Текст книги "Катастрофа или последний треугольник в Атлантиде (СИ)"

Автор книги: Лилия Хайлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Глава 2

Цок-цок-цок. Быстрой дробью по плитам мозаики стучат копыта. По пустой сумеречной улице несется кентавр. Он еще молод, но в карих чуть продолговатых глазах застыло страдание. Да, он еще молод и силен, но безмерно устал: ведь кентавр бежит от самого Аквариума, то есть с берега внутреннего канала, а вокруг уже пошли пределы города. Беглец не преследует определенных целей, не знает, куда направляется и зачем, не представляет, что ждет его в городе. То есть, догадывается, конечно, что ничего хорошего, но продолжает движение, скорее всего, по инерции. Да и куда двинешься с берега острова, если не в середину?

– Эй ты, машина, куда торопишься?

Всего-навсего двое. Опять двое.

– Угомонись, не то растеряешь копыта на такой скорости!

Не надо больше крови: разве они виноваты в его несчастьях.

А, впрочем, кто знает? Ведь они – Настоящие... Может, именно те самые, что и перестроили его генетику... Перекромсали, переломали всю жизнь... Ах, если бы они унялись, замолчали, перестали искушать...

– Поставили на тебя, что ли?

Нарочно они? Вот пристали. Пьяны? Соскучились в поиске жертвы? Неужто обязательно сейчас насмехаться над ним? Сейчас, когда взвинчены нервы... Да-да, и у машин должны быть нервы, иначе не были бы так обострены чувства... Ах, как трудно удержаться... Все труднее и труднее сдерживаться... Нет, не надо больше крови, хотя сладок ее запах, когда мстишь Настоящим...

– Да продали твою подружку! На ипподроме она давно.

Все. Это чересчур. Сами виноваты. Во всем виноваты проклятые Настоящие.

– Заткнись, – коротко выдохнул кентавр. Он остановился так резко, что копыта заскрипели о мозаику улицы..

Касс затрепетала в страшном предчувствии.

Насмешники даже немного протрезвели от растерянности.

– Что? – пролепетал один из них.

– Ты меня слышал, – коротко проржал кентавр.

– Машина позволяет себе хамить Настоящему!

Они, возможно, готовы были бы и отступить, но кентавр ударил копытом мозаику мостовой.

– Я не машина!

Нет, они все еще не поняли.

– Уходите, убегайте, спасайтесь! – мысленно орала Касс. Ах, если бы только они могли ее слышать!

– Нектар слишком крепкий попался, что ли?

Один из них недоуменно потер ладонь, лоб.

– Бред. Машина не может рассердиться, – вспомнил второй.

– Я покажу вам рассерженную машину!

Кентавр с силой, будто это дорога была во всем виновата, снова ударил копытом. Потом прыгнул вперед.

После этого прыжка уже никаких сомнений.

Запах крови – запах мести.

Касс не научилась выходить из транса без помощи Лона, а он пока еще не хотел отпускать ясновидящую, хотя губы ее побелели, а глазные яблоки начали беспорядочно метаться под прикрытием век. Лон утешал ее частыми короткими поглаживаниями по лбу, но из транса пока не выводил.

Русалка Лега мечется в своем загоне, от стенки к стенке, от сетки к сетке. Будто чувствует, бедняжка. О, Творцы, причем тут русалка Лега? Взрослая, сильная, как давно они не встречались! Да и Лега ли? Кстати, почему она оказалась во Втором Аквариуме? Вроде бы, ее заказывали куда-то во дворец... Причем тут Аквариум? Или не аквариум? Да это же просто ее черты выгравированы на ожерелье. Ожерелье? Почему ожерелье на шее кентавра? Когда кентавры носили драгоценности? Впрочем, мало ли: самоделка. Просто гладкие камешки, а на них чем-то острым, скорее всего, твердым заостренным камнем, выбиты изображения русалки и кентавра.

Кентавр срывает ожерелье с шеи, бросает незаметно возникшему откуда-то из темноты товарищу: – Передай... ей...

– Подожди, не теряй скорости, – просит тот. – Он поможет.

"Кто это, Он?" – с новым внезапным беспокойством думает Касс.

Некоторое время оба кентавра бегут рядом по темной пустынной улице.

– Нет, все.

