в себя и поглотить всё, созданное человеческими руками, да и самих создателей заодно.

Вода бурлила, а в ней кипел хаос, но не первозданный хаос будущей жизни, а нервозная агония заключительного аккорда, мучительный предвестник смерти.

То тут, то там периодически трещали, вспыхивали и мгновенно, с шипением и дымом, гасли части машин. Визгливо таща за собой тучи брызг, метались провода. Мучительно шурша по нервам, трепетали на ветру листья деревьев и книжных страниц. Время от времени проносилась куда-то влекомая волнами одежда. Что-то массивное билось и шлепало, с силой хлопало по воде плашмя: это обезумевшие русалки, почуяв смешанный запах свободы и гибели, рвались из своих загонов в открытый океан.

Фантасмагорию завершали напряжённые руки. Их было так много и они работали с таким отчаяньем, что издалека казались похожими на сказочное многорукое чудовище. Вблизи же становилось ясно, что это сотни человеческих рук неравномерными рывками вздымались и с силой падали обратно, опять и опять вздымались и падали, постепенно теряя силу. Рано или поздно то одни, то другие уставали, сдавались и, совершенно обессилевшие, опускались, чтобы больше уже никогда не подняться.

А над волнами, низко, чуть ли не касаясь их крыльями, кружились аэробили, выхватывая, выдирая из смерти обратно в жизнь немногочисленных счастливцев.

Время казалось странно растянутым, но все продолжало растягиваться и растягиваться до бесконечности, а потом, в один момент, лопнуло, достигнув, наконец, своего предела.

Какофония внезапно оборвалась и звуков не стало. Пронзительная, неземная, нечеловеческая тишина прозвучала громче любого вопля, обозначая конец.

Сердце Геи отстучало последние часы, захлебнулось и замерло навсегда.

Метрополис, который веками притягивал, впитывал в себя и переплавлял по-своему людей всех рас: и смуглокожих эллинов, и горбоносых халдеев, и черных, как тартесский гранит, нубийцев, и рыжебородых шумеров, и русоволосых этрусков, и длинноглазых египтян, и краснокожих огу, и золотоволосых гиперборейцев, и носатых финикийцев, – огромный могущественный город развалился в прах.

Империя, которая тысячелетиями рассылала сигналы, давала команды, диктовала науку, моду, законы всему миру от Иерихона до Чолулы, в два дня, можно сказать, в одночасье, перестала существовать.

Скрылись, исчезли, канули во мрак океана великолепные колоннады дворцов, махины гимнасий, сады Гесперид.

Обсаженные кокосовыми пальмами, банановыми деревьями и смоковницами гигантские поля затопило чёрное море; погибли и трудяги кентавры, рабы и хозяева этих полей.

Витые наземные дороги и кружевные мосты вместе с мчавшимися по ним днем и ночью вереницами мобилей оказались погребенными под толщами лавы и воды.

Рухнули в бездну хитрые скоростные сплетения парков фантазии.

Старинная гордость города, золотой, отделанный серебром, орихалком и мамонтовой костью храм Посейдона-родоначальника стоял долго, надменно возвышаясь над Посейдонисом, но все же и этот последний оплот цивилизации поддался стихии, ушел под воду, молчаливый, величественный, цельный.

Закончилась развесёлая жизнь Парнаса, яркого, шумного и одновременно романтического. Вспомнится ли когда-нибудь кому-нибудь изечная обитель поэтов, музыкантов, художников и тех, кого по визовым передачам знала вся Посейдия: муз, актеров, танцовщиков, певцов, прекраснейших.

Утонули мрачные и таинственные Елисейские Поля и унесли с собой секреты Баала. Все то, что прежде тщательно охранялось, теперь осталось запертым и забытым в похожих на пыточные камеры лабораториях. Где-то там, в опытах, о которых, если отваживались, то говорили только шепотом, долго содрогаясь после, в крови и муках рождались все новые и новые достижения генной инженерии. Откуда-то оттуда появлялись одноглазые великаны – тупые и кровожадные пастухи, козлоголовые сатиры – гвардия Охраны Тайны, убивавшие взглядом горгоны, вампиры и всякая нечисть для устрашения мира, а еще – рабы: бесстрастные гномы, легкие эльфы, покорные русалки, могучие кентавры.

