Текст книги "Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)"

Автор книги: Леонид Словин

Соавторы: Борис Сопельняк,Евгений Коршунов,Юрий Усыченко,Сергей Наумов,Юлий Файбышенко,Ульмас Умарбеков,Миермилис Стейга,Петр Шамшур,Лазарь Вольф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 36 страниц)

Трубек вымученно улыбнулся и предложил Саукум сесть.

– Я вчера виделся с Альфредом Инусом, – начал он, стараясь держаться как можно спокойней.

Лицо девушки оставалось непроницаемым. Затаилась.

– Легкомысленный он малый, ваш Альфред, – продолжал следователь. – Наделал уйму всяческих глупостей.

– Я такого не знаю и не хочу ничего даже слышать.

Слова как-то сами собой вырвались у девушки. Голос страдальческий. И все-таки она отвечала. Это придало Трубеку уверенности.

– Я пришел, чтобы вам помочь. Мне ваша участь не безразлична. Давайте поговорим по душам.

Зента безучастно смотрела перед собой, не проявляя ни малейшего интереса к предложению следователя.

– Альфред обвиняется в совершении автомобильной аварии, – продолжал Трубек. – Он в. этом признался и заодно рассказал все. И то, что вы помогали ему проникнуть в комнату Лоренц.

– Не знаю я никакого Альфреда. Отстаньте от меня, – во взгляде девушки страх и недоверие.

Зента Саукум теперь напоминала маленького ежа, поднявшего дыбом свои иголки, когда грозит опасность. Трубек понимал, что продолжение в таком духе не принесет успеха.

– По-видимому, вы правы, – сдержанно, даже с холодком, сказал он. – Я действительно все это высосал из пальца. И то, что вы с Фредом были в ресторане «Огрите», где к вам пристал какой-то пьяный. IT то, что вы неоднократно подкарауливали Лоренц у доски объявлений, чтобы устроиться к ней на квартиру. И то, что стояли ночью на лестнице, покуда Фредис в комнате вел переговоры с Алидой Лоренц, а потом, боясь возвратиться домой, всю ночь бродили по улицам Риги. Я даже вообразил, как вы в ту ночь озябли, и Фредис набросил вам на плечи свою куртку.

Все это Трубек проговорил безразлично и скучно. Зато для Зенты каждое его слово было словно удар плети по нагому телу. Она вся съежилась и исподлобья глядела на следователя.

– Я вам еще много мог бы порассказать, Зента. Например, то, что он во время своего разговора действительно пригрозил Лоренц, но ничего ей не сделал. Убийство произошло на другой день. Это точно установлено. А в этот день Альфред Инус находился далеко от Риги – в Минске. Он никаким образом не мог убить вашу хозяйку. Но, видимо, вас это мало интересует. Что ж, ничего не поделаешь. Если не желаете разговаривать, то и прекратим все это.

Трубек уже протянул руку к кнопке звонка, чтобы вызвать конвой. Но тут Саукум испуганно остановила его.

– Постойте!

– Хотите что-то сказать?

– Н-не знаю…

Трубек поглядел на свои черные ботинки, они были начищены до блеска, и потому осмотр ничего не дал.

– Удивительно странный вы человек. Для чего вы с таким упорством держитесь за свою ложь, будто убили Алиду Лоренц? Этот обман уже никому не нужен. Вы не могли этого сделать. Хотя бы по одному тому, что она по сей день жива и здоровехонька.

Неожиданный и хорошо рассчитанный ход следователя достиг цели. Девушка в ужасе схватилась за голову, словно перед ней разверзлась земля.

– Не может быть! – взвизгнула она. – Я сама видела…

– Труп?

– Ну да!

– Этому я верю. А лицо убитой рассмотрели?

– Оно было в крови…

– Так слушайте жег там лежала не Лоренц, а другая женщина. Похожая на Лоренц но возрасту и сложению, но другая. Ваша бывшая хозяйка все это время ухаживала за цветочками в Паланге. Она в тот раз уехала из Риги, никому не сказавшись. Потому вначале поверили в то, что ее убили вы. Теперь Лоренц найдена и в настоящее время находится в Риге. Можно устроить вам свидание с ней.

– Кого же тогда… Кто она была, та, другая?

