Текст книги "For your family (СИ)"

Автор книги: Лена Полярная

Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

Джим кивнул. Крылья почему-то зачесались.

– А вот его люди захватили «Орфей» и перебили почти весь экипаж, – продолжила Осава.

– … в целях самозащиты.

Они встретились взглядами. Невысказанное “и мести” явственно повисло в воздухе.

Осава недовольно дёрнула крыльями.

– Мне нужен ваш совет, Кирк, потому что Хан был членом вашего экипажа. Насколько мы можем ему доверять?

Джим уставился на картину, которая висела на стене кабинета как раз за спинкой кресла. Море в шторм. Странный выбор – капитаны обычно любили картины с кораблями, которым ничего не угрожает. Корабли, паруса которых наполнены попутным ветром, а не ломаются под натиском стихии.

А у Боунса переломаны крылья. И Хан утверждает, что при всей своей гениальности не мог придумать план, в котором доктору не пришлось бы выдерживать пытки.

– Я не курировал Хана, – ответил Джим медленно, не сводя глаз с беснующегося моря на картине. – Лучше подождать, пока офицер МакКой сможет дать полный отчёт…

– Времени ждать нет, – перебила Осава. – Через два часа мне надо будет послать первый рапорт Совету, и если там не будет моего положительного комментария к поступкам Хана, на Земле его никогда не оправдают. Вам придётся сделать вывод самому.

Джим выдохнул и зажмурился. Крылья слабо зудели в основаниях. Он попробовал собраться с мыслями.

– Сверхлюди бы взбунтовались всё равно, раз это в их природе. Но Хан их выдал… чтобы попытаться спасти. Он никогда не верил в Федерацию или флот, но верил в свою семью. В их безоговорочную ему преданность. Я мало знал о проекте из-за протоколов безопасности, офицер МакКой практически ничего мне не рассказывал. Но он поверил Хану. И Хан не мог его одурманить, потому что МакКой его ненавидел.

– Из-за вас?

Джим отогнал ноющую в крыльях мысль о молчании доктора. Сейчас не это имело значение.

– Из-за... меня, да. Но не только. МакКой верит в право на неприкосновенность жизни, а Хан, он... вы видели. До сих пор считает, что может распоряжаться жизнями людей по своему усмотрению. МакКой переступил через себя, чтобы курировать Хана как профессионал, не поддаваясь эмоциям. А после нашёл причины ему поверить. Я хочу сказать, он всегда был объективен, насколько это было возможно, и… да. Я считаю, что Хану можно верить, в том плане, что он не навредит ни этому кораблю, ни его экипажу. А это значит, он будет держать своих людей в подчинении. Без его приказа они не сделают ничего. Если бы Хан хотел захватить этот корабль, он бы это уже сделал.

– Сейчас Хан и его люди в одной из кают на третьей палубе и они предупреждены, что выходить нежелательно. Предлагаете оставить такой... домашний арест?

– Да. Только не выключайте видеонаблюдение. Пригодится для отчёта на суде. Это мой совет, адмирал.

– Я учту, Кирк. А теперь идите, хватит с вас.

Джим встал, ощущая себя тенью. От усталости тело не ощущалось своим. Просто грузом, который почему-то надо тащить.

– Сыворотка, – догнал его голос Осавы. – Доктор её всё же создал, не так ли?

Джим несколько раз вдохнул и выдохнул, прежде чем начать говорить.

– Я позабочусь, чтобы эти слухи остались слухами, адмирал.

– Создал, значит, – Осава больше не спрашивала.

Джим промолчал. Он намерен был уничтожить контейнер с оставшимися ампулами. В одном МакКой оказался прав точно – эта штука способна вогнать полгалактики в войну одним махом.

Джим ожидал других вопросов от Осавы, требований рассказать всю информацию о сыворотке, но…

– Покажитесь медикам, капитан, – жёстко сказала адмирал. – И прямо сейчас. Вы очень сильно линяете.

Кирк даже остановился. Его бы разобрал смех, если бы он не был так измотан.

С тех пор прошёл час. И всё это время Джим сидел в чужой каюте, не зажигая свет, и не мог заставить себя закрыть глаза и уснуть. Он не пошёл спрашивать, что там с МакКоем, не пошёл даже узнать текущее состояние Спока, хотя страх за него зудел в перьях.