А Эдем! Загадочный, непроницаемый, он поглощал все виды излучений Солнца, Неба и Земли для того, чтобы снабжать Настоящих энергией и силой. Неприступный Эдем, символ могущества империи, рассыпался на миллионы осколков, как тысячи разбитых зеркал.

Пропал, наконец, и надменный Олимп, а с ним – причудливые виллы богатейших из богатейших атлантов, их горячие и холодные бассейны, их парки со спортивными площадками, охотничьими рощами, аэродромами.

Когда с неба посыпалась черная каша, аэробили стали набирать высоту и уходить от того места, которое только-только было их домом, тысячелетиями – домом их предков, и, казалось, будет еще надежным домом поколений и поколений потомков.

Оставшиеся в живых покидали родину, бросившую их на произвол судьбы, улетали, уплывали, кто куда. Флотилии Инка направились на Запад. Золотая молодежь во главе с Зевом и его детьми устремилась на Восток: в Иберию, в Элладу, в Месопотамию... Кое-кто из богачей и политиканов мчался в Вави, а оттуда – в космос, в неизвестном направлении в неведомое, главное – прочь от родной планеты.

Где-то еще едко молчал свободный ученый Ноэл, закрывшийся от мира в своем унимобиле. И постыдно молчал бывший глава бывшего Института Времени Кронот, то ли подавшийся неведомо куда, то ли погибший вместе с тысячами соотечественников в этот страшный день, ставший последним днем Истории.

Великая Атлантида навсегда ушла в забвение.

Глава 1

Лон очнулся и несколько раз с силой тряхнул головой.

Кошмар закончился.

Сумеречный полумрак вязко обволакивал комнату, обширные старинные ложа, маленькую фигурку Касс. Неярко, чтобы не портить зрения, светилась стена виза. Было уютно, впрочем, он всегда возникал, этот уют, когда Касс оставалась на ночь. Присутствие подруги, по недавнему признанию известнейшего поэта, музыканта, певца и оракула, самого Лона Апола на выступлении в аудиториуме левитаций, неизменно действовало на ауру "двояко по-разному и дважды положительно": оживляло воображение и одновременно успокаивало нервы.

Но привидевшееся казалось почти осязаемым, реальным... Никогда еще до сих пор картины не вырисовывались так ясно. Ни разу прежние видения не были настолько глобальными и одновременно детальными. Безнадежность и беспомощность, сжавшие горло во время транса, не отпускали и теперь, только с возвращением сознания прибавилось ещё чувство, что неведомое чудовище, урча, сосёт и гложет солнечное сплетение. От этого дополнительно тошнило и хотелось взвыть, невзирая даже на то, что рядом находилась живая, тёплая, спокойная женщина.

Выходит, гибель Атлантиды неизбежна. Выходит, так.

Лон Апол – это вам не какой-нибудь невежа египетский. Не припадочная жрица из Вави, что за золото для своей жадной богини отдается приезжим богачам на ступеньках зиггурата. Лон Апол – не Геракл, юнец драчливый, которого Зев никак не приобщит к цивилизации, а Эра все хвастает прибрать к рукам... Лон Апол легенд не сочиняет, а в его предсказаниях можете быть уверены: все произойдет. Сбудется каждое слово.

Значит, что-то надо делать: предупреждать, убегать, немедленно звонить музам по событиям... Но ведь поднимут на смех. Ещё и с каким удовольствием! Этого, правда, пока не бывало, с Лоном, во всяком случае... Тем больше наслаждений сулит острякам-насмешникам. А остальные... Уж кому-кому, а ему ли, ясновидящему и поэту, не знать: реакция толпы непредсказуема? Нет правил в общении с толпой... Кроме одного, если это можно назвать правилом: предвидеть реакцию толпы невозможно. Что ж, тем хуже для толпы. Только не надо спешить... Спокойно все обдумать, поговорить...

Поговорить бы, конечно, хорошо, но с кем?

