Текст книги "Дьявол"

Автор книги: Ланс Хорнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Замок Ринктум чем‑то угнетал Рори, и теперь он понимал, что не только грязью и сыростью в доме. После надраенной до блеска чистоты «Ариадны» грязь замка Ринктум казалась еще более отталкивающей, но это еще не все. Из‑за частокола до него доносились страдальческие завывания, становящиеся то громче, то тише, но никогда не затихающие. Это человеческая душа рыдала в несчастье, стремящаяся вернуться домой и страшащаяся завтрашнего дня. Иногда вопли за дальним частоколом сливались в многоголосный хор обездоленных, затем хор замолкал и слышалось всего несколько голосов, но стоны эти не прерывались ни на мгновение. Они вселяли в душу Рори безнадежную тоску, и ему хотелось бежать без оглядки от этого ужаса.

– Мы пойдем, Соуса. – Шанго поставил на стол свой бокал и щелкнул пальцами слугам, сопровождавшим его и Рори. – Пойдем, брат мой, – и он пригласил Рори следовать за ним.

На улице произошло легкое замешательство между зонтоносами: кому над чьей головой держать свои зонтики. Во главе с шанго они пересекли плац, вышли за ворота, обогнули один из углов частокола и вышли на тропу, ведущую вверх по течению реки. Долго идти им не пришлось. В ста ярдах от частокола, но скрытые от глаз пальмовой рощицей, стояли шатры шанго, образуя маленький поселок. Шатры были сделаны из черной козлиной шерсти, а один большой шатер с пологом, открытым бризу с реки, возвышался над остальными. Над ним развевалось длинное черное знамя с белыми арабскими буквами.

– Войди с миром в дом мой, брат мой. – Шанго первым подошел к большому шатру и шагнул внутрь. – Я знаю, что ты пока еще не верующий, и я не должен, по законам Ислама, делить с тобой свой шатер. Но у меня есть право так поступать, потому что, с другой стороны, Пророк посылает нам свое гостеприимство. Так что я подчиняюсь закону гостеприимства и приглашаю тебя. Теперь, мой лорд Саксский, твой дом – шатры Саакса, несмотря на всю их убогость.

Рори вошел внутрь через откинутый полог.

– Считай, что за много миль отсюда, за океаном, в горах Шотландии, мой замок Сакс стал твоим домом, мой господин шанго.

Рори понимал, что замок без крыши вряд ли устроил бы принца, но он знал, что никогда и не будет принимать в нем шанго. Однако, если бы руины замка Сакс были бы такими же величественными, как Уайтхолл Георга, он бы все равно сделал это приглашение.

– Теперь, когда ты здесь, мой лорд Саксский, – стал снимать тюрбан шанго, разматывая собственноручно ярды зеленого муслина и передавая их юноше, который последовал за ним в шатер, – и так как мы договорились, что мы оба братья, поскольку носим одно имя, так давай отбросим титулы и формальности. Мой отец, и некоторые из братьев, и даже моя мать обычно зовут меня Баба, хотя это запрещено моим женам.

– Меня зовут Рори, – он протянул руку. – У меня на родине, если два человека братья, они жмут друг другу руки.

Баба не обратил внимания на руку Рори.

– Довольно глупая традиция, Рори. Всего лишь прикосновение пальцев. У меня на родине никто не оказывает таких жалких знаков внимания. Вместо этого мы обнимемся, – он крепко обнял Рори и похлопал его по спине. – Теперь, когда мы лучше узнали друг друга, позволь сказать, что ни один человек не в состоянии существовать здесь в таких ужасных одеяниях, как у тебя. Они красивы, спору нет, – пальцы его пощупали бархат кафтана Рори, – но в них жарче, чем в полуденном зное пустыни. Не соблаговолишь ли, брат мой, надеть мои одежды?

– Почему бы нет? – Рори посмотрел прямо на Бабу, не отводя глаз.

Баба был в нерешительности.

– Потому что… да, скажу. У меня черная кожа, а у тебя белая. Белые не считают негров равными себе. Мой отец султан, и все равно белые иногда очень непочтительно ко мне относятся, но когда они действительно оказывают мне уважение, у меня такое чувство, что они это делают потому, что им что‑то от меня надо. Для белого человека я черный дикарь, бегающий по джунглям с палочкой в носу, ненамного лучше животного.

