Текст книги "Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)"

Автор книги: Леонид Словин

Соавторы: Борис Сопельняк,Евгений Коршунов,Юрий Усыченко,Сергей Наумов,Юлий Файбышенко,Ульмас Умарбеков,Миермилис Стейга,Петр Шамшур,Лазарь Вольф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

– …сколько раз предупреждал Алиду. Не слушала. Все они, Лоренцы, упрямы испокон веку. И брат такой же, и старый Лоренц, ее отец. Еще в тридцатые годы, когда у Алиды был на Гертрудинской свой…

Порыв ветра тряхнул вершину сосны, и град крупных капель заглушил последние слова. Когда ветер стих, Робежниек услыхал голос Майги:

– Вы поступили весьма опрометчиво.

У старика неожиданно упал голос.

– Вам легко говорить… А я… сколько раз, бывало, сдерживал себя, чтобы своими руками не удушить. Жаль, что еще в тот раз…

– Значит, вы утверждаете, что драгоценности должны быть?

– Еще бы.

– Куда же они могли деться?

– Понятия не имею, мадам.

– Возможно, Волдис…

Робежниек чуть привстал, чтобы распрямить затекшую ногу, и невзначай задел плечом куст шиповника. Мокрая ветка, освободясь, шумно стегнула по стене. Голоса сразу смолкли. Очевидно, в комнате прислушивались.

– Вы приехали одна? – немного погодя недоверчиво спросил старик.

– Я вам уже сказала, – спокойно заверила Майга. – Я заинтересована не меньше вашего в том, чтобы разговор остался между нами.

– Кто же там скребется снаружи?

– Сегодня такая непогода, ветер и дождь.

Робежниек замер, потом неслышно прокрался через двор и спрятался за толстой сосной. Отсюда ему было видно, как старик высунулся из окна, поглядел вокруг и, очевидно успокоясь, продолжал говорить, сопровождая речь неуклюжими жестами.

Заговорила Майга, лишь когда они выехали на шоссе:

– Необходимо срочно отыскать некоего Волдиса.

Робежниек с благодарностью посмотрел на женщину.

– Потом. Поговорим обо всем позднее. А сейчас вам необходимо успокоиться. Эти два часа потребовали от вас такого напряжения. Я вам бесконечно признателен. Теперь постарайтесь думать о чем-нибудь другом. Не хотите положить голову ко мне на плечо?

4

Виктор Соколовский подскочил на постели и сел. Резкий звонок. Так. Палец на кнопку будильника. Виктор потянулся было за брюками, но вовремя спохватился. И снова блаженно откинулся на подушки.

Со школьных лет сохранилась у него привычка в субботу на ночь заводить будильник. Таким образом он дважды испытывал прелесть выходного дня, когда ранним утром по звонку будильника можно было не вставать, а вновь погрузиться в сон.

Однако в то утро ему не спалось. Янина уже встала. Она сидела у туалетного столика и подпиливала ногти. Виктор смотрел на ее голую спину.

Словно почувствовав его взгляд, она медленно повернула голову. Улыбнулась, чуть приоткрыв рот. Сейчас Янина походила на маленькую девочку, и это особенно нравилось Виктору.

– Поднимайся, соня, – подмигнула она Виктору. – Посмотри, какая погода! На море сегодня благодать.

– На море? – задумчиво протянул Соколовский.

– А ты что, разве забыл? Сам же собирался в это воскресенье свозить меня на взморье.

– Верно, собирался, – Соколовский встал и взял гантели. – Да не всегда бывает так, как хочется.

Янина нахмурилась.

– Опять служба?

– Ну да, я должен быть в одном месте.

В этот самый час Геновева Щепис шла домой с рынка. В одной руке она несла тяжелую сумку с продуктами, на другой повис ее трехлетний постреленок Юзик, ни за что не желавший идти домой.

Да и Геновеву тоже дом не манил. Неприютен он был без смуглого и волосатого верзилы Казимира. Когда он входил, всегда казалось, что их комнатка слишком тесна и потолки низки для мужа. Правда, любил он, паразит, выпить, что поделаешь. Но если не перепьет, то притащится домой и спит в передней на своем полушубке. Зато когда заложит сверх меры – сиди в уголке и нишкни. И не дай бог, если попадалась ему на глаза старуха Лоренц! Тут уж он просто начинал землю под собой рыть от злости.

