Текст книги "Дьявол"

Автор книги: Ланс Хорнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Он соскочил с коня, чтобы обнять ее. Долгих объятий не получилось, они были прерваны вывернувшей из‑за угла телегой, запряженной быками.

Рори подождал, пока телега проедет, затем поцеловал Альмеру.

– Возвращайся домой, малышка. Сейчас тебе там ничего не угрожает. Дай мне все обдумать. Я найду безопасное место для тебя и Исмаила. Если бы ты вдруг исчезла, за тобой бы устроили погоню. Доверься мне, Альмера. Я обо всем позабочусь. Береги моего сына. Аллах милостив, он защитит тебя, и я тоже. Теперь иди, пока тебя не хватились, и знай: я люблю тебя. Всегда любил, а теперь люблю вдвойне, потому что ты мать Исмаила.

Он отпустил ее, сел в седло и ускакал прочь, чувствуя тепло ее пальцев на своей руке. В конце переулка он оглянулся и увидел черную фигуру с опущенными плечами, заворачивающую за угол. Всепоглощающее желание броситься назад и увезти ее с собой овладело Рори, но он не поддался ему и повернул коня в сторону дома Мэри Фортескью. Он нашел ее сидящей в гостиной наверху с выражением суровой решительности на лице.

– Твой слуга Кту здесь. Он был на корабле; капитан Джихью просил передать, что там все в порядке.

– Ты смогла понять его?

– Фаял перевел мне. Ну сядь же, Бога ради, и отдохни. Весь день мотаешься, как проклятый, и так ничего и не добился.

– Точно! Что же случилось со мной? Вдруг за одну ночь я превратился в евнуха. Старик Гарри умер. Он больше не встает по стойке смирно.

– Что, видимо, и обнаружила миледи Клеверден, судя по выражению твоего лица. Держу пари, она потерпела такую же неудачу, как и я.

– Именно, – он глуповато улыбнулся. – Маленький негодяй мертв.

– Ну, он далеко не маленький и, уж конечно, не мертв. Я знаю, что с ним стряслось, и поставлю его на ноги так скоро, что и глазом не успеешь моргнуть. Это все чертова Марая со своим проклятым обэ. Клянусь, он встанет на нее в любое время, когда она пожелает, но ни на кого другого. Мы займемся этим, дружок. Если она навела на тебя порчу, чтобы приберечь старика Гарри для себя, мы сделаем еще один шаг и снимем эту порчу. Гляди, Рори, – она приподняла юбку своего темного костюма. – Я уже готова ехать с тобой в Мелроуз, хотя ты ничего и не замечаешь. Перекусим, а потом смело бросимся в атаку на эту ведьму. Ничего не бойся. Мама Фиби скоренько расправится с этой девчонкой. Дьяволица, говоришь? Ладно, а у Мамы брат – сукуй. Старый греховодник всегда шныряет у черного входа, вымаливая себе обед. Настала пора ему расплатиться со мной за все кушанья, которые он у меня выклянчил. Старый дурак и его молодой подлиза, который всегда шляется с ним, как раз сейчас обретаются на моей кухне. От обоих воняет, как от помойки, и мне потребуется бельевая скрепка на нос, чтобы стоять рядом с ним, но зато старик сможет поставить на место эту шоколадную негодницу. У него целая сумка сушеных листьев, крысиных черепов и петушиных перьев, так что он ко всему готов.

Рори протянул к ней обе руки.

– Что бы со мной ни случилось, Мэри, ты всегда приходишь мне на помощь: то угощаешь кусочком холодного мясца и теплой любовью в Глазго, то стараешься поставить на ноги старину Гарри. Ты всегда находишь выход.

– И буду находить, дружок. Я же говорю, любой мужчина становится беспомощным, если за него не думает женщина. Так что не пренебрегай советом, Рори. Во что бы превратилась твоя жизнь, если б я вышла за тебя замуж? Я бы все время ходила в штанах, а ты бы превратился в мужа‑подкаблучника. Я спасла тебя от судьбы, которая хуже смерти, отказавшись выйти за тебя замуж. Ты должен мне спасибо сказать за это.

