Текст книги "Катастрофа или последний треугольник в Атлантиде (СИ)"

Автор книги: Лилия Хайлис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Касс, в упор, прибавила: – И все сто раз без взаимности?

– Слушай, что ты ко мне пристала?

Яркие губы противницы размякли, потеряли обычные очертания и молча зашевелились.

– Вампир, досыта наевшийся крови, – подумала Касс и отвела глаза.

Она взяла в руки ключи от своего дома, добытые и принесённые эльфом. Хотелось уйти, отдохнуть от разговоров, наконец.

– Все в жизни построено на случайном совпадении, – глухо сказала Эрида. – И любви поэтому может быть, сколько хочешь... И всегда, всегда – настоящая...

Эрида покачала головой: – Но совпадение – оно на то и совпадается, чтобы быстро распадаться...

– А добро и зло? Тоже совпадается-распадается?

– Конечно, – легко сказала Эрида. Она опять была собой. – Калейдоскоп. Самый настоящий калейдоскоп: сейчас один рисунок, через секунду – другой, через две – третий. Да и вообще, – она пожала плечами: – Что это такое: добро, зло?

– Да, вот именно, что?

– А вот что. – Эрида облизнула губы. – Попадется мне из всех этих немощных...

Она всем своим видом выразила презрение: – Один хороший... – Она не пояснила, что именно, зато сделала жест, не оставлявший сомнений: – Вот это и есть добро.

Эрида опять облизнулась: – Губы что-то пересыхают последнее время. А окажется этот хороший...

Она повторила тот самый, не оставлявший сомнений, жест: – Окажется он дурак дураком, да еще и вильнет хвостом – и нет его, пообщаться не с кем, лежу одна и все мое тело ноет...

Эрида зло посмотрела куда-то в сторону: – Ноет мое бедное, несчастное тело от этих самых... Неудовлетворенных желаний... Вот уже и не добро, а зло.

– Значит, по-твоему, человек живет только для того, чтобы удовлетворять желания своего тела?

– А для чего ж еще, – снова легко сказала Эрида. – Человек – составная часть вселенной. Случайное совпадение. Добра и зла столько, сколько людей: у каждого свое. Вот сейчас явится наш Эрмс, и мы с Финой станем бессмертными. И это вроде бы будет добро, а на самом деле – случайное совпадение: ведь почему, за что? Именно мы, именно для нас. А ни за что: случайность.

– Кстати, – непонятно, к чему, прибавила Эрида. – Позавчера я любила Эрмса, но была ему безразлична. Теперь он меня любит, но у меня с тех пор многое изменилось...

Взгляд Эриды остановился: верно, она вспомнила что-то важное. – Ах, Баал меня забери – она с упреком покачала головой: – совсем забыла: у меня же сейчас свидание в Веселом Гроте...

– Кто на этот раз? Уж не сам ли Рамтей?

Эрида лихорадочно собиралась и потому не обратила внимание на раздражение, просквозившее в голосе соседки.

Она только пробормотала: – Нет, пока... Но и Рамтей никуда не денется... А теперь пока еще только...

Эрида замолчала: – Никогда не угадаешь, кто.

– Даже и не пытаюсь, – холодно сказала Касс.

Несмотря на то, что Эрида, видимо, очень торопилась, она решила внести ясность. Голос ее звучал по обыкновению, тихо: – Ох, уж эти мне халдейские имена. Уэшеми, ну, поэт новый. Тебе, насколько я понимаю, безумно понравилось вчера его выступление... – она тонко улыбнулась и уточнила. – До потери сознания...

– Что означает это выражение "безумно понравилось"? – стараясь сохранять хотя бы внешнее спокойствие, переспросила Касс.

Эрида уже думала о чем-то своем и последнего замечания вообще не слышала. Говорила она спокойно, медленно и немножко кокетливо: – Вчера умолял меня о встрече... Ах, да, вы же с Лоном раньше исчезли, вы же ничего не видели... Так что это был у тебя за обморок?

Она еще что-то бормотала.

Мир, на чем бы он там ни был основан, из чего бы там не состояла его мозаика, – мир окаменел.

Остановилось движение. Застыло пространство. Замерло время.

