Текст книги "Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)"
Автор книги: Леонид Словин
Соавторы: Борис Сопельняк,Евгений Коршунов,Юрий Усыченко,Сергей Наумов,Юлий Файбышенко,Ульмас Умарбеков,Миермилис Стейга,Петр Шамшур,Лазарь Вольф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 36 страниц)
– Введите гражданку Груздеву.
Стас вышел. Бритый сидел спокойно, серая гимнастерка на широкой груди ровно вздымалась от дыхания. Глаза его с ленивым любопытством оглядывали присутствующих. Клыч, не отрываясь, смотрел на него, шевеля ноздрями. Потапыч, положив голову на руки, плакал. Селезнев двигал желваками на крутых скулах.
Вошла Аграфена. Бритый посмотрел на нее, она поклонилась.
– Здравствуйте, Алексей Иваныч… Уж вы извините, коли что не так…
Он дернул бритым черепом, сказал придушенно:
– Дура! – Потом прикрыл тяжелыми веками глаза. – Ладно. Запишите в протоколе: даю чистосердечные показания.
Клейн дернул верхней губой, стиснул зубы.
– С какой целью вами похищен Шварц?
– Камушки вез, – дорогие камушки. И знал много. От него про всех нэпачей в городе мы узнали… Запишите, гражданин начальник, что собственность государства мы ни разу не тревожили. Только частников.
– Почему ви не уехали сразу, а вернулись в город? Не знали, что ми за вами охотимся?
– Знали, как же. – Кот помолчал, потом солидно объяснил: – Имущество хотели припрятать. Не пропадать же… Сколько лет работаем.
– Убийство и грабеж – это вы называете работой? Кот прищурился:
– У кого какое понятие. Вы у богатеев все в государственном масштабе грабили, я в личном.
– Теорию даже подвел, – с ненавистью прошептал Стас.
Клейн взглядом остановил его.
– Почему вы всегда всех, кто присутствовал при грабеже, убивали? Из принципа, что ли?
– Да какой принцип… Языки ж – они длинные. Вот и укорачивал.
– Значит, из-за имущества остались в городе? – продолжал допрос Клейн.
– Из-за него, – подтвердил Кот, – да и не думали мы, что так быстро вы нас загребете. Губана сразу не расколешь. И знал он мало. А где хаза – совсем не знал. А когда Красавец сказал, что дочка Клембовских тут бродит, я сразу так и раскумекал: берут на живца. Послал Красавца следить, а сам вылез к линии поглядеть: может, уже оцепление, облава. Вижу, нет. Тогда и сам пошел.
– Не могли поручить кому-нибудь другому?
– Сам все делаю, – пояснил Кот и положил на стол короткопалую широкую руку. – На людей полагаться по нонешним временам нешто можно?
– А как вы напали на Климова?
– Обежал все Горны, думаю, где ж они, не иначе, на прудах. Красавец-то… Он без какогось кренделя отродясь не может. Топить удумал. Вылажу на бугор, а там пальба. Смотрю, а девки у самой воды, отпятил их туда Красавец-то, а энтот ваш Красавца подвалил… И запишите, гражданин начальник не я первый, а он меня в дых дурехой двинул. А потом сюда – вот они, знаки. – Кот наклонил черен, чтоб всем была видна подсохшая рана на черепе. – Будь другой кто, свободно бы ухайдакал. Хорошо кость у меня плотная… Так что я его пырнул в порядке самообороны. – Он замолчал и оглядел всех спокойными глазами. – Пущай суд учтет.
– Суд учтет, – сказал Клыч. – Суд все учтет. Но хоть тебе и дадут «вышку», а даже если и сотню таких, как ты, отправить с тобой вместе, все равно это Климова нашего не окупит.
– Алексей Иваныч, аблаката нанять можно? – спросила, утирая рот, Аграфена.
Был солнечный день в конце мая. Над прудами, затененными заборами, колобродил ветер, морщиня темную, бутылочного оттенка водную толщу. Высокая молодая женщина в черном платье с раскинутыми по плечам темными волосами поднялась на холм. Впереди лежала безлюдная после недавней облавы пустыня Горнов. Почти на самой вершине холма, у небольшого, вытянутого вдоль бугорка, работал, взрыхляя землю, щуплый светловолосый паренек.
