Текст книги "Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)"

Автор книги: Леонид Словин

Соавторы: Борис Сопельняк,Евгений Коршунов,Юрий Усыченко,Сергей Наумов,Юлий Файбышенко,Ульмас Умарбеков,Миермилис Стейга,Петр Шамшур,Лазарь Вольф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

– Посидите, я скоро, – и оставил Богданну с Демьянко вдвоем.

Пригнувшись к зеленоватому от старости, подслеповатому окошечку, Демьянко увидел нескладную фигуру Стецко, которая мелькала между деревьями. Отойдя метров двести, Стецко повернул обратно. «Днем отсыпаются на чердаке или в подземном схроне, – догадался Демьянко. – Ради конспирации, чтобы нас обмануть, сделает вид, что дружков привел из леса».

В сенях шуршали тараканы. Пахло кислым, портянками, овчиной. Богданна сидела, опустив голову. Тоска не проходила. Девушка спрашивала себя, как она очутилась здесь, почему. Ответить не могла.

Иначе чувствовал себя Ростислав. Был он в возбужденно-радостном состоянии. Такой удачи не ждал – попасть в гнездо «боёвки». Даже безотносительно к главной операции, найти пристанище бандитов было немалым успехом.

О прибытии в город крупного вожака националистов, в недавнем прошлом гитлеровского прислужника Павлюка, органам государственной безопасности стало известно сразу. Выяснили, что приют ему дал священник храма святой Елижбеты Иваньо, как и Павлюк, запятнанный связью с фашистами. Заставил служить себе Павлюк и некоего Торкуна, спекулянта и проходимца, когда-то сотрудничавшего в «двуйке» – контрразведке Пилсудского, а потом – с гестапо.

Выполняя оперативное задание, Ростислав Демьянко сумел под видом эмиссара из-за рубежа проникнуть в банду, узнать их планы. Теперь дело идет к концу. Два-три дня, и Павлюк с сообщниками будет схвачен. Важно взять живыми, порассказать могут многое, особенно Павлюк и Иваньо…

– Слава Украине!

Демьянко вздрогнул.

В дверях стоял Долгий. Он был одет в тот же костюм, что и при неудавшейся встрече с Богданной. На груди висел автомат, сбоку – пистолет.

Из-за спины Долгого выглядывал Стецко.

– Героям слава! – Демьянко поднялся с места. Подумал: «Третий – на улице».

Долгий расшаркался перед Богданной, как ему казалось, очень галантно, протянул руку Демьянко. Пришлось ее пожать.

– Вот, берите «медок». Для пана отца последний отдам. – Стецко подал Демьянко и Богданне два пакета.

Они рассовали взрывчатку по карманам.

– Последний запас, – подтвердил Долгий. – Тикаем отсюда скоро, жить здесь нельзя. – Большой рот его перекосился, тонкие губы задергались.

– Я пойду? – сказал Стецко.

– Иди, – разрешил Долгий. Объяснил гостям: – Вместе с Карпо караулить будут, поговорить спокойно можем.

«Карпо – третий в «боёвке», – понял Демьянко.

Долгий снял автомат с груди, положил на лавку и подошел к ларю в углу. Поднял крышку, достал бутыль, банку консервов, хлеб, пару щербатых чашек, мутный стакан.

– Давай выпьем. Звать тебя как?

– Демьянко.

– А вас, пани?

– Богданна.

– Вот и познакомились. Я – Долгий. Слыхали?

«Бандитское честолюбие», – подумал Демьянко и ответил:

– Не довелось.

Он решил держаться независимо, даже нагловато, чувствуя, что так внушит Долгому больше уважения.

Долгий сморщил узкий лоб, пошевелил бровями – ответ ему не понравился. Однако не сказал ничего.

Разложив угощение на столе, хозяин вытащил из– под пиджака висевший на брючном ремне кинжал. Черный, с фигурной рукояткой – таким вооружал Гитлер своих головорезов-эсэсовцев.

Уткнув острие в консервную банку, Долгий ударил ладонью по рукоятке. Из пробитого отверстия брызнул томатный соус. И вдруг Богданна подумала: может, именно этим кинжалом Долгий убил жену и дочь Стефана. Горло девушки перехватила судорога. Богданна почувствовала, что не сможет заставить себя проглотить хотя бы кусочек угощения Долгого.

А тот уже вскрыл консервы, нарезал хлеб, до краев наполнил стакан и чашки самогоном. Стакан пододвинул Демьянко.