«Буржуйка старая, гадюка», – скрипел он зубами и потрясал кулачищами.

А теперь сам нечистый уволок куда-то Казимира. И не пишет ни слова, барсук этакий. Ты тут лезь из кожи вон, надрывайся. Прокуроры и милиционеры житья не дают, все допытываются насчет проклятой старухи.

Геновева подошла к калитке и остановилась. Сердце в груди застучало, словно молоток. У двери дома спиной к калитке стоял рослый детина в спортивном костюме и с портфелем под мышкой. Что-то в этом человеке было знакомо Геновеве.

На скрип калитки мужчина обернулся. На глазах у него были темные очки от солнца. Геновева пристально всматривалась в лицо. Нет, все-таки она его раньше не видела.

– Вы не из третьей квартиры? – Незнакомец сделал шаг вперед навстречу Геновеве. – Здравствуйте, я из домоуправления. Мне надо проверить, крепкие ли у вас междуэтажные перекрытия и перегородки. Дом будут ставить на капитальный ремонт.

Не дожидаясь ответа, мужчина взбежал по лестнице на второй этаж. Геновева последовала за ним.

Войдя в квартиру, незнакомец вынул из портфеля плоскую коробку с рычажками и лампочками и присоединил к ней провод с метелочкой на конце. Геновева, разинув рот, наблюдала за происходящим и даже забыла обо всех своих домашних делах и о Юзике. Человек водил своей метелкой, как пылесосом по всем стенам, закоулкам и половицам. Потом еще простучал все молоточком и что-то отметил у себя в блокноте.

– Нет, нет, все в порядке, – пробормотал в ответ незнакомец, явно не собиравшийся точить лясы. – Халупа еще постоит. А проверить лишний раз не вредно, может, где какая трещина.

Он сложил свои инструменты, попрощался и ушел.

5

– Чтоб он сгорел, этот драндулет!

Молоденький шофер в яркой ковбойке сплюнул в сердцах. С самого утра не мог он раскочегарить свой пятитонный ЗИЛ. Сперва казалось, дело вроде бы в аккумуляторе. Сменили. Потом пропала-искра. В конце концов стало ясно, что барахлит карбюратор, но отрегулировать его никак не удавалось.

В автопарке транспортной конторы рабочий день был в разгаре. Въезжали и выезжали машины. В воздухе стоял неумолчный гул и рев моторов. Уж давно кончился обеденный перерыв, а шофер в ковбойке все никак не мог выехать в рейс. Наконец к нему на помощь пришли механик колонны и слесарь. Теперь они втроем сунули головы под капот двигателя и пытались найти причину неполадки.

– Все жиклеры продул, – рассказывал шофер.

– Бензонасос качает? – спросил механик.

Слесарь, теряясь в догадках, глубокомысленно

поскреб затылок.

– А еще одного специалиста не надо? – раздался чей-то голос за их спинами.

Все трое одновременно выпрямились и оглянулись. Перед ними стоял плечистый человек в зеленом пиджаке.

– Это еще что за карикатура? – шофер в ковбойке был зол на весь мир.

Незнакомец покачал головой.

– Як вам с лучшими намерениями, хочу помочь, так сказать, поделиться опытом. А вы сразу – карикатура.

– Видали таких опытных! – не снижала тона ковбойка.

– Зря, парень, ерепенишься. Мы с Езупаном едем раз по Мельничной. Вдруг стоп машина! И не заводится, хоть ты тресни. Сразу, конечно, нашлись добрые советчики. Каждый свое ладит. Кто про карбюратор, кто про зажигание. А малец лет двенадцати дергает Езупана за рукав: «Дяденька, а бензин у тебя в машине есть?» Заглянули в бак – сухо! А ты говоришь!

– Ладно, кончай заливать. Ты откуда – из наших? – примирительно спросил шофер.

– А что, разве на шофера не похож?

Механик улыбнулся.

– Да нет, видать, парень свой; поступай к нам деньгу зашибать. Шофера нужны позарез.

– Разве у вас заработаешь?

– А то нет, – поддержал механика тот, что в ковбойке. – Знаешь, какие бывают рейсы! В Москву гоняем, в Ленинград, в Кишинев. Командировочные, премиальные.

Незнакомец махнул рукой.

– Что-то не верится. У меня тут дружок работал. Не заметил я, чтобы он разбогател.