Женщина, неслышно ступая по траве, подошла почти вплотную к нему. У светловолосого было отчаянно-упрямое выражение лица.
– Нет, Витя, – бормотал он, зарывая в землю семена, – не лютики над тобой зашумят, а розы. Ослушался я тебя. Ослушался. – Он резко оглянулся и увидел женщину. На лице у него мелькнуло выражение неприязни, он отвел взгляд:
– Вам тут чего? – спросил он, глядя мимо нее. – Пришли отмаливать? Так поздно…
СТЕЙГА Миермилис, Л. ВОЛЬФ
Дело Зенты Саукум
ГЛАВА 1
Молоденькая девушка, секретарь суда, взглянула на часы. До начала заседания еще десять минут. Она выдвинула ящик столам достала пачку синеватых бланков протокола. Потом метнула взгляд в зеркало, взбила светлые кудряшки и оправила на себе узкую коротенькую юбку.
– Зря стараешься, – с язвительной усмешкой заметила сидевшая у окна машинистка и сменила закладку в стареньком «Ундервуде». – Адвокат Робежниек предпочитает шатенок.
Секретарь же предпочла пропустить эту реплику мимо ушей. Задрав кверху курносый носик, она важно прошествовала в зал.
Зал суда был самый заурядный. Такие встречаются в Риге и в Балке, в Москве и Новосибирске. Несмотря на различия в форме и размерах, им присуще нечто общее. И прежде всего это тяжелая дубовая мебель, позолоченные гербы на высоких спинках судейских стульев, придающие залам суровую простоту, как бы подчеркивая справедливость судебного приговора и незыблемость закона.
Судебное разбирательство шло уже третью неделю, однако интерес рижан к этому делу не ослабевал. Зал был ежедневно полон публики. Одних тяжкое преступление волновало своей необычностью, других интриговали отдельные детали процесса. Были и такие, кому просто хотелось увидеть своими глазами настоящего убийцу.
Справа от судейского стола занял свое место государственный обвинитель Роберт Дзенис. Он медленно перелистывал дело, словно надеялся обнаружить в нем какое-то важное, но ускользнувшее обстоятельство.
Защитник Ивар Робежниек, щеголеватый молодой человек с худощавым энергичным лицом, сидел, небрежно заложив ногу на ногу. Выступление в столь нашумевшем судебном процессе льстило самолюбию адвоката. И он старался произвести хорошее впечатление на публику.
Робежниек поглядывал в зал, где не осталось ни одного свободного места. Возле самого окна дородная тетка подозрительно косилась на свидетелей и что-то нашептывала своей соседке – старушенции с тонкими, плотно сжатыми губами. Адвокат безошибочно узнавал здешних завсегдатаев. Еще не перевелись обыватели, которые дня не могут прожить, не сунув носа в чужую кастрюлю. Когда же возможности коммунальной квартиры бывают исчерпаны, эти людишки шляются по судам и млеют от удовольствия на бракоразводных процессах или на разборе дел, связанных с преступлениями против нравственности. И туго приходится судье, который примет решение слушать дело при закрытых дверях!..
В дальнем конце зала расположилась шумная компания студентов юридического факультета. Оттуда, с «Кам чатки», слышались приглушенные смешки и реплики:
– Потеснись, миледи! Дай сесть человеку.
– Куда лезешь, плоскостопый!
– Смотрите-ка, Айя толстую тетрадь вытащила, сейчас будет конспектировать!
После набивших оскомину скучных лекций по административному и колхозному праву этот процесс для студентов был как хорошее театральное представление, после которого есть о чем поговорить и поспорить.
Вдруг по залу пролетел шорох, словно легкий бриз тронул вершины сосен на приморских дюнах.
– Ведут, ведут!
Как по мановению волшебной палочки смолкли разговоры. Воцарилась почтительная тишина. Помощник прокурора Дзенис отложил в сторону папку с делом. Приосанился адвокат Робежниек. Секретарь отбросила непослушный локон. Всеобщее внимание сосредоточилось на боковом входе. С минуты на минуту в сопровождении милиционеров оттуда должен выйти убийца.
Итак, сейчас начнется суд.
2
Город начинает подмигивать огненными неоновыми глазами.