– Ваше здоровье, Богданна. Не ходят к нам девушки, а такие, как вы, и подавно.

Судорога в горле не проходила. Богданна взяла кусочек хлеба, поднесла к губам.

– Пейте! – Долгий тянул к ней свою чашку, чтобы чокнуться.

– Спасибо, я не пью.

Глаза Долгого зажглись злобой.

– Как это «не пью»? Может, компания для вас неподходящая?!

– Чего обижаться, – поддержал Богданну Демьянко. – Нельзя ей, доктор запретил.

Долгий рассмеялся невеселым смехом, похожим на хрип того пса, что привязан был к крыльцу хаты.

– Доктор! До ста лет жить собралась? Всех нас пуля ждет, а они – про доктора. Пей, тебе говорю!

Демьянко понял, что Долгий пьян угарным, запойным хмелем, который продолжался не одну неделю. Глаза его остекленели, большой тонкогубый рот дергался. Лютые дни в сыром схроне – подземном убежище среди леса, волчьи ночи на дорогах, пламя подожженных хат, стоны убитых, выстрелы «ястребков» довели человека-зверя до исступления, и только алкоголь помогал ему еще как-то жить. Иногда действие яда ослабевало, рассудок мутился.

«Черт, как же быть? – думал Демьянко. – Нельзя ссору затевать, не время и не место».

Мягко посоветовал:

– Выпейте, Богданна, не обижайте хозяина.

Поднял свой стакан:

– Будьмо!

– Слава Исусу! – тотчас откликнулся Долгий, придерживая чашку у губ, ждал, как поступит Богданна.

Мысли Демьянко будто передались ей. Девушка поняла, что нельзя перечить бандиту, обезумевшему от страха, злости, водки; придется подчиниться.

Медленно взяла чашку, глотнула вонючий самогон, закашлялась.

Долгий единым махом осушил свою порцию. С вызовом посмотрел на Демьянко, который отпил три четверти стакана.

– Что, тоже доктор запретил?

– Ты на сеновал завалишься, а мне сорок километров ехать, потом с толом по городу идти, – спокойно возразил Демьянко.

Ответ его вернул Долгого к затаенной мысли, которая не оставляла бандита. Почти любезно Долгий сказал:

– А вы не торопитесь уезжать, побудьте с нами. Бояться нечего, охрана есть, ты заснешь, мы с Богдан– ной посидим.

Глядел в сторону, говорил безразличным тоном, но было в голосе что-то такое, отчего Богданна сжалась, почувствовала беду.

Не понравилось его предложение и Демьянко.

– Нет, задерживаться мы не можем.

– Врешь! – губы Долгого задергались. – Все вы врете! Обманули, предали.

– Никто тебя не обманывает.

– Много ты знаешь! – На лице бандита как будто двигались два лоснящихся красных червя.

«Надо сматывать удочки, – подумал Демьянко. – Совсем его, скотину, развезло».

Долгий опять налил самогону – всем троим. Богданна с ужасом смотрела на стоящую перед ней чашку. Неужели придется снова пить? Нервы ее были так напряжены, что крепчайший «бимбер» не хмелил, но даже вид самогона вызывал тошноту.

– Много ты знаешь! – повторил Долгий. – В западную зону уходить надо, а чего я там делать буду, в Германии ихней?! Чего? Но память здесь по себе оставлю, ой, оставлю! – тяжело заскрипел зубами. – Навек Долгого не забудут. Пей! – Не дожидаясь остальных, снова плеснул самогон в рот. – Пейте, чего ждете.

– Нам хватит, пора идти, – твердо сказал Демьянко, отодвигая стакан. Понял, что больше уступать нельзя, от уступок бандит наглеет. Будь Демьянко один, он бы не боялся ничего, но Богданна!

Встал из-за стола. Девушка последовала за ним.

Долгий в упор оглядел Богданну. Узкие глаза раздевали, липли к стройным ногам, крутым бедрам, высокой груди.

– Ладно, – совсем трезвым голосом сказал Долгий и облизнулся. – Иди! А вы, пани Богданна, останьтесь.

– Нет, – на скулах Демьянко заиграли тугие желваки. – Пришли вместе и вместе уйдем.

«А он красивый, – вдруг подумала Богданна о Демьянко. – И сильный, совсем не боится». Мысль была так неожиданна, неуместна, что девушка покраснела.

