Текст книги "Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)"
Автор книги: Леонид Словин
Соавторы: Борис Сопельняк,Евгений Коршунов,Юрий Усыченко,Сергей Наумов,Юлий Файбышенко,Ульмас Умарбеков,Миермилис Стейга,Петр Шамшур,Лазарь Вольф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 36 страниц)
Неожиданно повернувшись к Геновеве, он задал ей вопрос:
– Да, кстати, расскажите, каким образом вещи покойной Лоренц попали к вам в шкаф?
Геновева встрепенулась.
– Я же говорила господину из милиции, который рылся в моей комнате. Лоренц сама…
– Нет, сказки вы можете рассказывать другим. Лоренц была не из тех, кто добровольно раздает свои вещи. Да еще вам! Вы же с ней ежедневно грызлись. Одежду вы взяли сами, но когда? Говорите правду.
– А меня судить за это не будут?
– Вы еще, может, потребуете от меня письменную гарантию? Ну, я жду.
– Я… Ну да… Это было… – заикалась Геновева. – Ну, когда наследник пришел. Которая одежда была получше, ту он разом с мебелью увез. Барахло всякое оставил. Я его и прибрала.
В этот момент в кабинет вошла секретарь.
– Товарищ Дзенис, вас просит к себе прокурор.
– Хорошо, спасибо, – сказал Дзенис, вставая. – Ну а с этим все ясно, – кивнул он на Щеписа. – Можете закругляться, товарищ Трубек.
Прокурор сидел, подперев кулаками подбородок, и хмуро глядел в окно. Перед ним на пустом столе лежала только что принятая телефонограмма.
Когда в кабинет вошел его помощник, Озоллапа, не поворачивая головы, бросил сердито:
– Вот, полюбуйтесь!
Дзенис быстро пробежал глазами текст, в котором говорилось: «В ответ на ваш запрос сообщаем, что Зента Саукум убыла из Москвы в Норильск самолетом 12 октября в 10. 30, рейс № 541».
– Н-да, – протянул помощник прокурора. – Значит, из Риги она уехала действительно одиннадцатого октября. Что теперь будем делать с Казимиром Щеписом и его яблоками?
Озоллапа зло поглядел на своего помощника.
– Эх, Роберт, ну и посадил же ты меня в галошу! – Озоллапа резко встал и направился к вешалке.
– Выходит, дали маху, – признался Дзенис. – Версия казалась весьма правдоподобной. Все вроде бы совпадало тютелька в тютельку.
Не дожидаясь, пока Озоллапа оденется, Дзенис вышел из кабинета. Он и без того испытывал неловкость и не хотел выслушивать упреки. Около лестницы его догнал Трубек.
– Ну что там, товарищ Дзенис?
– Таковы они – будни прокуратуры, Борис. Работаешь, работаешь, а потом, оказывается, все зря. Надо начинать сызнова. Подумай, пока еще не поздно, может, лучше тебе стать адвокатом, у них жизнь полегче.
– Подумаю, когда будет побольше времени, – Трубек обиженно поджал губы. – А теперь и без того есть над чем поломать голову. Кстати, Геновева Щепис упоминала какого-то наследника. Да и звонившая тогда женщина говорила о завещании. Быть может, как раз тут собака и зарыта.
ГЛАВА 4
1
В ателье входит Майга Страуткалн. К двери прилеплено коряво нацарапанное объявление о том, что сегодня будет принято только пять заказов на пошив пальто и семь – на платья. Хорошо, что Эдвин знаком с одной из закройщиц. Не то Майге пришлось бы выстоять длинную очередь или вообще отказаться от нового зимнего пальто.
У столика приемщицы столпились заказчицы.
– Какое хамство! Испортить такой дорогой материал! – в голосе возмущенной клиентки слезы.
Другая, настроенная более оптимистически, медленно и подчеркнуто спокойно спрашивает:
– Я прихожу сюда третий раз. Скажите, когда же в конце концов состоится примерка моего костюма?
Ультрасовременно причесанная девушка в мини– платье, похожем на распашонку, казалось, не слышала претензий заказчицы. Она взяла у Майги квитанцию.
– Ждите, вас вызовут.
Майга Страуткалн отошла в сторонку и присела на краешек потертого кресла.
В эту минуту в дверях появился Эдвин. Он окинул зорким взглядом зал, увидел жену и подошел к ней.
