Текст книги "For your family (СИ)"

Автор книги: Лена Полярная

Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

– Спасибо, коммандер. – Спок, кивнув Джиму, сел. А Джим не смог не задержать взгляд на том, как эти восхитительные форменные штаны обтянули его зад, когда он садился. Но почти сразу же перевёл глаза на капитана Бенуа. – Мы считаем, что планетоид необходимо уничтожить, капитан Бенуа. Ни один металл на свете не окупит возможность заражения этими растениями.

– Спасибо, капитан Кирк.

Джим, едва только увидел вот эту улыбку Бенуа, сразу понял – объяснения пропали впустую. Улыбка типа «я вас услышал, милейший, но идите вы со своим мнением».

– Скажите, кто-нибудь из вашего экипажа заразился? – спросил у Кирка.

– Нет. – Джим покачал головой.

Бенуа нащупал слабое место в их аргументации. Не заразился никто. Ни один. Сложно поверить в чудовищную опасность заражения после этого.

– То есть, стандартные протоколы безопасности в этом случае действительны. Капитан Кирк, – Кеннет оперся о стол, сверкая на него глазами, – представьте, какую пользу Федерации может принести этот планетоид. Выделив дорсалий из сплава, мы улучшим электропроводимость сотен тысяч электрических цепей. Время перезарядки фазерных орудий сократится до тысячных долей секунды.

– Мы считаем, что риск неоправдан.

– Но я не вижу здесь того риска, о котором вы говорите. Ваши люди вернулись с планетоида живыми, здоровыми, все как один. Кто брал пробы, кто исследовал оборудование – все живы. Так чем мы рискуем?

– Капитан Бенуа, – начал Джим резко. Заметил, как нахмурился МакКой. – Я не первый год в космосе, и вы тоже. Космос непознаваем, опасности, которые в нём таятся, бесчисленны, но мы не пасуем перед ними. Но здесь, вот это, – Джим указывает на голографическую проекцию планетоида, повисшую между ними, – это не просто опасность. Это бомба замедленного действия, хуже атомной или ядерной для двадцатого века, и если она рванёт, то пострадают все, кого взрывная волна достигнет. Лучшее, что мы можем сделать – это окружить планетоид силовыми полями и дать ему направление к ближайшей звезде.

– Так вам, капитан, – Бенуа наклонился к нему, – с такой позицией нужно не исследовать космос, а сидеть в одном из земных штабов.

Наступила секундная тишина. У Боунса вздыбились все перья. Но это ерунда по сравнению с тем, что произошло со Споком. Его крылья, казалось, сейчас раскроются во всей своей красе и сшибут парочку ближайших стульев. Но нет – дрогнув раз, они остались сложенными, только встопорщились перьями.

– Однако земные штабы не дают нам непосредственных приказов в данной ситуации, что говорит об их неуверенности, а на замену одному исследовательскому кораблю посылают другой… с наиболее радикально настроенным экипажем, – заметил Спок ровным спокойным голосом. – Капитан, в данном случае логично будет вспомнить, что само использование дорсалия даже при его малой радиоактивности всё ещё не считается безопасным. А речь идёт о двойной угрозе: радиация и неизвестный растительный паразит.

– Мы держим все взятые с планетоида образцы под силовыми полями, – вступил МакКой, недобро прищурившись. – Учитывая ваш оптимизм, я так думаю, вы не откажетесь провести небольшой эксперимент: исследовать образцы вне силовых полей. На своём корабле, конечно же, потому что мы… менее радикально настроены, как выразился коммандер.

– Я думаю, всё произойдёт следующим образом, – Бенуа выпрямился, – мы исследуем планетоид, найдём заразу, и окажется, что она погибла лет так сто назад. Может, из-за низких температур. Может, просто от времени. И тогда мы отгоним планетоид к ближайшей научной базе, где его разберут по кусочкам. А ваш корабль будет брать одну миссию по доставке провизии на колонии за другой, что, конечно, тоже полезно, но ещё и безопасно.