Он замотал головой, довольный, что снова вернулся к ней, что ему больше ничего не нужно, только поесть, вытянуть длинные ноги и забыть про все горести на какое‑то время. Он откинулся в удобном кресле, закрыл глаза и задремал, пока звон посуды и запах еды не вернули его сознание.

Они обедали а deux, и он понял, что голоден. Потом последовала подготовительная суета перед отъездом, и так как уже стемнело, Рори приказал Кту ехать по одну сторону от экипажа Мэри, а сам поехал по другую. Бесформенная куча грязных лохмотьев рядом с экипажем чудесным образом превратилась в человека.

– Тио Карло, – представила его Мэри со своего сиденья в коляске, и он протянул Рори резную рукоятку трости вместо руки.

– И Ганимед. – Мэри указала на стройного, с кожей табачно‑коричневого цвета юношу с дикарски красивым лицом, который стоял рядом со стариком, держа набитый чем‑то мешок. Юноша помог куче лохмотьев подняться на ноги, втолкнул в экипаж и сам влез следом. От обоих пахло падалью и экскрементами, и Рори увидел, что вместо бельевой прищепки Мэри держала перед носом помадницу, но он сильно сомневался, что ее острый аромат мог перебить этот запах.

Бледная луна, просвечивающая сквозь остроконечные зубцы пальмовых листьев, давала достаточно света, чтобы посеребрить колышущиеся метелки сахарного тростника и освещать дорогу. Когда они приехали в Мелроуз, Тим встретил их у двери, а рядом стояли Мама Фиби и сияющая Марая, опять в великолепном розовом платье. Прибытие Мэри вместе с Тио Карло и томным Ганимедом вызвало вскрик удивления у Мамы Фиби и оцепенение от страха у Мараи. Мэри прогнала старика с его мальчишкой на кухню с наставлениями Маме Фиби, чтобы они начинали любые приготовления, которые сочтут нужными, лишь бы избавиться на какое‑то время от их отвратительного запаха. Затем она приказала Марае отнести свой небольшой саквояж в комнату Рори, чтобы у той не возникло никаких сомнений относительно того, кто будет ночевать там. Марая рванулась исполнять приказание, но ее презрительная мина, не оставшаяся незамеченной Мэри, свидетельствовала, что ее госпоже от этого будет мало прока.

– А ну‑ка, убери эту ухмылку с лица, девочка, – рука Мэри шлепнула Мараю по заднице, – и следи за своими манерами, не то твоя очаровательная спинка отведает двадцать плетей. Чего терпеть не могу, так это наглости.

Отвернувшись, чтобы не видеть гнева Мэри, Марая взяла саквояж и ушла, но по плечам и убыстряющемуся шагу можно было судить, что она тоже разозлилась. Взмахнув юбками, она исчезла в галерее. Теперь, когда Марая ушла по приказанию, а двое колдунов находились на кухне, Мэри быстро объяснила Маме Фиби и Тиму, что, по ее мнению, произошло с Рори. Тим замотал головой, не веря сказанному. Ничего подобного, он был уверен, не могло случиться с его идолом, но Рори подтвердил, что именно так и обстоит дело. Мама Фиби согласилась, что такое несчастье могло случиться. Если девушка была дьяволицей, как она и хвастала, она могла навести такую порчу. Это не было редкостью, и ревнивые женщины часто пользовались этим в отношении своих гулящих мужей и любовников. Когда Мэри рассказала ей про дохлого петуха и укушенную губу, тут Рори отвернул нижнюю губу, чтобы показать шрам, толстуха кивнула в подтверждение мудрости Мэри, что та привезла Тио Карло из города.

– Он это может, мисс Мэри. Человек он никудышный, этот мой братец, и если в чем разбирается, так это в обэ. Он всю жизнь был человеком‑обэ, и этот замухрышка с ним, ну, Ганимед, посмотреть, так в чем душа держится, а тоже в обэ разбирается. Придет ночь, и он сможет снять с себя кожу и облететь весь мир. – Она вразвалку подошла к Рори и положила ему руку на лоб. – Вы готовы пройти через это? Не знаю, что будет, но обэ иногда бывает страшным, очень страшным, сынок. – С видом угрюмой решимости на лице и расправив плечи, она вывела их из комнаты с апломбом тамбурмажора. – Пошли! Все на кухню. Плохо, что этот вонючий Тио Карло будет отравлять воздух в доме. Ему лучше сделать свое дело на кухне.