Кентавр-убийца решительно тормозит всеми четырьмя копытами. Останавливается. Ресницы его дрожат. – И не в скорости даже дело... Передай... Беги, беги, главное, передай ей...

Второй кентавр растворяется в темноте так же незаметно, как возник из неё, а над первым появляются тени двух аэробилей, между которыми растянута сеть. Кентавр, не сопротивляется. Наоборот, даже подставляется. Бока вздымаются в надрывном дыхании, тело лоснится от усталости. Аэробили удаляются к Елисейским полям, увлекая за собой тяжелую сеть с покорной добычей.

Русалка Лега мечется в своем загоне. От стенки к стенке.

Прекрасную Деву дёргали сильные бешеные рывки, словно эпилептический припадок, выламывая тело в самых неожиданных местах.

В конце концов, Лон понял: ее больше в трансе не удержишь. Да и бесполезно было удерживать: она явно не желала видеть ничего нового. Учитель щелкнул пальцами, произнес короткое слово "Домой".

Касс сразу открыла глаза и простонала: – О Творцы, это же Лега!

– Кто? – удивился Лон. Он все еще чувствовал себя усталым после собственного кошмара, так что за ее видениями не следил.

– Русалка Лега, МОЯ Лега! – ответила Касс и окончательно пришла в себя. Теперь девушка сообразила: зря она вслух при Лоне произнесла сейчас это имя...

– Русалка! – картинно обрадовался Лон. – Это я тебя так научил, да? Говорят же, что кентавр, причем тут русалка! И вообще, с каких это пор русалки бегают по городу, оставляя следы копыт?

Если он готовился прочитать ей лекцию о необходимости более частых и более долгих тренировок, то был, наверно, прав. Но рассказывать подробно про кентавров, ожерелье, а уж тем паче, приплетать сюда Легу, пожалуй, не следовало. Касс вздохнула: жаль, что ничего не получается с ясновиденьем, но, может, оно и к лучшему, может, и не нужно, чтоб получалось...

– Это у тебя была такая машина? – допытывался Лон. – Русалка Лега? – уж если этот привяжется...

– Подруга это моя была, русалка Лега... В детстве...

– Ну, знаешь ли... – на Лона сообщение явно произвело впечатление. – Ты дружишь с русалками? Почему я до сих пор этого не знал?

Он выжидающе смотрел на подругу. Та молчала. Больше всего ей хотелось, чтобы все происшедшее оказалось сном.

– Русалке полагается иметь хвост, – проникновенно сообщил Лон, все еще глядя Касс прямо в глаза. – Тех, у кого вместо хвоста имеются копыта, мы называем кентаврами.

Девушка посмотрела на него. Оракул номер один был злой и веселый. Она не стала ни уточнять, ни настаивать на своей правоте.

– Мало, что они показывают, – продолжал Лон. – Ты должна научиться видеть только то, что тебе надо.

– Кто это, "они"?

– Я откуда знаю?

Касс, вздохнув, опять взяла переключатель и машинально включила Виз. Сразу же на весь экран грязно-серым расплывчатым пятном залохматилась косматая борода Ноэла. Борода стала постепенно уменьшаться, отодвигаться, а когда измельчала и отодвинулась достаточно, на экране появились Кронот и муза по интересным событиям.

– Кого я вижу, – мрачно протянул Лон.

На экране глава Института Времени Кронот и свободный ученый Ноэл смотрели друг на друга, не затруднившись предварительно скрыть неприязнь. Каждый из них считал своим долгом ежеминутно усмехаться в адрес другого.

В старые добрые времена Касс непременно покатилась бы со смеху, сейчас же только кивнула: – Они умудряются оба одновременно смотреть друг на друга сверху вниз...

Лону стало не до смеха, едва лишь он понял, о чем речь.

– Слишком уж все это похоже на религиозную чепуху, – проскрипел Кронот. – По-вашему, выходит, жрецы правы: человек рассердил Творца и в наказание должен погибнуть... – Кронот покачал головой: – Извините, уважаемый, правильно ли я вас понял? – и, совсем уже неприлично подмигнув, прибавил: – И Он, – Кронот закатил глаза, указав ими куда-то вверх, – Он сообщил Вам день, час, порядок? Способ, которым намерен угробить Гею?

– Вы нарочно коверкаете смысл того, что я говорю? – взорвался Ноэл.