– Я, капитан, – Джим улыбается Кеннету, – очень надеюсь, что так и будет. Потому что я не пожелал бы обнаружить эту заразу у себя на корабле даже клингонам, не то что вам. Но если всё пойдёт несколько иначе, и на вашем корабле кто-то – ну вдруг – обрастёт зелёными стеблями, мой вам совет – не зовите “Энтерпрайз” на помощь. Потому что если мы прилетим, мы уничтожим вас вместе с планетоидом.

Бенуа ещё помолчал, сверля Кирка взглядом – Джим глаз не отводил. Перья обоих дыбились, как перед боем. Но потом капитан Саратоги выпрямился в кресле, одёрнул форменку и принял максимально независимый вид.

– Я думаю, встреча окончена.

– Конечно, капитан, – Джим выпрямился в ответ. – Мы вышлем вам все результаты исследований.

– О, я надеюсь на это, – он кивнул своим, давая знак подниматься.

– Перья, – весомо сказал МакКой Джиму на выходе. – Надо было видеть ваши перья со стороны. А мне – мои… Но ты смотри, моё предложение по снятию силовых полей они просто проигнорировали. Только научник их заинтересовался, вроде, но этот петух ему и слова вставить не дал.

– Они же не совсем идиоты, – рыкнул Джим. – Или совсем. Чёрт возьми, я и правда надеюсь, что мы перестраховались, но… вряд ли.

МакКой хлопнул его по плечу.

– Успокойся, всё ты сделал правильно. Рисковать ради спасения жизней – это я ещё понимаю, а вот ради того, чтобы появилась новая возможность эти жизни угробить… К чёрту, Джим. Ты лучше подумай: кактусы созрели!

– Да ты… – Джим заозирался, – нет ли поблизости его чуткого на уши коммандера. А потом расплылся в улыбке, – ну хоть что-то хорошее, а. И когда Скотти создаст свою волшебную микстуру?

– Если всё пойдёт как надо, то ещё три дня на сам выгон. Плюс настояться, плюс фильтрация… Эта партия где-то через месяц. Сегодня пойду их срезать. – МакКою стало не по себе. То, что он собирался делать, было равносильно предательству и не являлось им только потому, что он сейчас говорил обо всём Джиму. – Понимаешь, такое дело, посвящённые научники втянули в это моего младшеклашку.

Наименование выскочило само, да ещё и в первый раз, но Джим нахмурился. Понял сразу.

– Заставили его передать записку от Скотти мне, в итоге он заинтересовался. В общем, хочу показать ему нашу с Чеховым оранжерею, но без твоего согласия, понятно…

– Научники-научники, а с головой не дружат, – выругался Джим, – кто вообще додумался передать записку через него? Химики? Чи? Значит, его в оранжерею…

Джим чуть задумался. Потом пожал плечами.

– Споку он нас не сдаст, начальству тоже. Может, даже и к лучшему… – Поймав взгляд МакКоя, капитан объяснил, – мы же решили дать ему второй шанс. Ну так и надо давать, а не ограничиваться полумерами.

– А ты смелей, чем я. Намного. – МакКой даже сумел улыбнуться. – Хотя самый смелый тут тот саратогский петух, так что сравнивать не будем.

– И это говорит человек, курирующий психически неуравновешенного бывшего диктатора, – Джим похлопал его по плечу. – Ладно тебе. Он такой паинька… вроде бы, что он сделает в оранжерее? Сворует артезианский кактус и попытается захватить корабль с его помощью?

МакКой попытался представить, как Хан захватывает кактусом корабль – ну то есть, убивает всех, заталкивая им по очереди этот кактус в горло. Учитывая крепость его колючек, картинка рисовалась вполне реалистичная.

Тьфу ты

– Котлету тебе на язык за такие предположения, пуховая подушка. А вообще, пойдём-ка поедим, пока время есть. Так и так сегодня всю гамму работать…

Доктор пришёл в конце гаммы, когда экипаж альфа-смены только должен был подниматься с кроватей и, лениво почёсываясь, идти в ванну. Хан встал пару часов назад, но он не в счёт – сверхчеловеку требуется меньше времени на сон.

– Вы выглядите ужасно, – искренне сказал Сингх, пропуская доктора внутрь. В клетке деловито шуршал кормящийся триббл, с кресла на них пытливо взирала Флаффи, и серовато-измученный доктор в этом плюшевом царстве уюта смотрелся почти неорганично. – Позвольте сделать вам кофе.