Когда в интерком позвонили, он сразу приказал компьютеру открыть.

Спустя минуту в комнату знакомо и шумно ввалился Чехов. От него пахло шампунем, булочками и кофе.

– Только сейчас закончили радиационную очистку экипажа, – выпалил он, плюхаясь на пол в полосу света, падающую сюда из гостиной. – Всё, все чисты. Устал как собака, ещё и поесть толком… Скотти носится, как ужаленный. Мне кажется, ему транквилизатор придётся колоть, чтобы он немедля не транспортировался обратно на Энти с отвёрткой наголо. Вот отдохнём и начнём разрабатывать схему силового поля, которое нейтрализует заразу на планетоиде… потом уже и за ремонт нашего кораблика, но это через двое суток, не меньше, есть слух, что нас на буксире в варп-поле потащат до Земли, ну или до марсианских доков на ре...

Тут, видимо, Чехов наконец увидел самого Джима, потому что речевой поток прервался.

– Ты чего, даже не мылся ещё?

– Ты у МакКоя был?

Пашка завернул вперёд крыло, как будто попытался им отгородиться от Кирка.

– Да, забежал.

– И?

Даже в полутьме было видно, что Чехов сник.

– Хреново, товарищ капитан. Два перелома крыльных костей, есть трещины и в целом крылья выглядят так, будто по ним бульдозер проехался.

– А Хан? Ох, блин... в смысле, Хан упоминал, что вводил МакКою свою кровь.

– Наверное, мало. – Пашка грустно пожал плечами. – У него же времени не было, да? Ну там в любом случае Боунса держат под дозой сильного обезболивающего, чтобы в себя не приходил, потому что это пиздец, и… в общем, всё правда плохо. Очень. Кристина сама не своя, мне сказали, она чуть не расплакалась, когда его увидела… А потом эти его переломанные крылья ещё разворачивали, чтобы переломы зафиксировать! Разворачивали! Переломанные!.. Даже думать не хочу! Взять бы этого уёбка Райса самого и повыдирать ему все перья! А потом уронить на него пару стенок, чтобы прочуял, каково это!

Пашка принялся ругаться на смеси русского, английского и стандарта. Выплёскивал так эмоции. А Джим сидел, и в тяжёлой голове ворочались мысли.

Хан вводил МакКою свою кровь. Он нарочно упомянул об этом при Осаве, теперь Джим был уверен. А в контейнере, который он собирался уничтожить, было ещё шесть ампул.

Одна вернула к жизни смертельно заражённого Айвила с Саратоги. Вторая срастила Джиму крыльный перелом, вон, крыло не то что не болит, даже не ноет в этом месте, а ведь боль была адская.

Так неужели…

Это означало прямо противоположное тому, что он пообещал Осаве. Слухи не просто укрепятся, они превратятся после такого в уверенность. Про его, Джимов, перелом никто особо не знал. Айвилу можно легко заткнуть рот, если он вообще понял, что с ним случилось на Саратоге после укола. Кексик, Цай и Юи будут молчать, в них Джим уверен. А тут – МакКоя видела половина экипажа и все медики, в том числе те, которые прилетели с Осавой на «Ириде».

Если у Боунса внезапно как по волшебству срастутся все переломы, только дурак не сложит дважды два.

И у них будут гигантские проблемы. А в первую очередь у него, Джима, потому что ответ по поводу сыворотки придётся держать уже не перед лояльной Осавой, а перед далеко не лояльным командованием.

А это имеет значение? Серьёзно, ты думаешь, это имеет значение, когда Боунс знал про пытки и просто… пошёл на них ради нас? И когда он там теперь загибается с несколькими переломами?

Джим встряхнул головой.

– Пашка, – позвал, прерывая поток цветистой русско-английской ругани, – мне надо поговорить с Ханом. Не знаешь, куда точно Осава его определила?

– Знаю, – Чехов угрюмо нахохлился, – я же планы размещения получал. Все сверхлюди в каюте 9-С на третьей палубе.

– Незаметно с ним можно поговорить?

– Незаметно – в смысле…

– Да, мелкий, незаметно – это чтобы вообще никто не заметил, – нетерпеливо сказал Джим, – в идеале даже ты.