– Пунктуален, как всегда! – усмехнулась Майга. – По тебе можно проверять часы.
– Точность – вежливость королей, – холодно отшутился Эдвин.
– Не прикажешь ли теперь обращаться к тебе «ваше величество»?
Эдвин сел на соседнее кресло.
– Всегда и всюду ты чувствуешь себя очень самостоятельно и независимо. Но вот пойти без супруга к портному ты не можешь ни в какую.
– У тебя хороший вкус. Я хочу, чтобы мое новое пальто нравилось и тебе тоже.
Эдвин, не вставая, склонил голову.
– Благодарю за комплимент, мне льстит такое отношение.
Мимо Страуткалнов прошел мужчина со свертком под мышкой. Майга проводила его взглядом. Он подошел к столику приемщицы в правом углу зала; огляделся по сторонам и подал записочку. Девушка понимающе кивнула, взяла сверток и стала выписывать квитанцию.
– Пока я тут сижу, – сказала Майга мужу, – оформляют уже четвертый заказ. Хотя официально прием кончился еще утром.
Эдвин приподнял руку и критически осмотрел свои холеные ногти.
– А ты забыла, как недавно сама…
– И все-таки это отвратительно. Все по знакомству, везде через черный ход.
Эдвин поморщился.
– Кажется, знакомство с милицией и прокуратурой пошло тебе на пользу. Ты стала горячей поборницей законности.
– Что же в том плохого?
– Как тебе сказать. А твои поступки всегда соответствуют букве закона?
Майга недовольно покраснела. Она вспомнила о своем недавнем разговоре с Робежниеком на пляже, о поездке с ним в Ляундобели… Да и сейчас ей предстоит выполнить поручение адвоката, ради чего, собственно говоря, она и попросила Эдвина прийти в ателье. Кто знает, насколько законна вся эта затея. Тем не менее…
Майга, чтобы не выдать смущение, притворилась, будто последний вопрос не достиг ее слуха.
– Почему ты с таким презрением произнес эти слова: милиция и прокуратура?
Эдвин вызывающе поднял брови.
– Просто не понимаю, какое тебе дело до безобразий в ателье. Незачем портить нервы. Мир все равно не переделать. Главное, плевать на все и беречь здоровье.
– Какой же ты все-таки циник! – отвернулась Майга от мужа. – А я вот не могу относиться к этому равнодушно. Не могу и не желаю.
В этот миг Майга невзначай подняла глаза и увидела тоненькую, очень миловидную девушку в халате, которая несла несколько недошитых пальто.
Когда работница поравнялась с Эдвином, ее смуглые щеки чуть заметно вспыхнули. То ли от смущения, то ли укололась о булавку, но она сделала неловкое движение и уронила верхнее пальто.
Эдвин вскочил, поднял пальто и галантно подал его мастерице.
Девушка смутилась еще больше.
– Благодарю вас.
– Не за что, – улыбнулся Эдвин и, подмигнув, шепотом добавил: – Всегда готов служить.
Майга проводила девушку взглядом до двери. Где она ее видела? Остроносенькая, характерный изгиб темных бровей и родинка на левой щеке. Да, несомненно, Майга встречалась с этой девушкой и неоднократно. Но где? Она не была из числа пациенток. Своих больных Майга помнила хорошо.
Эдвин тоже смотрел девушке вслед. Но думал при этом совсем о другом.
В зале ожидания загорелся свет. Лишь теперь стало заметно, что на улице вечерело. Сумерки темной вуалью ложились на город и гасили краски дня.
– Мы сидим тут почти полчаса, – Эдвин посмотрел на часы.
Майга встрепенулась, выведенная из каких-то своих раздумий.
– Да, да, очень долго. Хотя, впрочем… Наверно, мастер занят с другой заказчицей.
«Как кстати он мне напомнил о времени», – подумала Майга. Ведь скоро ей придется зайти в примерочную кабину, а тогда…
Рядом на столике были разложены журналы мод. Майга выбрала один из них и стала перелистывать, внимательно рассматривая рисунки.
– Взгляни, Эдвин, как тебе нравится этот костюм для улицы?
Эдвин бросил небрежный взгляд на журнал.
– Недурен. Тебе должен пойти.
– А вот это платье? Миленькое, верно?
– Я всегда высоко ценил твой вкус.
Майга продолжала перелистывать страницы. Наконец она нашла то, что искала.