Рори улыбнулся и дотронулся до руки Бабы.

– По правде, Баба, ты первый темнокожий, с которым я разговариваю. Да, возможно, твоя кожа темнее моей, – Рори не выпускал руки Бабы из своей, – и все же это – прекрасная рука. Сильная и способная на добро. Ни с кем еще я не разговаривал так, как с тобой, и хочу сказать, что ты красивый парень и, мне кажется, прекрасный человек. Если ты не возражаешь, чтобы твоя одежда коснулась белой кожи, я буду носить ее. Давай больше никогда не говорить о цвете кожи. Цвет кожи значит не больше, чем цвет наших глаз или волос.

Рука Бабы сжала руку Рори.

– Мы никогда больше не будем говорить о цвете нашей кожи.

Медленно он выпустил руку Рори. Рори огляделся в шатре и нашел его гораздо лучше затхлой атмосферы замка Ринктум. Его воздушный простор был прохладным и манящим. Толстые ковры из цветной шерсти мягко стелились под ногами, делаясь еще мягче от песка под ними. Стены тускло мерцали драпировкой, украшенной серебром и золотом. Мебели не было, за исключением больших диванов у стен, покрытых разными покрывалами. Пуфы и подушки делали диваны еще более привлекательными. Несколько низких столиков сверкали инкрустированным перламутром, и на одном из них стоял латунный факел, струящий клубы голубого дыма, распространявшего сильный запах сандалового дерева. Запах этот, похоже, отгонял насекомых, так как здесь не было ни одной назойливой мухи или комара, которыми кишел дом Соусы.

– Все здесь твое, Рори, – Баба обвел рукой шатер. Он хлопнул в ладоши, и из сумерек шатра возник юноша. – Это Абдулла, он будет выполнять твои приказания. – А слуге он сказал – Смотри! Слушайся своего нового господина так, как слушаешься меня…

А теперь, бой, открой сундуки. Пусть мой брат выберет себе одеяние. Единственное, что он не может носить, это мои зеленые тюрбаны, потому что он не хаджи, он никогда не совершал паломничества в Мекку. Подержи халаты, Абдулла, пусть он выберет.

Бой открыл сундуки и стал по очереди показывать шелковые кафтаны. Во второй раз в тот день Рори сталкивался с трудностью выбора одежд, которые ему не принадлежали; но одеяния Бабы оказались настолько шикарнее одежд Спаркса, что Рори был очарован их великолепием. В замешательстве Рори указал на халат из лазурно‑голубого шелка, перед которого был сплошь усеян жемчугом и вышит серебром. Затем в стремительной последовательности Абдулла с одобрения Бабы предложил Рори роскошный халат с капюшоном из белой шерсти, пару шлепанцев, как у Бабы, и меру шитого серебром муслина на тюрбан.

Баба жестом приказал бою положить одежды на диван и сказал:

– Пришли мне рыжеволосого слугу моего господина Сакса, а сам не возвращайся. И не разрешай никому другому заходить в шатер.

Он повернулся к Рори, на лбу его появилась тревожная тройная складка.

– Прежде чем переодеться, мы искупаемся в реке. Мы, мусульмане, верим в чистоту. Мы ведь не нзрани, чтобы никогда не мыться. Даже в пустыне те, кто не может купаться в воде, чистят свои тела мелким песком. Кроме того, прохлада воды освежит нас. Мои рабы будут бить по воде, так что тебе нечего бояться крокодилов.

Ты, брат мой, наденешь хлопчатобумажные кальсоны во время купания, а прислуживать тебе будет только рыжеволосый раб. Тебе не подобает самому обслуживать себя, но, с другой стороны, не подобает, чтобы мой раб видел тебя без одежды. Рабы сплетничают между собой, как тебе известно, и им не следует знать, что ты был рожден нзрани. Я предпочитаю, чтобы они оставались в неведении.

Рори понял слова Бабы, но они мало что для него значили. Почему Баба предпринимал такие предосторожности, чтобы никто не увидел его тело, хотя, по всей видимости, Баба совершенно не опасался, что рабы увидят его собственное? Озадаченный вид Рори выдал его непонимание.