– Так, – Пашка сердито распушился, – ваше большущее капитанское величество, либо отдавайте уже нормальный приказ, либо рассказывайте, что происходит!

Джим вдохнул поглубже.

– Это приказ, Чехов. Я собираюсь спасти Боунса от нескольких месяцев лежания в фиксаторах. А там умный, сам сообразишь.

Чехов на секунду нахмурился, пристально глядя на него, затем просиял.

– Ну и задачки у вас, капитан, для младших лейтенантов. Компьютер с доступом в наблюдательную сеть здесь есть?

Хан не ждал, что разговор со своими будет лёгким. Когда охрана ушла, и они остались наедине, он первым делом ушёл в ванную, чтобы привести себя и мысли в порядок.

В крови всё ещё горело желание мести. Ей мало было оторванного крыла, боя и нескольких оглушённых противников. При одной мысли о смерти своих и переломанных крыльях доктора ему хотелось разнести всё вокруг, разорвать предателей голыми руками на части. Но Хану пришлось стать сильнее желания мстить. Он с самого начала знал, что каждое из принятых решений было верным. Его план работал; вопрос только в том, через сколько этот... с позволения сказать, капитан, догадается прийти.

А пока ему предстояло вразумить своих. Йоахим, мирный и покорный Хану, сможет услышать и поверить ему. Пусть даже и нехотя. Но Лата, горячая и страстная Лата… она не поверит и не примет. Не сразу. Она будет спорить, доказывать, требовать, пока Хан не напомнит ей её место. Да, ему придётся.

Он вымылся, расчесался, отряхнул крылья от капель влаги, реплицировал чистую одежду – запасной комплект чёрной стажёрской формы (на будущее) и простой белый халат. Облачившись в него, ещё некоторое время стоял у зеркала, вглядываясь в своё отражение. Трое суток никак на нём не сказались, не считая...

Он пригляделся внимательней, приподняв левое крыло.

Не показалось. Несколько поседевших перьев.

Но Леонард заплатил куда дороже.

Бросив последний взгляд на зеркало, Хан вышел к своим.

Йоахим дожидался его, сидя на кровати и читая. Он поприветствовал Хана, отложив падд и склонив голову.

Лата, прямая и гневная, стояла, сложив на груди руки. Хан знал, что так она простояла всё то время, что он был в ванной. Она желала говорить, и она имела на это право. Поэтому Хан не стал обращать внимание на дерзость её поведения.

– Говори. Я выслушаю.

Она вскинула голову.

– Господин, мы могли бы захватить этот корабль. И можем прямо сейчас. Отдайте приказ.

Йоахим на этих словах отвёл глаза и завернулся в крылья. Он пережил один захват корабля, и увиденные смерти ему точно не понравились.

Хан встряхнул крыльями, складывая их, прошёлся по комнате. Лата всё поняла, иначе говорила бы по-другому.

– Ты знаешь, что приказа не будет.

Она промолчала.

– Ты ждёшь объяснений, – Хан оказался у небольшого иллюминатора. За ним мерцала бархатная космическая чернота. – Мир изменился. Меня вернули к жизни несколько лет назад, и тогда я не понимал этого. Я думал, мои способности помогут мне вызволить вас, и, как и раньше, после нескольких лет теневой работы мы сможем выйти на свет и установить контроль над значительной частью Земли. Моя самонадеянность чуть не стоила мне всех вас. Я проигрывал раз за разом – адмиралу Маркусу, коммандеру Споку и снова коммандеру Споку. Только перед повторной заморозкой я понял, что недооценивать людей теперь нельзя.

– Недооценивать? – неверяще переспросила Лата. – Они ничуть не изменились, господин! Алчные, ничтожные…

– Они стали умнее, – Хан повысил голос, поворачиваясь к ней. – Борьба за выживание на других планетах научила их адаптироваться и принимать верные решения перед лицом превосходящей опасности. Способности, данные нам нашими генами, они сейчас компенсируют технологиями и своим количеством. Они учатся у инопланетных рас, на фоне которых мы уже не выглядим богами. Подними мы бунт сейчас – и нас уничтожат. Поэтому я не желал, чтобы вы шли против Федерации. Это означало бы только нашу погибель.