Долгий по-своему понял ее смущение. Зарумянившиеся щеки девушки придали ему настойчивости. Спокойно, однако упрямо повторил:

– Не лезь не в свое дело, уходи.

– Перестань, – Демьянко еще не терял надежды урезонить Долгого.

Губы Долгого искривились. Одним прыжком он очутился у лавки, схватил автомат, направил на Демьянко, прохрипел:

– Убирайся!

Богданна чувствовала, что теряет сознание. Под угрозой оружия Демьянко придется уйти, и она останется во власти оскотиневшего бандита. Если Демьянко попытается сопротивляться, его застрелят.

Однако девушка плохо знала своего спутника.

Демьянко нашел единственный выход из положения. Как и в фашистской армии, у националистов основу основ составляло слепое, нерассуждающее подчинение «низших» «высшим». На этом сыграл Демьянко. Даже не глянув на автомат, принял надменную позу и, отчеканивая каждый слог, проговорил:

– Это-то еще что! Как со старшими разговариваешь, хам! Распустились, мерзота, быдло.

Расчет был верен. Холуйская душа, которая привыкла измываться над беззащитными и трепетать перед сильными, знатными, дрогнула. Долгий сообразил, что позволил себе слишком многое. Вдруг Демьянко оттуда, из Мюнхена?! Пристрелишь его здесь, а там тебя… Бандит не терял надежды добраться до западной зоны оккупации Германии.

Секунду продолжалось напряженное молчание. У Богданны онемели ноги.

Долгий опустил автомат.

– Слава Украине! – спокойно, будто ничего не случилось, сказал Демьянко и жестом пригласил Богданну выйти.

– Героям слава! – вслед ответил Долгий.

Спустились с крыльца. Пес не поднял даже головы, только покосился в их сторону. Стецко сидел на завалинке – отсюда он видел подходы к «зачепной хате» со стороны деревни.

Демьянко попрощался с ним небрежным кивком. Богданна сказала: «До свидания» и, сказав, сообразила, как нелепо звучат сейчас эти слова.

– Идите спокойно, не торопитесь, не оглядывайтесь, – вполголоса проговорил Демьянко. – Бояться не надо.

Богданна догадалась, почему он держится сзади, а не рядом – защищает ее собою от выстрела в спину. У девушки забилось сердце. На душе сделалось радостно и тепло, как никогда в жизни. Богданна заметила, что, пока сидели в хате, пасмурный день превратился в яркий, солнечный, услышала приветливый шум леса, увидела облака, которые неторопливо плыли в синем небе.

Опушка все ближе, ближе, ближе.

Сзади тишина.

Тропинка. Петляет в зарослях орешника, уходит в зеленую глушь.

Демьянко посмотрел через плечо. Хата еле видна. Погони нет.

– Фу, вот и все, выбрались! – вздохнул, как бы сбросив с плеч тяжелую ношу, и добродушно рассмеялся.

Постояв немного в нерешительности, заплакала. Старалась сдержать слезы и не могла.

– Что вы, Богданна, не надо, не надо, – растерянно сказал Демьянко, взяв руки девушки в свои.

Богданна подняла голову, посмотрела на него. Круглые глаза с темными бровями блестели от слез. Слезы сразу высохли, взгляд сделался густым, глубоким, губы раскрылись. И Демьянко поцеловал – губы, щеки, глаза. Девушка не отвечала на поцелуи, только крепче прижалась к нему.

Сколько времени прошло, не знали ни он, ни она. Богданна опомнилась первой, ласково отстранилась, спрятала лицо у него на груди.

Он погладил ее легкие волосы.

Богданна сказала:

– Нас ждет… этот.

Когда напомнила о Торкуне, Демьянко чуть не вскрикнул от внутренней боли.

Смысл случившегося стал беспощадно ясен.

Ростислав делал опасное и ответственное дело. Готов был встретить любое препятствие, пройти любое испытание – так он говорил себе. Вот испытание и пришло. Совсем иное, чем ожидалось. Он полюбил преступницу, врага своей Родины.

Он не знал прошлого Богданны, не знал степени вины ее перед законом. Эта девушка была врагом его. Нет оснований отличать Богданну от Иванько, Павлюка, Долгого… И все же не может он не отличать. Не может относиться к ней как к ним!

Ростислав думал об этом, ощущая теплоту ее дыхания на своей груди. А что она думает о нем? Для нее он сообщник-националист. Обман стоит между ними, никогда не сменится обман любовью – искренней, чистой, о которой мечтал Ростислав, мечтает каждый настоящий мужчина. Кривить душой, любить без любви он не мог.