– Это и я хотел бы у вас спросить. Вы утверждали, что совершили убийство в ссоре, когда в комнате горел свет. Вы не видели, с кем ссоритесь и кого бьете кирпичом?

Зента несколько успокоилась. Она подняла глаза на следователя.

– А Фреда будут судить?

– Да, только за другое преступление. Я уже сказал, во время убийства Инуса не было в Риге. Принимая на себя вину за убийство, вы ничем ему не поможете. Только зря губите свою молодость.

Трубек наблюдал за Зентой. Ее худенькая фигурка от печальных раздумий сжалась и стала еще тоньше. Девушка перевела взгляд на оконную решетку. В этом взгляде было столько страдания и безысходной тоски, что у молодого следователя к горлу подступил горький ком.

«Будь они неладны, эти эмоции, – ругал себя Трубек. – Чересчур уж я чувствителен для работы в прокуратуре. Может, надо уходить с этой работы и переключаться на науку? Но, с другой стороны, где сказано, что следователь должен быть суровым?»

Словно издалека до Трубека донесся голос Зенты:

– Если я теперь и скажу что-нибудь, вы мне все равно не поверите.

– Попробуйте. Может, и поверю,

– Знаете, это было как в страшном сне. Я в тот вечер правда стояла за дверью и подслушивала, о чем Фредис говорил с Лоренц. Всего разобрать не могла – они разговаривали тихо. Но я поняла, что Фредис чего– то требует от нее и угрожает. Мне стало страшно. Я выбежала на лестницу и захлопнула за собой дверь.

– Потому Инус и застал вас на лестнице, когда вышел из комнаты.

– Да. Он сказал, чтобы я не возвращалась. Я почувствовала неладное, но спросить не посмела, что там случилось. Страшно мне было. Всю ночь проходили, словом не перебросились. А утром, когда разошлись, Фредис посмотрел на меня таким звериным взглядом, что я вся обомлела. Он пригрозил, чтобы я ни в жизнь не вспомнила про то, что было в тот вечер, и никому ни слова не выболтала. Сказал, если что – оторву тебе голову, как цыпленку.

– Вы и перепугались.

– А то нет! Но вообще-то Фредис иногда бывал хороший. Во многом мне помог. С жильем, с работой. А другой раз – злой как собака. В такие минуты убить мог запросто. Глазом не моргнул бы.

– На следующий день вы все-таки пришли домой.

– Вечером, из школы. С ног валилась после бессонной ночи. Деваться было некуда. Только боялась, пустит ли меня хозяйка после вчерашнего. Поднялась, отпираю дверь, а она и не заперта. Захожу в комнату и… обмерла! Все перевернуто вверх дном. Стул опрокинут, на полу осколки, комод перерыт. И этот кирпич, весь в крови. Я говорю как было. И сейчас еще все стоит перед глазами.

– Успокойтесь, Зента.

Девушка тяжело и прерывисто вздохнула.

– Смотрю, лежит на кровати хозяйка. Сверху на ней подушки, одеяла. Может, конечно, это была не Лоренц. Не знаю. Подняла подушку, и… ноги подкосились. Не лицо – каша кровавая. Поняла, что кирпичом. Побросала в чемодан свое барахлишко я убежала.

– Вы решили, что это работа Инуса?

– Чья же еще? Я своими ушами слышала его угрозы. Была уверена, что это он…

– А почему уехали, даже не переговорив с Фредисом?

– Боялась. Мне тогда было уже не до чего. Об одном думала – побыстрей бы и подальше уехать.

– Почему же потом, когда капитан милиции разыскал вас в Норильске, приняли вину на себя? И на суде тоже?

– Что мне оставалось делать? Я же была уверена, что это Фредис. И меня все равно бы судили за соучастие. Ведь это я привела его к Лоренц. Кто мне поверил бы, что я не знала, какие у него мысли…

– Вопиющее ребячество! – возмутился Трубек. – Допустим, Фредис действительно виновен. Согласен. Основания так думать были. И все-таки вам ничего не грозило. Да, вы помогли Фредису попасть в комнату Лоренц. Но это еще никому не дает права утверждать, что вам было известно о его намерениях. Улик против вас нет. Если бы вы обо всем честно рассказали…

– Выдать Фредиса! Он мне никогда этого не простил бы. Прикончил бы меня так же, как ту женщину.