– Обнаженный мужчина сразу же заявляет о своей вере, – спрятал в улыбке свое замешательство Баба.

Рори замотал головой, ничего не понимая. Баба опустил голову, чтобы не смотреть на Рори. Он довольно долго молчал, и можно было легко заметить, какая борьба шла в его сознании. Когда он заговорил, то произносил слова очень медленно, стараясь подобрать нужные выражения, чтобы не смутить Рори.

– Хочу сказать, друг и брат мой, что существует верный способ отличить последователя Пророка от нзрани. Не так просто отличить истинного верующего от еврея, потому что мы, мусульмане, следуем определенной традиции иудеев. Мы считаем, что мужчина должен расстаться с дюймом своей бесполезной кожи. Это становится признаком его мужественности и знаком его приверженности Исламу. Можно считать это жертвоприношением, но та незначительная боль, которую человек испытывает при этой операции, ничто в сравнении с возрастающим удовольствием, которое он получит. Наши женщины предпочитают это. Вот это как раз и беспокоит меня в тебе.

Теперь Рори понял. Он засмеялся, и смех его был настолько заразительным, что Баба поднял голову и улыбнулся ему.

– Что же ты все ходишь вокруг да около, брат мой? Ты хочешь сказать, что арабы, как и евреи, подвергаются обрезанию и что по голому человеку можно сказать, к какой вере он принадлежит?

– Именно это я и пытался сказать. Когда я узнаю тебя лучше, мне не будет стыдно говорить с тобой о таких интимных вещах.

– Тогда пусть тебя это больше не волнует. Действительно, нож никогда не касался меня. Такие операции не делают в Шотландии, где вера отличается от вашей. Мы считаем, наоборот, что крайняя плоть дает человеку большее удовольствие, и нашим женщинам это нравится. И хотя нож никогда не касался меня, Баба, судьба так распорядилась, что я выгляжу как истинный верующий.

Смотри! – Рори снял пропитанные потом штаны и предстал голым перед Бабой. – Вглядись, Баба, и скажи, что я запросто выдержу этот экзамен. Когда я был маленьким мальчиком, я начал вырастать из собственной кожи. Природа удалила крайнюю плоть, потому что ей не хватало кожи, чтобы прикрыть мое тело. И другие мальчишки очень интересовались этим, когда мы купались в речке. Я был единственным среди них, у кого не было крайней плоти, и я страдал от этого. Другие мальчишки смеялись надо мной и называли меня «лысым жеребцом». Но всем девушкам, похоже, так нравилось больше, чем если бы он был полностью одет. И я вдвойне рад, что природа, или судьба, так позаботилась обо мне.

Он сделал два шага в сторону Бабы и выгнул тело.

– Смотри, друг и брат мой.

Баба пристально смотрел, одобрительно кивая головой.

– Кисмет! – Баба хлопнул Рори по белому плечу. – Ни один хирург в Каире не сделал бы лучше. Хвала Аллаху! Не надо бояться, что кто‑нибудь узнает об этом. Ты, судя по виду, один из наших. – Он ударил в ладоши и крикнул Абдуллу, что‑то шепнул ему на ухо и снова отпустил его.

– Нам не понадобятся услуги рыжеволосого раба, Рори. И услугами Абдуллы мы тоже не воспользуемся. Обслуживание будет еще лучше. Дома у меня четыре жены, такое количество предназначено мне Пророком. Эти жены – матери моих детей, но в путешествие я не беру с собой жен, чтобы их не мог увидеть другой мужчина. Вместо них я беру своих рабынь, чтобы удовлетворять естественные потребности тела. Точно так же, как мужчине необходимо есть и пить, ему необходимо спать, и ему нужна женщина, чтобы опорожнять свое тело и поддерживать его в добром здравии.

Так что я предоставлю тебе одну из своих рабынь. Ее зовут Альмера, и я расстаюсь с ней не без сожаления, потому что она очень хорошо умеет удовлетворять потребности мужчины.

– Тогда я не смогу принять этот подарок. – Рори почувствовал возбуждение от одной мысли о таком обслуживании. Прошло так много времени с тех пор, как он имел женщину, что он с не терпением ждал встречи даже с неряхой, которую мог предложить ему Соуса.