С Зевом, окончательно помешавшимся на хорошеньких чужестранках? С Фадитой, так ведь она не муза по событиям, она тут же заскучает и отключится на полуслове... Может, с Артемой? Которую, кроме охоты, вообще ничего не волнует...

Ученые? Господа ученые мужи. Кронот, выживший из ума от старости со спесью. Чем разговаривать с Кронотом, лучше уж сразу на растерзание общественности... Ноэл? Если б знать, что не попадешь под удар его красноречия, а вдруг попадешь? Да ведь, скорее всего, и попадёшь... Асклепий, занятый своей амброзией? Все бессмертия ищет, все жаждет осчастливить Человечество. Это ему про конец Атлантиды? Да, господа ученые мужи, много вас в славном городе Посейдонисе. Смешно... Было бы смешно, когда бы не было так грустно.

В тишине еле-еле слышалось легкое пощелкивание удаленного переключателя: Касс бездумно бегала по программам виза.

Лон вяло подумал, что надо бы отработать новую песню, которую он сочинил для предстоявшего вечера у Зева и Эры. Песня была почти готова и звучала не безнадёжно. Даже, пожалуй, многообещающе. Правда, не очень еще на местах некоторые слова да рифма на "Юность" не идет: то глупости какие-то, то не влезает в ритм. Но это мелочи... К тому же, вряд ли сейчас что-нибудь удастся улучшить... Что ж, значит, хватит мучиться. Значит, просто пора отдохнуть...

Поэт приподнялся, опёршись на один локоть, и уставился на экран.

Интервью с молодыми конструкторами космодрома Вави... Состязания атлетов гимнасий... А вот и Орф со своей терой. Слабо рифмованная ерунда, цинизм, обычные орфовские дела...

– Здорово он владеет струнами, – заметила Касс, чуть-чуть скашивая голову в сторону друга. Появлялась у нее иногда странная манера: не смотреть, а так, подсматривать, на манер любопытного петуха, одним глазом.

– У него пальцы деревянные, – немедленно возразил Лон с нервным смешком.

Касс только взглянула в ответ. В её движении усматривался протест.

– Подумаешь, конкурент! – голос Лона стал звонким от обиды.

– Он становится все более и более популярен, – не сдавалась любимая. Похоже, она сегодня в том самом настрое, который доводил поэта до белого каления и одновременно обострял желание победить, покорить, заставить, влюбить в себя. – Голос его необычен, да и стихи...

– Тебе хочется меня разозлить?

Лон вскочил и стал возбужденно бегать вдоль стен из угла в угол. Иногда один и тот же маршрут ему надоедал: провидец неожиданно менял направление или пересекал комнату по диагонали.

При этом, первый поэт Атлантиды отчаянно размахивал руками и саркастически выкрикивал, срываясь на несвойственный ему фальцет: – Меня разозлить легко! Меня злят бездари! Меня злит, когда искусством занимаются не те, кто имеет к этому от природы талант, а те, которые умеют громко вопить и тянуть на себя! Я тоже умею повышать голос...

– Ты-то здесь причём?

– Я при всём! Я давно злой! Я из транса! – голос Апола действительно усиливался с каждым восклицанием. – Я ещё не отошел от кошмара! – возмущался поэт. – Вот эти крики ты считаешь песней? О, Творцы! Какой слог! Какие образы! Какие рифмы! Какие недосягаемые вершины поэзии! – Лон воздел к потолку руки и принял горделивую позу. – Может, ты думаешь, я орать не умею?

– Нет, почему же, – мирно размышляла Касс. – Орать ты как раз умеешь, даже очень... – она криво улыбнулась. – А все-таки в нем что-то есть... Даже в том, что Орф поет языком плебса, даже в его ругани... – девушка надолго задумалась, а потом сделала странный вывод: – Может, вовсе не потому что поэт, а потому что хулиган?

– Насчет хулиганов – тебе виднее! – отрезал Лон, хотя сам не знал, что именно хотел этим сказать. – А вот поэт – это я. – он выставил вперед указательный палец. – Номер один!

Ей оставалось выражать согласие молчанием.

А поэт номер один, продолжая сильную, хоть и не очень понятную, жестикуляцию руками, не без интереса осведомился: – И вообще, тебе не кажется, что мы тратим на Орфа слишком много времени?

