Текст книги "Приключения 1972—1973 (Сборник приключенческих повестей и рассказов)"

Автор книги: Леонид Словин

Соавторы: Борис Сопельняк,Евгений Коршунов,Юрий Усыченко,Сергей Наумов,Юлий Файбышенко,Ульмас Умарбеков,Миермилис Стейга,Петр Шамшур,Лазарь Вольф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 36 страниц)

ГЛАВА 2

1

В этом году весна в Риге финишировала бурно: еще не кончился май, а город утопал в цветущей сирени.

По тенистым дорожкам бульвара у древней Бастионной горки носилась ватага школьников. Побросав на скамейки свои пальтишки и ранцы, детвора шумно «штурмовала высоту».

Под Большими часами прохаживались молодые люди, нетерпеливо на них поглядывавшие. Рядом, на мосту через канал – пестрая группа экскурсантов. Гости как зачарованные не могли оторвать взор от лебедей. А тем хоть бы что – плывут себе, горделиво выгнув щей, наслаждаются солнышком и свободой.

Однако настроение у помощника прокурора Роберта Дзениса в тот день было отнюдь не весенним. Подхваченный людской толпой, он медленно шел по улице, немного нескладный в своем мешковатом костюме. Зигрида позвонила и сказала, что задерживается в редакции – дописывает статью в завтрашний номер. Надо теперь самому тащиться в детский сад за Марите, по пути купить хлеба и молока. Надо бы и в школу заглянуть, поговорить с классным руководителем Ольгерта. Мальчишка в последнее время совсем от рук отбился. В дневнике одни тройки.

И тут еще дело Зенты Саукум. Мысли непрестанно возвращаются к нему. Суд не согласился с его выводом и дал девчонке семь лет.

Дзенис был настолько погружен в размышления, что не обратил внимания на темно-красный «Москвич», остановившийся у края тротуара. Смуглый мужчина в модной замшевой куртке с вязаными рукавами и воротником приоткрыл дверцу машины.

– Маэстро, карета подана. Разрешите вас подвезти.

Дзенис не питал особой симпатии к адвокату Робежниеку. И тем не менее решил воспользоваться его любезностью.

– Странная вещь, товарищ прокурор, – в глазах Робежниека блеснула искорка иронии. – Ведь сегодня утром мы с вами фактически поменялись ролями. Даже я, защитник Саукум, не усмотрел ни малейшей возможности отрицать ее виновность. А государственный обвинитель еще бы чуть – и добился оправдания подсудимой.

– Разве это было бы так плохо? — спокойно парировал Дзенис.

– Вы, я вижу, философ.

– Ничуть. Я отнюдь не пытался добиться оправдательного приговора, а лишь дополнительного расследования. По-моему, это далеко не одно и то же.

В следующий миг Дзенис едва не вышиб лбом ветровое стекло. Перед самым радиатором машины промелькнуло юное существо, чей пол по внешнему виду определить было нельзя. Оно, по-видимому, намеревалось ошеломить публику удалью и проскочить под самым носом «Москвича». И чуть не угодило под колеса. Робежниек едва успел затормозить.

– Скотина! – в сердцах выругался адвокат. Затем обратился к Дзенису: – Вы, маэстро, всегда были правдоборцем. Но где она, ваша правда? Допусти шофер малейшую оплошность, и автоинспектор тут же лишает его водительских прав или пробивает дырку в талоне. Зато любой разиня пешеход может вытворять на улице все что угодно.

Дзенис поглядел, как потомок Тарзана поспешно ретируется с места чуть было не состоявшегося происшествия.

– Если бы вы догнали этого малого и вздули, я на минутку позабыл бы о том, что работаю в прокуратуре.

Робежниек покосился на своего пассажира.

– А вы не такой тихоня, каким кажетесь. Поэтому, наверно, вас так и заело дело Зенты Саукум.

– Я ей не верю.

– Вот оно что! Прокурор не верит чистосердечному признанию обвиняемого. Оригинальный подход!

– А вы сами разве полностью исключаете мысль, что не Зента, а кто-то другой…

—…отправил старуху на тот свет? Ну и что? Один лезет зимой купаться в проруби…

– Другой кидается с пятого этажа от несчастной любви, – с мрачной иронией подхватил Дзенис.