– Но ты должен принять, – настаивал Баба. – Если б я отдал тебе то, что не имеет для меня никакой ценности, как эти одежды, – это не было бы настоящим подарком. Увы, не могу сказать, что она девственница. Она была ею, когда я приобрел ее, и именно я лишил ее девственности, но, по крайней мере, я могу сказать, что ни один мужчина, кроме меня, не видел ее лица. Я единственный, кто обладал ею. Когда мы приедем в Саакс, у тебя будет столько девственниц, сколько захочешь, ну а до тех пор Альмера лучшее, что я могу тебе предложить, и делаю это с извинениями. Вот, она идет. – Баба опустил глаза и рассмеялся громко и безудержно – И, я вижу, как раз вовремя, мой Рори, по тебе видно, что Альмера тебе просто необходима.

Через занавески шатра проскользнула девушка, и, хотя она делала вид, что не смотрит на Рори, он знал, что она оценивала его боковым зрением. Рори видел, как на секунду расширились ее глаза, и почувствовал, что она улыбнулась под вуалью; но, с наигранной скромностью повернувшись к Рори спиной, она стала перед Бабой.

– Обернись, девушка, и сними чадру. – Баба легонько подтолкнул ее – Вот твой новый господин. Ты будешь служить ему так же хорошо, как ты служила мне. Он господин Сакса, так же как и я. Иди к нему.

Рори видел темные волосы, ниспадавшие на плечи облаком черного дыма. Она сорвала чадру с лица, и теперь он увидел не только черные глаза, сверкающие, как угольки. Он увидел янтарную кожу, пухлые алые губы и маленькие уши, сидевшие, как раковины улиток, под облаком волос. Она подошла к Рори и стала на колени, взяв его руку в свою и целуя ее, смиренно склонив голову. Он нагнулся и поднял ее, чувствуя тепло ее кожи через тонкое покрывало, отделявшее его тело от ее.

– Шанго Саакса великодушен, раз расстался с такой ценной собственностью. – Рори взял ее за подбородок, желая, чтобы его друг хоть на мгновение покинул шатер и он остался бы наедине с этой девушкой.

– Он великодушен, – ответила она, лаская своими пальцами его обнаженное тело. – Ко мне он тоже был очень великодушен, и Аллах был очень великодушен к тебе, мой господин Сакс. – Ее пальцы, нисколько не смущаясь присутствия Бабы, продолжали свой поиск. – Я с удовольствием буду служить тебе.

Усмешка Бабы переросла в хохот.

– По‑моему, она совершенно не жалеет, что я больше ей не господин. Тебе нечего сказать мне, Альмера?

– Только то, что ты самый лучший господин, о котором может мечтать девушка.

– Довольно, девушка, оставь его. У нас еще много дел, и, если ты будешь продолжать искушать его, он забудет про все и сделает то, к чему ты его принуждаешь. Наступит ночь, Альмера, и твой новый господин будет со мной в этом шатре, – он показал на один из диванов. – Похоже, что мы все слишком великодушны друг к другу.

Продолжая смеяться, он сбросил с себя одежды и завернулся в мягкое белое полотенце. Рори вырвался из объятий Альмеры.

– Уже много недель у меня не было женщины, – улыбнулся он, извиняясь перед Бабой.

– Теперь тебе не на что будет жаловаться, – уверил его Баба. – Пойдем искупаемся. Вода охладит тебя.

Глава XI

Рори нехотя открыл глаза и снова их закрыл, жмурясь от яркого снопа солнечного света, струящегося из откинутого полога шатра. После бурно проведенной ночи ему не хотелось возвращаться в реальность дня. Он повернулся на бок, чтобы посмотреть на диван в противоположном конце шатра, который занимал Баба. Чернокожий великан уже проснулся, и лучи солнца высвечивали пятна цвета топаза на его обнаженном торсе. Он возлежал на многочисленных подушках, потягивая кофе из крошечной фарфоровой чашки в бронзовой оправке филигранной работы. Абдулла, мавританский бой, прислуживал ему, и не было намека ни на Альмеру, ни на Заю, рабыню из гарема Бабы, которая делила с ним ночью постель точно так же, как Альмера делила постель с Рори. Нет, думал Рори, Альмеры и след простыл, даже запаха ее духов не ощущалось. След простыл, но остались маленькие багровые синяки на теле от ее губ. Он стал рассматривать эти сувениры наслаждения, затем потянулся, закинув руки за голову, зевнул и повернулся лицом к Бабе, прикрываясь мятой простыней, чтобы его наготы не видели Баба и бой.