Сокрушительная волна накатила врасплох, да так мощно, что накрыла с головой. Волна не убила, даже не уложила наповал, только оглушила и сейчас же спала. Но плотная вода, вместе с грязью и тиной, осталась в ушах, заполнив пустоты внутри и вокруг гулкой, вязкой, быстро обволокнувшей все на свете тишиной...

В образовавшемся вакууме Касс четко слышала громкое неритмичное биение своего сердца.

Глава 10

Жажда, жара, усталость, – это всё теперь уже не мучило больше. Изводило предчувствие невиданной неминуемой беды. Касс по-прежнему не понимала, как совладать с собой, как побороть страх перед надвигавшейся на неё тенью, но чем заняться дома девушка не знала тоже. Поэтому, даже не отворив входной двери, устремилась прямо к аэробилю. Не хотелось домой. Слишком уж скверным казалось одиночество взаперти сейчас.

Что ж... Эрида солгать не может. Во всяком случае, до сих пор за ней такого не наблюдалось. Из всех известных Прекрасных Дев пока что только одна Касс преступила этот закон.

А Уэшеми? Да что ей известно об этом человеке? Может, у них в Халдее вообще полигамия. Она почувствовала, как сама же передёрнула плечами. Неужели в природе могла возникнуть некая связь Уэшеми с Эридой? А почему, собственно, нет? Говорят, мужчины вообще, в принципе падки до порочных женщин. Даже, если это так... Да, это так и есть... Есть в пороке нечто притягательное, это уже, как будто, выяснили...

Для кого бы то ни было... Но Уэшеми... Ха-ха, он-то чем отличается? Да, бесспорно хороший поэт, ну и что? Да и чем она-то, Касс, лучше Эриды. Увы, уже поняли и то, что ничем.

Неожиданно Касс обнаружила себя у Веселого Грота. Она совершенно не думала, что направляется именно туда. Летела вперед... Машинально, не держа никакого курса, плыла по течению, куда глаза глядят... Совершенно бездумно пошла на спуск... Вот захотелось остановиться именно в этой конкретной точке. Где пожелала, там спустилась: ее дело. И только посадив свой аэробиль, сообразила: перед ней – Веселый Грот. Место, где Эрида обычно назначала свидания. И где совсем недавно Касс получила от Рамтея ожерелье Леги.

Почему же она всё-таки попала сюда? Что за неведомая сила, независимо от сознания, принесла ее и заставила пойти на посадку именно здесь? Не справа, не слева, а тютелька в тютельку, перед темно-красными с вычурной позолотой дверьми Веселого Грота...

Вот сейчас Касс войдет и увидит прижавшегося к Эриде партнера, и партнер этот окажется Уэшеми...

Ну и что она сделает? Скажет ему: – Какой ты, оказывается, плохой мальчик, Уэшеми?

Самый замечательный, самый удивительный, лучший в мире поэт...

Скажет ему: – Я ждала тебя. Точно знаю: именно тебя, зеленоглазый халдей.

Русоволосого юношу с изящно изогнутой верхней губой... Уж Эрида-то не упустит, не в ее правилах прозевать очередное приключение... К тому же, если представляется возможность кому-то насолить, особенно вероятной сопернице... Да ещё при желании конкурировать со всеми, а поэт из Халдеи хороший трофей... Красивый поэт с именем, похожим на шуршание дождя.

Или, может, я ждала чуда. Долго, с надеждой, с трепетом. Четыре птицы взмыли в мелодии твоего голоса, и я поняла: тревожный свист их крыльев и есть то самое чудо. Длинно и слишком, до смешного красиво. Интересно, Лега ещё разговаривает так же цветисто или, в процессе очищения, поменялись и манеры русалки? Ах, ну причём тут Лега!

Уэшеми. Касс посмотрит ему в глаза. Продолжительный взгляд и вопрос в упор, прямо в насмешливые зеленые глаза: – Неужели Эрида – это то, чего ждал и на что надеялся ты? Не обратил внимания на меня, не заметил моего порыва, но умолял Эриду о встрече?

Касс горько усмехнулась. Кому дело до ее порывов! До ее надежд и душевного трепета?

Да и ей-то что? Хоть кентавр, хоть Фина... Ей-то что до Эриды, со всеми ее... любвями...

Но Уэшеми...

Она посидела, не выходя из аэробиля, перед дверью Веселого Грота. Все там было наглухо, все там было закрыто от посторонних взоров.