– Дорогой, – и своим плечом она слегка коснулась плеча мужа, – а ты помнишь, что скоро мой день рождения?
– Разве хоть раз я об этом забыл?
– Сделай мне какой-нибудь оригинальный подарок,
– С превеликим удовольствием.
– Вот, взгляни.
На цветном рисунке Эдвин увидел блондинку в декольтированном вечернем туалете из ткани с люриксом.
Тебе хочется такое платье?! Блеск делает его просто вульгарным!
– Да нет же! Ты взгляни на украшения. Изумительная вещица.
Эдвин внимательней присмотрелся к цветному фото. Стройную шею блондинки охватывала тонкая золотая цепочка со светло-голубым сапфиром. Небольшой камешек походил на крупную каплю воды, в которой отразилось весеннее небо. Казалось, она вот-вот скатится вниз по груди красавицы.
Майга ласково прижалась к мужу.
– Подари мне такой кулон!
– Сомневаюсь, можно ли найти в ювелирных магазинах именно такой камень.
– Драгоценные камни покупают не только в магазинах. Есть люди, у которых…
Эдвин подозрительно покосился на жену.
– Я с такими незнаком. – На его лице появилось брезгливое выражение. – Я только из газет знаю о спекулянтах золотом, брильянтами и валютой. Никаких дел у меня с ними не было.
– Куда хватил – брильянты! – Майга по-детски надула губки. – И потом мы не собираемся ничего перепродавать. И о спекуляции вообще нет речи. Мне такой кулон очень пойдет. Сам увидишь.
Эдвин молчал. Еще никогда жена не выпрашивала у него подарков. Доверяла вкусу мужа и неизменно бывала довольна. Подарки Эдвина всегда были оригинальны и интересны. Что может означать эта необычная просьба? Возможно, Майга о чем-то догадывается и решила его проверить? Или действительно загорелась желанием приобрести такой кулон? Нелегко понять женщину.
Майга словно зачарованная, не отрывая взгляда, смотрела на картинку.
– В поликлинике наши девочки говорили, что такие вещицы есть у одного молодого человека. Нет, ты не думай, что он спекулянт. Просто уцелели фамильные драгоценности с прошлых времен. Не то от матери остались, не то от тетки. Возможно, у него есть и такой Сапфир.
Эдвин молчал.
– Говорят, он работает в газовом управлении, – продолжала Майга. – Инспектором или контролером каким-то. Кое-кому из наших он что-то продавал. Его фамилия Лапинь. Вольдемар Лапинь.
Эдвин сдержанно улыбнулся.
– И ты думаешь, он станет вести с посторонним человеком разговор о брильянтах? Скорей всего пошлет меня к черту.
Майга заранее приготовилась к подобному и при том логическому завершению этого разговора.
– А ты скажешь, что тебе посоветовал к нему обратиться Айвар. Они когда-то дружили, вместе работали в одном автопарке шоферами. Айвар брат нашей регистраторши.
Разговор прервал каркающий голос репродуктора:
– Гражданка Страуткалн, на примерку в шестую кабину.
Майга встала и направилась к кабине номер шесть. Эдвин пошел за ней.
Часом позже их голубой «Запорожец» остановился у нового дома на улице Горького. Эдвин запер машину.
– Ты собирался зайти к Фреду, – напомнила Майга.
– Да, да! Он обещал мне новые контакты для прерывателя.
– Надеюсь, ты долго не задержишься.
– Нет, дорогая, я скоро.
Майга взбежала по лестнице, отперла дверь, осторожно закрыла ее за собой и кинулась к телефону.
Судя по всему, на другом конце провода этого звонка ждали. Трубка была поднята по первому же гудку,
– Алло!
Приглушенным голосом Майга сказала:
– Это я. Все в порядке. Эдвин его разыщет. Все. Пока!
Она положила трубку и устало опустилась на стул.
2
Софья Трубек сидела на краешке дивана и вязала сыну джемпер. Руки поднялись и вновь устало упали на колени. Уже сколько раз она разогревала ужин. А Борис ее как с утра ушел, так все и не возвращается с работы. Да, трудно свыкнуться с фактом, что сын стал взрослым человеком, что у него свои интересы и увлечения. Что поделать, жизнь имеет свои непреложные законы…
Мать подошла к окну и приоткрыла штору. Все люди приходят вовремя с работы домой, только ее сына все нет и нет. Опять беднягу, наверно, задержали дела. Возится все со своими преступниками.