Кту стоял за дверью, и Рори сделал ему знак следовать за ним.

– Пойдешь со мной, парень, и не оставляй меня одного. Будь рядом, что бы ни случилось.

Они все проследовали за Мамой Фиби по патио. На полпути к кухне она обернулась:

– Где эта подлая сука Марая?

– Я послала ее отнести саквояж в спальню.

– Это нехорошо, она опять беду накликает. Лучше нам запереть ее где‑нибудь.

Мама Фиби быстро повернулась, несмотря на свою тучность, и заковыляла по коридору к комнате Рори.

– Ее здесь нет, – сказала она. – Оставила саквояж и улизнула. Никому не сказала куда.

То, что ее не было поблизости, однако, имело в тот момент больше значения, чем то, где именно она находилась, так что они возобновили свое шествие на кухню. Там был Тио Карло, он, как обычно, сидел на полу. Ганимед и Питер, которые, очевидно, сразу же прониклись друг к другу симпатией, сидели, взявшись за руки, в сумерках кухни, где всего одна сальная свеча отбрасывала в стороны колеблющийся свет.

– Ты думаешь, сможешь помочь этому бедному молодому джентльмену, Карло? – Мама Фиби остановилась перед ним.

– Конечно, сестра Фиби. Слышал, какая‑то девка заворожила его, и у него не встает ни на кого другого. Можно избавить, если он в меня верит. Если не верит, ничего не получится. С белыми людьми трудно, они не верят в обэ. Сестра Фиби, может, ты знаешь? Он верит?

Его высохшая голова повернулась к Рори.

– Я верю, Тио Карло. – Рори бы поверил в самого Махаунда, того, что в аду, если б это его исцелило.

– Вам это вряд ли понравится. Может быть больно.

– Если это даст результаты, то неважно, понравится мне это или нет.

– Тогда убирайтесь из комнаты. – Старик Тио Карло с трудом поднялся на ноги. – Ты, сестричка, давай выноси свою толстую задницу отсюда, и вы, прошу прощения, миссас Фортескью, покиньте нас, пожалуйста, и заберите с собой этого темнолицего воробышка, – он указал на Питера. – Ганимед останется один, а то он ни о чем не думает, кроме как о молодом бездельнике, который здесь сшивается. Так что уходите все.

– Но Кту останется, – настоял Рори. Ему хотелось, чтобы что‑нибудь знакомое противостояло тайным манипуляциям Тио Карло.

– Это тот громадный тип? – Тио Карло показал на Кту.

Рори кивнул, и Тио Карло согласился, обменявшись быстрыми взглядами с Ганимедом. – Пусть остается, если хотите, но его надо будет связать. Нельзя, чтоб он тут мешался.

Рори все объяснил Кту, и тот согласился.

– Лучше уж мне тоже остаться, – настаивал Тим. – Я‑то, черт возьми, верю в магию черномазых после того, что произошло со мной в Базампо, и, помнишь, тогда со мной был ты, Рори. Покрайней мере, хоть постою рядом с тобой.

– Белому человеку здесь смотреть не на что, если только он не тот, кого мы хотим исцелить. Негры не имеют значения, а белым надо уйти. – Тио Карло был настойчив.

Мама Фиби запротестовала, настаивая, что она могла бы помочь, что знает столько же про обэ, сколько и сам Тио Карло, и уж несравненно больше Ганимеда, но ее протесты не возымели действия. Мэри Фортескью тоже вызвалась остаться, утверждая, что хочет проследить, чтобы никакое несчастье не случилось с Рори, но вновь Тио Карло был непреклонен. Только Кту, и то связанный по рукам и ногам. Ганимед предложил оставить Питера в помощь, но Тио Карло схватил того за руки и вытолкал за дверь. Наконец в комнате остались только Рори, старик со своим любимцем и Кту, кротко сносящий ремни на запястьях и щиколотках.

Взмахом черной и сухой, как щепка, руки Тио Карло очистил выдраенный до белизны кухонный стол от посуды и сделал знак Рори забраться на него.

– Сначала вам лучше раздеться, любезный.

