Текст книги "Катастрофа или последний треугольник в Атлантиде (СИ)"

Автор книги: Лилия Хайлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 4

Касс быстро неслась прочь от Веселого Грота. Левую руку она держала, как того требовали правила безопасного полёта, на щите управления аэробилем. Свободная же правая перебирала гладкие камешки. Сначала машинально, потом – очень постепенно, всё более и более методично. Наконец, Касс заметила, что пальцы её вдумчиво, последовательно, одно за другим, прощупывают звенья ожерелья.

Как сильно, оказывается, увлекло ее это занятие! Вещунья трогала рисунки, будто ласкала что-то нежное. Щербатинки точек и линий составляли единое гармоничное целое с гладкостью поверхности, отполированной речной водой.

Девушка положила ожерелье на ногу, оторвала от него руку и несколько раз легонько повела чуть собранной в пригоршню ладонью, не касаясь камней. Ожерелье все еще хранило ауру кентавра. Сначала ладонь поймала теплоту, но теплота почти сразу же перестала быть гладкой. Шероховатость очень скоро сделалась колючей. Наконец, что-то острое резануло и ядовитое жало вонзилось прямо в бугорок Любви. В руку Прекрасной Девы хлынула волна неведомой муки.

И опять-таки Лон оказался прав. "Правило номер шесть: никогда не читай незнакомую ауру горстью, а только открытой ладонью. Незачем втягивать в себя чьё-то зло." Что ж, не послушалась учителя, теперь лови, держи, чувствуй чужое горе, нерадивая ученица ясновидящего... Постороннюю трагедию придется преломить через собственное сознание, пропустить через собственное сердце...

Страдание, быстро проросшее откуда-то снизу, пронзило все ее существо. Когда пик воткнулся в горло, провидица задохнулась. Только после этого боль постепенно стала отпускать. Лон бы уже все знал, – подумала Касс. Она же только ощутила, учуяла что-то, в чем еще надо будет разобраться. Девушка опять взяла ожерелье рукой.

На этот раз Касс поймала себя на том, что пытается прочитать рисунок пальцами. Интересно, что это ей вполне удавалось. Конечно же, вот, например, очертания русалочьего хвоста... А здесь... Нет, не разобрать... Что-то округлое, непонятное, не то изгиб волны, не то женская грудь... А вот здесь точно кентавр... Насмерть влюбленный в русалку. Или кентавр, поднявший руку на Настоящего? Конечно, эти кентавры не могли быть одним и тем же, потому что даже в бреду неловко, неправильно совмещать любовь и убийство...

А в каком бреду совместить с Настоящим взбунтовавшуюся машину? Возможно ли мысленно воссоздать ту цепь обстоятельств, которая способна соединить не созданнные для соединения существа, кентавра и Рамтея? Пусть это не сумасшедший, а тот, второй кентавр... Все равно, воображение отказывается верить в подобную связь. Дружеские отношения машины с Настоящим. Постой, но почему, собственно, нельзя? А ее, самой Касс, дружба с русалкой? Да ведь Рамтей – не взбалмошная и одновременно наивная Прекрасная Дева. Атлант номер два – не она, Касс. Не просто Настоящий – брат Зева.

Но иначе ожерелье не могло попасть в руки Рамтея. Не могло. Опять же, откуда, если допустить другие возможности, он узнал о Леге? О дружбе девочки из элиты Настоящих с русалкой? О той самой дружбе, которая так долго была главным предметом насмешек Эриды и Фадиты. Зря она, Касс, конечно, упомянула Легу при Лоне... Будем надеяться, он забудет имя русалки. Нечто пострашнее безумных машин сидит сейчас в голове Апола.

Обреченный континент. Мифическая Лемурия? Или, на этот раз, родная Атлантида? О, Творцы, разве можно допустить подобное? Чтобы целый континент, города, жители, земли, – все, все было смыто океаном?

Настоящие-то, конечно, спасутся: почти у всех есть аэробили. А бедняки, у которых аэробилей нет? Кентавры? Смогут ли хоть русалки вырваться из своих загонов в свободные океанские просторы? А остальные? Гномы, например, эльфы? Через зал эльф, разумеется, перелетит, но ведь океан – не зал... Ладно, машины. Но люди, люди? Такие же Настоящие, вроде её самой... Такая же девушка, только не Прекрасная Дева... Или искатели приключений, попавшие сюда из колоний... Лон прав, думать об этом страшно...