Солнце висело далеко на Западе, низко-низко, почти касаясь океана темно-оранжевой короной. Дневная жара уходила.

Скоро зажгутся огни, – думала Касс. – И настанет теплый летний вечер.

Теплый летний вечер всегда, сколько она себя помнила, ассоциировался с запахом мелких цветов маттиолы.

– А правда, – подумала девушка. – Почему маттиола пахнет только в теплые летние вечера? Ни днем, ни утром, ни в прохладу, ни в жару, – только в теплые летние вечера... Все теплые летние вечера пронизаны ароматом маттиолы... И воздух становится густой, вкусный, волшебный... Необычный...

Касс вздохнула и рывком оторвалась от плиты, на которой стоял аэробиль, а потом уже плавно стала набирать высоту, стараясь не думать. О том, что может быть, именно сейчас, в этот самый момент... Лучший в мире поэт с халдейским именем, Уэшеми, красивый, высокий, русоволосый юноша, обнимает рыжеволосую, тихую до зуда в позвоночнике, стареющую Эриду... Как Легу обнимал её возлюбленный... Опять, Лега! Ах, русалка... Зеленоволосая, зеленоглазая... Вот он что! Глаза Леги, изумрудные глаза Уэшеми...

Эрида извивается змеёй, отдается снисходительно и, вместе с тем, – победно, самодовольно... Или по-другому? Злобно, с видом победителя, презрительно улыбаясь яркими губами... И при этом, думает о том, что ещё предстоит: о вечернем приключении с кентавром...

Рамтей жил недалеко от гимнасий, на одиноком холме. Небольшой дом на отшибе. Небольшой двор, отгороженный от посторонних взглядов высокой стеной кустов шиповника. Их посадили настолько густо, что теперь листья кажутся сцепившимися насмерть.

Откуда она знала, где живет Рамтей, Касс не помнила: кто-то когда-то, давным-давно, случайно показал ей это место, а поиск на экране аэробиля подтвердил адрес. Рамтей не Зев: никаких приемов, никаких показов по визу, а сплетни... Если они есть, то осторожные, смутные... Не сплетни – догадки, досужие домыслы.

Когда аэробиль приземлился и Касс по узкому зеленому коридору между кустами пошла ко входной двери, сердце девушки забилось сильней. Она и сама не знала, чего ждет от этого посещения, только чувствовала его очевидную для себя необходимость. И знала еще, что где-то, в конце недлинной этой дорожки, ждет необычное.

Касс нажала кнопку на двери: в глубине дома откликнулся звонок виза.

Экран над дверью не осветился. Значит, его не включили на обоюдную связь. Голос Рамтея звучно произнес: "Да". Он, безусловно, увидел гостью на своём экране, но не удивился... Неужели ожидал её визита?

Касс улыбнулась слепому визу и сказала: – Могу ли я видеть тебя.

Прекрасная Дева не предполагала ни тему, ни построение разговора, но надеялась: все произойдет само собой.

Голос Рамтея так же звучно ответил: – Да, конечно, я рад.

После этого стало тихо. Прошло, кажется, несколько минут, пока мелкие шажки не нарушили тишину. Что-то шаркало и кряхтело сначала поодаль, затем странные звуки, похожие на глухие стоны, постепенно приблизились и усилились.

Дверь начала открываться, медленно, натужно. Касс стало не по себе. Неожиданно она догадалась: для того, кто находился там, за дверью, было тяжким физическим трудом тащить эту дверь на себя. Это Рамтею-то? А, может, он заболел? Или чего-то опасался? Неужели у него такие рабы? Неужели у него вообще есть рабы?

Когда дверь, наконец, отворилась, Касс стало не по себе еще больше: ее даже затрясло мелкой, рябью по телу, дрожью. Это не могло быть жилищем Рамтея.

Гостья еще раз посмотрела вперед. Перед ней был пустой, длинный и мрачноватый коридор. И во всю длину его не обнаруживалось ни одного живого существа. Создавалось впечатление, что дверь оттаскивалась сама собой и сопротивлялась тоже сама себе.

Только, спустя некоторое время, дряхлый голос прокаркал откуда-то снизу: – Угодно ли Прекрасной Деве войти к Рамтею?

Касс опустила глаза.