Ответственный дежурный по Управлению внутренних дел включает в кабинете свет. Теперь еще отчетливей виден занимающий всю стенку рельефный план города. Крохотными домиками и фигурками обозначены на нем места, где расположены штабы народных дружин и милицейские посты. Прямые и изогнутые линии улиц унизаны красными и белыми жемчужинами электролампочек. Вереницы вспышек, словно трассирующие пули, отмечают движение милицейских машин. Сквозь атмосферные помехи в громкоговорителе слышны короткие рапорты патрулей.
– Я «Чайка-два». Нахожусь в Чиекуркалне. Двигаюсь по маршруту. Происшествий нет.
– Докладывает «Орел-три». В переулке у забора комбината «Ригас мануфактура» вижу большой сверток. Очевидно, переброшен через ограду. Продолжаю вести наблюдение. Жду распоряжений.
– Я «Чайка-восемь». В конце улицы Бикерниеку у троллейбуса сломалась полуось. Позвоните в аварийную службу.
В небольшом кабинете точно луч в капле воды отражается жизнь столицы Латвии, прослушивается ее пульс. Со всех концов города сюда стекается оперативная информация. Ответственный дежурный принимает донесения, регистрирует их, отдает распоряжения.
В соседней комнате бывалый сержант играет в новус[3]3
Распространенная в Латвии игра, отдаленно напоминающая бильярд.
[Закрыть] с молоденьким лейтенантом. Седоволосый судебно-медицинский эксперт за шахматным столиком глубокомысленно изучает позицию противника. Неужто и на этот раз не удастся одолеть самоуверенного Шерлока Холмса? Капитану Соколовскому чертовски везет в шахматы, и это обстоятельство просто бесит обычно невозмутимого врача.
– Что ж, укрепим позиции временным отступлением, – замечает он, возвращая слона на исходный рубеж.
– Сдаете завоеванную территорию без боя? – злорадствует Соколовский.
– Территория нынче не имеет решающего значения.
– Имеет, и еще какое! Однажды я приехал в свой родной Вилякский район, – говорит капитан, не отрывая взгляда от шахматной доски. – Сидим с тамошним участковым Езупаном в его служебном кабинете. Вдруг распахивается дверь, вваливается какой-то верзила и орет; «На помощь! Убийство! Там, около старой мельницы труп!»
Лейтенант с сержантом кладут на стол кии новуса. Надо послушать! В Управлении внутренних дел капитан Соколовский известен как великий мастер рассказывать всякие байки.
Капитан продолжает, но это не мешает его ладье вторгнуться в тыл противника.
– Мы с Езупаном вскакиваем, седлаем мотоцикл и едем на мельницу. Глядим, в канаве лежит ничком какой-то малый в резиновых сапогах, руки раскинуты в стороны, весь в грязи перепачкан.
Езупан, бедняга, пожимает плечами. «Скверное дело. Надо протокол составлять. Эксперта вызвать. Что начальнику скажу?» Й тут на него находит просветление:
«Слушай, да ведь это же не наша территория. Канава-то пограничная! Лежит он, правда, на моей стороне, но стоял-то не на моей! Видишь, где его ноги? Поехали, позвоним».
Прибыл инспектор соседнего участка. Походил вокруг трупа, покряхтел и рассудил: «Раз голова, Езупан, на твоей территории, значит, тебе вести следствие». Езупан ни в какую. Голова, говорит, важное обстоятельство для живого, а не для трупа.
Покуда препирались, труп исчез! «Елки-палки!» – схватился за голову Езупан. А из-за кустов кто-то басит: «Эй, опохмелиться у вас нечем?»
Соколовский делает рокировку в длинную сторону.
Лейтенант с сержантом хохочут. Судебно-медицинский эксперт кисло улыбается. Лишь следователь прокуратуры Борис Трубек никак не реагирует на столь неожиданный финал истории. Он сидит в углу комнаты на низком диванчике, спина горбом, уши зажаты ладонями. Очки с толстыми стеклами съехали с переносицы. Трубек с головой ушел в свои конспекты – скоро госэкзамены, каждая свободная минута на счету.
Смуглый старший лейтенант с пижонскими усиками настраивает телевизор. До начала трансляции со стадиона остаются считанные минуты.