– Но мы всё ещё лучше, господин, – Лата подошла к нему ближе, глядя в упор. Она до сих пор не верила услышанному. – Мы освоили технологии управления их кораблём за считанные часы. У людей уходят на это годы. И если нам захватить этот корабль и улететь отсюда…

– И куда же? – перебил её Хан. – Где в этой вселенной место для нас?

– Так у тебя нет никакого плана, господин, – произнесла Лата с глубочайшим потрясением в голосе. – Мы шли к тебе, как к нашему отцу, а ты предал нас и наших братьев, отдавших жизни за свободу!

Йоахим подошёл и коснулся её руки, но Лата дёрнула плечом, сбрасывая прикосновение.

– Так вот что ты предлагаешь нам за верность? Смириться?! – Она раскрыла взъерошенные крылья и сделала ещё шаг навстречу. – Жить среди них? Служить им? Стать теми, кем они хотят нас видеть – послушными рабами? О нет, мой господин не предал бы наше доверие. Мой господин предпочёл бы погибнуть в бою, но не продать нашу гордость!

Хан ждал, глядя в её тёмные гневные глаза и чувствуя нарастающую ярость. Его крылья напряжённо подрагивали. Нет, он больше не думал, что все люди ничтожны. Он не понимал, как этого можно не видеть.

Лата остановилась в двух шагах – напряжённая, словно натянутая струна, дрожащая и яростная, готовая сражаться до конца.

– Или же виной тот слабый человек, которого ты назвал своим? Неужто желание обладать им в противоестественной связи лишило тебя и разума, и гордости?

– Мой разум при мне, Лата, – предупредил Хан, чувствуя, как голос дрожит от ярости. Лата была умна, она была его преданной союзницей, но даже она не смела говорить о его чувствах к Леонарду в таком тоне. – Как и моя гордость. А тебе следует придержать язык.

– Нет же, во имя вечного неба, я не стану молчать, – Лата говорила всё тише и яростней, почти шипела. – Ты предлагаешь нам покориться людям и тому ничтожеству, которое ты в слепоте своей возжелал…

Не давая ей продолжить тираду, Хан схватил её за шею и быстрым мощным ударом швырнул о стену.

– Ты глупа и не видишь дальше своего носа! – рявкнул он, подходя к ней ближе. Внутри всё клокотало от ярости. Лата уже поднималась, сверля его ненавидящим взглядом. – Ты не…

Он схватил её за ворот форменки, поднял над полом и снова швырнул о стену. На этот раз другую.

– … слышишь моих слов! Ты ропщешь…

Хан не давал ей подняться и ответить. Бил крыльями, чтобы оглушить, а когда она попыталась атаковать сама, снова швырнул к стене. На этот раз она упала на груду мебели в углу, ударившись об угол комода, и оттуда сползла на пол.

– Ты посмела сомневаться во мне...

Лата поднималась на четвереньки, потом на ноги. По лицу текла кровь, она горбилась, как тот, у кого сильно болят рёбра. Потребовалось ещё несколько раз швырнуть её, чтобы при попытке подняться её локти подломились и она упала на пол. Хан не дал ей второй попытки выпрямиться, снова ухватил за ворот, вздёрнул на ноги и с силой прижал к стене, заставляя её запрокинуть голову.

Он знал, что всё это останется на записи камер, а может быть в эту самую минуту та адмиральша смотрит на них, как на зверьков в клетке; но он чуял, что она слишком умна, чтобы вмешиваться.

А значит, отряда вооруженной охраны и медиков с транквилизаторами можно не ждать.

Осава даст им разобраться самим.

– Ты не пытаешься думать, – он встряхнул Лату, не обращая внимания на её попытки ударить крылом, и через несколько секунд они прекратились. – Неужели ты, мой военный советник, та, кому я доверял, как себе, больше не способна раскрыть глаза и посмотреть в лицо правде? Нам не выжить вне Федерации! Нам не выжить, сражаясь против людей!

– Убей, – прошептала Лата, ни капли не смягчив ярость. – Я не смогу прислуживать им и твоему… человеку, – это слово она словно выплюнула сквозь зубы. – Даже по твоему приказу.