На этот раз Касс только вздохнула, и тогда Лон, все еще вздрагивая от возбуждения, объявил:

– Я видел!

– Что-нибудь плохое?

Она всегда немедленно понимала по тону, а может, чувствовала... Вернее, чуяла. И тут... Сообразила, наконец, ученица ясновидящего.

– Мы должны уехать отсюда.

– Куда? – Касс пожала плечами. – А что случится?

– Об этом потом, нужно подумать... Впрочем, об этом лучше не думать... Лучше уехать... Молча...

– И ты уверен, что не ошибся?

Она прекрасно знала, что не только ошибка, а даже неточность для него маловероятна.

– Вы имеете дело с тренированным оракулом номер один, Прекрасная Дева. – Лон покивал со значением и усмехнулся. – К счастью, или, может, наоборот, к сожалению, я не ошибаюсь.

Касс встала и подошла к огромному, на всю стену, западному окну. На улице уже было светлее, чем днем. Горели уличные электронки, ярко и разноцветно сверкали аэро и наземные мобили, бегали огни витрин, ослепительно отсвечивала великолепная орихалково-зеркальная отделка зданий.

– И ты считаешь, бегство нас спасет?

Касс задернула шторы и бесцельно походила по комнате. Лон мрачно смотрел, как девушка ступает маленькими босыми ногами по прогретой, чуть шершавой мозаике пола, по-детски забирая носками внутрь. И всем своим видом показывает нежелание не только уезжать из Посейдониса, но даже и говорить об этом.

– Только не надо! Не надо красивых слов. – Лон поморщился, каждым мускулом лица изображая, как неприятны ему красивые слова. – Долг, благородство, не в бегстве спасение, – не начинай: все это наизусть...

Касс пожала плечами. Вслух она не произнесла ни звука. Тогда Лон, уже миролюбиво объяснил: – Просто, кроме бегства, не вижу выхода... Хоть в Тартесс для начала, а оттуда... Или сразу в Элладу... Гея велика, места нам с тобой хватит.

Касс молчала. Орф закончил свою бесконечную песню и теперь гордо улыбался восторженным крикам и аплодисментам зрителей. "И что только находят в нем глупые бабы!" – злобно подумал Апол.

Молчание Касс можно было расценивать по-разному. Молчит и молчит себе. Впрочем, она всегда больше молчала: задумается вот так и губами шевелит... А толпа? Толпа молчать не станет, и благородства от неё не жди... Вон она, толпа, Орфу аплодирует...

Вдобавок еще хлестнула мысль, что его, в искусстве игры на тере и мастерстве стихосложения не знавшего себе равных, не пригласили. Предпочли сопляка Орфа, грубого молодчика с какой-то визгливой чепухой. Самыми приличными атрибутами поэтического красноречия во всех песнях юнца выступали истерзанные любовью тела, искусанные поцелуями рты и обманутые чувства...

Впрочем, ведь это и чувствами не назовешь: так, нечто. Непонятное, аморфное, мелкое, скользкое. Не понять им с Орфом друг друга. Смешно, какая чушь лезет в мысли... В конце концов, что такое Орф, когда цивилизация на грани катастрофы? Лон опять поморщился, на этот раз собственной патетике.

Микрофон взяла муза по изящным программам, сама изящная, ослепительная в полупрозрачной, переливавшейся всеми цветами тунике. Яркий луч высветил трех претенденток на титул Прекраснейшей: Фину, Артему и, конечно, Фадиту. Ну да, ведь без этой нынче ни на шаг... Впрочем, без Орфа с недавней поры тоже не обойтись: куда ни сунешься, там либо Орф, либо Фадита, либо вдвоём.

– Красивое все-таки у нее тело... Живое, гибкое, – прошептала Касс, не отрывая глаз от бывшей жены Лона.

– На кобру похоже, – мгновенно отозвался тот, сразу поняв, о ком речь.

Три Прекрасные Девы красовались на экране виза, статные, сильные, белозубые.

