Текст книги "Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)"
Автор книги: Леонид Словин
Соавторы: Борис Сопельняк,Евгений Коршунов,Юрий Усыченко,Сергей Наумов,Юлий Файбышенко,Ульмас Умарбеков,Миермилис Стейга,Петр Шамшур,Лазарь Вольф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)
На лежавшем на столе плотном ватмане протокола, заметил Денисов, были наклеены три фотографии, украшенные по углам круглыми печатями. Фотография Суждина была в ряду третьей.
– Товарищ Хорев, – следователь сложил короткие руки на животе, – я предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний. Говорить нужно правду и только правду…
Маленький Хорев достал очки, надел их, вытащил из кармана носовой платок и шумно высморкался. Потом он низко склонился над протоколом. Денисов отвернулся к окну и так, стоя спиной к Хореву, услышал его ответ:
– Здесь нету!
– Посмотрите лучше, – сказал Блохин, но Хорев уже прятал очки в карман:
– Нету – я бы узнал!
– Но кто-нибудь из них похож?
– Нет, товарищ майор.
– Спасибо. До свиданья. Горелов…
– Здравствуйте, товарищи начальники! – развязно гаркнул Горелов еще с порога и, подойдя к столу, скользнул глазами по протоколу.
На этом бланке фотокарточка Суждина была первой.
– Как? – спросил Блохин.
Горелов покачал головой:
– Не в цвет! Ни один непохож!
Следователь отпустил обоих дежурных, простился с понятыми и, складывая протоколы в папку, стал расспрашивать Блохина о последнем служебном занятии, на которое сам он не смог попасть. Блохин отвечал скупо и нехотя, потом неожиданно увлекся. Денисов ждал нареканий в связи с напрасно потраченным временем, но их не было, и самого Денисова словно не было тоже.
– А Кузякин, веришь ли, – неожиданно прыснул Блохин. – Стоит глазами хлопает! Хотя бы записи достал…
Денисов прикрыл дверь и побрел на платформу.
В руке он сжимал неизвестно как вернувшуюся к нему фотокарточку Суждина.
– Денисов! – крикнули с крыльца. – Скажи Ниязову, чтоб послал человека к кассе сборов. Сейчас инкассация…
– Я сам схожу.
Он проводил инкассаторов к машине, подождал, пока их серая невзрачная «Волга» смешается с выводком других таких же, похожих друг на друга машин. Потом из справочного бюро позвонил Кристинину, как можно спокойнее объяснил, что произошло.
Кристинин помолчал на другом конце провода, потом спросил:
– В субботу работаешь?
– Выходной.
– Будь на кольцевой дороге, у поста ГАИ. Там, куда я однажды тебя подвозил. Помнишь? В девять…
День обещал быть солнечным, в воздухе ощущалась свежесть приближающейся весны. Денисов расстегнул верхнюю пуговицу куртки, по привычке как можно дальше закинул назад, на спину, воротник.
Ждать пришлось недолго. Кристинин сидел за рулем без шапки, как всегда, чуть-чуть щеголеватый, с непроходящими следами каких-то известных ему одному забот на лице. Подъезжая, он махнул Денисову рукой в перчатке:
– Долго ждал?
– Нет, – Денисов устроился рядом на сиденье. – Что нового на Петровке?
Кристинин беззаботно рассмеялся, тронул машину с места:
– Ты напоминаешь моего знакомого – работника внутренних дел с Памира.
Он начинает с вопроса: «Как ваше здоровье?» Однажды мы договорились по телефону о встрече через час. Жду – его нет. Звоню снова:
«Что же вы?» Он вежливо, но настойчиво поправляет меня: «Как ваше здоровье?»
– Отлично…
– Мне вдруг стало стыдно за свое нетерпение… – Кристинин легко вел машину и был в прекрасном настроении. – На Петровке все хорошо. Но сначала о твоем деле. Если Хорев не спутал фамилию, то вы с Губенко установили того самого единственного Суждина, который получил из автокамеры красный чемодан. Но тогда почему дежурные его не опознали?
– Вот что меня удивляет! И шрам! – Денисов провел рукой по воротнику. – Заметьте, жил в Москве на квартире, субботы и воскресенья проводил в поселке.