– Вот именно. А этой девчонке захотелось посидеть за шведскими гардинами. Ну и пусть сидит себе на здоровье. Не знал, что так печетесь о спасении душ заблудших овечек.

– Нет, нет, я не намерен вторгаться в сферу вашей деятельности.

– Что вы хотите этим сказать? Уж не то ли, что адвокат Робежниек перед лицом суда норовит отмыть добела черного кобеля?

– Не перед судом, а перед публикой. Ведь это вам выгодно: растет клиентура, а с ней и доходы.

Не отрывая взгляда от дороги, Робежниек ловко закурил сигарету и ухмыльнулся.

– Что поделаешь? Сэ ля ви, как говорят французы. Такова жизнь.

– Н-да, как видно, у нас с вами взгляды на нее весьма различаются.

Адвокат вздохнул с деланной досадой.

– В этом-то и вся беда, дорогой коллега. Разумеется, ваша беда. Жизнь отпущена человеку единожды, и желательно прожить ее с комфортом. Разве я не прав?

– Признаться, я об этом не задумывался.

– Чепуха! О хорошей жизни мечтают даже распоследние дураки. Только не каждому по уму устроить ее для себя. Иной уже в двадцать лет норовит просунуть глупую башку в хомут супружества и весь век влачит семейную колымагу. А то и похуже – разводы, матери– одиночки, брошенные дети, папаши-алиментщики… Бр-р-р!

– Вы убежденный холостяк?

– Упаси боже! Я за семью. Только в разумной дозировке. – Робежниек проводил долгим взглядом девушку в ярко-красном брючном костюме, прогуливавшуюся по аллее. – Придет время, и я брошу якорь в тихой гавани супружества. Не хочу одинокой старости. А пока что стараюсь жить полноценной жизнью. Скажите, Дзенис, вы когда-нибудь проводили отпуск в Сочи или в Ялте?

– Нет. Летом мы, как правило, отдыхаем в палаточном городке на Гауе.

– Это прекрасно. Но, дорогой мой, неужели так вам никогда и не хотелось отведать плодов цивилизации двадцатого века?

– В каком смысле? – не без ехидства улыбнулся Дзенис. – Для меня, например, самая большая радость – это провести свободное время с женой и детьми.

Робежниек усмехнулся, но промолчал.

Машина катилась под сенью вековых деревьев бульвара Падомыо. На обширных газонах садовники высаживали цветочную рассаду.

– Сколько вам лет, Ивар? – неожиданно спросил Дзенис. – Тридцать или даже того меньше?

– Давайте, давайте, Дзенис, продолжайте. Обожаю лекции о моральном облике молодежи…

Я имел в виду другое, – перебил его Дзенис. – Вы помните дело Скалберга? Сколько энергии вы в него вложили, сколько бессонных ночей оно вам стоило! Мне тогда понравился молодой и способный адвокат Робежниек, с таким азартом исполнявший свой долг юриста и гражданина. Вы доказали невиновность Скалберга и предотвратили чудовищную судебную ошибку. Какие чувства вы испытывали после заседания суда, когда его освободили из заключения?

Робежниек усмехнулся и стал притормаживать – впереди, на перекрестке у драматического театра, зеленый огонек светофора помигал и сменился желтым.

– Вас интересуют мои тогдашние чувства? Наивный вопрос. Почувствовал приятный хруст банкнотов в кармане.

– Ну знаете ли! – возмутился не на шутку Дзенис. – Не притворяйтесь худшим, чем вы есть на самом деле.

– По-моему, лучше уж так, чем наоборот. Или вам больше по душе негодяи, прикидывающиеся святошами?

Помощник прокурора хмуро смотрел вперед и на провокационный вопрос ответил не сразу.

– Знаете, Ивар, очевидно, вы избрали для себя верный путь в жизни. Вы прирожденный адвокат.

– Благодарю за комплимент.

– Серьезно. Вы одаренный человек. Зато из вас никогда не вышел бы следователь или оперативный работник.

Робежниек сдвинул к переносице брови и спросил неожиданно серьезно:

– Вы убеждены в этом?

Дзенис осекся.

– Стоп! Вот я и приехал. Мне надо забежать за дочкой в детсад. Спасибо, Ивар.