– Так и так твоя «Даугава» продует, – добродушно трунит над ним капитан, объявляя гарде королеве доктора. – Не порть нервы, дорогой. Здоровье надо беречь смолоду, говаривала моя мудрая тетушка, да будет ей земля пухом.
– Зачем так говоришь? – возмущается старший лейтенант. – Сегодня обязательно выиграют.
Соколовский твердит свое:
– Продуют как пить дать! Вне всякого сомнения. Класса «А» ей не видать, как тебе копейки после того, как отдал жене зарплату.
Спор прерывает металлический голос репродуктора.
– Опергруппа, на выход! Убийство на улице Вайрога! – коротко сообщает ответственный дежурный.
Старший лейтенант резко встает и выключает телевизор. Врач с сожалением покидает шахматный столик. Следователь Трубек распихивает по карманам конспекты.
Несколькими минутами позже милицейская машина уже мчится по улице Кришьяна Барона к Воздушному мосту.
3
– Свидетель Майга Страуткалн! – вызывает председатель суда. – Попросите войти.
К судейскому столу приближается стройная блондинка. Серые выразительные глаза в упор смотрят на судью.
Взгляд адвоката машинально задерживается на недурных ножках молодой женщины.
«Волнуется», – отмечает про себя прокурор, глядя на свидетельницу. – Даже руки дрожат. Наверно, первый раз в суде».
Свидетельницу предупреждают, что за ложные показания она несет уголовную ответственность по такой-то статье кодекса. Затем председатель приступает к допросу.
– Вы работаете в поликлинике?
– Да, я районный врач.
– И на месте преступления оказались первой. Расскажите, пожалуйста, как это было.
Тук-тук, тук-тук. Постукивают каблучки по асфальту. Раз-два, прыг-скок. Майга скачет на одной ноге по нарисованным мелом клеткам на тротуаре. На лице детская улыбка, озорные огоньки в глазах. Хорошо бы теперь перелезть через этот обветшалый длиннющий забор. И на другой стороне написать мелом: «Айя + Янка = дураки».
Да где уж там… Юбка узка, пальто слишком длинно. И прочие препятствия. Майга перескакивает еще в один «класс» и затем продолжает свой путь по пустынной улочке.
Тут, на окраине города, осень может показать, на что она горазда. Куда ни глянь, покрытые багрянцем и позолотой деревья. Прохладный ветерок закрутил на мостовой хоровод кленовых листьев. А когда ему это надоедает, норовит забраться Майге за ворот и растрепать волосы.
Закутавшееся в темные тучи солнце одним глазом еще косится на землю. На оконце второго этажа деревянного дома вспыхивает отблеск скупого луча;
«Как там себя чувствует Лоренц…» – вспоминает вдруг участковый врач о своей пожилой пациентке, проходя мимо ее дома.
Лоренц бывала у нее обыкновенно по средам. Но вот уже третью неделю старушки не видно. Не слегла ли?.. Сердце-то неважное. Женщина она одинокая, а соседи, по ее словам, – сущие изверги.
Майга останавливается, что-то прикидывает в уме, затем отворяет калитку и пересекает двор.
В сенцах темновато. Майга, придерживаясь за шаткие перила, осторожно поднимается на второй этаж. В нос Назойливо лезет запах кислых щей.
– Это вы, доктор? – на верхней площадке из двери высовывается разлохмаченная женская голова – К кому же, у нас вроде бы все здоровы.
Женщина выходит навстречу, вытирая руки о передник.
Страуткалн невольно хмурится. Ее всякий раз передергивало от отвращения в неприбранном жилище Геновевы Щепис, да и сама хозяйка, всегда растрепанная и неряшливая, не вызывала ни малейшей симпатии.
– Я пришла к вашей соседке. Как она себя чувствует?
– Старуха-то? – скривилась Геновева. – Что ей сделается? Такая сама кого угодно до кондрашки доведет. Настоящий антихрист. Слава богу, в последние дни не видать ее.
Страуткалн охватило дурное предчувствие. Наверное, серьезно захворала? Она подошла к двери, громко постучала, но Лоренц не отозвалась.
«Куда-нибудь вышла? – подумалось Майге. – Соседи могли не заметить, когда старушка ушла. Может, в деревню уехала?»
Страуткалн наклонилась и глянула в замочную скважину…
– Дворника! Скорей за дворником! – крикнула она Геновеве.