– Потом кофе, – он отмахнулся, скользнул невидящим взглядом по трибблу и не среагировал, когда тот негромко замурлыкал. – Вообще всё потом, они перезреют. Мы вот сейчас кое-как разобрались, где чья территория в документации. Бред какой-то, святый боже, с этим авторством исследований. Каждый комок плесени скоро надо будет подписывать и патентовать. Идти готов?

– Конечно.

Хан с готовностью поднялся.

Он не привык загадывать наперёд, но всё же удивился: доктор повёл его в свою каюту. Там он был раньше всего несколько раз, и всегда только в гостиной. Теперь же его провели в дальнюю часть за спальню, где у ванной находилась крохотная комнатка, отделённая герметичной дверью. В офицерских каютах, как Хан знал из планировки, там располагался самый обычный, негерметичный одёжный шкаф.

У его дверей доктор остановился, поднял с пола небольшой контейнер – такие использовались в лабораториях для временного хранения препаратов – срезов тканей, пересаживаемых органов и т.д.

– Кактусов не боишься? – с этими словами доктор потянулся к панели и набрал код. Двери открылись. В комнату напахнуло влажно-травянистым запахом. Когда они вошли, доктор тут же отдал приказ компьютеру заблокировать двери.

– А то влагой в комнату натянет, – пояснил вскользь, ставя контейнер на небольшой свободный участок стола.

Внутри обычного стенного шкафа два на два с половиной метра была устроена крохотная лаборатория по выращиванию растений. Небольшие кадки-горшки громоздились на столах и многоярусных полках, над некоторыми были укреплены дополнительные светильники или поливалки. Чего здесь только не было: плодоносящие мини-яблони, цветущее лимонное деревце, карликовый мандариновый кустик, жёлто-розоватые цветы, источающие очень сладкий, густой и съедобный ореховый аромат, пряные травы в ящичках, в том числе «шоколадная амброзия» – трава с Цитиса с ярким запахом шоколада, из которой получали натуральный безвредный ароматизатор, диковинные, чёрные как уголь грибы, растущие в закрытом парничке, иноземные мхи и кактусы.

В стенку оказалась встроена панель с экраном, очень сходная с экранами в медотсеке: на экране выводились какие-то данные.

– Наш с Чеховым проект, – сказал доктор, надевая перчатки и беря со стола небольшой явно серебряный нож. – Мини-растительная лаборатория. От каждого растения на панель выводятся данные о состоянии почвы, так определяется оптимальное время полива. Некоторые надо освещать интенсивней, всё это забито в программу. Чехов хотел довести до экосистемы, но это явный перебор для моего чёртового одёжного шкафа, хватит и так. А записка твоя касалась красного кактуса. Он созрел.

Хан склоняется, трогая одно из растений – обычную земную розу. Так странно видеть её здесь, среди великолепия инопланетной флоры.

– Вы не перестаёте удивлять меня, доктор, – сказал, ощутив пальцами бархатистую нежность лепестка. – Это восхитительно.

– Смотри не разочаруйся во мне, когда узнаешь, для чего эта клумба выращивается, – хмыкнул доктор. В этом крохотном садике, где им двоим было практически не повернуться, а крылья тесно и неудобно жались к спинам, он определённо посвежел. – Скотти у себя в инженерном держит самогонный аппарат нового поколения, как он его сам зовёт. Уж не знаю, нового он поколения или не нового, но пойло получается отменное. Чистейшее. Вообще-то, на борту сухой закон, и это всё – подсудное дело, поэтому посвящены в суть единицы из экипажа. А я, так сказать… поставляю ароматические отдушки.

И он принялся за обрезание «созревшего» кактуса: аккуратно и быстро срезал ножом плотные, мясистые почки ярко-красного цвета, укладывал их в открытый контейнер, вполголоса приговаривая «вот и всё, хороший мой, они бы тебе всё равно жить не давали, цветки эти, все соки бы вытянули, уж ты мне поверь».

Хан наблюдает за его умелыми движениями – доктор явно льстил себе, когда говорил, что сможет разочаровать Хана этой информацией.

И вдруг захотелось пошутить.