Робежниек резко затормозил. На его лице была не свойственная ему серьезность.

– Как говорится, зуб за зуб. Я тоже буду откровенен. – Робежниек достал сигарету, закурил и выключил двигатель. – Я ваш характер знаю, Дзенис. Чего бы вам ни стоило, вы добьетесь доследования по делу Саукум. А раз так, то вникните получше в заключение экспертизы. Похоже, вы оставили без внимания немаловажное обстоятельство: смертельные удары были нанесены Лоренц по правому виску. Уж не был ли убийца левшой? Зента Саукум не левша. Я это проверил.

Помощник прокурора открыл было дверцу машины, но снова захлопнул.

– Чувствую, что становлюсь вашим должником. Не понимаю только, почему в суде…

В Робежниеке вновь заговорил давешний циник.

– Угождал своим клиентам. Саукум очень желала, чтобы ей вынесли обвинительный приговор. Вы разве этого не заметили?

– Отказываюсь вас понимать, Робежниек.

Дзенис вышел из машины.

– Вы многого не понимаете, уважаемый коллега. И не замечаете. Вы обратили внимание на свидетеля Майгу Страуткалн? На редкость привлекательная женщина, должен вам сказать…

И, помахав Дзенису рукой, Робежниек резко дал газ. Машина набрала скорость и скрылась за углом.

2

В тот вечер Роберту Дзенису долго не удавалось заснуть. Тихонько, не зажигая света, чтобы не разбудить Зигриду, он выскользнул в коридор. Заглянул в смежную комнату. Марите сладко посапывала в обнимку со своим любимым медвежонком. Ольгерт беспокойно метался во сне и что-то бормотал. Роберт укрыл сынишку, вышел на балкон.

Легкий ветерок овевал лицо, шею, забирался под пижаму и приятно ласкал тело.

Дзенис задумчиво смотрел на темное небо и вспоминал другую майскую ночь, увы, давно минувшую. Студенту Роберту Дзенису тогда тоже не спалось. В точности, как сегодня, он стоял в общежитии у распахнутого окна, и в голове беспорядочно роились мысли.

Накануне профессор сказал на лекции, что стать юристом, как и врачом, имеет право лишь тот, кто любит людей, верит им. Вечером в общежитии по этому поводу развернулись ожесточенные дебаты.

– Старик, безусловно, прав, – держал речь кудрявый Марек, величайший философ на их курсе. – В каждом человеке, и даже в распоследнем преступнике, где-то в глубинах его натуры тлеет искорка добра. Иной раз бывает трудно разглядеть этот крохотный огонек. Долг юриста его разжечь, заставить гореть ярким пламенем и вернуть человека обществу.

– Как это прикажешь понимать? – возмутилась Мария, щупленькая блондиночка. – Мы, значит, должны стать этакими всепрощающими христианскими пастырями? Ты укокошишь человека, а я тебя поглажу по головке и легонько пожурю: «Ай, ай, ай, мальчик, как ты нехорошо поступил, так делать нельзя». А на другой день ты преспокойно свернешь шею еще кому– нибудь. Ложно понимаемый гуманизм! Преступников необходимо строго карать без всякого снисхождения и жалости.

– При чем тут жалость? Никто не проповедует жалость! – возразил Марек. – У нас есть милиция, суд, прокуратура, по всей строгости взыскивающие с преступников и нарушителей законности. В этом и проявляется истинный гуманизм.

– Ага! – потирала руки Мария. – Теперь сам же себе и противоречишь!

– Никакого противоречия в этом нет.

В спор вмешался Роберт. Он редко принимал участие в словесных баталиях. Но если случалось высказаться, то каждое его слово било в цель. Авторитет Дзениса среди однокурсников был непререкаем.

– Карать и воспитывать. И никакого противоречия в этом нет, – веско заметил Роберт. – Кара – один из методов воспитания. Одному надо помочь стать на путь истинный. Другому достаточно небольшого наказания. Но есть и закоренелые правонарушители, которые берутся за ум лишь тогда, когда их надолго изолируют от общества.

– Выходит, для каждого нужно издавать отдельный закон? – не уступала своих позиций Мария.

– Зачем же? – продолжал Роберт. – Закон для всех один. Но применять его надо с умом.

