Текст книги "Том 4. Перед историческим рубежом. Политическая хроника"
Автор книги: Лев Троцкий
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 57 страниц)
6. Против национального гнета
Национальная борьба и единство пролетариатаДрянная беспомощность третьей Думы в полном своем объеме раскрылась только теперь, когда Дума ходом своих работ уперлась в большие вопросы.
Крестьянское землеустройство, – но да здравствует дворянин-землевладелец! Равенство пред судом, – но да здравствует помещик-мировой судья!
Личность неприкосновенна – но при условии расширения корпуса жандармов, – и еще: если в паспорте «личности» нет отметки об ее еврейском происхождении. В национальном вопросе Дума более, чем во всяком другом, выступает наследницей самодержавия эпохи разложения.
В этой огромной, коварством и насильем спаянной стране, где бок-о-бок живут свыше ста народностей, которые развивающийся капитализм захватывает в свой водоворот, царская власть в борьбе за самосохранение сделала все, что в ее силах, чтобы запутать, осложнить, раздробить и ослабить демократическую, революционную, классовую борьбу масс национальной травлей. На Кавказе правительство натравливало темных и фанатичных татар против революционного пролетариата и оппозиционного армянского мещанства. В Прибалтийском крае оно в течение долгого времени восстановляло латышских крестьян против казавшихся ему ненадежными помещиков – немецких баронов. В западных губерниях – белорусских и украинских крестьян против польских помещиков. В Финляндии – только что пробуждавшихся финских рабочих против либеральной шведоманской буржуазии. Везде и всюду оно науськивало народные массы на евреев – в тех же целях, в каких оно пыталось в эпоху польских восстаний приласкать евреев, чтоб опереться на них в борьбе против мятежной польской шляхты. Подлую социальную демагогию оно сочетало с отвратительной национальной травлей.
Но поднимать массы всегда опасно для властвующих. Рабочая зубатовщина растворилась в могучем стачечном движении. Крестьянская борьба разрослась в аграрное восстание, а латышское крестьянство было в нем одним из самых боевых отрядов. Финляндские рабочие целиком встали в ряды социал-демократии. Зато, с другой стороны, вчерашние враги самодержавия стали его друзьями. В то время как коренное дворянство сплачивалось в контрреволюционные организации, остзейские бароны совместно с военными экспедициями расстреливали и вешали латышских крестьян, а польские националисты избивали революционеров-рабочих. Народовцы, партия "независимой Польши", ко времени третьей Думы поддержали лозунг "Великой России". В то время как темные персидско-татарские массы на Кавказе, прежняя армия армянских погромов, пробуждаются к сознательной жизни, армянская буржуазия вместе со всей интеллигенцией переходит в лагерь порядка. Представители еврейской буржуазии на своем ноябрьском съезде в Гродно* провозглашают необходимость отречения от широких политических «идеалов» во имя повседневной «практической работы». Наконец, финляндская буржуазия в настоящий роковой для Финляндии час проявляет готовность пойти на всякие уступки царизму, как надежной защите против финляндского пролетариата.
Такова колоссальная работа революции, – она вырвала погрязавшие в духовном рабстве миллионные рабочие массы из политической тьмы, подняла их над их местными, профессиональными и национальными взглядами и предрассудками, дала им почувствовать и проявить таящиеся в них революционные силы – и тем самым заставила разноплеменные группы буржуазии и землевладельцев, вчера еще оппозиционные, либеральные, радикальные, сепаратистские, революционные, сблизиться на одном вожделении – крепкой центральной государственной власти.