– Ты наконец‑то проснулся, Рори? – Баба указал на кофейник и что‑то быстро сказал Абдулле. – Давно пора. Я пил кофе и думал, будить ли тебя постепенно, щекоча голубиным пером, или вернуть тебя к жизни быстро, облив водой из ведра. Послушай! Солнце взошло, и я уже закончил утренние молитвы. Я послал боев к реке распугать крокодилов, и сейчас мы искупаемся, оденемся и займемся нашими делами с этим скользким сыном верблюдицы Соусой. – Он подождал, пока Абдулла налил кофе Рори и поправил подушки, чтобы Рори было удобно сидеть. – А теперь скажи, как тебе спалось этой ночью?

– Спалось? – застенчиво усмехнулся Рори, – Ты действительно полагаешь, что я должен был спать, а, Баба? Разве я лег в постель по этой глупой причине? Увы, нет! Сон бежал моих глаз, пока не стало светлеть в шатре. И тут моя партнерша исчезла. Она ушла вместе с твоей подругой. Ах, если бы она сейчас была здесь!

– Ну, это же не последняя ночь, брат мой, – укоризненно погрозил пальцем Баба. – Я отправил их обеих по очень простой причине. По утрам женщина действует слишком расслабляюще на мужчину, и он весь день будет чувствовать себя изможденным. Эрекция, с которой мужчина пробуждается, не имеет ничего общего со страстью: она лишь указывает на то, что его пузырь полон. Пусть Абдулла принесет тебе горшок сейчас, и ты убедишься, что я прав. Утренняя твердость исчезает моментально.

Баба оказался прав, Рори в этом и не сомневался, хотя он сам никогда над этим раньше не задумывался. Взяв полотенце у Абдуллы, Рори встал, обмотал его вокруг бедер и присоединился к Бабе у выхода из шатра. Вместе они спустились по крутому берегу к воде, где мужчины‑рабы, образовав полукруг, били по воде пальмовыми ветками и палками. Хотя им удалось отогнать крокодилов, они замутили воду. Но она была все‑таки прохладной, а мыло, которое дал Рори Баба, французским, отличного качества, и пахло сиренью. Какое удовольствие было смыть с себя ночной пот и ощутить телом прохладу воды. Баба, который в большинстве случаев оставался серьезным молодым человеком, играя роль шанго, которому не может быть свойственна легкомысленность, сбросил с себя свою серьезность вместе с одеждами и барахтался теперь в воде, как беспечный кит. Он проплывал над водой, хватал Рори за ноги, а Рори в ответ делал вид, что топит его. Они боролись по пояс в воде, гонялись друг за другом, барахтались и играли, пока наконец не вышли на берег, где их завернули в длинные, мягкие, белые полотенца. Копна черных курчавых волос Бабы высохла мгновенно, а вот Рори, чтобы высушить свои длинные локоны, пришлось довольно долго вытирать их и встряхивать.

Пока Абдулла подавал полотенце Бабе, другой бой, один из тех, что отгоняли крокодилов, вытирал Рори. Он был немного темнее Бабы, с точеными чертами араба. Бусинки воды скатывались с его обнаженного тела, пока он работал полотенцем. Что‑то в нем поразило и привлекло внимание Рори. Хотя бой был юн, худ и достигал Рори только плеча, аппарат его был, как у великана. Рори глаз не мог от него оторвать, и даже Баба заметил это.

– Тебе нравится Фаял? – Баба указал на боя, а точнее на тот придаток, на который уставился Рори. В голосе его сквозило удивление, даже слабый намек на скептицизм. – Он мне брат наполовину, он был зачат моим отцом, но рожден от рабыни, поэтому и сам раб. Его мать сенегалка, а некоторые полагают, что сенегальцев можно сравнить с рабами из Судана; но я этому не верю и считаю, что суданцы превосходят все остальные племена.

