Текст книги "Дьявол"

Автор книги: Ланс Хорнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Рори обнаружил, что дрожит от возбуждения и предвкушения. И от страсти чувствуя, как горячая волна приливает в пах. Правда, он никогда не любил Мэри Дэвис, во всяком случае, не думал, что любит. Но он никогда не забывал про ночь, которую они провели вместе, более того, он был ей беспредельно благодарен за доброту. Сейчас, предвкушая встречу с ней, он понял, что она занимала более важное место в его сердце, чем он предполагал. Мэри Дэвис! Портовая шлюха из Глазго! Он никогда не забудет уют ее маленькой комнатки, ее вдохновенные любовные игры и ее предложение остаться в Глазго. Мэри Дэвис! Его недавний сон о ней возродил в нем желание.

Он услышал шаги по лестнице, потом стаккато высоких каблучков по плитам. Выглянув из‑за листьев, он с трудом смог признать в этой гранд‑даме девицу, оставленную им в Глазго. Единственное, что не изменилось, было ее лицо, а осанка, одежда и манеры не имели ничего общего с портовой девкой. На ней было платье из какого‑то прозрачного белого материала, скроенное по последней моде, экстравагантного французского фасона, обнажавшего ее груди до розовых сосков, которые проступали сквозь материю, как спелые ягоды. Было очевидно, что под платьем у нее ничего не было: солнце, светившее сзади, просвечивало ее всю насквозь. Поясок из плетеных золотых нитей обхватывал прозрачный материал под выпуклыми грудями, и платье ниспадало прямо до ног. Нечесаная копна кудряшек, обрамлявшая ее голову в Шотландии, теперь была гладко причесана и взбита в высокий шиньон, открывая уши, в которых виднелись серьги с бриллиантами. Шарф из бело‑вишневой полосатой ткани спускался от локтей вниз и струился позади нее. Атласные туфельки вишневого цвета выглядывали из‑под подола ее одежды.

– Боже мой! Она восхитительна, – зашептал он себе под нос, и все же, подсматривая за этой светской дамой, он надеялся, что Мэри Дэвис, которую он знал, изменилась только внешне.

Посреди внутреннего дворика она остановилась на мгновение, озирая патио, и, увидя его широкую спину между листьев, обошла фонтанчик и приблизилась к тому месту, где он стоял. Не успела она раздвинуть листья, как он вскочил и заключил ее в объятия, в ответ она начала упорно сопротивляться и вырываться от него.

– Ах ты, сукин сын, кто бы ты ни был! – Она била его в грудь маленькими кулачками. – Я тебе не двухшиллинговая шлюха какая‑нибудь! Если тебе нужна девка, я тебе ее предоставлю, но дьявол меня побери, если я позволю тебе так со мной обращаться.

Он отстранил ее на расстояние вытянутых рук и посмотрел на нее с улыбкой.

– А вот он как раз тебя и побрал, Мэри Дэвис, сам Дьявол, Махаунд, старик Гарри, Сатана, Люцифер, Шайтан, называй как хочешь. Последний раз я видел тебя в шерстяном платке на плечах, когда ливерпульский дилижанс отправлялся в Глазго, ты вся дрожала от промозглого холода, а теперь ты вся разодета, как белоручка, и называешься миссис Фортескью и не хочешь хоть разок поцеловать бедного Рори Махаунда, который плавал по морям целую вечность и целовал разве что свою правую руку.

– Рори Махаунд! – Она уставилась на него, не веря глазам своим, затем бросилась ему в объятия, осыпая поцелуями. – Рори Махаунд, любовь моя, мальчик мой, дурашка, жизнь моя!

– А старичка Гарри ты привез с собой, Рори Махаунд? – Она запустила свою руку ему между ног и сжала пальцы. – У‑у, точно привез, большущего, как сама жизнь. Он у тебя растет не по дням, а по часам. Ну, а теперь скажи, что ты делаешь в Порт‑оф‑Спейне и не забыл ли ты меня, Рори Махаунд? Эх, парень, все ведь благодаря тебе, что я теперь такая элегантная и почтенная миссис Фортескью с собственной конюшней молодых кобылок, которые всю работу делают за меня, а я – вот, живу в Порт‑оф‑Спейне. Да, вот еще что, Рори Махаунд, я рада с тобой увидеться. – Она покрыла его лицо поцелуями. – Мой, мой Рори Махаунд.