Рори разделся и залез на стол, лег и стал ожидать в полном неведении, что будет дальше, проклиная себя за то, что поверил этому старику и его мумбо‑юмбо. Но, несмотря на все свои сомнения, он чувствовал, что Тио Карло был единственным человеком, который мог помочь ему. Он видел, что черная магия сделала с Тимми в Африке. Тимми был почти что покойник, а сейчас ходил здоровый, как все. Тиму магия помогла, пусть теперь поможет и Рори. Видит Бог, помощь ему необходима.

Он следил, как Тио Карло зажег четыре сальные свечи и стал капать расплавленным воском на каждый из четырех углов стола, потом подождал, пока он слегка остынет, и установил свечки в затвердевший воск. Старик положил ладонь на голую руку Рори.

– Я не собираюсь причинить тебе больше боли, чем необходимо, сынок, но лучше я тебя привяжу. Ты же не взбесишься, если дядя Карло тебя привяжет?

– Нет. Делайте, что считаете нужным.

Тио Карло распластал Рори на столе, разведя ему руки и ноги к четырем углам стола. Тонкой пеньковой веревкой он привязал запястья и щиколотки к ножкам стола. Прежде чем затянуть узлы, чтобы Рори не вырвался, он обмотал запястья и щиколотки Рори тряпками, чтобы веревки не впивались в кожу. Он старался, чтобы Рори было удобно, и за исключением того, что не мог двигаться, ему было вполне удобно.

Тщательно затянув и проверив на крепость узлы, Тио Карло достал еще одну тряпку, относительно чистую, которой намеревался завязать Рори глаза; но Рори не соглашался.

– Раз уж я решился на это, я должен видеть все. Не надо закрывать мне глаза.

– Кое‑что человеку не следует видеть. – Тио Карло посмотрел на Ганимеда. – Ладно, обойдемся. Когда наступит время, можно будет задуть свечи.

Он порылся в мешке на полу и достал побелевший человеческий череп, который поместил рядом с головой Рори. Затем он стал втыкать черные, красные и белые петушиные перья в пустые глазницы, составляя из них особую и красивую цветовую гамму. Это приготовление походило на часть сложного ритуала, потому что, когда старик закончил, Ганимед внес свои незначительные изменения, после которых старик одобрительно кивнул. Затем он достал из мешка мятый бумажный пакет, в котором оказался переливчатый грубый порошок, показавшийся Рори растертыми мушиными крыльями, когда он чуть шею не сломал, пытаясь его разглядеть. Тио Карло попросил своего ассистента подать ему чашку воды. Тщательно отмерив три щепотки порошка и бросив их в чашку, он приказал Ганимеду размешать его ложкой, а сам приподнял голову Рори, чтобы тот смог выпить это. Порошок в воде не растворился и оказался совершенно безвкусным, но слегка царапал горло.

После этого Тио Карло снова сделал знак Ганимеду – принести из плиты маленький горшочек. Он источал сильный аромат перца, огненного красного стручкового перца из Кайенны, гвианской провинции на Южно‑Американском материке. Сделав из тряпок помазок и привязав его к палке, Тио Карло обмакнул помазок в горшочек и стал мазать Рори бедра, живот и, да, да, даже самого старика Гарри. Ганимед, смазав как следует руки жиром, начал втирать мазь Рори в кожу. Рори вскрикнул и стал извиваться от едкого раствора. Все тело жгло, как от уколов вилами трех тысяч чертей, и единственным его желанием было убраться со стола и кинуться в прохладную воду поильного желоба рядом с конюшней. Тио Карло удерживал его с поразительной для таких тощих рук силой, не поддаваясь ни на ругательства Рори, ни на завывания Кту, который осыпал его смертельными угрозами, если тот навредит его любимому господину.

Пока старик держал извивающееся тело Рори, прижимая его к столу, Ганимед достал пучок ивовых прутьев, очищенных до белизны, и связал их вместе бечевкой. Он передал этот веник Тио Карло, который отпустил Рори, умоляя его лежать спокойно и затем начал обрабатывать его прутьями. Сначала он стегал несильно, и Рори чувствовал лишь легкое пощипывание, добавившееся к жгучей боли от раствора, но по мере усиления ударов и темпа Рори стало казаться, что каждый пруток глубоко врезается ему в тело, хотя, подняв голову, он видел, что удары наносились столь искусно, что совсем не повреждали кожу.