– А где взять такой дозиметр, чтобы определить, по какой мерке отмерять в том или ином случае? – задиристо спросила Айя, бойкая толстушка со второго курса.

– Вот тут-то собака и зарыта, кисонька. Не всякому это по плечу, – иронизировал Марек. – На плечах надобно иметь головку, а вот тут, в грудной клетушке, чуткую душу, – ехидно добавил он и приложил руку к сердцу. – А теперь, философы, послушайте.

С этими словами Марек взял с полки небольшую книжицу.

– Клапье де Лука Вовенарг, французский писатель, восемнадцатый век. – Он открыл на нужной странице и стал читать вслух: – «Разум и чувство помогают друг другу и дополняют друг друга. Тот, кто следует советам одного из них, отказываясь от другого, нерасчетливо лишает себя той помощи, которая дана нам для нашего руководительства».

Эти отдающие архаикой, но мудрые слова на всю жизнь запали в сердце Роберта.

С помощью холодного рассудка юрист воспринимает факты, анализирует показания, оценивает преступление с точки зрения его опасности для общества. Но вот он с глазу на глаз встречается с обвиняемым, наблюдает его, изучает характер, образ мыслей, отношение к содеянному, выясняет психологические мотивы, побудившие человека к преступным действиям. И тут к рассудку присоединяется чутье – личные эмоции и впечатления юриста, его внутренняя убежденность. Вот теперь он имеет право принять решение, как действовать дальше. Если следователь, прокурор, судья обладают способностью разумно сочетать рассудок с интуицией, то их решения, несомненно, будут точны и справедливы.

…Блуждая в прошлом по закоулкам памяти, Роберт Дзенис даже не заметил, как над темной стеной дома напротив заблестел краешек луны. Край довольно быстро округлялся, покуда серебристый диск не оторвался от крыши и не выплыл в открытое небесное море.

Темные деревья на тротуаре отбрасывали призрачные тени на пустынную мостовую. На черной листве мерцала бледная лунная дорожка. Она тянулась все дальше, до тех пор, пока не уперлась в кустарник на сквере у перекрестка.

«Светлая тропинка, – подумалось Роберту. – Как трудно бывает иной раз отыскать ее в жизни! Вот и в деле Зенты Саукум столько еще неясного, еще так много темных мест, которые надо высветить».

В ходе следствия девушка многие свои показания повторяла слово в слово как зазубренный урок. Именно эта точность не устраивала Дзениса. Очень редки случаи, когда люди вспоминают происшествие во всех подробностях.

Дзенис помнил, как выглядела Зента Саукум на суде: смирная, даже флегматичная, с замедленной реакцией. Такой человек вряд ли способен потерять самообладание и убить другого в ссоре из-за пустяка.

С какой готовностью рассказывала она все до мельчайших подробностей, словно опасалась, что ей не поверят. Обвиняемые так поступают лишь в одном из трех случаев: когда стараются угодить следователю или судье в надежде на смягчение наказания, с намерением скрыть другое, более тяжкое преступление или же если хотят выгородить истинного виновника.

От внимания Дзениса не ускользнула тревога Саукум, когда он потребовал дополнительного следствия. Когда же суд огласил приговор, который, казалось бы, должен привести ее в смятение, Саукум странно успокоилась. Несомненно, она что-то скрывает, – Но что? Неужели это так и останется тайной?

Роберт Дзенис по-прежнему стоял на балконе. Небо на востоке затянулось облаками. Одна за другой гасли сонные звезды. Ночной холодок пробирал все глубже.

«Утро вечера мудренее», – решил Роберт и пошел спать.

3

Ивар Робежниек просунул голову в окошко регистратуры.

– Дайте, пожалуйста, номерок к врачу Страуткалн.

– Карточка есть? – не поднимая взгляда, спросила девушка.

– Извольте.

Робежниек подал свою визитную карточку.

– Вы что дурака валяете, гражданин! Я спрашиваю, есть ли у вас амбулаторная карточка! Бывали у нас или вы первичный больной?

Адвокат развел руками.

– К сожалению, нет. Если бы знал, что тут такие симпатичные девушки…

– Паспорт! – коротко потребовали у него.

– Очень жаль, но не захватил с собой. Могу предложить только служебное удостоверение.

Девушка была неумолима.

– Мне нужен паспорт. Может, вы не из нашего района.