Прямо перед ней сопел, круто задрав несуразную голову, старый маленький гномик в огромных, не по росту, башмаках. Вот он, раб Рамтея. Значит, справедливый Рамтей всё-таки держит рабов... Уродливая голова гномика едва доставала до бедер Касс: ему пришлось отступить, чтобы видеть ее лицо. И с видимым напряжением удерживать в маленьких ручках веревку, которую тянула в обратную сторону дверь.

– Да, пожалуйста, – почему-то шепотом попросила Касс.

Гном молча посторонился и пропустил ее в дом. Кряхтя и шаркая ногами, он еще несколько минут тащился впереди.

Наконец, он, по-прежнему, со стонами, натужно пользуясь точно такой же веревкой, открыл еще одну дверь в конце коридора.

Касс вошла и теперь окончательно замерла, ещё больше, чем минуту назад, пораженная открывшимся видом.

Перед ней был просторный, светлый, отделанный в белых и жемчужных тонах зал. Обстановка и убранство выдавали пристрастие к роскоши, аристократизм и, безусловно, определенный вкус. Чего-чего, но первых двух качеств она почему-то не ожидала от Рамтея. Удивительно уживались, оказывается, в этом человеке явный, просто-таки, бивший в глаза аскетизм с пристрастием к роскоши. Странно это нелепое соседство в одном доме мрачного коридора с бело-жемчужным залом. Не в насмешку ли сочетается аристократизм хозяина с гномом, который впускает в дом гостей, таща скверную дверь за неприглаженную веревку.

В двух шагах, ожидая гостью, не скрывая наслаждения произведённым на неё впечатлением, стоял сам хозяин.

А в углу, на необъятном ложе странной ромбической формы, удобно, безo всякого смущения устроился тот самый кентавр, на котором Касс с большим удовольствием проехалась сегодня по Парнасу.

– По крайней мере, становится понятно, откуда у Рамтея оказалось ожерелье, – мелькнуло в голове.

Рамтей учтиво поклонился и предложил девушке устраиваться на ложе, уже приготовленном для нее напротив кентавра. Тот заметался на месте, едва только увидел свою недавнюю наездницу и узнал ее.

– Это Горн, – без комментариев представил кентавра Рамтей. Объяснять гнома и дверь на веревке он, похоже, не считал первостепенной необходимостью.

– Мы знакомы, – улыбнулась Касс, тоже ничего не объясняя. В свою очередь, не без легкого злорадства девушка наблюдала удивление на лице хозяина, а затем быстрый подозрительный взгляд в сторону кентавра.

Она устроилась, по-свойски улыбнулась сначала Горну, потом Рамтею. Отщипнула виноградину: поднос с фруктами и напитками ждал на столике, примыкавшем к ложу. Касс заметила, что такие же подносы стояли и перед мужчинами... О, Творцы! Это вот только что она мысленно назвала кентавра мужчиной!

– Я рад видеть тебя, Прекрасная Дева, – нарушил молчание Рамтей. Очевидно, он был ошарашен появлением гостьи и не знал, ни о чем говорить с ней, ни как себя вести в её обществе...

Касс вежливо улыбнулась, рассеянно обвела комнату глазами. И опять обнаружила нечто, достойное удивления. Что ещё за сюрпризы ждут её в этом доме?

Прямо перед девушкой, слева от входной двери, на стене висел огромный, во всю стену ковер. Рисунок его изображал сцены из жизни владыки и его семейства.

Сцены, которые не льстили ни Зеву, ни Эре, ни их детям.

Рамтей, переглянувшись с Горном, с улыбкой следил глазами за реакцией гостьи. Она же не могла глаз оторвать от этого ковра.

Идеей рисунка было Зло.

Порок владел каждым членом могущественной семьи, сидел в каждой нитке ткани, светился в глазах, выступал на губах, обретался в лицах и руках каждого из людей, изображенных на ковре.

В центре выткано породистое лицо Зева. Какой мастер сумел так тонко поймать и передать выражение властителя? И ведь ковер – не картина, не скульптура: ведь его же не писали, не лепили – ткали...

Самодовольство, сладость и, одновременно, – неуловимая досада разлиты в глазах владыки. Хитрое раздумье, упрямое желание без проблем взять свое: перед ним, скрыв под опущенными веками гневные искры в глазах, потупила голову Эньюэ.