– Пойдем, – тихо сказал Ростислав.

Голос его удивил Богданну. Она почувствовала странные, отчужденные нотки. Подумала, что ошиблась. Радость любви переполняла ее, делала ясным и ласковым все вокруг: и лес, и облака, и ручеек на пути, и пичугу, которая смотрела с ветки блестящим глазком.

Звонкое чувство мгновенно исчезло, когда вышли на шоссе и Богданна увидела облупившийся «мерседес». Действительность снова вступила в свои права – действительность подполья, заговоров, бандитских тайн, к которым стала причастна Богданна. «Я люблю его, а кто он? – с тоской подумала девушка. – Может, как Долгий, людей убивал!»

По телу прошла нервная дрожь. «Нет, нет!» – хотелось крикнуть всей грудью. А холодный рассудок спросил: откуда ты знаешь, что нет? Цыкнув на Долгого, он назвал себя «старшим». Такой же, как Долгий, только чином повыше. А кто дал чин? Гитлеровцы. За что? За что отличали у фашистов?!

На вопросы эти побоялась себе ответить.

Молча сели в машину. Молча ехали, еще более далекие друг от друга.

3

Молчали. Каждый думал о своем.

«Что делать?» – спрашивал себя Демьянко. Ответ был один, только один: преодолеть любовь! Отнестись, к Богданне, как она заслуживает, – с ненавистью. Этого требует долг. Богданна – преступница, которую он, Ростислав, обязан передать в руки суда.

Дорога была плохая, немощеная, машину отчаянно встряхивало на ухабах, она скрипела всеми суставами, крякала, чихал мотор. Демьянко не замечал страданий «мерседеса». Сидел, уставившись в одну точку прямо перед собой, рассматривал пятнышко грязи на лобовом стекле. Думал о сложности человеческих судеб, о будущем Богданны – невеселом будущем человека, который поднял руку на свой народ.

Въехали в пригородную рощу. Богданна глянула на Демьянко, и лицо спутника показалось ей постаревшим. Вспоминая потом эту поездку, Демьянко говорил, что она оказалась тяжелее фронта, тяжелее лихорадочных госпитальных недель.

– Сейчас город, – негромко напомнила Богданна.

Демьянко тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Ответил:

– Сойдем, минуем контрольный пункт.

– Почему? – она опять забыла о необходимости таиться, прятаться.

– У меня ненадежные документы, у нас обоих в карманах взрывчатка.

– Да, да, конечно, – грустно сказала девушка.

Отправились тем же путем, которым Демьянко уходил из города: через рощу, поле. Никто не обратил на них внимания – что может быть естественнее, чем парочка, которая возвращалась после загородной прогулки в воскресный день.

Быстро опускались сумерки. Демьянко взял Богданну под руку – держаться холодно, отчужденно нельзя. А заставить себя болтать о пустяках не мог. Чувствовал нежную теплоту девичьего плеча, подлаживал свои размашистые шаги под ее пружинящую походку, и это доставляло неизъяснимо приятное ощущение. Забыть бы обо всем, идти рядом с Богданной бесконечно…

Девушке тоже не хотелось разговаривать. Резкие впечатления сегодняшнего дня произвели полный перелом в ее душе.

Замкнутая, державшаяся в стороне от сверстниц, которые не понимали и не одобряли ее религиозности, покорная матери и священнику, Богданна инстинктивно берегла внутренние силы своего характера. Однако под оболочкой сдержанности таилась пылкость, решительность, ждавшие часа проявиться. Теперь пора настала – под влиянием вспыхнувшего чувства к Демьянко. И в сознании Богданны, пока еще незаметно, неясно для нее самой, шла напряженная борьба.

Благополучно миновали предместье, поднялись по крутой улочке к своему дому.

– Зайдем на минутку в парк, – попросила Богданна. – Я так люблю это место.

В парке, который раскинулся на вершине горы, где когда-то стояла средневековая крепость, положившая начало городу, было так тихо, что слышалось, как падают листья. В теплом воздухе стоял запах мокрой земли. Он смешивался с осенним – ароматом увядания.

Демьянко и Богданна остановились у обрыва. Отсюда был виден весь город. Цепочка огней переливалась, мигала, суетливо бегали отсветы автомобильных фар.

– Потух огонек, – сказала Богданна.