Она больше не вырывалась. Кровь из рассечённой раны на лбу стекала по лицу, крылья слабо подрагивали. Но Хан не обманывался: разожми он хватку, и она будет драться – пока не умрёт. Потому что могла только выполнить приказ того, прежнего Хана, или умереть, другого не дано. Потому что они все были такими.

И с этим надо было что-то делать.

– Я не предлагаю тебе встать наравне с людьми, с которыми мы никогда не будем равными, – Хан не дал ей возможности отвести взгляд, только ощутил, как за спиной раскрываются, поднимаясь, крылья. – Я не предлагаю тебе стать частью Федерации. Я приказываю тебе – и ты подчинишься. Потому что так говорит тебе Хан Нуньен Сингх, твой господин и повелитель! Сейчас я должен сохранить то, что осталось от нашей семьи. И я буду делать это любой ценой, исключая цену нашей жизни. Ты поняла меня?

Лата смотрела в его глаза, не моргая. Её взгляд по-прежнему горел, но сил спорить уже не было. Она кивнула. И тогда Хан отпустил её, сразу повалившуюся на пол.

Хан обернулся к Йоахиму, с печалью наблюдавшему эту картину.

– Йоахим?

Он встрепенулся – воробьёныш в ворохе золотых перьев.

– Дело не в нашем отношении к людям, господин. Они стали лучше, пусть и не все, я это заметил. Но я не уверен, что они примут нас. На Земле, в научном центре, а потом и на корабле, многие называли нас чудовищами, монстрами или выродками. Это только то, что слышал я. Может быть, Лата права, и нам лучше было бы покинуть Федерацию, пока не поздно?

Хан подошёл к нему и погладил по щеке.

– Всегда будет кто-то, кому твоё существование будет не по душе. Ожидать, пока тебя примут все и безоговорочно, можно до самой смерти.

– Господин… – Йоахим опустил взгляд, но ничего более не сказал. Хан больше не касался его, только смотрел на склонённую голову.

И впервые подумал, каково же им сейчас, обломкам прошлого, которые видят перед собой своего предводителя с чужим лицом и изменившими цвет крыльями. Предводителя, допустившего смерти почти всех их братьев и сестёр. Предводителя, говорящего, что им придётся смириться и жить рядом с людьми по их законам.

– Космос велик, Йоахим. Я не смог уберечь вас в нём единожды, и это может повториться. Помоги Лате подняться и обработать раны. Я хочу услышать, как вы жили на “Орфее”.

Пашка пообещал десять минут, когда на камерах наблюдения в нужном коридоре будет зацикленная картинка, собственно, с пустым коридором. Ещё он сказал Джиму выключить коммуникатор.

– Или хочешь радостно засветиться на датчиках бортового компьютера? – спросил вышедшего из ванной мытого капитана, с хрустом надкусив вафельный батончик. Таких батончиков кудрях нареплицировал штук десять и жевал во время взлома корабельных сенсорных систем. – Здесь система сканирования как в живом организме, кстати. То есть датчики буквально везде, как рецепторы. Но это мы обошли… Значится, так: я тебя видеть буду, но больше никто. А потом, когда ты звякнешь в интерком, я устрою в нём небольшое… красивенькое… замыканьице. Данные о последнем вызове не успеют нигде отразиться. Едем?

И теперь Джим стремительно шёл по коридору. Очень сложно поверить в свою «невидимость» для корабельных систем, когда сам по себе ты живой, вполне видимый и даже шаги свои слышишь.

До каюты Хана – ну и других сверхлюдей, получается – Джим добрался быстро. Минуты за две. Открыл Хан. Высокомерный, как обычно, но почему-то взъерошенный. Окинул Джима своим прозрачным взглядом.

– Капитан, – поприветствовал холодно. – Долго же вы. Заходите, живо.

– Не начинай, – бросил Джим, проходя за ним в комнату. Он и так был взвинчен до предела, чтобы ещё терпеть выходки этого чернокрылого.

В каюте была одна одноместная кровать, тумбочка рядом с ней, в углу комод, стол и пара стульев. На кровати лежала Лата. Сейчас она была не в тёмной куртке стажёра, а в одной только форменной майке и штанах, и было видно, что она изрядно потрёпана. С её щеки мокрым полотенцем стирал кровь второй сверхчеловек, совсем молодой и с золотыми крыльями.