– Это кто же такой?

Незнакомец вытащил пачку «Примы», всех угостил и закурил сам.

– Щепис Казимир.

– Ах вон кто! – усмехнулся шофер. – Этому никогда не хватит. Пол-литра и колесо колбасы наворачивал только для затравки.

– За пьянку небось и уволили?

– Нет, за другое.

– А мне он ничего не говорил.

– Это было прошлой осенью, в октябре, наверно. Точно! В октябре наша бригада целый месяц работала в Кулдиге, в командировке. А он все в Ригу рвался. Видно, по бабе заскучал. Бригадир строго-настрого запретил уезжать. Но надо знать Казимира. Ночью, втихаря смотался. Гнал, наверно, под сотню. Нарвался на автоинспектора. Превышение скорости. Протокол, сообщили в контору. А у нас тут порядочки монастырские, строго.

– Превышение скорости не бог весть какой смертный грех, – заметил человек в зеленом пиджаке.

– Верно, конечно, – согласился механик. – Его наказали главным образом за самовольную поездку.

– Квартальная премия накрылась, – уточнил шофер. – Его, конечно, заело. Подал заявление и уволился. Ребята говорили, уехал на север.

– Идея неплохая. Надо и мне туда податься за длинным рублем. Схожу к начальству. Посмотрю, что тут предложат. Где контора?

Начальник отдела кадров, тучный человек, у которого из тесного воротничка выпирали складки жира, рылся в кипах бумажек. На посетителя он замахал обеими руками.

– Подождите в коридоре, сейчас нет времени!

Посетитель, похоже, не расслышал, что ему сказали. Он приблизился к столу с раскрытым служебным удостоверением в руках.

Начальник отдела кадров сразу переменил тон.

– Не успеваем. Знаете, сколько тут дел. Не то что в бухгалтерий или в отделе эксплуатации. У нас работа с живыми людьми! Кадры решают все! Так чем могу быть полезен, товарищ капитан?

– У вас когда-то работал шофером Казимир Щепис.

– Числился такой прохвост, хорошо помню. Сколько трудов положил, чтобы от него избавиться. Опять чего-нибудь натворил?

– Нет, почему же? Он теперь передовик производства, на Доске почета висит.

Начальник отдела кадров понял, что дал промашку, но сразу вывернулся:

– Вот я и говорю, мы много с ним работали, старались перевоспитать. Стало быть, труд не пропал, результаты налицо.

В глазах капитана Соколовского прыгали веселые чертики.

– В прошлом году со Щеписом произошла неприятность. Помните, когда он приезжал из Кулдиги в Ригу. Меня интересует точная дата этого происшествия.

Начальник отдела кадров сразу повеселел. Такой поворот дела вполне его устраивал.

– Извольте, один момент, сию минуточку…

Он порылся в шкафу, вытащил толстые папки с делами и принялся их перебирать. Наконец отыскал нужную.

– Извольте, вот приказик. Товарищ Щепис ездил в Ригу в ночь с одиннадцатого на двенадцатое октября.

В ночь на двенадцатое октября? Одиннадцатого был четверг. Значит, дворник и его жена не ошиблись, когда слышали крики поздно вечером в четверг и в ту же ночь видели в переулке машину Щеписа. Приказ официально подтверждал их показания.

– Попрошу вас дать мне заверенную копию этого документа.

– Сию минуточку, через пять минут будет готово.

Начальник отдела кадров был счастлив, что легко отделался от такого посетителя.

Через полчаса, выйдя из конторы, Соколовский опять встретил шофера в ковбойке, тот бежал с путевым листом к машине.

– Все в порядке, выезжаю!

– Что же все-таки было с машиной? – поинтересовался Соколовский.

– Бензина не было! Ха, ха, ха!

6

Утренняя электричка шла в Ригу. От станции к станции пассажиров все прибавлялось. В Майори поезд был уже переполнен, тем не менее нашлось место и для тех, кто толпился на перроне станции Дзинтари.

Борис Трубек стоял зажатый в углу у двери.

– Пропустите, молодой человек! – Кто-то пытался протиснуться к двери мимо Трубека, чтобы поскорей выйти, – поезд подходил к Риге.

Людская река, миновав подземные переходы, выплеснулась на вокзальную площадь. Трубек прибавил шагу, чтобы не опоздать на работу.