Наконец-то раздались на лестнице знакомые шаги. Софья сняла очки и направилась, шаркая шлепанцами, к двери. Щелчок ключа, в переднюю входит Борис.
– Где ты запропастился? – в голосе привычная тревога. – Просто не знаю, что и думать.
– Какая ты у меня трусишка, мамочка!
Борис обнял мать и поцеловал в морщинистую щеку. Так всегда они встречались, даже после двухчасового отсутствия, хотя Борис давно уже не маленький, как казалось матери. Всем матерям так кажется. После школы он пошел работать на завод. И лишь спустя несколько лет, когда по-настоящему стал на ноги, поступил на заочное отделение юридического факультета.
Мать стучала на кухне крышками, Борис долго и тщательно отмывал с мылом руки. Потом они сели за ужин.
– У тебя сегодня был трудный день, – спустя некоторое время заговорила мать.
– Трудный, мама, – подтвердил Борис. Взгляд его был задумчив.
Поев, Борис встал.
– Мам, я тебе помогу со стола убрать.
– Ступай, и так устал. Сама справлюсь. Вот здесь газеты. Лучше почитай немного перед сном.
Борис зажег лампу над диваном, расположился полулежа и стал лениво просматривать газеты. Но ничего интересного не было. Мысль непрестанно вертелась вокруг одного и того же. Сегодня он был в нотариальной конторе. Там выяснилось, что Лоренц в самом деле оставила завещание, по которому все ее имущество переходило во владение Адольфа Зиткауриса, старого человека, старше, чем она сама. Но вот три года назад она переписала завещание на имя Вольдемара Лапиня.
О каком имуществе вообще могла идти речь? После смерти Лоренц нотариус описал все ее вещи. Это была старая мебель и одежда. Ничего ценного. Если не считать сберкнижки, на которой лежало сто сорок девять рублей. Правда, врач Страуткалн видела у Лоренц на руке старомодные золотые часы и массивное кольцо. Ни того, ни другого не нашли. Возможно, убийца похитил ценные вещи.
Адольф Зиткаурис. Кем он приходится покойной – родственником или старым другом? Известно ли ему, что он больше не наследник Алиды Лоренц? Это могло быть поводом для ссоры, а то и для убийства или грабежа…
Борис отложил газету в сторону, постелил постель, разделся и залез под одеяло. Но заснуть не удавалось. Слишком громко тикает будильник. Громыхает на стыках рельсов трамвай…
А если все-таки Лоренц убита Зиткаурисом? Тогда при чем тут Зента Саукум? Да и Зиткауриса она выдала бы на первом же допросе. А Вольдемар Лапинь? Молодой мужчина. Такому деньги всегда нужны. Если он был родственником убитой, то наверняка знал, что у старухи кое-что в чулке припрятано. И если он к тому же считал, что наследником по-прежнему считается Зиткаурис…
Борис повернулся на другой бок. Мать дышит тяжело. Опять, наверно, сердце. Борис зажег ночник и поднялся.
– Тебе плохо, мама? Дать капли?
– Пройдет, я уже приняла.
– Может, «неотложку» вызвать?
– Не надо, уже лучше. Ложись спи, сынок. Тебе рано вставать.
Постепенно мать задышала ровнее, видать, уснула. А у Бориса не было сна ни в одном глазу.
Прав Дзенис: чтобы расследовать это убийство, необходимо собрать как можно больше сведений об убитой и выяснить, кому была выгодна ее смерть. Похоже, и Зиткаурис, и Лапинь могли быть заинтересованы… Но какая роль при этом отведена Саукум? Неужели отношения были так натянуты, что Лоренц не впускала к себе ни того, ни другого? Надо будет познакомиться с этими людьми поближе.
Борис перевернул подушку. Она теперь приятно холодила и освежала разгоряченную голову.
Сказала тогда о наследнике и женщина по телефону. Та, что звонила в прокуратуру. Ей якобы известно больше, чем нам. Быть может, даже знает убийцу? Странно. Почему же раньше звонили Страуткалнам, угрожали, а теперь вроде бы хотят оказать помощь следствию? Может быть, раздоры среди соучастников? Может, совесть замучила, да не хватает духу прийти с повинной? Так тоже бывает. Как ее разыскать? Коротка летняя ночь…
3
Светло-серая «Волга» свернула с шоссе и остановилась перед двухэтажным домом. Постройка старинная, но крепкая, стены сложены из громадных отесанных валунов. Такие здания в буржуазной Латвии строили для волостных управ. Строили основательно, на долгие времена. Сейчас в этом доме помещалась контора лесхоза.