Хан, не обращая внимания на эту картину, указал Джиму на один из стульев. Сам садиться не стал.

– Значит, вы наконец додумались до моей подсказки. Что с Леонардом?

Джим наклонился вперёд, опираясь локтями о колени. Ему не очень хотелось озвучивать просьбу при свидетелях, но время тикало.

– Если коротко – раньше, чем через год, он не поправится. Я так понял, говоря о вводе крови, ты имел в виду... Ладно, мне просто надо знать, – Джим теперь говорил совсем тихо, – ввод сыворотки можно замаскировать под то, что ты уже вводил ему свою кровь?

Хан раздражённо тряхнул крыльями. Наклонился, упёрся ладонями в столешницу, нависнув над Джимом и слегка раскрыв крылья.

– А я уже начал надеяться, что вы не безнадёжны. Капитан, во Флоте всё же не работают одни недоумки, и любой профессиональный медик при анализе крови распознает обман. Рискнуть? О, это можно, и я боюсь представить, что было бы, решись вы действовать без этого разговора со мной. Это стоило бы свободы не только мне, но и Леонарду. Навсегда.

– А зачем тогда...

– Капитан, – он теперь смотрел прямо в глаза, и это было жутко, – я не собираюсь скрываться. Моя очищенная кровь вполне справится с крыльными переломами, пусть и медленней. Но сделаю я это только с разрешения адмирала. Ваша задача заключается всего лишь в том, чтобы отвести меня к ней. И поскорей. От вашего промедления боль Леонарда не становится меньше.

До Джима, наконец, дошло. Хан собрался устроить полностью легальный открытый спектакль с перекачиванием Боунсу своей волшебной крови – при Осаве и всём медотсеке. Ещё монета в копилку добрых дел, а заодно и отведёт внимание от возможно созданной доктором сыворотки.

– Что, день прошёл зря, если ты никого не опустил? – огрызнулся Кирк на автомате, уже поднимаясь из-за стола. – Идём.

– Сначала я оденусь.

Хан решительно прошагал в ванную и скрылся там, только чёрные перья мелькнули.

В его отсутствие Джим огляделся и заметил, что паренёк с золотистыми крыльями смотрит на него в упор. Настороженно, но вроде как без враждебности.

Джим поднял руку.

– Капитан Кирк, звездолёт... раздолбанный предателями звездолёт “Энтерпрайз”, – завершил неожиданно даже для себя. – У нас даже не было времени представиться, когда мы вылетали в шторм. А вы, получается, сверхлюди.

Настороженности в выражении лица золотистого поубавилось. Было ему не больше пятнадцати, и он явно был любопытен. Как Пашка. Он встряхнул крыльями, поднял руку в ответ и открыл было рот, но избитая женщина дёрнула его за рукав.

– Не разговаривай с ним, Йоахим. Он человек, а они все хотят одного: чтобы нас в этой вселенной не осталось. Не так ли, капитан Кирк?

Джима пробрало от ненависти в её голосе.

– Не так, – ответил он быстрее, чем успел подумать, тоже не сумев сдержать в голосе злость. – Возможно, вы не заметили, но мы вместе спасались от смерти и работали сообща.

Она не ответила. Златокрылый зыркнул на него ещё разок и отвернулся.

Вернулся Хан, одетый в чёрную форму стажёра. Сейчас он был так похож на Хана, с которым Джим захватывал «Возмездие», что по подкрылкам пробежал холодок. Сверхчеловек одёрнул форменную рубаху, смерил капитана холодным прозрачным взглядом.

– Я готов. Вы идёте первым.

Хан не удивил её своей просьбой. Для удивления Осава слишком устала. К тому же, она и сама хотела с ним поговорить; контроль за текущими делами мог подождать час или полтора.

Но Хан отказался говорить перед переливанием.

– По ряду причин этот человек мне дорог, и я не хочу подвергать его лишней боли без крайней необходимости, – сказал очень спокойно. Вообще Хан казался расслабленным, но только на первый взгляд. Он излучал опасность сам по себе.

А вот среди медиков желание Хана произвело настоящий фурор, и Осаве пришлось приказом назначать тех, кто будет следить за переливанием. В противном случае сюда набился бы весь персонал.

Хан спокойно отдал себя в их руки.