Гунар Дзелзитис уже сидел на своем месте и одним пальцем стучал по клавишам пишущей машинки. Вид у него был совершенно несчастный.

– Кончаются сроки по трем делам, а ты тут колупайся с машинкой. Полдня как не бывало, пока настукаешь обвинительное заключение.

– Машинистка, конечно, как всегда, занята, – подлил масла в огонь Трубек.

– Переписывает для начальства доклад на сессии исполкома. Разве можно ее беспокоить по таким будничным делам!

– А я вчера видел колоссальную картину. Венгерский детектив. Там следователь вообще не пишет никаких протоколов и не переводит килограммы бумаги, а творит мозгами и обходится блокнотом. Зато у него есть диктофон, кинокамера, портативная лаборатория и пишущая машинка. Даром не пропадает ни одна оперативная минута.

– У них, наверно, плохо с хранилищами. Некуда складывать толстые тома. Потому и не марают столько бумаги.

Гунар вставил в машинку чистый лист.

– Совсем без документации тоже нельзя, – возразил Трубек.

– Но не протоколировать же всякую ерунду. Как недавно в деле о краже мотоцикла: допросили пятьдесят шесть свидетелей-прохожих, из которых ни один своими глазами происшествия не видел. И каждое показание подробно запротоколировали. Получился целый том.

– Служебное рвение?

– В общем да. Доказательство трудолюбия. А то ведь как бывает: вкалываешь почем зря, рыщешь, рыщешь, пока найдешь настоящих свидетелей, и все равно, если исписал мало бумаги, тебя упрекают, что ничего не делаешь.

В этот момент дверь распахнулась, и появилась могучая фигура капитана Соколовского.

– Привет львам прокуратуры! – зычным голосом поздоровался он.

– Да здравствуют тигры милиции! – отозвался Гунар.

Соколовский поднял над головой темный сверток, облепленный сургучными печатями.

– На, Борис, получай посылку с доставкой на дом.

Трубек поймал брошенный ему сверток, как баскетбольный мяч.

– Значит, кое-что все-таки нашел? – радостно воскликнул он.

Капитан гордо подбоченился.

– Соколовский да не найдет! Ха!

– Ну не томи, старина, распаковывай, – горел нетерпением Гунар.

Как правило, в прокуратуре работники без нужды не вмешивались в уголовные дела, следствие по которым вели их коллеги. Но дело об убийстве Алиды Лоренц приняло необычный оборот. Это был редкий случай, когда прокуратура опротестовала приговор, требуя, чтобы суд вернул дело на дополнительное доследование. И теперь все сотрудники внимательно следили за ходом событий.

Соколовский плюхнулся на стул и закурил.

– Ну так слушайте и учитесь, дети мои, – начал он. – На сей раз я действовал энергично и принципиально, как мой друг Езупан, инспектор из Прейди, когда он выколотил штраф из старухи Карклиете.

– Снова про Езупана! – вздохнул Дзелзитис. — Непонятно только, почему на этот раз он из Прейли. Насколько помню, в прошлый раз он был из Виляки.

Соколовский нахмурился.

– Прейли, Виляки – какая разница. Ну, взяли да повысили человека по службе и перевели из Виляки в Прейли. Вызывает Езупан эту Карклиете и давай отчитывать: «Ты почему, старая, штраф не платишь?» Старуха глаза на него вылупила, а Езупан знай себе бумаги перебирает. «Тут все в протоколе написано. Дебош был? Был. Стекла в окне побиты? Побиты! Жена побита? Побита!..» Карклиете ни жива ни мертва. «Ай, ай, ай, чья ж это жена… Это ведь меня старик поколотил. Сама же я к вам прибегала, старика чтобы приструнили…» – «А я что говорю? Приструнил я твоего старика на десятку. А что с него получишь? Все до копейки пропивает. Муж и жена – одна сатана. Одни радости, одни горести. Теперь давай сама и плати!»

В кабинет вошел Дзенис. Капитан замолчал, погасил сигарету и положил на стол заключение экспертизы.

– Вот, товарищ начальник, задание выполнено!

Для такого многоопытного оперативного работника, каким был капитан Соколовский, это задание отнюдь не было сложным. Надо было произвести обыск в квартире Щеписов и выяснить, нет ли там каких-либо вещей покойной Алиды Лоренц. Он захватил с собой и лоскутки ткани, полученные Дзенисом у портнихи Лоренц.