Атлетическое тело Фины казалось по-мужски могучим, несмотря на то, что скроено было вполне по-женски. Пошла она одновременно и в мамашу Эру, и в папашу Зева, и была хороша, воинственно хороша... Угадывалась, правда, некая дисгармония в её красоте... К тому же, грубовато очерченный властный рот и чуть более тяжелый, чем хотелось бы, подбородок немного портили юное лицо единственной дочери атланта номер один.

Артема, сестра-близнец Лона, несмотря на спортивное сложение, казалась ленивой, мягкой и всегда полусонной: это придавало ей сходство с породистой кошкой. Всё те же черты древнего рода Аполов заставляли считать Лона красавцем мужчиной, Артёму – неотразимой женщиной... По её безмятежному лицу невозможно было не только догадаться, но и поверить, что мужчин на лазерный выстрел не подпускала к себе величавая девственница, а более всего на свете любила охоту. Со всеми ее прелестями: бешеными гонками, стрельбой, запахом пота и крови...

Ну, а Фадита по-прежнему была великолепная, уверенная в силе своей притягательности самка: то же ослепительное, правильное, словно выточенное из мамонтовой кости тело, ни морщинки, ни складки... Даже тот факт, что она родила и выкормила грудью малыша Эрта, не отразился на ее внешности.

"Вон на том ложе, у розовой стены... Точка в точку, где сейчас, обхватив руками колени, сидела Касс... На том ложе Фадита почему-то, раз избрав, потом уже всегда предпочитала заниматься любовью", – вспомнил Лон. И нервные сумбурные поцелуи у восточного окна в тот самый первый раз, и спокойную снисходительность, с которой она принимала его утонченные, с отточенными рифмами стихи.

"Искусанные поцелуями рты".

Апол саркастически усмехнулся: "О Творцы! Глупец я, глупец номер один. Посвящал стихи, поэмы, песни. Кому? Ей."

Муза торжественно объявила Прекраснейшую – и на экране засветилась победная улыбка Фадиты... Опять, в который раз, Лон подумал о том, что надо бы заехать повидать малыша Эрта, но ведь придется общаться с бывшей супругой. А, общаться все равно придется, особенно теперь...

Фадита явно и думать о нем забыла. И хорошо, что забыла. И легче живется с тех пор, что забыла...И смешно, если бы не забыла... Да и с какой это стати ей его не забывать... Впрочем, она похоже, и о сыне сейчас мало помнила, а глядела на Орфа тем самым, хорошо знакомым Лону, взором. Странно не соответствовал этот взгляд холодному надменному облику первой красавицы Атлантиды.

Лон представил себе: вот сейчас перед миллионами экранов покрываются испариной спины миллионов мужчин. Щенков и взрослых, богачей и тех, кому изо дня в день приходилось вести счет своим монетам. Его, Лона, но об этом не будем, и какого-нибудь там, никому не нужного презренного гнома. Известное несоответствие взгляда и облика Фадиты на всех действовало одинаково. Без исключений.

Прекраснейшая, не сходя со сцены, сбросила тогу и застыла в характерной позе девы огу с островов Му, готовясь исполнить танец обнаженной жрицы Солнца. Лон, не переставая бормотать: "Это нам неинтересно, это нам давно знакомо, это мы все уже наизусть..." – но притом не сводя глаз с экрана, двинулся к ложу у розовой стены. Он плюхнулся рядом с подругой, чуть не промахнулся, ругнулся, отдернул взгляд от открытых всему миру прелестей бывшей жены и стал отнимать у Касс переключатель. Та все отмахивалась: хотела посмотреть танец Фадиты.

– Конечно, чтоб получить лишнюю возможность позлословить, – догадался он.

– Ну да, – бросила Касс: – Что я тебе, Эрида, что ли?

– Для того, чтоб болтать гадости, не обязательно быть Эридой.

Касс только хмыкнула и снова, в который раз за этот вечер плеснуло пронзительной волной её био-поле. – Ладно, мне стыдно. – быстро сказал Лон. – Отдай.

– Не отдам, – спокойно ответила она, как будто сложно рассмотреть, что аура её ещё не успокоилась. – Знаю я тебя, сейчас как начнешь бегать по программам, ничего вообще не понять, не уловить, только запутаешься зря.