– Из вашего, дорогая, – адвокат что-то прикинул в уме. – Улица Бикерниеку, шестнадцать. Это ведь ваш район?

– Ничего не знаю. Без паспорта не имею права заводить на вас карту.

– У меня высокая температура. Бросает то в жар, то в холод. Необходима срочная медпомощь. Не верите? Дайте градусник.

Регистраторша смягчилась.

– Ладно уж. Как для тяжелобольного сделаю исключение. А в следующий раз обязательно берите с собой паспорт. Держите номерок. Семнадцатый.

В коридоре перед кабинетом врача толпились люди/ Робежниек вышел на лестницу покурить. Когда вернулся, его очередь уже прошла. У врача побывал уже двадцатый и даже двадцать пятый номер. Адвокат терпеливо ждал. Время тянулось медленно, как больная черепаха.

Наконец, из кабинета вышел последний посетитель. В двери появилась медсестра.

– Есть еще кто на прием?

Робежниек подал свой номерок.

– Я немного опоздал и потому ждал, когда пройдут все.

– Входите, пожалуйста.

В белом халате Майга Страуткалн показалась Робежнику еще привлекательнее, чем на суде. Она сидела за столиком. Халат снизу был слегка приоткрыт, юбка подтянулась кверху.

Перехватив нескромный взгляд пациента, Страуткалн запахнула полы халата.

– Садитесь. На что жалуетесь?

– Сердце болит, – вздохнул адвокат.

– Боль щемящая или колющая?

– Нечто среднее.

Врач с подозрением посмотрела на больного. Измерила пульс, кровяное давление, выслушала сердце и легкие.

– Изжога есть?

– Да, очень сильная.

– Головокружение бывает? 

– Бывает и головокружение.

– И боль в пояснице?

– Почти ежедневно.

Врач с трудом сдерживала смех.

– Скверно, – заключила она. – Придется немедленно положить вас в больницу. Необходимо клиническое исследование. Анализ крови из вены, рентгеноскопия кишечника, анализ желудочного сока и желчи…

Робежниек поежился.

– Доктор, но у меня болит ведь только сердце. Неужели его теперь лечат методами средневековых пыток?

– Извините, но мне уж видней, что делать, – сухо сказала врач.

– Но, быть может, все это можно в амбулаторном порядке, под вашим надзором? Хотелось бы…

– Ни под каким видом, – в том же непреклонном тоне возразила врач. – Только в больнице, в условиях стационара. Сейчас позвоню, чтобы подготовили место.

Страуткалн взялась за телефонную трубку.

– Одну минутку! – задержал ее руку Робежниек. – По-моему, мне уже лучше.

Глаза Майги Страуткалн лукаво заискрились.

– Вот видите. А ведь многие больные не верят в психотерапию.

– Я же сказал, что хочу лечиться только у вас.

—__ Пришли к этому решению еще тогда, в зале суда?

Робежниек рассмеялся.

– Стало быть, узнали?

– Как только появились на пороге. У меня хорошая зрительная память. А минутой позже я убедилась в вашем незаурядном здоровье.

– Выходит, разыграли меня?

– Да нет, отчего же. Просто теперь мы квиты.

Робежниек был восхищен.

– Вы изумительны!

– И вы пришли только ради этого сообщения?

Адвокат встал.

– Вопрос по существу. Кабинет врача неподходящее место для частных бесед. Прием ведь уже окончен. У входа стоит моя машина. Разрешите…

– С работы я предпочитаю ходить пешком. Прогулка на свежем воздухе – надежная защита от микробов и инфекций.

– С удовольствием составил бы компанию, если не возражаете. Только сомневаюсь, что хождение по пыльным улицам отвечает требованиям гигиены. У меня другое предложение. Поедемте на взморье. Вы когда-нибудь гуляли по пляжу в мае месяце?

Страуткалн сняла халат.

– Соблазнительное предложение. Только…

Она взглянула на часы. Затем неожиданно решилась,

– Хорошо! Только с одним условием. В семь я должна быть дома.

Робежниек поклонился.

– Ваше желание будет исполнено. Как говорили раньше: ваша воля для меня закон.

Взморское шоссе, летом обычно переполненное машинами, теперь было пустынным и манящим. Робежниек смело прибавил газу. Стрелка спидометра поползла вверх. Майга опустела боковое стекло.