– Моя Мэри Дэвис. – В ответ он тоже расцеловал ее. – Ну, ладно, садись и рассказывай о себе, как ты стала такой элегантной и почтенной миссис Фортескью из Порт‑оф‑Спейна.

Рори усадил ее на скамейку рядом с собой, обхватив ее руками, положив одну на мягкую обнаженную грудь.

– Ну не здесь же, Рори Махаунд, – она показала на лестницу. – Здесь я за себя поручиться не могу, к тому же все мои девочки перегнулись через перила, и Фаял шпионит за нами из‑за пальм. И хоть я тоже сгораю от нетерпения, не будем устраивать здесь балаган. Нам лучше пойти наверх, в мои комнаты, а я смогу закрыть дверь, запереть ее и быть такой безрассудной с тобой, какой захочу.

Она повела его к лестнице, и они стали степенно подниматься по ступеням, обмениваясь поцелуями, нежностями и рукопожатиями. Затем они шли уже вдвоем по коридору, вошли в ее комнату. Он прижал ее к себе и положил ее руку на отрывающиеся от напряжения пуговицы.

– Ох, это же сам старик Гарри, – рассмеялась она, – и я рада снова увидеть его без шляпы и готовым на проказы. Ты знаешь, он по‑прежнему чемпион, хотя, должна признать, у него появился очень серьезный соперник в лице молодого Фаяла, который и сделал меня богатой.

А затем, после новых поцелуев, нежностей, пожатий и прижиманий, за которыми последовали еще более нежные слова, они разъединились: тонкая одежда Мэри оказалась у нее на плечах, жакет Рори на полу, а панталоны – у щиколоток.

Хотя они много чего могли рассказать друг другу, еще больше им предстояло сделать, и лишь по прошествии примерно двух часов появилось у них настроение для серьезного разговора. В течение этого времени Рори вновь перенесся на жесткий матрас в грязной комнатушке в Глазго. Он вдыхал аромат дыма от торфяного брикета в каминчике, ощущал тепло и блаженство объятий Мэри, и от нахлынувших воспоминаний он заставил старика Гарри выполнить такую серию представлений, что Мэри только, охая, ловила ртом воздух и клялась, что ни один мужчина в мире, кроме самого Махаунда, не мог совершить такого захватывающего тур‑де‑форса.

Постепенно огонь у него в крови стал угасать, но не погас, и Рори перебросил свои длинные ноги через край взбитой кровати, схватил Мэри в охапку и усадил ее в кресло рядом с окном, закрытым жалюзи. Пододвинув подушку, он уселся на полу у ее ног, но она с этим не согласилась, заставила его сесть в кресло, а сама расположилась на подушке, положив голову, теперь уже не такую аккуратно причесанную, ему между колен.

– Что ж, миссис Фортескью, или, может, мне следует называть тебя почтенная миссис Фортескью, которая по‑прежнему может становиться такой непочтенной. – Рори взял ее за под бородок. – Давай послушаем, что же привело тебя в Порт‑оф‑Спейн вместе с твоим Фаялом, и кто, между прочим, этот Фортескью?

Она поцеловала кончики его пальцев, потом, положив голову ему на бедро, стала игриво покусывать его своими тёплыми губами, пока он легонько не оттолкнул ее.

– Фортескью? – улыбнулась она ему. – Зачем же вспоминать про этого пьянчужку, когда старик Гарри снова снимает передо мной шляпу?

– Из любопытства, наверно. А может, из‑за ревности.