– Угу, к тому же он красив, – Рори перевел взгляд на лицо юноши. – Я и не думал, что ты знал, куда я смотрел, но это правда: я смотрел именно на это. Какое чудо!

– Ты когда‑нибудь видел себя в зеркало в полный рост, Рори?

– Но в его возрасте я бы не увидел то, что видит он.

– Сенегальцы славятся как жеребцы, хотя у суданцев репутация в этом еще выше. Ну, Рори, я не знал, что тебя интересуют мальчики. – Баба вовсе не выглядел обеспокоенным мнимым предпочтением Рори. – Если ты предпочитаешь его Альмере, забирай, он твой. Он будет прислуживать тебе так же, как Альмера, а многие говорят, что даже лучше.

Рори энергично замотал головой в знак протеста.

– Я никогда не понимал тех, кто предпочитает мальчиков, Баба, и я вряд ли когда‑нибудь заинтересуюсь ими. Многие моряки иного мнения. У нас был юнга на корабле, который обслуживал многих из команды. Я их не осуждаю, но меня это никогда не будет привлекать. Интерес к этому парню был вызван прежде всего любопытством, а потом я вспомнил девушку, которую оставил в Шотландии. Она никак не хотела расставаться со мной, брат мой, потому, как сама сказала, что никогда в жизни не встречала мужчину, который мог бы удовлетворить ее, и вряд ли встретит после меня. Я думал о ней, когда увидел этого парня, и решил, что он стал бы мне достойной заменой.

Во взгляде Бабы читался вопрос, не понимая, он замотал головой:

– Я не понимаю твоего отношения к женщинам. Разве женщина, о которой ты говоришь, рабыня, если ты сможешь поделить ее с другим рабом? Здесь мы не делимся своими женщинами. Конечно, в больших гаремах мы держим евнухов, чтобы они ублажали женщин, но мы никогда не позволяем им увидеть настоящего мужчину. Разумеется, я поделился с тобой Альмерой, но это не совсем так, потому что я ее тебе отдал. И ты позволишь женщине, о которой говоришь, наслаждаться с этим боем?

– Она уличная девка, Баба. Я взял ее всего на одну ночь. За ночь до меня у нее был другой мужчина, и еще один на следующую ночь после меня. Все же она была хорошей девушкой. Несмотря на то, что она была уличной шлюхой, она оказалась щедрой, доброй, ласковой и любящей. Она взяла меня к себе с улицы в Глазго, накормила меня, обогрела, любила меня и пожелала мне счастливого пути утром. Я обещал, что пришлю ей маленький подарок из Африки.

– Значит, она принадлежит к «выезжающим ногтям». Они уезжают в города, чтобы продавать свое тело, а потом возвращаются в свои деревни, чтобы выйти замуж, отдав мужьям заработанные деньги. Я так понял, что эта женщина продавала свое тело за деньги, а?

– Да, но не мне. То, что она продавала другим, мне она отдала бесплатно. Но давай не будем больше обсуждать это, Баба, она ведь за много миль отсюда, и я совсем забыл про нее, пока не увидел этого молодого Фаяла, надрывающегося тут, как ишак.

– Ах, мы должны обсудить этот вопрос, Рори. Если хочешь послать ей этого парня, пожалуйста, он твой. Это можно устроить. Его можно отправить с твоим кораблем, а я прослежу, чтобы с ним обращались как следует во время плавания и никому не продавали.

Твой капитан не посмеет ослушаться меня, особенно когда я насыплю ему в ладонь золота. Потом, когда корабль прибудет в Англию, он пошлет боя женщине, о которой ты рассказал.

Мысль понравилась Рори. Он представил себе Мэри Дэвис, щеголяющую по серому Глазго с собственным рабом‑негром. А уж как она будет рада этому? Если уж ей понравился Рори, а ей он точно понравился, то как же она обрадуется Фаялу! По крайней мере, в два раза больше, полагал Рори. Собственный ее черный арап! Да о ней по всему городу молва пойдет. Единственная шлюха в Глазго с таким знаком отличия. Рори посмотрел на боя, снова оценивая его по достоинству, как и в первый раз. Теперь в прозрачных карих глазах раба стояли слезы. Зачем ему ломать всю жизнь юноши, поддавшись сиюминутному желанию? Зачем увозить его от солнца и лишать роскоши шатров Бабы? Чтобы поселить в холоде и нищете дома Мери? Но он не мог не считаться с Бабой.