– Как вам будет угодно, доктор. – Хан присаживается перед розой. – Всё равно ничего лучше старого доброго вина создать невозможно.

– Ну уж нет, ни уса чёртова винограда в моём огородике не будет, – фыркнул доктор, чем-то смазывая места отрезанных почек из небольшого тюбика. – Чертовски капризная штука, хуже капитанского пуха. А ты посмотри сюда…

Он присел рядом, зажал контейнер между коленями и животом. Указал на кактус:

– Одну почку я оставляю. Видишь, какая огромная? Это царь-цветок. Он единственный из всех не пахнет, зато очень красивый. Остальные почки появляются раз в год, только вовремя урожай снимай, а эта зреет в течение трёх лет. На Адрагере, откуда кактус родом, туземцы тоже настаивают на почках алкоголь, но царь-почка, по легенде, принадлежит богу спиртного, и её не трогают. Человеческому обонянию запах не учуять, но этот самый бог ходит по пустыне и собирает раскрывшиеся царь-почки для своей божественной настойки.

– Как думаете, а сверхчеловеческому обонянию она раскроется? – Хан лукаво смотрит на него. Приятно видеть, как доктор ожил. Видимо, это место действует на него особенным образом, что бы он ни говорил о цели его создания.

– Если ты ещё и богом окажешься – я от тебя под кроватью прятаться буду. И хрен меня оттуда вытащит весь адмиральский совет, сами пусть курируют.

Доктор сказал это почти весёлым тоном, но тут же почему-то помрачнел и поднялся. Сразу стало заметно, что он не спал целую ночь.

– Ладно, пойдём и отнесём эту радость Скотти, пока почки свежесть не потеряли. А потом можно и за кофе.

– Может быть, вам лучше отнести их одному? Вряд ли Скотт обрадуется, увидев меня, вас и почки вместе. – Хан поднимается. – Я предпочёл бы сделать вам хороший кофе.

Доктор разрешил Хану с собой не ходить, но завтрак с кофе сказал перенести в каюту Сингха. Возможно, это и к лучшему. Стандартное репликаторное меню не понравилось Хану с первых же дней, так что его репликатор тут же претерпел некоторые улучшения. Полностью согласованные с командованием, конечно же.

К приходу доктора Хан успел реплицировать завтрак – себе сделал кроличье рагу, доктору его обычную овсянку. Негоже игнорировать чужие предпочтения в еде, даже если они обусловлены заботой о весе. И кофе. Себе с корицей, доктору простой чёрный.

На самом деле, Леонарду сейчас нужен был не кофе, а сон. Долгий и спокойный. Но это было решать не Хану.

Доктор вернулся в молчании. В молчании же сел, пробормотал благодарность и притянул кофе, по своей привычке побаюкав с минуту чашку в ладонях.

– Вы не выглядите радостным. – Хан понимает, что осталось только одно свободное кресло, и оно занято Флаффи. Приходится пересадить свинью на полку – и Хан не фанат одушевления неодушевленного, но выражение у неё становится обиженным. Зато теперь можно сесть и самому. – Кстати, поесть вам тоже нужно. Время ещё есть.

– Тошнит от одной мысли про еду. Кофе хватит.

– И что вы сейчас сказали бы себе как доктор?

Хан приподнимает брови, принимаясь за рагу. Рагу отвратительное. Этот рецепт тоже нуждается в доработке.

– Что надо спать, – было в ответ совсем уж тихое. Следующие несколько минут доктор клевал носом, иногда всё же отхлёбывая из чашки. Наверное, когда вспоминал о её существовании. Он так и уснул – сидя, склонив голову над чашкой.

Хан тихонько сфотографировал его на падд и переслал фото капитану. Пояснил: «Капитан, доктор пришёл меня проведать перед сменой и уснул. Ему не помог даже кофе. Вы не могли бы выписать ему отгул?»

Сработало замечательно. Ответ пришёл почти сразу: «Отгул будет, пусть спит».

Потрясающая неофициальность. Тихо-тихо, чтобы не потревожить сон Леонарда, Хан укрыл его ноги пледом, положил на колени Флаффи и ушёл на смену.

Когда он вышел из комнаты, от капитана пришло ещё одно сообщение вдогонку к первому: «Кактусы он отнёс»?