Вот и водный магазин. Вышколенная нимфа узнала Прекрасную Деву, едва та приоткрыла дверь. Не дожидаясь приказаний, машина метнулась, в мгновение нырнула в аквариум. Когда Касс подошла ближе, нимфа уже встречала ее с угодливой улыбкой и большим пластиковым пакетом в руках. В пакете, наполненном водой и сладко-соленоватой йодовой водорослью, метался огромный краб. Животное яростно пыталось выдраться, но все безнадежнее запутывалось в темно-зелёных сетях из предназначенного для гарнира морского растения.

– Нет-нет. – сказала Касс. – Это не для меня. Сегодня ты мне принеси что-нибудь для другой нимфы, в аквариум... Что-нибудь вкусненькое, что ты сама любишь.

– Это вкусно.

Бедняга никак не хотела понимать, что дар предназначался для такой же, как сама она, служительницы аквариума. Нимфа тупо смотрела на Касс широко распахнутыми синими глазами, улыбалась изо всех сил, не могла взять в толк, что в любом аквариуме этого добра...

– Вот что ты сама любишь? – Касс начала кипятиться. – Не из воды, а на полках?

Нимфа захлопала глазами и наново попыталась всучить Касс не нужного ей сейчас краба.

В конце концов, Касс выхватила из суетившихся рук злосчастный пакет и, на радость животному, вывернула его обратно в воду. Затем быстрым шагом стала обходить аквариум по периметру. Служительница аквариума, пытаясь не отставать, с недоумённым видом суетилась рядом в зеленой морской воде. Время от времени, нимфа ныряла, чтобы достать и предложить капризной покупательнице то опять краба, то медузу, то сладкую водоросль, но никак не хотела понять, что искать нужно не в самом аквариуме.

Очень скоро Касс вовсе перестала обращать внимание на неудачливые потуги продавщицы: взгляд девушки упал на полки, заставленные предметами для рыбной ловли. Необходимый предмет не заметить никак: он первым бросался в глаза. Он находился в самом центре. Светился, переливаясь всеми цветами радуги. Хороший, лазерный, добротный, надежный. С таким ножом не страшна ни акула, ни морской спрут... Ни ограды загонов... С таким ножом через все океаны...

Затем Касс нашла полки с лакомствами. Нимфы обычно любят вот эти засахаренные устрицы, а еще креветки в виноградном вине... Что же касается Леги, тут и думать нечего: вот они, пикантные конфетки из раковых шеек, излюбленное лакомство русалки. Сколько лет подряд девочка каждый день носила русалке эти конфетки? Лега неизменно удивлялась, почти, как Настоящая, хлопала в ладошки от радости, предвкушая удовольствие, рассматривала каждую конфетку по отдельности...

Прекрасная Дева уже садилась в свой аэробиль, а нимфа все еще кланялась ей вслед с улыбкой, приклеившейся к синему, чуть темноватому для нимфы лицу.

– Еще бы не машина, – подумала Касс. Это у нее-то живая душа? Ведь ничего, кроме тупости, ничего, кроме рабства в глазах...

Но внутри тотчас защемило, заколотилось тоненькое, жалкое, почти беззвучное эхо: – Да, именно живая. Ну и что же, что тупость? А у Фадиты что можно прочесть во взгляде? Далась же сегодня эта Фадита, – мысленно ругнула себя Касс. Она приказала себе забыть о Фадите, а потом сделала глубокий вдох и выдох. Это дало возможность расслабиться "по Лону".

Но только теперь в памяти всплыла Эра со своим красивым лицом, потом Эрида тихо и отчетливо зажужжала что-то обидное, и вот уже перед глазами замелькали друзья: сливки Настоящих, высшее общество. Касс вздрогнула, пытаясь оторваться от образов, которые вдруг, почему-то, по какому-то странному волшебству, в один миг стали неприятными. Оторваться не только не получилось, – наоборот: к прежним мыслям уже настойчиво привязывались другие, тоже не особенно радостные.