Вещи из автокамеры получены в пятницу. Как бы перед отъездом… А инструменты, микрометры? Это же по его специальности!
– Выходит, кражу совершил не карманник. Не гастролер и не рецидивист…
– Дмитрий Иванович, ваш консультант, – помните? – сразу сказал, что вор
– новичок, фраер.
– Мы правильно едем?
– К Суждину?
– Да, но сначала в поселковое отделение внутренних дел.
– Правильно, – Денисов погладил брошенную на сиденье мохнатую шапку Кристинина, хотел что-то сказать, но промолчал. Кристинин не терпел изъявлений благодарности.
– Хочу спросить, – Денисов сбоку взглянул на собеседника. – Вы тоже начали с постового? До того, как попали в уголовный розыск?
Кристинин прикурил сигарету:
– Это длинная история. После университета я несколько лет работал адвокатом, потом следователем.
Собственно, у меня была такая программа.
– А на моем месте какую бы вы избрали программу?
– Ты поступил на юридический факультет… Это хорошо. А сейчас? – Он подумал. – Что ты можешь сказать о поезде, зная только его номер? В какую сторону он идет? Как делят между собою вагоны носильщики?
Смог бы ты восстановить путь, который проделает выброшенный на вокзале клочок бумаги? В каком часу, когда и кто перенесет его из урны в контейнер, как он окажется на заднем дворе, а потом на городской свалке?
В каком месте под вокзалом проходит теплоцентраль и где можно ночью отсидеться в тепле? Знаешь?
– По правде говоря, я не думал об этом.
– Ты должен знать о железнодорожном транспорте, о вокзале по возможности все… Постой, мы, кажется, приехали…
Завидев машину с московским номером, подъезжающую к отделению, дежурный спустился с крыльца, откозырял.
– Начальник у себя? – спросил Кристинин, опуская стекло и предъявляя удостоверение Московского уголовного розыска.
– Начальник отделения в районе, – ответил дежурный.
– Если мы привезем одного человека на допрос, кабинет для нас найдется?
– Места хватит.
– Что ж! – сказал Кристинин, включая зажигание. – Показывай дорогу.
Вскоре машину пришлось оставить и дальше идти пешком.
Денисов нашел дом, в котором они проверяли паспортный режим, показал Кристинину:
– Здесь.
Во дворе, перед террасой, колол дрова молодой высокий парень в телогрейке, наброшенной поверх белой нейлоновой сорочки. Он оглянулся на прохожих и снова принялся за дрова. Денисов заметил, что в жизни Суждин был моложе и тоньше, чем на фотографии, носил другую прическу. Уже знакомые Денисову бабка с внуком складывали наколотые дрова на террасе.
Поравнявшись с невысоким дощатым заборчиком, Кристинин остановился, положил локти на штакетник и, не говоря ни слова, стал – наблюдать за работой. Парень снова оглянулся, но ничего не сказал. И это было странно. Суждин колол дрова, а Кристинин и Денисов наблюдали. Когда был разрублен последний кряж, Кристинин окликнул:
– Суждин? Николай? Нужно поговорить. Пойдем с нами.
Суждин ни о чем не спросил, положил топор, что-то крикнул старухе и вышел за калитку. Старуха посмотрела вслед, потом подняла топор и внесла на террасу.
Она узнала Денисова, но не показала виду. Кристинин, не оборачиваясь, пошел к машине, за ним так же молча потянулись Суждин и Денисов.
– Тишина такая! – сказал Кристинин, садясь за руль. – Только на санях и ездить.
– Далеко поедем? – спросил Суждин.
– В отделение.
– Ясно.
В милицейском доме было все так же тихо и пустынно. Дежурный провел всех троих через полутемный коридор в небольшую, жарко натопленную комнату за деревянной перегородкой. Денисов нервничал. Суждин ждал.
– Вы поговорите здесь, – сказал Кристинин. – Я кое о чем спрошу у дежурного.
Секунды потянулись мучительно долго.
– В армии был? – спросил Денисов.
– Был.
– Так… – Он вынул из кармана конверт, в котором носил записи по краже, затем вытащил смятую бумажку, которую приготовил заранее, – бланк заявления.
Суждин покраснел: издалека он не разобрал, заполнен ли бланк и чьей рукой, но набранные типографским шрифтом слова «Заявление» и «Вещи получил сполна»
бросились в глаза.