Надо же, какая важная тема.

Хан на ходу ответил: «Отнёс. Будьте спокойны, сэр».

День перелёта был тусклый, и словно в насмешку в отделе дизайна и программирования систем запустили тип освещения «пасмурная погода». Это ребята в рамках программы по снижению «одурения» экипажа от одинаковости стен, панелей и коридоров – то «солнечное», то «пасмурное», даже закаты и рассветы сделали. И Боунс их понимал.

Миссия была передана «Саратоге», но неприятный осадок остался. Не из-за грызни, а из-за незаконченного дела.

Когда МакКой на пятом часу альфа-смены проснулся у Хана в каюте, это чувство было первым, посетившим его (кроме удивления из-за свиньи и затёкших к чертям крыльев).

Потом понял, что именно произошло. Он в каюте своего подопечного, чужом пространстве, укрыт пледом и… с резиновой свиньёй на коленях. За все шесть лет, что он во флоте, это был первый раз, когда о нём кто-то заботился целенаправленно.

Его чашка с недопитым кофе стояла на краю стола.

Глядя на отражение потолка в ней, с прилепившимся полумесяцем тени от бортика, МакКой ощутил себя во сне. Плед съехал с его колен из-за тяжести, но свинью он успел подхватить и аккуратно поставил на стол. Рядом с чашкой.

Крылья заломило – в суставах, затем боль распространилась и в кости. Правильно, пять часов спать сидя и непонятно как. Морщась, МакКой поднялся с кресла, ощущая себя совершенно разбитым.

Прежде чем уйти, он в отместку свернул на кресле «гнездо» из пледа и усадил в него свинью. И только через минуту понял, что такие пледовые гнёзда Джо любила делать для своих игрушек. Говорила ещё, что подрастёт и построит им настоящее гнездо из веток на дереве – и себе шалаш.

Не случилось.

Сообщение Хана не давало Джиму покоя всё утро. Саратога – а, чёрт с ней, может, Джим и правда перестраховался. Осознавать эту возможность было неприятно, а отрицать – глупо. Да, мог перестраховаться. Может, стал осторожнее с опытом, может слишком впечатлился материалами с планетоида.

Мысли об этом приходилось выкидывать из головы силой – он отдал дело другому кораблю, всё, надо забыть о нём и идти дальше. И когда получалось, он начинал думать о МакКое и Хане. Сообщение это с утра. Фото.

Каждое событие, связанное с этими двумя, могло произойти между куратором и его подопечным. Но произойти по отдельности. Упрямое молчание МакКоя о реабилитации бывшего диктатора, триббл в подарок, горячее выступление Сингха с материалами по планетоиду, сопровождаемое молчаливым одобрением друга, сообщение это с утра. Да даже происшествие в коридоре, то, на видео. Но всё вместе это закручивалось в единую и… вполне определённую спираль.

Джим думал об этом в своём кабинете, крутя в руках очередную безделушку со стола – ребристый стеклянный шар. У него было ощущение, что для полноты картины не хватает детали, какой-то очень важной…

Из мыслей его выдернул звук открывающейся двери. Джим вздрогнул.

– Спок, – он, улыбнувшись, отложил безделушку. – Ну как командование? Есть новое дело?

Коммандер уселся в кресло, чинно сложив за спиной крылья.

– В системе Бета-12 надо проведать колонию, обитатели перестали выходить на связь. Я уже отдал приказ лечь на нужный курс. Капитан, позвольте поинтересоваться, как обстоит дело с вашим сочинением?

Джим покивал – Бета-12 была недалеко, ознакомиться с документами по колонии нужно было в течение четырёх-пяти часов. А вот про сочинение он успел забыть.

– Пока что никак…

Джим снова взял безделушку, поднял её на уровень глаз.

– Я думаю про Боунса. Про то, что ты говорил мне о нём и Хане.

Спок чуть склонил голову набок. Параллельно этому за его спиной слегка приоткрылись крылья.

– Джим, происходящее между ними очевидно для всех, кто стал свидетелем ключевых событий. Кроме самого доктора.

– Ты хочешь сказать, было ещё что-то? Кроме коридора?

Джим хмурится, кусая губы. Он не рассказывал Споку о фото спящего Боунса, так что речь явно не об этом.