Дворник прибежал вместе с сержантом милиции. Взломали дверь. Посреди комнаты, опрокинутый стул, на полу кровь и осколки разбитой вазы. Стены тоже забрызганы кровью. Тело Алиды Лоренц лежало на кровати. Оно было прикрыто одеялом и подушками.
Старуха была мертва.
4
Комната для свидетелей, уютом не отличалась: голые стены, узкое окно и старомодные стулья на высоких ножках.
Геновева Щепис уселась в самом углу и оттуда опасливо поглядывала. Хоть бы не очень донимали расспросами.
С того раза, когда ее задержали на Центральном рынке, Геновева избегала встреч с представителями власти и при виде милиционера переходила на другую сторону улицы.
Это произошло в прошлом году летом, ближе к осени. Геновева прохаживалась вдоль рядов колхозных грузовиков, стоявших почти вплотную друг к другу, как в гараже.
– Не надо ли хорошую кофточку? – шепотом предложила она свой товар краснощекой пышке, бойко торговавшей яблоками прямо из кузова машины.
– Покажи!
Геновева, воровато оглядевшись, достала из сумки синий шерстяной джемпер.
– Не пойдет, – отвергла ее товар колхозница. – Вот если б красный…
– Есть и красный.
Но Геновева не успела вынуть красную кофту. Кто-то прикоснулся к ее плечу.
– Пройдемте, гражданочка, в отделение! – мужчина в штатском сказал негромко, но твердо.
К счастью, тогда Юзику был всего только год. Не то пришлось бы, наверно, худо.
И вот опять…
Сначала вызывали в милицию. Раз, другой. Заставляли ждать, обдумывать, вспоминать. Потом таскали в прокуратуру. Теперь торчи тут, в суде. Боже милостивый, чем все это кончится!
Геновева погрузилась в невеселые раздумья и даже не услышала, когда ее вызвали в зал суда.
– Свидетель Геновева Щепис! – председатель заглянул в толстый том. – Вы жили по соседству с покойной Лоренц. Что вы можете сообщить по существу этого дела?
Геновева подозрительно посмотрела на председателя.
– Какого дела? Про дела ничего не знаю. У меня никаких дел с ней не было. Не дай бог!
В последних рядах раздались смешки. Председатель с укоризной взглянул на студентов и опять обратился к свидетельнице.
– Что вам известно об Алиде Лоренц?
– Ничего про нее не знаю, – Геновева малость осмелела. – У такой разве чего узнаешь? Пряталась как хорек в своей норе. И комнату всегда на ключ запирала. Сколько лет живем бок о бок, а хоть бы раз к себе впустила. Ни разу.
– Ее посещали родственники или друзья?
– Ах, святые угодники! Да она ни единой живой души к себе не пускала. Одну только докторицу. Еще если кто из домоуправления насчет ремонта или по какому другому делу, и то разговор вела через щелку, дверь на цепочке держала.
Геновева шумно высморкалась.
– Сквалыга распоследняя. За копейку готова была удавиться. А уж с каким скандалом за свет платила – не приведи бог. Один раз через нее у всего дома электричество отрезали. Зато для себя ничего бывало не пожалеет. Всегда у нее за щекой конфета.
Судья хотел уже было направить этот словесный поток в более спокойное русло, но передумал.
– Следователю вы говорили, что у Лоренц проживали квартирантки.
– И правду говорила, истинную правду. Сперва у нее Мирдза жила, на вид квелая вроде, а сама ух, бедовая девчонка! Ругала старуху на все корки. Бывало, ив космы друг дружке вцепятся. Только старуха все равно верх брала. Мирдза плюнула, собрала пожитки и съехала с квартиры. Для старухи это было все равно что золотой зуб изо рта долой. Другую барышню привела – Тамарой звали. Такая попалась, бедняжка, неприкаянная. Целыми днями все хныкала.
– Сколько времени прожила у Лоренц Тамара? – поинтересовался председатель.
Для точного исчисления срока Геновева призвала на помощь все десять пальцев.
– До осени. Ну да, до осени. Луция, девчонка моя, уже в школу ходила. Завелся у Тамары ухажер, долговязый такой, одевался культурно – импортная куртка у него на скорой застежке. Вроде бы дело пахло свадьбой. Старуха узнала и аж почернела от злости. В тот же день у них чуть до драки не дошло из-за какой-то там юбки. Я чего-то не разобрала – то ли старуха ее сперла, то ли спалила.