– Как же это получилось? – спросил Денисов.
Суждин сидел не шелохнувшись.
Вошел Кристинин, переставил стул ближе к Суждину.
– Как получилось? – повторил Денисов.
Суждин молчал, но не только для опытного работника МУРа, и для Денисова тоже молчание это было красноречивее слов.
– Не вижу причин, отчего все не рассказать, – сказал Кристинин, – есть люди, отрицающие очевидные факты. Я знал таких, кто этим гордился… В тюрьме. Потом в колонии. Это были не очень умные люди…
При упоминании о колонии Суждин сделал нетерпеливое движение рукой. х Он вовсе не напоминал прилизанного юнца, изображенного на фотографии, у него было бледное, чуть асимметричное лицо и тоскливые глаза.
– Бабка говорила, что вы приезжали… – сказал он. – Я сразу понял.
– Как все было? – спросил Денисов.
– Я увольнялся с завода. Приехал на вокзал, чтобы положить сумку в автокамеру. На завод ее нести нельзя было – тал у меня резцы лежали, штангели… А когда сумку сдал, идти было некуда. В отдел кадров – рано.
Двое подходят… Выпил с ними и пошел бродить… Чемодан этот – будь он проклят! – он ведь с полчаса стоял ничейный… Я его в камеру хранения поставил, сначала даже оттуда брать не хотел.
– Зачем были нужны резцы? – спросил Денисов. – Штангели?
Суждин поднял тоскливые глаза:
– Я сюда в РТС переходил. Из Москвы… Тут с инструментами туго. v – За вещи много получил? За одежду?
– Из чемодана? – Суждин положил руку на грудь. – Все цело. Ничего не взял. Так в чемодане и лежит, увидите! За поленницей, в сарае… Хотел отослать.
Думал, адрес в чемодане.
– Наверное, уже все сгнило…
– Напишите, – Кристинин пододвинул стопку белой бумаги, которую он принес от дежурного, – все как есть.
– Чудак, – покачал головой Денисов.
Суждин странно зашмыгал носом, пододвинулся ближе к столу.
Кристинин с Денисовым вышли в соседнюю комнату.
Кристинин курил, присев на подоконник, Денисов смотрел в окно. Продуктовая палатка напротив отделения милиции закрывалась на обед. Внизу дежурный громко переговаривался по телефону.
– Надо же! – вслух подумал Кристинин. – Среди ста тысяч пассажиров найти одного! Ничего не зная о нем. Да еще больше чем через полгода.
Денисов незаметно перевел дух.
На гулкой лестнице внизу послышались шаги. Потом гулко заскрипели половицы в коридоре.
Вошли Двое.
– МУР есть МУР! Зря не приедет! – провозгласил с порога шедший впереди майор. Он словно обращался к большой невидимой аудитории. – Не та фирма! Вот у кого следует учиться! Слышишь, заместитель по оперативной работе?
Второй, неулыбчивый, в штатском, заместитель по оперативной работе, спросил:
– Как вам удалось? Через скупочный магазин? Или оперативные данные?
– Как вам сказать? Скорее воспроизведение обстоятельств кражи…
Денисов вернулся в кабинет, где писал объяснение задержанный, взял со стола конверт со своими записями. Суждин на минуту поднял голову, увидел выпавшую карточку.
– А как это к вам попало? – удивился он. – Это мой друг, мы с ним вместе в армии служили!
Денисов смутился.
Между тем в соседней комнате профессиональные работники розыска анализировали метод, каким было раскрыто преступление. Они судили действия сержанта строго, без скидки на неопытность. Денисов старался не прислушиваться к разговору за перегородкой и в то же время не мог не волноваться, как ученик, представивший на суд мастеров первую самостоятельную работу.
УСЫЧЕНКО Юрий
Прозрение
1
В один из дней ранней осени 1946 года Богданна Багрий сидела в чайной села, длинные порядки хат которого вытянулись вдоль шоссе Львов – Дрогобыч. Чайная – маленькая комната с одним окном, грязноватая, оклеенная линялыми обоями. Кроме Богданны, был почтальон с сумкой, «вуйко» – пожилой крестьянин в шляпе, молча потягивающий трубку, да трое проезжих, чей грузовик девушка видела у чайной, когда входила. Они остановились перекусить: вытаскивали из общего солдатского мешка всякие припасы. Занимался этим делом худощавый однорукий мужчина, ловко раскладывая на столе сало, домашней выпечки хлеб.