– Я несколько раз становился свидетелем их разговоров в лаборатории, где большую часть дня работает Харрисон, – Споку эта липовая фамилия далась без труда, в то время как сам Джим всё время держался, чтобы случайно не вылепить «Хан». – Они носили достаточно личный характер, несмотря на то, что доктор всего лишь наблюдал по протоколу за работой подопечного. А сегодня стажёр Харрисон явился на смену с опозданием на 28,3 минуты, хотя обычно не имеет привычки опаздывать. Доктор на смену вообще не пришёл. Я знаю, что приказ отдал ты, Джим, и отдал его с опозданием в 26 минут с начала смены, потому что не знал, что доктор не явился на неё, хотя о таком он бы тебя точно предупредил заранее. Следовательно, тебя проинформировал кто-то другой. Например тот, кто опоздал на смену.

– А ты страшный человек, Спок… – Джим криво улыбается, хотя ему сейчас вовсе не смешно. – В условиях корабельного быта тебя невозможно обмануть, да? Ладно. – Он откладывает фигурку. Отодвигает её подальше, чтобы не было искушения взять снова, складывает пальцы перед собой и смотрит на вулканца. – Мы дали Хану второй шанс, и пока что у нас не было причин сомневаться в нём. Хотя я и не могу не беспокоиться, что сближение с МакКоем – часть его плана. Какого-нибудь. Но кураторство в таких условиях невозможно.

– Именно, – подтвердил Спок. – Доктор МакКой не может объективно осуществлять кураторство.

Он не стал продолжать, но это «я же говорил» читалось в серьёзном выражении лица.

Джим вздыхает.

Это тяжело.

– Я поговорю с ним сегодня, – капитан накрыл своей рукой руку Спока, склонился к нему, глядя глаза в глаза. – И спасибо, что не стал давить на меня с этим.

– Я тебя разочарую, Джим. – Спок слегка погладил его пальцы. – Потому что в течение этого дня ещё несколько раз напомню про сочинение. К слову, моё составляет уже двенадцать стандартных страниц.

– М-м-м… предлагаешь помериться длиной?

Спок приподнял бровь.

– Если посчитаешь, что соревнование положительным образом скажется на качестве текста.

Джим ласково похлопал его по щеке и поднялся из-за стола. Дряные шутки со Споком никогда не прокатывали – да и с чего бы?

В своей каюте МакКой первым делом проверил падд.

Там болталось сообщение от Кирка «Боунс, сегодня ты отдыхаешь. Это приказ» пятичасовой давности. К нему прилагалась фотка самого МакКоя в пледе. Кирк был тут? Или, что совсем бред, Хан сфотографировал его и послал фотографию Джиму? Но зачем?

Распоряжение от Джима он воспринял как чёртов знак судьбы: смена будет потеряна. Эта такая чуйка выработалась за первую пару лет во флоте. Бывают средние дни с нормальной рабочей нагрузкой, адские дни, когда и носа из медотсека высунуть некогда, валят и валят, а бывают дни другие – когда ничего не происходит. «Энти» плывёт себе в космосе, всё спокойно, всё хорошо... а на душе хмарь. Вот такой день сейчас и предстоял.

После альфы к нему забежал Пашка. Принёс кучу шоколадок, но есть их не стал. Сидел на ковре в гостиной и пялился на выключенную лампу. МакКой сделал им чаю, отдал кружку Пашке и устроился на диване. Чехов раскрыл крылья и привалился к нему спиной.

– Я у тебя побуду? – спросил тихонько. – Часа два ещё.

– Да будь, конечно. – МакКой потрепал его по кудрям. – Чай пей, остынет.

– Угу. – Чехов ткнулся лбом в коленки. – Сулу своим видеописьмо записывает. Ну я и... Не охота никуда идти, а в каюте как-то не по себе. А то я опять буду “сосед по комнате мой”. Я лучше у тебя посижу.

– Сиди.