Например, зачем-то вспомнилось, что назавтра назначен вечер у Эры и Зева. На пышном приеме в собственном дворце праздновать поражение своей единственной дочери – для любого нормального человека это прозвучало бы насмешкой. Можно представить себе чувства, которые обуревают сейчас мать побежденной Фины. То есть, можно было бы, наверное, если бы речь шла о какой-нибудь другой матери, но Эра? Тщеславие которой давно служило в Посейдонисе предметом насмешек. Не говоря уже о гипертрофированной ревнивости.

"А ведь она была совершенно уверена в том, что на этот раз Фина победит", – неожиданно догадалась Касс. – Потому и назначила прием. Но где-то что-то не сработало, и Фадита опять получила корону Прекраснейшей. Вот уж, действительно, "трюк фортуны". – Касс усмехнулась: – Каково ей было узнать, бедняжке...

Мысли вернулись к нимфе. – Живая! – выкрикнула внутренняя Касс. – Конечно, живая. А Лега? Разве Лега – машина? В конце концов, для нее, Касс, не в том дело. Неважно для нее, машина Лега или нет. Важно, что русалка не раз спасала ее. Не задумываясь, нужно ли это делать, должно ли, правильно ли. Вот и теперь Касс спасет Легу, независимо от природы русалок. И не будет упрекать себя за это. Как в тот раз... Когда обе впервые поняли, что игра переросла в дружбу.

Эрида не то, что поверить, – представить не могла... Они с Фадитой двадцать раз переспрашивали Касс о том, как же такое вышло, что она солгала. Прекрасная Дева солгала туторам. Даже Эрида, и та не лжёт, даже для нее обман унизителен, даже она была шокирована.

О, Творцы, зачем понадобилось Эриде сегодняшнее представление в Веселом Гроте? Весь этот мелочный вздор... Стареет, стареет, бедная.

Что ж, и Фадита когда-нибудь состарится. Ну, и она, Касс, конечно, тоже. Когда-нибудь. Если Асклепию удастся, если добьёт своё извечное детище, свою обещанную и долгожданную амброзию, тогда, конечно, всё изменится... Плохо, что должны стареть Прекрасные Девы. Интересно, была ли, хоть ненадолго, счастлива Фадита? Пожалуй, что нет, не была. И с Лоном не была, и после... А ведь обе сестры одинаково несчастливы... Да, пожалуй, обе. У Фадиты взгляд, что у Эриды. Тот же порок, та же надменность... Та же смесь желаний, та же вкрапленность горечи. И губы обеих одинаково изогнуты капризом, смутной болью.

В заключение, перед глазами снова возникла Эра. Холеная, красивая, со своим крупным властным подбородком и ртом. Которая не договаривала до конца фраз. Кажется, ни одной мысли еще не высказала от начала до конца жена атланта номер один. Зато всегда точно знала, с кем и как нужно себя вести: кому улыбнуться, на кого прикрикнуть, а кого и не заметить... На одних она подобострастно смотрела снизу вверх, на других – уничтожающе, на третьих – высокомерно, с презрительным удивлением...

Вспомнилось, что однажды в припадке нервной откровенности рассказывала о родителях Фина. Воображение немедленно же и разыграло сцену: мечется по своему роскошному дворцу в который раз обманутая мужем Эра. С ненавистью выкрикивая отрывистые злобные проклятья по адресу муз, жен и дев, всех, кто имел когда-то несчастье попасть под неугомонное око Зева...

И сам Зев, с его аристократическим лицом и томными пальцами, Зев хватается за плеть... Нет, по-другому: лицо его искажается, глаза мечут молнии, губы бледнеют, пальцы дергаются, – говорят, атлант номер один бывает по-настоящему страшен в гневе, – и тогда он хватается за плеть.

А бесконечные ссоры Зева с Рамтеем, тоже братья, называется...

Тотчас же память услужливо вырисовала надменное отрешенное лицо исполина Рамтея. Что все-таки могло связать Рамтея с кентавром? Холодного бесчувственного Рамтея с кентавром, который выгравировал на речных камнях историю своей любви, а потом впал в истерику... Аскета Рамтея с кентавром, погибшим из-за эмоций...