Судья постучал карандашом по столу.
– Откуда вам это известно?
Геновева Щепис потупила взор.
– Подслушала за дверью, – вполголоса призналась она.
– Скажите, в последнее время Лоренц жила одна?
Допрос продолжал помощник прокурора Дзенис.
– Что вы, что вы! – замахала руками Геновева. – Сразу после Тамары другая барышня объявилась. Эта была скрытная. Домой возвращалась поздно. Из дому уходила чуть свет, покуда я встану, ее уже и духу нет. Я ее даже и разглядеть толком не успела. И, как звать, не знаю. В последнюю неделю она и вовсе не появлялась. Это, значит, до того, как докторица нашла старуху приконченную.
– Вы присутствовали, когда Лоренц была обнаружена убитой, – сухо напомнил председатель.
– Езус Мария! Этакий страх-то! Ни в жизнь не забуду!
Соколовский показал на закрытую дверь,
– Здесь?
Сержант милиции вытянул руки по швам.
– Так точно, товарищ капитан! – И вполголоса добавил: – Никого туда не допускал. Чтобы следы не запутали.
– Молодец!
Капитан отпер отмычкой дверь и остановился на пороге.
– Приступим, товарищ капитан? – сказал следователь Трубек. Рядом с ширококостным, плечистым Соколовским Борис выглядел совсем мальчиком. Остальные – Генорева Щепис, Майга Страуткалн и понятые – не спешили переступить порог.
Комната была довольно большая, но так заставлена, что негде было повернуться. Массивный круглый стол и под стать ему тяжелые стулья, высокий буфет и широченный комод.
Включайте камеру! – крикнул капитан Соколовский.
У старшего лейтенанта все было наготове и застрекотала кинокамера, фиксируя на пленке обстановку, места, происшествия. Технический эксперт сначала отснял общий вид комнаты и затем каждый отдельный предмет.
Старший инспектор милиции и следователь. прокуратуры методически осматривали место происшествия. В первую очередь потолок, затем стены, пол и каждый предмет в отдельности. Шаг за шагом двигались они по кругу, постепенно приближаясь к середине комнаты.
Следователь Трубек изучал содержимое комода. Белое, по виду совсем недавно глаженное белье в ящиках было все переворошено и помято.
– Похоже, здесь здорово порылись, – проворчал он себе под нос.
Судебно-медицинский эксперт приступил к осмотру трупа. Убитая лежала на спине. Врач снял с ее головы подушку. Лицо жертвы представляло собой кровавое месиво. Геновева Щепис с криком ужаса выбежала из комнаты. Майга Страуткалн брезгливо отвернулась.
– Шесть-восемь ударов тяжелым тупым предметом, – констатировал эксперт. – По всей вероятности раздроблены кости черепа.
– Когда наступила смерть можете сказать? – спросил капитан Соколовский.
– Примерно неделю тому назад.
– Вполне возможно, – согласился Соколовский. – Но неужели никто во всем доме ничего не видел, не слышал? Где соседка?
Сержант привел Геновеву Щепис. Она уже успела запереться в своей комнатушке.
Соколовский показал на кровать.
– Когда вы ее видели последний раз?
Геновева молчала. В конце концов с трудом произнесла:
– В среду. На прошлой неделе. Я стирала на кухне, дверь была открыта. Лоренц, наверное, в лавку пошла, у нее был в руках бидон. Больше не видела.
– В тот вечер крик не слышали? – задал вопрос Трубек. – Или, может, на другой день?
Геновева отрицательно покачала головой.
– Я слыхал, – неожиданно раздался хриплый голос.
Все оглянулись. У двери стоял дворник и мял в руках фуражку:
– Когда это было? – спросил следователь.
– В прошлый четверг… Ко мне аккурат свояк приехал. Сидели за полночь. Он как раз собрался идти домой, как наверху кто-то закричал страшным криком. И жена тоже слышала. Еще сказала: «Небось Геновева опять со старухой Лоренц схватилась».
– В четверг? – Соколовский поглядел на судебно-медицинского эксперта. – Восемь дней.