Они молча выпили чай, потом Пашка забрался на диван, стянул со спинки плед, нахохлился в нём перьевым комком и вскоре уснул. Им вдвоём было на диване узко. МакКой в который раз подивился, как Чехов вымахал за последние несколько лет, вот уж точно, большой, как лучше, не укажешь. Поправил на нём плед, удобно уложил завернувшееся крыло и оставил Пашку спать. Сам пошёл бродить по кораблю. Завернул к себе в отдел, проверил, как там дела, спустился в оранжерею, побродил между кустов, карликовых экзодеревьев и многоярусных клумб, сам себе напомнил блуждающее привидение, поднялся на палубы отдыха... Вскоре ему надоело здороваться со всеми подряд, и он вернулся на третью палубу. Раз ему встретился Спок, смеривший его нечитаемым тёмным взглядом и скрывшийся в каюте капитана. Через некоторое время оттуда вышел Джим и выглядел он не по-пуховому решительным и мрачным. Такое бывало в последнее время всё чаще.

Завидел Боунса, помрачнел ещё сильнее и махнул рукой.

– Ко мне зайди.

– О-о, нет уж, – отозвался МакКой в тон ему мрачно. – Давай поговорим у меня. Не при гоблине, прости меня великий остроухий бог.

– Да он бы вышел. Хотя…

Пожав плечами, Джим направляется к каюте МакКоя быстрым и уверенным шагом.

Внутри было темно и почему-то холодно. МакКой не помнил, чтобы ставил освещение на «сумерки». Пашка наронял на ковёр сухих листьев, когда уносил их вместе с мусором. От него же на столике осталась пустая кружка и надкусанная шоколадка в ярко-золотой фольге.

– Свет на двадцать процентов, – скомандовал Боунс, опускаясь на диван. – Садитесь, дорогой капитан.

Дорогой капитан уселся, огляделся, подтянул шоколадку к себе. Отломил дольку. Ну да, это же Джим Кирк, всё, что видишь, надо в рот тащить.

– То, что куратором ты быть уже не можешь, ты, наверное, и сам понял, – он закидывает дольку в рот.

МакКой кивнул. А что тут скажешь?

– Он обо мне заботится. Как о части своей семьи. Я не ожидал такого, да никто, пожалуй, не ожидал.

– А я за тебя опасаюсь. Я помню, да, ты сказал, он безопасен… – Джим поднимает глаза, – но это Хан. Он сильный, умный, и он избрал тебя своей целью. Почему? Чего он добивается?

Крылья напомнили о себе тянущей ломотой в костях. Такая бывает при гриппе.

– Я этот вопрос ему задавал раз за разом, потому что не мог поверить, но… Да к чёрту! Если ты просыпаешься в чужой каюте накрытый пледом и узнаёшь, что за тебя уже попросили отгул – что ты подумаешь? Я вот не знаю, что думать. Пускай назначают нового куратора и он уже разбирается, что к чему. И Джим, космос тебя кометой выеби, прекрати жрать шоколадку! Её Пашка притащил, она может быть с апельсиновым наполнителем! Или корицей – не знаю, что, к чёрту, хуже.

– Естественно, Пашка, твоя была бы с коньяком как минимум, – он отламывает ещё одну дольку. – А вот назначат нового куратора – и ты-то что планируешь дальше делать? Оборвать общение? Продолжить?

– Жрать прекрати, – сказал Боунс без особой надежды. – Не знаю. Если допустить на минуту, что ему действительно по какой-то причине нужен я… не по той, чтобы захватить корабль и всех убить, то что будет, если я вдруг самоустранюсь из его жизни?

– Да забудь ты про него, а. Я сейчас о тебе говорю.

Жрёт. Ловит его хмурый взгляд, отламывает дольку и протягивает.

– На, проверь и успокойся. Просто шоколад с кусочками сушёной клубники.

– Верю, себе оставь. Ты же до сих пор не опух.

МакКой проигнорировал это «ты», стянул с подлокотника подушку и смял её у себя на коленях, уперев в мягкую поверхность локти. Крылья продолжали ныть. А он – что? Что говорить? Хочет ли он броситься в объятия к сверхчеловеку, который обещает ему на полном серьёзе заботу, защиту и безопасность? А даже если и да – готов ли рискнуть безопасностью своей семьи? Ответ однозначный…

– Ничерта подобного, – пробормотал вслух.