– Люблю такую скорость. Мой муж не ездит быстрей шестидесяти.

– Последовательный человек. Простате, а он ревнив? – поинтересовался адвокат. – Может быть, мне предстоит дуэль?

– Чепуха, мой муж не так уж глуп, к тому же у него нет никакого повода для ревности.

Позади остался мост через Лиелупе. Дорога пошла сосновым лесом. Вскоре за деревьями замелькали дачки.

У концертного зала в Дзинтари Робежниек остановился и помог своей спутнице выйти из машины.

К пляжу вела асфальтовая дорожка. Порыв ветра метнул в лицо влажный привет моря, пошуршал в кустарнике и затих среди сосен. Солнечные лучи, расшибаясь о синие волны, рассыпали ослепительные искры, и глаза приходилось все время щурить или прикрывать ладонью.

Вокруг не было ни души, если не считать одной парочки в отдалении. Парень, защищая девушку от ветра, прикрыл ее своим плащом и крепко обнимал.

Море шумело и звало. Синие с прозеленью волны, облитые молочно-белой пеной, набегали на песок, но, передумав, медленно возвращались в море. Чайки с вызывающими криками пролетали низко над водой и терялись среди белых гребешков.

– Как тут хорошо, когда нет людей, – сказала Майга. – Трудно себе представить, что через месяц тут будет толчея, как на рынке. Такое взморье я не люблю.

– Вы индивидуалистка, – засмеялся Робежниек. – Избегаете людей.

– Ничего подобного. Людей я люблю. Но иногда они меня утомляют, и тогда хочется побыть одной.

Под ногами похрустывали мелкие белые ракушки.

– Давайте будем откровенны, – после паузы, как-то особенно неожиданно сказала Страуткалн. – Скажите, каким ветром вас сегодня занесло в поликлинику? И для чего привезли меня сюда?

– А вы сомневаетесь в силе своих чар? Как увидел вас в зале суда…

Страуткалн резко его прервала:

– Не надо. Терпеть не могу тривиальностей. Я не девочка, да и вы достаточно практичный человек, чтобы тратить время попусту.

Робежниек молчал. Он что-то обдумывал, потом сказал:

– Мне было необходимо вас встретить.

– Как адвокату по делу об убийстве Лоренц?

Робежниек уклонился от прямого ответа на вопрос.

– Скажите, вы никогда не мечтали стать актрисой? – начал он издалека.

– Конечно, мечтала, как все девчонки. В школе даже играла в художественной самодеятельности. И, говорят, неплохо получалось.

– А что вы скажете, если я сейчас предложу вам роль?

– Интересно. Какую же?

– Весьма таинственную…

Ветер постепенно крепчал. Над морем летели рыжевато-серые, рваные облака.

Со стороны врач и адвокат походили на влюбленную пару, которой нипочем любая буря. Над их головами кружили любопытные чайки, словно хотели подслушать, о чем так оживленно разговаривают эти два человека.

Внезапно адвокат посмотрел на часы.

– Половина седьмого. Пора ехать! Обещал доставить вас в срок.

И вскоре красный «Москвич» снова демонстрировал, на что способен его мотор.

4

Электричка остановилась в Саулкрастах.

Стояло погожее воскресное утро. Из переполненных вагонов высыпались сотни пассажиров, слились в бурливый людской ручей и утекли в сторону пляжа. Лишь десятка два человек отделились от общей массы и направились в противоположном направлении, в лес, начинавшийся сразу за железной дорогой.

Дорожка вилась через сосновый бор, огибала болотце и взбегала на пологий холм.

Дзенис шел краем оврага мимо недавно заложенных садов и недостроенных дач. На своих участках суетились работящие человечки. Краснощекий здоровяк в шелковой майке быстро, как в мультфильме, орудовал лопатой. Он копал с такой потешной быстротой, точно боялся, что у него вырвут лопату из рук. Сухой песок сыпался с краев ямы будто в песочных часах.

Немного подальше долговязый субъект, в очках и с бородкой, вытянувшись ничком на крыше сарайчика– времянки, приколачивал толевую обшивку. Он энергично лупил молотком перед самым своим носом, через несколько ударов ощупывал головку вбитого гвоздя и, кажется, что-то приговаривал.