Эньюэ, тоже из Прекрасных Дев, когда-то была подругой Арса, потом что-то случилось, она на время потерялась из виду, затем появилась опять. Ходили слухи, что они с Арсом так и остались друзьями; поговаривали, что склонна Эньюэ к тем же шуточкам над другими, вернее, издевательствам, служившим развлечениями Арсу. Изображение девицы, во всяком случае, выдавало и жестокость, и хитрость, и распущенность, и, между прочим, – то, что стоять вот так перед Зевом особой радости ей не приносило.

А вот и Арс: бледный, холодный, мрачный. Его обуревают жестокость и плохое предчувствие: вот-вот отнимет его собственность, его принадлежность, его игрушку проклятый отец. В наглых, отважных глазах непослушного сына выражен и страх перед Зевом, и насмешка над ним... По минимуму – насмешка.

Рядом с Арсом – обмякший, замкнутый, озлобленный и, конечно, по обыкновению, пьяный Фест.

С другой стороны от Зева Фина и Эра. Лица обеих изуродованы судорогами гнева и безуспешными попытками хоть немного этот гнев скрыть. В ярко-синих глазах Фины ненависть и стыд: да, пожалуй, это действительно глубоко запрятанный стыд. За отца? За братьев? За глупую, ревнивую, злую мать?

Такой изображена Эра с крепко сжатыми, одинаково белыми руками и губами. Дай ей только волю, она бы всех сейчас передушила. Видно, ей хочется наброситься сейчас на ненавистную Эньюэ, рвать новую соперницу, кусать, терзать – до крови, до смерти. А заодно обругать, избить, уничтожить сына, который притащил в дом этот очередной соблазн для Зева. Привел красотку, прекрасно зная нрав своего отца.

Касс перевела изумленный взгляд на Рамтея.

– Это выткала Рахел, – с готовностью пояснил тот. – Из-за этого ковра Фина её возненавидела больше всего. Скажу даже: для меня оказалось достаточно сложным его спасти. Собственно, в конце концов, я просто вытащил ковёр из огня...

– Я потрясена, – выдавила Касс и напрямую спросила: – Рахел у тебя? Нужна ли моя помощь? Я готова оказать тебе любую услугу, Рамтей.

– Она в безопасности, – гордо сообщил Рамтей. – Еще ночью я отправил ее... Далеко. – он улыбнулся: – Но все равно, благодарю. Я рад.

– Я слышала, если раз в году они не пройдут обязательную профилактику, то постепенно, рано или поздно полностью превращаются в свое низшее...

Касс замялась, безуспешно стараясь не глядеть на кентавра. Она мысленно пыталась построить фразу без обиды для него... Все, что вертелось в голове, высказывать Горну ей казалось, по меньшей мере, неуместным. Но Рамтей терпеливо ждал, и она решилась.

– Например, Рахел, если я правильно понимаю, в конце концов, превратится в гигантского... – Касс содрогнулась и упавшим голосом закончила: – Паука?

– Зато будет свободна, – отрезал Рамтей.

– Значит, это правда?

– Насколько я знаю, необязательно, – смягчился хозяин. – Зависит от обстоятельств, организма...

– Лучше умереть, чем такая жизнь, – вставил Горн.

– Умирать никому не хочется, – возразила Касс. – Кстати, правда ли, что Эрмс сегодня ездит по Посейдонису, предлагает всем Асклепиево бессмертие.

– Да, он был у меня... – улыбнулся Рамтей. – С сегодняшнего утра я бессмертен.

Он сказал это просто, как можно говорить о завтраке, поклонился и усмехнулся: – Если верить, конечно, Асклепию и Эрмсу...

Касс молча уставилась на гиганта: в его внешнем облике, вроде бы, ничего не изменилось.

– Я вижу, Прекрасную Деву это удивляет... – протянул Рамтей.

– Признаюсь.

– Что же именно удивляет тебя?

– Не знаю, – ответила Касс. – Мне казалось, ты хотел уйти...

– Уйти – это для слабосильных! – гордо заявил атлет. – Нет, я так легко не уйду. Ему, – он грозно и с ненавистью вскинул подбородок к изображению на ковре брата: – ему так легко от меня не избавиться! Прежде всего, я заставлю его заплатить за все свои удовольствия... Чтоб платили не дети, не жена, не красавицы – он сам!