– Тебе нечего ревновать. Почтенный капитан Джереми Алджернон Филипп Фортескью был просто пьяницей и полным ничтожеством, мясником из гренадерского гвардейского полка, который забрел как‑то ко мне ночью, прослышав про Фаяла, чья слава, похоже, достигла самого Лондона. Джемми был младшим сыном графа Дугана, ну и развратный же тип, какого свет не видывал. Хотел иметь нас обоих: меня снизу, а Фаяла сверху одновременно, обещал озолотить за это. Ну, в конце концов я и заставила его заплатить по всем счетам. – Она кивнула головой со знанием дела. – Жил у меня день и ночь целую неделю, пока не ухайдакал и меня и Фаяла вусмерть. Потом у него кончились деньги, а он решил остаться еще на недельку. Ну я и сделала ему предложение. Если он женится на мне, то будет иметь и меня и Фаяла забесплатно. Он его принял. В его положении, с его пьянками и шалопутными идеями насчет поразвлечься, я знала, что он долго не протянет. Ну, поженились, значит, и его хватило на три месяца. Просыпаюсь в одно прекрасное утро, а он не дышит, вот и все. Я известила старика лаэрда и его леди, они приехали и забрали то, что осталось от бедняжки Джемми, воротя свои элегантные носы от меня, но все‑таки не забыли выдавить из себя благодарность за то, что он преставился тихо, без скандала.

Рори оттолкнул ее руки.

– И что же случилось потом?

– Потом приходит их яйцеголовый адвокат и просит показать мое брачное свидетельство, потом, посопев и повздыхав, вынужден был признать, что все документы законны и в порядке. Ну и, желая выдворить меня из страны вместе с Фаялом, чтобы ничто не напоминало им об их драгоценном Джемми и его странных утехах, он заявляется ко мне и предлагает две тысячи золотых гиней за то, чтобы я навсегда выметалась из Шотландии со всеми пожитками. «И куда же я поеду?» – спрашиваю его. «Куда угодно, – отвечает, – только не в Шотландию, Ирландию или Англию. Как насчет Тринидада?» – спрашивает. Я про Тринидад и не слыхивала раньше, но, кажись, старый лаэрд купил там плантацию, которая ему не очень‑то и нужна была, так что он и ее готов был отдать, лишь бы я уехала. Ну и что же мне было терять? Продала свой домик в Глазго, взяла Фаяла и отправилась в Лондон, где прожила с месяц в ожидании корабля, который отвез бы меня в Тринидад. В течение этого месяца я снимала квартиру в Челси и подружилась с одной пожилой леди, миссис Эдвардс, которая жила в том же доме.

Она была актрисой, и за тот короткий месяц она сделала из меня настоящую леди. Почти настоящую! Мы сели на корабль, я и Фаял, и сошли на берег здесь. Сначала я решила жить на своей плантации и стать приличной дамой, буду вся из себя правильная и порядочная, как почтенная миссис Фортескью, но, мой дорогой Рори, недели жизни в этом раю, где растет сахарный тростник, с меня было достаточно. Мне стало одиноко, со скуки чуть не умерла, играя добропорядочную. Я обнаружила, что для тринидадских мужчин не было никаких приличных развлечений и все бедняги‑матросы, которые приплывали в этот порт, тоже страдали. Здесь есть, конечно, целая улица дешевых проституток, но никто из них не знает по‑настоящему своего дела. У них раз‑два – плати шиллинг и все. Я решила поправить положение. Продала участок земли, который достался от старика лаэрда. Я бы открыла заведение прямо на плантации, но она так далеко, что моряки ее просто не найдут. Это здание раньше было складом, добротный старый дом, вот я и купила его и отремонтировала. Затем отправила весточку своей подружке Ханне Мактавиш, шлюхе из Глазго, чтоб она прислала мне шесть симпатичных девушек, которые бы знали свое дело и которые хотели бы сменить туманы Глазго на солнце Тринидада. И вот у меня теперь есть здесь свое дело, и чертовски прибыльное, если можно так выразиться. С моими девушками, белыми девушками, у которых каждый вечер есть работа, и с Фаялом, который тоже выступает, когда попросят, – одна золотая гинея, если он один, и две, если он выступает вместе с одной из моих девушек, – да я просто кую деньги.

Ее уста окутали Рори влажными поцелуями.

– Никто так и не смог сравниться с тобой, Рори. Конечно, Фаял старается вовсю, и молодцом, но это все не то.

Рори весь напрягся в кресле, вытянув ноги прямо перед собой, и Мэри улыбнулась.