Лаконично спросил:
– Пол-литра?
– А не много ли, Стефан? – усомнился второй – в потертой кожаной куртке.
– По сто мало, по двести много, выпьем по сто пятьдесят, – пошутил третий. Он был высокого роста, пышноус, с черным чубом.
Стефан возразил что-то, но Богданна перестала прислушиваться к разговору. Человек, которого она ждала, должен вот-вот появиться. Он подойдет к стойке, попросит три пачки «Махорковых» и коробку спичек. Купив сигареты и спички, уйдет. Минут через пять Богданне надо выйти, направиться налево по шоссе. Он будет ждать ее, она отдаст ему деньги и записку, которые у нее в кармане. После этого надо на попутной машине вернуться в город, доложить отцу Иваньо о сделанном. Вот и все.
Богданна украдкой поглядела на часы. Он опаздывает. На целых пятнадцать минут. Девушка, лишь начинала принимать участие в конспиративных делах, но понимала: тут нужна точность.
Уж не случилось ли чего?
Опасения оказались напрасными. Распахнулась дверь, появился дюжий детина в длинном пиджаке, зеленых бриджах со шнуровкой и добротных сапогах с высокими, прямыми, как печные трубы, голенищами. Сапоги такого фасона звали «английками». Лицо у него было довольно миловидное, портили впечатление низко нависшие надбровные дуги и тонкие, вытянувшиеся ниточкой губы. Новый посетитель подошел к стойке, протянул буфетчику зажатые в кулаке деньги:
– Три пачки «Махорковых», коробку спичек.
При звуке его слов Стефан медленно поднялся. Богданна увидела, что лицо его покрывается бледностью.
– Долгий?! – сказал он надламывающимся голосом, в котором странно перемешались скорбь, радость, гнев и надежда. – Долгий?!
Названный этим именем отпрыгнул от стойки, повернулся к Стефану. На белом без кровинки лице Стефана блестели полные ненависти глаза. Пальцы руки сжимались и разжимались, как бы ощущая горло врага.
– Долгий, – повторил Стефан – жуткое чувство заставляло его снова и снова произносить ненавистное имя. – Наконец-то мы встретились, Долгий!
Он встал и, как слепой, опрокинув скамью, пошел на Долгого. Долгий не стал мешкать. Быстрым движением швырнул тяжелый табурет под ноги Стефану и выскочил за дверь. Послышался скрежет засова, которым чайную снаружи запирали на ночь. Две-три секунды Стефан стоял ошеломленный, не понимая, что произошло. Потом кинулся к двери, навалился на нее всей телом, замолотил кулаком единственной руки.
– Ой, люди! – закричал Стефан, и крик его резанул Богданну по сердцу – столько было в нем ярости, ненависти, тоски. – Уйдет! Господи, да что же это! Уйде-о-т!
Товарищи его тоже били по двери, нажимали на нее плечами. И тоже безуспешно – доски и засов держали крепко.
Пышноусый товарищ Стефана тоже вылез в окно и отодвинул дверной засов.
То, что увидела Богданна, выйдя на высокое крыльцо чайной, невольно напомнило облаву на волков, о которой рассказывал дед. В старину, бывало, обезумевшие от голода волки забегали в село, и тогда против них подымались все, кто с чем мог. Так было и сейчас.
Долгий (кличка, или, по терминологии бандитов, «псевдо») что есть силы мчался к лесу, темневшему в километре от шоссе. Сзади, изрядно отстав, бежал Стефан. А за Стефаном на его вопль «Бандит уйдет!» из хат выскакивали крестьяне с топорами, дубинами, железными прутьями.
Однако на вооружении крестьян были не только топоры да палки. Богданна заметила, что из некоторых хат выбегают и на бегу строятся по двое парни с винтовками. Человек в пилотке, солдатском костюме без погон, размахивая пистолетом, отдавал им команды.
«Ястребки», – догадалась Богданна. Так назывались сельские отряды самообороны от бандитов, еще бродивших по лесам.