Тоненькая невысокая женщина с модной прической, стиснув зубы, толкала перед собой навстречу Дзенису тачку торфа – удобрение для сада. «В ноте лица своего…» – вспомнилось Дзенису.

В самой середине участка, над кособокими, кое-как сколоченными временными постройками гордо возвышалась готовая дача с пологой крышей. К ней подъехал грузовик. Бригада рабочих выгружала шпунтованные доски для пола и складывала в аккуратный штабель. Энергичный человек суетливо бегал и командовал:

– Давай, давай, ребятки, поднажмем! Сегодня еще в одном месте успеем подкалымить.

Дзенис подошел ближе.

– Вы не скажете, где тут живет Озоллапа? – спросил он.

– Не знаю, не знаю, – отмахнулся тот.

К счастью, подошел хозяин соседнего дома, мускулистый человек с большими руками. Он охотно объяснил Дзенису:

– В нашем кооперативе два Озоллапы. Один строится вон там, видите, желтая конура? А другой подальше, у самого леса.

В конце концов Дзенис разыскал того, который был ему нужен. Возле небольшой хибарки, сколоченной из горбыля, плечистый мужчина приделывал к лопате новый черенок. Рыжеватые волосы были подстрижены ежиком. Безукоризненные складки на серых рабочих брюках и аккуратно закатанные рукава говорили о том, что этот человек в любых обстоятельствах не забывает о своей внешности.

Он неожиданно поднял взгляд и увидел Дзениса.

– Роберт! – он повернулся к хибаре. – Гайда, иди погляди, кто к нам пожаловал!

В дверях появилась полная шатенка.

– Ба, сам Роберт Дзенис! – радушно воскликнула хозяйка.

Хозяин двинулся навстречу гостю.

– Молодец, что решил посетить мой вигвам. А где же Зигрида?

– Вчера улетела в Лиепаю. Охотится за каким-то знаменитым рыбаком. Хочет написать о нем очерк.

– Дернул тебя черт жениться на журналистке! – пошутил Озоллапа, но в его голосе послышалась также и серьезная нотка. – Неугомонные, на неделе у них семь пятниц. Вечно чего-то ищут, куда-то летят, разъезжают, торопятся. Что я тебе тогда говорил?

– Верно, говорил! Ну, знаешь, я и сейчас не жалею.

– Так я тебе и поверил! Небось другой раз и полы самому мыть достается, и еду детям готовить.

– Все бывает. Но ведь они так же мои дети, как и Зигриды.

– Н-да, братец, здорово ты прогрессировал! Подошла Гайда.

– Опять спорите? Отдохнули бы лучше, в шахматы поиграли, пока я обед сготовлю.

Утренняя дымка в небе помаленьку рассеивалась. Полуденное солнце ласково выглядывало из-за облаков. Лаймон взял гостя под руку.

– Пошли, покажу тебе все здешние прелести.

5

Густой подлесок заглушал визг пил, стук топоров и молотков. Ноги мягко ступали по серебристому мху, и это вселяло чувство покоя и умиротворения. Высокие ели здесь дружно уживались с раскидистыми кленами, липами и ветлами. Прямо-таки не верилось: всего несколько сот шагов от людского жилья, и такая глубокая тишина… Впрочем, нет. Где-то в ветвях скрипуче крикнула голубая сойка. Какая-то птица, сидевшая высоко на сосновом суку, молнией метнулась на неведомо как залетевшего сюда воробьишку.

– И здесь то же, что и в мире людей, – философски заметил Роберт.

– Ты о чем? – спросил Озоллапа.

– Да о последнем уголовном деле, в котором я поддерживал обвинение.

– Это по делу Саукум?

– Ну да. Сердитые старики налетели на девчонку, влепили ей семь лет и считают, что совершили благое дело.

– Ты не согласен с приговором…

– Не прикидывайся, Лаймон. Тебе моя точка зрения известна.

Лаймон Озоллапа улыбался редко, и все же вид у него был добродушный. Морщинки возле глаз придавали его лицу выражение спокойного довольства.