– Вот так и занимаюсь своим делом здесь, вся из себя элегантная леди. – Она иронично надула губки. – Сама я не работаю больше, разве что вдруг настроение найдет или появится какой‑нибудь красивый матросик. У меня респектабельный дом, если бордель можно назвать респектабельным, и я сдружилась со всеми здешними «шишками», даже с самим губернатором, сэром Бэзилом Клеверденом. Он мой хороший клиент, хоть и немощный старик, только смотреть может. Говорят, его женушка ему совсем не дает; не знаю, можно ли ее винить за это. Ему уже скоро семьдесят, хромой, а ей только‑только двадцать стукнуло, я слышала. Да что ж это я, как старая сплетница, разболталась. Вот и весь сказ, Рори Махаунд, а теперь, когда ты здесь, да привез с собой старика Гарри, благослови его блестящую красную голову Господь, все остальное ерунда.

На некоторое время в комнате наступила тишина, и Рори сквозь прищуренные глаза видел, как полоски света, проникавшие через жалюзи, скользили по двигающейся голове Мери. Она следовала своей линии до полной развязки, пока Рори снова не стал хватать ртом воздух и не рухнул изможденный в кресло. Она встала с пола, налила бокал бренди и дала его Рори, потом тоже села в кресло напротив него на почтительном расстоянии.

– Рукам больше воли не даю. – Она наклонилась вперед и потрепала его за колено;– Хватит – так хватит на пока, да и старичку Гарри пора на отдых. Смотри, как он сладко спит, весь скукожился. Вот, Рори, глупышка мой, про себя я тебе рассказала.

Теперь твоя очередь рассказывать.

Бренди возродило Рори, да и ему действительно пора было рассказать про себя, о своем путешествии в Африку, о дружбе с Бабой, о своем гареме, о любви к Альмере и о своем ребенке от нее, который к этому времени уже должен был родиться. Он рассказал ей, как постепенно вставал на ноги, как стал эмиром Сааксским, о своем корабле в бухте и о своей партии рабов. Рори рассказал ей о Тиме и его приключениях в Африке. Он поведал ей про все, что с ним случилось, не опуская ни одного из своих подвигов, потому что знал, что Мэри была с ним откровенна.

– А теперь, Рори Махаунд, когда ты здесь, надолго останешься? – спросила она.

– На некоторое время – это точно, – ответил он. – Я хочу открыть здесь заведение – как постоянный рынок для наших рабов. Тим возвратится на «Шайтане» в Гори в Сенегале за новы ми рабами, которых поставит Баба. Скоро мы надеемся купить еще кораблей. Баба в Африке, я здесь, так и разбогатеем.

Мэри прервала его, подняв руку:

– Тебе нет надобности искать жилье, мой ненаглядный. На плантации Мелроуз у меня прекрасный дом. Там никто не живет, потому что мне надо быть здесь. Он твой, Рори, раз он тебе нужен, я буду очень благодарна, если кто‑нибудь будет за ним ухаживать, а то там скоро все развалится. В доме есть все необходимое, а у тебя достаточно негров, которых можно научить быть слугами. Ты даже можешь там делать деньги прямо на месте, если будешь обрабатывать плантацию. Устраивайся как аристократ‑плантатор – милорд барон Саксский, на стороне можешь еще заниматься и работорговлей; о торговцах рабами здесь невысокого мнения.

Поезжай‑ка в Мелроуз и живи как дома.

Рори подошел к Мэри и поцеловал ее в лоб.

– Ты разрешила все мои проблемы когда‑то, Мэри, дорогая, и вот опять ты разрешила их. Ты взяла меня когда‑то к себе, дала мне дом и тепло своего тела. Сейчас ты снова предлагаешь мне дом. Я так и буду всегда у тебя в долгу, Мэри Дэвис?

– Ах, Рори, этот долг ты запросто отдашь.

– Это точно. Я женюсь на тебе. Мэри Дэвис, которая теперь стала почтенной миссис Фортескью, и сделаю тебя миледи Саксской в Шотландии и принцессой Сааксской в Африке.