В конце концов, Лон со всякими дотрагиваниями, щекотаниями и прочее, дотянулся до нужной кнопки и уже совсем было переключил. Но тут весь экран медленно заволокло черным бархатом и на фоне этого бархата возникло лицо музы по экстренным сообщениям. Пока муза, видимо, для вящей торжественности смотрела куда-то в сторону, непонятно чего ожидая, Касс вдруг заявила: – Хочу быть музой.

– Ну вот! – натянуто засмеялся Лон. – Эрудиция, память, дикция, – перечислил он. – А смотришься ты, между прочим, не хуже... – он кивнул подбородком на экран. – Почему бы тебе, в таком случае, не попробовать стать Прекраснейшей?

– Бедная Фадита, – засмеялась Касс.

– А еще лучше, упражнялась бы ты лучше в ясновиденье.

Не просто бросил выразительный взгляд, а, что называется, взором одарил. – То есть, своими законными обязанностями.

Тут Лон вспомнил, что веселиться не время, ссутулился и мрачно закончил: – Как тебе и предписано. Мы тогда вдвоем всю Элладу к рукам приберем.

– Ха-ха, – сказала Касс. – Зачем мне Эллада к рукам?

Она осмотрела свои маленькие, с трогательным изяществом вырезанные пальчики, ручки с гладкой глянцевитой кожей и улыбнулась от удовольствия. Не желала она мрачнеть. – А если я доупражняюсь до номера один?

– Тебе я готов уступить первенство. – поэт улыбнулся с превосходством уверенного в своей непобедимости человека.

Апол готов был развивать тему своего приоритета, вплетая в основную мелодию мотивы самопожертвования ради любимой, но муза на экране подала, наконец, признаки жизни.

– Двое Настоящих обнаружены злодейски убитыми в районе второго канала, – сообщила муза почему-то обыденным тоном, будто объявляла увлекательное путешествие в Трою с охотой на холмах Иды. – Первый – на пересечении радиуса Второго Аквариума с Третьим Водным кольцом, второй – на пересечении того же радиуса с Пятым кольцом. Каждое из этих мест затоптано копытами, следы копыт ведут дальше в город.

– Невероятно.

По тону Лона чувствовалось, что сообщение его окончательно добило. – Доигрались. Машины взбесились.

– Почему именно машина? – поинтересовалась Касс.

– А что ж еще? – удивился Лон. – Ты видела где-нибудь в Посейдонисе настоящую живую лошадь? Ясно, кентавр.

– Их же программируют не причинять Настоящим ни вреда, ни боли. Начиная с генетического уровня, разве нет?

– Ну как же, – оракул принял полное сарказма выражение: – всем известное ЗеЗе: Заповеди Запретов... Да кто программирует-то? Я и так все удивлялся, что ошибок нет... – Лон покрутил головой. – Ведь Бааловы инженеры программируют.

– Ну и что?

– Что – что? Сама не знаешь, что?

Вообще-то Касс знала, конечно: слухи распространяются. Особенно, когда речь идет об умственных, профессиональных и человеческих достоинствах Баала со всеми его подчиненными сатирами-инженерами. Лон на всякий случай все же пробурчал: – Может, когда-нибудь в будущем нормальный спец и пойдет к Баалу в лабораторию, не знаю, не знаю, пока что нормальных спецов там не встречал: сплошные мясники.

На этот раз Касс очень удивилась: сама она даже имя Баала страшилась произнести вслух, не то, чтобы по каким-либо причинам посещать Елисейские поля, где находились лаборатории.

– Ну, посещай не посещай... – начал выкручиваться Лон. Стало понятно, что, может, и он в лабораториях Баала бывал ровно столько же, сколько и Касс. – Ясновидящий я в конце концов или нет?

– Ты хочешь сказать, что бываешь там, когда ты в трансе? – Касс содрогнулась: перспектива побывать на Елисейских даже в кошмарном сне ее мало устраивала.

– Ну, непосредственно в лаборатории, может и не бываю... Но где-то бываю, конечно... – Лон все бормотал и бормотал, пожимая плечами. – Мало ли, кто где бывает... Смотри, смотри, вот так убийство!