Надеясь взять врага живым, «ястребки» недооценили его предусмотрительности и хитрости. Лесные хищники обычно ходили тройками– «боёвками». Так было и сейчас: Долгий направился в село на связь с Богданной, сообщники его сидели на опушке, наблюдая за деревней и шоссе.
И когда «ястребки» приблизились, в лесу вспыхнули огоньки автоматных очередей. Отход Долгого прикрывали. Преимущество было на стороне бандитов. Невидимые в своем зеленом укрытии, они простреливали поляну между лесом и шоссе. Повинуясь приказу человека в пилотке, «ястребки» залегли. Стефан не послушался команды, продолжал бежать. Человек в пилотке догнал его, сбил с ног, прижал к земле – вовремя: рядом свинцовая струйка взбила пыль. Из леса швырнули гранату. Она разорвалась, не долетев до «ястребков». Перебежками, переползая по-пластунски, «ястребки» продолжали наступать. Их командир дорожил людьми, не хотел восемнадцати-девятнадцатилетних парней бросать на отпетых бандитов с автоматами. Если встать «ястребкам» в рост, чтобы атаковать, половина их погибнет от вражеских пуль. Но промедление в действиях – на руку бандитам. Может, они еще лежат за стволами лесных великанов, целясь в наступающих. Но, может, и удрали, петляя по буеракам и чащобам.
Так и случилось. Когда «ястребки» вошли в лес, надеясь охватить противника с флангов, никого там не оказалось. Преследовать врага было бесполезно. Злые, потупив глаза, возвращались «ястребки» в село.
Стефан сидел на краю кювета. Он издавал какие-то неясные звуки; если бы Богданна не видела всего предыдущего, подумала бы, что он смеется. Когда подошел командир «ястребков», Стефан поднял голову и, не стыдясь слез, которые редкими струйками текли по щекам, спросил:
– Ушел, а? Как же так?
Никто не посмел ответить.
– Ведь он… Жену мою и дочку… Дитя пятилетнее на мать положил и ножом… Одним ножом обоих…
Стоявший рядом с Богданной «ястребок» – круглолицый парнишка лет семнадцати – заскрипел зубами.
Вдруг Стефан вскочил, как подброшенный пружиной, и снова рухнул на колени в дорожную пыль.
– Люди добрые! – крикнул он, земно кланяясь «ястребкам». – Бейте бандитов! Где ни увидите – бейте. Моих родненьких… не вернешь… Не вернешь, а сколько еще погубят! Бейте волков окаянных.
– Успокойся! Успокойся. – Командир взял Стефана за плечи, неловко, по-мужски обнял, помог встать.
Подошли спутники Стефана. Пышноусый попросил:
– Не надо, Стефан…
Стефан молчал.
Чувствуя, что еще секунда – и она закричит, заплачет, Богданна пошла прочь.
А потом тряслась в кузове трехтонки, едущей в город. На душе было смутно. Мысли возвращались к Стефану с его страшным рассказом о жене и дочери, убитых Долгим.
Когда машину встряхивало, Богданна ощущала в кармане деньги, которые везла Долгому, и казалось, жгут они тело через толстое сукно жакета.
Отец Иваньо принял ее в углу храма, за колоннами. Лицо его, как всегда, оставалось непроницаемо-добродушным, длинные пальцы медленно перебирали четки.
Богданна рассказала, почему не выполнила задания, и обо всем случившемся в селе.
Иваньо выслушал спокойно, четки падали медленно, методично, как тяжелые капли.
– Служители святой церкви не вмешиваются в политику, дочь моя, – сказал священник. – Деньги, которые я попросил вас передать этому человеку, он когда-то дал в долг одному из моих прихожан… Так что я плохой судья в этих вопросах… Но, насколько мне известно, рассказы о зверствах лесных воинов преувеличены и раздуваются официальной пропагандой.
– Он был искренен в своем горе – Стефан, у которого убили жену и дочь, – робко возразила Богданна.
– Или был хорошим актером, не знаю, не знаю. – Иваньо кончил перебрасывать четки из правой руки в левую, начал – из левой в правую. – Конечно, есть поганые овцы, которые портят стадо. Но в большинстве своем такие люди, как тот, с которым вам не удалось встретиться, искренние, пламенные идеалисты, борются за веру и западную цивилизацию. Наша церковь одобряет их борьбу, а святая наша церковь знает все, она не может одобрять неправое дело.