– Нет уж, – встала она лицом к нему. – Разбитная миссис Фортескью не что иное, как портовая потаскуха, и это ты прекрасно знаешь. Верно, она больше не торгует своим собственным телом, но она содержательница публичного дома, а это, может, еще хуже. Нет, Рори, как мне ни хочется быть леди Саксской и свысока взирать на всех здешних женщин, даже на миледи Клеверден, жену губернатора, в конце концов они все равно будут воротить нос от меня. Благодарю тебя за предложение, Рори; нет на свете мужчины, за которого я бы так хотела выйти замуж, как за тебя, и старик Гарри всегда бы дружил со мной, но я не сделаю этого. Не буду ловить тебя на слове.

– Но я люблю тебя, Мэри Дэвис.

– Как приятно слышать, что ты мне это говоришь, в мире нет прекраснее слов, но то, что ты чувствуешь ко мне, – это не любовь. Это просто встреча со старым другом, которого никогда не думал встретить; это прекрасное время, проведенное в постели, когда и не ждешь этого; это когда старик Гарри вдруг распрямляется и становится высоким, а потом скукоживается и засыпает. Я‑то знаю. Это своего рода одиночество и отсутствие заботы и ласки, ну, может, и немного любви тоже, и как бы мне ни хотелось, я говорю «нет», но…

Она поиграла пальцами с одним из его бронзовых сосков.

– Но что?

– От плантации Мелроуз до Порт‑оф‑Спейна всего пять миль. Два раза в неделю, а может, три, если позволишь, я могла бы приезжать в своем экипаже, когда стемнеет, и оставалась бы до рассвета. Больше никакой платы мне не надо. Просто знать, что ты и старик Гарри будете ждать меня.

– Плата невысокая, Мэри Дэвис. Буду ждать тебя с распростертыми объятиями, а старик Гарри будет стоять по стойке смирно, прямой, как аршин.

– Очаровательный почтенный джентльмен как раз собирается это сделать. – Она поцеловала его и развернула лицом к кровати. – Подожди чуточку, пока я перестелю чистые простыни.

– Тогда торопись с этим. – Рори разрешил отвести себя к кровати. – После стольких недель старик Гарри не нуждается в долгом отдыхе.

– И попомни мои слова, Рори, дружок, – она уложила его рядом с собой, – он не получит и половины того удовольствия, если мы поженимся. Не получит и все, я‑то знаю.

– Я тоже знаю, Мэри Дэвис. Ты всегда права.

Глава XXXII

Одного взгляда на плантацию Мелроуз было достаточно для Рори, чтобы разочароваться. Название навевало воспоминания, связанные с английской деревней или с обнесенным рвом шотландским замком, но приземистая неуклюжая ферма скорее походила на испанский, а не на английский дом и имела сходство с арабскими жилищами своими оштукатуренными побеленными стенами и черепичной красной крышей. Одноэтажный дом стоял среди обширных полей, поросших высокой коричневой травой там, где не буйствовали сорняки. Строение окружали деревья и много пальм. Внешние стены, когда‑то побеленные, а теперь представляющие грязную обвалившуюся штукатурку, не имели окон, и единственным входом, казалось, служили перекошенные чугунные ворота в передней стене. Рори был вдвоем с Кту, оставив Тима в Порт‑оф‑Спейне. Услышав от Рори о пристрастии покойного и незабвенного мистера Фортескью быть стиснутым между Фаялом и женщиной, Тим сразу же возгорелся желанием поэкспериментировать с одной из девушек Мэри и доблестным Фаялом. Мэри вовсе не горела желанием сопровождать Рори. – Пусть думают про нас все, что захотят, Рори, но если они не будут видеть нас вместе, то ничего дурного про нас и не скажут. Раз ты собираешься стать респектабельным работорговцем – если только это занятие можно назвать респектабельным, – ничего у тебя не получится, если твое имя слишком часто будет упоминаться рядом с моим.

Он отдал дань ее мудрости, хотя ему не хватало ее общества точно так же, как и добродушной фамильярности Тима. Так что Рори приехал только с Кту верхом на конях, купленных специально для них в Порт‑оф‑Спейне.

Рори спешился перед воротами. Ржавая железная цепь свешивалась с колокола на наружной стороне запертых ворот, и, когда Рори потянул за нее, звон вспугнул стайку голубей, расположившихся во дворе. Ему пришлось подергать за цепь несколько раз, прежде чем он заметил признаки жизни в доме, но наконец‑то шлепающие шаги босых ног по плитам принесли чернокожего парня, долговязого подростка, который лениво застегивал пуговицы на своих рваных панталонах вокруг узкой талии.