– Неужели вы думаете, что мы не сумели бы вас защитить?

– Нет, нет, так просто я бы не отделалась. Нашлись бы дружки Фредиса, которые отомстили бы за него. Решила: лучше возьму вину на себя. По крайней мере, хоть Фредиса не надо будет бояться. Может, он передачи носить будет. Была же у нас любовь.

Любовь? Бориса передернуло. Зента любит негодяя Инуса, хотя прекрасно знает, что он негодяй. Любит и в то же время боится его. Нелепый сплав двух противоположных чувств. Но, к сожалению, в жизни они нередко сливаются воедино. Именно такое сплетение чувств заставило эту хиленькую, запуганную девочку принести себя в жертву.

– Жаль времени, которое вы так непростительно погубили, – Трубек вздохнул и положил перед Зентой отпечатанный на машинке документ. – Прочитайте и распишитесь.

– Что это?

– Постановление о вашем освобождении из-под стражи.

—Меня выпустят?!

– Сегодня же.

У Зенты хлынули слезы, и она не могла выговорить ни слова.

Трубек пришел в полную растерянность. – Я-то в общем ни при чем. Прокурор товарищ Дзенис доказал вашу невиновность.

6

Дверь шумно распахнулась, и в мрачноватое помещение ворвался порыв ветра. Гунар Дзелзитис недовольно оторвал взгляд от бумаг на столе и увидал капитана Соколовского.

– Рот фронт! – гаркнул на всю комнату капитан.

Следователь кивнул, бросив небрежно:

– Гуд морнинг, сэр.

Однако тон приветствия был таков, словно Гунар хотел сказать: только тебя мне не хватало!

Соколовский остановился посреди комнаты и, широко расставив ноги, уставился в угол. За приземистым сейфом была целая куча автомобильных частей: почерневшие коленчатые валы, погнутые колесные диски, всевозможные подшипники, ржавый глушитель и бездна еще каких-то деталей. Чуть в стороне, как бы чураясь своих соседей-плебеев, стоял прислоненный к стене новехонький руль «Волги».

– Комиссионный ларек открываешь, Гунар? Или записался в кружок «Умелые руки» и будешь лепить автогибрид?!

– Ты не ошибся. Леплю. Но только не автомобиль, а уголовное дело. Это все вещественные доказательства.

Вошел Дзенис.

Капитан повернулся к нему.

– Привет, Роберт! Почему такой мрачный?

Дзенис тяжело опустился на свободный стул подле

стола следователя.

– Устал как собака. Хоть бы скорей покончить с этим делом и уйти в отпуск.

– Поедешь на юг?

– Хотели в Крым. Ни разу там не был. Но теперь уже поздно. В сентябре ребятам в школу.

– Тогда надо поторапливаться…

– Надеюсь завтра поставить на этом деле точку.

– Что, новый сюрприз?

– Помнишь три фотоснимка, что приносил Трубек из Управления внутренних дел?

– Старушенции, пропавшие в прошлом году?

– Да. Я эти портретики сегодня показал Зиткаурису. Одну из них он узнал. Эльфриду Краузе.

– Интересно. Кто она такая?

– Более того, – продолжал Дзенис, не обращая внимания на вопрос. – После эксгумации – я говорю о женщине, убитой в комнате Лоренц, – наши эксперты с помощью фотографии установили, что это была Эльфрида Краузе.

– А откуда ее знает Зиткаурис?

– До войны Краузе работала продавщицей в цветочном магазине Алиды Лоренц.

Соколовский даже присвистнул.

– Вот это цветики! Видал, куда веревочка тянется! Был уже у Краузе дома?

– Сегодня утром. Однокомнатная квартирка в Задвинье, на улице Калнциема. Жила одиноко, родственников в Риге нет. Одна соседка вспомнила, что прошлой осенью к Краузе заходил молодой человек. Приезжал на машине. В квартире побыл совсем недолго. Потом они вместе вышли и уехали. После этого Краузе дома не видели. Жильцы думали, уехала к сестре в деревню. Через некоторое время сестра сама прибыла в Ригу. Тут-то и оказалось, что Эльфрида у нее не была. Тогда дворник сообщил участковому. Начался розыск. Квартиру опечатали. Так она и стоит по сей день…

Капитан с интересом слушал.