Перед смертью вытащил ожерелье. Кстати, откуда он его мог вытащить? С шеи своей снял, конечно: всем известно, что кентавры не носят одежды. Итак, кентавр передал для любимой свое единственное сокровище – кому? Настоящему. Не простому настоящему – атланту номер два.

А почему, собственно, – два? Ведь Рамтей старше Зева? Почему безоговорочно и привычно всегда первенствует Зев? Полная Рамтею противоположность: мягкий, внимательный, большой любитель плотских наслаждений. Впрочем, что плохого в желании услаждать свою плоть? Вполне нормальное желание человека без отклонений. Разве чувственность вредит кому бы то ни было? Все Настоящие сладострастны от природы. Все, кроме Рамтея.

А Орф, со своей паталогической ненавистью к чувствам? Или Орф все-таки то же, что и остальные... Нет, пожалуй, не совсем. Ярче немного, что ли... О, Творцы, ну причем тут Орф?

– А Лон? – Касс опять вздрогнула и мысленно закричала: – А ты-то сама? Ты, кровь от крови всех тех, кого только что...

– Ну признайся сама себе, наконец, не отгоняй от себя правду! – вслух приказала себе девушка. – Разве ты не плоть от плоти всех, с кем проводишь время, делишь ужины, развлекаешься в постели?

– Да, тебе жаль Легу, может, жаль того несчастного кентавра, ну и что? Они все равно чужие. А Настоящих, кого он убил, и других... Этих... – Касс поймала себя на том, что не может больше произнести слово "машина" и опять стала думать: а ведь так обидно, так несправедливо быть таким существом.

– Ну и ладно, пусть не машиной, пусть рабом, что от этого меняется. Русалки все равно наполовину рыбы, а кентавры – наполовину звери. Не в названии дело.

Она разозлилась на себя окончательно, опять попыталась нащупать смутную мысль, опять дала этой мысли ускользнуть, а поймать не смогла, наконец, решилась и для себя поняла, что на самом деле, ей безразлично, как там их называют... Настоящие, ненастоящие, машины или живые, – надоели ей все со своими проблемами, со своими тайнами. Все надоели: от Эриды до Рамтея.

А Лега? И Лега надоела? Тогда, когда прервалась, наконец, странная дружба, начавшаяся... Когда же всё началось...

Детский бассейн без русалок не бассейн, игры не игры, веселье не веселье без рассыпчатого, искрящегося в каждой капле воды, особого русалочьего смеха.

Туторы – что? Им главное – порядок. Русалки же, хоть и следят за безопасностью детей, – все же сверстники. С удовольствием показывают, как плавать, как нырять. Щедрые на озорство, придумывают развлечения. Прирожденные певцы и артисты, забавляют, смешат, веселят.

Конечно, никому не приходило в голову подружиться с машиной: и не только потому, что дети Настоящих сближались один на один лишь с себе подобными. Касс поймала себя на том, что опять легко назвала Легу машиной, но развивать эту мысль дальше пока не стала.

Не то, что бы это запрещалось, но легкий привкус, – и Касс всегда знала, или, по крайней мере, чувствовала, – странный привкус, из-за которого и сами отношения казались чудаковатыми, безусловно, был.

А ведь сначала действительно даже в голову не приходило: взять и завести вдруг близкие отношения с русалкой. Как вышло, что обычный урок плаванья закончился дружбой? Незаметно, ненавязчиво, не нарочно: это произошло само собой.

В какой-то момент Касс заметила хлюпавший рядом раздвоенный рыбий хвост, опоясанный гранатовыми ромбиками. Вспомнила, что этот опознавательный знак видит возле себя вроде бы не в первый раз. И постепенно привыкла к тому, что Лега откуда-то выныривает и плывет рядом, едва лишь стоит Касс оказаться в воде.

Больше всего Прекрасную Деву в русалке поражала всегдашняя готовность ввязаться в любое приключение, расхохотаться каждому порыву ветра, попавшей в рот соленой морской капле, сверкнувшему в глаза солнечному зайчику.