– Где?

– Вон там, – показала в темную даль.

– Я не видел.

– Когда огонек горит, мы не обращаем на него внимания. А когда потухнет, вспоминаем, какой он был яркий и веселый.

– Да, верно.

– Так и с людьми. Мы лучше думаем о человеке, когда он ушел туда, – подняла глаза к высокому, черно– прозрачному небу.

– Куда? – не понял Ростислав.

– Туда.

– А-а.

– Что?

– Ничего.

– Конечно… Совсем ничего, – круто повернулась спиной к обрыву. – Пора домой.

Пани Гелена встретила молодежь радостными восклицаниями, расспросами о прогулке. Богданна отвечала односложно, сославшись на усталость, быстро ушла спать. Демьянко, как мог, удовлетворил любопытство хозяйки и тоже уединился в своей комнате. Его день еще не закончился.

Полежал немного, отдыхая. Обождал, когда все в квартире затихло, – пани Гелена долго бормотала молитвы. Ростислав скорее чувствовал, чем слышал ее монотонный голос. Наконец угомонилась и она.

Ростислав поднялся, включил настольную лампу, присел к секретеру, которым пользовался еще отец Богданны. Начал писать рапорт о событиях дня. Завтра, пройдя проверенным, надежным путем, рапорт окажется там, где его ждут. И полковник Грицай будет читать расшифрованное, отпечатанное на машинке донесение своего сотрудника.

Увлекшись работой, которая требовала внимания й сосредоточенности, Демьянко не услышал легких шагов по коридору. Очнулся, когда на пороге появилась человеческая фигура. Демьянко выхватил пистолет, с которым не расставался. Он думал, что пришел Пав– люк или Иваньо. Застав своего «сообщника» над листом бумаги, покрытым цифрами, они сразу сообразят, в чем дело. У Демьянко оставался один выход – немедленно арестовать ночного посетителя, не дав ему опомниться.

Эти мысли пронеслись за доли секунды, в которые он ощутил рубчатую рукоятку «парабеллума» и направил оружие на вошедшего.

И сразу опустил его! На пороге стояла Богданна.

Лицо Демьянко, каким оно было в тот миг, Богданна потом часто видела во сне и просыпалась с тяжело бьющимся сердцем. Добродушная, спокойная физиономия была полна холодной решительности, готовности встретить беду. Серые глаза потемнели, крылья тонкого носа вздрагивали, челюсти сжались так, что на скулах вздувались желваки. Пистолет в его руке целился чуть пониже груди девушки.

Пистолет исчез, напряженная фигура Демьянко обмякла.

– Вы? – выдохнул он. Сразу поправился: – Ты?

Сказав это, покраснел, спрятал глаза.

Покраснела и Богданна – от корней волос до, казалось ей, кончиков пальцев на ногах. Девушка поняла, как мог истолковать Демьянко ее приход ночью в его комнату. Первым побуждением было убежать. Девичья гордость бушевала в ней, заглушала другие чувства..

Однако Богданна полюбила слишком сильно, чтобы поддаться слепой и нерассуждающей гордости.

Повинуясь искреннему душевному порыву, она почти повисла на руках у Ростислава, заплакала взахлеб, со вкусом, как плачут маленькие дети.

От ее слез он смешался. Привлек Богданну ближе к себе, заговорил, ласково гладя девичьи волосы:

– Ну что ты! Что? Успокойся, перестань.

Ему хотелось сказать так много, а слова не приходили, и он, не зная слов, бережно прижимал ее – теплую, желанную.

Девушка отстранилась, подняла покрасневшее лицо и, глядя круглыми, неморгающими глазами, заговорила полушепотом, горячо:

– Нельзя! Нельзя так – со зверями! У нас вся жизнь впереди, а с ними – пуля. Тоже озвереем, будем убивать, грабить…

Ей хотелось многое сказать ему, торопились слова, догоняя друг друга.

Слушая лихорадочную, сбивчивую речь, Демьянко сперва не понял, о чем она. Девушка продолжала говорить, и в душе его поднималась волна счастья – такого счастья, какого Ростислав никогда не испытывал.

Молчал, светло глядя на нее. А Богданна опять приникла к нему, просила, умоляла.

– Сдайся! Пойдем расскажем, нас простят, ты же читал приказ[4]4
  ЦК КПУ и правительство Украины трижды обращались к националистическому подполью, гарантируя, что добровольно явившиеся участники этих антисоветских организаций не будут привлечены к ответственности за прошлые преступления. Сейчас эти люди давным-давно искупили честным трудом вину перед народом, живут мирно и счастливо.