– И когда же в последний раз видели Краузе?

– В середине октября. Дату никто точно не помнит. Но приблизительно она совпадает со временем убийства.

– На какой машине они уехали?

– На легковой. Определенней соседка сказать не могла. Но теперь ее свидетельство больше и не требуется. Ясно и без того, что была за машина и кто был шофер.

– Успел проверить?

– Только что. Все подтвердилось.

Соколовский что-то прикидывал в уме. Затем вскочил со стула.

– Роберт! – воскликнул он. – Какие же мы были лопухи! Ведь все проще простого. Кровь брызнула на стену снизу вверх. Дверь заклеена изнутри. Открыто окно, нитки от пальто Лоренц на наружном подоконнике и наконец, кирпич. Обыкновенный кирпич, который нельзя было схватить ни с того ни с сего, потому что на нем стояла увесистая керосинка. Все же просто!

– Разве это первый раз? – Дзенис взял со стола черную пепельницу и повертел в руках. – Чем проще способ преступления, тем труднее бывает его распутать.

– Да и машина, – продолжал рассуждать Соколовский. – От Калнциемы до дома Лоренц километров восемь-девять. Надо ехать на двух троллейбусах. Да еще сколько топать пешком. Старухе трудновато. Ясно, на машине скорей.

Дзенис поставил пепельницу на место.

– И еще одно важное доказательство я обнаружил во время обыска на квартире Краузе.

В дверь просунулась завитая головка секретарши.

– Товарищ Дзенис, вас шеф к себе просит, – прощебетала она тонким голоском. – Там милицейских собралось видимо-невидимо. Наверно, что-то важное.

– Спасибо. Сейчас иду.

– Да, немало мы наломали дров в этом деле, – никак не мог успокоиться Соколовский.

7

Накануне во время допроса Зиткаурис показал Дзенису старую, еще довоенных времен фотографию. С пожелтевшей карточки на помощника прокурора смотрела спесивая и видная собой девица. Теперь перед ним сидела совсем другая Алида Лоренц. Ногти обломаны, платье помято, из-под платка выбиваются нечесаные седые космы.

Противно было смотреть, как эта опустившаяся, словно заплесневевшая старуха из кожи лезет вон, чтобы под маской дешевого высокомерия спрятать свой страх. Она сидела у стола помощника прокурора и вела себя так, словно была до глубины души оскорблена несправедливым отношением к ней, как будто бы ее присутствие здесь было сущим недоразумением, которое вот-вот выяснится, перед ней извинятся, а кое-кому за это крепко влетит.

Допрос тянется почти час. Время от времени Лоренц подавляет зевоту, притворяется, будто не слышит или не понимает вопросы Дзениса. Иной раз нехотя что-то произнесет в ответ, но разговора по существу не получается. Можно подумать, все, о чем тут говорится, не имеет к ней ни малейшего отношения. Затем она неожиданно бросает на помощника прокурора оценивающий взгляд. Красноватые глазки под увядшими веками с прожилками сосудов вспыхивают и впиваются в Дзениса. Глубоко впиваются, словно хотят выведать, что у этого представителя власти на уме.

Советская власть национализировала частную собственность Лоренц – отобрала у нее магазин и дом, лишила возможности жить с комфортом за счет других и чваниться своим превосходством над трудовым людом. По этой причине Лоренц всей своей душой ненавидела Советскую власть и тех, кто ее представлял. Она и не скрывала своей ненависти.

В кабинете присутствовали еще двое. Они не принимали участия в допросе Лоренц. Борис Трубек внимательно следил за тем, как Дзенис пытается вызвать Лоренц на откровенность, выкладывая из своего арсенала аргумент за аргументом и все туже затягивая петлю из доказательств. Старуха, в свою очередь, продолжает строить из себя наивную простушку. Прокурор Озоллапа, сидевший рядом с Трубеком, уже начал нетерпеливо барабанить по коленкам.

Под конец и Дзенису надоело бессмысленное запирательство Лоренц.