Кту вопил так, как будто каждый удар врезался в его собственное тело. Рори метался из стороны в сторону по столу, насколько позволяли путы, пока безжалостная порка продолжалась по нежной коже между бедер и по упругому животу. Удары Тио Карло прекратились из‑за его полного измождения, а не из‑за желания прекратить процедуру, жгучая боль в теле Рори усугублялась яростным огнем в животе, рожденным загадочным лекарством. Тио Карло выхватил четыре тонкие свечки и, едва не задыхаясь, пробормотал срывающимся голосом какую‑то загадочную фразу, которую Рори не понял. Ему показалось, что слова представляли собой своеобразную молитву пантеону африканских богов, которые одновременно были и великодушными и злобными. По всей видимости, они имели какой‑то смысл для Кту, потому что он перестал причитать и монотонно запел вместе со стариком.

Несколько мгновений ничего не происходило. Затем Рори почувствовал прохладу искусных пальцев, ритмично и приятно массировавших его в такт пения Тио Карло. Несмотря на жжение кожи, огонь в животе и боль от ударов ивовыми прутьями, сладостный ритм проник в его тело так, что ему захотелось выгнуть спину, на этот раз от чисто животного удовлетворения, а не от боли. Старина Гарри снова стоял, и Рори показалось, что никогда ранее он не добивался такой могучей потенции, такой стальной твердости и такой способности к острым ощущениям. Он тяжело задышал, с шумом втягивая воздух. Удовольствие от прикосновения пальцев достигло наивысшей точки и стало почти невыносимым. Он больше не мог сдерживаться. С криком облегчения он низвергнул потоки семени на свое разгоряченное тело. Но облегчение было лишь временным, и то же всепоглощающее желание стало вновь нарастать. Он почувствовал, что путы его были сброшены, и его собственные нетерпеливые пальцы стали шарить в темноте и отталкивать другие пальцы, которые доставили ему столько наслаждения. По их гладкости Рори определил, что это были пальцы Ганимеда. Теперь была очередь Рори самому возбудить себя и убедиться, что все опять было в порядке. Спасибо черным богам, которые вступились за него, он снова стал самим собой. Пальцы ему не лгали.

Рори услышал щелчок кремня и увидел, как разгорался зажженный фитиль. Тио Карло раздул одну свечу и помог Рори слезть со стола.

– Чары сняты, сэр. Они вам больше не страшны. Вам нечего больше бояться, что опять потеряете свою силу. Взгляните, он же как кокосовая пальма. – Он ухмыльнулся и показал Рори между ног. – Сегодня ночью вам придется хорошенько попотеть, чтобы он угомонился. Он намерен так всю ночь простоять, сэр.

Тио Карло наклонился вперед, сверкая своими маленькими черными глазками в свете свечи.

– Миссас Фортескью сказала мне, что будет ждать вас в вашей комнате. Она будет просто счастлива от этой кокосовой пальмы. Да‑с! Будет просто счастлива! Что ж, вперед! Прямо так и идите. А Ганимед займется вон тем шумным молодым негритосом, – он кивнул в сторону Кту.

Рори протянул руку, чтобы пожать птичью лапу старика. Другой рукой он пожал тонкие прохладные пальцы Ганимеда, те же самые пальцы, которые так возбуждали его всего несколько минут назад.

– Я перед вами обоими в долгу. – Рори отпустил руку Ганимеда. – Мой жакет.

Рори указал на смятые одежды на стуле.

Ганимед вручил одежду Рори. Рори полез во внутренний карман и достал кошелек. Золотые монеты, которые он предложил им, были щедрым вознаграждением для обоих, и они приняли их вместе с его похвалами и благодарностью. Перебросив одежду через руку, он потянулся за свечой. Свет от нее колебался, когда он выходил из комнаты, но он и в темноте знал дорогу. А разве старик Гарри не шел впереди, указывая путь? Конечно же, шел, а у Рори еще было обещание Тио Карло, что Гарри никогда больше его не подведет. И уж ни за что не откажет в эту ночь, когда Мэри ждет его в его постели.