– Все, что вы тут бормотали последние пять часов, – вообще бессмыслица, – ответствовал Кронот.

– Господа ученые мужи, прошу Вас, – вмешалась муза. Чувствовала она себя явно не на своем ложе.

– Нет, это я прошу Вас.

Ноэл взъерепенился: об этом говорил и повышенный тон, и нетерпеливое движение плечами, похожее на попытку стряхнуть неприятности, связанные с разговором, взять себя в руки. – Хорошо, я попытаюсь еще раз сформулировать... – Ноэл ехидно взглянул на Кронота и пояснил: – для среднего уровня...

Кронот на это усмехнулся еще ехиднее: – Вы бы о своем уровне заботились.

– Итак, представьте себе, что на вашем теле, – Ноэл счастливо засмеялся, получив лишнюю возможность уколоть соперника. – На Вашем теле расплодилась колония, – Ноэл еще раз хохотнул, – прошу прощения, насекомых.

– Это на той прорехе в вашем мозгу, которую вы называете извилиной, – тотчас прошипел Кронот, – развелась колония насекомых.

– А ваш мозг египтяне вообще забыли вложить на место, когда последний раз мумифицировали, – ловко парировал Ноэл.

– Господа ученые мужи, прошу Вас, – опять вмешалась муза, едва сдержавшись от смеха: Кронот и в самом деле был похож на высохшую от времени мумию.

Ноэл заулыбался, довольный тем, что собеседник не нашел достойного ответа и продолжал сидеть с раскрытым ртом.

– Если насекомые беспокоить Вас... – э-э-э... – Ноэл еще раз приятно улыбнулся и поправился, – ваш организм... не будут, он их и не заметит, но если они начнут кусать, высасывать кровь, выделяя взамен яд, принося страдания и боль, то долго ли будет организм это терпеть? И есть ли разница в том, что за метод применит, чтобы попытаться избавиться от своих мучителей? Главное, попытается, и не в наказание, а представьте себе, только потому, что мешают...

Кронот проскрипел было что-то, но экран снова заволокло черным бархатом.

Появилась опять муза по экстренным сообщениям и объявила, что кентавр пойман, стало быть, конец экстремальной ситуации.

– Почему мне так скверно? – прошептала Касс.

– Тебе всегда скверно после транса, – напомнил Лон.

– Да, но теперь по-другому...

Муза по экстренным событиям все не исчезала, говорила и говорила о том, какую огромную пользу обществу приносят совместные усилия всех членов общества.

– Так. Замечательно. Похоже, сейчас засадит в Круг, – предсказал Лон.

И точно. Муза получила ответные сигналы сразу из нескольких домов: заверения в полной готовности помочь восстановить истину. Затем попросила зрителей устроиться поудобнее перед экранами, расслабиться, сконцентрироваться, приготовиться ко входу в подсознание.

– Не хочу в Круг, – простонала Касс.

– Правильно, без нас обойдутся. – согласился Лон.

Но муза обходиться не намеревалась. Как бы в ответ на его заявление, она попросила всех оракулов Посейдониса принять участие в общем трансе. Она четко назвала каждого по имени, и, конечно, Лона Апола, лучшего, главного и самого необходимого в предстоявшем сеансе.

Лон Апол тотчас вскочил и забегал взад-вперед. Что-то слишком часто в последнее время стали использовать Круг. Нужен дождь – Круг. Заболел кто-нибудь из элиты – Круг. Пора идти покорять враждебных нубийцев – Круг. Что они, хотят, чтоб Настоящие свихнулись все, как какие-нибудь паршивые машины? Давайте теперь все взбесимся – и привет! Все равно, недолго осталось...

Лон остановился перед Касс, бешено вращая зрачками. Не поэт знаменитый, а кентавр безумный... И ничего он не нервничает, всем давно понятно, что для хорошего ясновидящего Круг – это болезнь и беда. Не может хороший ясновидящий функционировать в Круге. Слишком много влияния чужих полей, а каждое чужое поле – это чужой эгоизм, чужое зло, чужая боль. Да что там объяснять! Нет – и все тут.

Напоследок же Лон небрежно бросил: – Ничего, обойдутся. – он еще чуть-чуть подумал и прибавил: – Чтобы у меня еще больше голова разболелась? Обойдутся без нас. Встань! – гаркнул он на Касс изо всех сил. – Не расслабляйся! А то они тебя втянут.