На экране крупным планом появились окровавленные жертвы.

– Нет, лучше не смотри и даже не слушай.

Лон вскочил и, раскинув руки в стороны, стал отгораживать Касс от экрана: он знал, она не переносила вида крови.

– Отвернись, зажмурься и думай о чем-нибудь приятном... Например, обо мне.

Касс молчала, закрыв руками глаза.

– Не смотри, – комментировал Лон. – И сейчас не смотри... А теперь старайся и не слушать... Ну и ну! Ого! Вот так да!

Накал в его голосе достиг апогея. Затем Лон глубоко вздохнул несколько раз и сообщил: – Все, можешь открыться.

Увидев вернувшуюся на экран музу по экстренным сообщениям, Апол плюхнулся на ложе рядом с подругой, будто выполнил сложную задачу.

– Сейчас трудно сказать, каким именно образом кентавр взбесился, – вещала муза. – Вероятно, это связано с ошибками в программе, но об этом мы сообщим позже, когда выясним подробности.

– Как же, безусловно, держите уши нараспашку, – издевался Лон. – Сообщат, во всех деталях сообщат...

– Сейчас только одно, – продолжала муза. – Безумный кентавр мчится по улицам Посейдониса. Давит Настоящих и, возможно, машин, всех, кто попадается на его пути. Просим жителей города без особой надобности на улицу не выходить, особенно по Второму Радиусу.

– Что ж это такое? – Касс смотрела на Лона серьезно, в глазах ее светился страх. – Надо же узнать поподробнее...

– Как насчет небольшой тренировки? – тут же предложил тот.

– Я боюсь. – быстро отказалась она. – Вдруг он там еще кого-нибудь убьет, я же заболею, если увижу... Может, ты?

– Я слишком недавно из транса. – Лон покачал головой. – Еще не отошел.

– Боюсь, боюсь, боюсь, – скороговоркой протараторила Касс. – Если увижу, что он кого-нибудь убивает, я тут же лягу рядом и умру.

– Одно из двух, – резонно заметил Лон. – Ты отучаешь себя от своих дурацких привычек, или я отказываюсь с тобой работать. Это все твое воображение, не забывай: ты же будешь в трансе. История, между прочим, куда ни всматривайся, хоть вперед, хоть назад, сплошная кровь.

Он криво усмехнулся и закончил: – На то мы и люди, чтобы кровь лить. Или встраивать вот такие милые ошибки в программы машин. А если еще ошибки? А если они все взбесятся? Ты представляешь, что будет, если все машины взбесятся одновременно? Хотя... – Лон поджал губы: – Как ни крути, всё равно – конец. Ладно, работай, всматривайся, узнавай истину, оракул.

– Значит, я вообще, в принципе не гожусь в оракулы...

– Глупости. Даже машины способны видеть. А уж Настоящий, тем более, ты... Ведь ты Прекрасная Дева, у тебя кровь фосфоресцирует от чистоты: тренируйся себе – и все придёт.

– Причем тут моя кровь... – девушка все еще пыталась отвертеться, не хотелось ей вот так, ни с того ни с сего, заглядывать в душу какому-то кентавру.

– При том. Хватит спорить. Ложись. – приказал он. – Ты же меня знаешь, все равно не отстану.

Да, она знала. Молча, уже без сопротивлений, Касс покорно легла на спину. Медленно устроилась поудобнее, вытянула ноги, вытянула руки вдоль туловища и закрыла глаза.

– Вдох, – командовал Лон. – Глубокий вдох, долгий выдох... Освобождайтесь от телесных уз, Прекрасная Дева. Однако, мне все труднее становится себя контролировать, когда ты так лежишь передо мной... Вдох... Выдох... Ты спускаешься с Парнаса... Площадь Творцов... Сзади у тебя храм Клейто, впереди храм Посейдона, а за ним – дорога на Олимп, где-то там, на вершине возвышается Эдем... Определились? Теперь поворот направо... И налево... Вперед, вперед, по радиусу Второго Аквариума, от центра к каналам... Вдох... Выдох... Вдох.... Выдох...