[Закрыть], он расклеен по всему городу, на всех улицах, я верю – простят.

Руки ее лежали на плечах Ростислава, он чувствовал каждое движение близкого тела ее и радостно-благодарно думал, что не ошибся в Богданне. Он не знал, как и чем связана она с преступниками, а вера в нее говорила: Богданна – жертва бандитов, обманом втянутая в их круг. Ставить ее рядом с Павлюком, Иваньо, Долгим нельзя. Поп сумел использовать религиозность девушки в своих целях. Жизнь раскрыла ей глаза. Богданна начала сознавать, кому служит, какому делу. Теперь, поняв все до конца, обретет решимость вернуться в семью честных людей.

И вернется – Демьянко ей поможет. Проносились быстрые мысли о будущем, они были непонятными и ясными, непонятными потому, что он не знал будущего, ясными потому, что связывал с Богданной свое грядущее.

– Что же ты молчишь?

При ее вопросе Демьянко помрачнел. Как ответить Богданне? Объяснить, кто он на самом деле, Демьянко не имел права. Долг обязывает молчать. Неужели искать увертки, ответить хитростью на искренний порыв любящей и любимой?

– Я сделаю все, что ты хочешь, – тихо сказал Демьянко.

Девичьи глаза заблестели еще ярче.

– Тогда идем! Сейчас же идем. Сразу!

– Нет, Богданна, сразу не надо. Немного обожди.

– Чего ждать? Ждать нельзя. Надо решиться и перевернуть жизнь.

«Ну что придумать? – с тоской спрашивал себя Демьянко. – Как убедить ее?»

Вслух ответил:

– Я не хочу губить товарищей. Пусть скроются.

Богданна отшатнулась, проговорила с гневом и тоской:

– Товарищи? Кто твои товарищи? Долгий – товарищ? Не надо, не говори так. Пойдем! Милый, родной, пойдем! Нельзя жить, как живешь ты.

Он решительно покачал головой.

– Верь мне, Богданна. Надо обождать. Потом поймешь, что я был прав.

– Не верю. Ничему не верю! Идем!

Демьянко не ответил.

– Только сейчас, – надломленным голосом сказала девушка. – Сейчас! – Руки Богданны беспомощно опустились.

– Обожди.

– Нет!

Повернулась и вышла, шагая, как во сне, незрячими шагами.

Дверь за Богданной осталась открытой. Демьянко машинально затворил ее. Сел на кровать. Сидел долго, не меняя позы, выкуривая сигарету за сигаретой. Найти выход из сложившегося положения так и не смог.

Провела ночь без сна и Богданна. Однако девушка пришла к решению, как поступить. Решению ясному, бесповоротному. Она хотела спасти любимого, даже против его воли.

Едва дождавшись утра, побежала к святой Елижбете. Спросила, здесь ли отец Иваньо. Он был в храме, по просьбе девушки вышел к ней.

– Пан отец, – сказала Богданна. – Вы добрый, мудрый, я верю вам как себе самой… Даже больше… Я прошу у вас совета.

Священник вгляделся в ее осунувшееся лицо, обведенные темными кругами глаза. Пригласил ласково:

– Пожалуйста, дочь моя. Зайдем сюда, в исповедальню.

– Пан отец, – девушка стояла перед Иваньо на коленях в высоком, лакированного дерева ящике, говорила ровным глухим голосом. По отдельным срывающимся ноткам чувствовалось, как дается ей внешнее спокойствие. – Я пришла сказать, что вас обманывают подлые и жестокие люди. Я говорю о Долгом, к которому вы меня посылали.

Румяное лицо оставалось неподвижным. Ничего не выражали холодные голубые глаза. Присутствуй здесь Павлюк, он еще раз позавидовал бы самообладанию отца Иваньо.

– Долгий? – равнодушно переспросил Иваньо. – т А, да, вы что-то рассказывали о нем.

– Пан отец, он не борец за демократию, как вы думаете. Это бандит, настоящий бандит.

– Ну и что же?

– И Демьянко такой… Не такой, он не может быть таким! – вздрогнув, оборвала себя Богданна. – Я… Я люблю его!

– Истинная любовь возможна только к богу, – поучающе вставил Иваньо.