Касс поспешно встала.

– Ходи! – приказал Лон.

Она стала ходить, стараясь не выпускать экран из виду.

– Никогда в это не ввязывайся, – на ходу поучал Лон. – У каждого свои мысли, всякие разные. Поэтому не поддавайся. Думай в это время обо мне, о том, что ты подруга Апола, знаменитости номер один...

– Думаем, – вещала муза. – Только о кентавре. Не о жертвах, не о лабораториях, не о машинах вообще, только об этом конкретном кентавре... Глаза закрыты. Думаем... Концентрация на кентавре-убийце.

Муза сама закрыла глаза и затянула в голос, задавая общим вибрациям Круга тон и частоту.

– Не думай ни о чем, – немедленно приказал Лон. – Разговаривай, ходи... Хочешь, давай петь... или целоваться.

– Целоваться – это хорошо, – задумчиво согласилась Касс.

Пока они приводили план в действие, лицо музы на экране съежилось, стало совсем мелким. Теперь оно занимало минимальное пространство в верхнем левом углу. На черном бархате появилась точка, затем еще одна, еще... Вот уже множество точек кружится вокруг невидимой оси. Вот точки укладываются в застывшую форму...

– Русалка! – объявил Лон упавшим голосом. – Не может... Русалка!

Касс и сама уже увидела знакомые очертания, вздрогнула и почувствовала, что ее щеки краснеют. Вот же, действительно – русалка. Неужели Лега?

Точки опять сместились, поехали куда-то затем, чтобы перелиться в новую форму. Вот уже русалка плавает в пенистых волнах, играет на солнце, смеется радужным брызгам...

Кeнтавры выволакивают на берег стеклянные контейнеры с рыбой, заготовленные русалками за день.

А те, неутомимые, носятся вокруг, и стрекочут, и хохочут... Лега не принимает участия в общем веселье. Лежит себе поодаль на мокром песке, мечтательно улыбается, чего-то ждет. Один из кентавров часто смотрит на нее влюбленными глазами. Сначала взгляды его торопливы, бросаются украдкой. Постепенно их длительность увеличивается. Все труднее становится кентавру отвернуться, все чаще глаза его ищут Легу, все мечтательнее задерживаются на ней, все более долгими бывают эти остановки. В конце концов, кентавр смотрит на русалку, почти не отрываясь.

Но вот погрузка закончена. Время отдыха. Кентавры группой бегут купаться. Тот из них, кто посматривал на Легу, теперь приближается к ней, ложится рядом на мокром песке. Она гладит его по волосам, он целует ей руки, лицо, грудь.

Каждому атланту понятно: образы на экране не живые люди: всего-навсего спроецированные на общую плоскость видения участников Круга, но у Касс перехватывает дыхание. Прямые рыжие волосы кентавра жестки. Мягкие, зеленые, как речная водоросль, волосы Леги податливы. Что-то новое, тревожное, неожиданное появилось в ее движениях.

Всем известно: программа машин не включает вообще никаких чувств, а особенно, самых сильных: ненависти и любви. Машины создаются для того, чтобы работать, а не чувствовать. Что же это с Легой? Лицо ее приближается к его лицу, русалка и кентавр целуются.

Бока его начинают лосниться, дрожать... Он отталкивает прильнувшее к нему тело, вскакивает на ноги...

– Что ты? – тихо спрашивает Лега? – Разве ты разлюбил меня?

– В том-то и дело, что слишком люблю, – шепчет кентавр. – Прости меня, не могу больше.

– Что с нами? – русалка качает головой.

– Болит, – отвечает кентавр. – Болит все: снаружи, изнутри. Тело болит, мысли болят. Не могу больше.

– Значит, все, что было раньше, все-все – просто пустая болтовня?

Если бы машины умели плакать, то сейчас, наверно, по ее лицу текли бы слезы. – Все наши разговоры? "Главное не тело, главное – эго... Наслаждение эго гораздо больше, тоньше, выше, чем наслаждение тела... Слияние не на телесном, а на духовном уровне", ты забыл?

– Я ничего не забыл.

Кентавр сначала отрицательно качает головой, потом согласно кивает. – Помню каждое твое слово, каждое твое движение. Но природа берет верх, прости.