Сложенные в смешную гримаску треугольные губки Леги придавали ее лицу трогательную беззащитность. Полураскрытый рот, казалось, только и ждал повода, чтобы раскрыться вовсю и рассмеяться. Ах, как громко, как беззаботно, как заразительно умела смеяться русалка Лега! Да, плакать машины не умеют (интересно, нарочно их такими придумали? Чтобы хохотать вовсю, а плакать – ни-ни), – но смех! Ведь никто так ни может, ни один из знакомых...

Удивительно, что Эрида с Фадитой до сих пор помалкивали о Леге. Ах, если бы побеседовать с Ноэлом, только как заставить себя отважиться на беседу с Ноэлом. Взять да позвонить. Решиться да позвонить... – Помогите, господин ученый муж: Прекрасную Деву одолели нехорошие сомнения. Странные мысли. – А Прекрасным Девам мыслить не положено. – и вся беседа.

Да. Вот так, выходит и началось: просто, стоило Касс войти в воду, откуда-то появлялась Лега. Как нечто, само собою разумевшееся, русалка возникала и беспечно плыла рядом, поднимая тяжёлым хвостом веселые брызги.

Нет, вряд ли то, хоть и сильное, но неосознанное стремление друг к другу, можно называть товариществом... А вот когда Лега голыми руками разорвала спрута... Откуда он взялся в детском загоне, этот спрут, сам еще ребенок, наверное? Впрочем, русалки для того и существуют, чтобы охранять детей Настоящих от опасности.

Дружба, на самом деле, началась с драки. Скверный рыжий мальчишка с птичьим именем. Сколько лет прошло, а Касс все еще помнила его имя. Противный мальчишка с противным именем, произносить которое не хотелось ни вслух, ни в памяти... И с противным маленьким блестящим носиком, густо посыпанным веснушками... Захохотал некрасивым искусственным смехом, показывая пальцем на Легу. Что ему не понравилось в ней?

Касс отважно пошла на веснушчатого и дело кончилось дракой: Настоящая девочка бок о бок с русалкой в безумном морском бою против целой группы Настоящих же мальчишек.

Что-что, но бить атлантов, тем паче их детей, машинам не позволено. То есть, строго настрого запрещено... Легу спасло от лабораторий Баала только то, что Касс, плача, но не опуская глаз, упорно твердила туторам: Лега защищала ее от хулиганов.

"Посмотрите мне в глаза", – твeрдила Касс.

"Посмотрите мне в глаза" – и изо всех сил заставляла себя поверить в абсолютное соответствие своего рассказа тому, что произошло в действительности.

Туторы заулыбались. А поглядев в безупречно честные глаза Прекрасной Девы, заулыбались еще больше и поверили.

Вот тогда и завязалась дружба девочки с русалкой.

В течение нескольких лет, каждое утро для Касс начиналось с плаванья. Она выискивала всевозможные предлоги, чтобы почаще бывать в бассейне. Она мчалась на встречу с Легой, едва выдавалась свободная минута. Странным непостижимым образом девочка и русалка умудрялись не надоесть друг другу.

Как получилось, что они расстались? Тоже, само собой.

– Почему ты не пришла вчера?

– Искала новый наряд на вечеринку к Эриде.

– Что такое "вечеринка"?

– Это когда молодые люди собираются, пьют нектар, танцуют.

– Что такое "танцуют"?

– Это когда делают вот такие движения, и такие, и такие...

Следовал показ танцевальных движений на песке, с брызгами копий русалочьим хвостом в волне.

– Давай завтра опять танцевать.

– Завтра не могу: у меня свидание.

– Что такое "свидание"?

– Это когда любовь. Мое тело готово к любви.

– Что такое "любовь"?

Правда, потом, через время, однажды Касс искала Легу, но поздно: русалку уже отправили на работу куда-то во внешний аквариум... Второй аквариум, средний круг, – сказал Рамтей.

Нет, не искала по-настоящему... Не было того напора... Или особого усердия... Не нашла и сразу успокоилась. Значит, безразлично... Значит, это она, Касс, была безразлична. Не могла же русалка искать Прекрасную Деву: из загона не выпрыгнешь...

Значит, всегда, и когда плавали вместе, и когда дрались, и когда шептали друг дружке обо всех переменах во взрослевших телах, и когда делились новостями...