Роберт Дзенис вышел из машины, которая тут же развернулась и укатила в сторону Риги.
Директор лесхоза уже поджидал работника рижской прокуратуры, о прибытии которого предупредили по телефону.
– Прошу вас, – сказал директор, показывая на массивный стул за письменным столом, а сам направился к двери. – Кабинет в вашем распоряжении. Я должен объехать участки. Лесника сейчас пришлю. Он здесь, я вызвал.
Дзенис не стал садиться за письменный стол, а удобно расположился на широком диване у окна. Предстоял серьезный разговор. Однако Роберт решил начать его как непринужденную беседу. Таким путем легче настроить человека на откровенный лад. Потому он и не стал вызывать лесника в прокуратуру, а ^приехал сюда сам.
В кабинет вошел несколько деревянным шагом высокий сухощавый седой человек, в брезентовой куртке и резиновых сапогах. Серые глаза смотрели холодно и недоверчиво.
Помощник прокурора придвинул стул поближе к дивану.
– Прошу вас, Зиткаурис.
Старик покосился на стул, на Дзениса, потом неохотно сел. Свет из окна падал ему на лицо. Как раз это и нужно было Дзенису.
– Мне хотелось с вашей помощью выяснить некоторые вопросы, – безразличным тоном начал помощник прокурора. – Я, понимаете ли, разыскиваю родственников Алиды Лоренц. Она умерла прошлой осенью. Вы, кажется, знали Лоренц.
На жестком сером лице Зиткауриса не дрогнул ни один мускул. Старик держал себя так, словно разговор не имел к нему ни малейшего отношения. По дороге из Риги Дзенис продумал, как повести предстоящий разговор, чтобы установить контакт с этим человеком. Может, все-таки начал не в той тональности? Хорошо, испробуем по-другому.
– Просто ужасно, какой смертью привелось умереть Алиде! – вздохнул Дзенис. – Говорят, она была добрая, сердечная женщина.
Лесника передернуло.
– Сердечная?! Хотел бы я посмотреть на того, кто так говорит!
В общем-то Дзенис ожидал другой реакции, но и эта его устраивала. Лед так или иначе тронулся.
– Вы придерживаетесь другого мнения? – удивился он.
– Ведьма! – вырвалось у Зиткауриса.
– Ну что вы!
– Если б вы только ее знали!
– Вы-то знаете ее.
– Лучше было бы не знать.
Зиткаурис старался подавить в себе возбуждение. Он сидел прямо, не касаясь спинки стула. Ответы его были отрывисты, как удары топора.
– По всей видимости, она была к вам в чем-то несправедлива? – Дзенис говорил дружелюбно и даже сочувственно.
– Алида со многими поступала несправедливо. Даже с самыми близкими людьми. Насквозь была злонравная баба. Настоящая выжига.
– И давно вы ее знали?
– С самого детства. Мы же родня. Наши матери были двоюродными сестрами.
Дзенис почувствовал удовлетворение. Начало многообещающее. Удалось все-таки стронуть с места этот паром. Помощник прокурора решил перейти к активным действиям.
– Стало быть, вы всегда недолюбливали Алиду Лоренц?
В глазах у лесника заискрились злые огоньки. Он поджал губы, будто запер их на ключ. Дзенис задумался. Как видно, старик не из простаков. В каком же направлении разматывать дальше клубок?
Неожиданно Зиткаурис заговорил сам:
– Недолюбливал?! Не-ет! Я ее ненавидел! Ее убили, и хорошо сделали. Так ей и надо! Да, да. Хоть она мне и родственницей была. Одной негодяйкой на свете меньше.
Казалось, старика того гляди начнет колотить лихорадка. Землистые щеки нездорово запылали.
– Удивлены, что я посмел так выразиться? – продолжал он. – т– А мне бояться нечего. Прокуратура ищет убийцу. Я так понимаю ваш приезд и разговор со мной. Могу сказать только одно – мне никакого дела до всего этого нет. Вот так.
Дзенису окончательно стало ясно, что старика голыми руками не взять. Достойный противник. Предлагает открытую борьбу. Самым правильным будет принять вызов.