– Что ты, – шепчет Лега, – какая природа, мы же машины!

– Этого не может быть! Они обманули нас!

Кентавр вскакивает, голос его срывается на крик. – Проклятые Настоящие обманывают нас всю жизнь. Мы умеем любить, умеем страдать! А как сильно я, оказывается, могу ненавидеть! Разве они знают, что такое любовь! Что они вообще понимают, кроме наслаждения своих тел? Это они машины, а не мы!

На экране поехали вперемешку черные и желтые полосы: муза поспешно прервала сеанс.

– Вот оно что! – по-актёрски отчетливо прошептал Лон. – Как же я сразу не догадался? Впрочем, разве тут догадаешься? Русалка и кентавр, с ума сойти!

Муза поблагодарила всех участников Круга и закончила передачу просьбой звонить и сообщать о русалке, кто что знает.

– Как ты сказала, ее зовут? – переспросил Лон.

– Забудь, – попросила Касс. – Она не виновата. И вообще, не она это: мне только почудилось, что она, – быстро проговорила девушка.

В том, что русалка была Лега, Касс не усомнилась ни на терцию минуты.

– Вот это любовь, – протянул Лон. – Просто номер один! Представляешь, любовь между кентавром и русалкой... Бред.

– А результат – сюжет вполне для Лона Апола, – подытожил вернувшийся на экран Ноэл, будто мог слышать замечание Лона...

Лон, довольно усмехнувшись, ввернул, будто Ноэл мог его слышать: – Вот именно, Лона, а не Орфа...

Кентавр, который был до того послушным рабом, – продолжал Ноэл, – обезумел от избытка чувств, выскочил на улицу и пошел давить копытами всех подряд...

– Еще бы, – пробормотал Лон. – Можно его понять. Интересно, каким образом... Невероятно: любить друг друга через стекло аквариума... Или даже так, во время погрузки... Тот самый момент, когда не свихнуться, я думаю, невозможно... Обязательно свихнешься... Подумать только! – Лон покачал головой и повторил: – русалка и кентавр! Бред!

– Да почему же именно Лега? Почему обязательно Лега? – думала Касс напряженно. – Мало ли русалок плавает вокруг? У всех у них волосы зеленые, почему же непременно Лега?

Девушка знала: это, безусловно, была Лега.

– Распустились машины, – сквозь зубы процедил Кронот.

– Машины? – С нажимом переспросил Ноэл. – А может все-таки, не машины?

– Машины. Машины, изготовленные в лабораториях Баала, – проворчал Кронот. – Прочистить память хорошенько...

Ноэл, ставший очень серьзным после секундного молчания, тихо проговорил: – Я не знаю, не в состоянии предсказать время, порядок и конкретную причину... Может, Гея, обезумев, столкнется с другим, соизмеримым ей организмом... А может, Вы в своем институте Времени доиграетесь...

– Я в своем институте Времени не играю, уважаемый.

– Или авария, в Вави, на Фаэтоне, – не слушая, прошептал Ноэл. – Только я чувствую, что очень скоро...

– Чувствую, – подчеркнул Кронот. – Вот это и есть самый верный научный довод.

– Возможно, – сказал Ноэл. – Не раз уже в истории Геи признавалось научным то, что веками ранее считалось бредом.

– Ваше мнение, господин ученый муж, – сказала муза. – Могут ли жители Геи подготовиться, да и останется ли кто-то в живых?

– Трудно сказать, несет ли предсказываемый мною катаклизм гибель всего человечества. Скорее всего, погибнет цивилизация, то есть, главным образом, Атлантида. На других континентах люди, вероятно... Я бы сказал, очень вероятно, погибнут тоже. А те немногие, что останутся в живых, будут отброшены на первобытный уровень... Возможно, им придется заново открывать для себя огонь... Или изобретать колесо... – Ноэл что-то беззвучно пожевал и быстро, вроде бы случайно, вскользь, заметил: – Я готовлюсь.

– Прошу Вас, подробнее, – быстро ответила муза.

– Сегодняшний разговор – это часть моих действий. Основная же моя подготовка заключается в том, что я строю корабль, который по моим расчетам должен выдержать возможные изменения внешней среды. Наводнения, землетрясения, пожары, даже потерю атмосферы, полный вакуум вокруг выдержит. Ну, а в корабль вложу накопленные до сих пор знания. Кроме того, я намереваюсь собрать известные нам семена растений, половые клетки насекомых, птиц, животных...