Всегда обе знали, чувствовали разницу. Подсознательно были готовы к тому, чтобы потерять друг друга из виду.

Парнас сверкнул огнями в последний раз и уплыл вниз и в сторону. Касс помчалась над нижним городом. Главную площадь, храм Посейдона, а потом дворец Клейто, она проскочила в миг.

Внизу промелькнули купальни, водная полоса внутреннего канала. После гимнасий, началось бесконечное ровное поле ипподрома, а когда показалась набережная среднего канала, Касс тревожно вздохнула и пошла на снижение.

Она поставила аэробиль, тютелька в тютельку перед входом в аквариум. Это и был именно второй аквариум: уж что-что, а ориентироваться сверху девушка умела.

Главная нимфа, зевая от скуки, торчала, маялась у разделительного стекла. Была эта машина, как на сестру, похожа на ту, которая только что обслужила Касс в водном магазине. Разница обнаруживалась только в цвете лица. У этой оттенок был посветлее, скорее, голубой, чем синий.

– Приветствую Прекрасную Деву, – с той же угодливостью, что и та, из магазина, пробормотала нимфа, не дождавшись, пока девушка закроет за собой дверь.

– Русалку Легу. – потребовала Касс и, протянув руку над стеклом, вложила в мокрую руку нимфы пакет с лакомствами.

– Прекрасная Дева очень добра. – тихо сказала та, с жадностью схватив подарок. – Что это?

Служительница Второго Аквариума долго заглядывала в пакет, чмокая губами.

– Однажды я пробовала это. – вслух размышляла она. – Это когда же это было? До перевода сюда? Или нет, еще в первом аква...

– Хорошо, хорошо, – сказала Касс. – Мне нужна Лега.

– Это какая же это Нега? – тупо переспросила нимфа. – Это та, что представляет с дельфинами по визу?

– Да нет, – нетерпеливо перебила Касс. – Вздор, вздор... Лега, у которой был друг кентавр. Здесь она?

Рабыня посмотрела куда-то в сторону и глаза ее странно застыли, а тело словно оцепенело. Касс так и не поняла, испугалась ли она или просто задумалась, решая для себя, насколько встреча Прекрасной Девы с русалкой может оказаться опасной или безопасной для нее самой... Или задремала без причины, ни с того ни с сего: с машинами случается...

– Эй, ты, – громко позвала Касс. – Знаешь Легу, русалку?

Нимфа задрожала, выходя из транса, и сразу громко заныла на одной ноте: – Прости, Дева, не знаю никакого кентавра... И не слышала, и не видела, и ей сколько раз говорила: – Ну их к Баалу, этих кентавров, одно несчастье от них...

– Хорошо, хорошо, – раздраженно сказала девушка. – Есть тут, где поговорить наедине? Мне нужна Лега. И поторопись, я устала ждать.

– Ладно, – засуетилась та.

Похоже, она обдумала и решила для себя, что никакой беды на ее голову разговор Касс с Легой не навлечет. Вряд ли служительницы аквариумов участвовали в Круге сегодня вечером. Скорее всего, не дошли еще до рабов последние новости. Получается очень удачно, что в Атлантиде машинам не полагается смотреть виз.

– Прекрасная Дева хочет войти в воду последнего загона?

Нимфа указала дорогу и метнулась на глубину. За Легой. Касс пошла по коридору между стеной здания и стеклянными стенками загонов.

Вдоль стен тускло горели, даже не горели, а мерцали посаженные близко друг к другу крохотные электронки. С глубокого черного неба прибавлялся неяркий свет звезд. В городе они существуют где-то далеко, сами по себе. В горах, например, на Иде, звёзды совсем близки. Крупные, яркие, они чуть ли не висят над головой, четко вычерчивая линии созвездий. Удивительно, но ближе всего звездное небо кажется всё-таки под стеклянным куполом аквариума.

Запах океана смешался с ароматом ночи и мяты, которой традиционно обсаживали любые прибережные здания. Было спокойно, было так тихо, что не верилось, совсем не верилось в смерть... И ни во что плохое не верилось у этой теплой воды, в этом слабом свете, в этом запахе моря и мяты, в этой волшебной близости звезд.