Но в тот период, когда буржуазия всех наций России выбрасывает в сорный ящик широкие требования национальной автономии или национальной независимости и любой ценой согласна оплатить покровительство царизма, этот последний снова вносит национальный раскол в ее среду. Удовлетворить потребности буржуазного развития посредством глубоких реформ он не может, да и сама буржуазия боится этого пуще огня, – и ему остается только раскалывать ее, выделяя из нее привилегированную часть, покровительствуя ей за счет остальных и опираясь на нее. Россия для русских! Вот лозунг внутренней политики контрреволюции. Оберегать скудный внутренний рынок по возможности для «национального» великороссийского капитала, держать еврейскую буржуазию в путах всевозможных ограничений, обходить польский капитал при распределении казенных заказов, держать чиновничьи, судейские и офицерские места открытыми только для сыновей русского дворянства и великороссийской буржуазии – значит тем теснее привязывать эту последнюю к столыпинскому государственному порядку. Россия для русских! Этой идеей теперь одинаково живут и октябристы, и недавно сплотившаяся национальная партия, и погромно-поповско-полицейские союзы крайних правых. Поэтому так жалко и беспомощно звучали в Думе речи кадета Родичева, который требовал равноправия для евреев – во имя равноценности всех людей и в интересах перевоспитания квартальных надзирателей. Эти призывы тем бессильнее, что сама кадетская партия, которая декламирует о равноценности людей и собирает голоса еврейской буржуазии, в то же время ведет националистическую проповедь славянофильства, а правым своим крылом, в лице Струве и присных, открыто скатывается к антисемитизму.
Национализм и шовинизм – во внешней политике, как и во внутренней! Этим живет и дышит сейчас вся правящая и имущая Россия – от собственной его величества "ответственной оппозиции" до собственных его величества безответственных погромщиков.
Какой же вывод отсюда следует?
Буржуазия господствующей нации не хочет национального равноправия. Буржуазия угнетенных наций не смеет бороться за равноправие. Национальный вопрос, как вопрос создания свободных условий жизни и развития для всех народов, населяющих Россию, всей своей тяжестью ложится на пролетариат. На вас, рабочие России!
Не пролетариат строил это чудовищное государство. Он не несет за него никакой ответственности. Он не принимает на себя, подобно либерализму, никаких обязательств по отношению к "Великой России". Империя Российская для рабочих – внешние оковы, наложенные на них историей, и вместе с тем – арена их классовой борьбы. Мы здесь стоим, на этой преступлениями пропитанной почве, не мы ее создавали, не мы ее выбирали, она дана нам, как жестокий факт, – мы же хотим очистить ее от крови и грязи и сделать ее пригодной для мирного сожительства народов.
Огромна эта задача, но огромность ее не страшна. Ибо национальный вопрос для пролетариата – только часть его общей исторической задачи. Национальный гнет для рабочего везде и всегда превращается в гнет классовый, и всякое насилие над нацией первую и самую жестокую рану наносит рабочему. Это чувствуют и знают и в этом каждый день снова убеждаются не только рабочие – евреи, поляки, латыши, украинцы или грузины, но и русские рабочие. Ибо то же самое правительство и теми же самыми средствами, какими оно давит и терзает евреев и поляков, как «инородцев», терзает и давит вас, как рабочих.
Буржуазии революция завещала проклятие национальной ненависти и национальной зависти; нам – единство пролетарских задач и способов борьбы. В огне революции Российская Социал-Демократическая Рабочая Партия включила в свои рамки Польскую и Латышскую Социал-Демократию, Украинский Союз "Спiлку"* и Всеобщий Еврейский Рабочий Союз («Бунд»). В наших рядах было немало споров о наиболее пригодной форме объединения национальных организаций, – и эти споры, вероятно, еще возникнут не раз; был момент, в 1903 г., когда Бунд из-за разногласий в этом вопросе вышел из Партии. Но в эпоху революции обе стороны – и Партия и Бунд – сказали друг другу: одна форма организации может быть лучше, другая – хуже: но над всеми организационными формами стоит необходимость единства классовой организации. Это единство пролетариата без различия расы, нации, исповедания и языка мы противопоставляем националистической травле и погромной проповеди партий реакции, в этом единстве – залог наших побед.
"Правда" N 8, 8 декабря 1909 г.
Ходатаи или депутаты?(К эволюции народовцев)
О соглашении коло с октябристско-третьеиюньским большинством впервые, как памятно, заявил в Москве Гучков. Утописты-де стали на почву реальной политики, и в этом его, Гучкова, заслуга. Встревоженные кадеты высоко подняли головы и широко раскрыли глаза. «Неужели?» На их запросы лидеры коло ответили смущенным и нелепым запирательством. Соглашение? Ничего подобного! Просто ряд случайных совпадений. Возможно, конечно, что такие «совпадения» будут случаться и впредь, но – honni soit qui mal y pense[55]55
«Да будет стыдно тому, кто об этом дурно думает!»