– Почему ты плачешь, юный Фаял? – Баба, казалось, не был тронут чувствами юноши. – Правда то, что великий белый господин желает отправить тебя как подарок своей женщине через океан, но потому лишь, что ты превосходишь всех остальных боев. Ты должен гордиться, что Аллах, мудрейший из мудрейших, счел возможным наградить тебя так, что все мужчины будут завидовать тебе, и все женщины возжелают тебя. Ты сможешь удовлетворить эту женщину, подругу великого белого господина, а она, в свою очередь, расскажет о тебе всем своим подругам. И у тебя будет гарем больше, чем у султана, но совершенно ничего не будет тебе стоить. Это большая честь для тебя и прекрасная возможность.

– Это воля Аллаха, – склонил голову юноша. – И‑н‑ш‑а‑л‑л‑а‑х! Но, увы, я никогда больше не увижу свою мать, и я совсем не хочу оставлять тебя, мой господин шанго.

– Ты уже слишком взрослый, чтобы идти в гарем, так что ты в любом случае никогда больше не увидишься с матерью. Ты обретешь счастье, сознавая, что выполняешь мою волю так, как я просил. – Баба повернулся к Рори. – Бой твой, брат. Я отдам распоряжения о его посылке в Англию, а ты можешь написать письмо, чтобы его передали женщине, которая, как ты говоришь, была столь добра и ласкова с тобой. Для тебя ведь ничего не стоит послать ей такой знак благодарности.

– Благодарю, Баба. Но в будущем я буду осторожнее и не буду восхищаться ничем в твоих владениях, что бы это ни было, одеяние, партнерша на ночь или бой, ты все это даришь мне.

– Ты бы поступил точно так же.

Баба шлепнул Фаяла по голой заднице и приказал ему пойти одеться и прибыть с докладом в дом Соусы. А сам он и Рори вернулись к шатру. Баба целиком ушел в собственные мысли. Наконец он повернулся к Рори.

– Почему я не должен дарить тебе то, что имею, Рори? Все, что есть у меня, принадлежит тебе. Это не пустые слова. Здесь в Африке мы люди импульсивные. Мы быстро влюбляемся и так же быстро начинаем ненавидеть. С той минуты, как я увидел тебя, ты мне понравился, но, должен признаться, это еще не все. Перед тем как мне покинуть Саакс, моя мать сказала, что я встречу тебя. И хотя она была обращена в истинную веру, она не родилась последовательницей Пророка. Как неверная, она поклонялась богам Судана. Суданцы очень древний народ с очень древними богами. Конечно, – он пожал плечами, – существует только один Бог – Аллах, но…

– Кто знает, – Рори постарался успокоить его, – возможно, есть боги древнее Аллаха.

– Пожалуй. – Баба не был уверен. – И, конечно же, суданцы – древний народ с очень древними богами. Это самый древний, самый сильный и самый красивый народ во всей Африке, и я говорю это с гордостью, потому что сам наполовину суданец.

– Поскольку ты представитель суданского народа, я тебе верю.

Баба кивнул головой, принимая комплимент.

– Так вот моя мать даже сейчас, будучи истинной последовательницей Пророка, иногда обращается к богам Судана и беседует с духами своих предков. Прямо перед моим отъездом она устроила этот обряд, чтобы убедить меня, что путешествие будет безопасным, и сообщила мне, что ее боги сказали ей, что я повстречаю не знакомого принца, носящего мое имя, но с золотыми волосами, и что я должен стать его братом. Предсказание богов моей матери сбылось, Рори. Но довольно! Коротышка Соуса и твой капитан ждут нас к завтраку в замке Ринктум. Я пойду, но есть его пищу я не буду. Мои повара приготовят мне завтрак и отнесут его туда. Я также не намерен завтракать за одним столом с Соусой и твоим капитаном. Можешь выбирать, где сядешь, со мной или с ними; какую пищу будешь есть, мою или их; какую одежду наденешь, мою или их. Ты волен выбирать сам.