Касс почувствовала, что давивший горло ком начал рассасываться, отпускать. Она теперь опять любила и жалела всех, кого знала на этом свете. И Атлантиду, которая по предсказаниям Лона и Ноэла была обречена на гибель, и мифическую Лемурию, погибшую много тысячелетий назад. И всех-всех. Непонятно, почему, больше всех было жаль самое себя.

Когда Касс подошла к последнему загону, Лега вынырнула. Пожалуй, уже несколько минут поджидала, пока подойдет Прекрасная Дева. Высунула из воды голову и молча оперлась руками о покрытый светло-коричневым пластиком край разделительного стекла. Круглые зеленые глаза без ресниц уставились на Касс вопросительно, но равнодушно. Смотрели, не выказывая ни малейшего удивления по поводу внезапного появления подруги в аквариуме.

Касс не стала раздеваться, входить в воду. Просто со своей стороны прислонилась к перегородке. Некоторое время Прекрасная дева и русалка разглядывали друг друга. Наконец, Касс нарушила молчание.

– Прости, Лега, я принесла тебе плохую весть.

– Настоящие убили его. – немедленно догадалась Лега. У губ ее обрисовались две горькие складки.

– Перед смертью он просил передать тебе это, – Касс взяла руку Леги и вложила в холодную ладонь русалки гладкие камешки ожерелья, полученного только что от Рамтея.

– Ты видела его? – с надеждой спросила Лега.

Касс отрицательно покачала головой: – Мне передали... для тебя.

Лега не стала спрашивать, ни кто передал, ни когда. Нет, не умели плакать русалки со своими круглыми, без ресниц глазами.

– Настоящие творят нас и уничтожают. – спокойно сказала Лега. С тем самым ледяным спокойствием, которое бывает, если пройти очищение. – Настоящие, конечно, знают, как лучше.

А может, она действительно уже прошла обработку? Но тогда она вообще ничего бы не помнила, она и Касс не узнает после очищения.

– Он приезжал за рыбой, – монотонно говорила Лега. – Он был добрый кентавр. Он был силен и прекрасен.

– И вы полюбили друг друга. – закончила за нее Касс. – Вы, разные... – она запнулась и замолчала в поисках нужного слова, не нашла и тогда повторила: – Совершенно разные.

– Настоящие дали нам разные тела. – возразила Лега. – Это настоящие любят телами. Мы любили душами. А души наши похожи.

– Говорят, и настоящие не всегда любят только телами, – вздохнула Касс. Затем, мгновенно уловив всю фальшь и неуместность своего ненужного, никчемного, неприемлемого сейчас и здесь оправдания, быстро добавила: – Тебя я люблю душой, например.

– Нет, – покачала головой Лега. Она ничего не заметила в голосе подруги. Она в упор не видела ни смутной фальши, ни откровенной неуместности. По-прежнему, верила словам, а не смыслу, запрятанному за ними. – Я имею в виду не ту любовь, а другую, ту самую... Помнишь, я расспрашивала тебя, а ты не знала, как, не сумела объяснить? Теперь поняла.

"А если все же не равнодушие, а умение контролировать свои чувства...", – мелькнуло в голове у Касс. Вслух она промямлила: – Как же вы...

– Поэтому он мертв. – тяжело произнесла Лега и опять улыбнулась новой, не свойственной ей раньше улыбкой. Эта несчастная улыбка, полугорькая, полужалкая, заменившая на лице русалки и живость, и веселый задор, и смешливость... Что-то острое кольнуло Касс в позвоночник, а потом, распространившись на грудь, превратилось в странное щемление, жалившее теперь уже все тело.

– Сквозь толщу стекла и воды я слышала его поступь, и сладкий огонь обжигал мою душу, – неторопливо говорила Лега.

Вдобавок, эта неприятная манера (скверная привычка, особенность машин?) – не говорить, а бормотать. Да еще не просто размеренно шевелить губами, а без устали раскачивать при этом плечами. Вот-вот, вправо-влево, вверх-вниз, монотонно продолжая: – И тогда все мое тело нанизывалось, нанизывалось на пронзительную терпкую боль.

Да, строить красивые цветистые фразы всегда любила русалка Лега.