– Да, конечно, – грустно сказала Богданна. – Церковь знает все.
Иваньо благословил ее, она ушла. Священник долго смотрел вслед удаляющейся девушке, перебирая четки. Рассказ Богданны и тон, которым она говорила, ему не понравились. Он думал, что надо крепче привязать ее, дать такое задание, после которого она боялась бы кары Советской власти, неминуемо шла дальше по дороге, на которую ее толкнул отец Иваньо.
Конечно, будь у него на примете надежный человек, Иваньо даже внимания не обратил бы на простую девушку. Но надежных людей святой отец уже не имел.
2
Отец Иваньо и Демьянко входили в подъезд пятиэтажного дома, которым заканчивалась круто взвивающаяся на гору улочка. «Дом «белых воротничков», – мысленно определил Демьянко. «Белыми воротничками» в старой Польше звали интеллигентную бедноту: мелких чиновников, учителей, служащих, приказчиков. Она населяли такие вот огромные дома: крошечные квартиры, узкие лестницы, мало удобств, много дохода хозяину. Лифтов здесь не полагалось. Демьянко заметил, что шагает Иваньо со ступеньки на ступеньку легко, дыхание его не участилось. Подумал непочтительно: «Здоров пан отец, как боров».
Остановились на четвертом этаже. Иваньо, нажал кнопку электрического звонка.
Дверь отворила девушка лет восемнадцати. В желтом свете маленькой лампочки Демьянко заметил, что у нее круглое лицо, светлые волосы и темные глаза, которые вспыхнули при виде сутаны.
Гибко, с неосознанным изяществом молодости она склонилась перед служителем церкви. Поймала его руку, поцеловала. Иваньо благословил девушку, чуть отодвинулся, пропуская вперед спутника.
– Богданна…
Ощущая ее теплую, крепкую ладонь, Демьянко подумал, что брови и ресницы у нее темные, как глаза, а голос добрый.
Вошли в комнату: фабричная мебель, несколько вышивок крестом вместо картин, на стенах фотографический портрет мужчины с усами «стрелкой», модными много лет назад. «Отец», – догадался Демьянко, переведя взгляд на Богданну; у нее такая же мягкая линия губ, выпуклый лоб, ямочки на щеках.
Пожилая женщина, сидевшая в углу за вязаньем, быстро поднялась и тоже склонилась под благословение.
– Пани Гелена, вы просили подыскать вам хорошего жильца. Вот пан Демьянко.
Лицо пани Гелены было усталое и чуть грустное – женщины, прожившей нелегкую жизнь. Однако в глазах вспыхивали веселые искорки, как у Богданны.
– Очень рада, – и голос Богданна унаследовала от нее. Пани Гелена выговаривала слова мягким контральто. – Надеюсь, вам у нас понравится.
Так Демьянко обрел новый приют. Ему отвели комнату в конце коридора, когда-то принадлежавшую главе семьи. Мать и дочь занимали две другие.
Богданну Демьянко почти не видел. Она работала кассиршей в заводской столовой, приходила усталая, сразу ложилась спать. Встречаясь, обменивались короткими, ничего не значащими фразами – девушка дичилась, свободное время проводила у себя в комнате за книгой.
Зато с пани Геленой Демьянко подружился быстро. Отвыкший от домашнего уюта, он испытывал особое удовольствие, просиживая с хозяйкой вечера напролет, слушая рассказы о прошлом, о покойном муже, о долгой-долгой жизни, которая промелькнула как день. В комнате было тихо, чуть стучали спицы (пани Гелена подрабатывала вязаньем, сбывая связанное знакомым), порою Демьянко часами сидел в качалке, не произнося ни слова.
Наверно, пани Гелена не раз говорила с дочерью о жильце и, наверно, говорила хорошее. Демьянко начал замечать дружелюбные улыбки Богданны, ледок в отношениях между ними понемногу таял. Девушка уже не уединялась с книгой, а выходила к Демьянко и матери, порой вставляла словечко в беседу. И тогда Демьянко вдруг ловил себя на том, что эти часы, проведенные в ее обществе, становятся ему особенно дороги.