– Ты будешь доволен, если я сяду с тобой? – спросил Рори.

Никогда в жизни Рори не встречал человека, который бы так много сделал для него, как Баба, и ему не терпелось отплатить добром. Это не составило бы труда, потому что Рори нравился этот высокий африканский парень.

– Тогда я буду есть с тобой, о брат мой! Я сяду с тобой и буду есть твою пищу и пить твои напитки и носить твою одежду. Тех людей нельзя назвать моими друзьями. Рубцы, которые ты видел на моей спине, дело рук капитана, так же как и рана на ноге у моего слуги. Что касается португальца, то он напоминает нечто ползучее, прячущееся под камни, и я не доверяю ему. Но тебе я доверяю, Баба. У меня в жизни не было ни брата, ни близкого друга. Теперь, когда наши пути встретились, я умоляю тебя о дружбе со мной, и жизнь моя тому порукой.

– Ах, мне нужно гораздо больше, чем это.

Баба порылся в одном из сундуков и достал две робы, языческие по своему буйству золота и примитивному покрою. Они не походили на арабские робы, которые он и Рори носили в предыдущий день. Одну из них Баба кинул Рори.

– Вчера своей одеждой я отдал должное своему отцу. Сегодня я отдаю должное своей матери и наряжусь суданцем, и ты следуй моему примеру, хотя мир еще никогда не видел суданца с желтыми волосами. Но, как я и говорил, Рори, мне нужны не только твоя дружба и жизнь. Если мы хотим стать настоящими братьями, мне нужна твоя душа.

– Как же я могу отдать ее тебе?

– Очень просто, повторяй за мной вот эти слова.

– Начинай!

– Нет на свете Бога, кроме Аллаха… – В словах Бабы звучала такая серьезность, которой раньше не было.

– На свете нет Бога, кроме Аллаха, – повторил Рори.

– А Магомет его Пророк.

– А Магомет его Пророк.

– Вот и все. – Баба взял у Рори робу и надел на него, оставив одно плечо открытым. На голову Рори он надел маленькую шапочку из белого бархата, шитого золотом. Затем оделся сам, и они вышли из шатра, где их ждали зонтоносы.

Баба усмехнулся:

– Знаешь, кто ты, Рори?

– Я что‑то среднее между шотландским бароном, суданским принцем и арабским шанго.

Вновь лицо Бабы стало серьезным.

– Не только. Ты мусульманин, истинный верующий. Об этом говорят слова, которые ты только что произнес. Такова воля Аллаха, ты больше не будешь нзрани. Подумай, человек, и возрадуйся. Нам даже не надо звать брадобрея, чтобы отрезать тебе крайнюю плоть. Ты был рожден для Ислама.

– И‑н‑ш‑а‑л‑л‑а‑х, – ответил Рори. И это было самым подходящим ответом.

Глава XII

После напоенной солнцем, пахнущей сандаловым деревом свежести шатра Бабы атмосфера дома Соусы казалась пропахшей плесенью и кишела паразитами. Пахло так, как будто кровля крыши и сами стены были набиты разложившимися ящерицами, насекомыми и прочей мертвечиной, которая когда‑то ползала. Стол для завтрака, однако, был убран с некоторой элегантностью, в которой, правда, тоже были следы упадка и разложения: великолепная кружевная скатерть была изорвана, запачкана и изобиловала масляными пятнами; на ней стояли потускневшее серебро и треснувшая фарфоровая посуда. Спаркс и Соуса уже сидели за столом, когда вошли Рори и Баба. Оба они уважительно встали. Соуса, склонясь в почтительном поклоне перед Бабой, указал на два свободных места за столом, но Баба, удивив Рори тем, что неожиданно произнес по‑английски «спасибо», хлопнул в ладоши. Вошла его свита с Тимом позади всех. Они положили на пол подушки, предварительно подметя его небольшими метелками, а затем поставили перед ними низкие столики. Слуги моментально покинули комнату и тут же вернулись с блюдами, покрытыми высокими коническими крышками из бамбука. Баба уселся сам, показывая Рори место рядом с собой, в то время как Тим стал позади Рори рядом с «мажордомом» Бабы, престарелым арабом с бородой с проседью и в зеленом тюрбане хаджи.