Сейчас он лежал на соседней от доктора МакКоя биокровати с иглой в вене, от которой шёл тончайший прозрачный шланг. Через него кровь перекачивалась в аппарат, проводивший очистку, и уже потом – лежащему без сознания доктору. Ему очищенная кровь вводилась по капле, очень медленно, как сильнодействующее лекарство.

Осава велела очистить палату. Разрешила остаться только капитану Кирку. Медики неохотно покинули помещение.

Хан пошевелился, но положение не сменил: он лежал на боку, лицом к доктору, полуразвернув крыло так, что оно накрывало обе кровати.

– Что именно вы хотите знать, адмирал? – спросил негромко.

– Всё, что известно вам о заговоре.

– О вашей ошибке, – продолжил за неё Хан.

– И о твоей тоже, – напомнил Кирк. Он не сидел – ходил по просторной палате от стены до стены.

Хан дёрнул крылом.

– Я расскажу и о ней, если потребуется.

– Мне хотелось поговорить с вами лично, – сказала Осава, возвращаясь на свой стул.

– Поговорить? Это не допрос?

– Как видите. За вашу безопасность для экипажа Кирк поручился лично.

– Самонадеянно с его стороны. Но если так... Спрашивайте.

– Видите ли, мистер Харрисон…

– Хан. – Он вернулся взглядом к доктору. – Меня зовут Хан. Адмирал, называться чужим именем для меня унизительно. Прошу понять это.

– Хорошо, Хан. Я обязана разобраться в случившемся до того, как мы вернёмся на Землю. Ситуация там сейчас крайне нестабильна, и если я не встану на вашу защиту, исход суда над вами и вашими людьми будет заранее предрешён.

– О да, – произнёс он медленно, – этого следовало ожидать.

На датчике, отражающем жизненные показатели доктора, что-то запищало. МакКой пошевелился в своём забытьи и негромко застонал, но не проснулся. Писк утих.

– Моё желание, Хан, не допустить ошибки ещё большей, чем уже совершена. Если вы виновны, вы понесёте наказание. Если нет – я буду вас защищать перед Советом.

Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза. У сверхчеловека был лишённый цвета и очень тяжёлый взгляд. То, что он лежал и смотрел на неё снизу верх, роли не играло.

– Спрашивайте, – сказал Хан, прикрывая веки. Словно давал ей передышку в заведомо проигрышной битве взглядов.

– В данной ситуации мне неясно, почему вы сдались. Спокойно позволили запереть себя и своих людей в каюте. Проект реабилитации был лишь фикцией, и вы остались прежним. То есть, не потерпели бы над собой никакой власти, Хан. Так почему?

– Причина проста, адмирал. Мне нужен был диалог с кем-то из представителей вашей власти. Диалог на равных, а не как преступника с обличителем. Ведь так поначалу со мной разговаривали. – Он снова остановил свой тяжёлый взгляд на Осаве. – Я – зверь. Я – страшная машина для убийства, лишённая человеческих чувств, генетический выродок. Я – то, чего следует бояться. Со мной нельзя просто говорить.

– Мы говорим с вами сейчас. На равных.

– Потому что я сделал это возможным.

– Вы использовали для этого ситуацию с заговором.

Он едва заметно усмехнулся.

– Так вы догадались. Зачем же тогда эта игра в интервью?

– Считайте, что для протокола.

– Тогда расскажите, адмирал, как именно вы поняли. Для протокола.

Осава села в кресле удобней. Ей давно не приходилось сталкиваться с тем, кто настолько был равнодушен к её авторитету, и скрывать свою неуверенность стоило труда.

– Слишком гладко вышло, – сказала она неспешно. – Вам невозможно предъявить обвинение, вы скорей пострадавшая сторона, и я ни на миг не поверю, что это не было результатом тщательно продуманного плана.

Хан пошевелил крылом, удобней пристраивая его на докторе. Эта потребность касаться и защищать противоречила чувству исходившей от него опасности.

– Всё верно, я распознал заговор намного раньше начала основных событий. И я использовал это знание.

Осава молчала. Ждала, когда он начнёт рассказывать сам. И Хан начал.