Касс поразилась виду Рамтея. Обычная бесстрастность его испарилась. Глаза горели. Великан тяжело дышал.

– Разве в наслаждениях смысл жизни? – тихонько подыграл кентавр.

– Лон говорит, что смысл жизни в красоте, – прошептала девушка.

– Нет, – уверенно сказал Горн. – Смысл жизни в страданиях. Только страданием можно постичь...

Кентавр покивал головой, как будто поддакивая сам себе, и закончил: – Только страданием можно искупить...

– Передай своему Лону, пусть стишки пишет, – презрительно бросил Рамтей. Выступления кентавра он, казалось, и не заметил.

– Тогда в чем? Правда, в страдании? А, может, наоборот, в счастье? Или, в любви? – С надеждой спросила Касс. На каждое ее предположение Рамтей отрицательно качал головой.

– В чем же? – настаивала она. Казалось, вот-вот – и он ответит на тот самый главный вопрос, который мучил ее все это последнее время.

– В бунте. – Рамтей произнёс это слово отрывисто, как выплюнул.

Он приподнялся, взял с подноса трубку и стал раскуривать. По комнате поплыл сладковатый запах трубочного табака.

– Мир устроен так, – с наслаждением затянувшись, тихо говорил Рамтей: – что в его основе лежит справедливость. Справедливость распределения сил стягивает между собой атомы, вращает планеты, гонит куда-то галактики... Справедливость взращивает растения, выбирая к жизни самые лучшие... Справедливость поддерживает огонь жизни. Справедливость царит над зверями в лесу, заставляет их подчиняться определенному порядку...

Рамтей опять затянулся и продолжал: – И только в отношениях между людьми справедливость чаще всего беспомощна и бесполезна.

Касс взглянула на Горна: тот сидел, пригорюнившись. Ему, видимо, очень хотелось изменить отношения между людьми.

– Почему-то ситуация всегда складывается в пользу того, кто меньше всего этого заслуживает. Ничтожества властвуют над гениями... Бездари над талантами... Чем ничтожней человек, тем знатнее слывет... Чем бессовестней – тем большим богатством обладает... Чем меньше достоин славы – тем знаменитей...

Рамтей передохнул, подумал, затем твердо посмотрел перед собой и подытожил: – Смысл жизни в сопротивлении. Только, когда справедливость станет основой отношений между людьми, необходимость мятежа отпадет, – тогда, возможно, возникнет другой смысл...

Рамтей взглянул на Касс, словно, в поиске подтверждения: – Возможно, это будет любовь. Возможно. А пока... Пока что я – единственный на всей Гее, – тихо и медленно сказал Рамтей, длинно растягивая последние слова: – Единственный, кто поможет слабому. До тех пор, пока у меня есть возможность спасти от истязаний хотя бы одну такую Рахел, я не могу позволить себе уйти, оставить несчастных один на один с братцем Зевом... И гвардией Баала... С Легой вот не получилось, не успел... Но я хочу справедливости для всех: и для тебя, и для него, – Рамтей кивнул на притихшего кентавра, – и для гнома...

Рамтей кивнул куда-то в сторону. – Пусть хоть самого, я думаю, тебе показалось, ничтожного... Но я когда-то спас его и в награду получил верного друга... Может ли кто-нибудь из наших знакомых...

Рамтей презрительно улыбнулся и закончил: – похвастаться верным другом?

Он покачал головой сам себе в ответ. – Ну, и пусть впускает гостей, если ему так хочется...

Рамтей глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Ресницы его были пушистые и короткие. Совсем не вязались ресницы Рамтея с его речами.

– И я добьюсь когда-нибудь этой справедливости... – внушительно сказал он: – хоть это изнурительная, долгая и тяжелая работа... Мне только нужно время...

Он вздохнул и блаженно протянул: – Бессмертие! Теперь спешить некуда: раньше ли, позднее – но справедливости...

В глазах Рамтея засверкали молнии, он воодушевился. Где-то в недалеком будущем он уже видел победу: – я имею в виду, той самой высшей справедливости, которая только может установиться в отношениях между людьми, я добьюсь.