– Да, мы разыскиваем преступника, – подтвердил Дзенис. – И я вас пригласил для разговора именно об этом. Если вы действительно не имеете отношения к убийству, то будете заинтересованы в раскрытии преступления.
– Чего ради я должен вам помогать?
– Совершено тяжкое преступление. Виновник подлежит суровому наказанию. Этого требуют закон и справедливость.
– А я так считаю, что поделом ей. И карать убийц незачем. За еретические мысли меня судить не станут? За мысли ведь к ответственности не привлекают.
Старик явно потешался над Дзенисом.
– Вы правы. За мысли, даже за еретические, наказывать нельзя. Но за отказ дать свидетельские показания – можно. Неужели вы действительно хотите, чтобы ваш отказ был записан в протокол? Вы производите впечатление разумного человека, и я надеюсь найти с вами общий язык.
Зиткаурис пожал плечами.
– Спрашивайте. На что смогу – отвечу.
– Это другой разговор. Расскажите, чем занималась
Алида Лоренц до войны, точнее – во времена Ульманиса?
– Ей принадлежал цветочный магазин на Гертрудинской.
– Лоренц была состоятельным человеком?
– Жила всегда шикарно. Умела устроиться, подладиться под любую власть.
– И под немецкую тоже?
– Еще как!
– Она сотрудничала с оккупантами?
– Не знаю, как с оккупантами, но с немецкими офицерами – это уж точно.
– А разве у Лоренц не было семьи, мужа?
Бледные уши Зиткауриса слегка порозовели.
– Для семейной жизни эта дрянь не годилась. Чего ради обзаводиться детьми, заботиться о муже? Ей бы только самой снимать пенки с жизни.
Дзенис наблюдал за ушами Зиткауриса, они невольно выдавали хозяина. Не получил ли он в свое время отставку, а теперь хочет задним числом свести счеты? Ну что ж, пускай…
– Много у нее в юности было поклонников?.
– Ого, эта бабенка и под старость не терялась. Штурмбаннфюрер фон Гауч влюбился в нее по уши и даже собирался увезти с собой в Германию, когда узнал…
Зиткаурис осекся.
– Что узнал? – резко переспросил Дзенис.
Лесник упрямо молчал.
– Я вас спрашиваю, о чем узнал фон Гауч?
В голосе Дзениса зазвучали металлические нотки. Старик опустил глаза.
– Что у них будет ребенок.
Молчание.
– Ребенок родился?
– Да, мальчик. Но Алида даже не подумала его сама воспитывать. Чужим людям сбагрила в деревню. И опять зажила припеваючи. А сын плоть от плоти… Этого я ей простить не мог.
«Да нет, не этого», – подумал Дзенис.
– А как штурмбаннфюрер? – спросил он вроде бы между прочим.
– Этого типа вскоре посадили.
– За что?
– Отдали под суд за присвоение золота и брильянтов.
– Где же он их брал?
– Работал в Саласпилсском концлагере. Через его руки проходили конфискованные драгоценности.
– Вы хотели сказать – награбленные? – уточнил Дзенис.
– Ну да, те, что отбирали у заключенных и увозили в Германию. Этот малый о себе тоже не забывал. Алида рассказывала.
– А потом Лоренц встречалась с ним?
– Я слышал, фон Гауча расстреляли. Немцы были на это скоры. Но кое-что из наворованного перепало и моей родственнице. Уж не знаю – штурмбаннфюрер ей дарил или она сама нахапала.
Дзенис встал и прошелся до окна. Перед домом стояли трое мужчин навеселе и оживленно что-то обсуждали. По шоссе в обоих направлениях неслись автомашины.
Чем занималась Лоренц после войны?
– Работала на Центральном рынке продавщицей в ларьке. Потом ей удалось выхлопотать небольшую пенсию.
– И помаленьку расторговывала свои драгоценности?
– Наверное, кое-что продала. Но большую часть, конечно, припрятала. Ждала, что времена переменятся. Надеялась, сызнова…
– Где она прятала драгоценности?
– Если бы я знал!
– А что было дальше с ребенком?
Зиткаурис отвернулся.
– Моя изба с краю…
– Не прикидывайтесь наивным и не увиливайте. У нас был уговор: я буду спрашивать, вы – отвечать. Итак, что произошло с мальчиком.
– Жив и здоров. Вырос под фамилией своих приемных родителей. А когда те умерли, кто-то из соседей разболтал.