Врач утвердительно кивнул.
– Очень может быть.
Капитан повернулся к Геновеве.
– Где вы были в четверг ночью?
– Дома. Ночью я всегда дома.
– И вы утверждаете, что ничего не слыхали?
– Бог свидетель, ничегошеньки не слыхала. Может, за полночь что и было, да я сплю крепко.
– Странно!
– Что и говорить, – согласился Трубек.
Он исследовал с помощью лупы обои над кроватью. Из курса криминалистики Трубек знал, что брызги крови на вертикальных поверхностях могут иметь различную форму: Так, например, пятнышки, смахивающие на головастиков е задранными хвостиками, свидетельствуют о том, что капли падали под углом сверху вниз. Однако эти мелкие темные пятнышки по большей части походили на маленькие, перевернутые наоборот парашютики и цилиндрики.
– Н-да, кровь брызнула снизу вверх, – пришел к заключению молодой следователь. – Можно предположить, что пострадавшей наносили удары, когда она была в лежачем положении.
– А вот и предмет, которым били, – отозвался Соколовский. – Тупой и тяжелый.
За шкафом валялся измазанный кровью кирпич.
– Как по-вашему, доктор?
– Вполне возможно, – согласился эксперт. – В ранах я обнаружил крупинки кирпича.
Соколовский удовлетворенно потер руки – вот и найден конец ниточки. Пока она еще очень тонкая, но тем не менее нить.
– Шамиль, будь ласков, сфотографируй на память этот драгоценный камушек. И упакуй как вещественное доказательство.
Трубек почесал за ухом.
– Да, но откуда тут взялся кирпич?
– Бес его знает, – пожал плечами Соколовский.
– У нее керосинка всегда стояла на кирпиче, – заметила Майга Страуткалн.
– Вы это знаете точно? – повернулся к ней капитан.
– Да, – подтвердила Страуткалн. – Я много раз бывала по вызову у Лоренц и говорила ей, чтобы не держала керосинку в комнате, а вынесла на кухню. Но больная упрямилась: так ей было удобней.
Соколовский посмотрел, как технический эксперт аккуратно запаковывает кирпич в коробку из-под торта.
– Ну так, – негромко сказал капитан Трубеку, отозвав его в сторонку. – Давай присмотримся к фактам, как говаривала моя дорогая тетушка, глядя в газету. Мистер Икс явился безоружным. Отсюда вытекает, что убийства он заранее не замышлял. За этим круглым столом состоялись дружеские переговоры. Предположим, о предоставлении долгосрочного кредита. Однако в ходе дебатов возникли разногласия по какому-то пункту, допустим, по поводу размеров суммы. Это привело к конфликту, и одна сторона нанесла удар другой стороне вот этим кирпичом. Нам же остается только выяснить несущественную деталь – кто был этот таинственный посетитель.
Тру бек запустил пятерню в свой лохматый чуб.
– Я бы не стал торопиться с подобной версией, – задумчиво протянул он. – Ив особенности потому, что жертва в момент убийства находилась в постели.
Старший лейтенант с ехидцей заметил:
– Молодец, Борис! Вот видишь, Виктор, что значит учиться в институте.
Но не так просто было сбить с панталыку бывалого капитана.
– А это и не версия, а рабочая гипотеза, – уточнил он и перенес все внимание на раскрытый платяной шкаф. – Товарищ Страуткалн, вы не припомните, вся ли здесь одежда, которую вам случалось видеть на убитой?
Врач подошла к шкафу и стала нехотя перебирать висящие на плечиках платья, кофты и прочие вещи.
– Трудно сказать. Я тут не вижу зимнего пальто. У Лоренц было коричневое, с воротником из цигейки. Нет синего костюма и зеленого шерстяного платья, в котором она ходила в поликлинику.
– А не было ли у Лоренц драгоценностей? – поинтересовался Соколовский. – Вы у нее ничего такого не замечали?
– Не имею ни малейшего представления. Напротив, по-моему, Лоренц жила очень скудно. Как-то раз жаловалась, что даже на лекарства не хватает денег.
– Тем не менее имела счет в сберкассе. – И инспектор вынул из шкафа серую книжечку. – Сто сорок девять рубликов…
В этот момент шкаф шевельнулся и начал медленно двигаться к середине комнаты. Соколовский и Страуткалн отскочили в сторону.