Глава XXXVIII

Дверь в комнату Рори стояла раскрытой настежь, но, несмотря на ночную жару, жалюзи в одностворчатом окне комнаты были плотно закрыты, и воздух был тяжелым и спертым. Слабый свет от двери проникал недалеко за порог, и интерьер комнаты был объят черной тьмой, казавшейся непроглядной. Хотя бедра Рори все еще горели от перцового раствора и порки и огонь в животе все еще не утих, он ликовал, пробираясь в темноте с вытянутыми вперед руками в поисках кровати. Наконец его руки нашли ее, и с сознанием того, что он вновь стал мужчиной, полноценным, готовым и твердым, он бросил одежду на пол. Он не помнил, чтобы когда‑нибудь раньше он так страстно жаждал женщину, и никогда раньше перспектива провести ночь с Мэри не казалась ему такой соблазнительной и возбуждающей. Он опустился на кровать, физически истощенный предшествовавшими муками, но не настолько уставший, чтобы не провести рукой по гладкой простыне там, где лежала Мери.

К его великому удивлению, ответного движения не последовало. Она, должно быть, заснула, подумал он, и все же, зная Мэри так, как он, трудно было представить, что она задремала. Должны же ее, подсказывал ему его мужской эгоизм, волновать результаты эксперимента, вдохновителем которого была она сама. И теперь, он улыбнулся самодовольной улыбкой, результаты оказались такими впечатляющими, что удовлетворят даже ее, да еще как удовлетворят в эту ночь! На этот раз он уж расквитается за все перипетии минувшего дня. Другая его рука, опустившись вниз с гордой уверенностью, подтвердила, что никогда еще не был он столь горазд и удал, даже когда грубоватым парнем он впервые поимел свою первую Мэри в кустах. Отпустив предмет своей гордости, он придвинулся ближе к спящему телу Мэри и протянул руку, чтобы взять в ладонь ее грудь. Как ни странно, она не проснулась и никак не отреагировала на его жест; она даже не прошептала его имени, и ее молчание больно задело его. В конце концов именно она все это и затеяла; кто же, как не она, должен ликовать вместе с ним, а не лежать, притворяясь спящей. Его рука оставила вялый сосок, который, к его великому удивлению, не отреагировал, как обычно, став упругим от его прикосновения, и спустилась ниже в ямку между грудями. Тут рука попала во что‑то липкое, холодное и вязкое. Пальцы его стали двигаться быстрее, испуганные этой неожиданной встречей, пока наконец не наткнулись на холод твердой стали. Двигаясь вверх, пальцы нащупали деревянную рукоятку и подтвердили его самые страшные опасения: это был нож, глубоко сидящий в груди у Мэри.

– Мэри! – От ужаса крик застрял у него в горле, и изо рта послышался сдавленный шепот. Обезумевшие пальцы пробежали по ее лицу, задержавшись на мгновение у бездыханного рта. Он приподнялся на локте, тряся ее и одновременно понимая, что это ничего не даст. Выскочив из постели с внезапным отвращением к безжизненному телу в кровати, он стал шарить в жакете в поисках трутницы, и трясущимися руками ему удалось чиркнуть кремнем по огниву и выпустить достаточно воздуха из легких, чтобы раз дуть фитиль. Света от фитиля было достаточно, чтобы увидеть свечу на прикроватном столике, он поднес к ней пламя и дал ей разгореться и разорвать темноту.

Свет подтвердил его ужасную догадку. Мэри была мертва. Она лежала на боку, и дальний от него край кровати был измазан кровью. Нож, торчащий у нее из груди, был большим кухонным ножом с деревянной ручкой для резки мяса. Наконец, набрав полные легкие воздуха, он смог громко крикнуть, а затем выбежал из комнаты, споткнувшись о лежащую в дверях фигуру Кту, упал, поднялся и рванулся по коридору, колотя во все двери, пока по всему патио не разнеслось эхо его криков.

Огни появились сначала в одной комнате, потом в другой. Показались Тим с трясущейся Пенни, потом Мама Фиби, прикрывавшая свою груду мяса простыней и почти полностью заслонявшая худого чернокожего парня, которого она выбрала для ноч ных удовольствий. Из другой комнаты застенчиво вышли Питер и Ганимед, придерживая панталоны у пояса, и в самом конце старый Тио Карло, по‑прежнему в лохмотьях, выполз из кухни.