– Чего вы звоните, маста? Здесь никого ни живет, маста.

– Разве ты не здесь живешь, бесполезный кусок черного мяса? Я тоже теперь буду жить здесь. Как тебя зовут, парень?

– Питером зовут. Да, живу я тут, маста, вместе с сестрой Мараей зовут. – Он произнес именно «Мараей», а не по‑испански «Марией».

– Тогда шевели задницей и открывай ворота. Я буду здесь жить и хочу посмотреть, как выглядит это место.

Парень закопошился с цепью, открывая ржавый замок, который оказался незапертым. Он даже и не подумал выйти к ним и привязать коней. Вместо этого он сонно прислонился к нераскрытым воротам, следя за тем, как Кту завязывал вожжи петлей вокруг ветки дерева.

– Сдается мне, ты ленивый ублюдок, которому не повредит всыпать пару горяченьких кнутом. – В голосе Рори явно звучали гнев и нетерпение. – Кто‑то же должен обучить тебя манерам. После этого будешь, как ошпаренный, вскакивать при виде меня. А называть меня будешь «господин». А теперь веди меня и покажи дом.

Рори поддал легонько парню по икрам прутом, который он за неимением кнута срезал по дороге.

– Давно ты здесь?

– Всю жизнь, маста. Я и Марая. Мы убежали и прятались. Потом приехал новый хозяин из Англии, но не остался. Говорит, в такой дыре только негритосы жить могут. Мы с Мараей опять убегли, потом возвернулись, а сейчас миссас Фортескью сказала, что мы можем здесь жить и следить за пожитками.

Парнишка по‑прежнему никак не мог застегнуть пуговицы на штанах, и взгляд Рори перешел с трясущихся пальцев подростка на рваные панталоны, которые даже в застегнутом состоянии не могли скрыть медленно спадавшую эрекцию.

– Что ты делал, когда я подъехал? Почему так долго не отвечал на звонок?

Питер опустил голову и пальцем голой ноги стал вычерчивать круги на пыльных плитах.

– Да ничего плохого, маста. Совсем ничего плохого. Я не виноват. Меня Марая заставляет заниматься этим. И днем заставляет, и по ночам тоже. Но что ж в этом плохого, маста? Она говорит, ничего плохого, а она старше меня.

– Так ты трахаешь собственную сестру?

Мальчик Питер замотал головой.

– Не трахаю я ее, маста, во всяком случае, не днем. Просто играю сам с собой, а она смотрит. Ей нравится смотреть, как из меня молочко выстреливает. Ночью, да, заставляет меня спать с ней, но сама не спит. Никто не хочет спать с Мараей, вот она и хочет, дура, изголодалась.

Он поднял голову и стыдливо улыбнулся.

– Иди сходи за своей Мараей. Буду ждать здесь. – Рори сдул пыль с одной из скамеек в патио и сел.

Ждать пришлось недолго. Вскоре появилась девушка‑мулатка, несколько светлее, чем Питер, и очень хорошенькая в своей неряшливой, неопрятной красоте, одетая в изорванное карнавальное платье, которое, хоть и пропиталось пылью и грязью, свидетельствовало о богатстве ткани и покроя, который вышел из моды по крайней мере лет двадцать назад.

– Я Марая, – объявила она. – Питер сказал, что я вам нужна.

– Нужна. – Рори не встал со скамейки. – Миссис Фортескью отдала этот дом мне. Я собираюсь здесь поселиться. Сперва я хотел бы осмотреть место, а затем его надо будет как следует вычистить. Давай, ты покажешь мне дом, а затем твой брат покажет мне дворовые постройки.

Она созерцательно посмотрела на него, охватывая взглядом его всего с головы до подошв, чуть дольше задержавшись на явном бугре в паху. Рори почувствовал, как ее глаза проникают через материю его панталон, и понял, что он поднимается навстречу ее пытливому взгляду, и выругал себя за это. Она подняла глаза и взглянула ему в лицо, играя заговорщической улыбкой. – Рада, что вы собираетесь здесь жить, маста. Если не возражаете, я пойду вперед, чтоб показать вам дорогу. Ты, Питер, оставайся здесь. А как насчет него? – она показала на Кту. – Мы не хотим, чтоб с нами ходили всякие черномазые замухрышки.