– Я даю вам возможность смягчить вину чистосердечным признанием, – сказал он. – Вы не желаете воспользоваться этой возможностью. Упрашивать не буду. Доказательств достаточно, чтобы обойтись и без ваших показаний. Я расскажу, что произошло в вашей комнате.

Озоллапа закивал: давно пора было перейти на такой тон, нечего с ней миндальничать.

Алида Лоренц выпрямилась и застыла как истукан. Лишь глаза засветились еще более яростной злобой.

Дзенис встал и прошелся взад-вперед по кабинету. Он как бы говорил теперь не с Лоренц, а обращался к Озоллапе и Трубеку. Мысленно Дзенис уже выступал с обвинительной речью, рисуя перед судом детальную картину происшествия на улице Вайрога.

– Что дальше? План разработан достаточно подробно. Остается осуществить. И чем скорей, тем лучше. Молодой наглец не отстанет, в этом нет никаких сомнений. Он может объявиться и до субботы. Поэтому Лоренц принимает решение ковать железо, пока горячо. И начинает с того, что заклеивает дверь в комнату соседей: Геновева Щепис – женщина любопытная! На следующее утро Лоренц звонит своему сыну, Вальдемару Лапиню, просит привезти из Задвинья ее бывшую продавщицу Эльфриду Краузе. Есть, мол, срочное дело. Лоренц будет поджидать Краузе в маленьком кафе на улице Бикерниеку, а это почти рядом с ее домом, домом, где живет Лоренц.

Трубек не спускал глаз с Лоренц. Он заметил, как она съежилась при упоминании имени Эльфриды Краузе. Но это длилось не долее секунды. Лицо арестованной тотчас скрылось под маской безразличия.

– Товарищ Дзенис, у вас был об этом разговор с Вальдемаром Лапинем? – официально задал вопрос Озоллапа.

– Он все это подтвердил.

– Почему раньше он ни слова не сказал о поездке?

– Лапинь отвез тогда Краузе в кафе, оставил ее в обществе своей матери и сразу уехал. Он не знал, какого числа произошло убийство, потому ему и не пришло в голову соединить эти два события. Итак, идем дальше. Из кафе Лоренц пригласила Краузе к себе домой. Она действовала расчетливо и осторожно. Свою гостью провела в комнату не замеченной соседями. Дома Лоренц угостила ее кофе, в который подсыпала веронала…

– Ложь! Гнусная ложь!

Истерический вопль заставил Дзениса обернуться. Лоренц стояла сгорбившись около своего стула и судорожно сжимала руками его спинку. Не осталось и следа от первоначального спокойствия и наигранного простодушия. Ее трясло как в лихорадке.

Всегда отзывчивый Дзенис на этот раз не испытал ни малейшего сострадания к арестованной.

– Садитесь и не перебивайте! – жестко прикрикнул он на нее. – Вам была представлена возможность дать показания. Вы ею не воспользовались. Теперь слушайте.

Дзенис снова обращался к Озоллапе и Трубеку.

– После эксгумации в трупе Краузе был обнаружен веронал.

– Да, – согласился Озоллапа, – веронал может сохраняться в тканях год и даже дольше.

– Это снотворное средство теперь употребляют редко, – продолжал Дзенис. – В аптеках оно продается только по рецептам. Я тщательно обыскал квартиру Краузе, нашел различные лекарства, но веронала там не было. В поликлинике беседовал с врачом, у которой лечилась Краузе. Она никогда не выписывала своей пациентке веронал. Из снотворных Краузе употребляла лишь димедрол.

– В квартире Лоренц веронала мы тоже не нашли – заметил Трубек.