– Человека? – быстро спросила муза.

– Разумеется, – молниеносно ответил Ноэл. – Человека, конечно, тоже.

– Зачем же стараться? – ядовито вставил Кронот. – Если мы непростительно плохие, если мы жестокие и скверные... Может, лучше и не надо?

– Повторять ли эксперимент, – решать не Вам и не мне. – Ноэл криво улыбнулся. – И должны же мы когда-нибудь... выбрать другие пути?

– Вот это и есть, – прошептал Лон, – то, что я видел.

Кронот на экране стал откашливаться, видимо, готовился дать сопернику достойный отпор. Но поэт отключил виз, так и не дав старику слова.

Лон взглянул на подругу, решился и выдохнул: – Ноэл прав, Атлантида погибнет.

Сглотнув что-то, поэт тихо и быстро забормотал: – Я тоже не могу предсказать время, порядок и причину, зато знаю, что именно произойдет: Атлантида, – он зажмурился и с ужасом закончил: – утонет. Помнишь легенды о допотопной Лемурии?

– Лемурия... – повторила Касс. – Значит, ты считаешь, что Атлантиду ждет участь Лемурии... Той самой затонувшей Лемурии, в которую никто не верит... Выходит, Атлантида – это такой же эксперимент, как Лемурия? И то, что будет после нас?

– Получается так. Ведь на самом деле все уже происходило, – медленно проговорил Лон. Он встал со своего ложа и подошел к подруге, порывисто обнял ее за талию. – Была Лемурия, в которую теперь верят только романтики и, – он криво усмехнулся: – кучка оракулов. Остальные живут и не допускают, знать не хотят... Правдивой, но мало воспринимаемой эмоциями Настоящего истории, в которой тысячи лет назад уже все было: огромный континент, заселенный людьми. Жители Лемурии творили, радовались, страдали, плакали от боли, смеялись от счастья, скрипели зубами от обиды, шалели от любви, раздирали себя в сомнениях и сжигали себя же в ненависти... Десятки тысяч лет тому назад... А потом случилось непоправимое, внезапное, необъяснимое, страшное. Континент утонул вместе со своими обитателями, история закончилась. – Лон помедлил и сделал неожиданный вывод: – И началась сначала. С нуля. Здесь, в Атлантиде. Случайность? Эксперимент Творцов?

Касс вздохнула: ее переполняли жалость и желание жить... Она хотела сказать что-нибудь умное, но только вздохнула еще раз.

– Надо уезжать отсюда, – начал было Лон, но его прервал вызов по визу.

С экрана смотрели честные серые глаза Рамтея.

Не кто-нибудь искал связи с Лоном: Рамтей – брат Зева. Частыми беседами с Рамтеем мало кто мог похвастаться в Посейдонисе.

Лон безмерно удивился и включился на связь.

– Приветствую, – сказал Рамтей.

Прозвучало его приветствие довольно странно: можно было подумать, что вызов атланта номер два в порядке вещей, будто Рамтей только тем и занимался, что без конца вызывал оракулов или поэтов.

– Мне нужна Касс. Она здесь?

Брат Зева, как всем было известно, не отличался ни гибкостью, ни красноречием.

– Могу я узнать, в чем дело?

Несмотря на то, что Лон удивился до растерянности, он счел нужным придать легкую небрежность плюс недовольство своему тону.

– Нет, – спокойно отрезал Рамтей и стал обводить комнату глазами, а, узнав Касс, объявил, будто лишь его вызова весь вечер ожидали в этом доме: – Поторопись, Касс. Поговорим в Веселом Гроте. Будь одна.

И отключился, не дожидаясь ни расспросов поэта, ни ответа его подруги.

– Да это наглость, – начал Лон. – Он думает, если он атлант номер два, то наплевать ему на правила, на манеры, на чужую личную жизнь, наконец?

– Я пойду, – сказала Касс, ошеломленная внезапным вниманием Рамтея.

– Это, конечно, твое дело. Если тебе безразлично собственное достоинство, свое время, я, мнение близких! – Лон распалился и почти уже заорал по поводу некоторых, которые думают, что им все позволено.

Касс уже подбегала к стоянке своего аэробиля, а поэт все еще возмущался.