– И ему стало известно, кто его настоящая мать?
– Ну да. Только он к ней не пошел. Тогда был еще молод и горд.
– А потом?
– А потом жизнь малость пообломала ему рога. Был у него товарищ. Айвар. Они вместе уехали в Сибирь. Работали шоферами где-то на стройке. Очевидно, жизнь там у ребят была не райская. А может, что натворили. Не знаю. Только три года назад Вольдемар вернулся на родину.
– Вольдемар? Теперь проясняется, кто второй наследник. Но на всякий случай надо проверить.
– Но ведь после возвращения из Сибири Вольдемар Лапинь все же наведался к своей матери.
Зиткаурис вытаращил глаза.
– Вам известна его фамилия?
– Мне многое известно, Зиткаурис. Гораздо больше, чем вы полагаете. Могу проверить каждое ваше слово. Так что не будем забывать про уговор.
– Я говорю правду.
– Вы не ответили на мой последний вопрос.
Лесник нахмурился. Да, этот прокурор стреляный воробей. Поди знай, что еще ему удалось пронюхать.
– После возвращения Вольдемар пришел к Алиде. Только они не ужились. Признать, конечно, признали друг друга. Алида больше всего боялась, что он будет просить помощи. И потому прикидывалась последней нищенкой.
– И тем не менее переписала завещание на его имя?
– И это знаете? Да, переписала. Но не из-за материнской любви. Только ради того, чтобы мне насолить.
– И сообщила об этом сыну?
– Мало того. Потребовала выкуп. Двадцать рублей в месяц.
– А почему же первое завещание было на ваше имя? Вы ведь не ладили между собой. Возможно, вам тоже надо было платить выкуп за завещание? Или она была перед вами в долгу? Не стесняйтесь, Зиткаурис, рассказывайте все о ваших с ней делах.
Зиткаурис заерзал на стуле.
– У меня было хорошее пианино. Еще с мирного времени. Алида нашла покупателя и помогла продать инструмент. Но отдала мне только половину денег. Сказала, что остальные у нее украли. А я требовал, даже угрожал ей. Тогда в уплату долга она написала завещание на мое имя.
Дзенис отнесся скептически к этому рассказу. Несомненно, какие-то сделки между ними имели место. Не эта, так другая. На сей раз Зиткаурис использовал затасканный, но неглупый прием: держаться как можно ближе к правде и тем самым притуплять бдительность следователя, а в нужный момент подмешать в показания ложь. Ничего, проглотим эту пилюлю. Покамест противопоставить нечего. Надо притвориться, что во все веришь.
– А вас разве устраивал такой вариант? – поинтересовался помощник прокурора.
– Да что я, спятил, что ли? Ругался с Алидой на чем свет стоит. И пригрозил. Но она была не робкого десятка. Понимала, стерва, что я ничего не смогу доказать. Я ей говорю: «На кой черт мне твое наследство, ты дольше меня будешь небо коптить». А она: «Заткнись, старый хрыч, не то завещание отзову».
– И отозвала? – сочувственным тоном спросил Дзенис.
– Да. Как только появился Вольдемар. Назло мне переписала завещание на него.
Зиткаурис достал носовой платок и вытер влажный лоб. В кабинете было душно. Июльский зной густо лился в раскрытое окно. Но Дзенис его не чувствовал. Разговор оказался интересней, чем он предполагал. Один за другим всплывали новые факты, новые обстоятельства. Было необходимо их проанализировать немедленно, в ходе допроса. В то же время надо было слушать Зиткауриса и обдумывать следующие вопросы, не давая ему передышки.
– Драгоценности в завещании не упоминаются, – продолжал Дзенис. – Вольдемару было что-нибудь известно об их существовании?
Старик усмехнулся.
– Я ему рассказал.
С какой целью?
– Думал, он малость тряхнет свою ненаглядную мамочку. Как трясут осенью осыпную яблоню. Отплатил ей – око за око, зуб за зуб.
– А он?
– Сделал вид, паршивец, будто ему начхать. Притворился. Не может того быть, чтобы человек был равнодушен к золоту и брильянтам.
Дзенис подумал: «Вот когда ты у меня весь как на ладони».
– Когда произошел этот разговор?
– С Вольдемаром насчет драгоценностей? Дайте припомнить. Мы тогда встретились в городе. Так получилось. Я поехал теплые ботинки покупать. Да, это было в сентябре прошлого года.