– Я хочу спасти его, уговорить, чтобы он пошел и повинился во всем.

Глаза Иваньо чуть сузились.

– А вы знаете, чем это грозит? Его арестуют, сошлют в Сибирь. Вы никогда не увидите любимого.

– Нет, не может быть. Ведь обещана полная амнистия, кто придет добровольно.

Иваньо вынул четки, начал перебирать их длинными пальцами.

– Он согласился? – спросил священник.

– Отказывается, как я ни убеждала.

– Что же вы хотите сделать?

—Я пойду и заявлю о нем. Тюрьма лучше такой жизни. И тюрьма не вечна. Когда-нибудь его освободят, и мы будем вместе. Иначе погибнем.

– Ваши гражданские чувства делают вам честь.

– Подбодрите меня, пан отец! Прикажите мне идти, не медля ни часа. Тогда мне будет легче. Легче.

Священник молчал. Голубые глаза его были устремлены поверх Богданны – на желтую лакированную стенку исповедальни. Казалось, Иваньо читает на ней невидимые письмена.

– Я помогу вам, – негромко сказал Иваньо. – Я поговорю с Демьянко, сумею убедить его явиться с повинной к советским властям.

– Спасибо, пан отец! Спасибо!

Горячими губами прильнула к длинным хищным пальцам Иваньо. Он перекрестил Богданну.

– Идите с миром, дочь моя, и пока не предпринимайте ничего. Все будет, как желает бог.

Богданна ушла, а он через дверь с кольцом вместо ручки попал в коридор, затем – в комнату, где ждали Павлюк и Демьянко.

По одному взгляду на священника Павлюк понял: случилось неладное. Дернув плечом, вскочил с места, быстро спросил:

– В чем дело? Выкладывайте, пан отец. Быстро!

Не отвечая, священник присел к столу, навалился на него локтем. В позе Иваньо были усталость, тоска.

– Ну! – с угрозой потребовал Павлюк.

Не поднимая головы, глухим, надтреснутым голосом Иваньо передал разговор с Богданной. Закончил:

– Сегодня я ее убедил обождать, она пойдет завтра, послезавтра – обязательно пойдет.

Демьянко внимательно прислушивался к его рассказу. Руководимая самым благородным чувством, Богданна может наделать больших бед. А что, если, встревоженные ею, Павлюк и Иваньо решат бежать? Сейчас все готово для их ареста, а потом придется налаживать заново. «Нельзя упускать их! – мысленно решил Ростислав. – Надо как-то выправлять положение. Любыми средствами!»

– Эх, пан отец, пан отец, – даже не столько со злобой, сколько с горечью говорил в это время Павлюк, – что вы наделали! Я же говорил, что нельзя полагаться на девчонку.

Иваньо вскочил. Холодные глаза его, казалось, хотели вылезти из орбит, румяное лицо побагровело, длинные пальцы судорожно корчились.

– А на кого, на кого я могу полагаться?! – в голосе священника визжали истерические нотки. – Улица, город, страна – кругом люди, тысячи людей, а рядом никого нет! Как я ненавижу их! Господи, как ненавижу!! Я должен бороться, хотя даже здесь, в храме, перед такими, как я, служителями бога, скрываю свои мысли.

Он замолчал – судорога свела горло. Павлюк молча смотрел на Иваньо, его тоже одолевали невеселые думы. Долго длилось тягостное молчание. Наконец Павлюк встряхнулся, наигранно-бодро проговорил:

– Не распускайтесь, пан отец, все в жизни, не столь страшно, как кажется. Давайте лучше подумаем, как быть с девчонкой. Вы уверены, что она донесет?

– Уверен, – тяжело мотнул головой Иваньо. После истерической взвинченности его охватила полная апатия. – Я изучил человеческую натуру и не сомневаюсь– Донесет.

– Плохо. Неужели придется ликвидировать? – деловым тоном размышлял вслух Павлюк. – Лишний риск, ненужный риск.

– Как это «ликвидировать»? – дрогнувшим голосом спросил Демьянко.

– Не задавайте идиотских вопросов, прекрасно понимаете, о чем речь! – огрызнулся Павлюк. – Ваше мнение, пан отец?

– Не знаю, – не поднимая головы, ответил Иваньо. – Поступайте как хотите.

– Вот, – дернув плечом, сказал Павлюк. – Хочешь не хочешь, а придется. Любыми средствами вы, Демьянко, уговорите девчонку поехать завтра с вами.

– У нее рабочий день.