[Закрыть]…Тогда г. Гучков, якобы в целях опровержения так называемых «ложных слухов», а на самом деле для того, чтобы наступить польским депутатам октябристским сапогом на хвост и таким образом отрезать им все пути отступления, письмом в «Нов. Вр.» не только подтвердил все (уже, впрочем, не нуждавшиеся в подтверждении) слухи о сделке, но и назвал одно из ее главных условий: введение городского и земского самоуправления в Польше и ограничение еврейского представительства в польских городах.
Все это казалось невероятным. С еще не остывшим «нелегальным» прошлым, с традициями борьбы за независимость Польши – неужели эта партия может превратиться в опору гучковщины? Добродушные идеалисты недоумевали, простецы во всей метаморфозе видели одно недоразумение.
А поразительные «совпадения» голосований шли своим чередом. Когда октябристы и правые, напуганные отзывчивостью «своих» крестьян на аргументы думской левой, решили надеть на нее намордник десятиминутного ограничения, они нашли в своем распоряжении голоса коло. Люди г. Дмовского голосовали не только за закон 9 ноября, но и за удаление «неблагонадежных» элементов (в том числе, надо думать, и распропагандированных народовцами сторонников польской автономии?) из рядов армии. Они же дали своими голосами перевес октябристской формуле по поводу запроса о провокации охранных отделений…
Когда «совпадения» стали слишком скандальными, политики коло изобрели объяснительную формулу: мы здесь не представители польского народа, заявили они журналистам, а только ходатаи за его элементарнейшие права. В третьей Думе не место для программных заявлений: наши голосования диктуются соображениями тактики.
Ссылать в область тактики измену собственной программе – прием старый, как политические измены. Народовцы не изобрели ничего нового.
– Вы ходатаи? – возражали им укоризненно, – но одобрят ли ваши избиратели путь ходатайств? И если этот путь действительно ведет к завоеваниям, не лучше ли вам в таком случае посторониться и уступить свое место угодовцам*, у которых нет за спиною груза радикально-националистических традиций?
Но оказалось, что слагать мандаты нет надобности, так как избиратели или, по крайней мере, выборщики аплодисментами встретили «ходатаев», которых они недавно еще провожали «борцами». И великий перелом в политике коло ознаменовался лишь тем, что г. Дмовский на время ушел со сцены и забрался в суфлерскую будку.
На первый взгляд положение стало еще более загадочным. Можно еще представить себе, что группа депутатов, – запутавшись в петлях собственной дипломатии, – оказалась вынужденной бить по лицу собственное прошлое и становиться на запятки к тем, кого она еще вчера объявляла своими непримиримыми врагами. Но избиратели, но широкие круги народовой демократии? Они не только не протестуют, но, наоборот, упрашивают г. Дмовского и впредь вести корабль «коло» от измены к измене. Что это: молчаливое соглашение? тактический заговор? Где речь идет о широких общественных кругах, там такие объяснения вздорны. Нужно брать факт, как он есть: избиратели проделали ту же эволюцию, что и избранники.
Политики коло утверждают, что в первых двух Думах они выступали, как народные представители, в третьей – как ходатаи. Но это самообман или – неправда. В действительности происходило как раз наоборот. Нет ничего легче, как доказать это.