– Помогите! – раздался за шкафом голос Трубека. – Или хотя бы не стойте на дороге. Здесь есть дверь в другую комнату.
Соколовский потрогал полоски бумаги, которыми были заклеены щели в двери.
– Придется сделать экспертизу.
– А это что за чудеса! – эксперт выудил из-под шкафа листок тетрадной бумаги с нарисованными на ней черепом и перекрещивающимися костями.
Соколовский взял бумажку.
– Тайны тысячи чертей и одной ведьмы. Детективный роман в четырех частях. Не хватает только подписи «Фантомас», и сразу стало бы ясно, кто убийца.
– Это она, сама старуха Лоренц, рисовала, – тут же стала плаксиво оправдываться Геновева Щепис. – Она мне всегда под дверь подсовывала такие картинки.
– Очень романтично, – посочувствовал капитан. – А вы на чем же отыгрывались? Что ей подсовывали вы? Быть может, вот это? – И он поднял с пола окурок папиросу.
Технический эксперт взял находку пинцетом, – Визитная карточка, нетипичная для женщины. Прикус скорей всего мужской. В лаборатории уточним.
– Вот, я все-таки нашел роман. – Трубек протянул. Соколовскому книжку в желтом переплете.
– «Катапульта», – прочитал инспектор вслух. На титульномлисте стоял штамп библиотеки. – Здорово!. Оказывается, старушку интересовали актуальные проблемы современной молодежи. Как вам это нравится доктор? Василий Аксенов.
Страуткалн стояла возле комода и разглядывала хобот металлического слоника..
– Сомневаюсь, – смущенно отозвалась женщина. – Вряд ли она много читала. Моя пациентка жаловалась на зрение.
– Оригинальная штучка, – Трубек взял слоника и тщательно, осмотрел со всех сторон.
– Антикварная вещица, – заметила Майга Страуткалн, – Слоник всегда стоял вот тут на комоде. Но, помнится… у него был отломлен хвост. А этот цел и невредим.
– Может быть, снова отрос, – пошутил Соколовский. – В природе разные бывают чудеса. А теперь, товарищ следователь, напишем протокол осмотра места происшествия. Садись, Борис, тут ведь начальник ты.
5
Голубой «Запорожец» резко затормозил у здания суда. Майга Страуткалн, в нетерпении ожидавшая мужа, подбежала в машине.
– Где ты был так долго, Эдвин? Сейчас тебя вызовут!
Эдвин Страуткалн с невозмутимым спокойствием оглядел себя в зеркальце, провел расческой по белокурым волосам и разгладил брови. Высокий лоб, прямой, с небольшой горбинкой нос и глубоко посаженные, искрящиеся глаза давали ему повод считать себя интересным мужчиной. Он неторопливо вышел из машины, тщательно запер дверцы и направился к парадному.
– Ну как там дела? – равнодушно спросил он.
– Сегодня допрашивали соседей и дворника. Знаешь, Эдвин, я ничего больше не понимаю. Всегда считала себя хорошим психологом. Но эту несчастную женщину я все-таки не раскусила. Кое-какие странности я за ней замечала, однако…
– В ее возрасте это бывает, – заметил Эдвин.
– Сегодня о ней высказывали свое мнение несколько человек, – продолжала Майга. – О покойниках не принято говорить плохо. Тем не менее должна сказать, что моя пациентка была на редкость злой и нелюдимой. Какая-то отщепенка…
– Таких тоже на свете немало.
С подчеркнутой галантностью Эдвин распахнул перед женой дверь, пропуская ее первой.
– Ты сегодня удивительно хороша. Была в парикмахерской?
Майга вспыхнула.
– Благодарю за комплимент, но он неуместен. Неужели тебя совсем не интересует этот суд?
– Больше всего меня интересует, чтобы всегда была прекрасной моя жена.
– Пустомеля!
– Теперь моя очередь благодарить за комплимент.
Они остановились перед дверью зала заседаний.
– Перестань, Эдвин, дурачиться. Ты же знаешь – я впервые в жизни на суде. Странная вещь: я всегда себе представляла прокурора невероятно строгим и желчным старцем с громовым голосом и парализующим взглядом питона. А этот ничего похожего! Даже иногда улыбается.