Касс посмотрела по сторонам. Нимфы, других русалок, – не было видно ни души. Тогда Прекрасная Дева вытащила купленный недавно нож.

– Зачем это? – Лега вопросительно приоткрыла свои треугольные губки.

– Если ты уплывешь сегодня, ты, пожалуй, можешь спастись.

– Зачем?

– Иногда русалки вырываются на свободу. Может, ты еще встретишь...

– Нет. – Лега покачала головой. – Не хочу никого встречать. Ничего больше не хочу. Мое эго умерло.

– Они найдут тебя и уничтожат. Они тебя уже ищут.

– Это было бы замечательно: ведь тогда мы соединимся с ним.

– А может быть, они не станут убивать тебя, сотрут лишь твою память.

– Тогда я забуду, и это тоже неплохо. А когда мы встретимся там, по ту сторону, моя память вернется ко мне.

– Ты так молода, Лега... – Касс придумала последний аргумент: – Он будет рад, если ты спасешься.

– Кто знает, что такое – спастись? Кто знает, что такое – погибнуть?

– Мне трудно понять тебя. – Касс облизнула пересохшие губы. – Я не стала бы погибать из-за... из-за...

Она опять не нашла нужного слова, но Лега поняла: – Значит, твое эго не любило, не любила твоя душа: любило только тело.

– Наверно, ты права... – у Касс перехватило дыхание, она почувствовала странный перебой в груди, будто кто-то на миг лишил ее воздуха.

– Любить телом легко, – частым шепотом забормотала Лега. Не надо мучиться, не надо умирать всякий раз, когда расстаешься... И оживать только, когда слышишь голос... Теперь я мертва. Мне не нужна свобода.

– Мое сердце плачет. – Касс тронула холодную скользкую руку русалки своей теплой холеной рукой. – Но поверишь ли ты мне, если я признаюсь, что...

Прекрасная Дева задумалась, а потом, медленно, сама себе не веря, решительно закончила: – что я завидую тебе?

Что это было, внезапно открывшееся ей, когда девушка, начисто забыв мучившие ее дорогой сомнения, не казня себя, не думая, не виня, а просто, по-человечески, по-женски, обмирая от жалости и сострадания, гладила изумрудные волосы русалки, а мокрая Лега, прижавшись к груди Касс, отвечала крепкими объятиями?

На обратном пути Касс включила звуковой диск Лона...

Смутная тоска неосознанного желания терзала ее поочередно то комом в горле, то камнем в груди. Смутные мысли о никчемности её существования цеплялись друг за дружку. Невнятные чувства всего, что не сложилось в жизни, не хотели отпускать.

Девушка не могла постичь природу той тягостной муки, которая грызла ее сегодня, в эту ясную, теплую, насыщенную красками, ароматами и звуками ночь. Не понимала ни тайны, мучившей ее, ни горя, сделавшего жалким и некрасивым ее лицо и, в конце концов, заставившего зарыдать.

Когда Касс услышала первые аккорды теры, а потом бархатистый, хорошо отлаженный голос Лона, она навзрыд заплакала, сама не зная, о чем.

Сначала девушка подлетела было к дому друга, но у самой стоянки, не раздумывая, резко вырулила обратно в воздух и понеслась к себе.

Дома Касс оттерла слезы, умылась, потом включила виз на связь и набрала номер Лона.

– Я спал.

Недовольный голос поэта звучал совсем иначе, чем в песне на звуковом диске.

– Ты меня любишь? – деловито осведомилась Касс.

– И этот вопрос, конечно, никак не мог подождать до утра, – снисходительно отвечал Лон.

– Значит, нет.

– О, Творцы, уж эти мне твои глупости. Ну, конечно, я тебя люблю.

– Как ты меня любишь? – требовательно спросила Касс.

– Как дурак. – не задумываясь, изрек Лон.

Касс вымученно улыбнулась: – Я имею в виду...

– У тебя все в порядке? – поинтересовался поэт. Вид у него был сонный и недовольный.

– Ты любишь мое тело?

Лон встрепенулся и сразу ожил: – Хочешь, чтобы я сейчас прилетел? Я готов.

– А эго? Любишь ли ты мое эго?