Подобрав массивные юбки своего наряда, она направилась через патио.

Рори сделал знак Кту остаться с Питером. Девушка, несмотря на свой неряшливый вид, очаровала его. Он нагнал ее на противоположном конце двора.

Несмотря на свой приземистый вид, дом был большим, все комнаты его выходили на огромное патио, которое было обнесено крытой галереей с каменными колоннами. Само патио представляло сплетение сорняков, цветов и сломанных банановых растений, и комнаты тоже были в пыли и полном беспорядке, который не нарушался многие месяцы. В комнате Мараи стояла огромная двухспальная кровать со сбитыми, грязными простынями. С балдахина свисали обрывки паутины, там, где должен был висеть дамаст. В другой комнате стояла односпальная раскладушка, по всей видимости, это была комната Питера. Кухней явно пользовались. В камине еще тлели угли, а на столе стояла миска с подгоревшими бобами и рисом рядом с грязной глиняной посудой.

Весь дом был обставлен тяжелой резной испанской мебелью, которая выглядела старой и побитой, со стен дома свисали ободранные ковры и съеденные молью гобелены.

Когда они закончили осмотр всевозможных комнат, большую часть из которых составляли спальни, за исключением разве что столовой и просторного салона, Марая привела Рори назад в свою комнату.

– Это лучшая для спанья комната в доме, – проинформировала она его. – В ней прохладно, потому что это единственная комната, в которой есть окно, – она показала на толстые железные прутья в каменной кладке. – Если хотите, могу уступить эту комнату вам, и… – она подошла ближе к Рори, засунув руку ему под жакет, – если хотите, я тоже могу здесь спать. Эх и надоел мне этот мальчишка Питер. Весь день только тем и занимается, что дрочится. Ночь приходит, а у него и сил уже нет, чтоб трахнуться. – Незаметно она подошла к нему еще ближе.

Сильный мускусный запах от ее тела вызывал у Рори тошноту, но все же была определенная привлекательность в ее сердцеобразном лице и в глазах с длинными ресницами. Рори отстранил ее от себя, но сделал это мягко.

– Посмотрим, – занял выжидательную позицию Рори. – Пригласи‑ка Питера и моего боя Кту, и мы осмотрим все снаружи.

– Вы уверены, что не хотите немножечко отдохнуть? – Она выгнулась так, что кончики сосков выступили под грязным атласом ее платья. – Можете прилечь на кровать. На солнце сейчас такая жара. Опять она прильнула к нему, и на этот раз пальцы ее коснулись бугра, который так привлек ее внимание. Ему хотелось протестовать, но прикосновение ее пальцев было таким соблазнительным, что у него просто в тот момент не хватило мужества. Она занялась пуговицами его ширинки, и он понял, что, как только она расстегнет ее, ему придет конец. Рори хотелось сказать ей, что он не может принять ее приглашения, прежде чем она не выльет на себя ведро мыльной воды и не выскоблит свое тело мочалкой. Он отцепил ее пальцы, и ее рука опустилась. Он ушел. Она приняла его отказ как временный и с шумом втянула в себя струйку слюны, которая текла по губе.

Во внутреннем дворе он увидел ждущего его Питера, в широкой соломенной шляпе и с ухмылкой, которая казалась обычным выражением его лица. Кту был позади Питера, слишком близко сзади, подумал Рори. Но тут он вспомнил об отвратительных прелиминариях между ним и Мараей и понял, что вряд ли стоит винить Кту.

– Эта Марая, она просто умирает по мужику, – захихикал Питер пронзительным фальцетом. – По ночам она шляется по соседним плантациям, пытаясь найти себе кобеля, и, если не получается, заставляет меня трахать ее, но она говорит – я так себе, ничего особенного. Не могу долго, потому что я слишком молод. Вот так, маста, – он снял шляпу и показал жестом.