– Честно говоря, искать пришлось недолго, – рассказывал Соколовский. – В шкафу сразу же нашел черную блузку с лиловым узором и голубой халат. Материя в точности совпадала с образцами. Здесь оно все, – показал он на опечатанный сверток. – Можете сами убедиться. Вот и заключение экспертизы.

– А что говорит Геновева Щепис? – спросил Дзенис.

– Сперва отказывалась, бога в свидетели призывала. А потом начала лепетать, будто Лоренц эти вещи ей подарила.

– Наивно, – вмешался в разговор Трубек. – В особенности если принять во внимание их отношения…

Соколовский налил себе из графина полный стакан воды и залпом выпил.

– Так что, Роберт, похоже, все в порядке. Твои подозрения подтверждаются. Вещи сперва были вынесены через окно и спрятаны. А после того как Саукум осудили и все вроде бы затихло, Геновева Щепис получила свою долю.

– Надо полагать, лучшие вещи Казимир увез в Норильск и загнал там, – предположил Трубек.

– Трудно сказать, – Соколовский кинул скептический взгляд на молодого следователя. – Судя по всему, тут. орудовали не только Щеписы и Саукум. Помните телефонные звонки к Страуткалнам? Звонила женщина. Саукум в то время была в отъезде. Геновева отпадает тоже, совсем другой голос и выговор. Значит, замешана по меньшей мере еще одна женщина. Черт его знает как к ней подобраться!

– Как бы там ни было, – заключил Трубек, – но, по-моему, Казимира Щеписа надо немедленно арестовать.

– Да, – согласился Дзенис, – Казимир в ту ночь, несомненно, был дома, дворник слышал крики, а Геновева категорически это отрицает. Зента Саукум сразу после убийства уехала в Норильск. При первой же возможности за ней отправился Казимир. И наконец, вещи Лоренц в шкафу у Геновевы.

– Вот видишь! – воскликнул Соколовский. – С такими уликами даже твой Озоллапа даст санкцию на арест, не моргнув глазом.

Позвонил телефон. Гунар Дзелзитис взял трубку.

– Прокуратура!

На другом конце провода послышался приятный женский голос.

– Мне, пожалуйста, следователя Трубека!

– Одну минутку! – Гунар передал трубку.

– Товарищ следователь, – произнес женский голос. – Если вы действительно намерены найти убийц Алиды Лоренц, рекомендую поинтересоваться ее завещанием. Оно в нотариальной конторе. И вам будет ясно, кто больше всего был заинтересован в ее смерти.

– С кем я говорю? – спросил Трубек.

– С человеком, которому известно об этом деле больше, чем вам.

В трубке раздались щелчок и короткие гудки.

Борис довернулся к Гунару.

– Звони скорей на телефонную станцию, пусть проверят, откуда был звонок.

Дзенис махнул рукой.

– Разве мало в Риге автоматов…

– Э, братец! – воскликнул Соколовский. – Мне этот звоночек нравится. Не она ли грозила по телефону Страуткалнам? Стало быть, противник в панике, напуган обыском у Геновевы. Чувствуют, что сук под ними начал потрескивать.

– Может быть, они хотят нас запутать и повернуть следствие в другую сторону? – предположил Трубек.

– А ты как думал? Они тоже не дураки. Понимают, что раз нашли одежду, то арестуем Казимира. И кинули нам, как приманку, новое обстоятельство. Расчет простой – пока мы будем бегать в поисках наследников, Щепис успеет еще раз улизнуть.

– Да, но завещание и в самом деле новое обстоятельство, – попытался возразить Трубек. – Возможно, следовало бы…

– Изучить завещание успеем, оно никуда не денется, – перебил его Дзенис. – А вот Казимира Щеписа упустить нельзя. Товарищ Трубек, пишите постановление на арест.

7

Дзенис взглянул на часы.

– Уже пора бы. Непонятно, почему они задерживаются.

Он взял стул и сел в углу комнаты, неподалеку от окна.

Трубек убрал со стола все лишнее, снял очки и принялся тщательно протирать стекла носовым платком.

В дверь постучали. Затем в щели появилась веснушчатая физиономия под милицейской фуражкой.

Трубек отложил очки в сторону.

– Введите!