Касс неосознанно чувствовала во всем услышанном неуловимый подвох, но не могла найти возражений, да и не знала, имело ли смысл какое угодно возражение.

Пока она думала, а Рамтей и Горн молча курили, на одной из стен вспыхнул экран виза, а на нем – изображение Зева.

– Я желаю говорить с тобой, брат, – требовательно и монотонно повторял Зев. – Прошу тебя ответить. Прошу тебя ответить.

Рамтей кивнул Горну, тот быстро поднялся, в свою очередь кивнул Касс на прощанье, и одним прыжком оказался в дверях. Убедившись, что кентавр исчез, Рамтей включил виз на связь.

Зев, не веря своим глазам, уставился на Касс. На дне его глаз тяжелыми искрами вспыхивал накопленный за последние дни гнев.

– Прошу простить, – отрывисто сказал Зев. – Я и не предполагал, что ты тут... – Он выразительно кивнул на Касс и задумался, подыскивая нужное слово. Потом, найдя, перевел взгляд на Рамтея и громко сказал: – Занят?

– Я всего лишь твой брат, – заявил Рамтей. – Но еще не ты, пока что.

Касс заметалась, порываясь выйти, но Рамтей остановил ее движением руки и обратился к Зеву: – Тебе что-нибудь нужно?

– Машина эта... Которая сбежала от Фины, у тебя?

– Нет, не у меня. Но я ей помог.

– Я и не сомневался: твоих рук дело.

– Я и не скрываю: моих рук дело.

Оба говорили отрывисто, голоса их были похожи. Даже молчали они похоже, одинаково набычившись.

– Чего ты хочешь?

– Справедливости.

Рамтей явно не успел отойти ещё от собственного монолога.

Зев захохотал. Он долго и визгливо смеялся, с надрывом, то страшно всхрапывая, то задыхаясь. Потом смолк. Пробуравив Касс глазами, он резко оборвал свой смех и жестко сказал: – Врешь, братец. Власти ты хочешь, – он перевел взгляд на Рамтея и повторил: – Власти!

Рамтей презрительно усмехнулся краем губ.

– А я говорю – власти! – взревел Зев. – А про справедливость – дурочкам, – он кивнул на Касс, – хорошеньким рассказывай! Я-то всегда знал. И про зависть про твою: у меня – семья, женщины, слава. У меня, – Зев усмехнулся, – Эдем. Я – властелин. А ты, – Зев опять усмехнулся. – Всего лишь – брат. Вот оно, все рядом, а не ухватишь: брату принадлежит. Думаешь, не знаю? Знаю, и даже сочувствую, но – не всем дано.

Зев помолчал для внушительности. – Так ты на мелкие подлости? Племянницу обкрадывать?

Он подождал ответа. Рамтей молчал, до боли сжимая кулаки. Наконец, он сказал: – У тебя ведь и не могло возникнуть другого объяснения... Ты и не мог понять иначе.

Зев повернулся к Касс и стал рассказывать ей: – Слетал милый братец на Запад. Нашел племя дикарей неподалеку от Чолулы. Научил жениться, научил разводиться: как же варварам без брака и развода? – Зев развел руки. – А потом, глядишь, – там появилась религия. И кому бы ты думала, поклоняются дикари? Богу Солнца, Ра! – тут же выпалил он, даже и не думая дождаться ответа.

Зев, глубоко вздохнув, продолжал: – Слетал братец и на Восток. Повещал небезызвестному Множеству Темноволосых Братьев... Уже и там Бог Солнца, по имени...

Зев сделал паузу, как бы предложив Касс угадать это имя, но опять, не выдержав, пока поспеет ответ, проорал: – Ра, конечно. Ра!

Властитель Геи несколько раз с восхождением громкости повторил: "Ра!". А потом сказал, обращаясь к Касс: – Ты только погляди на этого Бога Солнца.

Касс послушно перевела взгляд на Рамтея: тот стоял бледный, со сцепленными зубами и сжатыми кулаками.

– Ты закончил? – глухо спросил гигант, когда брат, наконец, замолчал.

– Почти, – нагло ответил тот. – Я закончу, когда сочту нужным. А пока предупреждаю: если ты не прекратишь мне палки в колеса...

Зев заорал изо всех сил: – К Баалу на перевоспитание! Хоть брата, хоть кого!