– И приблизительно через месяц…
– Алиду убили.
Старик посмотрел на прокурора глазами невинного ягненка и продолжал:
– А Вольдемар вскоре купил себе мотоцикл.
– Вы хотите сказать, что…
– Ничего я не хочу сказать. Это могло быть чистое совпадение.
– Будем надеяться. В противном случае, Зиткаурис, вас можно будет считать лицом, осведомленным о преступлении. Так сказать, подстрекателем,
– Ну нет уж. На убийство я никого не подбивал. Только сказал Вольдемару, что он богатый наследник. А это не преступление.
– После смерти Лоренц в квартире не обнаружено ни золота, ни брильянтов. Возможно, их взял преступник. Но что, если драгоценности по сей день лежат где– нибудь в тайнике?
Дзенис внимательно следил за выражением лица допрашиваемого. Однако оно было непроницаемо. Глаза опять вытянулись в узкие щелочки, и щеки дрябло отвисли.
– Да, тут вам есть над чем подумать, – согласился Зиткаурис.
– И вам тоже.
– Мне-то что? Я не наследник. У меня нет никаких прав на имущество Алиды.
– А Вольдемару?
– Тому да. Но, может, он что-нибудь и знает. Ручаться я ни за что не могу. После смерти Алиды мы не виделись.
– Кто еще проявлял интерес к драгоценностям?
Зиткаурис долго молчал. Затем все-таки сказал:
– Меня хоть и предупреждали – об этом никому, ни полслова. Я обещал молчать…
– Мне вы расскажете!
– Она приезжала ко мне. В Ляундобели. Недавно это было. Расспрашивала про Алиду. Вот так же, как вы сегодня.
– И вы рассказали?
– Кое-что рассказал. Про Алиду, про фон Гауча. Про Вольдемара и драгоценности… больно уж она ласково упрашивала.
«Эндшпиль, – подумалось Дзенису. – Зиткаурис жертвует ферзем ради того, чтобы укрепить позиции моим доверием к нему. Он мне предлагает ничью. Нет, старче, ничего не выйдет».
– Вы хотите стравить ее… скажем, с Вольдемаром. Так же, как и в прошлом году пытались натравить Вольдемара на мать. Когда двое дерутся, третьему может перепасть то, из-за чего они сцепились.
– Эк вы куда хватили! Чересчур тонко и хитро. Я хоть и стар, но все же мужчина. Представьте себе, что к вам в лесную глушь приезжает молодая симпатичная бабенка. Улыбается как святая мадонна. Хотел бы поглядеть, хватило бы у вас духу противиться ей? Возможно, конечно. Но я не смог.
На лице Дзениса промелькнула саркастическая улыбочка.
– Кто она такая?
– Не назвалась.
– Как выглядела?
– Красивая женщина. Волосы светлые. Одета по– городскому.
– Какие еще приметы?
– Не помню.
– Могли бы узнать, если бы встретили?
– Да уж и не знаю.
– Ладно, на сегодня хватит. Дома хорошенько обо всем подумайте. Мы еще увидимся.
Зиткаурис был разочарован. Как видно, от этого настырного прокурора будет не так легко отделаться.
Минут десять спустя Дзенис уже стоял на шоссе у автобусной остановки. До автобуса еще долго. И, как назло, никто не едет в сторону Риги. Всегда так, когда торопишься.
Необходимо теперь срочно проверить показания Зиткауриса. Трубеку надо поручить разыскать Лапиня и допросить, покуда старый лесовик не предупредил его. Старик наверняка поторопится с этим. Какие между ними отношения? Действовать надо быстро и энергично. А ты тут стой и жди автобуса…
Прошлое Алиды Лоренц старик описал правдоподобно. Все эти истории с Гаучем, с драгоценностями, с сыном, надо полагать, не плод его фантазии. Но его собственные взаимоотношения с Лоренц? М-да… Тут уж позвольте усомниться. К золоту и брильянтам старик отнюдь не равнодушен. Могло получиться так: Зиткаурис пронюхал, что завещание переписано на Вольдемара, и все надежды лопнули. Он решает завладеть богатством с помощью силы. Но тогда почему только через три года? И чего ради выбалтывать о золоте Вольдемару? Затем, чтобы позднее направить следствие по ложному следу? Очень сомнительно. Слишком уж дальний прицел.