Остальные постройки на плантации находились в таком же состоянии запустения, что и дом, но Рори обнаружил громадное строение, которое, по словам Питера, когда‑то использовалось как табачный склад. Это было превосходное здание, просторное, с хорошей вентиляцией, и Рори решил приспособить его под барак для невольников. Он по‑прежнему не отказывался от услуг Элфинстона как аукционера, но предпочитал разместить своих рабов там, где мог следить за ними лично. Думая о плантации и ее возможностях, он чуть не поддался искусу оставить всех рабов себе и заново наладить здесь работу. Он, однако, не имел никакого представления об агрономии, а судя по общему запущению, много времени уйдет на то, чтобы все заработало так, как раньше. Лучше он получит быстрый и внушительный доход от невольников, и, в конце концов, именно об этом они договорились с Бабой. Он все‑таки решил отобрать нескольких рабов для услужения в доме, но не имел ни малейшего представления о том, кто их научит. Может быть, Тим? Но нет, Тим вернется в Африку. Что ж, он обучит их сам. А начнет с Мараи и Питера. Если ее помыть и одеть в чистое, из Мараи получится красивая девка, и Питер казался смышленым малым. Может, Мэри Дэвис сможет найти опытную негритянку, которая смогла бы вести хозяйство и стать поварихой. Ему нужно было два или три человека по дому и еще полдюжины или около того для присмотра за рабами до того, как их продадут. Отправившись вместе с Питером, он сказал Марае о своем скором возвращении.

В Порт‑оф‑Спейне он остановился повидаться с Мэри Дэвис и застал там Тима, который выглядел совсем неважно после своей вакханалии с одной из девушек Мэри и доблестным Фаялом. Рори выразил свою признательность Мэри за аренду Мелроуза и заверил ее, что это именно то, что нужно и для него, пока он находится в Тринидаде, и для его невольников, у которых там будет барак, и не только для тех, кто находился на борту его корабля, но и для тех, кого он намеревался привезти в следующие поездки. Он упомянул, что встретился с Мараей, и Мэри погрозила ему пальчиком, сказав, что Марая просто грязная сучка, готовая раздвинуть ноги перед первым встречным негритосом. Затем в ответ на его мольбу о том, чтобы хоть кто‑нибудь занялся общей уборкой, Мэри, которая, казалось, всегда была способна разрешить все проблемы Рори, пришла на выручку. Она потянула за шнурок колокольчика, и когда на его звон пришел Фаял (который, в отличие от Тима, выглядел, как всегда, свежим), Мэри послала его снова вниз с приказаниями привести Маму Фиби.

Это была самая колоссальная негритянка, которую когда‑либо видел Рори, настоящая великанша, ростом выше шести футов и весом не менее трехсот фунтов. (Позже Рори узнал, что она была из племени луо из Уганды.) Огромные арбузные груди, того и гляди, готовы были прорвать тонкую хлопчатобумажную ткань ее платья, а невероятные бедра туго натягивали материю юбки. Ее широкое черное лицо постоянно источало серповидную улыбку, открывавшую ряд крепких белых зубов, а маленькие глазки, почти утонувшие в круглых щеках, смотрели на мир со всеобъемлющим добрым юмором. От нее пахло свежеиспеченным хлебом, и Рори заметил, что платье ее было незапятнанно белым. Мэри относилась к ней с гораздо большим почтением, чем было принято при общении с рабыней.

– У меня как раз есть человек, который может тебе помочь, дружище Рори. – Она поманила к себе Маму Фиби и взяла черную руку в свою. – Это моя ненаглядная Мама Фиби, которая не только обладает сердцем под стать своим телесам, но и определенно является лучшей поварихой во всем Тринидаде. И это еще не все, она поддерживает порядок в моем хозяйстве железной рукой. Не знаю, что и делать без нее, если бы ее дочурка, Фиби‑два, не была вымуштрована мамочкой под стать ей почти во всем. Я не собираюсь ее продавать тебе. Во всем Тринидаде не хватит денег, чтобы купить ее. Но я собираюсь сдать ее тебе в аренду при условии, – Мэри подняла вверх предостерегающе палец, – что она сама согласится. Ну как, Мама Фиби? Не возражаешь съездить в Мелроуз и навести там порядок для моего лорда Саксского?