Много лет назад Роберт Дзенис и Озоллапа одновременно закончили юридический факультет. Роберт как был ершистым, так и остался, всегда убежденно и яростно отстаивал свое мнение. Лаймон с годами стал покладистей, сговорчивей. Нельзя сказать, что он поступал вопреки голосу совести. Отнюдь. Служебный долг он исполнял честно и пользовался славой добропорядочного работника. В свое время это помогло Озоллапе стать прокурором. Дзенис работал под его началом, но разница в служебном положении не повлияла на их дружбу.

Они пересекли поляну, перепрыгнули через старую траншею, по сей день напоминавшую о войне, и углублялись все дальше и дальше в лес.

Наконец Озоллапа спросил без обиняков:

– Надеюсь, ты приехал не только для того, чтобы уломать меня опротестовать приговор?

– Как раз об этом мне и хотелось поговорить. По сути дела, преступление еще до конца не раскрыто. Мы не имеем права останавливаться на полпути.

Озоллапа поднял брови.

– На мой взгляд, следователь сделал все, что было в его силах.

– Ты забываешь, кто вел следствие по этому делу. Лора Лиепа. Она ведь и на юридический поступила только потому, что не надо было сдавать математику и физику. Понимала, что при ее способностях на другой факультет не попасть.

– Ты хочешь, чтобы все следователи были как Шейнин?

– Было бы не худо, если бы на юридический факультет принимали только тех, у кого есть способности к этой профессии.

– Не всегда это можно своевременно установить.

– Так ведь никто и не пытается. Вот в театральных институтах или в академиях художеств устраивают конкурсы, помогающие раскрыть способности человека, его склонности. Труд юриста не менее творческий, юрист тоже должен иметь тонкое восприятие, должен уметь заметить то, мимо чего другие прошли бы мимо, должен быть хорошим психологом. Должен быть! От знаний и интуиции следователя зачастую зависит судьба человека.

– Никто в этом не сомневается.

– Вот, скажем, Гунар Дзелзитис или, скажем, Борис Трубек. Почему ты не дал ему доследовать дело Саукум до конца? У нас, к сожалению, часто так: один следователь начнет, а следствие продолжает другой. Потом сами удивляемся, отчего концы с концами не сходятся.

– Не мог же я дело об убийстве поручить желторотому стажеру!

– Почему бы и нет, если у человека способности? Конечно, надо приглядывать, помогать, учить…

Они вышли на сырой кочкарник и остановились. Лесная чаща отгораживала их от шумного и суетного мира, и это настраивало на разговор по душам. Озоллапа присел на комель поваленной бурей сосны, Дзенис сел рядом на пень.

– Давай будем откровенны, Роберт. Что ты от меня хочешь?

Дзенис внимательно следил за муравьями, бежавшими бесконечной вереницей по своей тропке мимо пня.

– Ты ведь опытный юрист, Лаймон. Материалы дела Саукум читал, сам же утверждал обвинительное заключение. Неужели не заметил, что следствие не дало ответа на целый ряд вопросов?

Озоллапу это начинало раздражать.

– Перестань! Все это ты уже выложил один раз суду. В любом деле можно отыскать туманные места. Но вопрос в том, насколько они существенны. Я считаю, что суд поступил правильно. В повторном следствии нет никакой нужды.

– А что, если я докажу тебе обратное?

– Что ж, попробуй!

– Вспомни протокол места осмотра происшествия. Соколовский и Трубек обнаружили за шкафом дверь в комнату соседей. Щели в двери были заклеены. Ребята оторвали полоски бумаги и отправили на химический анализ. Однако чистосердечное признание Зенты Саукум сбило Лиепу с панталыку, и она даже не сочла нужным потребовать заключение криминалистической лаборатории. А заключение не лишено интереса. Вот взгляни. – Роберт протянул Озоллапе листок. – По остаткам клея на бумажных полосках эксперты определили, что прилеплены они были примерно в то же самое время, когда произошло убийство.

– Заклеить дверь Лоренц могла и сама, – резонно заметил Озоллапа. – Если принять во внимание ее отношения с соседями…

– Они грызутся уже давно, – напомнил Дзенис. – Почему же она именно теперь заклеила дверь? Случайное совпадение? Не верю я в такие случайности. И есть почва для другой версии. Неизвестный проник из соседней комнаты, убил Лоренц и заклеил дверь изнутри, чтобы отвести подозрения от соседей.