– Наплевать! – скривился Павлюк. – Придумайте что угодно, лишь бы она согласилась ехать к «Бесовой скале». Самое подходящее место. Под скалой река, которая скроет следы. Поняли? – глаза цвета спитого чая уставились на Демьянко.

– Да, – коротко ответил молодой человек.

– Затем – сюда, – продолжал приказывать Павлюк. – Вы тоже, пан отец, позаботьтесь, чтобы вас ничто не задержало. Надо действовать как можно быстрее, пора кончать игру…

Вечером, когда пани Гелена вышла из комнаты, Демьянко сказал:

– Богданна, завтра утром мы поедем за город, и ты все поймешь.

Девушка посмотрела с удивлением и надеждой. Длинные ресницы ее дрогнули.

– Я не могу, мне надо на работу.

– Ничего, потом скажешь, что была больна.

– И после этого ты сделаешь, как я просила?

– Все узнаешь, Богданна. Все узнаешь завтра.

И вот опять они в кабине «мерседеса», за рулем – Торкун. Дорога на «Бесову скалу» заброшенная, пользовались ею мало, и контрольно-пропускной пункт здесь не ставили, к обманным уловкам прибегать не пришлось. Выехали из города все вместе.

Километрах в десяти от скалы их обогнала ничем не примечательная легковая машина.

– Кто такие? – испугался Торкун. – Не за нами?

Ростислав не ответил.

– Куда и зачем мы едем? – спросила Богданна.

– Не надо задавать вопросов, объясню потом.

Перебросились еще несколькими словами – пустыми, ничего не значащими. Настоящая беседа не налаживалась.

Вот наконец прибыли к цели путешествия.

– Машину оставлять без присмотра нельзя. Торкун посидит здесь, мы к скалам, – сказал Демьянко, выходя из автомобиля, когда «мерседес» остановился.

Богданна молча приняла приглашение. В руках девушка держала большую хозяйственную сумку.

– Мама пирожки положила, – объяснила спутнику, ласково улыбнувшись.

– Оставь, мы сейчас вернемся.

– Хорошо.

На лесной тропинке под ногами шуршали листья. Свежий осенний воздух бодрил. Богданна еще девочкой приезжала сюда с отцом и матерью. До войны «Бесова скала» была у горожан одним из любимых мест воскресных пикников. Сейчас, тем более в будний день, тут царили безлюдье, тишина, покой.

Вышли на просторную, залитую солнцем поляну. Красавец бук раскинул пышные ветви. За буком оборвалась пропастью каменистая площадка. Это и была «Бесова скала» – мрачное, хаотическое нагромождение валунов. Со дна пропасти несся шум горного потока.

– Как приятно! – невольно сказала Богданна, вздохнув всей грудью. – Красиво.

– Да, очень красиво, – равнодушно отозвался Демьянко. Остановился, посмотрел на девушку. – А ты знаешь, что я обещал сделать, когда приедем сюда?

– Нет, – с удивлением ответила Богданна. – Откуда мне знать.

– Когда приедем сюда, – он говорил странным, неживым голосом, без всякого оттенка, – когда приедем сюда, я обещал застрелить тебя и труп бросить в реку.

Ей стало так страшно, что она даже не испугалась. Смотрела на Демьянко, не понимая слов. Полным обиды голосом воскликнула:

– Как не стыдно! Что за шутки!

– Не бойся! Не бойся! – заторопился он, увидев побелевшее лицо девушки. – Я не убить тебя хочу, а спасти. Лишить тебя жизни хотел…

– Кто?

– Отец Иваньо, которого ты так почитаешь. Ты должна понять, сколько бед могла натворить своей слепотой.

Демьянко не догадывался, какова религиозная нерассуждающая и безграничная вера, воспитанная с детства. При имени священника страх на лице Богданны сменился гневом. В глазах заиграли мутные фанатические огни.

– Теперь я поняла, все поняла, – гадливо и презрительно сказала девушка. – Ты и Долгий обманывали пана отца и теперь клевещете на него, боясь расплаты. Звери! Проклятые звери, которые недостойны сапоги целовать святому человеку. Погоди, за меня отплатят и тебе и Долгому!

– Долгого уже нет, – он старался говорить спокойно. – Нынешней ночью «боёвку» окружили, в перестрелке Долгий убит.

– Ложь! Все ложь! – кричала, ничего не понимая, не слыша и не желая слушать. – Проклятые!