Все окружили Рори и ждали, пока он не прекратит кричать. Как завороженные, они какое‑то мгновение смотрели на него, стоящего совершенно голым перед ними, и вопрошали испуганными глазами, что заставило его, даже находясь в таком безумном состоянии, появиться перед ними с такой эрекцией. В то же мгновение, которое могло показаться вечностью, Рори стоял, уставившись на них, не в состоянии прекратить свои бессмысленные завывания. Первым пришел в себя Тим и смог членораздельно выразить всеобщее недоумение:

– В чем дело? Ради Христа, Рори, что случилось? Ты что, заболел, сошел с ума или и то и другое сразу?

Рори кое‑как смог собраться с мыслями.

– Мэри, Мэри, Мери! Вы что, не понимаете? Там Мэри! Ее убили!

– Мисс Мэри? – Мама Фиби туже затянула простыню вокруг себя. – Вы говорите – мисс Мэри, миссас Фортескью?

Рори молча показывал в направлении своей комнаты, где свет от свечи освещал плиты коридора. Мама Фиби побежала туда. Остальные последовали за ней.

– Боже праведный, это правда. – Она стала на колени перед кроватью и двумя своими черными руками взяла безжизненную руку Мери. – Кто‑то это сделал. Убил мою миссас Фортескью. О, Боже праведный, кто же мог совершить это грязное дело? Кто убил мою мисс Мэри?

– И почему? – Слезы заполнили глаза Рори, и он подошел ближе, пока Мама Фиби поднималась на ноги, обхватив его одной черной рукой.

– Пропустите меня, – раздался пронзительный голос Тио Карло.

Он протиснулся между Тимом и Пенни, мимо Питера и Гани‑меда и протянул руку, чтобы взять руку Мери. Он схватил ее за запястье своими когтями, пытаясь нащупать пульс, но пульса не было. Скорбно поджав губы, он горестно закачал головой.

– Она совершенно мертва. Этой бедной мисси уже ничем нельзя помочь. Я думал, может, смогу, если она не совсем умерла, но ее больше нет. Бедная маленькая мисси.

Заунывный вопль вырвался у Пенни, который был подхвачен Мамой Фиби, пронзительное улюлюкающее причитание, которое прекратилось так же внезапно, как и началось.

Мама Фиби оборвала стенания на высокой ноте. Она отпустила Рори, схватила кричащую Пенни и встряхнула ее.

– Какой прок стоять тут, ничего не делая. Времени на причитания сейчас нет. Надо сделать то, что мы можем, для бедной миссас Фортескью и надо найти того, кто это сделал. По‑моему, я знаю кто.

– По‑моему, я тоже знаю. – Мозг Рори снова заработал после возвращения его тела в нормальное состояние.

– Дело рук этой никчемной суки Мараи, вот кого, – вынесла приговор дьяволице Мама Фиби.

– Это она. Она не хотела, чтоб какая‑либо другая женщина обладала им. – Тио Карло подтвердил приговор своей сестрицы.

– Тогда где же она есть теперь? – Мама Фиби оглядела комнату, как будто Марая пряталась где‑то в темноте. Она улетела, вот где она, – ответил ей Тио Карло. – Взяла и улетела.

– Если б мы смогли найти ее кожу под глиняным кувшином, где она ее прячет, то она уже не сможет вернуться, – впервые за все время проговорил Ганимед.

– Да не может она летать без кожи сегодня ночью. Она где‑то спряталась. Ты же знаешь, она не сукуя и не может летать.

Рори вспомнил, что Марая говорила, как они с Питером прятались, когда забирали остальных рабов на продажу, а потом вернулись на плантацию. Он спросил Питера, который ответил, что они, в общем‑то, так и не выходили из дома, а спрятались в темном чулане за кухней, где хранятся овощи. Рори отослал его вместе с Тимом проверить чулан.