– И почему всё обязательно должно быть сложно, да? – Джим усмехается, катая шарик из фольги в своих ладонях. – Ты не против, чтобы я сам с ним поговорил на эту тему? Может, что новое проскользнёт.

– На какую ещё тему?

– Боунс, не дури. На твою тему, конечно.

– Я против. Но тебя это разве остановит? – МакКой кивнул на шарик фольги в его руке – всё, что осталось от почти целой шоколадки.

– Да почему. Пока это остаётся вашим личным делом – разбирайтесь, как хотите. Я просто за тебя переживаю.

Джим кладёт шарик на стол, бьёт по нему кулаком, и от шарика остаётся выпуклый в обе стороны диск.

– В том-то и дело. Когда личное перестаёт быть личным, и когда можно вмешаться, чтобы не навредить, – МакКой подумал про Чехова с его «любовью» и ощутил себя бесконечно уставшим. Эта та усталость, от которой сон не поможет, разве что сон под хорошей такой дозой виски с колой. – Ладно, Джим. Два дня мне на все отчёты, потом отсылаю их командованию, потом они назначат нового куратора. Может быть, Хана вообще уберут с твоего корабля.

– Сам-то в это веришь? Убрать Хана – это почти благодеяние, а кто нам его окажет после провала с планетоидом?

Джим со вздохом поднимается. Сейчас по нему и не скажешь, что пух ещё не вылинял, тени под глазами как… ну не как у самого МакКоя, ладно. Просто как у взрослого.

– Дай мне знать, когда отошлёшь всё. И это… – мнётся чуть, – ты в эссе про крылья что напишешь? Решил уже?

МакКой возвёл глаза к потолку. Этого ещё не хватало. Крыльные эссе. Но своё он давать Кирку на «глянуть» совершенно точно не собирался.

– Пашка, умник, в конференции полчаса распинался, что написал нечто в духе «крылья нужны, потому что иначе на увольнительных со многих деревьев не достанешь фрукты, а Кинсер не делится стремянкой». Врёт, точно говорю.

– Да чтоб тебя, Боунс, сколько можно переводить на других, когда я про тебя спрашиваю, – кажется, он слегка разозлился. Но только слегка, потому что сразу скис. – Я без понятия, что писать. «Крылья нужны потому что они классные» – дурь же, я и сам чувствую.

– Дурь, – МакКой ухмыльнулся. – Напиши, что не готов отказываться от крыльного массажа своим первым помощником, что это лучшим образом влияет на повышение работоспособности, ну вы понимаете…

– Возьму и напишу, – он хмуро берёт подушку с кресла и швыряет её в МакКоя. Но так. Без энтузиазма. – Хоть какая-то причина.

====== Кому лучше отдавать сыворотку накануне своей возможной смерти ======

Сверхлюди не особенно любили тайное общение, считая, что первое их оружие – сила, второе – ум, и только третье место отводили хитрости. Но свой особенный язык всё же разработали. Тайный язык жестов, практически незаметный постороннему глазу – движения пальцев, губ, даже моргания были в его арсенале.

При помощи этого тайного языка Вольг дал Хану понять, что его люди по-прежнему ему преданы, ему – и их старым идеалам. Восемнадцать из семидесяти двух нашли способ связаться друг с другом и ждали только его команды, чтобы начать захват кораблей.

Они всё ещё жили в старые времена – во времена великих сражений, завоеваний, воинской славы и преклонения людей перед ними. И всё ещё считали, что их улучшенный генотип обеспечит им быструю и лёгкую победу в любом сражении с менее совершенными людьми.

Раздумывая над этим, Хан понимал, насколько несовершенны были они, дети генетики и войны. Их наделили потрясающими способностями и потрясающим же самомнением, граничащим со слепотой. И не было заслуги самого Сингха в том, что он смог прозреть – в этом была заслуга Маркуса, пробудившего его раньше всех и познакомившего с нынешними возможностями людей. Этот урок был жестоким, зато полезным. Но некому было преподать его сверхлюдям, пробуждённым недавно… а Хан не хотел их смерти в бессмысленных попытках захватить Флот. Это были его люди. Его семья.

Он посвятил переосмыслению ситуации почти всю альфа-смену – работал, общался с напарницей, фиксировал интенсивность размножения бактерий, а параллельно со всем этим думал, думал…