– Это было единственным способом спасти мою семью. В условиях, в которые мы были поставлены, я понимал, что любой бунт будет проигрышным. Любая попытка идти против Федерации обошлась бы мне слишком дорого. Люди изменились за прошедшие три века.

– Действительно… – Осава помедлила, тщательно выбирая вопрос. – Тогда начните с начала, Хан. Расскажите, как узнали о самом факте заговора.

– Не узнал, адмирал. Догадался. Во-первых, при очевидном прогнозе бунта сверхлюдей и провала проекта меня удивили его масштабы и растиражированность в СМИ, а также количество инвестиций в него. Слишком много шума на старте ненадёжного эксперимента. Вопрос, который у меня возник сразу же – какой в этом смысл и кому этот шум выгоден. Под каким прикрытием это подали совету?

Осава взвесила риски. Но нет, вряд ли она сумеет дать Хану ту информацию, о которой он бы не догадывался.

– После Неро, гибели Вулкана, тысячи выпускников Академии и «Возмездия», упавшего на Сан-Франциско, репутация флота очень сильно пострадала. Как защитникам Земли, нам больше не верят. Такой проект, как реабилитация ужаса родом из прошлого, мог вернуть доверие людей… и не только людей – так, по крайней мере, утверждал Романенко и те, кто был на его стороне. Тогда это выглядело убедительно.

Улыбка Хана сделалась зловещей.

– Но даже для такого проекта и для вашей отчаянной ситуации шум, поднятый в медиа, был чрезмерным. И чем же всё обернулось?

– Нас пытаются сожрать со всех сторон, – честно ответила Осава. Это скрывать было бессмысленно. – Репортёры, представители инопланетных посольств, соцсети. Многие не верят, что вас нейтрализовали, и боятся начала новой войны аугментов. Другие уверены, что люди собирают армию, во главе которой будете вы.

– Иными словами, раскол, адмирал. Недоверие. Паника. И мы уже выяснили, кому это выгодно.

– В том числе и вам.

– В том числе и мне, – не стал отрицать Хан. – Что касается мотивов предателей. Чем выше взлёт, тем больнее падать, и это очевидно. И Райс, и Романеко были приближёнными Маркуса, и это вам известно. После того, как я убил Маркуса и всплыла правда о секции 31, у вас начались перестановки. Всех, кто был приближен к Маркусу, но чью причастность к милитаристскому заговору не смогли доказать, понизили в должности, я прав? Человеческая природа по сути своей невероятна проста. Федерация предала их – они предали в ответ.

Итак, что я знал: очевидно провальный проект реабилитации, который командование принимает под внутренним давлением части Совета. Далее. С началом проекта меня переправляют на Энтерпрайз. Где оказывается, что командование подсунуло меня для кураторства доктору МакКою. Меня, убийцу его лучшего друга. Где логика, если проект реабилитации был бы реален? Разве не логично отдать меня другому куратору, тому, у кого нет ко мне настолько явных личных счётов? Причина могла быть только в одном – сыворотка. Слишком очевидно. Правда, во время заключения в закрытой лаборатории под наблюдением доктора, я начал сомневаться в том, что за проектом реабилитации стоит заговор. В конце концов, ваша Федерация склонна поступать глупо и неоднозначно. Но через две недели меня выпустили.

Я обживался на корабле, играя свою роль морально выздоравливающего преступника и осматриваясь. Гипноз действовал недолго, что, скорей всего, тоже было грамотным расчётом людей, работавших на предателей. Ко мне возвращалась моя личность, неизменённая, способная к критическому анализу ситуации. И тогда я понял, что мои люди в большой опасности. Благодаря Маркусу и тому, что он со мной сделал, я получил важный урок: в этом веке моя сверхчеловечность больше не гарантия победы над людьми. Урок был жестокий, но правильный. Но моя семья, только недавно очнувшаяся от криосна, лишившаяся предводителя, разбитая на осколки по вашим кораблям, не знала этого. Мои люди преданы мне, адмирал, и после того, как они вышли бы из-под влияния гипноза, они стали бы добиваться воссоединения со мной – каждый своими методами. Я знал это, понимал, что надо действовать, и начал разрабатывать план. В это же время я получил последнее подтверждение заговора. А именно – настоятельный приказ для Энтерпрайз продолжать исследовать планетоид. При всех доказательствах его опасности…