Народовцы – партия польской земельной и промышленной буржуазии. По своему классовому облику они ближе всего к октябристам. Национальный радикализм всегда был только оболочкой их социального консерватизма. Представители консервативного капитала, клерикалы и антисемиты у себя дома, они в Таврическом дворце выступают с гримом демократической оппозиции на лице. Во второй Думе они даже требуют для себя мест на крайней левой. В центре всеобщего внимания стояла в то время радикальная аграрная реформа. Народовцы были ей глубоко враждебны, но считали возможным делать гримасу симпатии. "Мы можем, – говорил в первой Думе г. Парчевский, – не разделять эти взгляды (на общинное землевладение, принудительное отчуждение, национализацию и пр.), но мы должны уважать их, потому что они обоснованы всей народной жизнью" (Стеногр. отч., стр. 980). "Мы должны уважать их" – в применении к коренной России. Что касается социальных отношений Польши, то мы требуем от вас одного: автономии. В пределах автономной Польши мы устроимся сами. Таков был смысл поведения народовских депутатов в первых двух Думах. Насилуя свою консервативную природу, они симулировали радикальную оппозицию, ходатайствуя, в свою очередь, о невмешательстве в имущественные отношения Польши. Они действовали, как искусные посланники (или ходатаи) Польши, т.-е. ее имущих классов, отнюдь не как ответственные члены представительного учреждения "Великой России". В этом последнем виде они получили возможность выступить только в Думе 3 июня. Русская демократия не сумела обеспечить за ними автономию, – народовцы сочли поэтому своевременным сбросить с себя радикально-национальную оболочку, и всю свою социальную реакционность, которая должна была развернуться лишь в стенах польского сейма, им пришлось перевести на язык законодательства третьей Думы.
– Мы должны уважать общину, – говорил оратор народовцев первого призыва, – ибо она обоснована всей народной жизнью.
А народовцы третьего призыва, не задумавшись, голосовали за закон 9 ноября. Свое «уважение» к народной жизни они запечатлели принятием первой статьи закона, автоматически упраздняющей десятки тысяч общин.
В первой Думе они были польскими ходатаями, которым нет дела до аграрных порядков на русском черноземе. В третьей Думе они уже депутаты – государственники, которые совместно с «коренными» людьми 3 июня расчищают общегосударственный рынок для русского и польского капитала.
* * *
Если, таким образом, «метаморфоза» народовцев не заключает в себе ничего неожиданного, то это еще не делает ее, однако, более привлекательной. Не идеология управляет поведением партий, а социальные интересы. Но и идеология имеет свои права. Даже политическая эстетика не может быть безнаказанно игнорируема. Ликвидировать стеснительные традиции нужно в разумной постепенности и с соблюдением… приличий. Иначе легко продешевить. Ибо чрезмерная поспешность редко вызывает полноценную благодарность.
"Киевская Мысль" N 39, 8 февраля 1909 года.
Имперские заговорщики и ФинляндияОни долго ждали, палачи! Только теперь, к четвертой годовщине великого октябрьского восстания 1905 г., давшего свободу Финляндии, они открыли кампанию, – но зато уж с явным намерением довести свою работу до конца.
Финляндские дела целиком переданы в руки столыпинского министерства. Попирая основные законы страны, царь росчерком пера облагает Финляндию данью на военные расходы. На место вышедших в отставку финляндских сенаторов он назначает своих собственных приказчиков из неистощимого запаса бюрократических проходимцев. Царское министерство путей сообщения протягивает свою лапу к финляндским железным дорогам. Решения второго сейма*, особенно те, что приняты под давлением социал-демократии в интересах неимущих классов (о высших курсах для рабочих, о бесплатных завтраках для бедных учеников и пр.), оставляются «без последствий». Наконец, самодержавные заговорщики спешно готовятся оторвать от Финляндии Выборгскую губернию и превратить ее в русскую сатрапию.
И в то время как совокупным действием всех этих мер народ неотвратимо толкается на путь революционного отпора, петербургское правительство наполняет Финляндию провокаторами, распускающими слухи о готовящемся восстании, и изловчается сразу перебросить на финляндскую землю, которая по количеству населения уступает Киевской губернии, соединенную силу своей пехоты, кавалерии и артиллерии. Открыто, на глазах всего мира, оно точит топор военного положения.
В этой дьявольской работе правительство не одиноко. За спиной его стоят крупное землевладение и крупный капитал: ведь дело идет о звонком чистогане «национальных» интересов.