В кабинет тяжело вошел Казимир Щепис. Он обвел стены мрачным, злым взглядом.

– Вы, может, скажете, за что меня взяли?

Трубек указал ему на стул, стоявший примерно

в метре от стола.

– Прошу сесть, – предложил он спокойно.

– Спасибо вам! – Щепис сжал кулаки. – Уже третий день сижу, только не знаю, за что.

– Не беспокойтесь, все узнаете. А теперь поговорим.

– Вон чего: поговорим! – передразнил его Щепис. – Ради этого приволокли меня аж из Норильска, чтобы поговорить?

Трубек достал из кармана шариковую ручку и принялся вертеть ее в пальцах.

– Где вы работали до отъезда на Север?

Щепис налился краской от злобы.

– Ишь чего! Будто сами не знаете. В автотранспортной конторе работал.

– А почему уехали?

– Надоело в Риге, вот и уехал. Заработать хотел побольше.

– Здесь тоже грех было жаловаться на заработки. Часто ездили в командировки. Весь октябрь в прошлом году были в Кулдиге.

Щепис подозрительно покосился на следователя.

– Подумаешь, какая лафа – Кулдига, – проворчал он. – Из лесу не вылезали.

– Не так далеко от Риги. Разок-другой можно было и домой съездить.

– Черта с два съездишь при таком бригадире. Как собака на сене: сам не едет и других не пускает.

– И все-таки в Риге вы побывали!

– Кто вам сказал?

В кабинет вошел прокурор Озоллапа.

– Ну как, развязался язык у нашего приятеля?

– Он никак не может вспомнить, ездил из Кулдиги в Ригу или нет, – сказал Трубек.

– Так, так, – протянул Озоллапа. – Придется напомнить, – и прокурор повернулся к Казимиру: – Что вы делали в Риге в ту ночь?

– В какую ночь?

– Не прикидывайтесь, нам все известно. Вот тут написано, – Озоллапа хлопнул ладонью по толстым папкам на столе. – Ну так как, будете говорить?

– Мне говорить нечего.

– Совершил такое тяжелое преступление, и ему нечего рассказать, – покачал головой Озоллапа. – Ай– ай-ай!

– Я уже сказал, что в октябре в Риге не был, – упорствовал Казимир.

Дзенис, молча сидевший в углу, встал и вышел на середину комнаты.

– Не забывайте об одном: по нашим законам чистосердечное признание является смягчающим обстоятельством. Не надо упираться. Нам известно о преступлении, совершенном вами ночью одиннадцатого октября. И мы можем это доказать.

– Ничего вы не докажете.

– В ту ночь дворник видел вашу машину в переулке, недалеко от дома.

– Брешет, – отрезал Щепис. – Это была не моя машина.

– Быть может, ошибается и автоинспектор, задержавший вас по дороге в Ригу? – Трубек положил перед Казимиром Щеписом два документа.

Щепис поглядел на бумаги, словно нехотя стал их читать. И чем дальше читал, тем сильней ощущал безвыходность своего положения.

Внешне он оставался спокоен, но мысль петляла как вспугнутый заяц: раз уж они пронюхали о происшествии на шоссе, тогда крышка. Очевидно, инспектор кое-что им порассказал. А тут у следователя на столе еще целая пачка бумаг. Столько всего понаписано. Уж это точно – кто-то раскололся. Наверно, эти двое, что помогали в ту ночь. Может, и впрямь лучше признаться?

И Казимир Щепис решился.

– Ладно, – процедил он сквозь зубы. – Расскажу все.

Озоллапа окинул победным взглядом Дзениса с Трубеком и вышел из комнаты.

Когда дверь за прокурором закрылась, Щепис попросил разрешения курить. Трубек придвинул пепельницу к нему поближе. Казимир достал помятую пачку «Памира», долго разминал в пальцах сигарету, зажег и сделал несколько глубоких затяжек. Откашлялся и начал:

– Есть у меня в Риге старый кореш, я его с детства знаю. Еще до войны вместе бегали– по Московскому форштадту. Правда, теперь встречаемся редко. Он теперь большой человек, завмагом работает.

Щепис стряхнул пепел на пол. Дзенис опять сел на свой стул в углу и, скрестив руки на груди, терпеливо слушал. Трубек медленно прохаживался по комнате.

Казимир, постепенно успокаиваясь, продолжал:

– Прошлый год осенью я сидел раз в пивном баре и потягивал «Жигулевское». Вдруг – я глазам даже своим не поверил – вырос он передо мной, как гриб после дождя. Подсел. Из кармана пол-литра достает. С пивом она хорошо идет… Рассказываю ему про свою жизнь. Дела идут неважно. Тогда он предлагает мне бизнес. Подумал я, решил, на такого человека положиться можно; лишний рубль тоже не помешает. Ну чего еще? В голове звон стоит. Одним словом, ударили по рукам. По дороге домой все обговорили.

Трубек сел на свое место и приготовился записывать. Щепис закурил вторую сигарету.

– Ив тот раз, когда я был в Кулдиге, он дал знать и прислал денег. Я сразу начал действовать. Нашел подходящего старикана, договорились. Когда стемнело, подъехал на машине. Погрузили быстро и… жму в Ригу. Мне – кровь из носа – надо было вернуться к утру, не то крышка. Газовал на всю железку, не заметил запрещающий знак, ну и погорел. Автоинспектор задержал. В Ригу приехал уже за полночь. Но дальше все шло как по нотам.

Щепис умолк.

– Продолжайте, продолжайте, – подбодрил Трубек арестованного.

– А чего тут еще? Я же сказал, все шло как договорились. Дружок ждал меня у Понтонного моста. С ним были еще два здоровых мужика.

Трубек с Дзенисом переглянулись.

– Для чего же вас было так много? – не скрыл удивления следователь.

– Я же сказал: хоть умри, а к утру я должен был вернуться в Кулдигу. Вдвоем нам было не управиться так скоро.

– И что же эти мужики? Стояли на стреме, чтобы никто не помешал?

– Нет, грузить помогали.

– Да разве там было что грузить?

– Я же сказал – полный кузов. Пять тонн, не меньше.

Трубек вытаращил глаза.

– Чего пять тонн – вещей?!

– Каких вещей? Яблок!

Дзенис встал и подошел ближе.

– Не валяйте дурака. При чем тут яблоки, что за яблоки?

Тогда настала очередь удивиться Казимиру.

– Я же говорил. Друг прислал денег, и я у одного старика под Кулдигой купил яблок. Отборные, антоновка и за бесценок! Друг пустил их через свой магазин первым сортом. Заработал он здорово, но и мне тоже перепал хороший кусок.

В кабинете воцарилось молчание. Дзенис напряженно думал. Судя по всему, арестованный говорил правду. Да уж чего-чего, но не такого признания ожидали они с Трубеком. В расследовании убийства Алиды Лоренц они не продвинулись вперед ни на шаг. Что же делать, какую тактику применить в дальнейшем допросе? За какую нитку разматывать этот клубок? Может, переключиться на другую волну, начать с другого конца?

– Из магазина вы сразу направились домой? – начал издалека Дзенис.

– А куда же еще? – подтвердил Щепис. – Сперва только как следует поддали.

– И что же вы делали дома?

– Спал, чего же еще.

– Жена ваша рассказывала иначе! – перебил его Трубек.

– Врет, гадина! – отрезал Казимир, – Мне и оставался-то всего час поспать. В четыре надо было выезжать, чтобы успеть вовремя в Кулдигу.

Дзенис открыл дверь.

– Попрошу войти.

В кабинет, опасливо озираясь, вошла Геновева. При виде мужа она зажмурилась, будто ее ослепил прожектор.

Дзенис не дал ей опомниться и сразу задал вопрос:

– В октябре ваш муж приезжал из Кулдиги?

– Нет, нет, не приезжал, – замахала руками Геновева,

– А вот он утверждает, что был.

– Да чего его, беса, слушать! Бог мне свидетель, не приезжал!

Казимир грузно повернулся к жене.

– Брось, Геновева, будет врать. Они и так все знают.

– Ты же сам наказывал никому ни словечка не говорить. Грозился голову оторвать…

– Здесь вы обязаны говорить правду, – строго прервал ее Дзенис. – Стало быть, он приезжал в ночь е одиннадцатого на двенадцатое октября?

Геновева еще раз покосилась на мужа и, убедившись, что с его стороны угроза миновала, затараторила:

– Был, приезжал, забулдыга окаянный, бухой, как скотина. Девчонку еще напугал чуть не до смерти.

– Какую девчонку? – быстро спросил Дзенис.

– Да нашу Луцию, кого же еще. Спьяну кровати попутал. Девка с перепугу заорала так…

– И громко она кричала? – поинтересовался Трубек.

– Езус Мария! А вы бы не закричали, если б посреди ночи пьяный кобель на вас завалился? Я думала, все соседи сбегутся.

– На суде вы утверждали, что в ту ночь никаких криков не слышали, – напомнил Дзенис.

– Меня же спрашивали про соседкину комнату.

Трубек думал. После успешной махинации с яблоками Щепис действительно мог вернуться домой, изрядно подвыпив. Был ли он в состоянии так расчетливо совершить второе преступление? Допустим, был. Но ведь девочка своим криком могла поднять на ноги весь дом. Решился бы Казимир при таких обстоятельствах пойти на убийство? И последнее. Картина происшествия свидетельствовала о преднамеренности преступления. Если бы Щепис заранее к нему готовился, то ни за что не стал бы ложиться спать. Выходит, к убийству он ни в коей мере не причастен. До сих пор следствие ориентировалось главным образом на ночной крик. Теперь ему найдено другое объяснение. И еще: экспертиза определила дату убийства лишь приблизительно. Значит, есть вероятность, что убийство было совершено вовсе не в ту ночь.

Следователь поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Отдел кадров комбината? Говорит следователь Трубек из прокуратуры. Пожалуйста, назовите мне точную дату увольнения Зенты Саукум?.. Да, да, прошлой осенью… А когда получила расчет? Благодарю вас… Да, это все.

Дзенис с Трубеком переглянулись. Потом помощник прокурора что-то написал на бумажке и отдал ее следователю. Трубек кивнул в знак согласия и быстро покинул кабинет.

Спустя несколько минут он стоял перед Озоллапой.

– Ну как там у вас? – спросил прокурор. – Все в порядке?

Трубек переминался с ноги на ногу, как провинившийся школьник.

– Кажется, мы дали промашку, – уныло сказал он и изложил результаты допроса.

– Что-о? – пробасил прокурор, и трудно было понять, удивлен он или возмущен. – Щепис непричастен к делу Лоренц? Быть этого не может!

– В ночь на двенадцатое октября Щепис побывал дома, – докладывал свои соображения Трубек. – Это мы установили точно. А Зента Саукум показала, если помните, что на другой день после убийства взяла на работе расчет и уехала. Уволена она одиннадцатого числа. Если Зента Саукум уехала одиннадцатого, то Казимир Щепис не мог с ней вдвоем совершить убийство в ночь на двенадцатое.

– Неужели она так быстро получила расчет?

– Да, в то же утро, она ведь была ученицей. Там и рассчитывать-то особенно нечего.

Прокурор в этот миг походил на завзятого рыболова, у которого на крючок попала здоровенная щука, но леска была тонка и грозила вот-вот оборваться.

– Да бросьте вы мне тут умничать! Такой бандюга, как Щепис, мог обойтись и без девчонки!

– Убийство было совершено в присутствии Саукум, – сдержанно напомнил еще раз Трубек. – Иначе она не смогла бы так точно и подробно восстановить картину преступления.

Прокурор задумался и поостыл.

– Так, так. Саукум уволена одиннадцатого. А где сказано, что она действительно уехала в тот же день? Преступление скорей всего готовилось заранее. В этом случае Саукум вполне могла заблаговременно уйти с работы, ночью совершить преступление и уехать только на следующий день.

– Вот это надо проверить. Поэтому и пришел к вам. До Москвы Саукум ехала поездом. В списках пассажиров рижского аэровокзала ее фамилия не значится. Но дальше, в Норильск, она, вероятней всего, отправилась самолетом. Надо срочно затребовать сведения из Москвы.

– Хорошо, – согласился Озоллапа. Сейчас я позвоню по прямому проводу.

Вынужденная длительная пауза в допросе налилась тягостным молчанием. Тупо уставясь в пол, выгнув горбом мощную спину, сидел Щепис. Трубек коротал время за тем, что в двадцатый раз листал дело, иногда что-то в нем перечитывал. Геновева пугливо поглядывала то на одного, то на другого, то на третьего и нервно теребила уголки платка. Дзенис стоял у окна. Казалось, его ничто больше не интересует, кроме этих бесчисленных пешеходов на тротуаре.