Не нравилась Демьянко в Богданне и ее матери их крайняя религиозность, доходившая до фанатизма. Обе ежедневно молились дома, аккуратно ходили в Церковь, ревностно выполняли церковные обряды и обычаи. Демьянко привык считать религию утехой стариков или людей с несколько ущербной психикой, не представлял, что молодая, здоровая, жизнерадостная девушка может быть фанатичкой.
Скоро пришлось убедиться, что это так.
Зашел разговор об отце Иваньо.
– О! – с жаром воскликнула Богданна. – Это святой человек! Он недавно поселился рядом с нами, но его уже все полюбили. Мы с мамой ходим молиться только к святой Елижбете, где он служит. Отец Иваньо всем помогает. Когда мама заболела – она часто болеет, – и ей помог.
– Лекарство дал? – догадался Демьянко.
– Нет, – Богданна немного смутилась. – Лекарство дал доктор. А отец Иваньо дважды отслужил молебен о ее выздоровлении.
– Ну, невелика помощь! – засмеялся Демьянко. – Что с вами?! – воскликнул, пораженный переменой в девушке.
– Слушайте, – звенящим от внутреннего напряжения голосом, отчеканивая каждое слово, произнесла Богданна. – Если вы безбожник, скажите сразу. Я их ненавижу и презираю. – Неприятная, злая гримаса исказила' милое лицо.
– Что вы, Богданна, вы меня не так поняли! – после паузы возразил Демьянко.
– А как? – не успокаивалась она.
– Я вовсе не хотел посмеяться над вашим религиозным чувством. Я сказал, не подумав.
– Есть вещи, которыми не шутят. К ним относится религия, – необычно суровым для нее тоном вступила в разговор пани Гелена.
– Простите, – как мог, извинялся Демьянко. – Не будем больше об этом.
– Хорошо, – согласилась Богданна, а пани Гелена молча наклонила голову.
3
В воскресенье столовая, где служила Богданна, не работала, и потому у девушки был выходной. По приказу отца Иваньо в одно из таких воскресений состоялась поездка, которая соединила судьбы молодых людей, превратила случайное знакомство в дружбу и любовь.
С тех пор прошло много лет, но до сих пор вспоминают они хмурый день того невеселого путешествия.
За рулем старенького закрытого «мерседеса», седая краска которого местами облупилась, как бы тронутая особой автомобильной паршой, сидел Торкун, нахохлившийся, ко всему безразличный. На звонкое «добрый день» Богданны еле ответил. Богданна, сперва безотчетно радовавшаяся поездке, сразу потускнела. Вспомнила требования отца Иваньо:. никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не рассказывать, куда ездила, с кем виделась, кто послал ее; следить, чтобы Демьянко не входил в контакт ни с кем, кроме Долгого и его товарищей; в случае проверки документов утверждать, что она и Демьянко вместе пошли погулять по лесу, с Торкуном незнакомы, он нагнал их по дороге и предложил подвезти за деньги.
Наказы священника были не сложны, однако Богданна почему-то все боялась забыть их. Может, потому, что думать о них не хотелось.
– Поехали, – сказала девушка, забившись в угол кабины.
В ту пору на городских заставах стояли КПП – контрольно-пропускные пункты, которые проверяли документы у шоферов, а то и у пассажиров. Чтобы не рисковать, Павлюк посоветовал Демьянко выйти из города пешком, ждать машину в двух-трех километрах от КПП. Демьянко так и сделал. Окраинными улочками выбрался на пустырь, за которым начиналось поле, пересек рощицу и присел у обочины шоссе.
Ждать пришлось недолго. Собрался было еще раз закурить, как из-за поворота неторопливо выкатился «мерседес». Притормозил. Демьянко поздоровался с Богданной и Торкуном. Сел на заднее сиденье, возле девушки. Торкун включил скорость.
Ехали молча. Торкун склонился над баранкой, не отрывая глаз от бесконечной серой ленты, бегущей под автомобиль. Богданна рассеянно поглядывала по сторонам, на какое-то замечание Демьянко ответила неохотно, и он замолчал, чуть обиженный.
День был прохладный, в кабину врывался свежий ветерок, однако Богданне казалось, что здесь нестерпимо душно. Хотелось вздохнуть полной грудью, расправить плечи, засмеяться, и не было сил.
Так ехали и ехали, оставляя позади километр за километром.