Если для бюрократии невыносима политическая автономия Финляндии, то русские аграрии (помещики) и промышленники поклялись уничтожить ее таможенную самостоятельность. Еще недавно Финляндия была главным рынком сбыта для русской муки. Теперь немецкая и шведская мука совершенно вытесняют русскую. С другой стороны, высокие пошлины отделяют финляндский рынок от русской промышленности, которая терпит здесь поражения в борьбе с германскими и английскими конкурентами. Вот почему в своем финляндском запросе Столыпину октябристы и правые требовали беспощадных мер против "чухонского сепаратизма". Торговый договор с Финляндией? К чему, раз под руками имеется Семеновский полк! Если наша техника плоха, если наши промышленники лишены инициативы, – пусть царская артиллерия научит финляндских рабочих и крестьян покупать плохую русскую муку и дорогие продукты «имперской» индустрии. Пусть погибнет народ с его свободой и культурой, – но да здравствует барыш!
Если бы дело шло только о финляндском сенате с его трусливыми дельцами, о финляндском сейме с его всегда готовым на предательства буржуазным большинством, или, наконец, об "основных финляндских законах", на счет неприкосновенности которых изо дня в день мямлит кадетская печать, – судьба Финляндии была бы давно и без труда решена. Но поперек пути имперских заговорщиков стоит не только право, но и революционная сила: это финляндский пролетариат. Против него-то и мобилизуются казачьи, армейские и гвардейские корпуса.
Социал-демократия – сильнейшая партия Финляндии. Опираясь на быстрое развитие финляндской промышленности, она лихорадочно работала эти десять лет, что протекли со дня ее основания. Вокруг своего знамени она собрала не только городских рабочих, но и сельскую бедноту (торпарей). Она объединяет в своих организациях около 100.000 человек. На последних выборах в сейм она завоевала 84 депутатских места из 200 и собрала около 350.000 голосов – 40 процентов общего числа… И к ужасу своих «национальных» дипломатов финляндская социал-демократия на языке революции уясняет народным массам истинное положение вещей и призывает их готовиться к решительному отпору… Сомненья нет: когда пробьет роковой час, финляндский пролетариат окажется на своем посту.
Пусть же этот час не застанет нас врасплох, русские рабочие городов и деревень! Ибо дело Финляндии и судьба ее, это – ваше дело и ваша судьба. Поход царя на демократическую Финляндию стал возможен лишь после победы царя над революционной Россией. Разгром Финляндии еще более укрепит царизм – против вас, рабочие, против вас, крестьяне, против вас, угнетенные народы России! Зато победа финляндской демократии станет началом вашей собственной победы.
Одними своими силами финляндским рабочим не совладать с царизмом; но надежды свои они возлагают не на буржуазные партии Финляндии, а на пролетариат всей России, без различия племени и языка.
Если вы, рабочие России, сейчас слишком разрознены, чтоб обещать финляндцам прямую и немедленную помощь, – то вы должны и им и себе обещать одно: стать организованнее и сильнее.
Каждое ваше собрание, каждое воззвание, каждый лист рабочей газеты, каждый шаг вашей классовой борьбы наносят торжествующей реакции удар, ослабляют царизм и тем самым служат делу финляндской свободы. Удвойте же ваши усилия и теснее сомкните ряды! Зорким оком следите за работой имперских заговорщиков в Финляндии. И пусть отныне на собраниях ваших раздается клич:
Да здравствует финляндская социал-демократия!
Да здравствует свободная Финляндия!
Долой палачей Финляндии и России!
"Правда" N 6, 18 (5) ноября 1909 г.
Железо и кровьКошелек или жизнь! возгласило правительство, предъявив Финляндии требование ежегодной уплаты, начиная с 4-х и кончая 8-ю миллионами рублей, на военные расходы.
Мы согласны! – ответили старофинны, реакционная партия аграриев и духовенства, бывшая некогда на посылках у Бобрикова.
Мы готовы согласиться, – откликнулись младофинны и шведоманы*, представители либеральной буржуазии, финляндские кадеты, – но потребуйте от нас этих денег в законной, конституционной форме: дайте нам соблюсти приличие пред лицом народных масс!
На вашу армию, которая нас же должна раздавить, мы не дадим добровольно ни гроша! – заявила социал-демократия. – Нам нужна народная милиция!
– Вы пугаете нас роспуском сейма? – обратился товарищ Прье Мякелин к буржуазным партиям. – Но ведь если им уступить кошелек, они все равно потребуют жизни. Ваша политика уступок до сих пор только раззадоривала их. Пусть распускают! Новые выборы дадут еще более решительных представителей, число социалистов неизбежно возрастет. Знайте: историческое развитие народа не зависит от воли какого-нибудь монарха!
Буржуазные партии Финляндии готовы были идти на всякие уступки. Но от них не хотят уступок. Раздавить Финляндию! – вот теперь очередная задача реакции. Нагло отпихнутые каблуками имперской бюрократии, в страхе пред обличительной критикой социалистов, финляндские либералы вслед за представителями пролетариата голосовали против ассигнования миллионов. Этим была решена судьба третьего сейма*.
5 ноября Николай, греясь под солнцем Ливадии, подписал указ о роспуске финляндского парламента, а созыв четвертого сейма тем же указом отсрочил на четыре месяца. Около 120 дней сроку! Имперские заговорщики лихорадочно торопятся использовать этот промежуток.
Еще до закрытия сейма они распространили на Выборг и окрестности Свеаборга действие постановлений военного времени. Возбудили ряд процессов об оскорблении «величества». Едва распустив сейм, назначили нового генерал-губернатора: в свое время Герард оказался для них слишком нерешительным, – его сменили Бекманом; теперь уж Бекман недостаточно нагл, – на его место ставится Зейн*. Для новой бобриковщины нужен новый Бобриков, – они без труда найдут его среди специалистов по массовым убийствам, взлелеянных контрреволюцией.
Они спешат. Комиссия Харитонова – Дейтриха* уже держит наготове законопроект о низведении Финляндии на положение Царства Польского – со своими собственными финляндскими Скалонами, Казнаковыми и виселицами. Русские законы о печати, собраниях и союзах должны камнем придавить культурную и политическую жизнь маленькой страны. В интересах русских аграриев и капиталистов таможенное законодательство Финляндии должно быть подчинено Петербургу… Основные законы, манифесты, клятвенные обязательства? В корзину этот жалкий хлам! – спешат, спешат… Весь поход на Финляндию принимает в последние недели характер стремительной атаки.
Финляндские юристы неутомимо доказывают исторические права их страны на автономию, а юристы столыпинские уверенно доказывают прирожденные права царя на самовластие. Либералы финляндские, как и русские, прикрывая свое бессилие, притворяются, что верят в силу юридических доводов. А царское правительство точит штыки.
"Государство создается не словами, – провозгласил недавно остервенелый ненавистник Финляндии, Дейтрих, – а железом и кровью!"
– Вашим железом – нашей кровью! – отвечают имперским хищникам финляндские массы.
И вот, в ожидании народных выступлений, железнодорожных забастовок и восстаний, или, вернее, в надежде провоцировать их, – правительство царское комплектует запасных железнодорожных служащих на двойном окладе и предоставляет их в распоряжение петербургских военных властей…
Но не бессилен, не одинок и финляндский пролетариат перед лицом этих дьявольских замыслов. "Если старофинны считаются только с дворянским самодержавием, – заявил тов. Нуортева в сейме, – то мы, финляндские социал-демократы, верим в революцию в России".
Да, только в развитии революционного движения в России – спасение Финляндии. Но именно поэтому они, наши братья в маленькой стране, не дадут Столыпинам, Зейнам и Дейтрихам провоцировать себя на открытое сражение в настоящий момент политического застоя. С тем революционным мужеством, которым мы в них восторгаемся и которое заставляет гордостью биться наши сердца, они соединяют выдержку закаленных политических борцов. Опираясь на свои превосходные организации, имея за собой большинство народных масс, они сумеют переходить от обороны к наступлению и от наступления к обороне, истомляя врага и не доводя дела до открытого боя – доколе не ударит первый гром всероссийской грозы. А тогда – тогда мы снова вместе с ними грудью встретим ржавое царское железо, как встречали его вместе в славные октябрьские дни.
Вместе с социал-демократами Финляндии мы твердо знаем: железом и кровью войн и усмирений создаются государства, – кровью и железом революций освобождаются народы. Мы доверяем будущему. И уже сегодня, сквозь обложившие нас черные тучи реакции, мы прозреваем победоносный отблеск нового Красного Октября.
"Правда" N 7, 4 декабря (21 ноября) 1909 г.