– Спасибо, что предупредил, – усмехнулся Рамтей, глядя тому прямо в глаза. – Разреши и мне предупредить тебя, в свою очередь...

Зев молча ждал.

– Один из твоих же сыновей однажды скинет тебя с твоей высоты.

Рамтей полюбовался эффектом и злорадно продолжал. – Я это знаю точно: предсказывает кое-кто, кому можно верить. Не верить нет оснований.

Рамтей саркастически усмехнулся и махнул рукой: – А кто именно видел и что конкретно видел – не скажу. И не скажу, ни когда, ни от кого, ни способа избежать. Думай, жди и мучайся.

Сказав это, Рамтей незаметным броском выпрямил руку с переключателем прямо в лицо Зеву. Затем он сквозь зубы презрительно бросил тому прямо в лицо: – А ведь мог, когда ты родился, ведь так легко мог свернуть тебе шею...

Выстрелом прозвучал щелчок. Рамтей отключился.

Когда экран стемнел, великан устало поежился и, обхватив руками голову, опустился на свое ложе. Потом раскрылся, чтобы в упор посмотреть на гостью. Во взгляде Рамтея сквозило удивление, будто он хотел сказать: – Почему ты все еще здесь? Разве тебе непонятно, что пора оставить меня, наконец, одного?

Касс встала. Во время короткого прощания, она поняла, что правильно разгадала взгляд хозяина: он был рад избавиться от ее присутствия.

Неужели Зев прав, думала Касс. Вопрос этот не давал ей покоя всю дорогу домой. Неужели Рамтей действительно хочет только власти? Нет, это не могло быть так. А почему не могло? Только потому, что Рамтей симпатичен ей? Или потому, что окутан неким ореолом... Загадки? Тайны? Героизма? Что-то в нем притягивало ее... Но и в Эриде что-то притягивало ее... И в Орфе... Даже, пожалуй, в изображении Эньюэ... Опять же – порок? Необычность? Непохожесть на других? Нет, все равно, Зев не мог быть прав.

Только войдя в свой дом, Касс поняла, как сильно устала и проголодалась. Когда она ела последний раз? Вчера у Эры? Или только пила? Утром у Лона она выпила чашку шоколада перед тренировкой. Лон считает, ясновиденьем предпочтительно заниматься на голодный желудок, желательно, после легкой дозы возбудителя...

Не включив света, девушка пошла прямо на кухню. Сделала лёгкое освещение плиты, чтобы хоть что-то видеть. Достала остатки позавчерашних пышек, соленый эллинский сыр и съела, стоя тут же на кухне и запивая фруктовым нектаром.

После этого, Касс вернулась в комнату и опустилась на ложе. Она легла на спину, заставила себя расслабиться и стала дышать глубоко и размеренно, усердно соблюдая все правила, установленные Лоном. Значит, не все. Значит, для разнообразия попробуем в сытом виде... В сытом виде и никакого возбудителя. А, может, стоило выпить чашку шоколада... Ладно, попробуем по-своему, не выйдет, так не выйдет. При этом скомандуем по Лону, медленно, размеренно: "Раз – два, вдох – выдох". Ведунья командовала сама себе и думала о Рамтее, пока, наконец, не сконцентрировалась достаточно хорошо. Теперь она могла долго и непрерывно удерживать в сознании четкий образ атлета.

...Сама Гея встала на дыбы. Было ли это обычное землетрясение или тот самый катаклизм, который предсказывали Лон и Ноэл, Касс не знала. Видение напоминало страшный фильм и с каждым кадром, с каждым звуком фильм становился все ужаснее и жутче.

Казалось, встала на дыбы сама Гея. Попеременно, то горячий, то ледяной воздух с гулом рвался куда-то, шум отдавался в ушах. Вдобавок, нещадно свистел ветер. Временами переходил на заунывный вой, метался, меняя направление.

Где-то вдали с мощным размахом раскачивался горизонт.

Две горы, между которыми в этот момент пролетал аэробиль, вдруг потеряли твердость очертаний. Как бумажные, шатались, мотались, дрожали и скрежетали глыбами и камнями.

На самом деле, все потеряло твердость, места и свою обычную повседневную уверенность: Гея металась: исполинское больное существо в горячке. А с существом металось все живое и неживое, что обреталось на обезумевшем теле.