– Не нашли, – не возражал Дзенис. – Поскольку в комнате вообще не было никаких медикаментов, хотя Лоренц и сердечная больная. Всю свою аптеку она увезла с собой в Палангу. Вчера я звонил врачу Страуткалн. Она прекрасно помнит, что время от времени давала Лоренц рецепты на веронал. Одним словом, круг замкнулся. Эльфрида Краузе, напившись кофе с вероналом, почувствовала усталость, прилегла на кровать Лоренц и крепко уснула. Лоренц перешла к осуществлению главного пункта своего зверского замысла. Взяв из-под керосинки кирпич, она нанесла им несколько ударов по лицу Эльфриды Краузе. Била до тех пор, пока оно не было изувечено настолько, что труп нельзя было опознать. Этим также объясняется и то, что брызги крови на стене рядом с кроватью направлены снизу вверх. Расчет Лоренц был прост и точен. Когда обнаружат труп с изуродованным до неузнаваемости лицом, никомувголову не придет, что жертва не хозяйка комнаты, а другая женщина. Во-первых, это оградит Лоренц от следственных органов, во-вторых – и это главное – спасет ее от преследования Альфреда Инуса. Двух зайцев одним выстрелом! Для вящего правдоподобия она инсценирует нападение с целью грабежа. Опрокидывает стул, разбивает об пол вазу, перерывает ящики комода. И мы, надо признаться, клюнули на эту удочку. Затем берет вещи, драгоценности, запирает дверь и ретируется.

Озоллапа ехидно ухмыльнулся и шепнул Трубеку:

– А кто-то мне пытался доказать, что убийца был левшой!

– В самом начале, – Дзенис хоть увлекся своими логическими построениями, но замечание шефа услышал, – мы ошибочно предположили, что первый удар жертва получила стоя. Никто не догадался, что женщина была предварительно усыплена. Теперь я свою ошибку исправил.

– Как же попали на подоконник нитки от пальто? – напомнил Трубек. – Лоренц ведь не через окно ушла, которое, кстати, на втором этаже.

– Разумеется, нет. Это было бы чересчур спортивно для ее возраста. Все делалось проще. Лоренц не рискнула идти с вещами по лестнице. Поэтому она завернула свои пожитки в зимнее пальто и выбросила узел через окно. Нитка зацепилась за уголок жестяного покрытия подоконника. Сама же она налегке покинула дом через парадное.

– Тогда, надо полагать, телефонные угрозы врачу Страуткалн исходили от самой Лоренц, – проворчал прокурор Озоллапа.

– Вне всякого сомнения! Страуткалн была опасным свидетелем для Лоренц. Врач неоднократно ее осматривала, знала особенности ее телосложения, одежду и могла установить, что убита другая женщина.

– Логично, – согласился прокурор.

Дзенис повернулся к Лоренц.

– Ну так как же? Может быть, будете говорить?

Арестованная даже не взглянула в его сторону.

– Как угодно. Только должен вас предупредить: надеяться вам не на что. Виновность доказана. Судить будем независимо от того, заговорите вы или будете молчать.

– Проклятые! – как змея, прошипела старуха.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В один из сентябрьских дней у здания Верховного суда толпились люди. Только что закончилось очередное заседание на процессе Алиды Лоренц. Десятки людей, никогда ранее не знавшие друг друга, теперь оживленно обсуждали показания свидетелей, поведение обвиняемой.

Никто, разумеется, не обращал внимания на невысокого кудрявого юношу в роговых очках, стоявшего на ступеньках у главного входа. Сзади к нему подошел широкоплечий мужчина в сером осеннем пальто.

– Привет!

Трубек круто обернулся.

– Здравствуй, Виктор. Что новенького?

– Пришел взглянуть на нашу обанкротившуюся миллионершу. А ты почему здесь, ведь собирался в отпуск?

– Опять сорвалось: подсунули тяжелое дельце. Сроки подпирают. Собрал уже три тома бумаг…

– Надо брать пример с Робежниека. Он не теряется. Полюбуйся-ка!

В этот момент из здания суда вышел, как всегда, элегантный Робежниек с Майгой Страуткалн.

– Не торопитесь, Майга, – сказал Робежниек, как видно продолжая ранее начатый разговор. – Еще все, может быть, образуется. Вы прекрасно знаете, что я… и тем не менее…

– Потому и ценю ваши советы: Хорошо, ничего не обещаю. Подумаю. Но заявление я уже написала.

Робежниек грустно улыбнулся.

– Жаль, что закончился процесс. Больше не будем видеться…

– Всего доброго, Ивар. Не говорю – прощайте. Гора с горой не сходится, а человек… – Она не договорила фразу, помахала рукой и исчезла в толпе прохожих.

Авторизованный перевод с латышского Юрия Каппе