– Вам лучше одеться, – сказала Мама Фиби Рори. – И тебе, мальчик, – она показала пальцем на безымянного юношу, сопровождавшего ее. – Иди оденься. Никому не интересно смотреть на твою голую задницу, тем более мне. Ты, Пенни, надень сорочку, беги на кухню, разожги огонь и поставь вскипятить чайник, а потом возвращайся сюда. Нам надо обмыть миссас Фортескью и положить ее на стол, прежде чем она окоченеет. А сейчас все за дело. Карло, забирай своего мальца Ганимеда и скажи, чтоб приготовил кофе. Если он может готовить для тебя всякие варева, значит, и кофе сможет сделать. Надо же чем‑то набить животы, и лучше послать мистера Тима в город, чтоб он сообщил о случившемся почтенному кабильдо. Это – убийство, и нам лучше начать разыскивать эту чертову Мараю. Ее рук дело, ясно как белый день.

– Ее рук дело, Мама Фиби, ее, – согласился Рори.

– Сука чертова. Даже вопросов никаких быть не может, но обвинять – это одно, а найти ее – совсем другое дело. Вам тоже лучше уйти, маста Рори. Сделать все, что можно, для бедной миссас Фортескью – это женское дело. Не многое в наших силах, но надо сделать то, что сможем, я и Пенни.

Рори натянул на себя одежду, вышел из комнаты и стал безутешно слоняться взад‑вперед по галерее. Теперь, когда не стало Мэри, он был более чем когда‑либо уверен, что любил ее по‑настоящему. Хорошая она была, хорошая Мэри, как ни крути. Да, она была шлюхой, портовой проституткой в Глазго и содержательницей борделя в Тринидаде, но помимо всего этого она была прекрасной добросердечной женщиной. Самой прекрасной из всех, кого он знал. Никто не был таким бескорыстным и щедрым, как Мэри.

Она могла бы стать превосходной женой. Почему она отвергла его? Потому что была бескорыстной. Она, не задумываясь, связала себя с ничтожным Фортескью, потому что он для нее ничего не значил. Теперь Рори понимал, что она не хотела выходить за него замуж, потому что она его слишком любила. Дорогая Мэри! Милая, милая девочка! Поздно говорить ей, как сильно он ее любил, но, возможно она знала. Может быть, поняла теперь, и необходимости в словах не было. Возможно, она всегда останется с ним рядом и будет помогать ему, как и раньше. Он надеялся на это. Видит Бог, она была ему необходима. Рори больше не мог сдержать слезы. Он стеснялся собственных всхлипов, но ему было все равно, видят его или нет. Он не обратил внимания, даже когда Тим и Питер вернулись сказать, что Мараи нет ни в чулане, ни в сараях, ни в других местах, где она обычно пряталась и про которые знал Питер. А сказал бы им Питер, если б знал? Конечно, сказал бы. Он любил мистера Тима и мистера Рори тоже. Что касается Мараи, Питер сплюнул на пол. Хоть она и его сестра, он ненавидел ее. Она всегда заставляла его заниматься тем, чего он не умел, да и не хотел.

А сейчас Рори тоже столкнулся с тем, чего совершенно не хотел делать. Хоронить Мэри. Положить это великолепное тело в землю. Распрощаться с ним навсегда. Безутешный, он сел на скамейку в дальнем конце патио, в густой тени бугенвиллеи. Тим опустился рядом с ним разделить его молчание, а Кту уселся, скрестив ноги, на полу на расстоянии вытянутой руки от господина. Через некоторое время из кухни пришел Ганимед с кружкой горячего кофе, и, когда Рори попробовал его, он молча поблагодарил парня за добрую добавку ямайского рома.

Дверь комнаты Мэри оставалась закрытой, хотя один раз оттуда появилась Пенни, чтобы сходить на кухню еще за одним тазом горячей воды. Наконец, как показалось Рори, после долгих часов вышли и Мама Фиби и Пенни. Пенни плакала, и к ней подошел Тим, чтобы успокоить ее. Мама Фиби, увидев лишь пустую кружку на скамейке рядом с Рори, поругала его за то, что он ничего не ел, и отправилась принести ему что‑нибудь более существенное, чем кофе с ромом. Когда она принесла хлеб и яйца, он жадно проглотил их, даже не почувствовав вкуса. Огонь все еще не утих у него в животе, но еда, казалось, погасила его остатки. Его больше не обуревали желания. Трагедия притупила его казавшиеся неистощимыми страсти.