– Где-то здесь, – через плечо, не оборачиваясь, сказал Торкун. – До Воли-Берецкой недалеко.
– Большой камень у дороги, за ним тропинка, – ответил Демьянко. О том, как найти хату лесника и что сказать при встрече, ему подробно растолковал Иваньо.
Под валуном, что наклонился над кюветом шоссе, Торкун остановил машину.
– Может, вам лучше остаться, Богданна? – спросил Демьянко. – Я пойду один.
– Нет, нет, я с вами! – девушка суетливо выскочила из машины. И вдруг подумала: а ведь ей поручено шпионить за Демьянко. Да, шпионить, иначе не назовешь! «Отец Иваньо не пошлет на плохое дело», – мысленно постаралась оправдать себя.
Торопливый, даже испуганный ответ выдал ее. Демьянко посуровел. Сухо сказал:
– Как хотите. – Повернулся к Торкуну: – Ожидайте нас с трех часов. Поднимите капот и возитесь с мотором, будто что-то испортилось.
– Добре. – Торкун нажал на стартер. Машина уехала. Молодые люди остались на пустынном шоссе.
В лесу стояла тишина. Тропинка за камнем была узкая, заросшая, давно нехоженная. Демьянко шел впереди, Богданна за ним. Оба молчали. Демьянко понял: спутница приставлена для контроля. Это его встревожило. Уж не догадываются ли Павлюк и Иваньо? Вроде причин для подозрений у них нет. А все-таки?..
Думала о своем и Богданна. В памяти вставал скорбный образ Стефана, коленопреклоненного в дорожной пыли. «Хороший актер», – сказал о нем Иваньо. Хотелось верить пану отцу. Глухая тяжесть в груди росла. Девушка не понимала, что с ней происходит, и старалась отогнать все мысли, все чувства, кроме нерассуждающей веры. «Вера – высшая добродетель», – не раз учил отец Иваньо.
После получасового пути лес поредел. На опушке стояло приплюснутое строение с соломенной крышей. Поле наступало на лес, за полем виднелась деревня.
У бандитов это называлось «зачепная хата» – место тайных встреч.
«Удобно, подходы видны издалека», – подумал Демьянко. Коротко сказал спутнице:
– Вот и добрались.
Возле хаты не было ни огорода, ни садика, и вообще она выглядела заброшенной. Кудлатый пес, привязанный ржавой цепью к хлипкому крыльцу, ощерился на пришедших, захрипел.
– Эй, кто дома есть! – позвал Демьянко. – Не подходите ближе, Богданна, укусит.
Пес захрипел яростнее, задергал цепь.
– Люди добрые, отзовитесь!
Распахнулась дверь, на крыльцо вышел человек неопределенного возраста, неряшливой наружности: босой, волосы всклокочены, будто со сна, глаза бесстыжие, руки в карманах бриджей.
– Ну? – вместо приветствия сказал он.
Тон его не понравился Демьянко. Молодой человек грубо спросил хозяина хаты:
– Ты лесник?
– Если лесник, так что?
– Мы от отца Иваньо. К Стецко.
Несколько секунд молчания. Пес, улегшийся было на место, поднялся, оскалил зубы.
– Я Стецко, – негромко сказал хозяин хаты. – Зайдите.
– Не укусит? – Богданна неуверенно посмотрела на пса.
– Своих не трогает.
Внутри было еще более запущенно и грязно, чем снаружи. «Никогда пол не моет», – брезгливо подумала Богданна. На ее лице, непривычном к притворству, сразу отражалась каждая мысль. Стецко ухмыльнулся.
– Как можем живем, мы люди простые…
– Нет, что вы! Что вы! – смутилась Богданна. Присела на лавку у окна. Прикоснувшись к подоконнику, невольно отдернула руку, – был он покрыт чем-то липким.
– Мы за «медом», что вы пану отцу обещали, – сказал Демьянко. – В этой церкви, которая является пристанищем для всех…
– …Служба одинакова для каждого, – закончил Стецко условную фразу, служившую паролем и отзывом. – Слава Украине!
От приветствия националистов Демьянко передернуло. Не подал виду. В тон Стецко ответил:
– Героям слава!
Стецко прошлепал босыми ногами за. печку, которая выперла на середину хаты, через некоторое время появился одетый и обутый. Сказал:
